Информаторы Сталина. Неизвестные операции советской военной разведки. 1944-1945

Время — беспристрастный судья, воздающий по заслугам всем, кто принимая активное участие в большом и жестоком спектакле, который называется Жизнь.

Военным разведчикам, героям этой книги, довелось прожить не одну, а три Жизни: одну — до службы в разведке, вторую — в разведке, третью — после расставания с этой секретной работой.

До службы в разведке они были обычными людьми. В разведке они выполняли специальные задания и действовали под оперативными псевдонимами: Морис, Брион, Бера, Эдуард, Дельмар, Голос, Олег и другими. Многие уже ушли из Жизни. Ушли неизвестными. Верховный главнокомандующий назвал их собирательно — «информаторы». Поэтому за безликими оперативными псевдонимами многие годы были скрыты личности конкретных людей, с их радостями, победами, поражениями и потерями. В первых главах этой книги рассказано о том, что некоторым из них удалось сделать во время службы в разведке, особенно на завершающем этапе Великой Отечественной войны. Этот этап войны был трудным финалом одной из самых суровых трагедий XX века.

Последняя часть этой книги в основном посвящена личным судьбам «информаторов» после того, как они завершили свою службу в военной разведке.

Жизнь без псевдонимов у этих разведчиков тоже была интересной, трудной, иногда трагической и в общем неповторимой…

Глава 1. Маневич, Марлей и Бера

Рай и ад, добро и зло, подвиг и подлость разделены невидимой чертой. Жизнь часто подводит человека к этой черте, и он должен сам делать выбор — остаться на стороне добра или переступить роковую черту. Делая этот выбор, человек должен помнить, что из ада нельзя попасть в рай, злодей уже не станет ангелом, а предатель никогда не превратится в героя.

Весной 1945 года советские войска и войска союзников обнаружили в странах Восточной Европы несколько фашистских концентрационных лагерей. Их названия стали известны всему миру: Бухенвальд, Дахау, Освенцим, Маутхаузен и другие. Из 18 миллионов брошенных в эти лагеря граждан СССР, Франции, Югославии, Польши и других государств фашисты уничтожили 11 миллионов человек. В этих же лагерях находились и советские военные разведчики, которые были захвачены фашистами в Италии, Франции и в Германии. В концлагере Мельк находился военный разведчик полковник Лев Ефимович Маневич. В Бухенвальде содержался разведчик Герман Марлей. В Заксенхаузене содержались Эрнст Ган и Анри Робинсон.

Резидент советской военной разведки во Франции Анри Робинсон, арестованный в 1942 году, отказался сотрудничать с немецкой разведкой. Он был казнен гестаповцами.

Жена Анри Робинсона — Клара Шабель, выполнявшая задания советской военной разведки в Германии, была казнена 5 августа 1943 года.

Лев Маневич, Эрнст Ган и Герман Марлей оказались весной 1945 года на свободе. По-разному складывались их судьбы и до, и после войны.

Они были сотрудниками советской военной разведки, действовали в Италии. Из-за предательств и допущенных ошибок в разведывательной деятельности они в разные годы оказались в руках итальянской контрразведки.

Полковник Лев Ефимович Маневич родился в августе 1898 года в городе Чаусы, ныне Могилевской области Республики Беларусь. С 1907 по 1916 год проживал в Женеве, куда был вывезен старшим братом, проживавшим в эмиграции.

В 1916 году Лев Маневич окончил техническое отделение женевского колледжа. В том же году он возвратился в Россию и попал в водоворот сложных политических событий, которые вскоре произошли в больших и малых городах великой империи.

В 1918 году Маневич проходил службу красноармейцем в интернациональном полку, который дислоцировался в Баку. Через некоторое время он был назначен командиром отряда частей особого назначения, затем стал комиссаром бронепоезда.

Гражданская война, развернувшаяся на просторах России, была трудным университетом жизни. Маневич решил связать свою судьбу с военной службой — он считал свой выбор правильным и был в этом глубоко убежден. В 1921 голу Лев Ефимович прошел обучение в Высшей школе штабной службы РККА, через три гола он получил высшее военное образование, успешно окончив обучение в Военной академии Красной армии.

С 1924 по 1925 гол Л. Маневич (оперативный псевдоним Этьен) находился в распоряжении Разведывательного управления РККА, был на разведывательной работе в Германии (ноябрь 1925 — март 1927 года). Затем в 1929 году был направлен в Италию в качестве руководителя нелегальной резидентуры военно-технической разведки, действовал под именем Конрада Кертнера, руководителя Международного бюро изобретений и патентов «Эврика». Он создал в Милане нелегальную резидентуру, которая успешно решала задачи по добыванию сведений об итальянской авиационной промышленности.

В октябре 1932 года в резидентуре произошел провал. Маневич был вынужден покинуть Италию.

В 1934 году, когда в Разведуправлении пришли к выводу, что последствия провала не затронули Маневича, он вновь выехал в Италию для выполнения заданий военной разведки. Это решение, принятое в Центре, было ошибочным. Контрразведка никогда и ничего не забывает.

В результате предательства Маневич в декабре 1936 года был арестован. Следствие длилось около года. Маневич выдержал все допросы с пристрастием, не признался в принадлежности к советской разведке и в феврале 1937 года был осужден Туринским судом на 15 лет тюремного заключения. В постановлении суда отмечалось: «Преступная деятельность Кертнера была обширна: он протянул свои щупальца также на Турин, Геную, Болонью, Брешию и Специю. Ему удалось привлечь ценных специалистов и опытных техников, которые состояли на службе промышленных предприятий, снабжающих итальянские и германские вооруженные силы».

С 1937 по 1943 год Маневич содержался в итальянских тюрьмах.

В 1943 году, когда в Италию вошли американские войска, советский разведчик был освобожден. Но ненадолго. Позднее он попал в плен к немцам и был перевезен в один из концлагерей уже за пределами Италии. В концлагерях Маутхаузен, Мельк и Эбензе он числился под именем Якова Старостина, рабочего-металлиста, который был в составе команды бронепоезда, которым Маневич командовал в годы Гражданской войны.

6 мая 1945 года военный разведчик Лев Ефимович Маневич был освобожден американскими войсками. Длительное пребывание в тюрьмах и концлагерях подорвало его здоровье, он был уже тяжело болен и умер 11 мая в австрийском местечке Эбензе, где и был похоронен под именем Старостина.

Через двадцать лет, в 1965 году, прах Л. Е. Маневича был перезахоронен на кладбище Санкт-Мартин.

В феврале 1965 года, когда отмечалась 20-летняя годовщина победы над фашистской Германией, полковнику Л. Е. Маневичу за мужество и героизм, проявленные при выполнении задания, связанного с риском для жизни, было присвоено звание Героя Советского Союза (посмертно).

Военные разведчики Герман Марлей и Эрнст Ган тоже действовали в Италии. Они входили в состав резидентуры «Феникс». Она была создана в Италии накануне Второй мировой войны и успешно действовала до середины 1942 года. Руководителем этой резидентуры был Герман Марлей. Ему и принадлежал псевдоним Феникс. Эрнст Ган входил в эту нелегальную резидентуру военной разведки в качестве радиста.

Провал в резидентуре произошел летом 1942 года. В один из июльских дней итальянская контрразведка арестовала в Риме агента швейцарской разведки Фацио Гаетано.

Гаетано работал в Италии под прикрытием должности журналиста одной из газет. Вероятно, он выполнял задания не столько швейцарской разведки, сколько собирал сведения об итальянских и германских вооруженных силах по заданию англичан.

Во время допросов, которые проводились в следственном управлении итальянской контрразведки, Фацио не признавался в принадлежности к иностранной разведке. Он сообщил следователю о том, что не является агентом швейцарской разведки и даже отказался выполнить просьбу некоего Тарвонена, который якобы просил у него сведения об итальянской армии.

Контрразведка заинтересовалась признанием Фацио, который говорил правду. Эрнст Тарвонен действительно обращался к швейцарцу, с которым познакомился весной 1942 года. Тарвонен просил журналиста уточнить, какие части итальянской армии отправляются на Восточный фронт. Просьба была вполне объяснимой. Тарвонен был соучредителем частной фирмы, которая выполняла различные заказы местной энергетической компании. Сведения об итальянских войсках, которые могли быть отправлены на Восточный фронт, как сказал Тарвонен журналисту, интересовали его потому, что несколько сотрудников его компании подали заявления об увольнении в связи с призывом в армию.

Фацио полагал, что, сообщая о просьбе Тарвонена, которую он не выполнил, он снимет с себя подозрения, накопившиеся у следователя. Тарвонен мог подтвердить, что он задавал такой вопрос Фацио в связи с заявлениями об увольнении служащих его фирмы.

Контрразведчики без промедления решили найти Тарвонена. Рано утром 12 июня 1942 года группа захвата выехала по адресу, по которому проживал Тарвонен. Квартира, которую снимал этот финн, находилась на шестом этаже в доме на улице Виа де ла Форначи в двухстах метрах от владений Ватикана.

Визит контрразведчиков, которыми руководил майор Росси, был молниеносным. В группе захвата было трое контрразведчиков. Десяток других агентов спецслужбы находились на лестничной клетке и у подъезда, где стояла их автомашина, крытый грузовик серо-зеленого цвета.

Агенты ворвались в квартиру Тарвонена и застали его за работой на радиопередатчике. Тарвонен был арестован. Агенты контрразведки захватили передатчик, несколько радиограмм, которые радист только что отправил в эфир. Контрразведчики не без основания полагали, что эти радиограммы были направлены в Москву, Лондон или Вашингтон, в столицы государств, против которых воевала Италия, один из основных союзников фашистской Германии.

Контрразведчики арестовали и жену Тарвонена — Иоланту Шварц. Их отправили в тюрьму Реджина Чели, которая находилась поблизости на набережной реки Тевере.

Итальянская контрразведка в 1942 году добилась крупного успеха. Радиопередатчик работал в Риме несколько лет, но о его существовании контрразведка не знала. Возможно, потому, что квартира радиста находилась около Ватикана. Радист проводил свои сеансы под прикрытием работы мощного радиопередатчика Ватикана, что маскировало его выходы в эфир.

Допросы начались на следующее утро. Через некоторое время итальянцам стало известно, что Тарвонен — советский разведчик.

Как и когда финн Холгер Тарвонен оказался в Риме и какое отношение он имел к советской военной разведке?

Под фамилией Тарвонен в Италии действовал Эрнст Ган. Он родился в Санкт-Петербурге в 1911 году. Родители его до 1918 года проживали в России. Отец, германский подданный, работал одним из директоров Русского внешнеторгового банка, который поддерживал тесные деловые отношения с германским Дойче банком. После Октябрьской революции 1917 года брат отца, Альфред Эрнестович, принял русское гражданство и продолжал работать в банке. Семейство Ган переехало в Берлин.

Эрнст окончил берлинский технологический колледж. Старшая сестра Лидия вышла замуж за испанца и выехала вместе с ним в Мадрид. Когда в Германии к власти пришел Гитлер, семейство Ган переехало во Францию. Отец и мать остались в Париже, а Эрнст отправился в столицу Испании к сестре.

В Испании началась гражданская война. Эрнст Ган оказался в рядах республиканцев, которые начали борьбу против фашистского режима генерала Франко. В 1936 году он вступил в испанскую компартию и вместе с товарищами по партийной ячейке оказался в рядах республиканской армии. В те годы Эрнст и попал в поле зрения советской военной разведки. С 1937 по 1940 год Ган успешно выполнял задания Разведывательного управления Красной армии в Испании и Франции. С помощью Центра Ган приобрел паспорт на имя финского подданного Холгера Тарвонена.

В одном из документов военной разведки сохранилась характеристика Тарвонена. В ней отмечалось, что «Тарвонен Холгер, псевдоним Эрнесто, рождения 1911 года, немец, инженер-электрик, член компартии Испании, до 1937 года проживал в Барселоне. К разведывательной работе привлечен в апреле 1937 года резидентом в Валенсии Джонсоном (работник РУ Герман, арестованный НКВД в 1938 году).

