Игрок

Глава 7.

Гевин

— Мистер Сент, ваша ставка без повышения.

Я держу в руке две пары тузов, в банке было сто пятьдесят тысяч долларов, и я заработал уже полмиллиона долларов, читая никчемных недоумков за моим столом. Я должен быть рад, наслаждаться своей победой, сосредоточившись на игре, но мой разум в другом месте. Он сосредоточен на миниатюрной брюнетке, которая флирует с мальчиком-серфером с бара.

Всю ночь я веду себя с ней как мудак, что означает, разбрасываюсь обидными словами, но я не пытаюсь с ней подружиться, я на самом деле даже не знаю, что пытаюсь сделать и как перестать об этом думать. Знаю только то, что она выводит меня из игры.

Будучи сторонним наблюдателем, вы не поймете, что за война происходит в моей голове за возможность сосредоточиться. Я спокоен, мои реакции нейтральны, и я наблюдателен. Бросаю знающие взгляды своим оппонентам, давая понять, что снова собираюсь взять банк. С каждой ставкой я аккуратно щелчком пальцев бросаю фишку, и она приземляется в центр — трюк, который я практиковал с юности, а сейчас суеверие, которому следую каждый раунд. Я выполняю каждый свой шаг в процессе игры, за исключением игнорирования внешнего мира.

Мои мысли не ускользают от меня настолько, что я не могу сконцентрироваться, поэтому рядом со мной лежит гора фишек. Они просто раздражают, злят и вызывают у меня стресс, с которым я не против иметь дело.

— Ставка без повышения, — сказал я, зная, что у парня с монобровью справа от меня ничего нет.

Как я и думал, у него пара королей. Небрежно переворачивая свои карты, я показываю свои тузы, отправляя бедного дурака в безумство депрессии. Придурок сделал ставку оставшейся части своих денег, основываясь на паре королей — по большей части жалкое зрелище. Единственная причина, почему он в этой комнате — он может себе это позволить. Очень редко я вижу от кого-то настоящий вызов. Возможно, поэтому меня так привлекает Пенелопа. Привлекает! Ха. Больше, черт побери, раздражает.

Пока Дэвис готовится к следующему раунду, я позволяю своем взгляду блуждать по Пенелопе. Она в тех же самых туфлях, что и вчера, ее ноги в чулках, а юбка слишком обтягивает бедра, заканчиваясь под задницей, выше взгляд перемещается на груди, которые почти выпрыгивают из рубашки, приглашая поиграть. Ее улыбка приятная, манера вести себя — настойчивая, и что-то затуманивает ее едва искрящиеся глаза, между которыми пролегла постоянная хмурость.

Кажется, деньги для нее проблема, учитывая состояние первой пары туфель, в которых я ее видел, но скорее всего не это беспокоит ее. Есть что-то серьезнее, что-то более значимое управляет ее рутиной.

Но что это?

— Мистер Сент, вы в игре? — спрашивает Дэвис, ее плавный волос вырывает меня из размышлений.

Вместо того чтобы позволить ей увидеть, что я нахожусь в оцепенении своих мыслей, я небрежно опускаю взгляд на свои фишки, делаю глоток своего напитка и затем переворачиваю фишку по центру.

Снова переводя внимание на игру, я забываю обо всем остальном в комнате. Пенелопа подождет. Сейчас необходимо выиграть деньги.

Группа, против которой я играл, была средней паршивости. Их было так легко прочитать. Тимберс проверял свои карты, каждые две секунды, когда у него была хорошая раздача. На Гибсоне были очки, а глаза у него были лукавые, но он не осознавал, что его брови жили отдельной жизнью. Сандерсон был довольно спокоен большую часть времени, но если внимательно за ним наблюдать, можно заметить, когда у него хорошая раздача — он слегка постукивает указательным пальцем по ободку бокала. Мне потребовалось некоторое время, чтобы разобраться в нем, но когда у меня получилось, его стало легко обыграть. Затем Пиккори. Он тот еще фрукт. Чешет свой нос, ерзает на сиденье и почесывает правую ладонь. Мужик огромная, ходячая подсказка. Он разбрасывается деньгами, когда заходит в зал, но это не длится долго.

