Последние четыре месяца Великой Отечественной войны разведка работала на пределе своих возможностей. Ее сотрудники должны были добывать сведения не только о войсках фашистской Германии, которые оказывали отчаянное сопротивление на Восточном фронте, но и интересоваться возможными действиями лидеров США и Англии, которым в Москве уже доверяли не так, как в первые годы войны. Причинами такого недоверия были и атомный фактор, и необоснованные обвинения в адрес СССР в разгроме Варшавского восстании, и другие. Об этих и других закулисных факторах завершавшегося этапа Второй мировой войны докладывали в Центр сотрудники советских разведок, которым помогали агенты, занимавшие достаточно высокие посты в США и Англии. Эти агенты имели доступ к конфиденциальной информации. Честные люди, они не признавали ложь в качестве инструмента в отношениях между союзными государствами.
Были и другие трудности. Одна из них заключалась в поиске взаимоприемлемых путей формирования системы коллективной безопасности в Европе, которая гарантировала бы предотвращение новой войны. В Ставке Верховного Главнокомандования еще не предполагали, что после разгрома Германии США и Англия могут стать главными противниками СССР. Но из донесений военной разведки в Москве уже было известно, что в Вашингтоне и Лондоне именно в таком качестве рассматривают СССР. Поэтому от союзников в последние дни войны можно было ожидать любых сюрпризов…
Ночью в канун 1945 года в Москве и Лондоне, Вашингтоне и Берлине звучали разные тосты, произносились различные молитвы, но высказывались приблизительно одинаковые пожелания: в столицах воюющих государств хотели, чтобы новый год принес победу. Каждому — свою.
В США рождественские праздники начались с тревожных и печальных известий. Они поступали с Западного фронта, где резко осложнилась обстановка. 16 декабря 1944 года германские войска, застав американцев и англичан врасплох, начали активное контрнаступление в Арденнах[122]. Немцы нанесли мощный удар по четырем дивизиям 1-й американской армии, дислоцированным в этом районе. Американские солдаты и офицеры тысячами гибли в тех скоротечных и неожиданно начавшихся для них боях. Трудно сказать, почему это произошло, но не исключено, что американская и британская военные разведки не смогли своевременно добыть сведения о том, что немцы готовятся нанести массированный и целенаправленный удар по англо-американским войскам. Для американцев, отправивших своих солдат воевать в Европу, в которой многие из них никогда не бывали, сообщения о неудачах войск Эйзенхауэра были подобны холодному душу. Жители Вашингтона, Нью-Йорка и других городов, которым война в Европе открыла новые рабочие места и принесла хорошие заработки, впервые поняли, что война — это не только прибыли, но и смерть близких. К такому повороту событий они были не готовы.
На рассвете 1 января 1945 года германские войска перешли в контрнаступление в Эльзасе. Удар был нанесен по позициям 7-й армии США И это было еще не все: в те дни более тысячи немецких самолетов обрушили бомбовые удары на аэродромы союзников во Франции, Бельгии и Голландии.
Американский президент Франклин Рузвельт и не заметил, что наступил Новый, 1945 год. Он был озабочен судьбой своих войск в Арденнах и в Эльзасе и пытался со своими советниками найти выход из трудного положения. Разгром американских войск в Арденнах мог подорвать его авторитет.
Рузвельт был также крайне недоволен полученным 27 декабря 1944 года посланием советского премьера И. В. Сталина. В том послании Сталин высказал твердое намерение советского руководства поддержать преобразование Польского комитета национального освобождении но Временное польское правительство[123].
Решение Сталина нарушало замыслы американского политического руководства о послевоенном устройстве Польши. Американский президент понимал, что Сталин, заинтересованный в укреплении западных рубежей Советского Союза после окончания войны в Европе, будет добиваться создания на территории Польши дружественного СССР Польского государства. Буферная зона на Западе Советскому Союзу была необходима. Сталин хотел исключить повторение трагедии 1941 года. Рузвельт понимал его и склонен был уступить, но не сразу.
Рузвельт также понимал, что спасти положение американских войск в Арденнах смогла бы только Красная армия, если бы она безотлагательно начала широкое наступление на советско-германском фронте. Американский президент должен был обратиться с соответствующей просьбой к Сталину, но не стал этого делать. Он позвонил Черчиллю.
В отношениях между Вашингтоном и Москвой опять возникло отчуждение, которое не предвещало ничего хорошего. Подобное состояние отношений между СССР и США уже возникало в 1943 году. Тогда, накануне Курской битвы, на советско-германском фронте сложилась трудная для Красной армии обстановка. Советский Союз нуждался в помощи англо-американцев и надеялся, что они наконец-то откроют в Европе второй фронт. Высадка войск союзников во Франции могла бы существенно облегчить положение Красной армии. Но руководители США и Англии просьбу Сталина не выполнили. В ходе Курской битвы германские войска потеряли 1500 танков, свыше 3700 самолетов, более 3 тысяч орудий и другой боевой техники[124]. Судя по данным, опубликованным в 2003 году в книге «Курская битва»[125], на Курском направлении к июню 1943 года было сосредоточено 900 тысяч немецких солдат и офицеров. Около 500 тысяч из них были убиты. Немцам противостояла советская группировка, в составе которой было 1 миллион 337 тысяч человек[126]. Сколько солдат и офицеров Красной армии погибло под Курском, Белгородом и Орлом — даже в этой замечательной книге, выпущенной к 60-летию Курской битвы, сведений нет. Такой подход к подсчету и обнародованию своих потерь, к сожалению, остается традицией, сохранившейся с советских времен. Тем не менее можно с большой долей уверенности сказать, что потери наши войска понесли немалые. Если бы американцы и англичане, выполняя свои союзнические обязательства, открыли второй фронт в Европе, потери Красной армии в живой силе и боевой технике, естественно, были бы на порядок меньше. Но помощь с Запада не пришла. Красная армия оказалась один на одни против крупных сил фашистской Германии, которая еще рвалась к победе, пытаясь добиться реванша за поражение под Сталинградом. Благодаря тому, что наши солдаты и офицеры оказались сильнее духом, танки совершеннее, а разведчики смогли добыть точные сведения о силах и резервах противника, сосредоточенных для проведения операции «Цитадель», советские командиры смогли привести свои войска к победе на Курском выступе…
Игнорирование союзниками просьбы СССР об открытии второго фронта дорого обошлось Советскому Союзу. Несмотря на разгром немцев под Курском, эта победа принесла Сталину мало радости. Он проанализировал систему отношений с союзниками. Она была ненадежна, как первый лед на речке, припорошенный белоснежным покровом. Такая внешняя обстановка радует глаз, но станешь на этот лед — и провалишься.
Сталин распорядился отозвать советских послов из Вашингтона и Лондона М. М. Литвинова и И. М. Майского в Москву[127]. На дипломатическом языке это означало выражение крайней степени озабоченности советского правительства действиями США и Англии.
Нормализовать отношения с Рузвельтом Сталин решил только во время подготовки к Тегеранской конференции — до полного разгрома фашистской Германии было еще далеко. Для приближения дня победы нужно было строить мосты для взаимодействия с союзниками даже по зыбкому льду.
В Тегеране в конце ноября — начале декабря 1943 года Сталину удалось добиться взаимопонимания с союзниками. На Тегеранской конференции Рузвельт и Черчилль обещали высадить свои войска во Франции в начале лета 1944 года. Лучше позже, чем никогда…
1 января 1945 года Сталин, отвечая на раздраженное послание Рузвельта по поводу будущего Польши, сообщал американскому президенту: «Я весьма сожалею, что не сумел убедить Вас в правильности позиции советского правительства по польскому вопросу… Тем не менее я надеюсь, что события убедят Вас, что Польский национальный Комитет все время оказывал и продолжает оказывать союзникам, в частности Красной армии, важное воздействие в борьбе против гитлеровской Германии, в то время как эмигрантское правительство в Лондоне вносит дезорганизацию в эту борьбу и тем самым помогает немцам…»[128]
В конце своего послания Сталин поздравил Рузвельта с Новым годом и пожелал ему «здоровья и успехов».
Получил ли Сталин подобное поздравление от Рузвельта, неизвестно.
В Лондон 1945-й Новый год тоже не принес радостных вестей. Черчилль мысленно подводил итоги минувшего года. Несомненно, он вспоминал о летней высадке англо-американских войск в Нормандии. Это была грандиозная военная операция, и он гордился ею. Вспоминал Черчилль и злополучный день 8 сентября, когда он распорядился впервые за годы Второй мировой войны включить в Лондоне электрическое освещение. Британцы радовались этому признаку приближавшейся мирной жизни. Но недолго. В тот день немцы начали обстрел Лондона ракетами ФАУ-2, и Черчилль вынужден был отменить свое решение. Он вновь приказал ввести светомаскировку. Она сохранялась до конца войны.
Черчилль, приютивший польское эмиграционное правительство на время войны, так же как и Рузвельт, рассчитывал, что близкие к нему польские политики возвратятся в Варшаву и возглавят правительство этой страны. О планах Черчилля в отношении Польши подробно сообщал в Центр резидент советской военной разведки в Лондоне генерал-майор И. А. Скляров. То ли под воздействием американцев, то ли по рекомендации англичан, то ли по собственной инициативе, но польские военные разведчики, находившиеся в Лондоне, прервали сотрудничество с представителями советской военной разведки. Подполковник Станислав Гано отказался от встреч с Александром Сизовым. После отъезда Сизова в Прагу контакты с польскими поенными разведчиками, обосновавшимися в британской столице, прекратились до конца Второй мировой войны.
Огненный вал войны уже катился по территории Польши. Отступавшие германские войска уничтожали все, не щадили прошлое и не думали о будущем. В тот момент взаимодействие советской и польской военных разведок могло бы уберечь от уничтожения немцами не одну тысячу польских граждан, их города и древние исторические памятники.
В первых числах 1945 года британские солдаты гибли в Арденнах. Черчилль получал ежедневные сводки о ходе боевых действий. Безмолвные цифры потерь британской армии тревожили Черчилля до такой степени, что он на время забывал о своих любимых сигарах. Он искал выход из положения. Но стременным в англо-американской боевой колеснице был Рузвельт, а он, Черчилль, был только пристяжным. Британский премьер понимал это. Он был недоволен своим зависимым от Вашингтона положением. Это его оскорбляло, но сделать он ничего самостоятельно не мог. Черчилль ждал указаний из Вашингтона. Звонка из Белого дома не было долго. Наконец 5 января Рузвельт позвонил британскому премьер-министру…
В январе 1945 года война в Европе продолжалась. На ее фоне и в Вашингтоне, и в Лондоне, и в Москве активно разрабатывались планы нового обустройства европейских государств. Основные параметры этих планов не совпадали. Интересы союзников по антигитлеровской коалиции расходились. Политические векторы будущих сверхдержав медленно и уже открыто ориентировались на противостояние.
В Берлине впервые за последние годы рождественские праздники не пахли баварскими сосисками и пивом, к чему немцы привыкали десятилетиями. Это раздражало берлинцев больше всего.
Гитлер, ободренный наметившимся успехом на Западном фронте, мог бы сосредоточить силы вермахта и сбросить войска англо-американцев в океан. Но он не спешил активизировать боевые действия. Весной 1945 года у Гитлера все еще были замыслы новых операций, которые, как он полагал, могли бы задержать продвижение Красной армии. Прежде всего, Гитлер хотел найти компромисс с англичанами и американцами и создать единый фронт против большевиков. Это изменило бы, как считал Гитлер, не только ход Второй мировой войны, но и ход истории. О своих замыслах Гитлер не сообщал лаже ближайшим фельдмаршалам. Он опасался преждевременной утечки этих сведений. Он уже неоднократно убеждался в том. что советская разведка добывала данные о самых секретных планах операций вермахта на Восточном фронте. В результате германские войска потерпели сокрушительные поражения под Сталинградом, Курском и в Белоруссии.
К концу 1944 года Германия потеряла большие территории Восточной Европы, которые были для германской промышленности важными дополнительными источниками сырьевых ресурсов. На немецких заводах перерабатывалось сырье, поступавшее из Польши, Румынии, Венгрии, Чехословакии и Франции. Народы, которые не смогли защитить свои земли, кормили чужую армию, обеспечивали Германию всем необходимым для ведения войны. Такое выгодное для Германии положение сохранялось почти до середины 1944 года.
К началу 1945 года Германия уже лишилась доступа к ресурсам большинства оккупированных ее государств. Потеряла она контроль и над нефтяными месторождениями Румынии и, частично, Венгрии. Полная потеря контроля над Венгрией, которая производила четыре пятых потребляемой германской армией нефти[129], могла привести к катастрофе: немецкие танки, самолеты и корабли стали бы бесполезными грудами железа. Без заправки горючим не могли бы стартовать и ракеты ФАУ-2, которыми в достаточной степени располагала Германия. Поэтому Гитлер, размышляя о будущем в новогоднюю ночь, задумал нанести мощный контрудар на южном фланге советско-германского фронта, разгромить войска генерала Толбухина и укрепить германский контроль над Венгрией и ее нефтью. Нефть вермахту была нужна как воздух. Новая операция получила кодовое наименование «Грей». В Берлине 1 января 1945 года о замысле этой операции знал только один человек — Гитлер.
В Москве 31 декабря 1944 года уже говорили о предстоящей победе над Германией. Многие москвичи уже верили, что скоро наступит этот долгожданный день. День Победы.
Из данных военной разведки в Ставке Верховного Главнокомандования и в Генеральном штабе знали, что на пути советских войск стояли две группировки противника: группа армий «Центр» и группа армий «Северная Украина», в составе которых насчитывалось около 6 миллионов человек. Тем не менее Сталину было доложено, что для разгрома немецких армий и взятия Берлина потребуется 45 суток.
Многое зависело от бойцов и командиров Красной армии, сражавшихся уже в Польше, в Румынии и в Чехословакии, от советской промышленности, а также от взаимопонимания и взаимодействия союзников по антигитлеровской коалиции — СССР, США и Великобритании. А в этом взаимодействии возникали сложные проблемы. Политики о них открыто еще не говорили, но в коридорах власти в Вашингтоне и Лондоне их уже обсуждали не только рядовые сотрудники военных и дипломатических ведомств, но и их руководители. Первыми об этом сообщали в Москву военные разведчики, которые действовали в Вашингтоне. Подтвердили возможности такого развития в отношениях между США и Англией с одной стороны и Советским Союзом — с другой и сотрудники Главного разведывательного управления, которые действовали в Лондоне. Эти донесения свидетельствовали о том, что наступают новые времена. Какими они будут? Перед руководителями советской внешней разведки была поставлена задача: добыть сведения о возможных путях развития отношений США и Англии с СССР в послевоенное время. Сталин хотел знать будущее.
…6 января 1945 года И. В. Сталин получил от Черчилля неожиданное послание. Британский премьер-министр просил советского Верховного главнокомандующего активизировать действия Красной армии на Восточном фронте. Действия Красной армии должны были ослабить натиск немцев на Западе и спасти от разгрома англо-американские войска.
Сталин пригласил к себе начальника Генерального штаба А. М. Василевского. Выслушав его доклад о планах проведения ближайших наступательных операций на советско-германском фронте, Верховный главнокомандующий спросил, реально ли в связи с тяжелым положением войск союзников в Арденнах досрочно начать Висло-Одерскую операцию?
Василевский не дал ответа. Он попросил время для дополнительного изучения обстановки на центральном участке советско-германского фронта и проведения дополнительных расчетов. Необходимо было сравнить силы и боевые возможности противостоявших друг другу советской и германской группировок и найти варианты, которые бы позволили Красной армии не только перетянуть часть немецких дивизий на Восточный фронт, но, и это было для Василевского самым главным, обеспечить безусловный разгром немецких войск. До Берлина оставалось 500 километров. Василевскому хотелось пройти эти последние километры Второй мировой войны как можно быстрее и с меньшими потерями.
В Генеральном штабе были проведены дополнительные расчеты и внесены изменения в планы боевых действий на советско-германском фронте. Силы пяти разведывательных отделов фронтов, действовавшие в центре Восточного фронта, провели дополнительные оперативные мероприятия, направленные на уточнение количества войск и боевой техники противника, сосредоточенных в первую очередь на Висло-Одерском направлении.
От разведывательных отделов фронтов поступили новые данные о противнике и системе его оборонительных сооружений. Они были тщательно изучены и учтены в Генеральном штабе. Результаты окончательных расчетов Василевский доложил Сталину. После этого Ставка Верховного Главнокомандования приняла решение начать наступление на Висле и в Восточной Пруссии досрочно 12–14 января 1945 года.
Обстановка в Арденнах продолжала осложняться. Англо-американцы несли тяжелые потери. Рузвельт, обеспокоенный задержкой ответа Сталина на просьбу Черчилля, вновь позвонил британскому премьер-министру. Черчилль сообщил американскому президенту о том, что в Москву направляется британский маршал Теддер[130], заместитель главнокомандующего союзными экспедиционными силами. Черчилль поручил маршалу добиться встречи со Сталиным и объяснить обстановку, в которой оказались англо-американские войска.
Рузвельт поблагодарил Черчилля за сведения и попросил его сообщить о результатах переговоров Теддера в Москве. Американский президент понял, что британский премьер-министр захватил инициативу в переговорах со Сталиным в свои руки.
Прибыв в Москву, маршал Теддер получил приглашение на встречу со Сталиным. Вместе с Теддером в Кремль прибыли сопровождавшие его американские и британские генералы. Встреча проходила в первой половине дня 15 января.
Во второй половине дня Сталин сообщил американскому президенту: «Маршал Теддер производит самое благоприятное впечатление…».
Далее Сталин информировал Рузвельта:
«После четырех дней наступательных операции на советско-германском фронте я имею теперь возможность сообщить Вам, что, несмотря на неблагоприятную погоду, наступление советских войск развертывается удовлетворительно. Весь центральный фронт, от Карпат до Балтийского моря, находится в движении на запад. Хотя немцы и сопротивляются отчаянно, они все же вынуждены отступать. Не сомневаюсь, что немцам придется разбросать свои резервы между двумя фронтами, в результате чего они будут вынуждены отказаться от наступления на Западном фронте. Я рад, что это обстоятельство облегчит положение союзных войск на западе и ускорит подготовку намеченного генералом Эйзенхауэром наступления…
Что касается советских войск, то можете не сомневаться, что они, несмотря на имеющиеся трудности, сделают все возможное для того, чтобы предпринятый ими удар по немцам оказался максимально эффективным»[131].
Рузвельт еще раз убедился, насколько умен и тактичен Сталин, сообщивший в первую очередь ему, Рузвельту, то, что он с таким нетерпением ожидал.