Эрнесто обеспечивал связь резидентуры с Парижем, Тулузой и Марселем, поддерживал связь с групповодами Феросом и Эйфером. В 1939 году Эрнесто выполнял работу резидента. По данным на май 1940 года характеризовался положительно. Эрнесто хорошо знает агентурную работу в нелегальных условиях. Имеет солидную общеобразовательную подготовку. Владеет немецким, французским, испанским и немного английским языками. Интересуется разведывательной работой. Имеет способности к руководству людьми. Однако, так как обязанности резидента выполняет короткий срок, требует внимательного руководства со стороны Центра. Зная иностранные языки и жизнь ряда стран, умеет сравнительно легко легализовываться».

К началу 1940 года Тарвонен создал резидентуру, в которую входили двадцать агентов. От них разведчик получал ценные сведения об испанской армии.

В конце 1940 года командование Разведывательного управления приступило к активному укреплению своих тайных зарубежных структур в странах фашистского блока — в Германии, Италии, Венгрии, Румынии и Японии. Именно тогда и было принято решение перебросить Тарвонена из Испании в Италию.

В начале 1941 года Тарвонен, выполняя задание Центра, прибыл в Рим. Устроиться в итальянской столице было непросто. Нужно было иметь надежные документы и убедительную причину, которая позволила бы иностранцу проживать и работать в Вечном городе.

Тарвонену было необходимо добыть сертификат, подтверждающий его арийское происхождение. Такой документ можно было получить в консульстве Финляндии в Риме. Изучив обстановку вокруг финского консульства и собрав сведения о его сотрудниках, разведчик понял, что в Риме ему сертификат арийца не получить. Он выехал на Сицилию и там познакомился с консульским работником, представлявшим интересы Финляндии на острове. Вручив этому дипломату 500 германских марок «на укрепление финской армии», Тарвонен без каких-либо проверок получил заветный документ — «сертификат арийца», — который открыл ему дорогу к успеху в Риме.

Через некоторое время Тарвонен получил разрешение на временное проживание в Риме, нашел компаньона и создал частную фирму, которая стала выполнять многочисленные заказы городской энергетической компании.

Работая в Риме, Тарвонен получал заказы, оплачивал счета, нанимал рабочих. Его компаньон — итальянский инженер-электрик — занимался реализацией заказов. Дело ладилось, и фирма успешно работала, принося небольшие доходы, которые оправдывали пребывание Тарвонена в итальянской столице.

В Центре Тарвонен получил псевдоним Эрнесто. Через некоторое время Центр передал своему разведчику радиопередатчик, условия связи и шифр. Эрнесто приступил к выполнению разведывательных заданий, которые предусматривали сбор сведений о вооруженных силах Италии и германских частях, дислоцированных на территории этой страны.

Тарвонен с работой справлялся. Но объем сведений постоянно возрастал. Поэтому Центр принял решение усилить группу Тарвонена, направив в Италию еще одного специально подготовленного для этих целей разведчика — Германа Фридриховича Марлея.

Марлей родился в 1912 голу в Санкт-Петербурге. Он вырос в семье эстляндских немцев, окончил Ленинградский электротехнический институт, имел диплом инженера-электрика. Герман Фридрихович был привлечен к сотрудничеству с советской военной разведкой в мае 1937 года одним из офицеров разведывательного отдела Ленинградского военного округа. Выполняя задания разведки, Марлей совершал нелегальные поездки в Швецию, Эстонию и Латвию. Марлей прошел подготовку в разведывательной школе. В Центре ему присвоили псевдоним Феникс. Он стал готовиться для работы в Италии. В Центре считали, что диплом инженера-электрика, хорошее знание немецкого языка и некоторый опыт разведывательной работы помогут Марлею устроиться в Риме и возглавить резидентуру, радистом в которой должен был стать Эрнесто. В Центре допустили ошибку. Эрнесто уже имел большой опыт работы на нелегальном положении, действовал в Испании, Франции и Италии, хорошо знал особенности обстановки в этих странах. И самое главное — он уже прочно обосновался в Италии. Эрнесто также был опытным резидентом, руководившим деятельностью двадцати источников. Направлять в Рим Феникса в качестве руководителя Эрнесто было нецелесообразно. Центр таким образом как бы выразил свое неудовлетворение работой Эрнесто и лишал его самостоятельности, к которой разведчик привык за несколько лет.

В Центре, конечно, так не думали и полностью доверяли Эрнесто. Марлей, который имел опыт разведывательной работы, прошел специальную подготовку в разведывательной школе и поэтому направлялся в Италию для создания эффективной разведгруппы. Центр, несомненно, беспокоился о профессиональной квалификации своих сотрудников, действовавших на территориях государств фашистского блока.

После окончания подготовки в разведшколе Герман Марлей в феврале 1940 года «превратился» в швейцарского гражданина Фрица Шнейдера и выехал в Италию. По дороге в Рим ему пришлось проехать несколько европейских государств.

В Италии Феникс смог получить разрешение на проживание и работу в Риме. После этого Центр поручил ему восстановить связь с Эрнесто. Когда Феникс выполнил эту задачу, Центр приказал ему восстановить контакты с источниками Тиссо, Вегой и Гау. Через некоторое время Центр поручил Фениксу установить связь с разведчиком, который имел псевдоним Бера. Под этим псевдонимом в Центре числилась синьорина, которая тоже была секретным сотрудником военной разведки.

Формирование резидентуры «Феникс» было завершено в начале 1941 года.

Группа Марлея успешно выполняла задания Центра. Весной 1941 года от Феникса поступали достоверные сведения о подготовке Германии к нападению на СССР, а также о роли Италии в предстоящей войне. Резидентура имела прямую радиосвязь с Центром и часто выходила в эфир под прикрытием мощного радиопередатчика Ватикана.

Кадровыми сотрудниками Разведуправления в резидентуре были Феникс, Эрнесто и Бера. Феникс и Бера решали вербовочные задачи. Эрнесто выполнял обязанности радиста. Это обстоятельство сковывало его инициативу, которую он привык проявлять. Нарушив указания резидента, Эрнесто без ведома и разрешения Феникса решил привлечь журналиста Фацио к сотрудничеству с советской разведкой…

12 июня 1942 года после ареста Фацио итальянская контрразведка нанесла по резидентуре «Феникс» первый удар. Он оказался смертельным. Арест радиста Тарвонена, захват радиопередатчика и нескольких радиограмм дали в руки контрразведки серьезные улики. Иоланта Шнейдер, жена Тарвонена, тоже была арестована. Она знала не очень много о разведывательной работе своего мужа, но контрразведка вполне могла заставить ее рассказать то, что ей было известно.

13 июня следователь провел первый допрос Тарвонена. Арестованный отрицал свою связь с иностранной разведкой, но улики, имевшиеся в руках следователя, были неопровержимыми. Напряженный допрос продолжался несколько часов. Затем майор Росси и двое других следователей стали избивать Тарвонена. Он молчал. Следствие продолжалось. Росси настаивал:

— Мы нашли у вас на квартире серьезный компромат. Знаете, что вас ожидает?

Тарвонен молчал. Росси продолжал:

— Я предлагаю вам рассказать нам правду, и мы обменяем вас на нашего агента в стране, на которую вы работаете. Если вы откажетесь от сотрудничества с нами, вы будете расстреляны.

Тарвонен понял, что Росси что-то недоговаривает. И его предложение об обмене имеет мало смысла. Арестованный сказал:

— Не верю в то, что вы меня обменяете. У меня нет на это никакой гарантии.

Это была вторая крупная ошибка Тарвонена. Не признавая своей вины, но думая о том, как вырваться из рук контрразведки, он произнес фразу, которая косвенно звучала как признание. Это еще не было фактическим признанием принадлежности к иностранной разведке, но формально он уже признал это.

Росси сообщил:

— Две недели тому назад мы обменяли одного американского агента на нашего разведчика, которого захватили в Вашингтоне.

Присутствовавшие на допросе два агента итальянской контрразведки стали рассказывать о том, как происходил обмен.

Тарвонен не сдавался и не признавался в своих связях с иностранной разведкой. Тогда Росси сообщил об аресте Фацио и положил на стол его показания, в которых указывалось, что Тарвонен ставил Фацио задачи по сбору сведений об итальянской армии…

Удар был неожиданным.

Росси продолжал:

— Нам известно, что вы — советский агент. Кто вы? Откуда приехали?

Тарвонен не сдавался. Росси продолжал:

— Вы — советский агент. Мы это знаем. У вас на квартире захвачен передатчик и радиограммы. Мы скоро их расшифруем. Кто ваш руководитель?

Избиения продолжились, и Тарвонен заговорил. Вначале он признался, что выполняет задания какого-то иностранца, который передает ему на встречах в городе зашифрованные сведения. Его задача состоит только в передаче этих шифровок в Центр. Содержания этих сведений он не знает. Имени иностранца — тоже. Встречи с ним происходят в городе один раз в неделю в разных местах. Право контакта принадлежит иностранцу, который в назначенное время подходил на место встречи и передавал указания и деньги…

Тарвонен рассчитывал, что его вывезут в город и при посещении двух-трех мест ему повезет и он сможет бежать.

Агенты контрразведки дважды вывозили арестованного на предполагаемые места встреч с иностранцем, но тот на встречи не вышел. Бежать тоже не удалось.

После этих бесполезных выездов в город допросы продолжились. Следователи били Тарвонена и на его глазах издевались над Иолантой.

На очередном допросе, который начался 13 июня в 15.00, майор Росси продолжал задавать один и тот же вопрос:

— Кто тобой руководил? Где проживает этот человек?

В комнате, где проходил допрос, на столе стоял радиопередатчик Тарвонена и его радиограммы. Допрос продолжил начальник итальянской контрразведки, которого представил майор Росси. Вначале полковник задал вопрос, который интересовал и майора Росси:

— Кто тот человек, с которым ты встречался в городе? Фамилия? Имя? Место проживания? Я не верю, что ты его не знаешь…

— Не знаю, — продолжал упорствовать Тарвонен. — Он мне своего имени не называл…

— Сообщи ключ к расшифровке радиограмм, — потребовал полковник.

— Я получал их в зашифрованном виде и так передавал в Центр. Это не моя работа.

— Мы уже три месяца собираем сведения о режиме работы этого передатчика, — сказал полковник. — Мы хорошо знаем его позывные и режим работы. Мы бы и раньше захватили тебя, но полагали, что это работает радиопередатчик на территории Ватикана…

Тарвонен молчал. По приказу полковника его начали избивать. Били все, кто присутствовал на допросе.

Это был критический момент. Боль. Страх за свою жизнь, страх за судьбу Иоланты. Все смешалось в его голове и в его сердце. Что было сильнее, он не знал. Неожиданно Тарвонен понял, что он может прекратить эти страдания и эту боль. Он сказал сам себе, что у него нет никаких личных обязательств перед Советским Союзом, страной, которую он покинул еще в 1918 году. Был ли Советский Союз его родиной, за которую он переносил муки в итальянской тюрьме? Нет. Была ли Германия, в которой он прожил несколько лет, его родиной? Нет. Он жил в Испании, во Франции, его сестра с мужем уже живут в Вашингтоне, родители — тоже. Почему же он здесь? В этой тюрьме?

Что-то надломилось в душе Тарвонена. Он понял, что обречен на гибель безымянным в чужой стране и среди чужих людей. Ему стало жаль себя. Ган почувствовал, что в этой борьбе, которую он вел в Италии, он был одинок, как дерево в песчаной пустыне, пытающееся своей жалкой кроной сдержать ураган. Возможно, он осознал, что не сможет вырваться на свободу и больше никогда не увидит своих родителей и сестру Лидию. Что-то дрогнуло в его душе, и, надеясь на спасение, он переступил роковую черту, превратившись из победителя, которым он все эти годы себя осознавал в Испании, Франции и в Италии, в побежденного. Через минуту он назвал имя, фамилию и адрес, по которому проживал Фриц Шнейдер.