Игра за игрой я сосредоточен, игнорируя то, что происходит вокруг меня. Я даже не замечаю, когда пополняется мой стакан, все что осознаю — гора фишек перед мной увеличивается, пока у всех уменьшается, когда ночь подходит к концу.

Последняя раздача, и Дэвис раздает нам карты. С каждым тасованием колоды, я чувствую, как моя душа пробуждается, через меня проходит легкость, как будто я навещаю старого друга.

Когда карты розданы, я небрежно поднимаю краешек своих, отмечая, что у меня два вальта — буби и черви. Перевожу взгляд и вижу, что Дэвис перевернула шестерку крестей, даму черви, вальта пики.

Бл*дь, да.

Несмотря на вечеринку в голове я остаюсь невозмутимым с виду.

Быстро оглядывая стол, я ищу любые проколы. Пиккори сразу начинает ерзать на месте. Сандерсон оставляет бокал на столе, вероятно, ожидая очереди перевернуть карты, а Гибосн внимательно изучает свои карты.

— Гибсон, ваша ставка, — говорит Дэвис.

Он играет со своими фишками — еще один показатель блефа. Ставит десять тысяч, мы все делаем свои ставки. Я не поднимаю, потому что не хочу спугнуть своих оппонентов.

Перевернутая карта показывает десятку пики. Для меня бесполезно, но опять же, у меня есть три одинаковые карты прямо сейчас, и я сижу довольно.

— Гибсон, — зовет Дэвис. Он складывает фишки вместе и бросает сто тысяч. Я сдерживаю себя, чтобы не закатить глаза. Придурок слишком много себе позволяет, особенно для блефа. Мы все отвечаем на ставку за исключением Тимбера, который опускает голову, ругательства вырываются из его рта, как раз когда Пенелопа приносит ему напиток, чтобы утопить печаль. Он довольно грубо выхватывает напиток и осушает его быстрее, чем она успевает уйти.

— Еще, — бурчит он.

Я игнорирую раздражение, которое поднимается во мне из-за того, как мудаки обращаются с Пенелопой, опять же, я не лучше, делаю себе заметку, дать ей хорошие чаевые, когда все закончится.

Ривер, пятую и последнюю карту, переворачивают на столе, открывая даму буби. На галерке сисятные длинноногие цыпы, которых мужчины привели с собой, ахают. Выигрышный фонд стал гораздо больше.

Держа в руках фулл хаус, я оцениваю мужчин вокруг меня. Пиккори не находит себе места, Гибосон считает свои фишки, складывая для ставки, а Сандерсон все еще не поднял свой стакан. Уверен, он вне игры.

— Гибсон.

Внезапно он сгребает три сотни тысяч в середину стола, делая ставку слишком крутой для всех, кроме меня. Сандерсон сбрасывает карты, чего я и ожидал, а Пиккори поджимает губы, когда толкает свои карты по столу, явно недовольный исходом ночи.

Небрежно, решительной рукой я поддерживаю ставку Гибсона, не желая подталкивать его к тому, чтобы поднимать еще выше. Если бы это была игра с высокими ставками, с игроками, которые чего-то стоили, я бы поднял выше, но я играю против придурков. Не стоит пользоваться их идиотизмом.

— Поддерживаю ставку, — говорю я, кивая мужчине, чтобы показал мне свои карты.

С ядовитой улыбочкой он переворачивает карты и королевы трех мастей смотрят на меня.

Я киваю, делаю глоток виски и использую край одной из карт, чтобы перевернуть их все, открывая фулл хаус.

— Бл*дь! — кричит Гибсон, подскакивая из-за стола и отбрасывая напиток в сторону. Я перевожу взгляд на Пенелопу, которая вновь говорит с барменом, когда она осознает, что ей придется помочь с беспорядком, созданным Гибсоном, и когда я говорю «помочь», я имею в виду, что ей придется убрать все.

Я откидываюсь в кресле и допиваю остатки своего напитка.

