Икона, или Острова смерти

Глава 1

Теплый всепроникающий дождик наконец перестал.

Мы с Ричардом Андерсеном, оба в длинных пальто и со спортивными сумками, спускались по небольшой лестнице на выходе из спортзала. Тротуар еще не высох, со стороны залива волнами наползал туман, пропитанный свежим запахом моря.

На мне был теплый синий пиджак и вылинявшие джинсы. Андерсен, куда более консервативный, предпочел бежевую шелковую рубашку, кожаный пиджак и широкие брюки от «Армани».

Я сунул ключ в замочную скважину жемчужно-серого «мерседеса» 1991 года выпуска. Мой старый «мерс» стал для меня менее привлекательным в свете того факта, что вскоре его неизбежно должны были изъять за неплатеж. Каждый раз, садясь за руль, я ловил себя на том, что оглядываюсь в поисках служащего из отдела кредитование.

— Как насчет «Ванесси», на Бродвее?

— У меня есть идея получше, — сказал Андерсен. — Я слышал, у тебя классная картинная галерея — дома, в Саусалито. Я не прочь что-нибудь купить. Может, возьмем выпивку и поедем посмотрим?

Я кивнул, сообразив, что Андерсену для чего-то нужно уединение.

Когда я садился за руль, на секунду задумался о том, что этот парень, возможно, гомосексуалист. Однако почему бы не выпить с ним по-дружески? Может быть, он купит картину. Во всяком случае, если он выкинет что-нибудь странное, я всегда сумею от него избавиться.

Я пристегнул ремень безопасности, Андерсен забрался на пассажирское сиденье. Машина тронулась, разбрасывая гравий. Лавируя на забитом машинами шоссе, я включил противотуманные фары — дымка все сгущалась — и начал разговор:

— Ты ведь не здешний, Ричард? Иначе я бы тебя знал. Судя по акценту — из Бостона.

— Точно! — Он улыбнулся. — А теперь, наверное, ты назовешь мой возраст, рост и вес. Я угадал? В любом случае зови меня Рик. Ричард — это чересчур формально. Мне кажется, мы с тобой поладим.

Я задумался над этим. Отчего этот тип уже строит планы на будущее?

— Так что тебя занесло к нам? — спросил я.

— Бизнес. Я скупаю антиквариат.

— Антиквариат? Интересно. — Я решил слегка прощупать почву. Мы как будто играли в кошки-мышки и, осознавая все тонкости игры, предлагали друг другу самые простые вопросы с напускным равнодушием. — Хорошо зарабатываешь, наверное?

Андерсен хмыкнул и загадочно улыбнулся, но ничего не сказал.

Мне показалось странным, что ответом на вопрос, располагающий к какой бы то ни было реплике, стало молчание, и оно исходило от человека, который до сих пор был настолько открыт. По меньшей мере — интригующе. Я присоединился к длинной веренице машин с включенными задними габаритами, пересекающих длинный мост. Снова пошел мелкий дождь — его принес теплый ветер, поднимающийся из залива. «Дворники» двигались в усыпляющем ритме, я повернул голову к Андерсену — он сидел неподвижный как сфинкс и смотрел на мерцающие в отдалении городские огни.

Чтобы разрядить тишину, я включил радио и принялся тихонько подпевать бархатистому голосу Джорджа Бенсона.

При звуках музыки у Андерсена внезапно сменилось настроение — точь-в-точь как будто его подключили к сети.

— Да, антиквариат — это реальный заработок, — пробормотал он. — Классическое искусство — вот чего хотят люди в наши дни. Золотые россыпи. Это куда лучше игры на бирже — акции слишком неустойчивы.

Дождь полил с большей силой, и «дворники» быстрее замелькали по стеклу. Шум от них, похожий на звуки метронома, эхом вторил участившемуся биению сердца.

— Наверное, ты заколачиваешь большие деньги, Рик.

Он пристально смотрел на меня.

— Ты даже себе не представляешь. Миллионы.

— Что ж, полагаю, я не из вашей компании, — усмехнулся я и вывернул руль, чтобы объехать лужу машинного масла, разлитого на середине дороги.

— Не зарекайся. В Италии еще много чего можно найти. И в Греции. Особенно в Греции. — Он искоса взглянул на меня.

— На этот счет у них есть законы, — ответил я, надеясь вытянуть из него хоть что-нибудь.

Андерсен быстро встретился со мной взглядом.