Феникс был арестован и доставлен в тюрьму Реджина Чели.

Герман Марлей прошел через тот же стандартный ад избиений и пыток в итальянской тюрьме и тоже не выдержал их. Итальянская контрразведка в 1942 году провела аресты, в ходе которых были схвачены все названные Фениксом агенты. Лишь один сотрудник резидентуры Феникс избежал ареста. Этим сотрудником была разведчик-нелегал Бера. В тот момент, когда арестовали самого Феникса, она уже находилась в Турции, собиралась покинуть Анкару и выехать в Советский Союз.

Разведчицу Беру Герман Марлей в одном из писем в Центр назвал «золотой девушкой». Не потому, что она была хороша собой и, возможно, даже красива, а потому, что Бера добывала в Риме сведения об итальянской авиации, которые признавались в Центре весьма ценными.

Псевдоним Бера принадлежал сотруднику военной разведки, имя которой автор книги не имеет права называть. Причина проста. Бера жива, но мне не удалось встретиться с ней и получить разрешение на рассказ о ее деятельности в Италии. Она родилась в Нижнем Новгороде. Отец ее был инженером, мать — учительница английского языка.

В 1931 году главу семейства Беры перевели на ответственную работу в Ленинград. После окончания средней школы она поступила в институт.

Бера была примерной студенткой, активной комсомолкой, принимала участие в студенческом самоуправлении. Она владела немецким, английским и испанским языками. Образование, полученное в музыкальной школе, позволяло ей достаточно хорошо исполнять на фортепиано простые и сложные музыкальные произведения, в том числе и итальянских классиков.

С марта 1937 года по март 1938 года Бера находилась в специальной командировке в Испании. В 1939 году с ней познакомился сотрудник Разведывательного управления Красной армии майор Зотов. Бера дала согласие на работу в военной разведке.

Комитет комсомола университета выдал ей такую характеристику: «За время пребывания в университете проявила себя как активная, инициативная, энергичная комсомолка. Выполняла ряд общественных поручений, является членом профсоюзного комитета, членом Комитета ВЛКСМ. С работой справляется хорошо».

21 июля 1939 года начальник Разведывательного управления Красной армии генерал-лейтенант И. Проскуров подписал приказ о зачислении Беры на подготовку в разведывательную школу.

Она училась только на «отлично». Ей было 23 года.

Через некоторое время Проскуров подписал еще один приказ, который определял работу разведчицы на ближайшие годы. В приказе начальника разведки указывалось: «Бера направляется в нелегальную командировку в Италию под видом дочери коммерсанта из Гаваны, имея задание устроиться в Риме и выполнять функции радистки в резидентуре Феникса».

В начале июня 1940 года из Москвы выехала гражданка Кубы Бера, дочь богатого кубинского коммерсанта, которая находилась в Швеции по туристической визе. Это была Бера.

В Рим Бера добралась без особых трудностей. В то время, несмотря на военные действия в Европе, в Италии сохранялся безвизовый въезд для подданных ряда стран Южной Америки. Граждане Кубы тоже пользовались этим правом.

В итальянской столице Бера остановилась в небольшой гостинице «Пансион-Капри», которая располагалась недалеко от железнодорожного вокзала.

На следующий день, отдохнув после длительной поездки, Бера вышла на прогулку в город, о котором много читала. Без особых затруднений она нашла фонтан Треви в центре города.

Нет человека, который, приехав в Рим, не посетил бы фонтан Треви и не бросил бы монетку в его воду. Считается, что каждый, кто хочет побывать в Вечном городе еще раз, должен обязательно бросить свою монету в воду этого удивительного фонтана. Бера подошла к фонтану. Остановилась, любуясь его красотой, открыла спою дамскую сумочку. Достала монетку и легким движением руки бросила ее на поверхность воды. Монетка, блеснув на солнце, медленно опустилась на дно фонтана.

Было шесть часов вечера. Бера достала из дамской сумочки зеркальце и поправила свою прическу. Это движение длилось всего несколько секунд, но этого было достаточно. Бера знала, что где-то рядом находится человек из Центра, которому она и давала сигнал о том, что у нее все благополучно и она приступает к выполнению разведывательного задания.

Через неделю Бера решила поступить на обучение в Римскую консерваторию по классу рояля. Она хотела продолжить свое музыкальное образование, усовершенствовать свои навыки и получить диплом после сдачи соответствующих экзаменов.

Для подготовки к вступительным экзаменам Бера наняла в качестве репетитора одного из лучших профессоров консерватории маэстро Альдо Мантиа. Обратиться к этому маэстро ей порекомендовали в канцелярии консерватории, которую она посетила, выясняя условия приема на обучение. В канцелярии ей и дали телефон маэстро.

Предварительно позвонив профессору, она посетила его квартиру, которая располагалась на улице Антонио Мардини.

Разговор получился короткий, деловой и мало обещающий успех. Профессор заявил, что первый месяц занятий будет испытательным сроком. Если он найдет, что посетительница обладает задатками музыкального исполнителя, то продолжит занятия и поможет ей сдать экзамены. Профессор порекомендовал ей просить ее кубинских родителей прислать диплом о музыкальном образовании.

Бера сказала, что почтовая связь между Кубой и Италией работает из рук вон плохо, но она постарается получить свой диплом.

— Дело не в вашем дипломе, — сказал маэстро. — Если вы действительно талантливы, я и без диплома помогу вам…

1 сентября 1940 года профессор Мантиа провел первый урок. Ученица оказалась талантливой, и профессор остался доволен ею.

Через некоторое время маэстро познакомил свою талантливую ученицу с некоторыми друзьями. Среди них оказались и важные чиновники. Одни работали в итальянском правительстве, другие были офицерами итальянской армии, но принадлежали к известным в Италии фамилиям. Среди новых знакомых Беры оказался капитан из Главного штаба итальянских военно-воздушных сил, два влиятельных адвоката и даже предприниматели.

Профессор оказывал Бера различную помощь. Он дал ей свои рекомендательные письма, помог найти удобную квартиру и даже однажды поручился за ее благонадежность в местной квестуре (полицейском управлении).

В октябре 1940 года Бера успешно сдала экзамены и стала студенткой консерватории Santa Sesilia. Возможно, впервые после прибытия в Италию она вздохнула с облегчением — одна из труднейших задач была решена. Она получила официальное право находиться на территории Италии.

Отношения с хозяйкой квартиры, которую она арендовала, тоже установились хорошие. Бера взяла напрокат пианино и по утрам занималась дома. Три раза в неделю она посещала уроки маэстро в консерватории. Два раза в неделю занималась на курсах итальянского языка.

Одним из новых знакомых Беры стал капитан Ферори. Он был сотрудником транспортного отдела министерства авиации итальянской армии. Это знакомство было многообещающим. Ферори имел доступ к секретным сведениям, которые интересовали советскую военную разведку.

Бера сообщила в Центр о своих новых знакомых. Центр, учитывая то, что Феникс уже установил связь с радистом Эрнесто, приказал Бере заниматься подбором и вербовкой итальянцев, которые имели доступ к важным сведениям военного характера. Капитан Ферори был одним из них. В Центре ему был присвоен псевдоним Ботеро.

В одном из заключений о результатах работы Беры в Италии отмечено: «Бера, используя Ботеро, узнавала от него ценные сведения и направляла их в Центр». Именно из-за этих сведений резидент Феникс, которому Бера передавала добытые сведения, называл ее «золотой девушкой».

Среди знакомых Беры в Риме были глава акционерного общества по гидротехническим работам, адвокат, полковник авиации и другие лица.

Бера смогла установить хорошие отношения с главой министерства морских сил, и с офицером Генерального штаба майором Б.

Разведывательная работа Беры имела большие перспективы. Об этом свидетельствуют оценки ее деятельности в конце 1940 — первой половине 1941 года.

В конце 1941 года, когда японская авиация нанесла сокрушительный удар по морской базе американского Тихоокеанского флота в Пёрл-Харборе, в работе разведчицы Беры возникли непредвиденные обстоятельства. США объявили войну Японии. Это означало, что американцы оказались в состоянии войны с фашистской Германией и Италией. На стороне США выступили некоторые страны Южной Америки. Куба, поддержавшая Соединенные Штаты, оказалась в состоянии войны с Италией. Кубинка Бера оказалась в Риме гражданкой страны, которая находилась в состоянии войны с Италией.

Несмотря на просьбы ее новых друзей и их рекомендательные письма, Бера должна была оказаться в лагере для интернированных лиц. Только благодаря личной помощи адмирала Р. Бере удалось вылететь на военном самолете из Рима в Афины и из Греции перебраться в Турцию. Путь из Турции в Москву оказался более спокойным.

Когда Бера оказалась в Москве, она написала подробный отчет о своей работе. Сотрудник Разведывательного управления подполковник Михаил Мильштейн, изучив отчет Беры от 2 июня 1942 года, писал: «Находилась в длительной зарубежной командировке, где приобрела навыки агентурной работы и проявила большую изворотливость и находчивость, дисциплинированна и инициативна, имеет хорошее общее и политическое развитие. Свободно владеет итальянским, испанским и удовлетворительно французским и немецким языками».

В Италии через десять дней произошел провал Эрнесто. Затем итальянская контрразведка арестовала Феникса, который встречался с Берой и получал от нее разведывательные сведения. Дальнейшее ее использование в разведке было бесперспективно. Сведения о ней, как правильно считали в Центре, попали в распоряжение итальянской контрразведки. После обсуждения всех вопросов, касающихся перспектив использования Беры в военной разведке, было принято решение от дальнейшего ее использования на разведывательной работе отказаться и направить ее в распоряжение отдела кадров ТАСС.

Тем временем в Риме итальянская разведка решила от имени Феникса начать радиоигру с советской разведкой. Эта игра продолжалась в течение 1942 и первой половины 1943 года. В ГРУ быстро выявили, что в Центр от имени Феникса поступает дезинформация.

В 1943 году Фениксом и Эрнесто заинтересовалась германская контрразведка. Их перевезли в Берлин и содержали в следственном изоляторе в здании гестапо на Принц-Альбрехт-штрассе. Каких-либо новых сведений получить от этих арестованных гестаповцы не смогли. Поэтому Герман Марлей был переведен из Берлина в концлагерь Заксенхаузен, который находился в 30 километрах от германской столицы.

Когда Марлей был освобожден советскими войсками и прибыл в Москву, он написал подробный отчет о провале его резидентуры. В том отчете есть удивительное свидетельство о последних днях жизни военного разведчика Анри Робинсона, который действовал накануне и в первые годы войны во Франции. В Центре он числился под псевдонимом Гарри. Вот что о нем написал Феникс в своем отчете:

«В Заксенхаузене я находился в одиночном заключении до начала июля 1944 года. Там я познакомился с одним из наших работников по кличке Гарри. Так как я и он сидели в одиночных камерах, мы могли обмениваться короткими разговорами только во время прогулок во дворе, когда гуськом ходили друг за другом и говорили по-итальянски. Гарри меня понимал хорошо. Он сообщил мне, что работал в группе, которой руководил Отто[267]. Вместе с Гарри были его жена и сын, которые были приговорены к смертной казни. Гарри пытали, и ему предлагали жизнь и помилование его близких, если он назовет имена своих источников, но он ничего не сказал и молчал.

Гарри был арестован в Париже в конце 1942 года. Из членов группы, с которой он был связан, он знает о судьбе одной швейцарской гражданки, которая была расстреляна немцами в 1943 году. Был расстрелян и один из его друзей и помощников — итальянец.

Мы с Гарри в свое время находились в заключении в тюрьме на Принц-Альбрехт-штрассе. Гарри я считаю хорошим человеком.

