Имею топор — готов путешествовать

29

Чтобы братья скорее уяснили, что от них требуется, Даргонзанд прибавил несколько бойких ругательств и простер ко мне обе руки. Обвинения как горох посыпались на мою голову:

—Растленник, совратитель, смутьян! Демон в людском обличье! Кровавый упырь, наемный убийца, человек без совести и чести! Смотрите, у него руки по локоть в крови!

Речь была бодрая, с огоньком. Он забыл добавить, что от моего рукопожатия у любого разумного существа развивается панариций большого пальца, а короткий разговор награждает пожизненным заиканием, плешью во всю голову и в исключительных случаях — глухотой.

—Все на защиту учителя, братья! — взвыл мудрец, его борода и волосы разметались. — Спасем наш храм Просветленного пророчества! Убейте этого человека! Он выродок, собачий сын и злыдень!

Братья начали таращиться в мою сторону, задирая лохматые бороды. Потчуя меня инвективами, Даргонзанд распалялся все больше. Наш фургон как раз проезжал мимо холма. Привстав на сиденье, я — терять нечего! — показал многомудрому учителю кукиш. Он взбесился и подпрыгнул, как петух на насесте. Думаю, узкая каменная площадка была еще немного скользкой от утренней росы, ну и, конечно, зря он стоял на ней босиком: его правая нога взлетела в воздух, миг — и бренное тело специалиста в вопросах просветления навернулось с менгира.

Восемь ярдов — небольшая высота, если прыгать умеючи. Ну и смотря на что прыгать. Но падать с такой высоты головой вниз даже на поставленные горкой матрасы я никому не советую. Сквозь глухой звук удара донеслось звонкое «хрусть!», взлетело облачко пыли. Тело великого мудреца и чудозвона застыло у подножия монолита. Виджи вскрикнула.

Надо же, какое несчастье. Ай-ай-ай. Надо будет сказать Альбо, чтобы помолился за упокой его гнилой души.

После краткого замешательства братья, курлыкая, посыпались с насестов. Их глаза горели фанатичным огнем, а скрюченные пальцы и оскаленные рты никак не вязались с обликом просветленных пророков.

Я хлестнул вожжами, лошадки припустили. Эльфийка едва успела подхватить свой меч. Сзади раздались вопли и что-то, отдаленно похожее на собачий вой. Любопытно, они действительно попробуют меня убить? А как же постулаты? Попытка обрести просветление отказом от насилия? Гм, а не изменил ли наставник после случая со мной концепцию учения? Под моим прямым влиянием, так сказать? На миг я почувствовал себя восточным гуру и впал в грех гордыни.

Олник поравнялся с нами, то и дело оглядываясь через плечо.

—Фатик, за вами толпа! — крикнул он. — А-а-апчхи-и-и! Мое почтение, сударыня эльфийка!

Он так и сказал — «за вами», поскольку решил нас обогнать. Резвый осел с одним задрипанным гномом бежал куда быстрее, чем ехал наш перегруженный фургон. Я не успел моргнуть, как Чох оказался впереди на три лошадиных корпуса. Гном шлепал серого ладонью, мотыляясь в седле. Если бы не стремена, он бы уже десять раз свалился.

—Что они... хотят от нас? — Виджи уцепилась за дугу фургона, привстала и поглядела назад. Узкий поясок очерчивал ее осиную талию. — Эти страшные... люди... Вы знакомы с ними, Фатик?

Кажется, она не совсем поняла слова пророка. Эльфийка, что с нее взять.

—Друзья сурового детства! — крикнул я, молясь, чтобы от тряской езды по бездорожью у нас не отпали колеса. — Как обычно, я должен им денег.

Гритт! В этот миг я ощутил стыд за свою расу. Да, мы на первых позициях почти везде, но и по глупости мы первые тоже. Такого количества слепых дурней, которые сбиваются в стада по первому зову шарлатанов, нет ни у гномов, ни у эльфов, кажется потому, что эти расы не одержимы изначально безнадежным поиском глубинного смысла бытия.

—Этот человек наверху... Он умер!

—Сначала упал, потом умер. — Я вновь подхлестнул лошадей. — Он, может, еще оживет. Пророки — живучие сволочи.

