Имею топор — готов путешествовать

19

—Бум!

Щуря глаза, я приподнялся на кровати. Лучи закатного солнца, пробив паутинку на окне, покрыли дощатый пол затейливым узором.

—Бум!

Крессинда...

—Треньк!

Имоен...

—А-а-а-ахх!

Джонас Скареди. Сэр.

Еще двоих я не услышал, но они, без сомнения, были во дворике. Вечерние тренировки, так же как и днем раньше. Я подозревал, что они предавались тренировкам все время, пока ждали эльфов из Харашты. Ну-ну.

—Бум!

—Треньк!

—А-а-а-ахх!

Совершенно не думают о раненой. Даже мне эти бесконечные звуки порядком надоели. Хотя бы песню спели для разнообразия, что ли.

Я сел на краешке кровати, коснулся гладко выбритого подбородка, затем потянулся. Хорошо... Ни одна мышца не болит, не ноет даже спина, которой я на днях сокрушил стойку газебо. Баня, нормальная пища и много-много сна позволили мне восстановить силы всего за двое суток. Несмотря на свои тридцать два года и пять лет мирной жизни, я оставался еще вполне сносным варваром, способным, гм, на разные подвиги (и я не имею сейчас в виду разную чушь вроде мечемашества).

Как-то там поживает добрая фея? Два дня Виджи была в постели. Окаянный принц никого не допускал в ее покои, на вопросы отвечал односложно и хмуро. Кажется, после того, как он узнал, что я имею касательство к аллин тир аммен, он меня невзлюбил. Ну бывает, бывает. Я тоже не горел желанием дарить ему розы. Одно, правда, я из него вытянул: девушке скоро станет лучше. И на том спасибо, хотя, что такое «скоро» для вечноживущих? День, два, век?

В прибрежном Текно мы заполучили джабаровых лошадей и ишачонка от местных гильдийцев, затем я удалился в рассветные сумерки и, вновь сойдя на кривую дорожку, отобрал у молочника маленькую повозку. В нашем случае покупать — это светиться, потому мне пришлось стукнуть возницу по голове и бросить у обочины. Совать золото ему в карман я не стал: о налетчике, что расплатился звонкой монетой, в Текно будут судачить куда больше, чем о банальном грабителе.

Эльфийку уложили в повозку. Квинтариминиэль (вам тоже кажется, что от аристократических имен эльфов веет какой-то нездоровой гордыней?) заявил, что будет править ею лично. Я спросил насчет обработки раны, но принц, скрипя зубами, сказал, что она не потребуется.

—Уже обтянуто, — добавил он.

—Э? Затянуто? Хочешь сказать, ты затянул рану?

—Бог-ужасный! Да. Но — лишь в первом пласте бытия.

—Гритт ее гребаную маму, переведи! — сказал я.

Он уставился на меня и пожал плечами:

—Гритт ай афакели малли, святое дерьмо! Насмехается или и впрямь идиот?

—Я имел в виду пласт. Пласт бытия.

—С чем его едят? Он покачал головой:

—Я сделал хорошо на свой энтузиазм, а вы — работайте свое дело без вяка! Прошу, дорогой друг, съездить на!

Другими словами, не лезь не в свое дело, человек.

Эльфы скрытны, и часто изъясняются загадками перед смертными. Лично мне кажется, что это такой своеобразный вид издевательств, месть за то, что люди сместили эльфийскую расу с первых позиций. Не суть. Принц спас Виджи, чем заслужил право выражаться при мне... не слишком вежливо. Я и отстал.

Под конец пути тусклые волосы эльфийки понемногу прибавили в цвете, а на щеках появился слабый румянец. Жаль только, что всю дорогу она оставалась молчаливой и старательно прятала от меня взгляд.

Загадочная «таверна», о которой толковали эльфы, оказалась большим постоялым двором, как раз в дневном переезде от Харашты. Мы пробрались туда тайком, под покровом темноты, не особо светя лицами. Раньше, когда я бывал здесь, двор носил пригожее название «Зад и розги», нынче его обозвали совсем уж кисло — «Полнолуние», и, поскольку хозяин оставался тот же, бывший Ночной, толстяк по кличке Мельник, я решил, что вывеску велел сменить Синдикат.