— Господи! Нет никакой необходимости впутывать в эти дела правительство. Слишком много долбаной бюрократии.

Мы добрались до конца моста и свернули направо, в Саусалито.

— Рискованный бизнес, по-моему. В том, что касается древностей, в этих странах закон суров. Даже всего-навсего раскурив косячок, можно схлопотать десять лет.

— Скажу тебе так: у нас есть способ, который многое упрощает. И кроме того, существует огромное количество раритетов, о которых правительство в большинстве случаев просто не подозревает. Своя доля риска присутствует во всем, чем бы ты ни занимался…

Недоговоренная фраза висела в воздухе, пока мы спускались с открытого всем ветрам холма по направлению к мерцающим огонькам. Саусалито — один из тихих пригородных районов, старомодных и изящных, всегда привлекающих широкую публику. Уютные маленькие домики на каменных стойках лепились к зеленому склону. Я остановился на Седьмой улице и забежал в магазин, вернувшись через минуту с двумя бутылками виски.

Приблизившись к старому сине-белому дому викторианской постройки, я включил датчик на щитке, осветив фасад здания. Это было просторное двухэтажное строение с типичными для Сан-Франциско эркерами по углам, выходящими на море. Ряд высоких калифорнийских пальм рос вдоль длинной, залитой бетоном подъездной дорожки.

— Классный дом, — сказал Рик, очевидно, впечатленный. — Викторианская эпоха. Признак высокого культурного уровня Гарта Хенсона.

— Если бы я сумел его сохранить… — пробормотал я, открывая гараж.

— Да, у тебя же проблемы с финансами… я все время об этом забываю.

Он продолжал играть, наводя меня на разговор.

Я отпер боковую дверь, набрал несколько цифр, чтобы отключить сигнализацию, и мы вошли в просторную гостиную. Рик взглянул на разбросанные по потолку лампочки. В целом декор был неплохо задуман, обстановка создавала отчетливое впечатление уюта, несмотря на белые стены. Вокруг стеклянных столиков с витыми латунными ножками стояли кушетки, на полулежал замысловатый мозаичный паркет — ореховое дерево и дуб. Небольшая оранжерея цветущих тропических растений смягчала суровость белого цвета стен. По углам, в огромных терракотовых горшках, стояли высокие пальмы, напоминающие часовых на посту.

— Неплохо, — произнес Рик, оглядываясь. — Здесь живет человек состоятельный и с несомненным вкусом.

— Насчет состояния — это ты хватил.

Не знаю, зачем я это сказал. Возможно, что-то в подсознании вынуждало меня открыть карты, не затягивая игру.

— Я принесу бокалы. Сейчас вернусь, — сказал я.

Проход на кухню представлял собой проем, увенчанный резной, в стиле рококо, аркой. Я взял у Рика пакет и направился к холодильнику, локтем нажав выключатель. Обернувшись, я увидел, что Рик рассматривает прилегающую к гостиной комнату. Он стоял неподалеку от антикварного письменного стола, рядом с внушительным алебастровым камином. Я знал, ему наверняка захочется нажать ногой на латунный рычаг, — тогда включится газ, и тускло освещенная комната наполнится теплым сиянием. Слева от Рика находились два высоких окна, выходящих на море и залив; возле одного из них на треноге расположился большой телескоп. Рик смотрел в него, когда я вернулся с двумя тяжелыми хрустальными стаканами с виски.

— Боюсь, сегодня мало что удастся разглядеть, — уверил я, вручая ему выпивку.

— Я сюда не за тем приехал.

Я молча сделал глоток, намеренно выжидая его следующий вопрос.

— Э… А где картины, которые ты мне собирался показать? — спросил он.

Я указал в сторону арки, тускло освещенной светом из гостиной. Сквозь стеклянный люк в потолке струился рассеянный полумрак. Картины казались издалека черными дырами в стенах, бесформенными тенями, расплывчатыми прямоугольниками, отличающимися лишь по ширине и высоте. Я щелкнул кнопкой, и комнату залил свет.

— Ого… — охнул Рик.

Я ощутил настоящее удовлетворение. Здесь были Эль Греко, Тициан, Франс Халс, а также полотна Шагала, Матисса и Моне.

— Ваша частная коллекция?

— Да.

Он поколебался.

— В таком случае у вас не должно быть никаких финансовых проблем. Здесь же целое состояние.

Я улыбнулся; мне даже не пришлось объяснять ему то, что он и так понял. Любому было ясно: это копии. Но все-таки Рик приподнял бровь, как будто ожидая комментариев.