Гарри был осужден 21 февраля 1944 года и приговорен к смертной казни. После этого его держали в одиночной камере примерно до мая 1944 года, потом увезли…»[268]

Из одиночных камер гестаповцы увозили узников только на расстрел. Так оборвалась жизнь одного из лучших нелегальных резидентов советской военной разведки Анри Робинсона. В 1997 году командование Главного разведывательного управления предложило присвоить Анри Робинсону, который внес значительный вклад в дело победы над фашистской Германией, звание Героя России (посмертно). Но видимо, предложение не было поддержано в Кремле.

Как сложилась судьба Эрнста Гана?

Он тоже некоторое время содержался гестаповцами в тюрьме Принц-Альбрехт-штрассе. Затем был переброшен в Бухенвальд. Из Бухенвальда его перевезли в концлагерь в районе чешского населенного пункта Габлонец. В отчете о работе в Италии Эрнст Ган в 1945 году писал: «Немцы бросили нас поздним вечером 7 мая. 12 мая, узнав, что через соседний город Габлонец проходят русские войска, я поехал туда и обратился к начальнику контрразведки одной из частей майору Смирнову. Попросил его доставить меня в штаб какого-нибудь крупного соединения, сказав, что я находился в Италии в служебной командировке и был арестован итальянской полицией после нападения Германии на СССР. Так я попал в штаб 31-й армии…»[269]

Завершая свой отчет, Эрнст Ган сделал трудное признание: «В заключение я хочу добавить кое-что о самом себе и о причинах своего поведения при допросах в итальянской тюрьме, когда я выдал Феникса и других агентов. Я и в Италии, и в Германии пытался найти ответ на этот вопрос, который никогда не давал мне покоя.

Начну по порядку. Пока я работал в революционной Испании, все было хорошо, потому что вся атмосфера испанской войны была атмосферой революции. Эта атмосфера заменяла мне мое прошлое — жизнь в России и во Франции. Но когда я начал работать во Франции и особенно позднее в Италии, я почувствовал, что как-то повис в воздухе, не имел связей с родственниками и с родной землей, которой у меня фактически не было. Я понимал, что у меня где-то есть Родина. Возможно, это Советский Союз. Мне после войны в Испании нужно было бы приехать в СССР хотя бы на полгода, чтобы моя личная жизнь стала частью какой-то большой и общей жизни — жизни семьи, народа, государства.

Несмотря на то что я прожил в Берлине с 8 до 24 лет, я не чувствовал себя немцем и не хотел им быть, когда в Германии к власти пришел Гитлер и установлена фашистская диктатура, против которой я боролся, не отождествляя себя с Германией.

У меня не было Родины, и я это понимал.

В тот момент, когда меня пытали в итальянской контрразведке, я совершенно не думал об СССР, я забыл Советский Союз. Это можно объяснить лишь тем, что Советский Союз был в моей голове, но не был в моем сердце. Поэтому в самый трудный момент моей жизни я потерял контроль над собой и сделал роковую ошибку».

Последняя строка откровенного и честного отчета Эрнста Гана звучала так: «Я приехал в Москву в знак того, что очень сожалею о своем поступке. И я еще надеюсь, что Советский Союз станет моей Родиной».

Эрнст Ган был приговорен к двадцати пяти годам тюремного заключения.

Как сложилась судьба резидента Феникса — неизвестно…

Глава 2. Николай Федоров

В годы войны Верховный главнокомандующий редко встречался с начальниками советских разведывательных служб. Однако он хорошо знал начальника разведки НКГБ комиссара госбезопасности 3-го ранга П. Фитина, начальника ГРУ генерал-лейтенанта И. Ильичева и начальника Разведуправления Генерального штаба генерал-полковника Ф. Кузнецова.

Однажды Верховный главнокомандующий вспомнил и фамилию военного разведчика майора Николая Федорова, заместителя командира партизанской бригады, которая действовала в 1943 году в Белоруссии в районе Минска…

По приказу Верховного главнокомандующего в октябре 1943 года военный разведчик майор Николай Федоров, заместитель командира партизанской бригады, действовавшей в районе Минска, был доставлен в Москву[270]. Вместе с ним в столицу прибыли Елена Мазаник и Мария Осипова. Они были непосредственными исполнителями операции по уничтожению наместника Гитлера в Белоруссии гауляйтера Кубе. Акция, план которой разрабатывал майор Федоров, проводилась в соответствии с приказом № 195 Верховного главнокомандующего, требовавшего уничтожать руководителей фашистской администрации на оккупированных советских территориях. Операция в Минске прошла успешно. Палач белорусского народа Кубе в ночь с 20 на 21 августа 1943 года был уничтожен в своей спальне.

Убийство Кубе было задумано для того, чтобы продемонстрировать германскому руководству и наместникам Гитлера в Минске, Киеве и в других местах неизбежность наказания за совершенные ими злодеяния на оккупированных советских территориях.

Федоров и его помощники выполнили приказ Верховного главнокомандующего и уничтожили Кубе.

Героев проведенной операции должны были наградить. Неожиданно предстоящее торжество было омрачено спорами между Наркоматом государственной безопасности и Разведывательным управлением Генерального штаба Красной армии по поводу того, чьи разведчики уничтожили Кубе.

Нарком госбезопасности Меркулов настаивал на том, что Кубе уничтожили его люди. Начальник Разведывательного управления Генерального штаба генерал-полковник Кузнецов доказывал, что Федоров — офицер Разведуправления и он лично разрабатывал план уничтожения наместника Гитлера в Белоруссии.

Пока в Наркомате госбезопасности и в Разведывательном управлении разбирались, кто же уничтожил Кубе, майор Федоров, оказавшийся в Москве, получил редкую в годы войны возможность побыть со своей семьей. В Москве, точнее, в подмосковной Малаховке проживала его жена Ольга Федоровна с сыном Валерой.

Семья Федорова испытывала такие же трудности, какие переносили миллионы других советских семей: война была суровым испытанием и для тех, кто сражался на фронте, и для тех, кто трудился в тылу. Родственники майора были счастливы.

Споры между наркомом госбезопасности Меркуловым и начальником разведки Генштаба Кузнецовым не прекращались. Каждое ведомство претендовало на авторство и успешное проведение операции по уничтожению Кубе. В дело вмешался И. В. Сталин. Он вызвал начальника военной разведки генерал-лейтенанта Ф. Кузнецова и выслушал его подробный доклад. Кузнецов сообщил Верховному, что операцию разрабатывал майор Николай Федоров, а непосредственными исполнителями акции были Мария Осипова и Елена Мазаник. В качестве подтверждения Кузнецов представил радиограммы Федорова, указания Центра и подробную докладную записку о том, как планировалась, готовилась и как была проведена операция в Минске.

На опросах на Лубянке Мария Осипова и Елена Мазаник тоже подтвердили, что они выполняли указание майора Федорова, который является сотрудником воинской части, возглавляемой генералом Кузнецовым.

Сталин прекратил межведомственное разбирательство и распорядился наградить мужественных разведчиц. Марии Осиповой и Елене Мазаник были присвоены звания Героев Советского Союза. Майор Николай Федоров был награжден орденом Ленина.

После получения высокой награды Федоров прибыл домой, где кто-то из его друзей-офицеров сфотографировал Николая Петровича вместе с женой. На левом лацкане пиджака майора красовался новенький орден Ленина, на правом — орден Красной Звезды.

Командование военной разведки предложило майору Федорову два варианта его дальнейшей службы. Первый — обучение в Высшей специальной школе. Второй — специальная командировка на Украину с целью организации акции по уничтожению гауляйтера Коха, наместника Гитлера на Украине.

Федоров, несмотря на огромное желание остаться в Москве и получить специальное образование в Высшей специальной школе, выбрал второй вариант. Он решил включиться в разработку операции по уничтожению еще одного гитлеровского злодея — Коха.

Майору Федорову в 1943 году было всего 28 лет. Он родился в июне 1915 года в деревне Кайвакса Тихвинского района Ленинградской области. Детство Николая прошло в крестьянской семье, где умели трудиться все от мала до велика. В возрасте 18 лет кайвакский юноша был призван в Красную армию. Это произошло в 1933 году. Федоров был направлен на учебу в Ленинградскую артиллерийскую школу, которую успешно окончил в 1936 году.

Три года в войсках на командирских должностях пролетели как один день. В 1940 году Николая Петровича отобрали для работы в военной разведке и предложили пройти подготовку на разведывательном факультете Военной академии имени М. В. Фрунзе. Он согласился.

С первых дней Великой Отечественной войны Николай Федоров на фронте. Он принимал участие в обороне Москвы.

В 1943 году Федоров был назначен заместителем командира партизанской бригады по агентурной работе. В августе летом 1943 года он организовал уничтожение Кубе.

Провести операцию по уничтожению Коха Федорову не удалось. Гитлер отозвал своего наместника с Украины в Берлин.

Спецотряд Федорова был переброшен в район Ковеля. Разведчики должны были нарушить переброски немецких войск по железным и шоссейным дорогам в районах городов Ковель, Владимир-Волынский и польского города Хелм.

Разведчики успешно действовали в Белоруссии и на территории Польши. В период подготовки войск Красной армии к проведению операции «Багратион» Федоров и его боевые товарищи пустили под откос не один эшелон противника с живой силой и боевой техникой, взрывали мосты, склады с боеприпасами, узлы связи и командные пункты врага.

В конце 1943 года по инициативе майора Федорова его отряд стал координировать свои действия с польскими партизанами.

Весной 1944 года отряд Федорова находился в районе польского хутора Войсковица Люблинского района. Население этого района активно помогало советским разведчикам бороться против немцев и с радостью встретило весть о приближении Красной армии.

17 апреля майор Федоров и его товарищи были выявлены и окружены крупным отрядом немцев. Завязался тяжелый бой, который длился несколько часов. Перестрелка стихла только к вечеру. Видимо, силы немцев иссякли. Отряд Федорова готов был уйти в лес подальше от места столкновения с карателями. Но в это время прибыл поляк с хутора Войсковица и сообщил Федорову, что каратели ворвались в село, поджигают дома и убивают жителей. Федоров и его товарищи выдвинулись в район села Войсковица, где бесчинствовали немцы. Бой вспыхнул с новой силой. На помощь фашистам прибыло подкрепление. Федоров решил отвлечь карателей и направил своего коня в сторону гитлеровцев, отвлекая их внимание.

Немцы подумали, что партизаны намерены сдаться. Они на мгновение ослабили автоматный огонь. Это позволило бойцам Федорова отойти в безопасное место. Бросился к этому леску и Федоров, но не успел скрыться — очередь немецкого автоматчика сразила бесстрашного разведчика…

Вскоре немцы были изгнаны из Люблинского воеводства. Партизаны и жители села Войсковицы с почестями похоронили погибшего советского майора. Позже на месте гибели советского разведчика был установлен памятник, на мраморной плите которого были высечены его имя и фамилия.

29 июля 1944 года крупнейшая операция Великой Отечественной войны «Багратион»[271] вступила в заключительную фазу. Войска Красной армии завершали освобождение Белоруссии от немецко-фашистских захватчиков. После одного из совещаний в Кремле, посвященных анализу боевых действий в Белоруссии, Сталин попросил начальника Разведуправления Ф. Кузнецова остаться в его кабинете. Поздравив Кузнецова с присвоением ему воинского звания генерал-полковник, Верховный главнокомандующий спросил:

— Какова судьба разведчика Федорова, который организовал уничтожение Кубе?

Кузнецов доложил Сталину о новых операциях, проведенных Федоровым в тылу противника, затем сообщил, что майор погиб в бою около польского хутора Войсковица.

Вспоминая этот разговор со Сталиным, Кузнецов рассказывал:

«Известие о гибели Николая Федорова взволновало Сталина. Он встал из-за стола. Закурил. И вдруг спросил;

— А вы не помните, как мы отметили Федорова за его смелые действия, которые позволили уничтожить Кубе?

