Имя Бога

Осознание

Торопиться назад, в златоглавую, было незачем – завтра пятница, погода дивная, и к тому же можно с чистой совестью прогулять еще как минимум понедельник. В конце концов, разве мне не положен библиотечный день? Надо было только отправить нашим фотки, интервью с парнем из университета Беркли, разобрать почту, и все – пусть Кристи делает со мной что хочет: хоть на экскурсию тащит, хоть на мититеи, только чтоб в четырех стенах не торчать. Я собирался к его приходу закончить с писаниной и уже гадал, где мы будем рихтовать мое настроение, как выражается мой друг. А может, рассказать ему про Хынчешты?

И тут опять запиликал мобильный. Номер засекречен. И молчат. Странно.

– Добрый день, говорите, пожалуйста.

Пустое пространство ухнуло в ответ, затрещало, и вдруг заговорило с сильным акцентом:

– Марк Вайсс?

– Он самый

– Полиция сектора Центр. Будьте так любезны приехать на опознание.

– Я…

– По возможности, немедленно.

И мне продиктовали адрес.

Он сказал «опознание»? Или может быть, «дознание»? А может, нужно было позвонить Кристиану и позвать его с собой?

Но я уже вышел из подъезда.

Ехать никуда не пришлось, потому что комиссариат оказался через квартал. А кварталы здесь крошечные, так что не успел я выстроить мало-мальски толковой версии, как оказался у КПП, и едва сунув в окошко паспорт, уже здоровался с замученным жизнью инспектором, который выскочил откуда-то сбоку, как из кулисы, пробурчал что-то невнятное и махнул рукой в сторону двери. Через несколько минут, с мигалками и сиреной проехав против движения везде, где это удалось, мы поднимались в грузовом лифте больницы.

В машине было невозможно разговаривать – выла сирена, трещала рация, а инспектор яростно орал в свой сотовый. Естественно, я рассчитывал, что хотя бы сейчас этот человек соизволит объяснить мне в чем дело, однако едва я раскрыл рот, как он выставил перед собой ладонь.

Я почувствовал, что могу запросто придушить его, но тут кто-то открыл дверь лифта снаружи, и мы оказались прямо рядом с палатой, возле которой сидел парнишка в черной форме патрульной службы. Он отрапортовал и отодвинулся, пропуская нас внутрь.

На миг мне показалось, что все было ясно с самого начала, только это, конечно, полная чушь: я всегда раздаю визитки направо и налево, так что было бы глупо прикидывать и высчитывать, из-за кого мне пришлось ехать на опознание, дознание или как его там. А про ту визитку я забыл вообще напрочь – наверное, из-за мититей, которыми угостил меня Кристи позавчера вечером.

Да это было уже и совершенно все равно, потому что на высокой больничной кровати я увидел тело Элеоноры.

Когда я очнулся, то сначала подумал: она красивее всех женщин, которых я встречал. А потом – что не успел я ее найти, и тут же потерял. Навсегда.

Подумал и закрыл глаза – так было легче.

– Эй, эй, домнуле18! Эй!

Сверху хлынул воняющий хлоркой водопад, и кто-то опять принялся колотить меня по лицу.

Тогда появилась вторая мысль – что я лежу на полу, – потом третья, четвертая, и дальше все уже пошло как по маслу: в жизни не терял сознания; оказывается, это очень противно; и стыдно; или больно? И тут я вспомнил, в чем дело, и рванулся вверх.

Железные руки – две черных и две белых – удержали меня от чего-то безумного.

Я попытался закричать:

– Что, что случилось?!

Голоса не было. Тогда я вырвался, подошел к кровати, и на миг мне показалось, что Элеонора просто спит – как тогда, в поезде: очень бледная, в россыпи умопомрачительных локонов под желтоватой простыней с печатями.

Стойки капельниц, трубки, лоток с медицинским инструментом – все было отставлено в сторону, отодвинуто как ненужное. Какие то шланги, извиваясь, уходили в никуда. Пол блестел – видно, затирали лужу посередине. Конечно, они пытались ее спасти. Только, наверное, было уже поздно?

– Выйдем, господин Вайс, – отчетливо и без всякого акцента сказал инспектор. – Здесь нельзя находиться.

18 Общепринятая форма обращения к мужчине