Инцидент в «Кукушке»

Глава 1

В субботу, ярким июньским полднем, шестидесятилетний Эдвард Лэтимер возился с цветами на участке перед своим домом, называвшимся «коттедж „Лаванда“, и выглядел при этом довольно забавно. Высокий и худощавый, он слегка сутулился при ходьбе, а одежда висела на нем как на пугале. Долгополая черная куртка спадала с опущенных плеч, карманы оттопыривались под тяжестью набитых в них железок. Брюки едва прикрывали носки, сползавшие на старые поношенные башмаки; на голове неуклюже торчала школьная голубая панама, купленная всего за шесть пенсов на распродаже дешевых вещей. Теперь он всегда надевал ее для работы в саду по совету врачей после небольшого солнечного удара, поразившего его прошлым летом.

Когда он нагнулся, чтобы разровнять кротовую кочку граблями, кусты вдоль забора неожиданно разомкнулись, пропустив забавную рожицу со следами недавних слез, пробороздивших дорожки на грязных щечках. Рожица казалась расстроенной.

– Хэлло, мистер Лэтимер, – сказала она и чихнула.

– Хэлло, Кэрол Энн, – отвечал Эдвард, заметив, что коленка его подружки замотана носовым платком. – Ну и что же мы на этот раз натворили?

– С качелей упала… – пятилетняя леди поспешно перелезла через проволоку, чтобы продемонстрировать свежую рану. Под мышкой у нее была розовощекая голубоглазая кукла, казавшаяся уменьшенной копией своей чумазой хозяйки.

– О Боже! – Эдвард внимательно рассмотрел коленку. – Ты знаешь, я думаю, не стоит так сильно расстраиваться. Хочешь конфетку? Я думаю, так тебе будет полегче.

– Конечно, хочу.

Пошарив в кармане, Эдвард нашел леденец в обертке, завалявшийся среди болтов и отверток.

– Ты обещаешь мне впредь быть осторожной?

– Обещаю, конечно, – ответила Кэрол Энн, засунув в рот леденец и погоняв его языком от щеки к щеке, пока не нашла для него удобное положение. Затем она в упор посмотрела на Эдварда. – Мама разрешила нам поиграть! – торжественно объявила она.

– Мне нужно сегодня встретить поезд, – ответил Эдвард, – я скоро уеду.

– Ну хоть немножко! – взмолилась Энн.

– Ну только чуть-чуть… Что бы такое придумать? – он оглянулся вокруг в поисках вдохновения. – Слушай, а что если сделать качели для куклы?

– Давай! Шарлотте это понравится, – счастливая Кэрол затопала вслед за ним в сарай, где валялись разные щепки. – Где мы с тобой их повесим?

– В лесу. Найдем дерево с низкой веткой… Там нам будет удобно.

Они пригнулись, пролезая под нависшими ветками, и вышли к полянке, поросшей зеленым пушистым мхом. Эдвард наскоро привязал две длинных веревки к небольшой деревянной дощечке, укрепил на ней куклу и слегка подтолкнул.

– Здорово! – воскликнула Кэрол, от радости подпрыгивая на месте. – Дай-ка и мне попробовать.

Эдвард уселся на большое бревно в тени под деревьями и снял с головы панаму, моментально преобразившись. «Старый клоун» выглядел благородно: лысый, за исключением тонкой полоски седого пушка, обрамлявшего красивую голову. Глаза с зеленовато-карими блестками иронично поблескивали сквозь стекла очков с крупной роговой оправой.

Шелковая голубая юбочка Кэрол весело порхала при каждом ее движении, пока она носилась взад и вперед, всерьез отчитывая и шлепая куклу. Эдвард старательно разгребал пожухлые листья для своего приятеля – ручного дрозда, всегда сопровождавшего его на прогулках, и посматривал на него и на девочку с довольной улыбкой.

Кэрол внезапно перестала болтать и завозилась с веревкой. Через секунду кукла накренилась и упала вперед.

– Шарлотта убилась! – радостно объявила она. Эдвард включился в игру и притворно захныкал.