Американский президент высоко оценил самоотверженный акт советского политического руководства, которое приняло решение начать операцию на Восточном фронте раньше срока с тем, чтобы не дать Гитлеру реализовать свои замыслы на Западном фронте. 18 января 1945 года Рузвельт сообщал Сталину: «Весьма благодарен за Ваше ободряющее послание от 15 января о Вашей беседе с маршалом авиации Теддером и о наступлении Ваших войск на советско-германском фронте.
Подвиги, совершенные Вашими героическими воинами раньше, и эффективность, которую они уже продемонстрировали в этом наступлении, дают все основания надеяться на скорые успехи наших войск на обоих фронтах. Время, необходимое для того, чтобы заставить капитулировать наших варварских противников, будет резко сокращено умелой координацией наших совместных усилий»[132].
Так начался последний год Великой Отечественной войны. Перед Главным разведывательным управлением Красной армии, которое возглавлял генерал-лейтенант И. И. Ильичев, были поставлены сложные задачи, успешное и своевременное решение которых должно было приблизить долгожданный День Победы…
В годы Великой Отечественной войны военная разведка превратилась из вида обеспечения командования Красной армии необходимыми сведениями о противнике в один из важных факторов управления важными военными и политическими процессами, которые происходили не только на советско-германском фронте, но и за огненными кулисами Второй мировой войны.
Сведения, которые добывала советская военная разведка, поступали в Ставку Верховного Главнокомандования. Эти сведения в достаточной степени полно отражали состояние сил германской армии, ее резервов и замыслов немецкого командования, а также, что тоже было очень важно, в значительной степени раскрывали замыслы американского и британского политического руководства. Получалось, что деятельность военной разведки способствовала принятию в Москве таких решений, которые ускоряли ход боевых действий на советско-германском фронте, содействовали продвижению войск Красной армии к Берлину, предотвращали уничтожение немцами польских, австрийских, чехословацких и других городов и промышленных объектов, блокировали действия союзников, которые нарушали достигнутые с ними договоренности и создавали благоприятные условия для успешного проведения редких в годы Второй мировой войны переговоров, в которых принимали личное участие И. В. Сталин, Ф. Рузвельт и У, Черчилль. Так было в 1943 году, в период подготовки и проведения Тегеранской конференции, так произошло и в январе-феврале 1945 года, когда Рузвельт неожиданно предложил Сталину провести очередную встречу с участием в ней британского премьер-министра. Предстоящая встреча получила в Вашингтоне и Москве кодовое наименование «Аргонавт»[133].
В первых числах января 1945 года в Главном разведывательном управлении и в зарубежных резидентурах происходили изменения, которые должны были повысить эффективность работы разведки на завершающем этапе войны против Германии.
Изменения в первую очередь коснулись положения полковника Александра Сизова, который с 1942 года являлся советским военным атташе при союзных правительствах в Лондоне. Он был назначен на должность советского военного атташе в Чехословакии. Это объяснялось тем, что по мере освобождения европейских государств от немецкой оккупации французские, чехословацкие, югославские, голландские и другие правительства в эмиграции возвращались в родные столицы.
Немногочисленный аппарат полковника А. Сизова в Лондоне был расформирован.
В Лондоне продолжал работать генерал-майор Иван Андреевич Скляров, советский военный атташе в Великобритании. В 1943–1944 годах Скляров и сотрудники его аппарата добыли большое количество сведений о вооруженных силах фашистской Германии и ее экономических возможностях. Эти результаты можно было бы, как это принято, оценить общей суммой переданных источникам денежных вознаграждений. Однако в данном случае сделать это невозможно, так как источники, которые передавали сведения советским разведчикам, денежных вознаграждений не принимали. Они сотрудничали с представителями СССР бескорыстно, считая, что тем самым они помогают Красной армии.
Для оценки работы Склярова в 1944 году можно использовать другой критерий. Дело в том, что наиболее важные разведсведения резидент Скляров направлял в Центр в зашифрованном виде по спецрадиосвязи. Известно, что все радиограммы состоят из определенного количества цифровых групп. Эти группы можно безошибочно подсчитать. Если использовать этот метод для оценки работы Склярова и его помощников, то получается, что в 1944 году Скляров направил в Центр 586 265 групп зашифрованных донесений! Специалисты считают, что это очень высокий показатель работы. Но как могут оценить этот результат неспециалисты? Для этого, видимо, следует поступить очень просто; необходимо 586 265 групп зашифрованной секретной информации разделить на количество дней в году — 365. Получается, что ежедневно радист аппарата военного атташе генерала И. Склярова направлял в Центр 1606 групп, что составляло от 3 до 5 радиограмм, содержавших важные разведсведения. Многие из этих донесении после обработки в отделе информации ГРУ докладывались политическому руководству СССР и командованию Красной армии.
С первых дней 1945 года Центр ждал от Склярова донесений, которые могли бы ускорить разгром фашистской Германии.
В 1945 году продолжали активно действовать резидентуры советской военной разведки в Болгарии, Турции, США, Швеции, Японии и в некоторых других государствах. Главная задача разведчиков этих зарубежных структур ГРУ состояла в добывании сведений о фашистской Германии. И они эту задачу решали достаточно успешно.
В 1945 году в Англии, США, Югославии и Франции продолжали действовать советские военные миссии. Задача руководителей этих миссий состояла в своевременной координации действий войск союзных держав, обмене разведывательными сведениями о противнике.
В конце 1944 года произошла замена главы военной миссии СССР в Лондоне. Вице-адмирал Н. М. Харламов получил новое назначение и выехал в Москву. Новым руководителем советской военной миссии был назначен его заместитель генерал-лейтенант Александр Филиппович Васильев[134], который работал в военной разведке с 1937 года.
В январе 1945 года руководители резидентур военной разведки в США Л. А. Сергеев (Морис) и П.П. Мелкишев (Мольер) получили задания, в которых указывалось на необходимость выяснения позиций руководителей США и Англии к проблемам обустройства послевоенной Европы. Центр сообщал своим резидентам, что выполнение этого задания является на ближайшее время первостепенной задачей. Этого было достаточно, чтобы активизировать усилия разведчиков по добыванию необходимых Центру сведений.
В Москве, Вашингтоне и Лондоне в это время началась ускоренная подготовка к новой встрече И. В. Сталина с Ф. Д. Рузвельтом и У. Черчиллем. Срочность созыва этой конференции вызывалась двумя обстоятельствами. Первое — Красная армия наносила мощные удары по войскам противника и настойчиво приближалась к Берлину. Второе — крушение «тысячелетнего рейха» порождало массу проблем, связанных с послевоенным устройством Европы, Многие из этих проблем казались «не только труднопреодолимыми, но и не поддающимися разрешению»[135]. Политическая и идеологическая несовместимость Советского Союза с Англией и США стала очевидной и делала будущее Европы непредсказуемым. Более того, противоречия между союзниками оказались настолько глубокими, что могли привести на заключительном этапе войны к расколу антигитлеровской коалиции, на что и надеялся Гитлер.
Германское руководство имело сведения о противоречиях в стане союзников и стремилось использовать их в своих интересах. Гестапо проводило мероприятия, направленные на ослабление сотрудничества СССР с США и Англией, изощренно внедряло дезинформацию, которая должна была внести раскол в отношения между Москвой, Вашингтоном и Лондоном, вело активные радиоигры с советской военной разведкой и внешней разведкой НКВД, проводило и другие мероприятия. О некоторых из них становилось известно советской военной разведке.
Главная задача советской разведки в январе 1945 года была определена четко — выяснить позиции союзников по вопросам, которые должны были обсуждаться в ходе встречи лидеров СССР, США и Англии в Крыму.
Военные разведчики, действовавшие в Англии и США, смогли своевременно добыть достоверные сведения, которые в значительной степени раскрывали подготовку американцев и британцев к предстоящей конференции в Крыму. Из Вашингтона Морис сообщал, что «ситуация в Польше и вопрос о ее границах на востоке не затрагивает прямых американских интересов» и что Рузвельт не намерен из-за Польши портить отношения с русскими, когда его войска находятся все еще в трудном положении в Арденнах.
Морис докладывал в Центр, что американцы будут предлагать Сталину отдать Польше Львов, но настаивать на этом не собираются. Этот шаг будет предпринят для «успокоения американцев польского происхождения», которых в то время на территории США проживало около 6 миллионов.
Мольер, действовавший в Нью-Йорке, сообщил о том, что в «ходе переговоров Рузвельт будет настаивать на вступлении Советского Союза в войну против Японии после окончания военных действий в Европе».
По данным Мориса и Мольера, американцы также были намерены обсудить в Ялте вопрос о принципах формирования Организации Объединенных Наций и определить порядок делегирования в структуры ООН представителей от различных государств. По данным Мориса, Рузвельт опасался того, что Сталин будет отстаивать право каждой республики, входящей в состав СССР, иметь своего представителя в этой международной организации. Рузвельта пугало то, что в ООН будет пятнадцать советских республик, которые будут поддерживать все предложения, выдвигаемые представителем СССР. Морис докладывал, что Рузвельт мог бы согласиться на присутствие в ООН делегатов только от СССР, Украины и Белоруссии.
Данные Мориса, Бриона, Мольера и других резидентов военной разведки свидетельствовали о том, что в ходе предстоящей конференции в Ялте неизбежны острые дискуссии, но видны были и реальные возможности для достижения компромиссных решений.
Сталин ожидал, что во время крымских переговоров союзники могут сообщить ему о создании нового атомного оружия. Но ни один резидент не добыл сведения о том, что союзники планируют что-либо сообщить в Крыму о новом оружии, его разрушительных возможностях, и самое главное, его предназначении. Атомный фактор не давал Сталину покоя — в Советском Союзе атомного оружия не было. Более того, в начале 1945 года в СССР не было и реальных предпосылок к тому, что оружие подобного рода может появиться в распоряжении Кремля в обозримом будущем, Сталин решил занять выжидательную позицию и не показывать своей осведомленности о ходе работ в американских атомных лабораториях.
Данные, добытые Морисом, Мольером и Брионом, были учтены Сталиным при подготовке к встрече с руководителями США и Англии. Поскольку позиции Рузвельта и Черчилля тоже прояснились, была разработана тактика переговоров и определены пределы возможных компромиссов, В частности, Сталин решил постепенно уступить Рузвельту в вопросе о количестве представителей в ООН от СССР и союзных республик, если американский президент пойдет на компромиссы в решении других вопросов.
Сталин предложил провести встречу в Крыму. Ф. Рузвельт и У. Черчилль приняли это предложение. Вспоминая февраль 1945 года, Черчилль писал: «Президент был полностью убежден в необходимости новой встречи «трех»… Затем последовала обычная дискуссия о месте встречи. «Если Сталин не может встретиться с нами в Средиземном море, — сказал президент, — я готов поехать в Крым и встретиться в Ялте…».
По пути в Крым 2 февраля Рузвельт и Черчилль встретились на борту американского крейсера «Куинси», который стоял на рейде мальтийской столицы Ла-Валлетты. Делегации двух государств окончательно согласовали свои позиции по всем вопросам, которые им предстояло обсуждать со Сталиным. Никто из американцев или англичан, входивших в состав делегаций США и Великобритании, не мог предположить, что основные позиции Рузвельта и Черчилля на предстоящих переговорах в общих чертах уже известны в Москве.
Сталин основательно готовился к встрече в Крыму с другими «аргонавтами». Благодаря данным военной разведки Верховный главнокомандующий мог предположить, о чем шел разговор на борту американского крейсера.
3 февраля 1945 года Рузвельт и Черчилль прибыли в Ялту. Рузвельту было предложено разместиться на первом этаже в царских апартаментах Ливадийского дворца. Зал заседаний, как и банкетный зал, был рядом. Это устраивало американского президента. Он не боялся подслушивающих устройств советской разведки. Все вопросы и пути их решения были обсуждены заранее на борту американского крейсера «Куинси».
Британская делегация разместилась в Воронцовском дворце. Черчилль был доволен оказанным ему вниманием. Но британский премьер никогда не изменял своего негативного отношения к большевистской России и готовился к упорным переговорам со Сталиным. Политические дискуссии в Ялте должны были приблизить окончание разгрома фашистской Германии и определить основную перспективу развития взаимоотношений союзников. В ходе ялтинских дискуссий решалось, можно сказать, послевоенное будущее всего человечества. Эта встреча, сопровождавшаяся улыбками, беседами, обедами и тостами, была одной из самых грудных дипломатических битв Второй мировой войны.
Советская делегация прибыла в Ялту 4 февраля и расположилась в Юсуповском дворце.
Сталин и Рузвельт встретились как старые друзья — в большой дипломатии улыбки и рукопожатия обязательны. Первое пленарное заседание было проведено 5 феврали. Открывая конференцию, Сталин, относившийся к Рузвельту с подчеркнутым вниманием, предложил ему председательствовать на конференции, как и в Тегеране.
Вечером на банкете после первого дня сложных дискуссий Сталин провозгласил тост за «наш союз» и пояснил: «В союзе союзники не должны обманывать друг друга. Возможно, это наивно? Опытные дипломаты могут сказать: «Почему я не должен обманывать своего союзника?» Но я, как наивный человек, думаю, что лучшим для меня является не обманывать своего союзника, даже если он глуп. Возможно, наш союз силен именно потому, что мы не обманываем друг друга, или потому, что не так просто обмануть друг друга»[136].
Сталин не случайно произнес слова: «…не так просто обмануть друг друга». Он, видимо, давал понять Рузвельту и Черчиллю, что он, Сталин, не собирался обманывать союзников и ожидал от них такого же отношения к себе в ходе переговоров. Может быть, он хотел, используя возможности дипломатического языка, сказать что-то еще. В любом случае его резюме — «не так просто обмануть друг друга», — несомненно, привлекло внимание американского президента и британского премьер-министра. На переговорах такого уровня каждое произнесенное слово имеет определенный смысл и значение.
Возможно, Сталин, как «наивный человек», все еще надеялся на то, что Рузвельт расскажет ему о том, что же изобрели британские и американские физики. К февралю 1945 года советские военные разведчики Артур Адамс, Ян Черняк, Урсула Кучински и другие добыли значительное количество документов о секретном англо-американском атомном проекте.
Вопреки ожиданиям Сталина, ни во время Тегеранской конференции, ни во время встречи в Крыму американский президент ничего не сообщил советскому лидеру об атомной бомбе. Сталин знал, что на американских полигонах завершаются приготовления к испытаниям новейшего оружия, которое, по предварительным оценкам ученых, будет обладать огромной мощностью и чудовищной разрушительной силой.
Сталин не стал спрашивать Рузвельта об атомной бомбе. Он знал, к чему может привести этот вопрос.
Искусство дипломатии состоит не только в умении вести сложные переговоры и настойчиво защищать интересы своего государства, но и в умении сохранять спокойствие в тех случаях, когда эти переговоры ведутся с партнерами, которые не говорят правду. Сталин твердо и жестко отстаивал государственные интересы СССР[137], был радушным хозяином и создавал условия для успешного завершения переговоров в Крыму. Возможно, только поэтому «объективные или субъективные противоречия» не переросли в Ялте в «открытый разрыв отношений»[138]. Возможно, этому в какой-то степени способствовали сведения, своевременно добытые Морисом, Мольером и Брионом.
13 февраля 1945 года было опубликовано коммюнике Крымской конференции. В нем была зафиксирована договоренность трех держав по следующим вопросам: разгром нацистской Германии; оккупация Германии и союзный контроль над ней; репарации с Германии; конференция Объединенных Наций; декларации об освобожденной Европе; о Польше; о Югославии; о совещаниях министров иностранных дел и по другим.
Три союзные державы торжественно заявляли: «Нашей непреклонной целью является уничтожение германского милитаризма и нацизма и создание гарантий в том, что Германия никогда больше не будет в состоянии нарушить мир всего мира. Мы полны решимости разоружить и распустить все германские вооруженные силы, раз и навсегда уничтожить германский Генеральный штаб, который неоднократно содействовал возрождению германского милитаризма, изъять или уничтожить все германское военное оборудование, ликвидировать или взять под контроль всю германскую промышленность, которая могла бы быть использована для военного производства; подвергнуть всех преступников войны справедливому и быстрому наказанию… стереть с лица земли нацистскую партию, нацистские законы, организации и учреждения; устранить всякое нацистское и милитаристское влияние из общественных учреждений, из культурной и экономической жизни германского народа…»[139]
Надежды Гитлера на раскол в стане союзников в очередной раз не оправдались.
«Аргонавт» в целом успешно завершил свое трудное плавание.
После окончания Ялтинской конференции Сталин возвратился в Москву. Обстановка на Восточном фронте продолжала оставаться напряженной.
27 февраля 1945 года У. Черчилль выступил в палате общин. Он предложил одобрить результаты Крымской конференции. Говоря об отношении Сталина к будущему Польши, о которой особенно беспокоились британские парламентарии, Черчилль сказал, что Сталин дал самые торжественные заверения, что суверенная независимость Польши будет соблюдена. В подтверждение своих выводов Черчилль сказал: «Мне не известно ни одно правительство, которое выполняло бы свои обязательства, даже в ущерб самому себе, более точно, нежели русское советское правительство. Я категорически отказываюсь пускаться здесь в дискуссии относительно добросовестности русских»[140].
Завершая свое выступление и оценивая возможные перспективы развития сотрудничества СССР, США и Великобритании, Черчилль сказал: «Совершенно очевидно, что эти вопросы касаются всей будущности земного шара. Действительно, судьба человечества была бы мрачной в случае возникновения какого-либо ужасного раскола между западными демократиями и русским Советским Союзом»[141].
Возвратившись в Вашингтон, Рузвельт тоже выступил с докладом о результатах работы Крымской конференции. «Эта конференция, — сказал американский президент, — означает конец системы односторонних действий, замкнутых союзов, сфер влияния и всех других политических интриг, к которым прибегали на протяжении столетий…»[142]
Американский президент смотрел в будущее. Через месяц 12 апреля 1945 года он ушел из жизни, оставив политикам и солдатам Второй мировой войны, а также их наследникам свою глубокую убежденность в том, что «конец системы односторонних действий, замкнутых союзов, сфер влияния и всех других политических интриг, к которым прибегали на протяжении столетий» открывает новые возможности в отношениях между государствами.
Разведчики — люди незаметные. Резиденты Брион, Морис, Мольер и другие продолжали выполнять задачи, которые были необходимы Ставке Верховного Главнокомандования для окончательного разгрома фашистской Германии.
Вечером 12 декабря 1943 года в Большом театре шел балет «Снегурочка». Зал был заполнен, как обычно. Однако на этот раз представление было необычным. Среди зрителей находился президент Чехословацкой Республики доктор Э. Бенеш. Он впервые прибыл в Москву. Вместе с ним на спектакле присутствовал посол ЧР З. Ферлингер, а также М. И. Калинин, В. М. Молотов, К. Е. Ворошилов и А. Е. Корнейчук, заместитель наркома иностранных дел СССР.