После моего ответа Сталин удивился: «Как могло случиться, что Федорова не представили к званию Героя Советского Союза?» И добавил:

— Нужно как можно быстрее исправить ошибку. Ради светлой памяти героя. Ради его семьи…»[272]

21 ноября 1944 года был подписан Указ о присвоении майору Федорову Н. П. звания Героя Советского Союза…

В 1965 году, в день 20-летия Победы над фашистской Германией, в подмосковной Малаховке одна из улиц была названа улицей Федорова. В тот памятный день на доме номер 4, где проживала семья Федорова, сразу появились две памятных доски. Первую заказали друзья и однополчане Николая Федорова. Вторую, как положено, установили местные власти.

В 1965 году военный атташе Польской Народной Республики в торжественной обстановке вручил сыну героя, который служил в Советской армии, высшую военную награду Польши — Золотой крест «Виртути Милитари».

Жена майора Федорова Ольга Федоровна и сын Валерий Николаевич по приглашению польских друзей побывали в Люблинском воеводстве, посетили место гибели отважного разведчика в хуторе Войсковица. Там на месте захоронения десяти погибших разведчиков был установлен памятник. В те времена, когда отношения между нашими странами были дружественными и понятными и для политиков, и для простых смертных, в Польше майора Федорова, лейтенанта Колоса, разведчика Березняка, спасшего Краков от уничтожения, и других советских солдат и офицеров вспоминали с благодарностью за их подвиги.

Жена майора Федорова Ольга Федоровна до последних дней ее жизни поддерживала теплые отношения с польскими друзьями. Она скончалась в 1985 году.

Переписка между Малаховкой и Хелмом оборвалась в 1991 году. Сын героя-разведчика Валерий Николаевич Федоров давно уже не бывал на могиле отца. Когда-то на нее часто кто-то возлагал цветы. Есть ли они там сегодня? Неизвестно.

От холодных ветров вянут не только цветы, но и души людей.

Глава 3. Созвездие Героев

12 января 1945 года ударная группировка 1-го Украинского фронта, а через два дня и войска 1-го Белорусского фронта при активном содействии на флангах 2-го Белорусского и 4-го Украинского фронтов начали Висло-Одерскую операцию. В первые же сутки была прорвана главная оборона противника на висленском рубеже. Введя в прорыв подвижные танковые и механизированные части, войска Конева и Жукова быстро захватили в тылу противника приготовленные для обороны позиции и сорвали попытки немцев закрепиться на них.

15 января был взят Кельце, 16 января — Радом, 17 января была освобождена Варшава, 19 января советские войска изгнали немцев из Лодзи и Кракова.

Войска быстро продвигались к границам Германии, но тяжелые бои все еще продолжались на территории Польши. Погода была плохой. Низкая облачность и временами налетавшие порыва ветра то со снегом, то с дождем не позволили разведотделам штабов наступавших фронтов своевременно перебросить с помощью самолетов в тыл противника дополнительные разведывательные группы. Эти группы должны были бы решать новые задачи, которые возникали в ходе развития наступления. В связи с этим разведывательные группы, которые уже действовали в тылу противника, были переориентированы на решение новых задач в условиях быстро изменявшейся обстановки.

В глубине обороны противника на участке наступления войск 1-го Украинского фронта активно действовала разведывательная группа «Тарас», которой руководил лейтенант Ф. В. Воробьев. Группа действовала в районе Банска-Бистрица и привлекла к сотрудничеству против немцев начальника жандармерии района подполковника И. Шидара, командира полка чеха подполковника Голания и майора полиции А. Дамбала. Эти источники своевременно передавали разведчикам важные сведения о состоянии войск противника, их перебросках и местах сосредоточения резервов.

Разведывательная группа «Тадеуш», созданная разведывательным отделом 1-го Белорусского фронта, смогла завербовать дежурного по железнодорожному узлу Томашув. Благодаря этому все немецкие переброски войск и боевой техники через Томашув находились под контролем советской военной разведки.

Активно действовали в тылу противника разведгруппа «Дора» в районе Плоцк-Кутно, «Горский» — в районе Познани, «Бернард» — в районе Быдгоша, «Нулевой» — в районе севернее Познани, «Горный» — в районе Иновроцлова. Разведотдел штаба 1-го Белорусского фронта получал сведения от 11 разведывательных групп.

Главные усилия разведчиков штаба 1-го Украинского фронта были сосредоточены в Силезском промышленном районе и ближайшем оперативном тылу противника, где были основные оперативные силы немцев на этом участке советско-германского фронта. Сведения о противнике активно добывали разведывательные группы «Голос» — в Кракове, «Симонов» — в районе Кельце, «Надежный» — в районе Щецина, «Факел» — в районе Моравска-Остравы и другие.

Созданная в период подготовки Висло-Одерской операции агентурная сеть хотя и не полностью соответствовала требованиям командующих фронтами Г. К. Жукова и И. С. Конева, но все же в значительной степени держала под своим контролем переброску войск противника из центральных районов Германии и с других фронтов. Все основные железные и шоссейные дороги и транспортные узлы до рубежа Грацдзенц — Бромберг — Познань— Бреслау (Вроцлав) находились под неослабным контролем разведывательных групп. Благодаря этому разведчики 1-го Белорусского фронта своевременно выявили переброску войск 25-й танковой дивизии, 39-й охранной дивизии, 4-го танкового корпуса СС. Было установлено сосредоточение оперативных резервов противника в районе Томашува, вскрыто расположение аэродромной сети, складов боеприпасов и продовольствия. Этими же силами разведки были вскрыты оборонительные рубежи в оперативной глубине противника.

Успешно действовали и разведчики 1-го Украинского фронта, которыми командовал генерал-майор Ленчик. Им были вскрыты районы расположения штабов немецкой группы армий «А» в Кракове, 17-й армии в Охоциме, 4-й танковой армии в Загнаньске, а также штабы 24, 42, 48 и 56-го армейских корпусов, 16-й, 17 и 20-й дивизий, разведаны оборонительные рубежи в Ченстоховском, Кельце-Бреславском и Краковском направлениях.

Активно проводили спецоперации в тылу противника разведывательно-диверсионные группы 1-го Украинского фронта. Силами этих групп было совершено более 100 диверсий, пущено под откос 20 воинских эшелонов противника, взорвано 9 мостов, уничтожено 150 легковых и грузовых автомобилей.

Разведчики-диверсанты 1-го Белорусского фронта тоже активно действовали в тылу противника. Они взрывали мосты, наносили удары по немецким штабам, нарушали линии связи, взрывали склады, нападали на мелкие группы противника, уничтожая его солдат и офицеров.

Агентурная разведка первая добыла сведения о том, что противник начал переброску своих войск в Померанию через Данциг. Разведчики регулярно передавали сведения о переброске войск и боевой техники по железным и шоссейным дорогам из Данцига до Хойнице и из Штеттина на Восточный фронт. Эти данные подтвердили авиационная и радиотехническая разведка. Благодаря усилиям разведчиков своевременно было установлено, что немецкое командование наращивает для контрудара на правом крыле фронта группу армий «Висла».

В ходе Висло-Одерской операции самоотверженно сражались и войсковые разведчики, которые добывали сведения о силах противника непосредственно за линией фронта и в ближайшей глубине немецкой обороны. Выполняя задания командования, многие разведчики погибли в неравных схватках с противником за линией фронта. 21 января 1945 года в ночном бою за город Крайцбург погиб военный разведчик Николай Иванович Ригачин. Он в числе первых бойцов 287-го гвардейского стрелкового полка 95-й стрелковой дивизии 5-й гвардейской армии 1-го Украинского фронта ворвался в город Крайцбург. Николай захватил в плен трех немцев и доставил их в штаб полка. Участвуя в уличных боях, разведчик смог уничтожить еще более десятка солдат противника, но и сам был ранен.

Бой за город был трудным. Фашисты оборонялись остервенело. Они уже сражались не в Подмосковье и не в Белоруссии, а на территории Польши, близкой к Германии. Зверь, которого загоняли в его же собственную берлогу, был опасен, потому что понимал — наступает конец его самоуправству и приближается суровое возмездие.

В бою за одну из площадей Крайцбурга немцы открыли яростный огонь по наступавшим советским солдатам. Батальон, в составе которого действовал рядовой Николай Ригачин, вынужден был приостановить продвижение. На их пути стоял разрушенный дом, из полуподвала которого сверкали вспышки — немцы обстреливали улицу из пулемета.

Разведчик Николай Ригачин обратился к командиру батальона. Он предложил подобраться поближе к огневой точке и уничтожить его гранатой. Это был единственный выход. Решение рядового Ригачина было правильным, но опасным.

Комбат одобрил решение разведчика. Маскируясь за кирпичными обломками разрушенных домов, Ригачин пополз по площади к подвалу, из вентиляционной трубы которого строчил немецкий пулемет.

Николай подполз к самой амбразуре. Вынул гранату, но метнуть ее вовнутрь подвала не мог — амбразура была узка, и попасть в нее даже с десяти метров было невозможно.

Тогда Ригачин вскочил на ноги и крикнул:

— Гвардейцы, вперед!

Противоборство разведчика с вражеским пулеметчиком, сидевшим за толстыми стенами подвала, продолжалось секунды. Ригачин бросился на амбразуру вражеской огневой точки и своим телом закрыл ее.

Сопротивление противника удалось сломать. Вскоре город Крайцбург был освобожден от немецких войск. До окончания войны оставалось три месяца…

10 апреля 1945 года военному разведчику рядовому Николаю Ивановичу Ригачину было посмертно присвоено звание Героя Советского Союза.

Город Крайцбург, освобожденный советскими войсками, после окончания войны был передан Польше и стал называться Ключборг. Николай Ригачин похоронен на братском кладбище в Ключборге. Номер его могилы — 107.

Когда Николай Ригачин совершил свой подвиг, ему было только 25 лет — вся жизнь была еще впереди! Родился отважный разведчик 19 мая 1919 года в деревне Задняя Медвежегорского района Карелии в семье крестьянина. Получил начальное образование. Поскольку он был старшим среди своих братьев и сестер, ему, после смерти матери, в раннем возрасте пришлось начинать зарабатывать на жизнь. В 1938 году Николай был призван на службу в Красную армию. Служить довелось в пограничных войсках. Потом началась война. В одном из боев красноармеец Ригачин попал в плен. Из плена бежал и опять стал с оружием в руках бороться против захватчиков. Он воевал до 21 января, когда погиб, помогая своим товарищам освобождать город Крайцбург.

Мог ли Николай Ригачин поступить иначе? Вероятно, мог. Но он принял решение, которое спасло жизнь многим его товарищам, сражавшимся на польской земле.

О чем думал Николай Ригачин, закрывая своим телом амбразуру вражеской огневой точки? Этого мы никогда не узнаем. Несомненно одно — он любил свое Заонежье, где родился и вырос, свою страну и хотел, чтобы как можно быстрее было покончено с фашизмом в Германии, которая в июне 1941 года вероломно напала на Советский Союз.

Подвиг военного разведчика Николая Ригачина — свидетельство силы духа этого русского человека.

Земляки Николая Ригачина берегут память о своем герое. Его именем названа одна из улиц в городе Петрозаводске, столице Карелии. В 1960 году его имя было присвоено рыболовецкому траулеру, построенному на Клайпедском судостроительном заводе. Министерство связи СССР выпустило почтовый конверт, посвященный Герою Советского Союза Н. И. Ригачину, Один из его внуков, проживающий в Карелии, назван в честь героя Николаем.

В боях против немецких оккупантов на территории Польши отличился и военный разведчик капитан Анатолий Иванович Хохлов, офицер разведки 498-го стрелкового полка 132-й стрелковой дивизии 47-й армии. 15 января 1945 года он один из первых в полку переправился на правый берег Вислы в районе города Яблона-Легионово и тщательно разведал оборону противника. Это дало возможность подавить немецкие огневые точки, что позволило полку быстро и без потерь переправиться через Вислу. В марте 1945 года капитану Анатолию Хохлову было присвоено звание Героя Советского Союза.