– Она жуткая плакса! – уверила Кэрол. – На самом деле не так уж и больно. Ведь правда?

– Ну разумеется. Всего лишь небольшая царапина на коленке. Сейчас я перевяжу ее носовым платком.

– Чтобы кровь не шла? Да? – Кэрол с хрустом разгрызла свой леденец, еще лежавший во рту. – Наверное, ей нужно сунуть конфетку, чтобы она замолчала.

Эдвард, улыбаясь, полез в карман, разыскивая конфетку среди железок, как вдруг услышал, что его позвали из дома.

– Это Труди, – промолвил он, угостив Кэрол. – Мне, кажется, пора уходить.

Малышка вложила свою ручку в его, зашагав вместе с ним по тропинке. – Мы завтра еще покачаем ее, хорошо?

– Посмотрим… – ответил Эдвард, приподнимая вверх проволоку. – Пока, дорогая, – он помахал ей рукой, взвалил свои грабли на плечи и зашагал в направлении дома.

Его дочь Гертруда, полная старая дева лет тридцати с красным блестящим лицом и прямыми короткими волосами, сидела в шезлонге с журналом в руках. Все десять лет, прошедшие со дня смерти матери, миссис Лэтимер, Труди ухаживала за отцом и за домом, не считая это обузой.

Услышав шаги, она вскинула голову.

– Ты бы поторопился, папа, а то опоздаешь.

– Ничего, подождут, – ответил Эдвард, не имевший привычки спешить. – «Кукушка» все равно опоздает.

– Ты так и поедешь?

Он с удивлением огляделся.

– А что? Разве я неприличен?

– В этой панамке ты просто посмешище! Невеста Хью черт-те что о тебе подумает.

– Она же не за меня собирается замуж. Поставь-ка чайник, мы скоро приедем.

Эдвард осторожно вывел машину. Совершенно далекий от техники, он слегка побаивался этого железного чудища, самого старого в поселке. Хью был неправ, утверждая, что отец нажимает на тормоз, когда надо подняться вверх по холму, – из боязни, что машина покатится вниз. Машина сама управляла хозяином, а тот компенсировал собственную беспомощность тем, что всегда держал ее в чистоте. Он имел свою точку зрения на причины дорожных аварий, писал об этом в газеты и как мировой судья старался быть самым примерным водителем.

Станция находилась в миле от коттеджа «Лаванда», и дорога проходила через поселок. Эдварда немного задержал местный констебль, везший на велосипеде бумаги ему на подпись, но он как раз успел встретить поезд, подходивший к платформе. Он на секундочку сбегал на почту посмотреть бандероль и все еще копался в пакетах и свертках, когда вдруг услышал многоголосую речь и обрывок странного разговора:

– Почему так чудно говорят: «бледный, как рыбье брюшко»? – интересовалась какая-то девушка. – Бывают рыбки и с темной окраской.

В ответ прозвучал голос Хью, как всегда ироничный:

– Странные рыбки тебе попадались! Эдвард хихикнул и пошел им навстречу.

– Привет, пап! Вот и ты! – младший сын Эдварда, такой же высокий, как и отец, был гораздо плотнее его и казался моложе своих двадцати семи – с длинными темными волосами и озорным выражением карих отцовских глаз. – Ну вот, это Цинтия!

Эдвард пожал ее руку и улыбнулся, смотря сверху вниз на темноволосую стройную девушку в летнем платье. Значительный шаг вперед, решил он, по сравнению с теми, которых Хью привозил сюда раньше.

– Как прошла поездка? – вежливо поинтересовался Лэтимер.

– Вполне терпимо, спасибо. Хью все время твердил, что мы скоро развалимся, но мне понравился этот поезд – у него есть собственное лицо.

– Мы называем его «Кукушкой». И уж «лицо» у нее, конечно, имеется, зато с пассажирами плоховато… Я слышал, ее собирались закрыть?

– Вряд ли это сделают, – возразил ему Хью. – Вспомни, какие здесь пассажиры! Знаменитость в каждом поселке: директор Английского банка, известный хирург, популярная кинозвезда, вплоть до генерального прокурора, и все добираются сюда на «Кукушке», – он помог Цинтии усесться рядом с отцом, а сам устроился позади. – О'кей, пап, так чего мы ждем? Переключить передачу?