Бенеш и советские руководители прибыли в Большой театр после подписания нового советско-чехословацкого договора.
Доктор Бенеш, лидер чехословацкого правительства в эмиграции, прибыл в Москву 11 декабря для окончательного согласования текста нового Договора о дружбе, взаимной помощи и послевоенном сотрудничестве между СССР и Чехословацкой Республикой. Он был одним из инициаторов подготовки этого договора. Путь Бенеша в советскую столицу был длинным и длительным. Длинным — потому, что пролегал из Лондона через Каир, Тегеран, Баку и другие города. Длительным — потому, что согласование основных положений нового договора было делом непростым и заняло немало времени — более полутора лет. Одной из основных преград на пути к этому договору было сопротивление Англии, считавшей, что его подписание должно быть отнесено на послевоенное время. Во время конференции министров иностранных дел СССР, США и Англии, проходившей в Москве в октябре 1943 года, британский министр А. Иден, ознакомившись с текстом проекта договора, вынужден был снять возражения британского правительства.
Бенеш, беспокоясь о будущем Чехословакии, преодолел и путь вокруг Европы, через Ближний и Средний Восток, и политические препятствия, которые возникали в Москве и Лондоне во время подготовки проекта договора.
Дли Сталина подписание договора с Чехословацкой Республикой было важным актом, позволившим продемонстрировать политику СССР в отношении стран Восточной Европы. Он рассчитывал, что после окончания войны в этих странах будут созданы дружественные Советскому Союзу режимы, что будет содействовать безопасности советских западных границ. Уроки 1941 года в Москве хорошо помнили.
Бенеш тоже был заинтересован в подписании этого договора. Сделать это он хотел еще до окончания войны в Европе. Преданная Англией и Францией в 1938 году в результате подписания ими с гитлеровской Германией Мюнхенского договора, Чехословакия была раздроблена Гитлером на части. Одна из них даже получила неопределенное название — Протекторат. Бенеш также хотел поддерживать отношения с Англией и другими странами Западной Европы. Его концепция была незамысловата и определялась формулой «50 процентов — на запад, 50 процентов — на восток».
12 декабря договор подписали нарком иностранных дел СССР В. М. Молотов и посол ЧР 3. Ферлингер. Одновременно был подписан протокол к договору. В этом протоколе указывалось, что «в случае, если к этому договору пожелает присоединиться какая-либо третья страна, граничащая с Союзом ССР и Чехословацкой Республикой и представлявшая в этой войне объект германской агрессии, последней будет дана возможность, по обоюдному согласию правительств Союза ССР и Чехословацкой Республики, подписать этот договор…»[143].
Протокол был примером для Польши, с которой в это время у Советского Союза дипломатические отношения были прерваны. Польша имела границы с СССР и ЧР и была «объектом германской оккупации». После трагической гибели премьер-министра В. Сикорского 4 июля 1943 года перспективы нормализации советско-польских отношений были неясными. Новый премьер-министр С. Миколайчик уже обозначил свое отношение к будущему советско-польских отношений. Он не признавал линию Керзона, что означало: нормализация отношений между СССР и польским правительством в эмиграции дело трудное, если вообще возможное…
Спектакль был хорош. После первого акта Молотов сообщил Бенешу, что в театр прибыл Сталин и что он приглашает всех в свою ложу. Бенеш, Калинин, Молотов и Ворошилов перешли в ложу Сталина.
Во время второго антракта все собрались в большой комнате, которая находилась за ложей Сталина. За стол с закусками и бутылками садились без протокола. После подписания договора отношения между советскими лидерами и членами чехословацкой делегации были непринужденными и дружественными.
Сталин больше ходил по комнате, несколько раз присаживался к столу, произносил тосты: за победу Красной армии, за президента Бенеша, за Чехословакию, за всех присутствовавших…
Неожиданно для всех Сталин обратился к Бенешу и заговорил о Польше. Из данных разведки он знал, что Бенеш, находясь в Лондоне, уже встречался с новым польским премьер-министром, и о том, что Миколайчик посетил Бенеша перед отъездом чехословацкого президента в Москву.
Сталин хотел знать больше о Миколайчике, который представлял в эмиграции интересы польского народа. После разгрома германских войск на Курской дуге Сталин уже думал об окончательном изгнании немцев с советской территории и переносе боевых действий на территории соседних государств — Чехословакии, Польши, Болгарии. В перспективе были новые и военные, и особенно политические трудности. Одно дело воевать на собственной территории, другое — вести боевые действия на территориях соседних государств, которые были оккупированы немецкими войсками. Гитлеровцы не собирались добровольно оставлять эти обширные территории.
С Бенешем Сталин договорился о совместных действиях против фашистской Германии. С Миколайчиком — нет. Как построить отношения с новым премьер-министром Польши в декабре 1943 года, Сталин еще не знал…
Обращаясь к Бенешу, Сталин сказал:
— У меня есть один важный вопрос, и я хотел бы спросить, что вы об этом думаете. Мы хотим договориться с Польшей; скажите, как это сделать и возможно ли это? Вы с ними в Лондоне встречаетесь и знаете их.
— Я отвечу на это так, — сказал Бенеш. — Наше отношение с поляками достаточно прохладное, соприкосновений немного, но все же мы — в контакте с ними и знаем их. Поляки с нами с незапамятных времен имели особые отношения, и не очень хорошие. Должен сказать, что главным препятствием было всегда наше отношение к вам. Кроме того, еще что-то случалось, например, они пеняли нам, что в то время, когда поляки напали на вас и наступали на Киев, наши рабочие устроили всеобщую забастовку и воспрепятствовали тому, чтобы поезда, которые из Франции везли амуницию и оружие полякам, могли следовать через нашу территорию. Кроме того, у нас в истории всегда были споры о границах.
Сталин заметил:
— Существует и история с Тешином[144]. Но это же мелочь…
— Конечно, это так, но таких всегда было много. Двадцать лет поляки проводили политику, на которую их натолкнула роковая ошибка, допущенная на мирной конференции Францией, и прежде всего Клемансо. То есть полагали, что поляки могут играть роль щита, санитарного кордона между вами и Германией. Теперь, после падения Франции, поляки опять полагают, что предназначены для того, чтобы играть ее роль.
— Франция — на западе, поляки — на востоке…
— Конечно, но они полагают, что Англия всегда будет нуждаться в партнере в Европе и, если нет Франции, может для этого использовать поляков. Они не верят, что Франция опять быстро поднимется после войны. Они не способны также правильно осознать свои возможности.
Сталин подумал и произнес:
— Но уже после третьей мировой войны…
Бенеш уверенно ответил:
— До нее не дойдет, я верю, что это произойдет после этой войны…
В разговор вмешался Ворошилов, который сказал:
— Новая война опять будет!
— Немцев не изменить, — заметил Сталин. — Опять начнут готовиться к новой войне, и дело дойдет опять через некоторое время до новой войны…
Бенеш решил остановить рассуждения о новой войне и сказал:
— У поляков в Лондоне ситуация следующая: они видят, что Красная армия приближается к польской территории, что вы там просто появитесь и они совершенно не могут повлиять на то, что произойдет. Поэтому у них все более и более возрастает стремление договориться с вами; они хотели бы в первую очередь восстановить с вами дипломатические отношения…
То ли желая подчеркнуть достоверность мыслей, высказанных доктором Бенешем, то ли стремясь показать свою осведомленность, заместитель наркома иностранных дел Корнейчук заметил:
— Президент разговаривал перед отъездом в Москву с Миколайчиком[145].
— Да, он посетил меня перед отъездом, я сделал об этом заметки и передал их Корнейчуку.
— И кто же этот Миколайчик, что это за человек? — спросил Сталин.
Бенеш сообщил, что Миколайчик, по его мнению, политическая фигура не первой величины и не имеет возможностей стать национальным вождем, но это хороший политик, за которым стоит сильная партия.
— Я не могу сказать, что Миколайчик способен изменить политику польского правительства в Лондоне, — сделал вывод Бенеш и добавил: — Он чувствует себя слабым и поэтому присоединился к остальным, чтобы сформировать правительство. Но я считаю его искренним и знаю, что он хотел бы с вами договориться.
Далее Бенеш сообщил Сталину, что разговор с Миколайчиком продолжался несколько часов.
А затем сказал:
— Миколайчик трижды спросил меня: вы действительно думаете, что русские оставят вас как самостоятельное государство? Вы не хотите стать составной частью России? Вы им верите? Я его заверил, что вам верю, что мы всегда хотели сохраниться лишь как самостоятельное государство, и что вообще не думаем о том, чтобы стать составной частью России, и что верю, что вы об этом так же думаете…
Сталин в сердцах отреагировал:
— Дураки. У нас так много своих собственных забот, и мы будем брать на себя еще и польские!
Опить обращаясь к Бенешу, Сталин спросил:
— Они знают о нашем договоре?
— Я его целиком показал Миколайчику. Он широко открыл глаза, когда прочитал. И спросил: вы думаете, что русские это подпишут? И странно удивился, когда я ему сказал, что об этом уже есть полная договоренность, включая клаузу[146] относительно Польши. Это его особенно заинтересовало. Я уверен, что когда-нибудь Польша еще будет рада, что эту клаузу мы для нее подготовили…
Сталин поинтересовался мнением Бенеша о Соснковском, поддерживает ли его польская армия?
Бенеш ответил, что армия была против Сикорского и что, по его мнению, Соснковский не будет играть политической роли, хотя избран вице-президентом.
— Соснковский, которого поддерживают пилсудчики, мечтающие о Великой Польше, — сказал Бенеш, — против СССР и против того, что хотел Сикорский.
Разговор прервался, когда после окончания антракта все пошли обратно в театральную ложу.
15 декабря в Москву прибыла делегация от 1-й Чехословацкой бригады, во главе с Людвиком Свободой. Ядро делегации составляли Рытиржик, Тесаржик, Штефа Гальбава и Аничка Птачкова. Знаменосец бригады ротмистр Шафаржик сопровождал в Москву Боевое Знамя чехословацкой бригады[147]. Делегация прибыла с фронта, где принимала участие совместно с войсками Красной армии в боях под Киевом. Цель прибытия в Москву — встреча с президентом Бенешем.
В Москве Л. Свобода впервые встретился с Э. Бенешем. Аудиенция была, к его удивлению, очень короткой. Позднее Свободе все же удалось проинформировать Бенеша о чехословацкой бригаде и ее боевых действиях.
Во время беседы Бенеш несколько раз повторял:
— Я действительно изумлен. Я многого не знал. Благодарю за информацию…
Они еще встретятся, но при других обстоятельствах…
Результатами переговоров в Москве были довольны и Сталин, и Бенеш. Советско-чехословацкий договор был ратифицирован 22 декабря 1943 года. В 20 часов по московскому времени в Кремле состоялся обмен ратификационными грамотами. Затем последовал банкет.
23 декабря в 10 часов утра Бенеш отбыл из Москвы. Поезд Москва — Баку на Курском вокзале провожали советские официальные лица во главе с Молотовым. Были исполнены государственные гимны, был обход почетного караула, краткая речь Бенеша.
В Алжире чехословацкий президент встретился с британским премьер-министром У. Черчиллем. Английская разведка внимательно следила за визитом Бенеша в Москву. Черчилль был хорошо информирован.
4 января 1944 года в Лондоне Бенеш еще раз обсуждал с Черчиллем результаты его поездки в Москву. Бенеш передал британскому премьер-министру новогодние поздравления от Сталина.
Советские и чехословацкие руководители были искренне довольны результатами переговоров в Москве и содержанием Договора о дружбе, взаимной помощи и послевоенном сотрудничестве.
Британское руководство, по крайней мере на словах, тоже одобряло подписание советско-чехословацкого договора.
Красная армия приближалась к границам довоенной Чехословакии. Наступало время реализации договоренностей, достигнутых в Москве…
Вечером 1 сентября 1944 года советский военный разведчик полковник Александр Сизов, действовавший в Лондоне, провел очередную встречу с начальником чехословацкой военной разведки полковником Франтишеком Моравцем. Он не успел поблагодарить Моравца за сведения, переданные на прошлой встрече. Чехословацкий полковник вежливо прервал Сизова и сообщил ему новые важные данные. Но на этот раз сведения, сообщенные Моравцем, имели не только разведывательный характер…
С первых же минут встречи Моравец сообщил о том, что в Словакии вспыхнуло антифашистское восстание, для подавления которого немецкое командование бросило крупные силы, поддерживаемые танками и авиацией. Моравец сказал, что словацкие патриоты находятся в тяжелом положении…
После встречи с полковником Моравцем Сизов немедленно направил донесение в Центр. Разведчик сообщал: «Немецкие войска с юго-востока и запада начали оккупацию Словакии. Подпольные внутренние силы — воинские гарнизоны территориальных войск внутри Словакии и партизанские отряды, руководимые чехословацким командованием из Лондона, — вступили с немцами в бой. Однако силы не равны, и словаки вынуждены отходить в гористую местность с целью оказания сопротивления и удержании под контролем главных линий коммуникаций…»
Далее Сизов сообщал: «Идут тяжелые бои в Жилине. В Западной Словакии двум дивизиям СС противостоят внутренние силы повстанцев до 10 тысяч человек. В Восточной Словакии немцы имеют одну дивизию СС. Две словацкие дивизии с линии обороны Карпат передвигаются внутрь Словакии для оказания помощи словацким партизанам. Немцы бомбят словацкие города и обстреливают из пулеметов местное население…»
Завершая свое срочное донесение в Центр, полковник Сизов докладывал: «Барон просит оказать помощь восставшим словакам и внутренним силам хотя бы истребительной авиацией, которая могла бы помешать немцам наносить авиаудары по позициям повстанцев. Словаки имеют хороший аэродром в населенном пункте Три Дубы южнее Банска-Бистрицы…»
Барон — псевдоним полковника Франтишека Моравца, с которым полковник Александр Сизов еще в 1942 году наладил взаимовыгодное сотрудничество в области обмена разведывательными сведениями о фашистской Германии. За это время Барон передал Сизову сотни материалов, добытых и обработанных сотрудниками чехословацкой военной разведки. Эти материалы касались планов ведения войны фашистской Германией на Восточном фронте, вскрывали переброски германских войск, обобщали данные о производстве оружия и боеприпасов немецких военных заводов.
На этот раз Барон просил советского полковника оказать помощь словацким повстанцам…
В донесении полковника Сизова сообщалось, что действиями повстанцев «руководит чехословацкое командование из Лондона». Это было не совсем точное утверждение Сизова, который не знал деталей подготовки восстания в Словакии.
Подготовкой к восстанию занимались прежде всего руководители Словацкого национального совета, который был создан в декабре 1943 года[148]. Этот совет являлся верховным органом словацкого движения Сопротивления. В состав Совета входили представители гражданского сопротивления Урсини, Леттрих и Йоско. От коммунистов — Карол Шмидке, Густав Гусак и Ладислав Новомеский. Весной 1944 года Словацкий национальный совет установил контакт с офицерами-антифашистами, которые к тому времени наладили связь с правительством Бенеша в эмиграции. Вскоре был разработан совместный план, в соответствии с которым в восстании должна была принять участие и словацкая армия. Политическое руководство восстанием оставалось в компетенции Словацкого национального комитета.
На территории бывшей Чехословакии в результате Мюнхенского соглашения, подписанного в 1938 году, и после начала Второй мировой войны сложилась уникальная ситуация. Бывшее суверенное европейское государство — Чехословакия — было расчленено на три части. Одна из них перешла под контроль фашистской Германии. На территории Словакии было сформировано клерикально-фашистское государство, которое имело свои органы управления и даже армию, контролируемую немцами. Третья часть была превращена в так называемый Протекторат Богемии и Моравии. Часть Чехословакии — Тешин — перешла под контроль Польши.
Главная цель готовившегося восстания — освобождение всех чешских и словацких территорий от иностранных войск и возрождение Чехословацкой Республики.
В военном отношении успешное претворение плана восстания предполагало тщательную и точно определенную по времени координацию боевых действий повстанцев с продвижением советских войск со стороны Карпат.
Чехословацкое правительство Бенеша из Лондона через свою военную миссию в Москве стремилось информировать советское руководство о подготовке восстания. Но управлять будущими боевыми действиями на территории Словакии из Лондона и Москвы было бы не лучшим проявлением военного искусства. Необходимо было установить прямую связь между советским командованием и руководителями восстания. И такая связь была установлена. 4 августа, после двух неудачных попыток, председатель Словацкого национального совета Шмидке и полковник Ференчик смогли перелететь через линию фронта и попасть в Москву.
В это же время на территории Словакии против немецких войск активизировали борьбу партизанские отряды, которые были созданы чехами и словаками, прошедшими специальную подготовку в Советском Союзе. Среди таких подразделений были отряды «Чех», «Александр Невский» и другие. Действовала на территории Словакии и разведывательно-диверсионная группа, которой командовал майор Величко.
Миссии Карола Шмидке в Москву завершилась успешно. Было достигнуто соглашение о том, что восстание начнется в тот момент, когда советские войска уже вступят на территорию Словакии, или раньше, если Германия оккупирует Словакию.
В планомерную подготовку словацкого восстания вмешалась операция, которую провели советские разведчики вместе со словацкими патриотами на одном из железнодорожных вокзалов.
Вечером 27 августа 1944 года на вокзале в Турчиански-Мартине остановился скорый поезд Будапешт — Берлин. Поезд имел усиленную охрану. Партизаны установили, что к поезду прикреплен салон-вагон, в котором из Румынии следовала особая военная миссии Гитлера во главе с генералом Отто. Партизаны сообщили о литерном поезде разведчикам майора Величко. Было принято решение: поезд задержать и ночью миссию захватить в плен. С этой целью партизаны разобрали железнодорожное полотно на одном из перегонов.
Члены германской миссии перебрались для отдыха в мартинские казармы. Надпоручик Кухта, который сотрудничал с партизанами, договорился с майором Величко о том, что немцы будут пленены и переданы в штаб партизан.
Кухта с группой солдат подготовил план захвата немцев в казарме во время их отдыха. В ходе операции по захвату немецкой делегации утром 28 августа 1944 года возникла перестрелка. Немецкие офицеры были убиты словацкими автоматчиками. После резкого демарша немцев руководитель словацкого «государства» Тисо «запросил» о помощи немецкую армию, которая и вторглась на территорию Словакии 29 августа. В ответ в ряде мест, главным образом в Центральной Словакии, возникли очаги сопротивления. Словаки разоружили малочисленные немецкие военные и полицейские подразделения. В это время подполковник Голиан, утвержденный Бенешем и Словацким национальным советом в качестве главнокомандующего повстанческой армией, отдал приказ о начале восстания.