22 января 1945 года отличился и военный разведчик гвардии старший лейтенант Георгий Аркадьевич Арустамов, офицер разведки 26-го гвардейского кавалерийского полка 7-й гвардейской кавдивизии I-го гвардейского кавалерийского корпуса. Возглавляемый им отряд уничтожил и взял в плен около 200 солдат и офицеров противника, подавил артиллерийские батареи, подбил два немецких танка и две бронемашины. Получив ранение, разведчик продолжал командовать своим отрядом. Георгий Арустамов погиб в том же бою. Звание Героя Советского Союза Г. А. Арустамову было присвоено 27 июня 1945 года посмертно.

Гвардии лейтенант Василий Иванович Новиков, уроженец деревни Лепешки Пушкинского района Московской области, в 1945 году был командиром взвода разведки 53-й гвардейской танковой бригады 6-го гвардейского танкового корпуса 3-й гвардейской армии. 16 января 1945 года его взвод в числе первых ворвался в польский город Радомско. За неделю боев экипаж лейтенанта Василия Новикова уничтожил четыре танка противника, большое количество гитлеровцев и первым вышел на государственную границу Польши с Германией. В одном из боев лейтенант Василий Новиков был тяжело ранен и умер в госпитале. 10 апреля отважному разведчику гвардии лейтенанту Василию Ивановичу Новикову было присвоено звание Героя Советского Союза.

Уроженец деревни Пласток Любанского района Минской области гвардии старшина Захар Григорьевич Лыщеня был командиром отделения разведки 43-го артиллерийского полка 15-й гвардейской строительной дивизии 5-й гвардейской армии, 8 февраля 1945 года в районе польского поселка Цоттвитц вместе с другим разведчиком проник в тыл вражеской обороны, захватил в плен двух немецких офицеров с ценными штабными документами. На обратном пути разведчики были обнаружены противником. Захар Лыщеня приказал второму разведчику доставить документы и пленных офицеров в штаб полка, а сам стал прикрывать отход товарища. Бой был неравным. Захар Григорьевич был тяжело ранен и попал в плен. На допросах не выдал фашистам сведений о действиях полка и был замучен.

27 июня 1945 года отважному белорусу гвардии старшине Захару Григорьевичу Лыщене, который был похоронен на кладбище в польском селе Собоциско, было присвоено звание Героя Советского Союза (посмертно).

Умелые действия военных разведчиков генерал-майора Н. М. Молоткова, который находился в Польше при командовании I-й армии Войска польского, старшины А. К. Харченко, рядового М. И. Еремина и других военных разведчиков сокращали количество безвозвратных потерь. И тем не менее в кровопролитных боях на древней Польской земле против фашистских оккупантов погибло около 600 тысяч советских солдат и офицеров. В Польше в 1944 году погибли и несколько войсковых разведчиков.

Большинство офицеров и рядовых бойцов войсковой разведки, сражавшихся в Польше, в Чехословакии, в Венгрии и на территориях других восточноевропейских стран, не имели оперативных псевдонимов. Указы об их подвигах в 1945 году были опубликованы в открытой печати. Имена их знали и в городах, где они родились и выросли, и в тех местах, где они погибли. Имена их не забыты и сегодня. Летом 2007 года группа офицеров Российской армии побывала в Чехии, в тех местах, где погиб майор Александр Фомин, руководитель партизанского отряда имени Яна Гуса. Чехи, принимавшие российских офицеров, рассказали о том, что подвиг советского разведчика майора Фомина не забыт, памятный обелиск, воздвигнутый в честь советских и чешских офицеров, входивших в состав штаба отряда Фомина и погибших вместе с ним в неравном бою с фашистами, содержится в идеальном порядке…

Созвездие Героев согревает своим светом наши сердца.

Глава 4. Вернер Бенеке и другие

Крупные войны минувших веков всегда завершались захватом войсками агрессора столицы поверженного противника. И только в войне 1812 года, когда французский император Наполеон напал на Россию и французские войска даже вошли в Москву, русские армии по руководством фельдмаршала Михаила Кутузова добились победы. В 1814 году войска антифранцузской коалиции вступили в столицу Франции. Наполеон был вынужден отречься от престола.

Великая Отечественная война должна была завершиться только падением Берлина. Это и произошло весной 1945 года. С востока к Берлину приближались войска Красной армии, с запада к германской столице катились англо-американцы. Вопрос, кто первым подойдет к Берлину и кто первым водрузит флаг Победы над Рейхстагом, имел для Сталина, Рузвельта и Черчилля принципиальное значение.

После стремительного проведения Висло-Одерской операции войска Красной армии прошли Польшу и уже в первой половине февраля 1945 года вышли к Одеру в районе Кюстрина. До Берлина оставалось чуть более 60 километров. Командующий 1-м Белорусским фронтом маршал Г. К. Жуков планировал с ходу нанести мощный удар в западном направлении и в кратчайший срок овладеть столицей Германии[273]. Однако он не сделал этого. Неожиданно Жуков изменил свой план. Что заставило его сделать это?

Этот вопрос вызывал после окончания войны острые дискуссии советских полководцев Г. К. Жукова и В. И. Чуйкова. По оценке В. И. Чуйкова, «Берлином можно было овладеть уже в феврале, а это, естественно, приблизило бы и окончание войны»[274].

В. И. Чуйков также писал: «Что касается риска, то на войне нередко приходилось идти на него. Но в данном случае риск был вполне обоснован. В Висло-Одерскую операцию наши войска прошли уже свыше 500 км, и от Одера до Берлина оставалось всего 60–80 км»[275].

У Жукова была другая точка зрения. Он утверждал: «Должен сказать, что в наступательной операции на Берлин не все обстояло просто, как это кажется В.И. Чуйкову»[276]. Далее в своих «Воспоминаниях и размышлениях» маршал Жуков подробно разобрал причины, которые стали препятствием на пути продвижения войск 1 — го Белорусского фронта к Берлину и помешали в феврале 1945 года захватить германскую столицу. Причины достаточно убедительные. Никто, кроме Г. К. Жукова, не мог бы более точно оценить обстановку, которая сложилась в конце января — первой половине февраля 1945 года на Берлинском направлении.

Одна из причин — отвлечение части сил 1-го Белорусского фронта для ликвидации группировки немцев в Восточной Померании, которая, как считали в Ставке, получила в это время значительное усиление. Вот что по этому вопросу писал Жуков: «Оценивая сложившееся положение, Ставка Верховного Главнокомандования решила в целях ликвидации гитлеровцев в Восточной Померании, силы которых к этому времени возросли до сорока дивизий, привлечь четыре общевойсковые и две танковые армии 1-го Белорусского фронта».

Историк М. Ю. Мягков, оценивая эту ситуацию в 2004 году, писал: «Советскому командованию поступила информация, что противник сосредотачивает мощные группировки войск в Восточной Померании и Верхней Силезии на флангах соединений 1-го Белорусского фронта… На решение о приостановке наступления на Берлин в феврале 1945 года большое влияние оказали данные не только собственной (советской) разведки, но и информация, полученная от западных союзников, и в первую очередь от британского Генерального штаба»[277].

Сведения об увеличении сил немцев в Восточной Померании Ставка ВГК получала от руководителей британской и американской военных миссий. Напомним, что 12 февраля начальник армейской секции английской военной миссии в Москве полковник Бринкман передал в советский Генштаб данные о переброске 6-й танковой армии СС на советско-германский фронт. Текст сообщения британского полковника был телеграфирован в штаб маршала Жукова[278].

20 февраля руководитель американской военной миссии в Москве бригадный генерал Дж. Дин также передал начальнику советского Генерального штаба сообщение о том, что немцы создают две группировки для контрнаступления: одну в Померании для удара на Торн, вторую в районе Вена — Моравска-Острава для наступления на Лодзь. В сообщении американского генерала также указывалось о переброске в эти районы 6-й танковой армии СС. Эти сведения были сообщены Жукову.

21 февраля 1945 года начальник советской военной разведки генерал-лейтенант И. Ильичев опроверг утверждения Бринкмана и Дина о переброске германским командованием 6-й танковой армии СС. По данным, добытым разведчиками ГРУ, указанная армия направлялась в Венгрию, в район озера Балатон.

Данные Бринкмана и Дина поступили в советский Генштаб раньше и были учтены Жуковым при оценке обстановки в период подготовки операции по взятию Берлина. Учитывая значительное усиление войск противника на Берлинском направлении и нарастание угрозы на флангах, Жуков замедлил темпы наступления на Берлин.

Сведения, поступившие от Бринкмана и Дина, оказались дезинформацией. Достоверно известно, что и британская, и американская разведки располагали сведениями о том, куда точно направлялась немецкая 6-я танковая армия СС, которой командовал генерал Зепп Дитрих. И эти достоверные сведения были получены советской разведкой от надежного источника, который был сотрудником британского военного ведомства. В исключительно ответственный и, можно сказать, решающий момент завершения войны против фашистской Германии советская военная разведка смогла добыть исключительно ценные сведения и тем самым опровергла дезинформацию, переданную в советский Генеральный штаб представителями союзников, и, более того, спасла от разгрома 3-й Украинский фронт под командованием маршала Толбухина.

1 апреля 1945 года У. Черчилль писал Ф. Рузвельту: «Русские армии, несомненно, захватят всю Австрию и войдут в Вену. Если они захватят также Берлин, то не создастся ли у них слишком преувеличенное представление о том, что будто они внесли подавляющий вклад в нашу общую победу, и не может ли это привести к такому умонастроению, которое вызовет серьезные и весьма значительные трудности в будущем? Поэтому я считаю, что с политической точки зрения нам следует продвигаться в Германии как можно дальше на восток, и в том случае, если Берлин окажется в пределах нашей досягаемости, мы, несомненно, должны его взять»[279].

Весной 1945 года вопрос о взятии Берлина превратился в важную политическую проблему. Поэтому взятие Берлина было пешем тайного соперничества не только между политическими лидерами СССР, США и Англии, но сферой бескомпромиссной борьбы между разведками этих государств. Судя по результатам этого соперничества, в целом советская военная разведка оказалась сильнее.

Кто же приказал американскому генералу Дину и британскому полковнику Бринкману передать в советский Генеральный штаб дезинформацию? Видимо, этот вопрос останется без ответа. Впрочем, это и не имеет особого значения. Важно то, что весной 1945 года еще до окончания Второй мировой войны в отношениях между СССР с одной стороны и США и Великобританией с другой наступил новый период. Доверительность и взаимодействие уступали место соперничеству.

…20 апреля 1945 года в Берлине был прекрасный солнечный день. Однако, несмотря на хорошую весеннюю погоду, в Берлине день рождения Гитлера не отмечался. Возможно, этому помешал налет авиации противника. Где-то около полудня британские и американские бомбардировщики обрушили массированный удар на центр германской столицы, где находился правительственный квартал. Взрывы авиабомб заглушили бы традиционный звон бокалов с шампанским. Поэтому последний свой день рождения Гитлер отмечал тихо, в подземном бункере[280].

Налет продолжался почти два часа, бомбардировщики проходили на большой высоте, в тесном строе и сбрасывали бомбы строго одновременно. Немецкие зенитные установки были бессильны что-либо сделать. Они были не в состоянии поразить цели на такой высоте.

Военное совещание в тот день Гитлер назначил на четыре часа. Оно проходило в бункере фюрера под зданием рейхсканцелярии. Когда Гитлер оказался в бункере, в его маленькую комнату для совещаний по отдельности были приглашены Геринг, Дёниц, Кейтель и Йодль. Они поздравили фюрера с днем рождения.

Кейтель, поздравляя Гитлера, сказал, что самообладание Гитлера внушает ему уверенность, что он примет необходимые меры и спасет Германию.