– Спасибо, справлюсь и сам! – с достоинством отвечал Лэтимер.

– Когда папа учился водить, – пояснил Хью, наклоняясь вперед к уху Цинтии, – Квентин садился с ним рядом и переключал ему передачи, когда машина взбиралась на холм. Папа выучил все наизусть: назад, вперед, вправо! – и машина трогалась с места. Хороший пример совместного творчества! Теперь-то наш папа – «адский водитель», его еще называют «стиплфордский летун». Эдвард улыбнулся, поинтересовавшись у Цинтии:

– Надеюсь, вас не раздражает моя панама?

– Да что вы, нет! Она очень мила!

– Раньше папа прикалывал сверху бантик, – вставил Хью, – но директриса у нас в колледже прямо взбесилась… Пап, смотри, осторожней!!

Подъезжая к поселку, они увидели странного паренька в берете и шортах, катившего колесо прямо перед самой машиной.

Эдвард резко затормозил, нажав пару раз на гудок, но сигнал не сработал. Он высунул в окно голову и вежливо попросил:

– Поберегись, сынок, дай проехать!

Паренек обернулся, оказавшись пожилым джентльменом с бородкой. Хью зашелся от смеха.

– Па, ну ты меня просто уморишь!

Эдвард невозмутимо двинулся дальше, и минут через пять они благополучно добрались до домика. Труди бросилась им навстречу, прижала к себе Хью, импульсивно чмокнула Цинтию. Много лет тому назад она неудачно влюбилась и с тех пор отличалась сентиментальностью.

– Все еще пытаемся похудеть, малышка? – съязвил Хью. Он проследил, как его толстуха сестра ведет Цинтию в дом показывать комнату, а сам подошел к отцу, отдыхавшему на лужайке.

– Ну как она тебе, пап? – с нетерпением спросил он. Эдвард хитро улыбнулся.

– Дай же мне время, посмотрим!

– Ты полюбишь ее, я уверен. Вот увидишь, она замечательная!

– На этот раз ты нашел идеал? Надоело порхать с цветка на цветок?!

– Ну разумеется… Мы хотим сразу же пожениться. Эдвард удовлетворенно кивнул головой.

– Вообще-то я тоже считаю, что тебе давно пора это сделать.

Из дома послышались оживленные голоса, и через секунду они вновь увидели Цинтию в сопровождении Труди.

– Какой замечательный вид! – воскликнула Цинтия, взглянув на склон и болота, поросшие высокой травой. Вдалеке блеснула вода. – Это и есть та самая речка, о которой рассказывал Хью?

– Да, Бродуотер, – ответил ей Эдвард. – Сейчас он кажется узким, но во время приливов воды довольно много… Хотите, мы спустимся вниз и я покажу вам свой сад?

– О, с удовольствием!

– Тогда пусть Хью поможет Труди приготовить нам чай.

– Эй, пап, послушай! Я что, третий лишний?

– Ты никогда не интересовался садом, не так ли? Хью усмехнулся.

– Я сыт им по горло с самого детства. Разве не помнишь, как ты заставлял нас работать? «Ну вот, сегодня, ребятки, мы все как следует поработаем», – командовал ты. И прежде чем мы с Квентином успевали опомниться, как уже вовсю мотыжили землю, словно настоящие огородники, пока ты развлекался с бенгальским огнем!

– Чай! – повторил Эдвард, подхватив Цинтию под руку и увлекая ее вниз по дорожке. – Боюсь, что мой сад покажется вам необычным, – объяснял он ей по пути. – Сначала я пытался вырастить что-нибудь путное, но не хватило терпения, да и кролики уничтожали все, что там было… Поэтому я надумал вернуть его в прежнее состояние.

– Здесь замечательно, – ответила Цинтия. – Похоже на уголок какого-то парка.

– Мне тоже нравится… Не видел в жизни ничего красивее, чем хорошо ухоженная трава и полевые цветы. Весной на том берегу распускаются примулы, а леса голубеют от колокольчиков.