—Некоторые бегут на четвереньках...

—Это потому, что у них затекли ноги. Она ахнула:

—Они швыряют в нас камнями!

—Просят остаться на обед. Ничего, сейчас мы оторвемся. Все равно из харчей у них только вяленая репа.

Виджи присела на свое место и попыталась опрокинуть меня взглядом.

—Вы... вы шутите!

—Есть немного.

Ее уши заалели, а глаза расширились — точно как тогда, в нашей конторе. Я испугался.

—Но зачем?

—Что зачем?

—Зачем вы шутите со мной, Фатик Джарси?

Гм, и правда — зачем?

—С доброй шуткой жизнь кажется веселее. Добрая шутка вызывает улыбку на устах женщин.

Ее лицо окаменело.

—Пожалуйста, Фатик Джарси, не шутите со мной больше, иначе я дам вам оплеуху!

О-о-о, Гритт... Э-э-э... А-а-а... Гм.

Я посмотрел ей в глаза (это было непросто, если учесть, что я правил фургоном по бездорожью) и кивнул:

—Хорошо. Нас преследует стая зомбированных кретинов. Они пошли на поводу у алчного ублюдка, который напел им песенки про нравственное совершенствование путем отказа от всех радостей жизни. У многих из них были жены и дети, дом — полная чаша и хорошие счета в банке, а теперь у них только голая задница, которую холодит ветер. Ублюдок, который довел их до этого, помер, и я этому рад. И не нужно на меня так смотреть! Я — гррр! — варваррр!

—Я знаю, — тихо отозвалась она.

Низкий кустарник царапал дно фургона. Из-под копыт порскнул песчаный заяц — жилистая бестия, которую было практически невозможно разварить до состояния, когда его мясо можно жевать, не рискуя сломать челюсть. Заговорившись, я чуть не своротил фургон в промоину. В последний момент удалось ее обойти. Олник на своем ишачонке мелькнул далеко впереди, скрываясь за длинным, словно рыбий хребет, взгорком. Резвый, шельмец!

Дрогнул полог, Альбо просунул голову, блистая тонзурой; упитанные щеки ходили ходуном.

—За нами озверелая толпа!

Угу, тихие радости похода.

Я искоса глянул на Виджи — ее уши, слава богу, остыли.

—Это шайка пророков. И у каждого фитиль в заднице для добавочной экзальтации.

Он шевельнул густыми бровями:

—Пророки Атрея?

Я удержался от вопроса насчет того, носят ли фаленорские пророки Атрея зажженные фитили в задницах.

—Пророки Гогола и Могола, Чепухи и Соплежуйства. Гритт, это примитивная эсхатологическая секта, чей лидер говорит со вселенной. Они хотят нас убить, ибо такова была последняя воля их главаря.

Он выпучил глаза. Я даже не удивился: спокон века варваров считают людьми скорбного ума, которые могут выговорить слово «эсхатология» раза, эдак, с двадцатого, перекосив от напряжения рожу. А этот варвар вдобавок изучал философию, я мог бы добавить, знает пяток языков и умеет читать.

Наружу просунулись еще две головы.

—Там... — начал Скареди, чья голова была слева.

—Ядрена вошь! — перебила его Крессинда, чья голова с недоплетенными косами была справа. — И это только начало недели!

Монго, Имоен и Квакни-как-там-его, видимо, следили за отшельниками с другой стороны.

—Все нормально! — крикнул я. — Сейчас оторвемся! Держитесь!

Конечно, перебить этих полудурков не было проблемой. Меня останавливали два соображения. Первое — гуманизм. Второе — куда более весомое, сидящее на хилом гуманизме, как на кляче, — домашние насекомые, которых отшельники крайне любят разводить в одежде и волосах.

Избегая валунов, набросанных слева и справа от взгорка, я направил фургон по его скату. В этот миг справа от нас снова появился Олник. Вид у него был нервный. Он огибал взгорок слева, надирая ослу уши, чтобы тот бежал быстрее, и что-то вопил во всю глотку. Ехал он, разумеется, отшельникам навстречу, вздымая клубы бурой пыли.

Небеса, он что, решил их атаковать?

—...гы... Ыгы! Ог!.. У-у-у! — кричал напарник, повернув к нам раскрасневшееся лицо.