М-да, все меняется, и далеко не в лучшую сторону.

Из-за блокады Харашты торговые караваны текли в город мелким ручейком, так что заведение стояло практически пустым, кормилось случайными путниками и было радо всякому постояльцу. А в прежние времена тут кипела жизнь, эх! Неплохой оркестр, маленький игровой зал и даже дом свиданий. Когда я, набравшись наглости, проник в трактир и спросил о нем Мельника, тот долго ругался и наконец вымолвил:

—Прикрыл. За не... негребабельностью! Одной говядины жрали на десять золотых в месяц, и это не говоря уже про уток и курей. А овощи?.. Одной картошки... Ай, Фатик, не трави душу. С этой блокадой скоро по миру пойдем. Что, в Хараште без изменений? Все так же судят и рядят, кто сколько должен на выкуп? Уп-пыри и мироеды. Нет, бери выше — деловые люди!. Тьфу!

Воистину, дорогой Мельник, воистину.

Долго торчать в «Полнолунии» опасно, это я понимал хорошо. Однако пускаться в путь с раненой — еще опасней. Поверьте моему опыту, тряская езда разбередит любую рану. Оставалось положиться на удачу и терпеливо ждать, пока эльфийке станет лучше. Да, Охотники нас ищут и еще много народу, но хвосты мы обрубили, считаю, умело. Джабар о нас молчок, а карлики в любом случае не знают, куда мы направились. Тем паче, таких постоялых дворов вокруг Харашты штук тридцать, в местах, где к городу сходятся торговые дороги. Опять же, Мельник о нас никому не расскажет, он хоть и глядит на всех букой, но в душе — порядочный дядька, а эльфам строго-настрого приказано на улицу не соваться, да и сам я туда попусту не суюсь. Прятаться на виду — древняя тактика. Нужно действовать понаглей, а враги пусть думают, что мы уже драпаем из Долины Харашты во все лопатки.

Но даже если бы нас нашли, со мной теперь была команда отборных... гм, профессионалов.

—Бум!

Я соскочил с кровати и подошел к окну, накидывая рубашку. Мельник отдал нам двухэтажный флигель с внутренним двориком, закрытым от чужих глаз стеной частокола. Нас с Олником поселили на втором этаже.

—Треньк!

Угу, клянусь Великой Торбой, они производили впечатление, все до единого. Даже отец Свирондил Альбо, даром что коротконогий кряжистый монах, служитель доминирующего в Фаленоре культа Атрея, отменно управлялся с посохом, так же как и с коротким мечом, который носил у бедра. Сейчас, отдыхая, он сидел на лавочке, подставив бритую макушку последним лучам солнца, и о чем-то беседовал с Монго Крейвеном. Не думаю, что они обсуждали вопросы теологии, поскольку широкие ладони Альбо описывали знакомые любому мужчине окружности. Как и всякий правильный монах, он любил женщин.

Монго Крейвену было лет двадцать пять — тридцать. Полагаю, он так и родился со звездой во лбу, надменным выражением бледного лица и гордой посадкой головы. В этом смысле он казался братом-близнецом Квинтариминиэля. Алая рубашенция, тонкая шея, резной профиль. И полуторный меч, зажатый между колен. Да, клинком он владел как нужно. На этом список его достоинств исчерпывался, поскольку Монго Крейвен был настоящий фаленорский граф, то бишь — аристократ до самых печенок.

Я передернулся. Гритт!.. Не припомню более бесчестных людей, чем потомственные дворяне. Если понятия о чести у них и работали, то — лишь в своем кругу и — изредка, тогда, когда природные душевные качества совпадали с декларируемым кодексом. И все они, все глядели на простой люд свысока, считая себя элитой и солью нации. Дворяне разных мастей обманывали меня больше всего. Зачем платить безродному варвару, верно? Лучше обобрать до исподнего и бросить на дороге... Нет, от этих людей я не ждал ничего хорошего. С другой стороны, покупная аристократия у нас, в Хараште, ничуть не лучше. Генерал Бренк был трижды бароном, а Сквирелл Бло прикупил себе титул герцога. Я знал лишь одно исключение — графиню дар Конти. Уверен, она была другой потому, что поднялась из самых низов, начиная с самых дешевых прито.... Забудем. Уж как-нибудь перетопчемся. Один аристократ в команде, это все же не сорок пьянчуг-гномов, которых я как-то сопровождал в одно место...