Он повел ее дальше, к затопленному участку, поросшему сочной зеленой травой.

– А это – водная оранжерея. Я ничего специально не делал. Образовалась сама по себе. Все говорят, что здесь слив из соседних домов, но азалиям наплевать! Водяные лилии тоже себя неплохо здесь чувствуют. Жаль, мы пропустили момент, когда прорезались луковицы – но вот на следующий год… А как вам нравится эта куча компоста? – Эдвард гордо засунул руку в кучу, измазав пальцы чем-то коричневатым и липким, и вытер затем пальцы о штаны.

– Какая горячая! – воскликнула Цинтия.

– Все правильно… Потом все сгниет, и я раскидаю его поверх торфа… Так вы городская?

– Боюсь, так и есть. А вам я кажусь ужасно невежественной? Я родилась и выросла в Лондоне, прожила там всю свою жизнь.

– Вы любите город?

– Да, очень!

– Чего не могу сказать о себе. Я выезжаю туда раз в неделю, и для меня это чистое наказание! А Хью совсем перебрался в город, к нам он наезжает отдохнуть, поразвлечься. Что, впрочем, только естественно – молодежь должна все видеть и знать. А без знаний ведь не станешь писателем…

– Он уже настоящий писатель, – ответила Цинтия.

– Да, знаю… Уже есть две книги. Но много на этом не заработаешь. Когда я был молод, я тоже носился с этой идеей, но мне не хватало житейского опыта, образования, а возможно, и таланта. У Хью все это имеется… Я думаю, он преуспеет.

– Я в этом нисколько не сомневаюсь.

Эдвард внимательно вгляделся в ее лицо, сиявшее счастьем, и внутренне успокоился.

– Только не позволяйте ему бросить работу в ближайшее время. Я знаю, журналистика скучновата, но денежный чек в конце месяца – неплохая вещь в молодой семье, – он улыбнулся. – Хью так уверен, что он на вас женится… Надеюсь, ваши мнения совпадают? Ведь он так часто преувеличивает.

– На этот раз совсем нет.

– Что ж, очень рад и желаю вам счастья. Он мне много о вас рассказывал и в шутку называл вас «мой новый сценарий»… Вы ведь не собираетесь бросить работу?

– Только на время. Эдвард кивнул головой.

– Я знаком с вашим шефом. Мы с ним одновременно избирались в парламент. Но он в отличие от меня там остался. Либералов там и тогда не очень-то жаловали.

– Вам просто не повезло… Хью говорил, что вам надо бы избраться лет на пять пораньше и что вы опоздали с заявкой.

– Все правильно. Всему виной моя безалаберность. Я подал заявку на пять минут позже, и мне ее вернули к моему вящему огорчению.

– Какое несчастье!

– Я очень подвел своих избирателей и никогда себе этого не прощу… На следующий день мне прислали открытку, адресованную «Покойному кандидату от либералов».

– Ах, какой ужас!

Эдвард насмешливо улыбнулся.

– Да нет, это шутка.

Шум, доносившийся со стороны дома, известил их о том, что чай готов, и они повернули обратно. На лужайке рядом с Труди и Хью маячил еще кто-то длинный.

– Это мой старший брат Квентин, – представил его Хью. – Он самый почетный член клана – юрист, так что будь с ним повнимательней! Он обещал, что будет у нас свидетелем. Квент, познакомься с моей невестой. Цинтия.

Квентин крепко пожал ее руку. Сорокалетний, покрепче и помассивней, чем Хью, он, казалось, привык обдумывать каждый свой шаг. В отличие от всех остальных Лэтимеров, он был в строгом костюме светло-серого цвета.

– Вы подвергаетесь огромному риску, – заверил он Цинтию. – Неужели можно рассчитывать, что наш шалопай прокормит семью?

– Ты забыл, я из рода Атлантов.

– А кроме того, – добавила Цинтия, – мы продадим наши книги.

– Я слышал, вы принимаете в их создании непосредственное участие?

Цинтия рассмеялась, резко помотав головой.

– Я только придумываю шляпки для героинь – такие, какие я не могу себе позволить. Этим все и исчерпывается.