— Хорошая игра, парни, но думаю пора расходиться по домам. — Дэвис собирает мои фишки за меня и толкает их в моем направлении. Охранники проходят через двери с черными чемоданами, прикованными наручниками к их запястьям, чтобы забрать выигрыш. Я даже не утруждаю себя подсчетом. Знаю, что передо мной лежит больше миллиона.

К счастью, мне не нужно беспокоиться о своих фишках, охранники относят их банковскому служащему, который автоматически кладет деньги мне на счет. Просто еще один день за покерным столом.

Прежде чем у меня забирают все фишки, я хватаю две зеленых и сую в карман.

Сандерсон, Пиккори и Тимберс жмут мою руку, выражая свою признательность, что снова смогли сыграть со мной, пока Гибсон хмурится в углу.

Игнорируя его детское поведение, я бросаю фишку чаевых Дэвис, которая благодарит меня подмигиванием, и затем направляюсь к барной стойке, где стоит Пенелопа.

Она в разгаре разговора с Ником, когда я перебиваю:

— Мисс Прескотт, могу я переговорить с вами секунду?

Вздрогнув от моего голоса, она быстро улыбается Нику и затем кивает мне.

Хватая ее за локоть, тяну в сторону, стараясь не попасться на удочку сладковатого аромата ее парфюма.

Сохраняя приличное расстояние от посторонних ушей, я говорю:

— Веселишься?

— Насколько могу, обслуживая группку богатых придурков. — Она скрещивает руки на груди, из-за чего груди приподнимаются на пару сантиметров выше.

— Так ты помнишь об ответственности своей работы.

Она качает головой.

— Если вам ничего от меня не надо, желательно из напитков, тогда лучше оставьте меня в покое, потому что вы не имеете отношения к моей работе. Вы не принимаете никаких решений, касаемо моей работы. Понятно?

Я чувствую, как нервное сжатие моей челюсти ослабевает от ее неповиновения. Вместо того чтобы спорить с ней, вытаскиваю из кармана фишку и кладу ей в руку, позволяя своим пальцам потереть ее ладонь.

— Что это... — начинает она, когда видит, что лежит на ее ладони. Она выпучивает глаза и шок отражается на лице. — Это фишка на десять тысяч долларов, — шипит.

— Это называется чаевые, — говорю я ей небрежно.

— Чаевые в десять тысяч долларов? Вы безумец?

— Ты только подавала напитки, еле-еле, когда не флиртовала с барменом. Я подумал, что хватит одного процента.

Она поднимает ладони, на лице замешательство.

— Подождите, что? Один процент? — она наклоняется и шепчет: — Вы выиграли миллион долларов?

Я тоже наклоняюсь вперед, говоря также шепотом:

— Да.

— Святое дерьмо. — Она вскидывает руки, затем поднимает голову. — Постойте, я не флиртовала с барменом.

Я не утруждаю себя спором. Вместо этого говорю:

— Как скажете, мисс Прескотт, но я знаю, что вижу. Помните, что хоть я и не слышу. О чем вы говорили, я зарабатываю тем, что читаю людей. С того места, где я сидел. было совершенно очевидно, что вы флиртовали друг с другом.

Раздражение сочится из нее.

— Так думаете, что можете так хорошо читать людей?

— Я знаю, что могу. — Я засовываю руки в карманы и раскачиваюсь на пятках.

— Ну, тогда прочитайте это. — Решительным движением она отталкивает меня и затем направляется назад к Нику, который начищает бокалы. Бросив быстрый взгляд через плечо на меня, она говорит: — Знаешь что, Ник, я с удовольствием пойду с тобой на свидание. — Пенелопа хватает салфетку и ручку и что-то пишет. — Вот мой номер. Позвони мне позже.

На этом она разворачивается и направляется на выход из зала, довольно раскачивая бедрами.

Ник пожалеет даже о том, что говорил с Пенелопой.

Моя нога прижата к стене, руки засунуты в карманы, а взгляд сфокусирован на пустой белой стене передо мной. Прошло двадцать минут, а Пенелопы все еще нет. Сколько, черт побери, времени нужно, чтобы взять свою сумочку и уйти?

