Имя Бога

Что могла бы рассказать Клара

Началось все пятьсот лет назад, когда Анна Батори, сестра будущего короля Польши Стефана и внучка Иштвана IV, вышла за бравого вояку красавца Гашпара Драгфи и родила ему двух сыновей. От них и пошел Кларин род – удивительный, великий, проклятый.

В 1545 году Гашпар умер при весьма странных обстоятельствах: поговаривали, будто кто-то его отравил – уж не красавица ли жена? Но Анна скоро снова вышла замуж. И снова похоронила мужа, а через три недели опять пошла под венец – со своим кузеном Дьердем, который стал счастливым папашей четырех ребятишек, в том числе крошки Эржбет, той самой, что зверски замучила шесть сотен девушек, купалась в их крови, устраивала омерзительные оргии и в итоге попала на доску почета к Гиннесу, как самая результативная серийная убийца на свете.

Но это все было позже, много позже, а тогда госпожа Батори, по своему времени выдающаяся особа – она даже умела читать! – жила себе в покое и почете и нянчила первенца, Яноша.

Ему не было еще и десяти, когда Анна присмотрела себе невестку – Эрику, дочку дворянина Ференца Варги, трогательное дитя в каштановых кудрях. Конечно, эти двое приходились другу хоть дальними, но все же родственниками, однако в 16 веке выбирать не приходилось – или жени сына на первой встречной, или на кузине: народу в Трансильвании жило всего ничего, знатных семей и того меньше, а вот уродок, идиоток и мерзавок, одержимых злыми духами, в этих семьях было не счесть. Так что сговор невесты был ой каким непростым делом.

Хорошо еще, что Анну всегда защищал Иштен, божественная птица – он присматривал за потомками гордых даков, чтобы не погубили их драконы, оборотни или вампиры. И когда выпадали черные дни, Анна горячо шептала облакам тайные слова…

Дерево Иштен, трава Иштен – братья славной птицы, и отец всех троих, предвечный Иштен, тоже никогда не оставляли клан Батори своей милостью – даже в самые страшные времена, даже в самые худшие дни…

Умерла Анна в глубокой старости, без тени грусти глядя в сияющие невыносимым горем глаза своей любимицы, правнучки Агнешки, которую родила от заезжего менестреля единственная и совершенно беспутная дочка Анниного Яноша и Эрики Варги.

Агнешка тоже прожила долгую пеструю жизнь, а ее многочисленные потомки расселились по всей земле, заехав даже в такие места, где про Иштена никто никогда и слыхом не слыхивал.

Однако о том, откуда они родом, потомки Батори никогда не забывали, а чтобы и будущие поколения не отступали от своих корней, давали всем своим детям старинные родовые имена. Одним это мешало в жизни, другим – нет: Золтан Кертеш, например, волей судьбы родившийся в России, сделал вполне сносную военную карьеру и мог бы жить припеваючи – но когда встал вопрос, кому ехать в Бессарабию по некому щекотливому делу, касающемуся границы владений румынского короля Фердинанда, не раздумывал ни минуты.

Где-то там – то ли в лесах Трансильвании, то ли в молдавских Кодрах – и сгинул гордый Золтан. И некому было даже оплакать его, потому что к концу 1917 года пропавших без вести не оплакивали – хватало и тех, кто умер наверняка. Тем не менее, беременная жена Золтана, Юлия, не пропала в тогдашней кровавой круговерти – укрылась в малороссийской деревне у дальних материных родственников, и в положенное время родила чудесного парнишку, будущего отца Клары.

Назвали мальчика в честь прапрабабушки – Эриком, и никто никогда не сомневался, что это самое что ни на есть советское имя: что-нибудь вроде Энгельс, Революция И Комсомол. Так что Юлия довольно скоро вернулась в свой домишко в деревеньке Федино Кировского района, обустроилась там как смогла, и стала растить сына.