Словакия начала борьбу за свое освобождение. Среди восставших оказались и советские военные разведчики…
5 сентября 1944 года полковник Сизов сообщал из Лондона: «Директору. Согласно данным чехословацкой разведки, союзные войска продолжают быстро продвигаться во Франции и Бельгии к западным границам Германии, не встречая почти никакого сопротивления противника, который вывел свои оставшиеся войска на линию Зигфрида…»
9 сентября полковник Сизов направил в Центр донесение, в котором сообщал: «Барон благодарен за помощь, оказанную нашим командованием словацким повстанцам артиллерией и авиацией…»
Далее разведчик докладывал: «Согласно заявлению «Барона», более подробные сведения о действиях из Словакии передаются маршалу Коневу. Поэтому прошу сообщить, есть ли необходимость информировать вас из Лондона о том, как развиваются события в Словакии, так как мои сведения могут поступать с опозданием…»
Среди повстанцев действительно был советский военный разведчик. Он был направлен маршалом Коневым в первые же дни восстания.
Командующий 1-м Украинским фронтом маршал И. С. Конев 5 сентября 1944 года вызвал начальника разведки генерал-майора И. Г. Ленчика. Маршал сообщил Ленчику о том, что немцы начали оккупацию Словакии. В операции задействованы крупные силы. В Словакии вспыхнуло вооруженное восстание, которое возглавил подполковник Голиан. Верховный главнокомандующий приказал направить к Голиану офицера, который бы осуществлял связь повстанцев с командованием фронта.
— Это позволит нам координировать действия и оказывать словакам эффективную помощь, — сказал маршал.
Конев попросил генерал-майора Ленчика подобрать лучшего офицера из состава разведотдела фронта для выполнения этого задания.
У Ленчика в разведывательном отделе было несколько офицеров, которые могли выполнить любое задание командующего фронтом. Лучшим из них, как считал Ленчик, был майор Иван Скрипка. Этот офицер уже не один раз бывал в тылу противника, имел большой опыт разведывательной работы. Приходилось ему действовать и с чехословацкими патриотами на территории, оккупированной немцами.
Командующий фронтом одобрил выбор начальника разведки. Ранним утром 6 сентября 1944 года майор Иван Скрипка прибыл в штаб фронта, где его принял начальник штаба генерал армии В. Д. Соколовский.
Увидев повязку на голове Скрипки, Соколовский поинтересовался состоянием здоровья майора.
— Все в порядке, — ответил Скрипка. Но, видя, что генерал армии продолжает вопросительно смотреть на него, добавил: — Царапина от падающего осколка мины. Боль прошла. Завтра зайду в санчасть и сниму повязку…
Соколовский, удовлетворенный ответом разведчика, спросил: — Слышали ли вы что-нибудь о словацком восстании? Скрипка ответил утвердительно. Он знал о том, что Германия начала оккупацию Словакии. Действия немецкого командования вызвали протест местных патриотов, которые и подняли вооруженное восстание против оккупантов.
— Восстание началось преждевременно, — сказал Соколовский. — Но мы должны оказать словакам немедленную и существенную помощь. Маршал Конев намерен направить вас, майор, к повстанцам в качестве офицера для установления связи и координации действий. Вы будете действовать при командующем повстанческой армией Словакии как представитель нашего фронта…
— Сделаю все от меня зависящее, — ответил майор Скрипка.
Генерал армии сообщил, что в качестве радиста вместе с разведчиком к повстанцам будет направлен старший лейтенант Г. Я. Стальной.
— Когда будет готов проект приказа? — обратился Соколовский к начальнику разведки генерал-майору Ленчику.
— Через час, товарищ генерал армии, — ответил Ленчик.
— Продолжим наш разговор через час, — завершая беседу, сказал начальник штаба фронта.
Ровно через час генерал-майор И. Ленчик и майор Иван Скрипка вновь были в кабинете генерала армии Соколовского, который вручил разведчику боевой приказ по разведывательному отделу штаба 1-го Украинского фронта[149].
— Изучите приказ, Иван Иванович, — предложил генерал армии, обращаясь к разведчику.
В приказе говорилось следующее:
«1. Майору Скрипка Ивану Ивановичу немедленно отправиться в качестве офицера связи в штаб руководства повстанческого движения Словацкой армии, который возглавляет подполковник Голиан.
2. Ваша задача: по приземлении на аэродроме в районе Банска-Бистрицы установить связь с руководством повстанческого движения подполковником Голианом или его заместителем и шифром по радио регулярно не менее 4–5 раз в сутки докладывать в штаб фронта обстановку в Словакии по следующим вопросам:
а) состояние и развитие повстанческого движения в стране;
б) районы, наиболее охваченные этим движением, силы и состав отрядов повстанцев, их боевые возможности;
в) боевой состав и районы действий немецко-венгерских оккупационных войск;
г) информировать штаб фронта по всем остальным вопросам, имеющим прямое отношение к повстанческому движению.
3. Никаких обязательств, не исходящих от командования фронта или других высших органов, которые бы обязывали нас перед восставшими, не давать. Действовать только по указанию Центра.
4. Вам разрешается, но в пределах строгой конспирации, вербовать надежных людей из окружающей среды для получения достоверных разведывательных сведений об обстановке в Словакии.
5. В случае осложнения обстановки действовать по дополнительным указаниям. В переписке со штабом фронта вам присваивается псевдоним «Самов». Все указания от Центра вам будут поступать за подписью «Сорокин».
Приказ подписал начальник разведывательного отдела штаба фронта генерал-майор И. Г. Ленчик. Последняя строка приказа была, как всегда, коротка и строга: «Приказ мною прочитан и усвоен». И подпись: «Майор Скрипка. 6 сентября 1944 года».
Приказ утвердил генерал армии Соколовский. Он и вручил разведчику специальный мандат, в котором командующий фронтом маршал Конев просил командующего 1-й чехословацкой повстанческой армией подполковника Голиана оказать возможное содействие предъявителю этого документа в выполнении обязанностей офицера связи.
Во время беседы генерала армии Соколовского с майором Скрипкой раздался телефонный звонок. Командующий фронтом пригласил к себе генералов Соколовского и Ленчика, а также майора Скрипку. Через минуту они были у маршала Конева.
Генерал армии Соколовский представил разведчика командующему. Маршал поздоровался с разведчиком. Обращаясь к генерал-майору Ленчику, Конев сказал, что доволен подбором кандидата для этой специальной миссии, и пригласил всех сесть за стол.
Беседа длилась не более получаса. Говорил Конев. Он сообщил известные ему сведения о том, что произошло в Словакии. Затем сказал:
— Вы — разведчик, и вам не потребуется много времени для оценки обстановки на месте. Мне известно, что вы уже имеете опыт совместных действий со словаками и чехами. Это вам пригодится при выполнении задания. Зная русский, украинский и немецкий языки, вы сможете освоить и словацкий. Я немного переговорил с Тальским и летчиком Трнкой, которые перелетели к нам. Они считают, что вы сможете найти общий язык с повстанцами…
Майор Скрипка внимательно слушал командующего. Разведчик знал, что в штаб фронта на самолете прибыл начальник штаба корпуса повстанцев полковник Тальский. О нем и говорил маршал Конев.
Командующий продолжал:
— Я принял Тальского. Выслушал его доклад о развитии обстановки в Словакии и просьбу об оказании помощи. Многое будет зависеть от вашей работы в тылу противника. Хочу, чтобы вы знали — свои предложения об оказании помощи словакам я сообщил товарищу Сталину. Верховный главнокомандующий согласился с моими предложениями и дал указание срочно подготовить наступление и мероприятия, связанные с броском наших войск через Карпаты.
При встрече с командующим силами словацкого восстания доложите ему о том, что товарищ Сталин приказал усилить поставки оружия и боеприпасов словакам. Мы также на днях начнем наступательную операцию через Карпаты, — сказал Конев и добавил: — Находясь в штабе Голиана, ведите себя скромно. Попросят — помогите, посоветовавшись с нами. Пригласят — идите, не пригласят — не навязывайтесь. Если потребуется помощь, сообщайте, рассмотрим ваши предложения. Особенно надеюсь на вашу активность в вопросах сбора и направления в штаб разведывательных сведений.
Завершая беседу, командующий фронтом, как всегда, спросил:
— Вопросы есть, майор?
— Один вопрос есть, товарищ маршал, — сказал Скрипка и встал из-за стола. — Предполагаются ли какие-либо взаимосвязи с нашими другими представителями в штабе подполковника Голиана?
— Других официальных представителей нашей армии в восстании не предвидится. Этот вопрос согласован с Генеральным штабом. Если будут направляться другие офицеры, мы поставим вас в известность.
К вечеру во Львове майор Скрипка познакомился с членами оперативной группы, которую ему предстояло возглавить. Все вместе они должны были отправиться в словацкое восстание. В группу входил опытный радист и старший лейтенант Геннадий Яковлевич Стальной, который уже неоднократно выполнял особые задания в тылу противника. По рекомендации Стального в группу была включена и опытная радистка Мария Сущева. Она тоже неоднократно бывала в тылу противника и обеспечивала выполнение специальных заданий.
Четвертым членом группы был рядовой Степан Рындин[150]. Он был смелым бойцом, который проявил себя в партизанских боях в районе Шепетовки. После соединения с частями Красной армии он был оставлен на службе в разведывательном отделе фронта. Рындин должен был выполнять обязанности адъютанта майора Скрипки.
Получив все необходимое для выполнения задания, майор Скрипка и члены его оперативной группы на двух автомашинах направились на аэродром, который находился в районе города Перемышль.
На аэродроме уже несколько дней базировались 38 словацких самолетов. Эта авиационная группа под командованием майора Юлиуса Трнки перелетела через линию фронта на советскую территорию. Самолеты были старыми немецкими боевыми машинами. Среди них оказалось и несколько самолетов «Фокке-Вульф-189». Это были самолеты воздушной разведки, которые в Красной армии получили название «Рама», поскольку действительно по своей конфигурации были похожи на оконную раму.
Как сказал Трнка, все самолеты давно уже отдали богу душу, то есть исчерпали весь возможный и невозможный летный ресурс. Но «Рамы» еще можно было использовать для перелета к повстанцам, хотя они и не были приспособлены для перевозки пассажиров.
Майор Трнка отобрал два самых надежных «Фокке-Вульфа». Скрипка и радистка разместились на первом самолете. Старший лейтенант Стальной и боец Рындин — на втором.
Когда самолеты взлетели, то первый из них, которым управлял словацкий пилот Юрай Сливка, не смог набрать необходимую высоту и, потеряв управление, с высоты около 400 метров начал резко снижаться. Пилот ничего не смог сделать. Самолет, сбивая верхушки деревьев, рухнул в болото в 2–3 километрах от аэродрома. При падении «Рама» развалилась на части.
Экипаж второго самолета был вынужден прекратить полет и возвратился на аэродром.
К месту крушения срочно была направлена группа поиска. К большой радости и удивлению всех, члены экипажа словацкий летчик Юрай Сливка и штурман Йозеф Мейо остались живы. Мейо получил сильные ушибы, разбил лицо и поранил руку.
Майор Скрипка и радистка Мария Сущева тоже остались живы. Они отделались множеством ссадин, но переломов или сильных ушибов не было. Тем не менее Мария на некоторое время лишилась сознания.
Поисковая группа нашла потерпевших крушение и вытащила их из болота. На санитарных машинах летчиков и разведчиков доставили на аэродром, где находился начальник разведки штаба фронта генерал-майор Ленчик. Их встретили как прибывших с того света. Ленчик даже приказал преподнести майору Скрипке стопку спирта — руководитель оперативной группы получил больше всех ссадин, но сохранил бодрость и хладнокровие.
Приказ маршала Конева отменять никто не имел права. Скрипка предложил использовать для перелета к восставшим второй исправный самолет.
Ленчик согласился с предложением майора Скрипки. Было принято решение: первым рейсом в район словацкого восстания отправится командир оперативной группы с радисткой. Старший лейтенант Стальной прилетит к повстанцам по вызову Скрипки.
Юрай Сливка убедил майора Трнку позволить ему вести самолет в район словацкого восстания. Штурманом вместо Йозефа Мейо, получившего сильные травмы, был назначен Антон Мешко.
«Фокке-Вульф» взлетел второй раз. Набрав высоту, он взял курс на запад. На немецком самолете летели словацкие пилоты, офицер советской военной разведки и девушка-радистка.
На одном из участков маршрута, когда полет проходил над Карпатами, пилот указал Скрипке на два немецких «Мессершмитта», которые летели тем же курсом, но были правее и ниже. Увидев разведывательный самолет «Фокке-Вульф», который, как они знали, принадлежал военно-воздушным силам союзного Германии словацкого правительства Тисо, пилоты «Мессершмиттов» поприветствовали «Раму» покачиванием крыльев и ушли вперед.
Встреча была не из приятных и могла печально закончиться для пилота Юрая Сливки и разведчиков, находившихся на борту самолета.
Через некоторое время полет завершился благополучно. Преодолев Карпаты, Высокие и Низкие Татры, самолет приземлился на аэродроме Три Дуба, который контролировали повстанцы.
Когда моторы заглохли, Скрипка увидел группу людей, которая бежала к самолету. Среди них он узнал партизанских командиров А. С. Егорова и Е. П. Волянского, с которыми сражался против фашистов на территории оккупированной немцами Украины…
Специальная миссия разведчика майора Ивана Скрипки в словацкое восстание началась в ночь на 7 сентября 1944 года. Эта командировка, вопреки всем ожиданиям, длилась 165 суток. Произошло это из-за обстоятельств, которые не зависели ни от повстанцев, ни от майора Скрипки, ни от войск маршала Конева.
После приземления и первых встреч на словацкой земле майор Скрипка вместе с радисткой были доставлены в город Банска-Бистрица, где располагался штаб повстанцев. Скрутку принял командующий армией повстанцев полковник Ян Голиан. Предъявив мандат, Скрипка представился:
— Уважаемый господин командующий! Майор Иван Студенский. Прибыл к вам в качестве офицера связи от маршала Конева. Маршал Конев и генерал Соколовский просят вас принять сердечные приветствия и поздравления и желают вам, вашему штабу и всем участникам восстания доброго здоровья, дальнейших успехов и победы…
Разведчик не оговорился, назвавшись майором Студенским. Это была оперативная фамилия майора Скрипки, которую он использовал ранее при выполнении специальных заданий. Среди словацких повстанцев были офицеры, которые знали советского майора как Ивана Студенского. Эта фамилия была указана и в мандате, подготовленном в разведывательном отделе штаба 1-го Украинского фронта.
Иван Скрипка не случайно взял себе в качестве оперативного псевдонима фамилию Студенский. Майор родился в июле 1917 года в селе Студенок Курской области.
Учился во 2-м Московском артиллерийском училище, в декабре 1939 года был отобран для работы в военной разведке. В первые годы Великой Отечественной войны (1941–1942) Скрипка принимал активное участие в обороне Львова, Тернополя, Проскурова, Киева, Харькова, Белгорода и Сталинграда. В 1942–1944 годах разведчик Скрипка успешно выполнял задания на территориях, оккупированных противником, в Курской области, в Белоруссии и на Украине. В сентябре 1944 года удачливый разведчик оказался среди словацких повстанцев в качестве начальника советской военной миссии.
Скрипка доложил Голиану цель своего прибытия на территорию, контролируемую восставшими, — сообщать маршалу Коневу о просьбах командования восстания, силах, успехах и трудностях повстанцев, собирать сведения о силах противника, помогать координировать действия повстанцев с наступающими войсками Красной армии.
Голиан разрешил Скрипке установить радиостанцию, осуществлять постоянную радиосвязь со штабом 1-го Украинского фронта, обещал оказать полное содействие в изучении обстановки и сборе сведений о противнике.
Завершая первую встречу с командующим словацкой армией, майор Скрипка сообщил: маршал Конев просил передать, что через несколько дней 1-й Украинский фронт начнет наступление через Карпаты с целью оказания помощи восставшим.
8 сентября 1944 года Скрипка направил в штаб 1-го Украинского фронта первое донесение: «Самов» — Центру. Прибыл благополучно по назначению. Информацию передам завтра. Изучаю обстановку»[151].
9 сентября 1944 года в Центр из штаба повстанцев была отправлена вторая радиограмма:
«Самов» — Центру. Штаб повстанческой армии дислоцируется в Банска-Бистрице. Аэродром — в Три Дуба, 4 км северо-западнее. Армия состоит из резервистов. Состав сообщу дополнительно…
Голиан просит перебросить в район восстания русский или словацкий полк и оказать авиационную поддержку. Своими силами он не сможет удержать железную дорогу на севере. Потеря контроля над этой дорогой может дать противнику возможность перебросить резервы в район боевых действий».
Учитывая огромный объем работы майора Скрипки, Центр сообщил ему 12 сентября: «Центр — «Самову». К вам направляю два радиста. Обеспечьте прием и размещение. Нужны конкретные сведения о противнике. Предупреждаю вас от обещаний. Выполняйте только свои задачи и избегайте вмешиваться в политическую сторону вопроса…».
Скрипка принял прибывших членов его миссии — старших лейтенантов Г. Я. Стального и С. Ф. Шанаева, радиста старшину В. П. Каплина и рядового С. И. Рындина.
После сообщения Скрипки о том, что войска Красной армии перешли в наступление, Голиан подготовил послание маршалу Коневу, которое лично написал на специальном бланке. Текст был на словацком языке. Радистка Мария Сущева зашифровала радиограмму. Голиан сообщал:
«Глубокоуважаемый господин маршал Конев. Примите мою глубокую благодарность за Ваше исключительное понимание нашего положения и за симпатии к нам, воюющим на территории Словакии.
Одновременно шлю Вам и вашей храброй Красной армии, как от своего имени, так и от имени всей чехословацкой армии в Словакии, искренний и горячий привете пожеланием скорой и окончательной победы над немецкими оккупантами. С уважением, Голиан. 13 марта 1944 г.»[152]
В тот же день 13 сентября Скрипка получил из Центра следующее указание:
«Центр — «Самову». Передайте Голиану телеграмму маршала Конева.
«Генералу Голиану. Благодарю Вас, господин генерал, за Ваши приветствия. Выражаю твердую уверенность, что руководимые Вами словацкие войска и вооруженные отряды словацкого народа, ставшие на путь освободительной борьбы против оккупантов, разобьют немецких захватчиков и освободят территорию Словакии от гитлеровских банд. Сегодня наступающие части Красной армии перешли словацкую границу северо-восточнее Збаров и продолжают дальнейшее продвижение в глубь словацкой территории. Маршал Конев»[153].