– Чепуха! – возразил Хью. – Она – мой критик и даже литературная совесть. Она первая, кто читает мои шедевры, и порой отзывается о них с отвращением… Она видит все недостатки.

– И это занимает все ее время, – с иронией заметил Квентин. – Хью, между прочим, я видел в «Лондон газетт» рецензию на твой последний роман.

Хью недовольно скривился.

– Довольно сдержанную, не так ли? «Приятное чтение в плохую погоду»! Этим паршивым критикам угодить очень сложно. Начнешь с убийства – напишут, что роман динамичен в начале, но скучен в конце. Если же раскручиваешь интригу в конце, напишут, что начало слишком затянуто. А то начнут ругать середину. Да, нелегко…

– А ты не пытался удержать напряжение с начала до конца?

– Тогда получится мелодрама, – заметила Цинтия. Труди с обожанием взглянула на свою будущую невестку.

– Даже не представляю, как вам это все удается! А над чем вы работаете сейчас?

– Почти написали один рассказ, да слов не хватает… Надо бы еще раздобыть тысяч десять.

– Можно, конечно, сделать всех персонажей заиками, это облегчит задачу, – поддержал ее Хью.

Квентин смотрел на них с легким неодобрением.

– Что ж, будем надеяться, что вы вдвоем не загнетесь от голода в сточной канаве. Почему ты не взглянешь на вещи серьезно, Хью, и не попытаешься зарабатывать деньги? Тогда бы ты мог позволить себе такую роскошь, как творчество.

– А вот мне бы хотелось услышать, – вставила Труди, продолжая разглядывать Цинтию, – историю о том, как вы повстречались.

– Да так, ничего особенного, – бодро ответил Хью. – Она ко мне приставала, пока мы ждали автобуса.

– Хью, перестань!

– Совсем не романтическая история, Труди, вынужден тебя огорчить. Если тебе интересно, могу сообщить: мы повстречались во время Большого ралли, которое устраивал Английский сберегательный банк. Я вел репортаж, а ее шеф выступал на трибуне. Нас так потрясла его речь, что мы тут же решили открыть семейный счет в этом банке… – он передал салат Цинтии, но прежде внимательно его разглядел.

– Как? В нем нет одуванчиков? Совершенно непростительная оплошность. Папа, ну как же так?

Эдвард рассеянно бросил в чашку двойную порцию сахара.

– Листья одуванчиков отлично влияют на кровь.

– Да, но им нужно еще до нее добраться. Папа свихнулся на травах, Цинти. Порхает с цветка на цветок на своем участке. Да что тут поделаешь, когда здесь из женщин одна только Труди.

– Хью, ты просто невыносим! – беззлобно воскликнула Труди.

– Нет, я серьезно, – продолжил Хью. – Цинти, если тебе вдруг потребуется встряхнуться, ты всегда можешь заглянуть к нашему папе, и он с радостью впихнет в тебя травяную пилюлю. Он просто волшебник и маг, когда дело касается всяких снадобий. Заставь его показать тебе всю коллекцию маленьких баночек и пузырьков. А кстати, я вспомнил… Папа, а что там за варево у тебя в такой здоровой кастрюле на кухне?

– Это не варево, – ответил Эдвард. – Это джем из черной смородины.

– На вид страшная штука. Слушай, Квент, ты помнишь тот знаменитый томатный кетчуп?…

Квентин, сидевший с серьезным видом, не выдержал и усмехнулся. Труди заулыбалась, а Хью начал весело хохотать.

– Я рад, что вы не скучаете, – заметил Эдвард, – как всегда, невпопад.

Хью положил руку Цинтии на колено.

– Однажды мы все появились на кухне, – начал рассказывать он, – и увидели нашего папу в переднике у плиты в клубах темно-синего дыма. Он читал волшебное заклинание и помешивал ложкой зеленоватую смесь, вонявшую гнилыми морскими водорослями. Когда мы его спросили, он важно ответил, что это… кетчуп!

– Старинный рецепт, – пояснил мистер Лэтимер.