Я должен быть на свой вилле и праздновать победу, но кажется не могу заставить себя уйти к личному лифту. Вместо этого мои кожаные ботинки от Барберри стучат по цементному полу коридора сотрудников отеля «Парагон», в поисках Пенелопы.

Я не знаю, что овладело мной, понимаю только то, что мне нужно говорить с ней, пометить ее, дать понять, что свидание с Ником — плохое решение.

По коридору эхом разносится скрип двери женской раздевалки. Пенелопа выходит, сосредоточенная на своем телефоне, я использую ее невнимательность к окружению, хватаю за локоть и заталкиваю в кладовку, рядом с которой стою.

Она в моей хватке, прижатая к стене, тяжело дышит.

— Какого черта? — шипит она, смотря мне в лицо. — Какого хрена ты творишь, псих?

— Полагаю тебе лучше не разговаривать прямо сейчас, если не хочешь еще больше меня взбесить.

На ее лице написан вызов.

— Что, черт возьми, я сделала, чтобы тебя разозлить?

Я тот, кто задает вопросы, поэтому игнорирую ее.

— Думаешь, что свидание с Ником удовлетворит твои потребности?

— И что у меня за потребности? — спрашивает она, ее глаза вспыхивают.

Я позволяю тишине опуститься между нами, пока напряжение нарастает и искры эротического желания освещает темное пространство, в котором мы находимся. Наше дыхание тяжелое, сердца бьются быстрее в такт друг другу. То, как наши глаза ищут друг друга — единственное движение в комнате.

Делая шаг вперед, я скольжу пальцем по ее восхитительной ноге, немного поднимая выше ткань ее юбки, просто чтобы оценить реакцию. Пенелопа не двигается, даже не возражает, она лишь продолжает тяжело дышать, ее глаза наполнены похотью, так что я перемещаю пальцы чуть выше. Не думаю, что Пенелопа осознает, но она облизывает губы самым соблазнительным образом, так что они блестят на свету, проникающем из угла.

Я принимаю это за намек двигаться дальше. Обеими руками поднимаю ее юбку до талии, открывая взору изысканные желтые кружевные стринги, цвет контрастирует с ее загорелой кожей. Она провела какое-то время под солнцем Лас-Вегаса.

— Ч-что т-ты делаешь? — спрашивает она, заикаясь.

— Чего бы тебе хотелось?

Я провожу пальцами по кружеву ее стрингов, затем по ткани, которая прикрывает киску и круговым движением возвращаюсь к линии талии, демонстрируя свои намерения.

— Я не знаю.

Потянувшись к обеим ее рукам, я хватаю их своей одной и поднимаю над ее головой, держа крепко прижатыми к стене. Быстрым взглядом осматривая ее тело, наслаждаясь тем, как ее грудь высоко и соблазнительно вздернута, умоляя о моем прикосновении, тем как ее дыхание становится все более рваным, как ее пьянящий взгляд все больше заволакивает похоть. Ее рот, может и говорит, что она не знает, но ее тело разговаривает со мной движениями, умоляя трахнуть ее, заставить кончить.

Прижимаясь губами к ее уху, пока скольжу пальцем по самой деликатной части ее тела через лоскут ткани, я говорю:

— Не играй со мной, мисс Прескотт. Чего ты ждешь от меня прямо сейчас?

Через тонкую ткань ее стрингов, я могу почувствовать ее возбуждение; она влажная, горячая и готовая.

Она не отвечает, не хочет говорить, поэтому мне нужно добиться этого от нее.

Сдвигая материал в сторону, я прижимаю палец к ее щелке, едва проскальзывая внутрь.

Слабое «о боже» срывается с ее губ, пока она слегка раскачивает бедрами из стороны в сторону, поощряя мои пальцы скользить глубже.

— Продолжишь дергать бедрами, и я уберу пальцы, — проверяю я ее. Мгновенно она останавливается, и я не могу сдержать ухмылку, которая появляется на моем лице.