— Я нарисовал их в качестве учебных образцов. Ну вы понимаете… чтобы постичь технику и понять, какие использовались средства.

— Великолепно, черт возьми! Именно так мне и сказали, — произнес Рик, в восхищении качая головой и не сводя глаз с холстов в тяжелых позолоченных рамах.

— Кто сказал?

— Назовем этих людей моими коллегами. — Он вытащил длинную и тонкую панамскую сигару и закурил.

— Значит, наша встреча не случайна?

В ответ Рик пожал плечами и слегка усмехнулся. Он пристально посмотрел на меня, как будто прикидывая, стоит ли продолжать разговор.

— Объясни мне, в чем дело? — потребовал я.

Он отхлебнул виски.

— Ладно, расслабься. Я сделаю тебе одно предложение. Принять его или отказаться — твое дело. Но полагаю, ты не откажешься, потому что с финансовой точки зрения сидишь по уши в дерьме.

— Слушаю, — нахмурился я, допил виски и направился к бару в гостиной.

Рик пошел следом. Он опустился на одну из мягких, обитых коричневой кожей кушеток возле камина. Я наполнил свой стакан и сел напротив. Огонь из камина отбрасывал на Рика зловещий отсвет.

— Я тебе кое-что расскажу, — произнес он, заговорщицки склоняясь ко мне. На его покрытом угрями лице заиграли жутковатые тени, сверхъестественно искажая черты.

«В нем есть что-то демоническое», — подумал я.

— То, с чем я имею дело, — это невероятно ценные и очень редкие вещи, — сказал он, затягиваясь. Рик говорил медленно и очень самоуверенно. — Вы понимаете, сколько подделок на нынешний день висит в музеях по всему миру?

— Конечно. Даже эксперты, с их углеродным методом, не всегда могут подтвердить подлинность.

— Отлично. — Он как будто разговаривал с непосвященным новичком, ввязавшимся втемную махинацию.

— Так вы хотите, чтобы… — В знак протеста я поднялся, не закончив фразы. — Что ж, тебе порекомендовали не того человека.

— Подожди, подожди, ради Бога! Сядь. Я еще не закончил, — настойчиво сказал он. Невзирая на свои предположения, я захотел его дослушать, сел и приготовился узнать остальное. — Речь идет о пятидесяти тысячах долларов, — спокойно и отчетливо произнес Рик. — Плюс бесплатные каникулы в Греции, которую, как мне сообщили, ты знаешь вдоль и поперек. Держу пари, в этом году ты не можешь позволить себе такую поездку — если учесть, что на пятках у тебя висят кредиторы. Я прав?

Я задумался: есть хоть что-нибудь, чего этот парень обо мне не знает? Он, судя по всему, хорошо меня изучил и был в курсе всех моих уязвимых мест.

— Это шутка? — спросил я. От одной мысли о пятидесяти тысячах долларов у меня закружилась голова. Рик понял, что завладел моим вниманием.

— Уверяю, нет, — сказал он, пыхтя сигарой. — Миконос… — Он сделал паузу. — Ты ведь привык проводить там лето. И Тинос — ты знаешь, где это?

— Разумеется. Совсем рядом с Миконосом.

— Слышали о церкви Пресвятой Девы? Местные называют ее «Панагия Евангелистрия».

— Да. И что?

— А слышали о так называемой чудотворной тиносской иконе Божьей Матери? — Рик даже оживился.

Я глубоко вздохнул:

— Ты что, шутишь? — Меня передернуло. — Эта икона — национальное достояние стоимостью в несколько миллионов. Да черт возьми — одни камни стоят чертову прорву денег, не говоря уже о работе по золоту.

Он произнес, взвешивая каждое слово:

— Один из самых ценных образцов древней культуры.

Я сделал большой глоток виски.

— Ты спятил, парень. Знаешь, какая там система безопасности?

— Это наше дело. Не твоя забота, — уверил меня Рик. — Ведь тебя же не религиозные соображения волнуют?

— Я слышал странные истории. Говорят, от иконы исходит какая-то таинственная сила, которая…

Я помолчал, подбирая слова.

Но Рик не позволил мне закончить.

— И ты веришь в эту чушь?

— Я знаю, что несколько лет назад это было официально зафиксировано. Икону обследовали шесть ученых, и половина из них умерли при невыясненных обстоятельствах.