Кейтель хотел и дальше продолжать в том же духе, но Гитлер остановил его и сказал:

— Кейтель, я знаю, что я хочу; я собираюсь сражаться и дальше, как в самом Берлине, так и вне его…

Эти слова прозвучали для фельдмаршала привычно. Гитлер, не дожидаясь ответа фельдмаршала, протянул ему руку и сказал:

— Спасибо вам, позовите, пожалуйста, Йодля. Мы еще поговорим об этом позже.

Кейтель пригласил к Гитлеру Йодля.

Совещание в бункере, расположенном глубоко под землей, прошло в целом спокойно. По крайней мере, в совещательной комнате не были слышны залпы советских артиллерийских орудий. Но присутствовавшие на совещании немецкие фельдмаршалы уже знали, что на окраинах Берлина завязывались уличные бои…

На Восточном фронте в направлении на Берлин действовали три советских фронта: 1-й Белорусский, 2-й Белорусский и 1-й Украинский. Разведывательными отделами штабов этих фронтов командовали генерал-майоры Н. М. Трусов, И. В. Виноградов и И. Г. Ленчик, опытные разведчики, которые руководили операциями военной разведки от Москвы и до Берлина.

Начиная с 1 апреля 1945 года штабы этих трех ударных фронтов активно включились в разработку конкретных мероприятий в интересах проведения последней операции Великой Отечественной войны — операции по окружению и захвату Берлина.

Исходя из конкретных задач каждого фронта, разведывательные отделы штабов тоже получили вполне определенные задачи.

Разведка 1-го Белорусского фронта, которым командовал маршал Г. К. Жуков, должна была вскрыть систему обороны германской столицы.

Разведчикам генерал-майора Трусова было приказано вскрыть оперативные резервы противника севернее, западнее и южнее Берлина, установить состав Берлинского гарнизона и мероприятия немецкого командования по обороне германской столицы, а также следить за переброской войск противника на Берлинское направление с запада, из районов Курляндии и Восточной Пруссии.

Важное значение придавалось сбору сведений о моральном состоянии и боеспособности формирований фолькcштурма, принимавшего участие в обороне Берлина, выявлению мест дислокации этих подразделений и участков обороны, которые занимали курсанты военных училищ — последний оплот и последняя надежда Гитлера.

Подобные задачи получили и разведывательные отделы 1-го Украинского и 2-го Белорусского фронтов. Они были конкретизированы с учетом особенностей немецкой обороны и возможностей переброски гитлеровским командованием резервов и подкреплений с других направлений.

В целом силы разведывательных отделов фронтов в начале апреля взяли под постоянный контроль все, что имелось у немецкого командования в районе Берлина и в столице Германии. Разведчики действовали в сложной обстановке и в условиях ограниченного времени. Более того, силы разведотделов фронтов тоже были небезграничны. Так, например, в разведотделе 1-го Белорусского фронта к началу Берлинской операции остались всего две действовавшие в тылу противника группы. Они находились в основном на правом фланге фронта. Источников разведывательных сведений в глубине обороны противника не было. Такое положение сложилось в связи с тем, что войска фронта прошли с боями от Вислы до Одера свыше 500 километров менее чем за три недели, что не позволяло своевременно перебрасывать разведгруппы из Польши в глубь Германии.

Кроме того, не все группы, которые успешно действовали на территории Польши, могли быть использованы для ведения разведки на территории Германии. Поэтому при подготовке к Берлинской операции генерал-майору Трусову и офицерам его отдела пришлось основательно поработать, чтобы создать на территории Германии агентурную сеть, способную добывать сведения, необходимые для командования фронта.

Обстановка в Германии весной 1945 года была предельно сложной. Из восточных районов страны на запад хлынул поток беженцев, которые заполнили практически все большие и маленькие населенные пункты. Это привело к нарушению паспортного режима, затрудняло учет населения. Интенсивные переброски войск с одного участка фронта на другой, отход на запад разбитых частей, бегство немецких солдат и офицеров, с одной стороны, усложняли учет и контроль за военнослужащими, а с другой — создавали благоприятные возможности для передвижения вместе с беженцами советских разведывательных и диверсионных групп.

Германское командование принимало дополнительные меры, ограничивающие проникновение советских разведчиков в глубину немецкой обороны. Весной 1945 года были отменены отпуска военнослужащим всех категорий. Была введена частая смена бланков пропусков и шифров на них и многое другое. Разведывательные отделы фронтов учитывали это, активно вербовали агентов из местных жителей и из числа военнопленных, обучавшихся в антифашистских школах на советской территории. Из вновь привлеченных к разведывательной работе помощников создавались группы, которые забрасывались в тыл противника. Как правило, в состав таких групп входило от двух до восьми человек. Часто в эти группы включались не только немцы, но и поляки, словаки и чехи.

В результате напряженной работы офицеры разведотдела штаба 1-го Белорусского фронта к началу Берлинской операции имели в тылу противника 29 резидентур.

Наряду с разведкой обороны противника в его оперативной глубине разведотдел генерал-майора Трусова занимался сбором сведений о системе обороны немецких дивизий и корпусов, находившихся непосредственно перед 1-м Белорусским фронтом. Эта задача тоже была выполнена. За линию фронта было выведено 20 маршрутных разведчиков, а с началом наступления на Берлин — еще 9. В их задачу входил сбор сведений о характере оборонительных сооружений, минных полях и других заграждениях.

Среди действовавших в тылу противника резидентур активно добывали разведывательные сведения группы «Вертис», «Смелый», «Легар», «Хельм» и другие.

Резидентурой «Вертис» командовал Вернер Бенке. Ему была поставлена задача по разведке Берлинского гарнизона, оборонительных сооружений в Берлине и на подступах к нему. Резидентура Бенке также должна была обеспечить поступление сведений о перебросках войск и боевой техники через берлинский железнодорожный узел.

В составе группы Бенке было всего два человека. Сам Бенке — резидент — и его радист. Оба они были жителями Берлина. Получив в разведотделе указания, они оделись в форму унтер-офицеров немецкой армии. Трусов вручил им командировочные предписания, которые обеспечивали им передвижение в окрестностях германской столицы. Эти удостоверения были умело изготовлены специалистами разведотдела штаба фронта на основе свежих трофейных документов.

После приземления за линией фронта Бенке и радист предъявили в комендатуре командировочные предписания, основанием для выдачи которых явилось телеграфное распоряжение на имя командира полка о вызове их в Берлин. Это предписание, изготовленное в разведотделе фронта, позволило Бенке и его радисту получить разрешение на въезд в блокированную германскую столицу.

Бенке устроился у родственников, которые проживали в Берлине, связался с разведотделом генерал-майора Трусова и приступил к сбору разведывательных сведений. С согласия Трусова Бенке привлек к своей работе двух помощников. С их помощью резидентура смогла добыть и направить в разведотдел фронта достоверные сведения о Берлинском гарнизоне, его оборонительных сооружениях, а также о мероприятиях по укреплению защиты города, которые проводились штабом обороны Берлина. Кроме того, эта резидентура сообщила сведения о фактах эвакуации германских государственных архивов и ряд других ценных сведений.

Резидентурой «Смелый» руководил немец Эмиль Кляйн. В состав этой резидентуры тоже входило два человека: Кляйн и его радист. Они были заброшены в район Мазов, имели документы немецких военнослужащих. Под видом командированных Кляйн и его радист совершали поездки в города Варен, Нойштрелитц, Ребель, Нёйбранденбург. Резидентура «Смелый» успешно действовала в тылу противника до окончания войны.

Умело действовали разведгруппы разведывательного отдела штаба 1-го Белорусского фронта, которые имели условные названия «Окат», «Омут», «Сизый», «Конрад» и другие. Группа «Окат», которой руководил А. А. Соловей, состояла из пяти человек. В ее составе были трое русских, немец и поляк. Группа действовала в районе города Нойштрелитц, вскрыла большое скопление войск, установила наблюдение за переброской войск и боевой техники. При выполнении задания командир группы умело использовал для сбора сведений трех осведомителей из числа советских граждан, насильно угнанных фашистами в Германию. Всего за период действий в тылу противника А. А. Соловей передал в Центр 37 радиограмм с ценными сведениями о противнике.

В период подготовки и проведения Берлинской операции активно действовала и радиоразведка трех фронтов. Радиоразведку в Берлинской операции вели: 394-й и 545-й радиодивизионы ОСНАЗ 1-го Белорусского фронта, 313-й и 541-й радиодивизионы ОСНАЗ 1-го Украинского фронта, 480-й радиодивизион ОСНАЗ 2-го Белорусского фронта и 1-я отдельная радиобригада ОСНАЗ Ставки Верховного Главнокомандования.

Радиоразведка к началу наступления сумела вскрыть систему управления групп армий «Висла» и «Центр» и входивших в ее состав полевых и танковых армий, их корпусов и дивизий. Была своевременно установлена дислокация штаба группы армий «Висла» и штабов ее 3-й танковой и 9-й полевой армий, штаба группы армий «Центр». Было также достаточно полно вскрыто базирование авиачастей 4-го и 6-го немецких воздушных флотов. Радиоразведка во взаимодействии с другими видами военной разведки установила, что наиболее мощная группировка немецко-фашистских войск была создана непосредственно на Берлинском направлении, где оборону занимали 9-я полевая и 4-я танковая армии.

В ходе наступления советских войск фронтовые радиодивизионы ОСНАЗ обеспечили регулярное наблюдение за основными радиосетями противника и получали необходимые командованию разведывательные данные о дислокации и перемещении штабов соединений противника и пунктов их управления.

Деятельность радиоразведки в Берлинской операции была высоко оценена Ставкой ВГК. 394-й и 545-й радиодивизион ОСНАЗ 1-го Белорусского фронта были награждены орденами Александра Невского. 541-й радиодивизион 1-го Украинского фронта был награжден орденом Богдана Хмельницкого. В приказе Верховного главнокомандующего от 3 мая 1945 года в числе войск 2-го Белорусского фронта, отличившихся в ходе Берлинской операции, был отмечен и 92-й радиодивизион ОСНАЗ 1-й отдельной радиобригады особого назначения Ставки ВГК. Общее руководство радиоразведкой в Берлинской операции осуществлял отдел радиоразведки ГРУ, которым командовал А. А. Тюменев.

В ходе выполнения заданий командования в тылу противника в 1943 году погибло 21 138 военных разведчиков. В 1944 году в ходе боевых действий погибли 24 915 военных разведчиков. Общие потери советской военной разведки в боевых операциях 1945 года до сих пор не определены. Хорошо известно другое — в период подготовки и проведения Берлинской операции военные разведчики своевременно добывали ценные сведения о противнике. Данные, добытые военной разведкой, позволили командующим фронтами маршалам Г. К. Жукову, И. С. Коневу и К. К. Рокоссовскому успешно завершить операцию по окружению и уничтожению сил противника, упорно оборонявших германскую столицу.

Вспоминая трудные, тревожные и радостные последние дни Великой Отечественной войны, Маршал Советского Союза Г. К. Жуков писал: «Во время высадки и наступления союзных войск во Франции между Генеральным штабом Красной армии и военными миссиями США и Англии существовала тесная связь, и мы часто обменивались сведениями о дислокации войск противника. Но по мере приближения конца войны мы стали получать сведения от своих союзников, весьма далекие от действительного положения дел…»[281]

Донесения советской военной разведки, поступавшие из Лондона и Вашингтона в начале 1945 года и рассекреченные через шестьдесят лет, впервые конкретизировали слова Г. К. Жукова о том, что союзники передавали в советский Генштаб сведения о противнике «весьма далекие от действительного положения дел». События, развернувшиеся весной 1945 года в районе озера Балатон и у ворот Берлина, были звеньями одной цепи.

2 мая 1945 года в 15 часов Берлин пал. Над поверженным Рейхстагом взвилось Красное Знамя Победы. Водрузили его советские военные разведчики сержант Михаил Егоров и старший сержант Мелитон Кантария. В 1946 году им были присвоены звания Героев Советского Союза.