Царапая своей щетиной ее кожу и прижимая губы к ее уху, я говорю:

— Ты знаешь, что когда флиртуешь, обычно перебрасываешь волосы на одну сторону? А когда нервничаешь скручиваешь руки вместе. Когда злишься, твои руки дергаются по бокам. Но мое любимое, когда ты заинтригована. Знаешь почему? — она трясет головой не в состоянии сказать. — Потому что когда ты заинтригована, твой взгляд пристальный и удивленный. — Потираюсь щекой об ее, напоминая ей о грубой природе моей власти. — Я наблюдал за тобой сегодня, наблюдал, как твой взгляд был сосредоточен на моих пальцах, пока я переворачивал фишки, держал стакан и играл с картами. Скажите мне, мисс Прескотт, почему вы так заинтригованы моими пальцами.

Пенелопа все еще не отвечает. Она замерла на месте, ее грудь тяжело поднимается и опадает с каждым вдохом и выдохом.

— Потому что ты хотела увидеть их в действии? Как они будут играть с твоей восхитительной киской? Ты задавалась вопросом, каково будет ощущать мои пальцы внутри, немного согнутые, чтобы коснуться того самого местечка, чтобы ты кончила на них, выкрикивая мое имя, давая всем знать, кто тебя трахает до изнеможения? Об этом ты думала?

Ее взгляд остается безэмоциональным, но она слегка раздвигает ноги, но мне этого достаточно.

— О чем ты думала, мисс Прескотт? — спрашиваю я, на это раз надавливая над ее клитором.

— О боже, — говорит громче.

Провожу носом вдоль линии ее челюсти и снова возвращаю губы к уху.

— Тебе нужно только сказать мне правду. Ты изнываешь по мне сейчас? Твоя маленькая восхитительная киска умоляет о моих прикосновениях, чтобы я скользнул глубже? Я хочу только правды, мисс Прескотт.

Скользнув пальцами немного дальше, я касаюсь ее клитора и потираю кругами комок нервов, отчего она раздвигает ноги еще шире. Мои губы снова касаются ее уха.

— Скажи мне трахнуть тебя пальцами, Пенелопа. Прикажи сделать это.

Ее руки все еще в плену над головой, на лице смесь раздражения и удовольствия, кожа блестит от пота, а тело умоляет меня продолжить. Мне просто нужно, чтобы она озвучила в слух желание.

— Да, — говорит она тихо, смотря в потолок.

— Да, что мисс Прескотт?

Пенелопа делает большой глоток воздуха, затем ее тело расслабляется.

— Трахни меня пальцами, Гевин.

То, как мое имя сорвалось с ее языка задыхающимся тоном, было самым эротичным звуком, который я слышал. Я заполучил ее там, где хотел.

Еще раз прикоснувшись к ее клитору, я полностью отстраняюсь, отпуская ее руки, и ее тело ударяется о стену.

Замешательство отражается на ее лице. Вперившись в ее взгляд, я поднимаю палец ко рту и всасываю сверкающую ее возбуждением плоть, наслаждаясь земным ароматом ее возбуждения. Ее глаза расширяются, показывая мне краткий проблеск жизни.

— На вкус ты божественна, мисс Прескотт. Это поможет мне переждать, пока я не заполучу тебя там, где хочу. Назови это «сделать ставку», но с твоими картами я разберусь позже.

Раздраженная и злая, она поправляет свою приподнятую юбку и хватает сумочку. Пенелопа рвется к двери, но перед этим осматривает меня снизу вверх и тычет пальцем в мой член, заставив меня вздрогнуть от боли.

Схватившись за свою промежность, я смотрю на ее разъяренное выражение лица, когда она вытаскивает их сумки фишку, которую я ей дал. Щелчком пальца, она отправляет ее мне в лоб, и та падает на пол.

— Несмотря на то, что вы могли подумать, мистер Сент, я не нуждаюсь в ваших чаевых из жалости, а также ваших переоцененных пальцах. Купите себе шлюху, уверена, она позволит вам играть с ней вашим ненормальным и извращенным способом. Что касается меня, мне необходимо спланировать свидание.

На этом дверь захлопывается перед моим лицом, снова окутывая меня тусклым светом.

— Охренеть, — бормочу я, забывая, что хоть у меня и есть власть над этой женщиной, я не могу прочитать ее так, как хочу.