—Что? — проорал я, въезжая на гребень.

—Огыыыы! Гы!!! — взвыл напарник, пытаясь развернуть ослика.

Я пустил лошадей вниз по склону, мельком убедившись, что местность без колдобин и оврагов.

—Фатик! — крикнула Виджи.

Я поднял взгляд выше и увидел их. Огры! Целая бродячая деревня желтых огров, рыл примерно на семьдесят, пристроилась табором неподалеку от взгорка! Они уже снимались с места, как видно, решив гнаться за моим напарником. При виде фургона они удвоили усилия. Куполовидные, плетенные из лозы хижины были устроены на манер паланкинов — пять-шесть огров, самцов и самок, хватали их за шесты и неслись нам наперерез огромными скачками.

А мы соответственно неслись к ним. А чтобы их обогнуть, мне не хватало места и времени. Огры были ученые и наступали по широкой дуге, замыкая нас в кольцо. В центре, притиснув к груди древо даров, мчался, встряхивая обширным брюхом, шаман в головном уборе из облезлых заячьих ушей — только на макушке их торчало штук десять, и это не считая тех, что болтались у него за спиной.

Однако я все же решил прорываться и начал разворачивать повозку. Шаман пресек мои действия ужасным криком, раззявив хлебальник до самого пупка. Ближайшие к нам огры бросили свою корзину-хижину и заслонили нам путь, буквально кидаясь под копыта лошадей. Нас окатило волной горького запаха, впрочем, не настолько противного, чтобы вытряхнуть содержимое наших желудков.

Вот гады!

Признав свое поражение, я затормозил, соскочил на землю и, едва ковыляя на задеревенелых ногах, бросился сдерживать коней. Им предстояло вынести несколько малоприятных минут, от которых они вполне могли сойти с ума.

Впрочем, как и мы сами.

Ладно, перетерпим. Надеюсь, что перетерпим. Жалко эльфов.

Меня беспокоило, как поведут себя пророки; они вот-вот должны были появиться из-за взгорка. Не хотелось бы набраться от них вшей.

Моя команда во главе с эльфийкой уже выбиралась из фургона. Фея обнажила клинок, Альбо вытащил шест, Скареди приготовил Малого Аспида — хищно блеснули заточенные зубья. Крессинда отстегнула молот, готовясь к убийственному броску...

Гритт, тут нет места героическому подвигу! Нас затопчут и скажут, что так и было!

С другой стороны фургона скользнула Имоен; в руках лук с наброшенной стрелой, глаза прищурены — выискивают первую цель.

—Стоять смирно! — гаркнул я. — Никому не шевелиться! Не дышать! — Я умею ругаться на пятнадцати языках, и в ту секунду я выдал непристойную тираду из двух су-ществительных, трех причастий и пяти местоимений на восьми языках, включая гоблинский диалект южных отрогов Галидора, упомянул голое седалище, известное как «жопа», розги и сотню фаллических демонов-летунов из Веринди. - Сжать задницы и стоять смирно! Оружие не поднимать! Опустить ковырялки, я кому сказал!

Вроде бы подействовало. Даже Крессинда опустила свой молот. Однако добрая фея подбежала ко мне и остановилась за моим плечом. Тихая, как мышка. Гритт, непослушная мышка! Она смотрела за мое плечо, а пальцы ее свободной руки сжимались и разжимались, словно она готовилась плести заклятие. Впрочем, может, она собиралась расквасить мне лицо? Насчет фаллических демонов я, кажется, слегка перегнул.

Кони жалобно заржали, кося глазами на стену буровато-красной пыли, откуда доносился неясный слитный шум.

—Фа-ти-и-ик! — раздалось из-за этой стены. Мой напарник, бедняга, курсировал за спинами огров на своем ишачонке. Он, как и я, хорошо знал, чем чревато столкновение с кочевой деревней.

Вру. Бедняга не он — бедняги мы. Почему? Терпение, сейчас и вы все поймете.