В повстанческой армии было сформировано разведывательное отделение. Его сотрудники активно занимались сбором сведений о войсках противника. По указанию Голиана сведения, которые интересовали штаб 1-го Украинского фронта, словацкие разведчики передавали майору Скрипке. Они незамедлительно направлялись в Центр. За время действий в тылу противника Скрипка направит в Центр около 300 донесений, которые своевременно вскрывали переброски германских войск, их боевой состав, укомплектованность, оснащение оружием и боевой техникой.
Бои в Словакии шли тяжелые. Германское командование бросило против восставших несколько дивизий СС, танки, тяжелую артиллерию. Ян Голиан не справлялся с огромным объемом работы. 6 октября 1944 года через Москву и Киев на территорию восставших словаков прибыл дивизионный генерал Рудольф Виест. Он был в составе правительственной делегации, которую возглавлял министр чехословацкого правительства в эмиграции Франтишек Немец. 7 октября генерал Виест издал свой первый приказ — он вступил в командование 1-й Чехословацкой повстанческой армией в Словакии. Ян Голиан был назначен заместителем командующего.
Помощь восставшим словакам начали оказывать и американцы. В октябре на аэродром Три Дуба приземлились четыре американских самолета. Они доставили повстанцам несколько десятков базук и несколько ящиков медикаментов. Улетая, американские самолеты вывезли из Словакии три десятка сбитых над территорией Средней Европы английских и американских летчиков.
По указанию из Москвы был создан воздушный мост «Большая земля — восставшая Словакия»[154]. Этот мост «обслуживали» 1500 советских самолетов. За время существования этого героического моста 7 советских самолетов потерпели крушение при пробивании облачности в Карпатах и один самолет был сбит средствами противовоздушной обороны противника. За неполные два месяца своей активной работы советский воздушный мост обеспечил полную переброску личного состава 2-й Чехословацкой десантной бригады — 1750 солдат и офицеров, около 400 тонн оружия и боеприпасов, 350 тонн бензина для 1 — го Чехословацкого авиаполка, около 1200 партизан-десантников, правительственную делегацию чехословацкого правительства в эмиграции.
С территории Словакии, охваченной восстанием, на территорию СССР были доставлены 800 тяжело раненных бойцов, 250 словацких летчиков — на переучивание в советских авиационных школах, правительственная делегация и делегация Совета национального спасения (СНС) для работы в освобождаемых территориях Чехословакии, семьи руководящего состава СНС, которые в Москве до освобождения Банска-Бистрицы проживали в гостинице ЦСКА.
Находясь среди повстанцев, майор И. Скрипка установил тесное и взаимовыгодное сотрудничество с руководителями военных миссий США и Великобритании. Американской миссией руководил капитан Джеймс Хольт Грин; британской — майор Джон Сегмер. Впрочем, Хольт и Сегмер называли свою миссию англо-американской. Первым тем не менее в Банска-Бистрицу прибыл Джеймс Хольт. Это произошло 17 сентября 1944 года. Хольт прилетел в штаб словацкого восстания 17 сентября, то есть на десять дней позже майора Скрипки. Капитан имел радиосвязь с американским командованием, которое располагалось на итальянской авиабазе в Бари.
Когда 28 октября генерал Виест подписал приказ о прекращении восстания, Хольт ушел в горы вместе с составом миссии, частью 2-й Чехословацкой десантной бригады и партизанами. В ноябре и декабре скрывался в горном отеле «Вельки бок», в районе населенного пункта Пололмка.
Жизнь отважного капитана Хольта, которого майор Иван Скрипка считал американским разведчиком, оборвалась трагически. 26 декабря 1944 года Хольт вместе с другими членами миссии был захвачен немцами в плен, отправлен в концентрационный лагерь Маутхаузен, где был повешен.
Британский майор Джон Сегмер прибыл в Банска-Бистрицу 7 октября 1944 года. Возглавляя английскую часть англо-американской военной миссии, Сегмер основное свое внимание уделял не работе с членами штаба словацкого восстания, а выполнению заданий британской разведки в Венгрии. Британский разведчик тоже 26 декабря был захвачен немецким спецотрядом «Эдельвейс» и отправлен в Маутхаузен.
В 1999 году генерал-майор И. Скрипка в своих воспоминаниях о словацком восстании писал: «В дни восстания, а затем и в горах мне пришлось ближе познакомиться с действиями этих союзнических разведчиков. Я лично узнал многих членов миссии и видел их стремление выполнить задачи своего командования»[155].
Условия, в которых оказались в конце декабря 1944 года повстанцы, представители советской, американской и британской военных миссий, были чрезвычайно трудны.
Несмотря на помощь и поддержку, силы повстанцев и наступавших немецких войск были неравными. Противник постепенно занимал города, которые контролировались повстанцами. Под контролем немецких войск к концу октября оказались Жерновица, Брезно и Зволен.
27 октября германские войска подошли вплотную к центру восстания — городу Банска-Бистрица. Авиация противника бомбила прилегающие города и села. В ночь на 28 октября 1944 года был составлен последний оперативный приказ командующего 1-й Чехословацкой армией. Я. Голиан ознакомил майора И. Скрипку с содержанием этого приказа, в котором объективно оценивалась обстановка, была сделана попытка разобраться в причинах поражения словацкого восстания. Генерал Виест отмечал в приказе:
«Наряду с героическими действиями были и причины, которые стали следствием многих неудач… Мне кажется, что не все вы понимаете причины тех неудач. Да, я твердо и правильно повторяю слово «неудача». Все вы говорите о техническом превосходстве противника. Я тоже знаю это техническое преимущество, но главную причину все же вижу в недостаточном боевом и моральном духе многих отдельных лиц, офицеров и солдат, а иногда и целых подразделений. Численное преимущество на нашей стороне, и вопреки этому немец отбирал у нас пядь за пядью нашу территорию, при этом сокращая не только наши воинские ряды, а все, и это уже хуже — убивает ваших безбранных матерей, отцов, сестер, братьев и детей. Осознайте себе хорошо, что мы боремся за справедливые дела перед Богом и всем цивилизованным миром. И хотим того, чтобы честный словак хозяйничал в нашей стране, а не немецкая, венгерская или венгеризированная клика и так называемые словаки, которые даже не понимают по-словацки и ожидают только случая, чтобы они могли нас выгодно продать.
Наше Сопротивление является игрой возвышенной, ведь речь идет о жизни или смерти не только нас, воинов, но и всего народа. Нашей борьбой мы творим историю нашей родины, и потому, как мы будем хозяйничать и каких результатов добьемся, будут нас наши потомки хвалить или осуждать. И не только наши потомки, но и весь мир с интересом наблюдает нашу борьбу и будет о нас судить.
Советская армия изгоняет из нашей земли германского захватчика, но прежде всего мы сами должны доказать миру, что мы достойны освобождения и умеем за него воевать. Мы бы не были достойны свободы, которую для нас добыли бы другие.
Организованная борьба всей армии, как таковой, после распада некоторых частей невозможна, и поэтому части и подразделения чехословацкой армии в соответствии с обстановкой в ночь на 29 октября 1944 года перейдут на партизанский способ борьбы против немцев…»[156]
Приказ генерал Виеста о прекращении организованного сопротивления был последним приказом войскам словацкого восстания. Он был противоречив, не всеми принят и понят. Но именно этот приказ завершил героическую страницу словацкого восстания.
В это же время, преодолев Карпаты, войска Конева вели тяжелые бои, освобождая территорию Чехословакии. Вместе с войсками Красной армии сражались и бойцы 1-го Чехословацкого армейского корпуса, которым командовал генерал Людвиг Свобода. В горах остались сотни могил советских и чехословацких воинов. Противник упорно оборонялся на заблаговременно подготовленных рубежах, усиленных многочисленными огневыми средствами.
В горных районах Словакии отважные партизаны продолжали вести боевые действия против оккупантов. Вместе с ними сражались и офицеры советской военной разведки.
Спецкомандировку в словацкое восстание майор Иван Иванович Скрипка завершил 18 февраля 1945 года.
Какими глазами дерзну посмотреть в глаза народу, если по моей вине поколеблются вековые его убеждения? Никогда! Спасение стольких душ народа для меня дороже моего бренного тела.
Военный и военно-воздушный атташе при посольстве Чехословакии в СССР генерал-майор Йозеф Новосидлак 10 марта 1984 года направил в Управление внешних сношений Министерства обороны СССР справку, которую он накануне получил из Праги. Документ этот был для служебного пользования. Ознакомиться с ее содержанием могли только некоторые должностные лица. Среди них был и заместитель начальника Управления внешних сношений контр-адмирал В. Хужоков.
В той небольшой справке, написанной, как и положено, сухим канцелярским языком, кратко сообщалось о деятельности советского военного разведчика майора Александра Фомина на территории оккупированной германскими войсками Чехии, а также подтверждалась дата его гибели.
В документе, подготовленном в столице Чехословакии, было всего несколько строк. С этих строк и началась история восстановления деталей подвига бесстрашного разведчика, имя которого почему-то было забыто в СССР. Впрочем, оно остается неизвестным и в новой России.
О чем же сообщалось в той справке?
Чтобы избежать невольного искажения смысла депеши из Праги, познакомимся с ее дословным содержанием:
«Федеральное министерство национальной обороны Чехословацкой Социалистической Республики подтверждает, что Александр Фомин, майор Советской армии, родившийся 29 июля 1917 года в Пронькине, Сорочинского района, Оренбургской области, являлся командиром парадесанта имени Яна Гуса, который высадился 26 октября 1944 года в районе города Чеслав в Восточной Чехии. Под командованием А. В. Фомина было организовано одно из самых значительных партизанских подразделений в Чехии — партизанская бригада имени Яна Гуса, которая в боях против фашистских оккупантов достигла значительных результатов.
В неравном бою с врагом около населенного пункта Лешковице майор А. В. Фомин 27 марта 1945 года погиб смертью храбрых. За боевые заслуги при освобождении Чехословакии, за личную храбрость и исключительный героизм президент Чехословацкой Социалистической Республики наградил майора Фомина А. В. посмертно в 1968 году орденом Красной Звезды. Начальник: подполковник Ярослав Коутек. Прага, 5 марта 1984 года».
Президентом Чехословацкой Социалистической Республики в 1968 году был избран Людвик Свобода. Тот самый Свобода, который в 1942 году был инициатором создания в Бузулуке 1-го Чехословацкого отдельного пехотного батальона. Этот батальон под командованием Л. Свободы в марте 1943 года впервые принял участие в боевых действиях против немецко-фашистских войск у села Соколова. На базе батальона была создана 1-я Чехословацкая отдельная бригада, сражавшаяся в составе войск 1-го Украинского фронта под Киевом, Белой Церковью и Жашковом. Весной 1944 года бригада пополнилась чехословацкими патриотами. На ее основе был сформирован 1-й Чехословацкий армейский корпус, принимавший участие в Карпатско-Дуклинской операции в составе войск 1-го Украинского фронта, которым командовал маршал И. С. Конев.
После окончания войны в Европе в 1945 году корпус Л. Свободы стал основой для создания вооруженных сил Чехословакии. В марте 1968 года Л. Свобода был избран президентом Чехословакии. Он хорошо знал, с какими трудностями столкнулись словацкие повстанцы и как самоотверженно сражались вместе с ними советские офицеры-разведчики. Одним из указов, подписанных президентом Л. Свободой в 1968 году, был указ о награждении советского майора Александра Фомина орденом Красной Звезды посмертно…
Человек, совершающий подвиг, ни секунды не думает о будущей славе. Поэтому подвиг становится подвигом только при условии, если о нем своевременно и громко будет сказано доброе слово. Это, как правило, должны сделать боевые друзья героя или его современники. От них в первую очередь зависит память о человеке, совершившем подвиг. А если они не смогли это сделать?
Как выяснилось, одной из причин затянувшегося в России на долгие годы безмолвия вокруг судьбы майора Александра Фомина является то, что, по данным Главного управления кадров Министерства обороны, он длительное время считался пропавшим без вести[158]. Длительное время — это одиннадцать лет. Только в марте 1956 года Фомин А. В. был внесен в список погибших на территории Чехословакии 25 марта 1945 года…[159]
Как майор Александр Фомин там оказался? Какие задачи он выполнял? Что смог сделать? Как погиб?
О том, где родился и вырос Александр Фомин, сказано в справке, присланной в Москву из Праги. В ней нет и не могло быть сведений о том, что Фомин с 1935 по 1937 год был студентом Бузулукского сельскохозяйственного техникума. Именно в Бузулуке в 1942 году Людвик Свобода начал формирование 1-го отдельного Чехословацкого пехотного батальона. Случайное, но символичное совпадение.
С 1937 по 1939 год Фомин был курсантом Казанского пехотного училища, затем командовал учебной ротой, позже — учебным батальоном Ленинградского военно-медицинского училища.
В 1942 году толковый комбат был отобран для работы в военной разведке, прошел обучение в Высшей специальной школе и после этого проходил службу на различных оперативных должностях в разведывательном отделе Центрального штаба партизанского движения. В начале 1944 года капитан Фомин был старшим уполномоченным Оперативной группы штаба партизанского движения при Военном совете 51-й армии 4-го Украинского фронта.
Данные о прохождении службы А. Фоминым в Красной армии были получены из Центрального архива Министерства обороны Российской Федерации и уточнены 26 октября 2005 года директором Центрального государственного архива Украины B. C. Лозицьким.
В архивной справке, полученной из Киева, сообщалось, что в «соответствии с приказом начальника штаба партизанского движения 1-го Украинского фронта в ночь на 26 октября 1944 года группа разведчиков под командованием А. В. Фомина[160] была переброшена в тыл противника на территорию Чехословакии в район 8 километров юго-восточнее города Чеслов».
Б группу разведчиков входило 12 человек. Политруком разведгруппы был чех Мирослав Пих (оперативный псевдоним — Тума), начальником штаба группы — лейтенант Иван Васильевич Перхун, заместителем начальника группы по разведке — капитан Николай Игнатьевич Химич. В составе группы был врач — Лидия Смык.
Главным радистом группы был назначен Александр Чепуров, радистом — Мария Полякова. В состав группы входили разведчики-диверсанты Николай Колесник, Владислав Пригодич, Николай Мезелев, Иван Чиж и Николай Шустов.
На территорию Чехии группа была сброшена с самолета Си-47, который не имел бортовых номеров.
В штабе фронта группе был присвоен оперативный псевдоним «Мистер Ян Гус». Мистером Яном Гусом разведчики называли своего командира — капитана Александра Фомина.
О том, для выполнения каких задач разведывательная группа «Мистер Ян Гус» оказалась на территории Чехии, в российских архивах сведений нет. Однако сохранилось письмо доктора Франтишека Дворжака, председателя Совета районного национального комитета города Гавличкув-Брод, и Яна Поливки, секретаря Президиума районного Комитета чехословацких антифашистских борцов. Это письмо поступило в Исполнительный комитет Ленинградского городского совета народных депутатов в начале мая 1984 года. В письме сообщалось, что «до осени 1944 года все попытки начать партизанскую войну в оккупированной Чехии были подавлены оккупационными немецкими войсками. С целью оказания помощи чешским патриотам в организации партизанского движения на территорию Чехии была заброшена интернациональная группа разведчиков, которая выполняла задачи I-го и 4-го Украинских фронтов. Политические задачи группе были поставлены московским руководством Чехословацкой коммунистической партии.
Фомин помог начать организованную партизанскую войну и другим разведгруппам Красной армии, которые находились в этом районе. Два члена группы были переданы в другие отряды. Оставшиеся с майором Фоминым шесть разведчиков проделали на территории Чехии огромную организаторскую работу, основали партизанскую бригаду, в которую входили 444 мужчины и женщины. С этой бригадой сотрудничали 1200 человек из 152 деревень и 15 городов, которые располагались в 70 километрах от Праги. В течение 199 дней бригада майора Фомина совершила 66 боевых операций, организовала 103 местных и 3 городских национальных комитета Сопротивления, 96 ячеек компартии Чехословакии, издала и распространила 4 листовки и 2 инструкции, в которых описывались методы вооруженной борьбы в условиях оккупации и формы конструктивно-политической деятельности».
Подробные сведения о деятельности разведывательной группы «Мистер Ян Гус» были собраны и систематизированы сотрудниками Архивного института министерства внутренних дел Чехословакии. Они подготовили объемную справку на 46 листах с иллюстрациями о том, как в самый трудный период германской оккупации действовала на территории Чехии группа советских разведчиков и чешских патриотов. Этот объемный документ напивается «Сведения о деятельности тов. майора Александра Васильевича Фомина, командира бригады «Мистер Ян Гус».
Десантирование группы на территорию Чехии, которое происходило в ночных условиях, в целом прошло успешно. Потерялась только врач Лидия Смык. Ветром ее парашют отнесло в сторону от места приземления группы. Приземляясь, Лида сильно ушибла ногу и вынуждена была обратиться за помощью к местным жителям. Семья чеха Франтишека Марка из деревни Буковина оказала Лидии помощь. В доме Марка разведчица скрывалась восемь дней. За это время группа «Мистер Ян Гус» обосновалась в лесу вблизи деревни Кржижова, организовала поиск Лидии Смык. С помощью Алежки Бромовой из Лицомержиц и Веры Пиларжовой из Липовца врач группы Л. Смык была доставлена в штаб Фомина.
Оперативная группа «Мистер Ян Гус» начала действовать в тылу противника. К концу ноября 1944 года Фомин создал 37 нелегальных революционных комитетов в областях городов Чеслав и Хрудим и 13 народных комитетов в районе города Ждяр. В январе 1945 года Фомину и его заместителю чеху Мирославу Пиху удалось создать областной нелегальный народный комитет, который стал действовать в окрестностях города Пржибыслав и Немецкы-Брод (ныне — Гавличкув-Брод). При комитетах были созданы «гражданские партизанские группы». Они стали самостоятельными боевыми партизанскими ячейками, которые управлялись штабом бригады Фомина и контролировались народными комитетами.
В конце января 1944 года А. Фомин наладил сотрудничество почти со всеми лесниками Железных гор, где базировалась оперативная группа. Лесники и некоторые местные жители активно занимались сбором разведывательных сведений о немецких воинских частях, их штабах, складах, вооружении, резервах и перебросках по железным и шоссейным дорогам военных грузов и воинских частей. Помощникам Фомина удалось завербовать и нескольких сотрудников из местных жандармских станций.
