Империя вампиров

4

Ноэл сидел на табурете-треноге в кухне и смотрел на языки пламени. В сдвоенных кипящих котлах над огнем готовились мясо с травами, овощи, пудинг для ужина монахам и незваным гостям. Ноэл уже работал сегодня с Мартином и Иннокентием, а сейчас должен был следить за котлами, иногда вставая, чтобы принести хвороста в огонь или подлить большим черпаком воду в котлы. Еду подадут на деревянных подносах, используемых монахами сотни лет. Они презирают блюда и вилки, которые вошли в моду при дворе. Последователи святого Бенедикта не подвержены веяниям моды.

Работа Ноэла на кухне была несложной. Поскольку монахи очень гордятся своим кулинарным искусством, им требуется только вспомогательная работа. Однако Кордери подчас считал свой труд тяжелым, особенно летом. Однажды он сказал брату Мартину, что эта работа очень напоминает адский огонь, однако тот не оценил сравнения. Оно даже показалось ему своего рода святотатством.

На следующий вечер после неприятного визита с Лангуассом к Кристель д’Юрфе Ноэл был рад найти уединенное место, где мог остаться со своими чувствами и мыслями, наполненными виной. Даже жар огня не мешал ему, разряжая напряжение, выжигая в душе страхи и сомнения. Но его оставили в одиночестве ненадолго.

Он спал, закрыв глаза, уставшие от огня из-под котлов, когда к нему вдруг подошла любовница Лангуасса.

- Извини, - сказала она. - Я не хотела тебя тревожить.

Ноэл раньше читал на неопрятных афишах, которые сообщали о пиратах, разбойниках с большой дороги и были расклеены вплоть до владений Ричарда, что у людей, подобных Лангуассу, есть подружки, но не знал, правда это или результат литературного украшательства. Рассказы, прикрывающие восторги напускной тревогой и осуждением, сопровождались изображениями розовощеких женщин, соблазнительниц с экзотической красотой и непредсказуемым нравом. Сейчас Ноэл встретился с легендой, ставшей реальностью.

Несмотря на то, что Лангуасс назвал ее марокканской цыганской принцессой, Лейла не производила впечатление такой же экзотической и узнаваемой, как героини с афиш. Теперь, вблизи, она показалась юноше сотканной из противоречий: все та же мужская одежда с кинжалом на поясе, но возбужденность вчерашнего вечера исчезла, как и отчаянное бесстрашие, темные глаза были задумчивыми, на лице проглядывало сожаление.

Ноэл заговорил с ней раздраженным тоном:

- Чего ты от меня хочешь?

- Лангуасс просил разыскать тебя, Кордери, - сказала она. - Беспокоился, не обидел ли тебя, а ведь он хочет быть тебе другом.

Ее выговор был отчетливым, с необычным испанским акцентом. Ноэл удивился фамильярному обращению, которое контрастировало с претензией на аристократизм, отразившейся в слове «принцесса» и в том, что Лангуасс предоставил ей служанку. Такое обращение не было принято при дворе, им пользовались любовники в минуты близости или родители при обращении с детьми. Она выучила староанглийский язык или сознательно с ним разговаривала так, возможно, по наставлению Лангуасса.

- Я отношусь к нему хорошо, - сказал Ноэл, - но я здесь гость и опасаюсь за положение своих хозяев. Надеюсь, он поймет, что нужно побыстрее уехать, иначе может случиться большая беда.

Лейла стояла перед ним, чуть ближе, чем ему хотелось бы. Пока юноша сидел - смотрела ему прямо в глаза. Он не мог разглядеть их из-за бликов пламени, встал, немного отошел и, когда обернулся, смог рассмотреть ее лучше. «Принцесса» была хорошенькой, в обычном понимании, но не красавицей. Она была милой, по-своему приятной. Но цвет ее лица нельзя было сравнить с опаловой бледностью великолепных женщин-вампиров двора, являющихся для Ноэла верхом привлекательности.