— Бум!

Скрипнула дверь. Олник вплыл, не подберу другого слова. Так как за всю команду платили эльфы, он наливался пивом утром, днем и вечером. Поросячий восторг не покидал его уже два дня, а вот белая горячка почему-то избегала.

—У Мельника готовят жаркое из баранины! — сообщил он, подходя, а вернее, подплывая ко мне. — Я с ним перемолвился, он говорит, что уже подыскал те... тебе ик!.. эк-кипировку. — Гном рыгнул, встал на цыпочки и уставился в окно. — А... а они все машут же... железками? Заб-бияки!

—И при этом — все они из Фаленора.

—И что с того? Ик!

—Да так, просто мысли вслух. Эта империя лежит по другую сторону гор Джарси, да будет тебе известно. — Я показал жестами: — Вот — долина Харашты, вот — горы Джарси, моя родина, а дальше — Империя. Здоровенная дылда, из конца в конец — не меньше трех тысяч лиг. Ты много про Фаленор слышал?

Он уставился на меня мутным взглядом:

—Ну ты уж меня совсем за дурачка-то не держи! Там был... ик!.. переворот. Давно, черт-те сколько лет назад. Бойня во дворце, от м-магии небо трескалось. Я помню, к нам в Зеренгу перестали приезжать родственнички из Шляйфергарда, поскольку в Фаленоре началась гражданская война. Говорят, н-народ там сейчас ой какой недобрый.

Я кивнул.

—Угу. Узурпатор, герцог Тавро Вортиген, стал императором и вырезал всех, в ком была хоть капля крови династии Гордфаэлей, смутьянов и бунтовщиков. Но войне не видно края. Друиды нагорья Тоссара держатся до сих пор, им помогают гномы Шляйфергарда, которым узурпатор перекрыл прямые торговые пути через Империю, и те и другие — воюют в союзе с Витриумом и составляют Альянс.

—Да я... з-знаю. Аля... Аля... лянс! Вортиген перекрыл им всем то... торговлю! Это называется канамическое задушение! Вся Харашта об этом трендит!

—Угу, Альянсу приходится несладко. Но в самом Фаленоре дела еще хуже. Вортиген фактически превратил простой народ в рабов. Сам он, как паук, сидит в Крепости Адвариса, которая продолжает расти... — Я содрогнулся от воспоминаний: огромный черный цветок главной башни Крепости на фоне серой тучи, подавляющей магию... И пепел. Вечный пепел, встречающий путника уже на подъезде к столице Фаленора.

—Ик! Так ты что же, думаешь, нас туда потянут? Император — шкодник и пакостник, вот!

—Я не имею представления о том, куда нас потянут, дорогой Гагабурк. Не думаю, что был смысл ехать к черту на кулички за одним варваром, а потом возвращаться обратно в Империю... Не вижу логики. Я если и крут, то слегонца. В Альянсе полным-полно таких, как я, бедовых парней. Да что там, в кланах Джарси немало боевых варваров, только плати.

Олник задумался, покачиваясь, будто его колыхало ветром из окошка.

—А может, это, они решили нанять тебя, чтобы ты пришлепнул императора?

—Не неси ерунды!

—Да я что, я ничего. Я просто подумал: может, они хотят, чтобы ты пришлеп...

—Молчи, горе! Император сидит в Крепости высотой с гору. Вокруг него смертоносцы, над Адварисом — туча, которая подавляет чуждую магию. Я был в Адварисе, Олник. Знаешь, что я тебе скажу? Там хреново. Там страшно.

—Дларма... Я молчу. П-подумаешь, разве для тебя так сложно забраться в Крепость да пришлеп... Молчу!