Но закончилось все как у всех – Эрик, потомственный военный, невозможный красавец и убежденный холостяк, ушел на фронт. А когда Великая Отечественная закончилась, вернулся домой. Правда, не весь. Его ноги выше колена остались где-то на подходе к Берлину, он и сам не помнил, где именно – чудо еще, что вообще выжил после такой контузии.

Тем не менее, мужчины, даже безногие, были после войны нарасхват, и под давлением матери Эрик женился еще до Нового 1946 года. С женой ему повезло: Татьяна удивительно вкусно готовила почти из ничего, терпеть не могла попусту болтать, а в первую же их ночь шепнула мужу, что хочет детей. Кучу малышей, чтоб как в детском садике. И всех назовем, как ты захочешь, в честь отца твоего, или деда, или дядьев – пусть их всех зовут как принцесс и принцев, и плевать, пускай люди что хотят, то и болтают. А ноги – ерунда, был бы человек. Тем более, детишки вырастут и будут помогать.

В общем, безногому потомку Иштвана IV не пришлось мучительно думать чем заняться – он стал истово делать себе помощников. «Ну вот что ты скажешь!» – каждый раз восторгалась соседка, помогая Татьяне с очередным новорожденным, – другие-то и с ногами не больно-то могут, а твой – гляди-ка! Да еще и не пьет!».

Татьяна только улыбалась – хотя легко могла бы утишить соседкину зависть: кроме видимого изъяна, у Эрика оказался еще один – ночами он вскакивал на культи во весь оставшийся рост и кричал что-то ужасное на диком, варварском языке. Притерпевшись к этому кошмару, Татьяна решила вглядеться и вслушаться – может, все не так страшно? И поняла, что да, действительно – просто ее Эрик ведет в атаку своих солдат, и сам тоже рубит, колет, кромсает врага, стоя на самых кончиках пальцев длинных, мускулистых ног… Через пару минут муж валился и засыпал, а утром совсем ничегошеньки не помнил. Вот и хорошо, рассуждала Татьяна; к тому же, атаки мучали его всего две-три ночи в месяц, в полнолуние, – а дети, наверное, еще маленькие, чтобы просыпаться и пугаться.

Они и не пугались – кроме Клары.

Клара Кертис – так после революции стали писать их фамилию – была единственной дочкой у родителей. Папа Эрик обожал ее, и мама, наверное, тоже, только Клара этого точно не помнила: слишком давно мама Танечка, привычно недоедавшая, как и почти все ее сверстницы, не выдержала темпа, который сама задала, и тихо умерла в их с отцом кровати, обнимая трехнедельного Мишутку, пятого – для ровного счета.

Меньше чем через два года после этого Эрик окончательно тронулся, и было отчего: ледяной весной пятьдесят шестого троих его мальчиков унесла эпидемия гриппа. Остался только самый старший, Ян, а Клара…Клара перестала разговаривать и вообще обращать внимание на то, что происходит вокруг.

Она не сказала ни слова даже тогда, когда бабушка Юля последний раз поправила на папе больничное одеяло и вышла на залитую солнцем улицу, осторожно ведя внучку за руку.

Ян был далеко – в Твери, в суворовском училище, и Клара знала, что больше никогда его не увидит.

Через два месяца так же, за руку, они с бабушкой стали каждую субботу ходить на тихое старое кладбище к деревянному беленому кресту с совершенно неуместной под золотыми березками надписью: Эрик Кертис.

А когда на березах набухли новые почки, Клара пришла сюда последний раз – они переезжали в Бронницы, военный городок Раменской области.

В Бронницах все знали: Юлия Ивановна женщина сильная, однако хлебнула немало лиха: похоронила сына-офицера, невестку и троих внуков, а девочка, что осталась, полоумная – и, кстати, поговаривают, будто бы в отца. А тот удался в своего отца, тоже чокнутого то ли цыгана, то ли еврея. Конечно, это неважно, лишь бы человек хороший – про этого, последнего, Кертиса даже в газете ведь писали: герой, мол, символ силы духа советского народа и всякое такое. А только помер все равно как собака – в дурдоме, да еще и детей больных настрогал, мучься теперь с ними. И ведь ни одной спецшколы поблизости нет!