Во второй половине ноября 1944 года один из лесников сообщил, что в лесном массиве в районе Брадло — Тргова-Каменица скрывается группа советских парашютистов, которую возглавляет чешский офицер поручик Басил Киш. Начальником штаба этой группы был майор Красной армии Григорий Мельник. Фомин и комиссар Пих установили связь с этой группой. Оказалось, что эта группа была десантирована на территорию Чехии 17 октября 1944 года. Из 17 членов группы при высадке остались в живых только поручик Васил Киш, майор Георгий Мельник, политический комиссар Ян Копчак, старший лейтенант Павел Моряков и разведчики Армен Петросян и Дмитрий Малышев. Остальные погибли в бою с немецким карательным отрядом.
Майор Мельник был ранен, но местные жители помогли ему и его товарищам укрыться в одном из лесных массивов в районе деревни Полом. Разведчикам, нарвавшимся на карательный отряд, большую помощь оказали местные жители Антонин Горник, Виктор Главка, Йозеф Поливка и другие.
Группа майора Мельника стала частью бригады «Мистер Ям Гус». Васил Киш вместе с Афанасием Коропкой перешли в Хурдимскую область, где в начале весны 1945 года создали новую партизанскую группу имени полковника Л. Свободы.
Партизанская бригада «Мистер Ян Гус» была разделена на пять отрядов, действиями которых управлял штаб во главе с майором Фоминым. Отряды дислоцировались в разных районах, наносили оккупантам значительный ущерб и были неуловимы. Заместитель командира группы капитан Николай Химич возглавил диверсионную группу. Диверсионные акты против немцев совершали и партизаны, которыми руководил политрук Мирослав Пих.
Все сведения о противнике сосредотачивались в штабе. Фомин обрабатывал их и направлял в Центр.
Гестаповцы начали активную борьбу против чешских партизан и советских разведчиков. В городах проводились частые облавы, в деревнях устраивались тайные засады, каратели старались держать под контролем горные тропы. Преследуемые карателями Фомин, Пих и их группы уходили из района в район, наносили карателям неожиданные удары, совершали диверсионные акты на железной и шоссейных дорогах. Летели под откос эшелоны с боевой техникой и боеприпасами противника, подрывались мосты, уничтожались мелкие группы немецких военнослужащих, взрывались склады с горючим и продовольствием.
Одним из отрядов, который имел порядковый номер IV, командовал Ярослав Олшар. Выполняя задания майора Фомина, отряд только в марте — апреле 1945 года пустил под откос три эшелона противника, повредил железнодорожный мост в районе Гавличкув-Брод — Пржибслав, уничтожил важные телефонные и телеграфные линии связи.
В «Сведениях о деятельности тов. майора Александра Васильевича Фомина…», подготовленных Архивным институтом министерства внутренних дел Чехословакии, сообщается и об обстоятельствах гибели майора Фомина.
Уходя от преследования карателей, Фомин 22 февраля 1945 года разделил штаб на две части. Одну из них возглавил политрук Мирослав Пих. В эту группу вошли три партизана. Пих отправился в Пржибыславский район. Фомин вместе с начальником штаба Иваном Перхуном, заместителем комиссара бригады чехом Иржиком Старым, врачом Лидией Смык и радистами Александром Чепуровым и Марией Поляковой, чешскими партизанами Виктором Главкой и Иосифом Цоуфалом остались в районе сел Тржебетиш, Виколице, Михаловице, Дедице и других. Фомин, стремясь сохранить штаб, временно прекратил боевые действия против карателей. В то же время источники Фомина, который не прекращал выполнять разведывательные задания штаба 1-го Украинского фронта, продолжали собирать сведения о действиях немцев.
Штаб майора Фомина находился в лесу недалеко от села Новая Храньбоже. Поступили сведения о том, что большой карательный отряд приближается к этому району. Фомин приказал всем членам штаба передислоцироваться в другой район в Железных горах. В полночь с 25 на 26 марта 1945 года штаб начал передислокацию по лесным тропам.
Переход был трудным. Разведчики шли несколько часов без остановки и устали. Особенно трудно пришлось девушкам, врачу Лиде Смык и радистке Марии Поляковой. В лесу в районе села Лешковице Фомин решил сделать остановку. Было около 4 часов утра.
Когда забрезжил рассвет, лейтенант Перхун оценил местность, на которой они находились. Укрытие было неудобным, лес редкий и мелкий, рядом — вспаханное поле, где, видимо, днем трудились местные крестьяне. Группа перебралась в северную часть леса.
В 10 часов утра Фомин должен был установить радиосвязь с разведотделом фронта. В целях предосторожности он направил разведчиков И. Старого и Я. Яначека на опушку леса для ведения наблюдения и охраны.
Фомин сообщил в Центр о сложившейся ситуации, получил указание — в бой с немцами не вступать, сохранить штаб и сменить район дислокации. Указания были правильными, но выполнить их Фомин не успел.
В лесу у села Лешковице около 18.00 разведчики заметили группу немцев. Затем — вторую. Завязалась перестрелка. Силы карателей быстро увеличивались. В справке Архивного института МВД Чехословакии указано, что в карательной операции «приняли участие немецкие войска из гарнизонов Хрудим и Грабы, две команды полиции, 9-я и 10-я роты 3-го полицейского полка СС, 20-я специальная команда и другие немецкие части».
Лес, в котором находился штаб майора Фомина, был окружен со всех сторон. Судя по телетайпным лентам пражского гестапо, которые оказались после освобождения Праги в руках чехословацких специалистов, бой между немецкими войсками и разведчиками штаба Фомина начался «26 марта 1945 года в 18.40 и продолжался до 4.00 утра 27 марта 1945 года».
Немцам не удалось захватить никого из группы Фомина. Защищаясь до последнего патрона в неравном бою, пали геройской смертью:
— командир разведгруппы — майор Александр Васильевич Фомин, 28 лет, из Ленинграда;
начальник штаба — старший лейтенант Иван Васильевич Перхун, 29 лет, из Ялты;
— врач Лидия Александровна Смык, 25 лет, из Киева;
— радисты — Александр Чепуров, 21 год, из Донбасса, и Мария Полякова, 19 лет, из Москвы;
— чешские партизаны Ян Яначек и Йосиф Цоуфал».
Когда разведчики и партизаны погибли, на месте боя гестаповцы обнаружили три документа, написанные майором Фоминым. Эти документы были из Праги переданы в Берлин по телеграфной линии связи гестапо.
Первый документ: «26 марта 1945 года. Мы окружены, мы будем держаться до конца. Враг бросил против нас 300 немецких солдат. Мы будем стрелять до последнего патрона. 4-й Украинский фронт».
Второй документ: «Мы сражаемся за свободу чешского народа, боремся за счастливое будущее славянских народов, для ликвидации фашистов. Фомин. 27 марта 1945».
Третий документ: «У нас нет возможности прорваться, потому что мы окружены. Фомин. Умрем за Родину».
Вместе с этими документами немцы захватили поврежденные радиостанции с источниками питания, остатки медицинских материалов, оружие (без боеприпасов) и личные вещи разведчиков.
После того как немцы покинули место последнего боя «Мистера Яна Гуса», местные жители обнаружили закопанную в земле записную книжку лейтенанта Ивана Перхуна и записки майора Александра Фомина. Эти документы были спрятаны у Иосифа Прейснера, жителя деревни Лешковице. Позже эти документы были переданы капитану Николаю Химичу, который доставил их в СССР. Где они находятся в настоящее время, установить не удалось.
Тела героически погибших разведчиков и чешских партизан немцы отвезли в тюрьму, которая находилась в городе Хрудим. Оттуда тела были передали в крематорий в Пардубице, где кто-то из чешской криминальной полиции тайно сфотографировал их перед кремацией.
Патриоты из криминальной полиции собрали прах героев и до освобождения Чехословакии войсками Красной армии хранили его в городе Пардубица. В послевоенные годы прах героев был захоронен в основании памятника жертвам нацизма в селе Лешковице. Здесь был построен мемориальный комплекс. Когда между Восточно-Чешской и Черниговской областями поддерживались дружеские соседские отношения, представители СССР и ЧССР заложили у этого мемориала Сад дружбы. Сейчас деревья, которые были посажены в землю в 50-60-х годах прошлого века, набрались силы и украшают мемориал, построенный в память о совместной героической борьбе чехов и советских военных разведчиков против гитлеровских оккупантов.
После гибели майора Фомина и его штаба командование партизанской бригадой «Мистер Ян Гус» принял советский офицер Николай Колесник. Он руководил действиями бригады до полного освобождения Чехословакии войсками Красной армии.
Как же карателям удалось выследить и окружить штаб майора Фомина? Бывшие гестаповцы Карел Шнабель, Алойс Горнишер и Алойс Ашенбренер, арестованные после войны, в своих показаниях на допросах сообщили, что штаб Фомина удалось обнаружить благодаря непрерывной пеленгации его радиостанции, которая периодически выходила в эфир. За этой радиостанцией велась целенаправленная охота специальным подразделением радиопеленгации германской тайной полиции, управлением которой руководил комиссар Леймер. По указанию Леймера отслеживанием перемещений неизвестной партизанской радиостанции занимался капитан Кош, которому подчинялась служба пеленгации немецкого гарнизона в Праге.
Кош выделил для слежения за неизвестной радиостанцией несколько пеленгаторных установок. Экипажи этих машин тайно следовали по пятам радиостанции, на которой работали Мария Полякова и Александр Чепуров.
25 марта 1945 года Кош уже знал, что неизвестный радист выходит в эфир в лесу в районе деревни Лешковице.
26 марта радиостанция майора Фомина выходила в эфир дважды — в 10 и 14 часов. Это позволило немцам, которые уже находились в районе Лешковицкого леса, окружить место работы радиста и начать операцию по его уничтожению. Силы были неравны. Стая разъяренных карателей, длительное время преследовавших советских разведчиков, наконец-то добилась успеха. Но это был последний успех карателей. День разгрома фашистской Германии неумолимо приближался…
Фашисты уничтожили штаб бригады, но бригада продолжала сражаться и мстить за погибших товарищей. Народ, за душу которого сражался Александр Фомин, включился в активную борьбу против оккупантов. В конце апреля 1945 года в тылу отступавших немецких войск вспыхивали народные восстания, отряды, созданные в Чехии при непосредственном участии майора Фомина, громили фашистов, национальные комитеты брали власть в свои руки…
На месте деревянного креста, поставленного на месте гибели советских разведчиков и чешских партизан, вырос со временем гранитный монумент, был создан музей.
В середине 50-х годов представители общественности города Гавличкув-Брод пригласили жену майора Александра Фомина, дочь лейтенанта Ивана Перхуна и сестру Марии Поляковой посетить места боев, в которых принимали участие их родные. В сентябре 1981 года на месте боя был открыт мемориал партизанской славы и Лешковицкий музей, где собраны фотографии героев, копии документов о деятельности бригады «Мистер Ян Гус», листовки, оружие, личные вещи партизан. Есть в музее и документ об итогах деятельности бригады. С октября 1944 года до конца войны бойцы бригады провели 66 боевых операций, в ходе которых уничтожили 785 солдат и офицеров противника, вывели из строя 4 танка, 9 бронетранспортеров, 4 орудия, 138 автомобилей, сбили один самолет «Фокке-Вульф-190», уничтожили 17 цистерн с топливом и запасы спирта на 3 спиртзаводах, взорвали склад боеприпасов, вывели из строя до конца войны один завод.
Бригада «Мистер Ян Гус» была единственной партизанской группой, которая в конце октября 1944 года действовала на территории оккупированной немцами Чехии. Были отряды в Словацких горах, в лесах Моравии, но в Чехии немцы к осени 1944 года уничтожили все группы Сопротивления. Поднять народ на борьбу против оккупантов — такую задачу решали майор Александр Фомин и политрук чех Мирослав Пих. Они свою задачу выполнили.
Мирослав Пих остался в живых. Он после окончания войны многое сделал, чтобы память об Александре Фомине жила в Чехии.
После окончания Второй мировой войны уже прошло более шестидесяти лет. Чехословакия распалась на два государства. Хочется надеяться, что в самостоятельной Чехии мемориал в Лешковице сохранится, а подвиг майора Александра Фомина и его боевых товарищей не забыт. Обелиски, возведенные в честь погибших героев, являются местами святыми.
Подвиг майора Александра Фомина, который полностью выполнил поставленную перед ним боевую задачу, не был известен в СССР и не известен в России. Именно это заставило дочь майора Фомина, которая проживает в Санкт-Петербурге, обратиться и марте 2005 года с письмом к президенту России В. В. Путину. Есть в том письме такие слова: «Уважаемый Владимир Владимирович! Моей маме сейчас 88 лет. Ее самой большой и последней мечтой является желание дожить до того времени, когда Родина по заслугам оценит подвиг майора А. В. Фомина. Прошло много лет с того времени, было много неразберихи, нет СССР, ЧССР, Украина стала заграницей, но остался подвиг отца, его самопожертвование и гибель во имя счастья русского и чешского народов. Наша семья хотела бы исправить допущенную историческую несправедливость…».
Будет ли когда-нибудь исправлена эта несправедливость? Хотелось бы, чтобы близкие майора Александра Васильевича Фомина услышали положительный ответ на заданный ими вопрос. И это нужно не только им, но и всем нам, гражданам современной России, чье будущее зависит и от того, насколько мы помним и почитаем своих героев.
20 февраля 1945 года руководитель американской военной миссии в Москве бригадный генерал Дж. Р. Дин[161] попросил начальника советского Генерального штаба генерала армии А. И. Антонова принять его по важному делу. Во время встречи американский генерал сообщил, что он прибыл по указанию генерала Маршалла[162]. Цель визита — передать советскому Генштабу важные сведения о планах немцев на Восточном фронте.
Из данных американской разведки, которые бригадный генерал Дин передал генералу армии Антонову, следовало, что немцы создают две группировки для контрнаступления: одну в Померании для удара на Торн, вторую в районе Вена— Моравска-Острава для наступления в направлении на Лодзь. При этом южная группировка должна была включать 6-ю танковую армию СС.
Подобные же данные 12 февраля передал в советский Генеральный штаб начальник армейской секции английской военной миссии в Москве полковник Бринкман.
Данные англичан и американцев представляли несомненный интерес. Они подтверждали сведения, поступившие 27 января в Генштаб от начальника ГРУ генерал-лейтенанта И. Ильичева. Начальник ГРУ, сообщая данные о немецкой армии по состоянию на 24 января 1945 года, которые были переданы англичанами главе советской военной миссии в Англии генерал-лейтенанту А. Васильеву, докладывал «Установлено, что 1, 2 и 12 танковые дивизии СС, входящие в состав 6 танковой армии СС, из Арденн перебрасывались в северном и северо-восточном направлении, но не исключено появление 6 ТА СС на советско-германском фронте…».
В том же донесении начальника ГРУ делался вывод: «Сообщенные англичанами данные по немецким войскам в основном правдоподобные, за исключением сведений о 11 танковой, 344 и 712 пехотных дивизиях, которые находятся не на западноевропейском, а на советско-германском фронте, и сведений о 90 механизированной и 4 артиллерийской дивизиях, которые, по имеющимся у нас данным, выведены из Италии в Австрию».
Через четыре дня начальник ГРУ направил Сталину, Антонову, Штеменко и Кузнецову, который был начальником Разведывательного управления Генерального штаба, новое донесение о переброске немецких войск на советско-германский фронт. Как и сообщал И. В. Сталин 15 января 1945 года британскому премьер-министру У. Черчиллю, Красная армия, начав активные действия на центральном участке советско-германского фронта, вынудила немецкое командование начать переброску своих войск с Западного на Восточный фронт. Союзники в Арденнах были спасены.
Давление германских войск на Западном фронте было ослаблено. Гитлеровское командование приняло решение перебросить наиболее боеготовые войска на советско-германский фронт, где для Германии складывалась критическая обстановка. Красная армия приближалась к границам Третьего рейха. Гитлер надеялся остановить или хотя бы задержать наступление советских войск, выиграть время и найти выход из уже безвыходного положения. В это время Гитлер принял окончательное решение о проведении операции «Грей», о которой он думал в новогоднюю ночь.
Переброска германских войск на Восточный фронт не была неожиданностью для советского Главнокомандования. Перед военной разведкой была поставлена задача установить, в каком направлении и в каком количестве немецкие войска перебрасываются на советско-германский фронт. Особый интерес представляли сведения о переброске 6-й танковой армии СС, на вооружении которой, как докладывали военные разведчики, имелись новейшие образцы немецких танков.
31 января 1945 года начальник ГРУ направил Сталину специальное сообщение, в котором доложил следующее:
«1. 6 танковая армия СС в срочном порядке перебрасывается с западноевропейского на советско-германский фронт. Погрузка частей армии в эшелоны должна была начаться в районе Дюссельдорф, Вуперталь и Кельн 27 января и закончиться к 3–5 февраля 1945 г.
Выгрузка 6 ТА СС будет произведена, по-видимому, в центральном секторе фронта, а не в Силезии. Такое предположение сделано на основании следующих данных:
— офицерам 12 танковой дивизии СС, входящей в состав 6 танковой армии СС, приказано явиться из отпусков в район Шнайдемюль;
— конвойной бригаде «Фюрер», входящей в состав 6 танковой армии СС, приказано получить танки и людское пополнение в Коттбус…».
Далее генерал-лейтенант И. Ильичев докладывал, что в состав 6 танковой армии СС входят:
— «1 ТД СС «Адольф Гитлер» — 11 000 чел., 40 танков;
— 2 ТД СС «Рейх» — 12 500 чел., 60 танков;
— 9 ТД СС «Хоенштауфен» — 10 000 чел., 40 танков;
— 12 ТД СС «Гитлерюгенд» — 9000 чел., 40 танков;
— конвойная бригада «Фюрер» — 6000 чел., 20 танков;
— пехотная бригада «Фюрер» — 4000 чел., 20 танков.
Переброска 6 танковой армии СС на советско-германский фронт кодируется в немецких сообщениях условными наименованиями операции «Grey» («Грей»).
2. Имеются признаки, что часть сил 5 танковой армии и 19 армии также может быть переброшена с западноевропейского на советско-германский фронт. Обе армии получили инструкции, в которых даны указания о порядке действий выгружающихся войск против атакующего противника.
Из состава указанных армий на советско-германский фронт могут быть переброшены:
— из 5 танковой армии — 11, 116 танковые дивизии, 3 и 5 артиллерийские дивизии;
— из 19 армии — 17 артиллерийская дивизия».