– Наверное, слишком старинный, – пробормотал Хью, вытирая выступившие на глазах слезы.

Цинтия взглянула на него с восхищением. Хью стал другим… Он никогда не смеялся так много.

– Наш папа любит эксперименты, – заметил Квентин. – Хью, ты помнишь молочный бар?

– Ну перестаньте же, дети! – отчаянно взмолился Эдвард.

Хью продолжал:

– Это случилось сразу же после того, как папа потерял свое место в парламенте. Цинтия, ты меня слушаешь? Он решил немного подзаработать и снял в аренду молочный бар в Скегнессе – надо же такое придумать! Он собирался поставить там управляющим своего бывшего агента по выборам. Однажды я приехал туда и увидел, как они живут там в фургончике посреди песчаных холмов: ну прямо Робинзон Крузо с его Пятницей! И как они раскрашивают великое множество стульчиков в ярко-оранжевый цвет…

– А что было дальше? – с интересом спросила Цинтия, начиная хихикать.

– На этом все и кончилось… Погода стояла чудесная, сотни тысяч людей направились в Скегнесс, при этом так торопясь поскорей растянуться на пляже, что проносились мимо «молочного бара», даже не успевая заметить его.

– И все же они отчаянные ребята! – воскликнула Цинтия.

– Спасибо, моя дорогая, – поблагодарил ее Эдвард. – Я так рад, что у нас в семье появится хоть один человек, способный оценить меня по заслугам.

Труди глянула на часы.

– Пора слушать новости, папа. Эдвард поднялся.

– Надеюсь, вы меня извините, – промолвил он и направился к дому, нащупав в кармане огрызок карандаша.

Труди тоже решила, что ей пора, с трудом вынимая свое грузное тело из пластмассового шезлонга.

– Если вы хотите немного прогуляться вдвоем, – сказала она, обращаясь к Цинтии, – то я ничего не имею против. Квентин поможет мне вымыть посуду.

– Мы не стремимся уединиться, – ответил ей Хью, – хотя идея и неплоха. Цинтия, хочешь взглянуть на нашу скорлупку?

– Сначала дай ей что-нибудь старое, – посоветовал Квентин. – Я видел яхту только однажды, и мне сдается, что ей место на свалке.

– Не обращай на него внимания, Цинти, – посоветовал Хью. – Он сухопутный моряк. Боюсь, дорогая, воды в реке слишком мало, и нам вряд ли удастся поплавать. Зато сегодня мы все подготовим, а завтра отправимся в путь! Квент, ты дашь нам машину?

– Да уж ладно, проваливай, испорченный ты мальчишка!

– Мы вернемся до темноты. О'кей, Цинтия, я в машине.

Через пятнадцать минут они достигли Бродуотера. Цинтия с недоверчивым восхищением разглядывала непривычный пейзаж. Канал пересох, и русло заполнилось блестящей серовато-коричневой грязью, шуршавшей и булькавшей, будто живая. Русло канала во многих местах прорезало обширные зеленоватые пространства, испещренные множеством канавок и бухточек. Это и были солончаки. Поодаль проходили поросшие мхом стенки дамбы, удерживавшие реку в границах во время бурных приливов. Из грязи повсюду под разными углами торчали яхты всех типов, придавая пейзажу неряшливый вид. Рядом с дорогой располагались две небольшие стоянки для яхт, и на одной из них, ярдах в пятидесяти, почти вертикально стояла короткая шестнадцатифутка.

– Это «Малышка», – промолвил Хью. Цинтия недоверчиво улыбнулась.

– Но как же мы до нее доберемся?

– Боюсь, придется идти пешком. Попробуем найти Фрэнка и одолжить у него сапоги. У него обычно валяются лишние.

Они двинулись дальше, с трудом пробираясь меж стареньких шлюпок, якорей и ржавых обломков, по сухой, испещренной трещинами земле в сторону большой баржи, где размещалась ремонтная мастерская. Из мастерской появился Фрэнк Гильер, державший напильник в руках. Немного постарше, чем Хью, худощавый и загорелый, голубоглазый, спокойный и дружелюбный. Фрэнк и Хью дружили с самого детства.