Скоро сердобольная соседка пристроила Клару надомницей – вязать пинетки, и постепенно все наладилось: хоть учиться девочка и не могла, зато соседкин сын приносил ей книжки, а бабушка год за годом доставала учебники, и все шло своим чередом.

Когда Кларе исполнилось шестнадцать, ее взяли судомойкой в столовую, и там бы Клара и осталась, не приметь ее покойный муж. Ему было сорок два, возраст по офицерским меркам уже пенсионный, но она влюбилась в этого веселого красавца с первого взгляда.

Через неделю после свадьбы, на которую приехал и брат невесты, соседка Юлии Ивановны повторяла на каждом углу: у Ларочки очень музыкальный голос и она вовсе, оказывается, не полоумная. А уж как радовалась когда братика увидела! Хороший он парень, этот Ян, и Николай, муж, неплохой – славатегосподи!

И жили молодые счастливо и очень, очень долго – целых 20 лет.

В конце августа восемьдесят шестого по горящим путевкам (которыми профсоюз спешно премировал ударницу труда Ирину Кертис, жену Клариного брата) Ян, сама Ирина, Кларин Николай и бабушка Юлия Ивановна отбыли в город-герой Одессу.

Юлия Ивановна всю дорогу сокрушалась: как не вовремя разболелась Ларочка, такая удача раз в жизни бывает, и надо же – не смогла поехать, бедненькая. А она, старуха, теперь будет чужое место занимать.

Но молодежь не дала Юлии Ивановне раскиснуть: Ларочка еще сто раз в Крым попадет, у нее вся жизнь впереди, так что давайте, бабуля, пробежимся оперативно по музеям, и на борт. А то уплывут без нас, и плакали тогда и путешествие, и отпуск.

31 августа, когда «Адмирал Нахимов» отдал швартовы в Новороссийске, Клара и ее четырехлетняя племянница Ляля крепко спали в далеких Бронницах. А на мостике сухогруза «Петр Васев» капитан Ткаченко, который свято верил в буквы, цифры и графики,смотрел на экран САРПа.23 Там все было спокойно – даром что третий помощник капитана терроризировал Ткаченко намеками на то, что САРП явно врет, и что они вот-вот протаранят «Нахимов».

В конце концов капитан все-таки поднял глаза, чтобы взглянуть на огни в акватории порта. Только было уже поздно.

В ту минуту, когда черная вода рванулась в пробоину размером в 80 квадратных метров, Клара летела над бело-голубыми цветами и лихорадочно соображала, как же ей затормозить, приземлиться, не взрезаться в темные ели, внезапно выросшие на краю волшебного луга, но поняла, что разучилась останавливаться и сейчас наверняка разобьется. И проснулась.

10 сентября, после того как утонул уже второй военный водолаз, а 64 трупа все еще не были найдены, поиски на месте крушения «Адмирала Нахимова» решили прекратить. Ни Кертисов, ни майора Николая Маркелова не было в списках – ни среди живых, ни среди мертвых…

Очнувшись, я механически глянул на часы – абсолютно выпал из времени.

Клара закончила рассказ, смотрела прямо перед собой сухими глазами – казалось, она больше никогда не заговорит. Через минуту она ушла, все же пожелав мне спокойной ночи.

И я действительно спал как убитый – то ли Алексово снадобье помогло, то ли следовало сказать спасибо Кларе, а может, просто усталость накопилась. Лишь под утро мне приснилась наша с Лялей роскошная свадьба. Я очень гордился, что к нам пришли аж 444 человека, и только две вещи беспокоили меня: что у Ляли вместо фаты оказались черные волосы до пят, и еще – что сама она не живая, а сделана из какого-то ломкого вещества вроде парафина.

23 системы автоматизированной радиолокационной прокладки курса