Завершая донесение, генерал-лейтенант И. Ильичев сообщал: «По официальным данным англичан, переданным 30 января 1945 года главе нашей военной миссии в Англии генерал-лейтенанту Васильеву, значительная часть сил 6 танковой армии СС 24–26 января 1945 года перебрасывалась из районов Дюссельдорф, Нейсе, Крефельд на Оснабрюк. Англичане полагают, что 6 ТА СС должна полностью сосредоточиться в районе Франкфурт-на-Майне к 7 февраля 1945 года. К настоящему времени в армии насчитывается немногим более 200 танков. К моменту сосредоточения за счет доукомплектования 6 ТА СС может иметь до 400–500 танков…».
Донесения генерал-лейтенанта Ильичева свидетельствуют о том, что советской военной разведке удалось заблаговременно установить начало переброски немецкой 6-й танковой армии СС с Западного на Восточный фронт, определить состав армии и пункты погрузки войск. Конечный пункт сосредоточения сил армии к 31 января 1945 года еще не был установлен, поэтому начальник военной разведки докладывал Сталину, что «выгрузка 6 ТА СС будет произведена, по-видимому, в центральном секторе фронта, а не в Силезии…».
Все сведения, связанные с переброской 6-й танковой армии СС на советский фронт, заинтересовали советский Генеральный штаб. Были учтены данные, переданные 12 февраля начальником армейской секции английской военной миссии полковником Бринкманом.
В Генеральном штабе были приняты в расчет и данные американского генерала Дина, переданные 20 февраля 1945 года, о планах немцев, якобы формирующих на Восточном фронте две группировки войск для удара на Торн и для наступления в направлении на Лодзь.
21 февраля начальник Главного разведывательного управления генерал-лейтенант И. Ильичев направил И. В. Сталину, Н. А. Булганину[163] и начальнику Генерального штаба А. И. Антонову срочное специальное донесение. Данные, изложенные в этом донесении, противоречили сведениям, которые днем раньше передал в советский Генштаб американский генерал Дин.
Генерал-лейтенант И. Ильичев докладывал данные «заслуживающего доверия источника» о перегруппировке немецких войск. Первым пунктом этого донесения было сообщение о том, что «вся 6-я танковая армия СС направляется в Венгрию».
В подтверждение этого вывода начальник ГРУ приводил следующие доказательства:
«… — 2 февраля 1945 года командующий Южной группой армий получил из Берлина распоряжение о снабжении 2 танкового корпуса СС, а копия приказа была направлена командующему 6 танковой армией СС генерал-полковнику Зеппу Дитриху;
— оперативный отдел войск СС в своем распоряжении от 8 февраля 1945 года указывал, что районами сосредоточения грузов для 1 танкового корпуса (в который входят 1 и 12 танковые дивизии) являются Вена и Гензерндорф (35 км северо-восточнее Вены);
— 9 февраля 1945 года оперативный отдел войск СС отдал приказание о направлении через Вену двух офицеров в разведывательные части 1-й и 9-й танковых дивизий СС;
— 9 феврале 1945 года командующий Южной группой армий отдал приказ: под страхом смертной казни сохранять в абсолютной секретности все, что касается «группы отдыха и пополнения» (имеется в виду 6-я танковая армия СС в составе 1, 2, 9 и 12 танковых дивизий СС). Место нахождения указанной группы не должно показываться ни на каких картах…».
Далее генерал-лейтенант И. Ильичев сообщал о том, что немецкое Верховное командование (ОКВ) в приказе от 10 февраля 1945 года указало командующим немецкими войсками, расположенными на южном секторе советско-германского фронта, что для операций в Южной Венгрии потребуется переброска части сил из Кроатии. В связи с этим некоторые местные наступательные операции в Кроатии необходимо приостановить и перейти к обороне.
В операциях в Венгрии будут принимать участие 1-я горнострелковая дивизия, 7-я горнострелковая дивизия СС «Принц Евгений» и 11-я артиллерийская дивизия, которые будут изъяты из подчинения группы армий «Ф».
Доклады, поступавшие Сталину, Булганину и Антонову из ГРУ, не соответствовали данным, которые были переданы в Генеральный штаб представителями английской и американской военных миссий.
По указанию начальника Генерального штаба сведения ГРУ были срочно переданы начальнику Разведывательного управления ГШ генерал-полковнику Ф. Кузнецову.
Анализ обстановки позволил сделать вывод: на южном участке советско-германского фронта складывается опасная ситуация, где, по данным военной разведки, противник планирует перейти в контрнаступление и добиться серьезного успеха.
Тайный замысел Гитлера о нанесении крупного удара по советским войскам в Венгрии начал реализовываться. 21 февраля отдельные, еще не совсем четкие детали этого плана стали известны Сталину, Булганину и Антонову. Незамедлительно Ставка ВГК направила указания командующему 3-м Украинским фронтом маршалу Ф. И. Толбухину, не останавливая подготовки наступательной операции на Вену, принять меры к отражению возможного контрудара противника.
3-й Украинский фронт в начале 1945 года выполнял особую задачу. Заняв западный берег Дуная, войска Толбухина приковали значительные силы противника и тем самым помогали Верховному главнокомандованию более успешно решать задачи на главном направлении советско-германского фронта.
Начавшееся в середине января стратегическое наступление пяти советских фронтов от Балтийского моря до Карпат в первых числах февраля завершилось большой победой. Советские войска почти полностью овладели Восточной Пруссией, освободили большую часть Польши и восточные районы Чехословакии.
Наиболее глубоко продвинулись на Варшавско-Берлинском направлении войска I-го Белорусского и 1-го Украинского фронтов. Войска 1-го Белорусского фронта вышли на Одер и находились уже в 60 километрах от Берлина.
Маршал Толбухин провел совещание руководящего состава штаба фронта. На совещании присутствовал и начальник разведки фронта генерал-майор А. С. Рогов. Он был опытным командиром и знающим дело военным разведчиком. Службу в Красной армии Рогов начал в 1919 году, принимал участие в Гражданской войне, служил в должностях командира взвода, командира роты, батальона, полка. В 1926 году окончил курсы «Выстрел». В 1936 году завершил обучение в Военной академии имени М. В. Фрунзе, затем работал в центральном аппарате РУ РККА.
Рогов с первых дней войны был на фронте. Он был начальником разведотряда штаба 2-й и 59-й ударной армий, начальником разведотряда штаба Юго-Западного фронта. В 1943 году стал начальником разведывательного отдела и заместителем начальника штаба 3-го Украинского фронта по разведке.
Маршал Ф. И. Толбухин поставил перед офицерами разведывательного отдела фронта срочные задачи — установить наиболее вероятные направления возможного контрнаступления противника» войска которого будут укреплены силами 6-й танковой армии СС.
Генерал-майор Рогов вскоре доложил командующему фронтом, что наиболее вероятными направлениями наступления противника могут быть: севернее Секешфехервара на Будапешт и между озерами Веление и Балатон на Дуналентеле с развертыванием наступления со стороны флангов. По данным разведчиков, противник в этом районе находился в 25–30 километрах от Дуная, и его удары для частей 3-го Украинского фронта могли оказаться наиболее опасными.
Изучив донесение начальника разведывательного отдела фронта и другие сведения, Толбухин приказал сосредоточить усилия войск в полосах обороны 4-й гвардейской и 26-й армий. 27-я армия генерала С. Г. Трофименко была расположена во втором эшелоне фронта, за стыком 4-й гвардейской и 26-й армий.
Толбухин приказал командирам обратить особое внимание на организацию противотанковой обороны, создать в войсках сильные противотанковые резервы и подвижные отряды заграждений.
Особую задачу Толбухин поставил начальнику разведки фронта Рогову.
— Не спускайте глаз с противника, вскрывайте его намерения, не дайте провести себя, — строго предупредил маршал.
Разведчики не подвели. Балатонский «кроссворд» Гитлера был своевременно разгадан. Как ни старались немцы скрыть перегруппировку своих войск и направление главного удара, сделать им этого не удалось.
Балатонская операция началась 6-го и завершилась 15 марта. После войны стали известны многие подробности контрнаступления немцев у озера Балатон. Подтвердились данные советской военной разведки о том, что идея контрнаступления в Венгрии принадлежала Гитлеру, по личному указанию которого 6-я танковая армия СС была переброшена с Западного фронта в новый район боевых действий. Гитлер действительно хотел удержать под германским контролем источники венгерской нефти, а также предотвратить вторжение советских войск в Австрию и южные районы Третьего рейха, где было сосредоточено большое количество военно-промышленных объектов фашистской Германии. Это ему не удалось.
Шестьдесят лет прошло после начала и завершения Балатонской операции. Однако до сих пор один вопрос, связанный с этими событиями, не имеет однозначного ответа. А именно: какие же сведения в феврале 1945 года передали начальнику Генерального штаба генералу армии А. И. Антонову британский полковник Бринкман и американский бригадный генерал Дин?
Ответ на этот вопрос дал начальник Генерального штаба генерал армии А. И. Антонов в письме от 30 марта 1945 года генерал-майору Джону Р. Дину:
«Боевые действия на Восточном фронте в течение марта месяца не подтвердили данную информацию (сведения, переданные Бринкманом и Дином. — В. Л.), ибо бои эти показали, что основная группировка немецких войск, включавшая 6-ю танковую армию СС, была сосредоточена не в Померании и не в районе Моравска-Остравы, а в районе озера Балатон, откуда немцы вели наступление с целью выйти к Дунаю и форсировать его южнее Будапешта.
Этот факт показывает, что информация, которой пользовался генерал Маршалл, не соответствовала действительному ходу событий на Восточном фронте в марте месяце. Не исключена возможность, что некоторые источники этой информации имели своей целью дезориентировать как англо-американское, так и советское командование и отвлечь внимание советского командования от того района, где готовилась немцами основная наступательная операция на Восточном фронте… Это сообщение я считал своим долгом довести до сведения генерала Маршалла исключительно для того, чтобы он мог сделать соответствующие выводы в отношении источника этой информации»[164].
Аргументы, изложенные в письме Антонова, звучат убедительно и очень дипломатично.
Генерал Антонов в марте 1945 года не знал, что сведения, которые смогли добыть советские военные разведчики о переброске 6-й танковой армии СС в Венгрию, были получены одним из сотрудников ГРУ из британских источников. Это значит, что британская военная разведка имела сведения о том, куда же на самом деле направляется 6-я танковая армия СС. Полковник Бринкман, находившийся в Москве, сообщил 11 февраля 1945 года первые сведения о начале переброски немецкой танковой армии на Восточный фронт. Естественно, за десять дней британская и американская разведки добыли новые сведения о передвижении 6-й танковой армии СС. Дин, передавший Антонову ложную информацию, получил ее из Лондона, где уже было известно, что армия генерала Дитриха тайно перебрасывается в Венгрию. Генерал-майор И. Скляров получил 20 февраля от источника в британском военном ведомстве достоверные сведения о движении 6-й танковой армии СС и своевременно передал их в Москву. Кто же подставил американского генерала Дж. Дина, видимо, уже навсегда останется тайной Балатонского «кроссворда».
Несомненно, Гитлер и его помощники сделали все возможное, чтобы операция «Грей» была проведена незаметно для разведок союзных государств. И все-таки советская военная разведка смогла добыть сведения о переброске немецких войск в район озера Балатон, что и помогло войскам маршала Ф.И. Толбухина выдержать в марте 1945 года сильнейший танковый удар противника, сорвать его замыслы и перейти в наступление…
…Мы никогда не встретимся с таким случаем, чтобы государство, выступающее в интересах другого государства, относилось к ним столь же серьезно, как и к своим собственным. Все дело трактуется как торговая сделка, в которую каждый вкладывает определенный пай, смотря по степени опасности, которой он подвергается, или в меру выгод, которые он может ожидать.
В 1945 году март и апрель были самыми напряженными месяцами в деятельности Главного разведывательного управления. Заключительный этап Великой Отечественной войны был динамичным и требовал принятия срочных и безошибочных политических и военных решений. Верховный главнокомандующий в первую очередь интересовался точными данными о планах руководства фашистской Германии, о положении на фронтах, о продвижении войск союзников, уже вступивших на германскую территорию, о ходе боевых действий в Албании, Австрии, Венгрии, Польше, Югославии, Италии и многим другим.
В первых числах марта в Генштабе была завершена разработка плана Берлинской операции. 8 марта в 20.00 по приглашению Сталина, который в те дни болел гриппом и три дня находился на Ближней даче, к нему прибыли члены ГКО Молотов, Берия, Ворошилов и Вознесенский. Доклад о плане Берлинской операции, завершавшей Великую Отечественную войну, сделал новый начальник Генерального штаба генерал армии А. И. Антонов. Маршал А. М. Василевский, который руководил работой Генерального штаба с июня 1942 года, в феврале 1945-го был назначен командующим 3-м Белорусским фронтом.
12 марта Сталин почувствовал себя несколько лучше и прибыл в Кремль. Во второй половине дня он заслушал доклад генерала армии Антонова о положении на фронтах, поинтересовался положением дел у маршала Толбухина.
— Генерал Ильичев сообщает, что немцы, возможно, попытаются использовать 6-ю танковую армию СС на одном из флангов своего удара с обеих сторон озера Балатон, — сказал Сталин. — Что вы по этому вопросу думаете?
Антонов ответил, что он получил специальное донесение из ГРУ, в котором сообщается о возможном охвате флангов 3-го Украинского фронта.
— Немцы хотят прижать войска Толбухина к Дунаю, — сообщил Антонов, — и попытаться уничтожить их. Однако у них ничего не получится. Планы Дитриха сообщены Толбухину. Меры по отражению контрнаступления противника приняты.
Сталин отдал генералу армии Антонову необходимые указания…
17 марта Сталин получил от начальника военной разведки специальное донесение, в котором сообщались сведения исключительной важности.
Начальник ГРУ докладывал: «Наш заслуживающий доверия источник сообщил содержание… телеграммы Риббентропа немецкому посланнику в Ирландии. Риббентроп предложил устно через посредников или иным другим путем довести до сведения видных английских и американских деятелей, что Германия защищает Европу от большевизма, и если англичане и американцы этого не поймут, то она вынуждена будет выбирать между миром с СССР и миром с Англией и США».
Сталин, как опытный политик, понимал, что рано или поздно такая ситуация могла возникнуть. Доверяя Рузвельту и Черчиллю, с которыми он в начале февраля провел переговоры в Крыму, Сталин тем не менее не исключал, что на заключительном этапе войны германское руководство может пойти на сближение с США и Великобританией и, таким образом, сдать союзникам большую часть территории Германии…
Начальник военной разведки получил указание сосредоточить усилия на своевременном выявлении контактов между политическими и военными эмиссарами фашистской Германии с одной стороны и представителями США и Великобритании — с другой. Так в последние дни войны военным разведчикам пришлось провести еще одну операцию, которая в ГРУ не получила никакого условного наименования.
К проведению этой операции были привлечены многие разведчики. Они должны были установить места контактов представителей американской разведки и эмиссаров фашистской Германии, выявить участников этих контактов и, естественно, добыть данные о содержании этих переговоров. Одновременно военные разведчики должны были добыть исчерпывающую информацию о том, почему войска союзников перестали встречать на Западном фронте сопротивление немецкой армии. Задачи были определены Верховным главнокомандующим и требовали, как всегда, безотлагательного решения и точных, доказательных ответов. В данном случае от расторопности, собранности и способности, точнее — готовности военной разведки решать подобные задачи зависел успех не какой-либо отдельной фронтовой операции, а сохранение системы взаимодействия СССР, США и Великобритании на завершающем этапе войны в Европе. Можно сказать, что на карту были поставлены итоги Великой Отечественной войны.
Вскоре усилия военных разведчиков дали первые положительные результаты.
24 марта 1945 года, выполняя указания Верховного главнокомандующего, начальник ГРУ генерал-лейтенант И. Ильичев направил в США одному из своих резидентов следующее срочное указание: «Директор — «Морису». По имеющимся данным, немцы не оказывают сопротивление войскам союзников. Желательно выяснить правдоподобность этих данных и планы союзников по дальнейшим операциям в Европе…».
Через три дня Морис сообщил, что, по достоверным данным, которые имелись в его распоряжении, «немецкое Верховное командование меньше внимания уделяет Западному фронту, а сосредотачивает усилия для достижения стабилизации положения на Восточном фронте, которое является наиболее критическим».
Далее Морис сообщал, что «немцы не смогут начать контрнаступление на Восточном фронте приблизительно до середины апреля… В настоящее время разрабатывается план наступательной операции в Верхней и Нижней Силезии с целью окружить большое количество передовых войск Красной армии в этом районе».
Отвечая на вопрос Центра о ближайших планах союзников, Морис сообщал, что «текущие операции американских войск имеют целью захват переправ через Рейн. Одну переправу американцы намерены захватить севернее Рура, вторую — в районе Франкфурта…».
Морис, используя данные своих проверенных источников из американского военного ведомства, сообщал, что генерал Эйзенхауэр «планирует после овладения переправами захватить Рур. Северная группа армий, продвигаясь с севера, а Центральная армейская группа — с юга, соединятся в районе Кассель— Падерборн. После соединения обе американские армейские группы должны захватить всю территорию по восточному берегу реки Рейн и будут готовиться к дальнейшему продвижению в глубь территории Германии…».
Центр, отвечая Морису, сообщал: «Данные об обстановке на Западном фронте представляют большой интерес. Если возможно, организуйте получение сведений, касающихся группировки союзных и немецких войск к каждому 10-му и 25-му числу…».
Сообщения об ослаблении сопротивления немцев на Западном фронте поступали в Центр от резидентов из Лондона и Стокгольма.
Москве также стало известно о встрече резидента американской разведки в Швейцарии Даллеса с генералом СС Вольфом. Такие контакты противоречили решениям, принятым лидерами СССР, США и Великобритании.
3 апреля Сталин сообщал американскому президенту:
«Вы утверждаете, что никаких переговоров не было еще. Надо полагать, что Вас не информировали полностью. Что касается моих военных коллег, то они, на основании имеющихся у них данных, не сомневаются в том, что переговоры были и они закончились соглашением с немцами, в силу которого немецкий командующий на Западном фронте маршал Кессельринг согласился открыть фронт и пропустить на восток англо-американские войска, а англо-американцы обещали за это облегчить для немцев условия перемирия.
Я думаю, что мои коллеги близки к истине. В противном случае был бы непонятен тот факт, что англо-американцы отказались допустить в Берн представителей советского командования для участия в переговорах с немцами…»[166]
Далее Сталин писал Рузвельту: «Я понимаю, что известные плюсы для англо-американских войск имеются в результате этих сепаратных переговоров в Берне или где-то в другом месте, поскольку англо-американские войска получают возможность продвигаться в глубь Германии почти без всякого сопротивления со стороны немцев, но почему надо было скрывать это от русских и почему не предупредили об этом своих союзников — русских?»[167]
В ответном послании от 5 апреля 1945 года Рузвельт попытался убедить Сталина в том, что в Швейцарии никаких переговоров не происходило, утверждал, что имевшиеся у Сталина сведения по «этому вопросу, должно быть, исходят от германских источников, которые упорно старались вызвать разлад между нами с тем, чтобы в какой-то мере избежать ответственности за совершенные ими военные преступления. Если таковой была цель Вольфа, то Ваше послание доказывает, что он добился некоторого успеха…»[168].