Но вот пыль осела. Нашим глазам предстало кольцо высоких хижин. Меж ними толпились огры — желтовато-крапчатые, безволосые, будто сложенные из массивных базальтовых глыб. Плоские морды с выпученными совиными глазами и крохотными, с пуговицу, носами, глядели на нас отовсюду, в распахнутых пастях виднелись тупые, налезавшие друг на друга зубы. Узкие лбы и покатые плечи, вислые животы и руки до самой земли не добавляли ограм привлекательности. Дамы были мельче господ (я бы сказал, футов восьми против десяти у мужчин), зато те и другие носили одинаковые подгузники, небрежно сплетенные из лозы. Равенство полов, что тут скажешь (хотя дамам больше пошли бы корсеты из рогоза). В плетеных люльках под мышками пап и мам, весело дрыгая ножками, нисели груднички. Детки постарше щеголяли безо всякой одежды, деятельно помогая родителям удерживать плотный кордон, чтобы мы, не дай бог, не вырвались наружу. С другой стороны, и к нам никто не мог прорваться — толпа отшельников у взгорка разбилась о живую стену; самые рьяные стали было карабкаться по хижинам, но огры смахнули их обратно на грешную землю.

Я вздохнул с облегчением. Одной проблемой меньше. Правда, временно. Олник маячил вдали, готовый в любой момент задать стрекача.

—Бог-ужасный! — обронил принц. — Хищный зев и много рев! Ешьте кекс! Висцеральное насилие!

—Спокойно, высочество, все будет нормально, — процедил я. — Никакого кекса и насилия, тем более — висцерального.

—Адовы очи у тварей сих! — сказал Скареди, баюкая Аспида на сгибе локтя.

—Адовы... — эхом откликнулся Альбо.

—Не дергайтесь, и все будет хорошо! — повторил я. Говорят, огры такие лупатые потому, что их предки обитали в глубоких горных пещерах. На мой взгляд (нет, у меня нормальные, глубоко посаженные глаза), эта версия — отчаянная глупость. Во-первых, они отлично переносят яркий солнечный свет, ибо их глаза снабжены третьим пленчатым веком, которое работает как прозрачная затеняющая шторка. Во-вторых, я не могу представить, как по скальным ходам будет передвигаться массивный огр десяти футов роста. Не говоря уже о целом племени. Не говоря уже о том, что из еды в пещерах встречается разве что плесень. А вот насчет мозга — помните, я упоминал мозг троллей? — точно известно: его нет. Все пространство черепной коробки огра занимает пористая кость, отлично резонирующая при пении. Я не знаю, каким местом думают огры. Может быть, левым пальцем ноги, или правой лопаткой, или собственным (а может, и чужим) задом. В Научной Академии Харашты и прочих университетах на эту тему ломают копья уже не одну сотню лет.

—Ауууу! — Огровский шаман остановился в семи футах от меня, сжимая древо даров — заостренный снизу столб с несколькими поперечинами. Поднатужившись, он вогнал столб в землю и яростно затряс погремушкой из желтого лошадиного черепа. — Ух! Ух! Ух!

Кони заржали и попятились. Я с трудом сдерживал их.

Верхушку древа даров венчало пыльное чучело совы, на самих поперечинах болталась всякая всячина — ржавый рыцарский шлем, рукоять охотничьего ножа, жемчужное ожерелье, монисто из серебряшек, дырявый ботинок, обрывки одежды, пара крыс, связанных вместе хвостиками, сушеные заячьи тестикулы, горлышко бутылки, чья-то — гм, по виду человеческая, нижняя челюсть. Отдельно от всех висел вполне годный гномий кафтан.

Я прикинул, те ли это огры, что подловили меня, неоперившегося юнца, в его первом походе? Или те, что застали меня врасплох семь лет назад, когда я вышел из лагеря по малой нужде? Или те, что окружили нас с Олником, когда мы малым ходом двигались в Харашту пять годков тому? Гритт, у огров плоские рожи, одинаковые, как попки младенцев, ни черта не понять.

Шаман подпрыгнул и стукнул погремушкой о свою голову:

—Йох! Йох! Йох! У-у-у-у-у!

—Шаманство! Черное ведовство! — изумленно выдохнул Альбо. Я обернулся: вся моя шайка, озираясь, маячила за эльфийкой, судорожно стискивая оружие. Имоен так и не сбросила стрелу с тетивы, костяшки пальцев, сжимавших рукоять лука, побелели.