Она же, казалось, смотрела на него с обожанием, это его смущало, вспомнился пристальный взгляд Кармиллы Бурдийон на фатальной встрече накануне бегства из Лондона. Он нечасто бывал в компании женщин и знал, что не умеет ни понимать их, ни отвечать им.

- Он станет твоим другом, - повторила Лейла, - и лучшим, чем эти монахи.

- У него опасный путь, - ответил он. - Монахи сдержанные, но более надежные друзья.

Она не поняла.

- Ты станешь монахом? - спросила она. - Разве ты создан для безбрачия и молитв, а не для приключений и женской любви?

- Мужчины становятся кем хотят и кем могут, - сказал он.

Она оглядела кухню, будто пытаясь найти подтверждение его словам.

- Возможно, но я была рабыней, пока Лангуасс не освободил меня. Он мог оставить меня, но дал мне шанс. Теперь он один называет меня принцессой. Я свободна и убила двоих ему подобных, которые пытались удержать и использовать меня.

- Хорошо, - мягко сказал Ноэл, - рад этому. Я не хотел бы, чтобы ты была рабыней или несчастной с Лангуассом. Хочу, чтобы ты была счастлива, но действительно не знаю, смогу ли я стать пиратом.

Она улыбнулась. Эта улыбка застала его врасплох, но он был доволен и улыбнулся в ответ.

Теперь робость охватила ее, она отвела взгляд:

- Ты мне нравишься. Я хотела бы, чтобы ты уехал вместе с нами.

- Вполне возможно, - ответил Ноэл, чувствуя, что не лжет, так как сам не знал своей судьбы.

- Меня попросили сказать тебе еще одно, - добавила она. - Присмотри, чтобы женщину-вампира и ее служанку накормили, но не оставляй их вдвоем. Мой хозяин не хочет, чтобы вампирша получила порцию крови. Принеси Селиму пищу тоже. Он стережет их.

Ноэл нахмурился и коротко ответил, что исполнит это. Потом опять сел, показывая, что ей пора идти. Она колебалась, но, когда после молитвы возвратился Мартин, окинув ее критическим взором, быстро удалилась. Монах искоса глянул и на Ноэла, но тот сделал вид, что не заметил неудовольствия Мартина, и взял один из рычагов, которыми снимали с огня котлы. Чуть позже Ноэл отнес в камеры два подноса. Третий принес турку слуга. Ноэл зашел сначала к Мэри Уайт, та подбежала и, несмотря на открытую дверь, обняла его за плечи.

- О Кордери! - воскликнула она. - Ты должен помочь нам, потому что они хотят сжечь мою госпожу, я боюсь даже думать, что случится со мной. - Она была напугана, и присутствие безносого усиливало эти страхи.

Он не мог успокоить Мэри ложью, даже если бы ей стало лучше, сказал только:

- Сначала я должен зайти к госпоже, Мэри. Вернусь через минуту.

Она отпустила его и заметила, что он закрыл дверь, не поставив засов на место. Турок, который уже набивал свой рот, молча смотрел на них. Ноэл не знал, говорит ли Селим по-английски или вообще не может говорить, поэтому промолчал. Открывая дверь и входя в камеру, он чувствовал на себе взгляд турка.

Войдя, поставил поднос на пол. Кристель посмотрела на мясо не только равнодушно, но даже с подозрением. Она сидела на скамье как и раньше. Шрам уже бледнел, скоро исчезнет совсем.

- Это только мясо, госпожа, - сказал Ноэл, чувствуя ее тревогу. - Оно не отравлено. Когда оно готовилось, его касался только я.

Женщина одарила его болезненной улыбкой.

- Значит, сейчас меня боятся меньше, - сказала она. - Они позволят мне прийти в себя, поскольку считают беспомощной в заточении. Наверное, я так и сделаю: усну глубоким сном.

- А вы сможете? - спросил он.

Ее лицо стало непроницаемым.