Сталину пришлось еще раз направить американскому президенту послание, в котором он, используя данные Главного разведывательного управления, сообщал: «Трудно согласиться с тем, что отсутствие сопротивления со стороны немцев на Западном фронте объясняется лишь тем, что они оказались разбитыми. У немцев на Восточном фронте 147 дивизий. Они могли бы без ущерба для своего дела снять с Восточного фронта 15–20 дивизий и перебросить их на помощь войскам на Западном фронте. Однако немцы этого не сделали и не делают. Они продолжают с остервенением драться с русскими за какую-то малоизвестную станцию Земляницу в Чехословакии, которая им столько же нужна, как мертвому припарка, но без всякого сопротивления сдают такие важные города в центре Германии, как Оснабрюк, Мангейм, Кассель. Согласитесь, что такое поведение немцев является более чем странным и непонятным».
Завершая свое послание Рузвельту, Сталин писал: «Что касается моих информаторов, то, уверяю Вас, это очень честные и скромные люди, которые выполняют свои обязанности аккуратно и не имеют намерения оскорблять кого-либо. Эти люди многократно проверены нами наделе. Судите сами. В феврале этого года генерал Маршалл дал ряд важных сообщений Генеральному штабу советских войск, где он на основании имеющихся у него данных предупреждал русских, что в марте месяце будут два серьезных контрудара немцев на Восточном фронте, из коих один будет направлен из Померании на Торн, а другой — из района Моравска-Остравы на Лодзь. Наделе, однако, оказалось, что главный удар немцев готовился и был осуществлен не в указанных выше районах, а в совершенно другом районе, а именно в районе озера Балатон, юго-западнее Будапешта. Как известно теперь, в этом районе немцы собрали до 35 дивизий, в том числе 11 танковых дивизий. Это был один из самых серьезных ударов за время войны, с такой большой концентрацией танковых сил. Маршалу Толбухину удалось избегнуть катастрофы и потом разбить немцев наголову, между прочим, потому, что мои информаторы раскрыли, правда с некоторым опозданием, этот план главного удара немцев и немедленно предупредили о нем маршала Толбухина. Таким образом, я имел случай еще раз убедиться в аккуратности и осведомленности советских информаторов»[169].
Многие годы после окончания Второй мировой войны историки обсуждают вопрос о том, вели ли американцы переговоры с эсэсовцем Карлом Вольфом.
Все тайны минувших столетий, войн и дипломатических интриг рано или поздно кем-то раскрываются. Часто участники тех или иных важных исторических событий сами, желая показать свою исключительную роль в решении каких-либо пусть даже спорных, но важных для того или иного времени международных событий, издают свои мемуары. Как правило, такие мемуаристы в положительном свете описывают прежде всего свои заслуги в решении важных исторических вопросов. Отрицательных мемуаров, как правило, политики и полководцы о себе не пишут.
Не выдержат искушения оставить свой след в истории XX века и бывший директор американского Центрального разведывательного управления Аллен Даллес[170]. Он написал книгу «Тайная капитуляция». В первой же главе этой книги бывший американский разведчик сообщил: «С конца февраля 1945 года, без лишней огласки, возглавляемая мною миссия Управления стратегических служб в Швейцарии и немецкие генералы в Италии обменивались эмиссарами и посланиями. На протяжении двух решающих месяцев командующие сцепившимися в схватке противоборствующими армиями поддерживали секретные сношения через мой офис в Берне в поисках возможности закончить бои на итальянском фронте, надеясь, что это послужит прологом к общей капитуляции нацистов в Европе. Мы дали этой операции кодовое название «Восход» и лишь позже узнали, что Уинстон Черчилль, который пристально следил за всеми событиями, уже назвал ее «Кроссворд»[171]. Как же мог Черчилль следить за секретной операцией американской разведки?
Сказав, что Черчилль «пристально следил за всеми событиями», связанными с переговорами американцев и немцев, Даллес сослужил британскому премьер-министру, как говорит русская пословица, медвежью услугу. Дело в том, что американский президент Рузвельт убеждал Сталина в том, что он ничего не знал о переговорах Даллеса с Вольфом. Но откуда же Уинстон Черчилль мог знать, что делает представитель американского Управления стратегических служб в Берне и о чем он ведет переговоры с генералом СС Карлом Вольфом? Может быть, американский разведчик Аллен Даллес докладывал о ходе своих секретных переговоров с немцами не своему руководству в Вашингтоне, а британскому премьер-министру? Такое маловероятно.
Черчилль, видимо не случайно, присвоил операции Даллес-Вольф кодовое название «Кроссворд». Во-первых, сведения об этих переговорах британскому премьер-министру (благодаря свидетельству А. Даллеса) мог сообщить только американский президент. А это значит, что Рузвельт вводил Сталина в заблуждение.
Во-вторых, Черчилль хорошо знал, что и в Тегеране в 1943 году, и в Крыму в феврале 1945 года во время дискуссий со Сталиным и Рузвельтом обсуждался вопрос о координации военных усилий стран антигитлеровской коалиции в борьбе против фашистской Германии и ее сателлитов. В Ялте в начале февраля 1945 года руководители союзных держав «согласовали совместные военные мероприятия по окончательному разгрому вооруженных сил нацистской Германии…»[172]. Поэтому переговоры Даллеса и Вольфа или их представителей действительно были сложным политическим кроссвордом и по форме, и по содержанию. Эти переговоры американцы не случайно старались сохранить в тайне от Сталина.
Даллес в своей книге сообщает, что переговоры с Вольфом и его представителями начались в конце февраля 1945 года. Такие контакты в мгновение ока не возникают и спонтанно без серьезной подготовки не проводятся. Для их осуществления необходимо тщательное изучение всех возможных последствий (преимуществ или потерь), обоснование целесообразности и получение санкции вышестоящего руководителя. Поскольку речь в ходе переговоров Даллеса с Вольфом могла идти только о заключении сепаратного мира союзников с представителями фашистской Германии, то такие переговоры Даллес, несмотря на всю его самостоятельность и авантюристичность, начать без разрешения американского президента не имел права. Это предположение автора книги. Но если это предположение правильно, то президент Рузвельт прибыл в Ялту, зная о том, что через несколько дней после его и Черчилля встреч с советским Верховным главнокомандующим где-то в Швейцарии произойдут или уже произошли контакты достаточно высокого уровня, в которых будут официально или неофициально задействованы шеф бюро Управления стратегических служб США в Швейцарии Даллес и обергруппенфюрер СС и генерал войск СС Карл Вольф. Этот генерал был высочайшим руководителем СС и полиции, а также полномочным представителем германских вооруженных сил в Италии. Перед прибытием в Италию в 1943 году Вольф был «главой личного штаба Гиммлера и одним из офицеров связи между Гиммлером и Гитлером, то есть между высшим командованием СС и штабом Гитлера»[173]. О выходе на такой контакт американский разведчик обязательно должен был сообщить в Вашингтон.
Можно допустить и невероятное. А именно предположить, что Даллес, готовясь к контактам с Вольфом, проинформировал директора Управления стратегических служб У. Донована, который не сообщил американскому президенту о предстоящих переговорах с немецким генералом, тем более высшим чином СС.
Объясняя свои действия, нарушавшие договоренности, достигнутые между Сталиным, Рузвельтом и Черчиллем, американский разведчик писал уже после окончания войны: «Не могло быть и речи о парламентерах с белыми флагами, об открытых или официальных переговорах. Вместо этого секретная разведывательная организация взяла на себя функции установления первых контактов и ведения активных переговоров с противником вплоть до момента, когда акт о капитуляции был готов к подписанию»[174].
Как бы там ни было, вокруг переговоров американцев с генералом СС Вольфом существовало и существует две проблемы, которые до сих пор не разрешены. Первая заключается в том, что если Черчилль знал о переговорах Даллеса — Вольфа, то Рузвельт не мог не знать о том, что знал британский премьер, так как такую секретную информацию Черчилль мог получить только от американского президента. Почему же тогда Рузвельт не сообщил эти сведения Сталину?
До определенного момента, а именно до того поворотного часа, когда о ходе американо-германских секретных переговоров узнала советская военная разведка, ситуация еще не изменилась, но приобрела исключительно невыгодный для союзников характер. Сталин уверенно сообщил Рузвельту о том, что он знает о контактах американцев с представителями фашистской Германии, и подчеркнул (приходится это фразу еще раз повторить): «Что касается моих военных коллег, то они, на основании имеющихся у них данных, не сомневаются в том, что переговоры были…»[175]
Глава американской военной миссии в Москве генерал Дж. Дин в своей книге, имевшей недвусмысленное название «Странный союз», писал: «Политика взаимности должна служить тому, чтобы достичь договоренностей, а не чинить друг другу препоны»[176]. Эти слова Дин относил прежде всего к советским официальным лицам, особенно в Генеральном штабе Красной армии, которые якобы чинили ему «препоны» во время выполнения его представительских обязанностей в Москве.
Дин опубликовал свою книгу в 1946 году. Возможно, он еще не знал о «Кроссворде» американского разведчика А. Даллеса, но он уже хорошо понимал, что 20 февраля 1945 года он, Дин, лично передал начальнику советского Генерального штаба генералу А. И. Антонову дезинформационные сведения о переброске 6-й танковой армии СС на Восточный фронт. Почему Дин так поступил и откуда он получил эти ложные сведения, он предпочел умолчать, полагая, видимо, что этот факт поглотит время. Не поглотило.
Вторая проблема, касающаяся этих исторических событий, состоит в том, что и передача американским генералом Дином дезинформации в советский Генеральный штаб, и переговоры американского разведчика А. Даллеса с Вольфом происходили в одно и то же время — в феврале-марте 1945 года.
Не хочется верить, что эти далекие друг от друга события были объединены общим сценарием. Скорее всего, это цепь случайностей. Но если попытаться объединить их в единый замысел, то получается сложная комбинация, которая могла бы отразиться на ходе боев, завершавших войну в Европе.
Судите сами, уважаемый читатель. Комбинация состояла бы из двух взаимосвязанных и взаимозависимых, дополняющих друг друга крупных фрагментов. Первый: войска германского генерала Зеппа Дитриха, командовавшего 6-й танковой армией СС, громят фронт Толбухина и надолго задерживают продвижение советских войск в Венгрии. Второй фрагмент — после достижения сепаратного мира между американцами и немцами немцы сдают американцам без боя Северную Италию и англо-американские войска стремительно продвигаются по Югославии, Австрии и избавляют от немцев основную часть Чехословакии. Рубеж выхода советских войск и войск союзников, который сложился на 8—11 мая 1945 года, мог бы выглядеть совсем иначе. В этом случае замысел Черчилля об освобождении Балканских государств англо-американскими войсками, о котором он говорил еще в ноябре 1943 года на Тегеранской конференции, мог бы стать реальностью.
Каждый кроссворд имеет решение, но «Кроссворд» Черчилля, разработанный Даллесом, имел не одно, а несколько решений. В Москве для его решения ключи подбирала советская военная разведка. Факты говорят о том, что она выполнила задачу Верховного главнокомандующего достаточно успешно. Это и позволило Сталину написать Рузвельту: «Что касается моих информаторов, то, уверяю Вас, это очень честные и скромные люди, которые выполняют свои обязанности аккуратно и не имеют намерения оскорблять кого-либо. Эти люди многократно проверены нами наделе…»[177]
Советский Союз вел борьбу за свое существование. Вероломное нападение фашистской Германии на СССР в 1941 году, тяжелейшие потери в годы войны ослабили экономику страны. Сталину нужна была помощь от союзников — США и Англии. «Наивный человек» Сталин, как он себя назвал на банкете после первого дня переговоров с Рузвельтом и Черчиллем в Ялте, в 1945 году доверял союзникам и не рассматривал ни США, ни Великобританию в качестве будущих противников Советского Союза. В Вашингтоне же и в Лондоне уже существовали мнения о том, что СССР и его окрепшая в боях Красная армия в перспективе станут противником номер 1 для США и для Англии. Об этом весной 1945 года докладывали в Центр военные разведчики.
12 апреля умер президент США Франклин Делано Рузвельт. Опытный политик, он умело цементировал военно-политические и военно-экономические отношения между союзниками. Это было трудно.
Новым американским президентом стал вице-президент Гарри Трумэн. Он был в курсе переписки Сталина и Рузвельта и знал о том, что Сталин был недоволен тем, что американцы не информировали советское руководство о переговорах с фашистскими генералами о подготовке сепаратного мира на Южном фронте. Поэтому 26 апреля 1945 года Трумэн сообщил И. В. Сталину о том, что Гиммлер, выступая от имени германского правительства в отсутствие Гитлера, который, как утверждалось, был болен, обратился к шведскому правительству с предложением о капитуляции всех германских вооруженных сил на Западном фронте, включая Норвегию, Данию и Голландию.
Трумэн писал Сталину: «Придерживаясь нашего соглашения с британским и советским правительствами, правительство Соединенных Штатов полагает, что единственным приемлемым условием капитуляции является безоговорочная капитуляция на всех фронтах перед Советским Союзом, Великобританией и Соединенными Штатами».
Сталин сообщил Трумэну, что его «предполагаемый ответ Гиммлеру о безоговорочной капитуляции на всех фронтах, в том числе и на советском фронте, является совершенно правильным. Прошу Вас действовать в духе Вашего предложения, а мы, русские, обязуемся продолжать свои атаки против немцев»[178].
30 апреля начальник ГРУ докладывал Сталину, Булганину и Антонову: «Наш заслуживающий доверия источник сообщил содержание директивы немецкого Верховного командования от 25 апреля с. г., подписанной генерал-полковником Йодлем и адресованной всем командующим немецкими войсками: «В настоящей стадии войны сражение против большевизма будет продолжаться до последней возможности. Поэтому все имеющиеся в нашем распоряжении силы должны быть брошены против большевиков. Потеря большой территории на Западе, захваченной англо-американцами, не должна нас особенно беспокоить…»[179]
Командование вооруженных сил Германии, судя даже по этой директиве, содержание которой стало известно советским военным разведчикам, действительно делало все возможное, чтобы не создавать в марте и апреле 1945 года особых трудностей для продвижения войск США и Великобритании по германской территории.
Главным противником Германии был в 1941 году и остался до последних дней войны в 1945 году Советский Союз.
Опасный зондаж, который проводили эмиссары нацистского режима в Швейцарии, Ирландии и Швеции в конце войны, преследовал многие цели. Несомненно, одна из них состояла в том, чтобы добиться раскола единства союзников и выторговать благоприятные условия окончания войны. Военной разведке удавалось добывать сведения об этих контактах и своевременно сообщать о них политическому руководству СССР. Меры, принятые Верховным главнокомандующим И. В. Сталиным в переписке с американским президентом, привели к временному прекращению американо-германских контактов. В Москве и Вашингтоне было согласовано решение об участии в этих переговорах представителя СССР. Сталин дал указание начальнику Генерального штаба предложить ему на утверждение кандидатуру генерала, имеющего опыт общения с иностранцами и способного достойно представлять интересы Советского Союза.
Начальник Главного разведывательного управления генерал-лейтенант И. И. Ильичев, вызванный к начальнику Генерального штаба в середине апреля 1945 года, предложил назначить в качестве представителя СССР на американо-германских переговорах генерал-майора Алексея Павловича Кисленко[180]. Сталин кандидатуру генерал-майора Кисленко утвердил.
Выбор начальника ГРУ был неслучайным. Генерал-майор Кисленко проходил службу на различных должностях в военной разведке с 1936 года. С 1944 года он был представителем советского правительства в Союзном консультативном совете по делам Италии, был знаком с командующим средиземноморскими экспедиционными союзными войсками фельдмаршалом Александером.
27 апреля 1945 года запрет на переговоры с немцами был отменен.
29 апреля состоялось согласование последних положений акта о капитуляции группировки германских войск, дислоцированных в Северной Италии.
Церемония подписания проходила в замке неаполитанских королей, который возвышался на холме в Казерте, где в апреле 1945 года располагалась ставка союзников.
Американские, британские и советские офицеры стояли по одну сторону зала. Всего на церемонии подписания присутствовало одиннадцать американских и британских генералов и адмиралов и один советский генерал с переводчиком. Руководил всем этим мероприятием генерал Морган, который был начальником штаба группировки союзнических войск на Средиземноморье.
Первым акт о капитуляции группировки немецких войск в Северной Италии подписал генерал Морган. Затем свои подписи под актом поставили полковник Виктор фон Швайниц, от имени германского генерала фон Витингофа, и представитель генерала Вольфа майор СС Макс Веннер. Главные германские «миротворцы», и прежде всего генерал Карл Вольф, свои подписи под этим документом не поставили. Даллес тоже не имел права на такую подпись.
Был ли какой-либо практический смысл в этом заговоре «миротворцев»? Видимо, был. Были спасены жизни американских, британских и немецких солдат, промышленные объекты в Северной Италии.
Был еще один смысл в заговоре «миротворцев». Смысл этот носил тайный характер, но суть его теперь очевидна: Аллен Даллес пытался не допустить Красную армию в Европу. Он об этом открыто не заявил. Но сказал это от имени генерала Вольфа, активного участника американо-германских переговоров. В конце апреля 1945 года Вольф настойчиво убеждал Кессельринга безотлагательно дать санкцию на подписание сепаратного соглашения с американцами. Вольф так охарактеризовал цель будущего американо-германского сепаратного акта в разговоре с Кессельрингом: «Прекращение огня… даст англо-американцам возможность остановить продвижение русских на запад, противостоять угрозе захвата Триеста войсками Тито и восстанию коммунистов, которые пытаются установить Советскую республику в Северной Италии…».
Замысел операции «Кроссворд» был грандиозным. Но реализовать его в полном объеме Даллесу все-таки не удалось. Советская военная разведка своевременно добыла сведения о переговорах Даллеса с представителями СС. Вмешательство Сталина, выразившего Рузвельту озабоченность советского правительства в связи с американо-германскими переговорами в Берне, приостановило ход переговоров в самый решающий для них момент.
Писатель Илья Эренбург называл Даллеса «самым опасным человеком на земле». Однажды Эренбург написал такое предсказание: «Если Даллес по какому-нибудь недоразумению попадет в рай, он и там станет устраивать заговоры и начнет отстреливать ангелов».
Только ли Даллес был инициатором контактов с представителями высоких военных кругов фашистской Германии?