—Мастер Фатик, одно слово, и я застрелю его в глаз! — воскликнула она.

Шаман прекратил свои манипуляции и навострил уши. Как и у всех огров, они напоминали половинку плоской ракушки-речницы, из которой не до конца выковыряли моллюска.

—Не дурить! — прохрипел я. — Нишкнуть! Все будет нормально. Не оскорбляйте их, они чувствительны, а многие понимают Общий язык! Монго, сюда. Помоги держать коней. Да опустите вы оружие, дурни! Крессинда, за тобой тыл! Если какой-то отшельник прорвется, пристукни его без всяких церемоний.

—Клянусь полушкой! — вскричал Скареди, удерживая на локте свой меч. — Они что, не будут набегать?

—Нет.

—И шаманить не станут? — справился Альбо.

—Нет.

—Ауууу! — снова возопил шаман, потряхивая черепом. Вид у него был свирепый. Он, видите ли, исполнял при стаде роль конферансье.

«Бум-бум!» — дважды подпрыгнули огры: все, от мала до велика, даже те, у кого еще не проклюнулась пипирка. Земля содрогнулась и вроде бы слегка просела.

—Моя плешь! Что замыслили они, ответствуй! — дрогнувшим голосом спросил Квинтариминиэль (я заметил, что вспоминаю его полное имя только в самые неприятные моменты нашего пути).

Я пожал плечами:

—Они будут выступать.

—Что?

—Да они п-припадочные! — вскричал Монго.

—Нет, это местные артисты. Таких деревень на всю Пустошь три или четыре.

—Но... почему они нас окружили? — спросил Альбо, творя Знаки Атрея кургузыми пальцами.

—Чтобы мы не сбежали с места выступления. Это спекулятивные артисты.

Я не стал пояснять, что, согласно слухам, в незапамятные времена огров научил дурному делу кто-то из бродячих льфов, отщепенец, изгнанный из клана, научил в шутку или всерьез и что сейчас от них стонут оседлые огры, а крестьяне окружающих Пустошь деревень встречают их камнями и кольями, что для огров бродячих деревень выступление — сакральный акт, от которого зрителям невозможно откупиться заранее.

Шаман воздел руки, и огры — все, все огры — запели.

Шум? Вы говорите — шум? Повторите громче, я не слышу! Отчаянный грохочущий тарарам зубной болью отдался в моей голове и пронзил до самых пяток. Лошади начали брыкаться, и мы с Монго навалились на ремни упряжи, пригибая их головы к земле.

Огры выступали а капелла, у некоторых, несомненно, был голос, особенно это касалось младенцев, чей визг разносился, наверное, до небес. Главный кошмар заключался в том, что каждый огр тянул что-то свое во всю мощь немаленькой грудной клетки. Песни эльфийские и гномьи, людские и гоблинские смешались в безумный водоворот убойной бессмыслицы, центром которого были мы.

Раньше, в первый и второй раз, я пытался им втолковать, что петь желательно по очереди. Втуне. Они так видели. Им так было комфортно. В племенах огров царила полная демократия: одновременно самовыражались все, и никто не мог уйти обиженным за вычетом зрителя.

Эльфы синхронно упали на колени, зажимая уши. Бедняги. Остальные держались на ногах, хотя и были бледны. Я начал считать про себя. Примерно на второй минуте концерта «В гостеприимном мире чудовищ» меня прошиб холодный пот, в желудке начались спазмы, и я испугался, что расстанусь с завтраком. Волосы шевелились на моей голове, я хватал воздух ртом. Эти дуболомы звуками пения могли обрушить стены цитадели. Задайся кто-нибудь целью выдрессировать их для этого, обучив одной, резонирующей песне — не было бы страшней оружия. Я думал, что достаточно закален, но пять лет жизни в Хараште, видимо, сделали из меня рохлю.

Три минуты... Четыре... У коней начали подкашиваться ноги, а Монго скрутил рвотный приступ. Пять.

Шаман опустил руки. Все!

Один огр в припадке вдохновения подвернул челюсть, но ближайший собрат вправил ее немудрящим ударом снизу.