—А эти эльфы — они из Витриума.

—Наши эльфы?

О, Олник уже с ними сроднился, похоже.

—Да. Тебе известно, где находится Витриум? Он пьяно качнул головой.

—Занюханный эльфийский лес на за... западном краю Фаленора. И... ик! А-а-апчхи-и-и!

—Олник, это не просто лес. Это эльфийское государство.

—И?.. Ик! И что?

—Ничего. Просто мысли вслух. Скверные предчувствия. Не люблю, когда дела связаны с большой политикой, а наше — именно таково.

—О-о, п-подумаешь, ну если туго придется, бросишь им в лицо их жалкие м-монеты! За-зарплату! Гонорар!

—Если я возьмусь за дело, а я за него возьмусь, теперь мне никуда не деться, то пойду до конца. И сдается мне, дело таково, что пойду я очень, очень далеко. — Я пробарабанил пальцами по нагретому подоконнику. Мне не слишком везло на переделки последние пять лет, что ж, за эти дни в Хараште я получил сполна, и меня не покидало ощущение, что это только начало.

—А-а-а-ахх!

—Батюшки! Ты глянь, как он машет своей оглоблей! Сэр Джонас Скареди упорно рубился с тенью, пластая воздух мечом устрашающих размеров. Меняя стойки, он чертил клинком сложный рисунок, незаметный глазу профана. В конце связки он, встряхивая пшеничными усами и ахая, наносил разящий удар, способный развалить тяжелый шлем вместе с содержимым. Под его рубахой, стянутой черным кушаком, угадывалась кираса, и это ясно обличало в нем бывалого воина, который и спать ложится в доспехах. Он был из тех рыцарей, что вышли из простого народа, упорным трудом заслужив свои земли и титул. Поверьте, бывает и такое. Его меч назывался Малый Аспид (черт, вы не поверите, но и такое бывает!) и от середины до гарды в виде двухголовой змеи, имел с обеих сторон несколько выступающих пильных зубьев, чтобы заклинивать и ломать вражеские клинки.

Не люблю, когда оружию дают имя. Мой топор был просто топором.

—Треньк!

Имоен была просто Имоен. Просто Имоен, ученица друидов с Нагорья Тоссара. Так она мне представилась. Задорная, успевшая покрыться ровным загаром мордашка, чуть раскосые глаза, крепкие, как у всякой лучницы, плечи, коленки в ссадинах. День сегодня теплый, и она нарядилась в короткую тунику цвета выгоревшей травы, под которой... Ну в общем, и сзади, и спереди было на что посмотреть.

Она стреляла по мешку с соломой, подвешенному к частоколу. Колчан у пояса был уже почти пуст. С тяжелым наборным луком она обращалась запросто, держа его за рукоятку на вытянутой руке так, будто он был невесомой игрушкой, натягивая тетиву рывком без малейшего напряжения.

На холстине мешка виднелись контуры лица, набросанные углем. В каждый глаз девчонка всадила по две стрелы, а лоб украсила натуральным веером, так что между древками оставался равномерный зазор на ширину пальца. Худо пришлось бы тому врагу... ну, я думаю, вы поняли.

Она оглянулась, подняла голову и отыскала меня взглядом. На полных губах расцвела лукавая усмешка. Имоен подмигнула, тряхнув тугим хвостом русых волос.

—Ты ей нра... нравишься. Помаши даме ручкой, Ф-ф-фтик!

—Заткнись.

—Она... вот я думаю, похожа на пончик с сахаром!

—Заткнись, яханным фонарем тебя по башке! — Я придал своему лицу суровое выражение. Лесная нимфа сдвинула брови, усмехнулась краешком рта и вернулась к своему занятию. Спина у нее была замечательно ровная, а благодаря сандалиям с тонкими ремешками я мог сколько угодно любоваться ее тонкими лодыжками.

Однако Олник прав. Она действительно похожа на пончик с сахаром. Особенно сзади.

—Бум!

—А как насчет этой дамы, Ол? Не она ли воплощение твоих ночных грез?

Мой друг передернулся.