Я понятия не имел, знает ли он хоть что-нибудь об иконе, помимо того, что это бесценное сокровище. Меня трудно назвать суеверным, но я испытываю естественное уважение к местным легендам и преданиям. Образ Пресвятой Девы был обнаружен в 1823 году, когда семидесятидвухлетней монашке, Пелагии Негропонтис, было видение. Жители острова сначала отказались искать икону, но женщина сказала, что на Тинос обрушатся беды, если они этого не сделают. Местные сдались. Во время войны за независимость считалось, что чудотворная икона сыграла свою роль в победе над Турцией. Таким образом, в глазах верующих она приобрела и духовный и политический смысл, и все попытки ее похитить сулили преступникам неудачу, а то и смерть.

— Из-за нее люди загадочным образом умирали, — повторил я.

— Да, да, прямо-таки гробница Тутанхамона. — Рик засмеялся. — Слушай, я не прошу тебя украсть ее. Я всего лишь хочу, чтобы ты отправился на Тинос и сделал копию.

— А почему ты так уверен, что я за это возьмусь?

Поудобнее откинувшись на спинку кушетки, Рик погасил окурок и снова расплылся в улыбке до ушей.

— Должен признаться, что сегодня я — гордый владелец нескольких работ Шагала, которые ты несколько лет назад продал в галерею Кирни. Ее хозяин — мой старый друг. Он мне о тебе и рассказал.

Не люблю, когда лезут в мою жизнь.

— Что тебе еще известно? — резко спросил я.

Он вытащил из кармана маленькую черную записную книжку.

— Сейчас посмотрим… ты собирался стать священником, но после смерти отца передумал, потому что решил, будто твое так называемое призвание — это искусство. Ты окончил Школу искусства и дизайна, потом учился в Сорбонне. По возвращении стал известным в Калифорнии художником-минималистом. Какое-то время неплохо зарабатывал и вел красивую жизнь, имел дорогие машины и ухаживал за прекрасными женщинами. Потом стал совладельцем одной из самых известных художественных галерей в Саусалито. Это продолжалось до тех пор, пока твой партнер не попался на четыре года в Сиэтле за попытку провезти сорок тонн марихуаны на грузовом корабле. Кажется, он получил пять лет. Я прав?

Рик сделал паузу, давая мне время вникнуть.

— Или я что-то упустил, Гарт?

— Ты что, из ЦРУ? О марихуане я и понятия не имел, — запротестовал я. — Мне говорили, что он обанкротился.

— Да, да… Ты плохо себя вел, Гарт. Чтобы платить по счетам и поддерживать свою жизнь на прежнем уровне, ты пошел на крайность. Начал продавать картины великих мастеров. Но… — он пристально посмотрел на меня, совсем как хищная птица, разглядывающая жертву перед тем, как ее прикончить, — но на самом деле все они были нарисованы тобой.

Теперь настала моя очередь уставиться на него.

— Что тебе нужно?

— Все очень просто, дружище. Ты делаешь то, что мы просим, или тебя арестовывают за подделки произведений искусства. К слову, отличное виски.

— Сукин сын! — взревел я, вскочил, вдребезги разбив стакан и указывая на Рика дрожащим пальцем. — Вот зачем ты сюда приехал? Чтобы меня шантажировать?

— Ты прав, я сукин сын. Но по крайней мере богатый сукин сын, который предлагает тебе пятьдесят тысяч долларов за пустяковую работу.

— Где гарантии, что в дальнейшем ты снова не начнешь меня доставать? — Я нервно заходил по комнате.

— Я знал, что ты об этом спросишь. Я скупил всего Шагала у своего приятеля, — сказал Рик, заговорщицки улыбаясь. — И верну его тебе, когда работа будет окончена.

— Откуда мне знать, что ты сдержишь обещание?

— Я и этот вопрос предвидел. — Он вытащил из кармана рубашки листок бумаги. — Картины лежат в хранилище «Уэллс-Фарго-банка» на Маркет-стрит; их приказано выдать тебе. — Рик протянул мне копию договора. — Суть в том, что ни одна сторона не сможет забрать их в отсутствие другой.

Договор был составлен вполне законно. Но у меня появились другие соображения. Рик явно способен на большее, нежели шантаж. Он читал мои мысли.

— Ну же, выкладывай, — сказал он. — Над чем так усиленно трудится твой гениальный мозг?

Объяснить это можно было лишь одним способом. Напрямую.

— Кто поручится, что в дальнейшем вы меня не устраните?

Рик захихикал и встал.