В моем черепе звонили колокола. Я оглянулся. Эльфы стояли на коленях, Альбо и Скареди были бледны, а Имоен слепо ползла куда-то в сторону, обронив лук. Одна Крессинда как неколебимый утес маячила у задника фургона.

—Хлопайте, идиоты! — зашипел я. — Быстрее, иначе они снова запоют!

Надо ли говорить, что после моих слов захлопали даже эльфы?

—Перевешать сукиных детей... — прошептал Скареди.

—На двойных колодезных цепях, — со сдержанным смирением добавил Альбо. — Я уже начал думать о греховном самоумерщвлении.

—Дай деньгу! — вдруг, приплясывая, воскликнул шаман. Следом и стадо хором повторило это заклятие:

—Дай деньгу! Дай деньгу! Дай деньгу!

—Теперь нужно оценить их труд. — Я поручил коней заботам Монго и, шатаясь, будто пьяный, двинулся к фургону.

—Платить? За это мракобесие? Моя плешь! — застонал с колен принц. Я обогнул его и протянул ладонь Виджи. Странно, но эльфийка приняла мою помощь. Я подхватил ее под тонкие руки, поднял и довел до фургона. Затем без лишних слов помог забраться внутрь, после чего склонился над тюками.

Толпа огров ждала. Отшельники, подозрительно быстро оправившись от какофонии, ждали тоже. Шаман ждал у древа даров, встряхивая погремушкой.

—Если мы не заплатим, они будут танцевать и петь, ока мы не сойдем с ума, а это случится достаточно быстро.

Я думаю, это произойдет в пределах получаса. Имоен, очнись! Крессинда, помоги девушке!

—Брутальные вымогатели!

—Такова судьба неудачливых артистов. Если творчество твое не пользуется спросом, заставь, чтобы тебя хвалили, заставь, чтобы тебе платили.

—Ядрена вошь!.. Но для чего им деньги в этой пустыне?

—Не деньги. Это они фигурально. Им сойдет все, что сочтет годным шаман.

Я взял жестяную тарелку, кухонный нож, прохудившийся носок, свой старый кожаный пояс и задумался... Шаман не дурак, он видит, что народу в фургоне много, дешево отделаться не удастся. Великая Торба, а если... Ты гений, Фатик! Я прибавил к вещам блестящий золотой реал и три серебряшки. Шаман достойно оценил мою плату и очень обрадовался, когда я, показав ему блестящие монетки, терпеливо пояснил, что надо делать. Еще бы ему не обрадоваться — в первый раз за все существование бродячих деревень огров им добровольно заказали выступление, да еще с предоплатой!

—Быстро в фургон, мы уезжаем! — крикнул я. Шаман заухал и загугукал, обращаясь к собратьям. Те впали в натуральный экстаз. Настал их звездный час, час истинной популярности! Они нетерпеливо запрыгали, кое-кто начал распеваться. Гритт, на нас снова надвинулось преддверие ада.

Я запрыгнул в фургон и хлестнул лошадей. Огры расступились, и мы понеслись к Олнику, который маячил вдали. Лошадки рысили бойко, понимая, из какого места они вырвались. Анахореты дружно взвыли. Однако было поздно: огры уже брали подопечных Даргонзанда в плотное кольцо.

—Счастливо оставаться! — крикнул я пророкам. Уж не знаю, что они пророчили мне в ответ.

—Какая внезапная удача! — высунулся из-за полога Альбо. — Атрей помогает нам во всем!

— Это не Атрей, — откликнулся я. — Это я купил для пророков три представления и еще половинку — на бис. Огры на седьмом небе от счастья. Они выложатся, клянусь Великой Торбой! Отшельники сойдут с ума... Гритт, ерунда. Они и так сумасшедшие. Но — вот вам зуб! — после такого хотя бы половина из них, но излечится от поисков смысла бытия!

К вечеру мы выехали на обжитые земли и уже искали место для ночевки, когда Имоен заметила далеко позади, над ровным горизонтом, отмечавшим Пустошь, черную точку. Она парила в воздухе над полосой закатных облаков, а потом исчезла.

Я решил, что это обычная птица, может быть, канюк. В тот момент я больше размышлял над тем, какие еще призраки прошлого ждут меня впереди.

Нагая женщина с голубой кожей приснилась мне снова. У нее были красные глаза.