Расплывшись в улыбке, Фрэнк поздоровался с Цинтией за руку и понимающе подмигнул.

– Ну что, решили пройти боевое крещение? Думаю, вам это удастся, – он вошел в мастерскую за сапогами, и Цинтия мельком увидела краешек походной кровати.

– Он что, здесь живет? – спросила она у Хью.

– Не всегда, но частенько ночует. Смотрит за снастями и яхтами. На нем лежит большая ответственность – один отвечает за все. Ремонтник и сторож. Самый занятой человек во всем Харде.

– Во всем чем?

– Во всем Харде, моя дорогая. Так называется наш поселок: Стиплфорд Хард [1].

Цинтия оглядела грязевую реку.

– О, да, конечно! Как это я сразу не догадалась! Она сняла туфли, сунула ноги в высокие сапоги, принесенные Фрэнком.

– Ну что ж, – объявила она наконец с бесшабашностью зайца. – Я готова!

Она затопали к кромке грязи, когда их внезапно кто-то окликнул из огромного кеча, привязанного веревками к дамбе. Хью приветливо помахал рукой.

– Это «Флавия», – объяснил он. – Достопримечательность Харда. Собственность толстяка по имени Бриггс и заморыша по имени Стори. Фрэнк называет их Толстым и Тощим Буйками.

– Но почему?

– Они не могут расстаться с поселком. Когда-то вместе затевали свои знаменитые плавания, но война им помешала. Теперь они здесь, должно быть, навечно – как приросли. Каждое лето приезжают сюда в выходные и работают день и ночь. Готовят «Флавию» к плаванию. И с каждым годом она все ветшает, а Буйки все стареют…

– Вот ужас-то!

– В какой-то мере это трагично. Яхта слишком большая. Они ее постоянно скребут и подкрашивают, как знаменитый мост Вздохов – не успевают закончить, как тут же начинают все сначала. Миссис Бриггс порядком все надоело. Во всяком случае так она говорит. На самом же деле она ко всему этому привыкла. Ну что ж, пойдем дальше… Возьми мою руку.

Он смело шагнул прямо в грязь, таща Цинтию за собой. Та сразу же провалилась по щиколотку. С каждым шагом казалось, что сапог застрянет в грязи; Цинтия пару раз с трудом удерживалась на ногах и непременно упала бы, если бы Хью не держал ее за руку.

– Ты уверен, что с нами ничего не случится? – то и дело спрашивала она, с опаской поглядывая вперед.

Хью поспешил ее успокоить.

– Ты можешь провалиться лишь по колено, и то на самых глубоких участках. Уж здесь ты во всяком случае в безопасности!

– Но я боюсь здесь застрять…

– В Бродуотере тебе ничего не грозит. Выше вдоль побережья есть несколько опасных участков, где можно и утонуть. Например, река Аи считается очень плохой в этом смысле. Это третий рукав, он проходит к северу от поселка. Прошлой зимой там пропал человек – пошел на охоту на уток или что-то еще… Говорят, он стал доставать эту утку и забыл о мерах предосторожности. Здесь самое главное – не торопиться. Он него осталось только ружье.

Цинтия мрачно затопала дальше.

– Вряд ли я войду во вкус всего этого, Хью. Он рассмеялся.

– Что же, для начала сурово; тут ты, конечно, права. Завтра мы все устроим и сможем поплавать на яхте.

– Здесь так ужасно воняет…

– Ты скоро привыкнешь. Дней через десять обычный воздух покажется тебе отвратительным.

– Ты просто осел! – ответила Цинтия. Она успокоилась, увидев, что глубже не становится, и, сделав последний рывок, они наконец достигли «Малышки». Скинули сапоги и забрались на яхту, слыша, как по днищу царапают крабы.

– Конечно, – с некоторым сомнением продолжал Хью, – она не такая уж новая, вернее сказать, очень старая. Но будь она поновей, она бы мне оказалась не по карману. И все же она вполне пригодна для плавания, даже мотор иногда работает. Каюта лишь слегка протекает, когда дождь очень сильный.

Цинтия носилась по яхте, открывая замки и заглядывая в матросские рундуки.