Крессинда Доули продолжала тренироваться в бросках молота, прихваченного к запястью пятиярдовой цепочкой из багряного металла. Молот с короткой деревянной рукояткой ударял в чурбак, что стояла у частокола. Вокруг чурбака трава была испятнана щепками.

Когда я впервые увидел Крессинду, вот какая мысль меня посетила: ну хорошо, в это сложно поверить, но, скорее всего, гномы мужского пола зачинаются, вынашиваются и наконец являются на свет привычным образом. А вот гномши... Не случается ли так, что отдельных гномш родители выдалбливают из камня?

Угу, в команде была гномша. Я, кажется, не упоминал ранее, что гномши куда крупнее мужчин своей расы. Например, Крессинда имела почти пять футов роста. Талия у нее была обширная, и все остальное не менее широкое, рублено-тесаное, начиная от запястий с мой кулак толщиной. Нос-пуговка, тяжелый подбородок, ровная линия густых бровей... и две светлые косы, спущенные на грудь, под которой можно скоротать дождливый вечерок.

Она была огромна и громогласна. Обтянутый замшей рог соседствовал с тяжелым кинжалом у пояса. Сам пояс, украшенный массивными серебряными бляшками, мог увлечь на дно примерно десять взрослых мужчин.

—Ты, что ли, тот самый?.. Варвар-на-все-руки? Ты слишком мелок для варвара! — сказала как припечатала она, когда принц представлял мне отряд.

—С тех пор, как я в последний раз виделся сам с собой, я успел немного подрасти, — проворчал я, хотя на языке вертелся совсем другой ответ.

Она расхохоталась, звонко хлопнув себя по ляжкам:

—Ну поглядим, поглядим.

Вот он, мой отряд. Ни один из них не напоминал тех раздолбаев, которых я привык водить по горам и весям. Они были сосредоточенны и опасны. Они не маялись скукой и дурью. Они пришли делать дело и ждали только одного — приказа о выступлении.

Здесь, в общем, была одна закавыка. Даже две, если я правильно умею считать до двух, загибая пальцы. Первая — все они, гм, яркие личности и, похоже, не дураки. Не случится ли так, что в настоящем походе каждый начнет тянуть одеяло лидера на себя, оставив старину Фатика с голым задом? Проще говоря — не перегрызутся ли они в дороге? Наводить дисциплину среди таких ребят — работенка не из легких. С каждым найти общий язык, не ужав его самолюбия, непросто. Опять же, если, предположим, я могу дать в глаз Скареди или Монго Крейвену (крайний случай нахождения общего языка), то бить женщин, которые не пытаются меня прирезать, мне не позволят кодекс Джарси и собственные убеждения. Малодушные глупцы называют это слабостью, я же... Гритт, как все сложно!

На лицо Олника вдруг снизошла зеленая тоска.

—Крессинда назвала меня заморышем, — плаксиво пожаловался он. — Она из Жриц Рассудка[19] и видеть меня не может без килта. Ох! — Он нашарил платок и трубно высморкался. — Ей не нравится, что я хожу в штанах. Я сказал, что я свободный бессемейный гном из вольного города, а она сказала — если я не надену килт, мы никуда не поедем.

—Прямо так и сказала?

—Прямо так! — Он уставился на меня мокрыми щенячьими глазами, пьяно покачиваясь и икая. — Подумай, я уже восемь лет не ношу килт, я из Зеренги сбежал, чтобы его не носить, чтобы дышать воздухом свободы, и тут — на тебе! Позору не оберешься!

—Не волнуйся, я постараюсь уладить этот вопрос.

—Ты уж постарайся пожалуйста, Фатик!.. Эркешш, я расстроился! Свободный гном — в килте! Этому не бывать! — Он повалился на свою кровать, не снимая штанов и ботинок, и тут же захрапел.

Натягивая куртку, я снова выглянул в окно. Вторая закавыка была в том, что... Как бы сказать помягче. Глядя на этих, безусловно, умелых бойцов, да и на эльфов, которые тоже были не дураки подраться, так и хотелось спросить, собрав всех семерых в кружок:

—Братцы, на кой черт вам сдался именно я?