— А ты очень подозрительный мелкий жулик, Гарт. Все, что нам нужно, — это икона. Как мне кажется, у тебя нет иного выбора. Иначе я достану телефон, и твоей резиденцией отныне станет тюрьма Сан-Квентин. Насколько мне известно, за махинации с картинами сейчас дают года два-три.

— Черт, — буркнул я, когда до меня дошла вся тщетность борьбы.

Я сделал паузу, пытаясь показать Рику, что не сдамся так легко.

— Договорились.

Рик увидел выражение решимости на моем лице, довольно улыбнулся и кивнул. Он вытащил чековую книжку и начал заполнять бланк.

— Это для начала — на билеты и расходы по проживанию. Остальное получишь позже. — Он оторвал чек и протянул его мне не моргнув глазом.

— Пятнадцать тысяч долларов, — прочел я. По крайней мере какое-то время отдохну от кредиторов.

— Вот видишь, как все просто, — язвительно заметил Рик. — Ты бы мог быть со мной и помягче. Ладно, я пошел. По-моему, мы друг друга отлично поняли.

Он шагнул к двери.

— Вызвать такси?

Рик покачал головой.

— Я приказал водителю ехать следом за нами — на тот случай, если бы что-нибудь пошло не так. — Он протянул мне свой стакан и сказал, спускаясь по ступенькам: — Я с тобой свяжусь.

Я подошел к окну. Длинный белый лимузин выезжал с дорожки. Я открыл окно и посмотрел вверх. Небо очистилось, бледно-желтая луна проглядывала сквозь облака. С залива дул прохладный, сырой ветер, принося с собой резкий запах водорослей и соленой воды. Вдруг я почувствовал себя до удивления безгрешным. В конце концов, я ведь всего лишь собираюсь снять копию с иконы, а не воровать ее.

Хотелось бы мне знать, во что я ввязался. Но я никоим образом не смог бы предугадать тех удивительных событий, которые подстерегали меня буквально за углом, — событий, изменивших мою жизнь навсегда и заодно разрушивших бессчетное множество чужих жизней…

Мне захотелось прогуляться — подышать соленым воздухом и подумать над предложением Рика Андерсена. Но вместо этого я поддался соблазну, сел и расслабился. Я чувствовал легкую усталость, потому налил еще виски и расположился на кушетке у камина. Глядя, как танцует огонь, я вспоминал слова одного из своих наставников: наша жизнь — это танец. Ничего похожего на чашу с вишнями и прочие глупости. Одни танцуют на сцене, другие везде, где им вздумается, в баре или на улице. Самое главное, по его словам, — определить, к чему танцора влечет инстинкт: к классике, джазу или буги-вуги. Точно так же и жизнь состоит в том, чтобы повиноваться инстинктам. Жизнь есть танец.

Внутренний голос убеждал меня присоединиться к Рику Андерсену и посмотреть, к чему это приведет. В Греции вера — это нечто вроде масла для смазки механизмов. Я знал, что множество верующих греков поклоняются тиносской иконе. Основы веры были заложены на Тиносе задолго до установления христианства. Но их вера коренилась в могуществе иконы, а моя — во мне самом, вернее в способности контролировать последствия своих действий. Сделав большой глоток виски, я задумался, не верю ли я сам, где-нибудь в глубине души, в чудотворные свойства иконы, в то, что она способна творить добро и зло? И не стану ли я сам героем газетной заметки? Без вести пропавшим?

В моем сознании вдруг появилось четкое изображение иконы. Не тот бронзовый дубликат, который выставлен в ризнице церкви Пресвятой Девы, а сам оригинал. Я видел закрывающее икону стекло, богато украшенный оклад и потрясающую золотую раму. При входе в церковь нужно было пройти всего несколько шагов налево, чтобы увидеть оригинал. Смогу ли я его воспроизвести? Да, черт возьми. Я верил в свои художественные способности.

Драгоценные камни покрывали почти всю поверхность иконы, так что на виду оставался лишь крошечный лик Девы Марии. А возле нее — маленькая головка архангела Гавриила.

Гавриил приносит хорошие новости. Я улыбнулся. Впрочем, моим фаворитом оставался святой Антоний, который частенько помогал мне отыскать пропажу. Довольно святых, мне следовало выспаться. На небе по-прежнему виднелась луна; от одного взгляда на нее меня стало клонить в сон.

Я допил виски и отправился в спальню. Я был слишком пьян, чтобы думать о дне грядущем и о том, что он мне готовит.