- Так они послали вас выведать это хитростью? Не стоит. Я не могу стремиться глубоко уснуть; крепкий сон должен сам прийти. Это не то, что мы делаем, но это то, что происходит с нами. Если мне откажут в крови, как того хочет пират, тогда я погружусь в глубокий сон, как было под воздействием яда. Мы все, каждый по-своему, пленники нашего бытия. Но не ждите здесь, Кордери, - вы нужны Мэри больше чем мне, и должны сделать все, чтобы помочь ей.

Он не поверил ее заботе, пытаясь понять, не играет ли она, чтобы произвести впечатление. Вампиры-женщины славятся хитроумием соблазнения и бессердечием измен, поэтому Ноэл не принял ее слова за чистую монету. Если все, что рассказывали о вампирах, было правдой, тогда безразлично, что случится с простой служанкой.

Он вышел из камеры, заперев за собой дверь, посмотрел на турка, резавшего кусок мяса с удивительной мягкостью и точностью. Затем вернулся в камеру Мэри Уайт.

Она все еще не прикоснулась к пище, нетерпеливо ожидая его.

- Что же они хотят делать? - спросила Мэри в приступе волнительного ожидания. Она не подошла как раньше, а стояла в пяти футах от него, обняв руками плечи.

- Не знаю. Но монахи не хотят, чтобы вам причинили вред, и даже у пиратов есть крупица уважения к Божьему дому. Лангуасс - нежестокий человек и не станет к своему греховному бремени прибавлять еще одно убийство.

- Но вы поможете мне? Вы не позволите обидеть меня?

«Что это? - думал Ноэл. - Она считает меня одним из них, бесправного среди бесправных!»

- Я сделаю все, чтобы обезопасить тебя, - успокоил он.

- И мою госпожу тоже? - В голосе Мэри послышалось сомнение, будто она не надеялась на подтверждение.

- Не хочу, чтобы кого-нибудь убили или ранили, сказал он, - даже вампира. Ты должна есть, если можешь. Пища согреет и придаст сил.

Она с готовностью кивнула и села на кровать, подняв поднос с пола. Он вышел, поднял засов, запер дверь и посмотрел на турка. Уходя по коридору, Ноэл чувствовал на себе взгляд его глубоко сидящих раскосых глаз. Парень, который ждал его, дрожал от страха перед стражником.

В трапезной Ноэла подозвал к себе аббат, справа от которого на привычном месте Квинтуса сидел Лангуасс, на месте Иннокентия Ноэл увидел подружку пирата.

- Я попрошу тебя сделать кое-что для аббатства, - сказал аббат, чей ровный голос не мог скрыть беспокойства. - Завтра ты должен пойти в город, чтобы устроить проезд в Ирландию нашим… гостям. Привлекать к этому королевского представителя или арендаторов, работающих на монастырских землях, нежелательно, и мы решили, что лучше всего поручить это тебе. Ты получишь соответствующие бумаги.

Ноэл бросил взгляд на Лангуасса, который внимательно наблюдал за ним. Вероятно, просьба исходила от пирата, хотя слова аббата о нежелательности обращения к королевскому служащему, посредничавшему в делах монастыря, были правдой. Участие аббата в этом деле должно остаться в тайне, а упоминание об арендаторах содержало замаскированный призыв к осмотрительности, скрытности, хотя Ноэл и сам был заинтересован в этом, выходя за пределы своего убежища. Приближалось новое испытание, за прохождением которого будут внимательно наблюдать все заинтересованные.

«Почему, - спрашивал Ноэл невидимого свидетеля, - меня не оставят в покое, пока не закончится эта заварушка? Почему никто ни о чем у меня не спросит?»

Но только вежливо сказал аббату, что с удовольствием все сделает. В конце концов, мысль о том, что он поможет аббатству избавиться от пришельцев, утешала. Если бы их удалось отправить тайно, жизнь вошла бы в обычную колею.

Когда он занял свое место за столом, ему показалось, что все глаза устремлены на него и все хотят втянуть его в смертельно опасную игру, в которую однажды играл Эдмунд Кордери.