– Здесь очень уютно, – восторгалась она, разглядывая крошечную каюту. – Мне нравятся эти медные лампы.

Она заглянула на форпик, вытащив сковородку.

– Неужели ты здесь и готовишь?

– Приходилось когда-то, а теперь твоя очередь.

Цинтия поцеловала его, и они вместе отправились наверх выкурить по сигарете. Солнце огненным шаром нависло над горизонтом, окрасив грязь в ярко-розовый цвет. Вокруг царили мир и покой, нарушаемые лишь стуком железной скобы на яхте напротив.

Хью с удовольствием попыхивал сигаретой.

– Ну что, дорогая, понравился тебе папа? Цинтия улыбнулась.

– Мне кажется, он удивительно терпелив.

– Ты хочешь сказать, что мы вечно над ним подтруниваем? Да ведь он совсем не против. В конце концов, он ведь чувствует, что мы его любим. Он чудаковатый, конечно, ты не находишь?

– Эксцентричность, – ответила Цинтия, – есть признак характера и оригинального образа мысли.

– Где это ты вычитала такое? Хотя в этом есть доля правды. У отца, несомненно, сильный характер. Внешность обманчива… Он носится взад и вперед, как старая курица, но вечно «на стреме» и своего не упустит. Он невероятно активен, ты не поверишь – президент того и сего, вице-президент там и сям, член различных комиссий, поддерживает молодежный клуб, посещает школу для малолетних преступников, и так далее…

– А на какие средства он существует? У него есть частный доход?

– У него ни гроша за душой. И не было никогда. Он начал школьным учителем с нищенским заработком, затем баллотировался в парламент и радовался тому, что мог встречаться с людьми и решать их частные проблемы, стараясь восстановить всеобщую справедливость. Он, знаешь ли, по природе великий реформатор в самом спокойном его варианте, а в жизни – добрейший старик. Если бы все люди походили на него, то мир стал бы неплохим местечком для проживания. Однако все сложилось не так, как хотелось ему. Он потерял свое место в парламенте и стал думать, как жить дальше… Ему уже было за сорок, специальности никакой, только ум и энергия, да еще большая семья на плечах.

– И что же он сделал?

– Купил коттедж «Лаванда». В те времена, не забывай, несколько сотен фунтов еще считались деньгами. Затем он начал карьеру свободного журналиста – в его понимании, конечно. Я до сих пор не пойму, как ему удавалось все это… Но в свое время в парламенте он познакомился с кучей очень важных людей и постепенно сумел создать целую серию репортажей о знаменитостях и светскую хронику. Он включал телевизор и просматривал новости, а когда кто-нибудь из знакомых или тех, кого он знал понаслышке, публиковал книгу, проявлял вдруг дар ясновидения или покупал поместье где-нибудь на Ямайке, он немедленно реагировал метким словцом или каким-нибудь хорошо забытым анекдотом. Он и сейчас пробавляется тем же. Вот почему он бежит со всех ног слушать новости.

– Все это выглядит весьма легкомысленно.

– Конечно, но так он прожил уже двадцать лет, и мы пока не умерли с голоду. Представь, он копейки на себя не истратит – не курит, не пьет, не покупает одежды, не отмечает праздников. Он экономит буквально на всем. А кроме того, он научился и другим полезным вещам: изучает жизнь птиц на болотах и регулярно пишет заметки в природоведческие журналы – они неплохо платят за это. Иногда выступает по радио, пишет мемуары за какую-нибудь знаменитость и еще чем-то там занимается. Из него ведь слова не вытянешь – так, порхает с ветки на ветку, перебиваясь случайными крохами…

– Как ты думаешь, ему это нравится?

– Он в полном восторге, моя дорогая! Он абсолютно свободен уже много лет, и если бы мать была жива, он был бы самым счастливым человеком на свете… Правда, смешно? Старый чудаковатый башмак, но мы все его обожаем. Мне бы хотелось, чтобы и ты его полюбила.

– Мне кажется, я буду гордиться тем, что познакомилась с Эдвардом Лэтимером, – искренне ответила Цинтия.