Глава 5. Иван Суслопаров

Война в Европе близилась к завершению. Зловещая машина Третьего рейха с грохотом катилась в пропасть. Гитлер и его соратники лихорадочно искали пути предотвращения катастрофы. Однако день возмездия неумолимо приближался.

Гитлер, пытаясь поднять дух своих генералов, обещал предоставить им «чудо-оружие», которое, как он убежденно говорил, спасет Третий рейх. Фюрер призывал на помощь астрологов, надеялся на все, что могло бы изменить обстановку на фронтах и позволить Германии вновь овладеть стратегической инициативой. Возможно, в те дни Гитлер не раз вспоминал пророческое завещание первого немецкого канцлера Отто Бисмарка немецкому народу: никогда не воевать с Россией[282]. В 1941 году Гитлер пренебрег советом Бисмарка и вероломно напал на Россию, пытаясь сломать ход истории и переписать некоторые ее страницы, как уже неоднократно в прошлом делали великие диктаторы, основатели давно развалившихся и исчезнувших империй.

Некоторые высокопоставленные помощники Гитлера потеряли веру в его фанатические идеи, загипнотизировавшие их в 1933 году, и, стремясь избежать неминуемого наказания, начали осторожно искать пути спасения на западе. Они понимали, что их вина перед народами США и Англии была неизмеримо меньше, чем перед народами Советского Союза. Это могло дать им шанс на спасение. Одним из таких эмиссаров был генерал СС Карл Вольф. Ему удалось установить контакты с американцами с целью проведения сепаратных переговоров и поиска приемлемых условий капитуляции. Контакты с американцами или англичанами искали и представители других германских политических и военных кругов. Они хотели избежать полной и безоговорочной капитуляции, уйти от международного суда, стремились сохранить Германское государство и армию.

Эти эмиссары пытались устанавливать контакты с представителями США или Англии в Швеции, в Ирландии и в Португалии. Их тайные попытки были вскрыты советскими военными разведчиками. Сведения об этих контактах были доложены Верховному главнокомандующему. Предвидя такие попытки немцев, Сталин во время встречи с Рузвельтом и Черчиллем в Крыму в феврале 1945 года добился от руководителей США и Англии твердого обязательства проводить согласованную политику по отношению к фашистской Германии на завершающем этапе войны. Советский Союз принял на себя такие же обязательства.

Несмотря на договоренности, достигнутые в Крыму, официальные представители США и Англии вступили в сепаратные переговоры немцами о капитуляции, условия которой предложили эмиссары Третьего рейха. Весной 1945 года руководитель разведывательной службы США в Европе А. Даллес проводил переговоры с главным уполномоченным СС при группе армий «Ц» генералом СС К. Вольфом. После решительных протестов Сталина тайные американо-германские контакты были временно прекращены.

Немцы тем не менее до самого окончания войны не прекращали своих попыток поиска контактов с представителями США и Англии. Для Германии капитуляция на Западном фронте и капитуляция на Восточном фронте было не одно и то же.

Когда все попытки провести сепаратные переговоры о капитуляции потерпели поражение, командующие германскими войсками на своих участках Западного фронта стали искать возможности подписания соглашений о прекращении боевых действий и передачи своих армий под контроль союзников. Эти акции носили местный характер.

Первая местная капитуляция произошла в Италии. На церемонии подписания этого акта о капитуляции по поручению Сталина присутствовал военный разведчик генерал-майор Алексей Кисленко. Он был представителем советского правительства в Союзном консультативном совете по делам Италии.

Представителем СССР в Контрольной комиссии по делам Италии и Франции был генерал-майор артиллерии Иван Алексеевич Суслопаров[283]. В 1939–1941 годах он был советским военным атташе при полпредстве СССР во Франции, резидентом военной разведки, направлял в Центр сообщения о подготовке нападения фашистской Германии на Советский Союз.

Когда началась война, Суслопаров был отозван в Москву. В июле 1941 года он был назначен на должность начальника штаба командующего артиллерией Красной армии. С января 1943 года генерал-майор Суслопаров — заместитель командующего, через три месяца — командующий артиллерией 10-й армии.

В июне 1944 года в службе генерал-майора Суслопарова произошли серьезные изменения. После изгнания фашистских войск с территории Франции Ставка Верховного Главнокомандования поручила начальнику ГРУ подобрать специалиста на должность советского представителя при штабах союзников во Франции. Оценивая возможные кандидатуры на эту ответственную должность, начальник военной разведки генерал-лейтенант И. И. Ильичев вспомнил о Суслопарове, который работал в Париже накануне войны.

Предлагая назначить генерал-майора И. А. Суслопарова на военно-дипломатическую работу во Францию, начальник ГРУ Ильичев докладывал И. В. Сталину: «Суслопаров по зарубежной работе в 1939–1941 годах характеризовался положительно. Специальную работу освоил. Францию, ее вооруженные силы и французский язык усвоил удовлетворительно. Морально устойчив. Политически подготовлен хорошо».

Участие в боевых действиях генерала Суслопарова тоже было оценено положительно. В той же справке для Сталина указывалось: «Артиллерия армии под командованием генерал-майора И. А. Суслопарова успешно справлялась с задачами обороны на широком фронте. В период наступательных действий Красной армии генерал-майор Суслопаров хорошо спланировал и затем успешно осуществил артиллерийское наступление, проявив при этом полное понимание задач армии, знание дела и умение в использовании артиллерийских средств усиления. Сам дисциплинирован и требователен к подчиненным. В бою решителен и смел. Решения принимает быстро и умело, инициативой обладает. Физически здоров. Должности командующего артиллерией вполне соответствует».

В ноябре 1944 года генерал-майор Суслопаров был назначен главой советской военной миссии во Франции при штабах союзных войск. В мае 1945 года он принял участие в переговорах генерала Д. Эйзенхауэра с представителями германского командования.

События, завершавшие войну в Европе, развивались стремительно на всех фронтах. Помимо упорных сражений на Восточном фронте происходили секретные дипломатические переговоры в столицах ряда европейских государств, разведки проводили свои тайные операции, создавая базы для работы в мирных условиях. Все эти и многие другие события, внешне не связанные друг с другом, происходили одновременно. Понять их логику, взаимосвязь и цели могли далеко не все командующие фронтами, политики и дипломаты. И только разведчики, посвященные в эти события, видели в них скрытый смысл, который имел огромное значение не только для последнего этапа войны, но и для будущего Европы.

30 апреля 1945 года один из германских эмиссаров появился в Стокгольме. Он прибыл в шведскую столицу, чтобы сообщить представителям США или Англии о том, что фельдмаршал Буш, командующий немецкими войсками на севере, и генерал Линдеман, командующий германскими войсками в Дании, готовы сдаться, как только англо-американские войска выйдут на побережье Балтики[284].

Некоторые данные о сути переговоров немецкого эмиссара в Стокгольме стали известны резиденту советской военной разведки в Швеции полковнику Николаю Никитушеву. Суть переговоров состояла в том, что немцы, особенно части СС, не намерены сдаваться русским, но могут сложить оружие при встрече с американцами.

На Восточном фронте обстановка в апреле 1945 года продолжала оставаться напряженной. Гитлеровцы сражались отчаянно, предпринимали попытки приостановить наступление 1-го и 2-го Белорусских и 1-го Украинского фронтов. Войска 1-го Белорусского фронта, которым командовал маршал Г. К. Жуков, медленно приближались к Берлину. 21 апреля они перерезали окружную автостраду и начали бои за пригороды германской столицы.

На подступах к Берлину гитлеровцы оказывали сильное сопротивление и войскам 1-го Украинского фронта, но их упорство было сломлено. К исходу 21 апреля завязались бои на южном участке внешнего оборонительного обвода.

2-й Белорусский фронт также вел упорные бои, в результате которых 20 апреля главные силы фронта форсировали полноводную реку Вест-Одер, взломали оборону на левом берегу реки и, преодолевая ожесточенное сопротивление противника, стали продвигаться на запад.

Постепенно складывались условия для полного окружения всех сил немецко-фашистских армий, оборонявшихся в районе Берлина. Ничто уже не могло спасти гитлеровцев от неминуемого разгрома. Положение Берлинского гарнизона становилось катастрофическим.

В этот день войска маршала Жукова, преодолевая неослабевающее сопротивление противника, особенно батальонов СС, штурмовали правительственные кварталы Берлина.

30 апреля Гитлер покончил жизнь самоубийством. Остатки рухнувшего рейха достались адмиралу Дёницу.

Дёниц дал указание, чтобы все армии сдавались только англо-американцам.

На рассвете 30 апреля в штаб 102-го гвардейского стрелкового полка 35-й гвардейской дивизии 8-й гвардейской армии, которой командовал генерал В. И. Чуйков, прибыл парламентер — подполковник германской армии. Он сообщил, что представитель Верховного командования Германии просит указать место для перехода линии фронта для прибытия в советский штаб с целью ведения переговоров.

Переговоры с парламентером провел сам В. И. Чуйков. Он дал указание разведчикам армии обеспечить немецким парламентерам безопасное пересечение линии фронта.

Ожидая представителя Верховного командования Германии, командарм сообщил о предстоящих переговорах командующему 1-м Белорусским фронтом маршалу Жукову. Маршал приказал поддерживать с ним постоянную связь и немедленно сообщать о ходе переговоров.

Чуйков пригласил на свой командный пункт советских писателей Всеволода Вишневского и Евгения Долматовского, которые находились в войсках его армии. С ними явился и композитор Матвей Блантер.

В 3 часа 35 минут прибыли парламентарии. Главным был начальник Генерального штаба сухопутных войск Германии генерал Кребс. Его сопровождал начальник штаба 56-го танкового корпуса полковник Генерального штаба фон Дуфинг и переводчик.

Кребс сообщил Чуйкову о том, что Гитлер мертв.

Чуйков, сдерживая волнение, спокойно ответил:

— Мы это знаем…

— Это произошло в пятнадцать часов, сегодня, — сказал Кребс.

Видя, что Чуйков посмотрел на часы, немец уточнил:

— Вчера, 30 апреля, около пятнадцати часов…

Затем Кребс зачитал обращение Геббельса «К советскому Верховному командованию». В обращении говорилось:

«Согласно завещанию ушедшего от нас фюрера, мы уполномочиваем генерала Кребса в следующем:

Мы сообщаем вождю советского народа, что сегодня в 15 часов 50 минут ушел из жизни фюрер. На основании его законного права фюрер всю власть в оставленном им завещании передал Дёницу, мне и Борману. Я уполномочен Борманом установить связь с вождем советского народа. Эта связь необходима для мирных переговоров между державами, у которых наибольшие потери. Геббельс».

Кребс вручил Чуйкову еще два документа: о его полномочии на ведение переговоров с русскими и завещание Гитлера со списком нового имперского правительства и Верховного командования вооруженных сил Германии.

Для всех присутствовавших на командном пункте офицеров, для командарма Чуйкова и советских писателей известие о самоубийстве Гитлера было сообщением первостепенной важности. Чуйков был хорошим дипломатом. Военно дипломатическую школу он прошел, будучи советником в Китае.

Командарм не знал о смерти Гитлера, подал утвердительный ответ умышленно.

Кребс, сообщая о смерти Гитлера, рассчитывал увести переговоры в сторону от главной проблемы, ради которой он и прибыл в штаб Чуйкова. Он должен был вести предварительные переговоры о капитуляции. Какой? Капитуляции Берлина? Капитуляции германской армии? Или капитуляции всей Германии? Кребс думал, что, уведомив Чуйкова о смерти Гитлера, он сможет добиться решения своей задачи — выиграть время до начала переговоров, добиться, чтобы в этих переговорах приняли участие представители нового правительства Германии. Это могло открыть перспективы к подключению к переговорам представителей США и Великобритании, их затяжке и помогло бы избежать безоговорочной капитуляции.

Чуйков предугадал замысел Кребса и задал ему прямой вопрос:

— В ваших документах идет речь о Берлине или всей Германии?

Кребс ответил:

— Я уполномочен Геббельсом говорить от имени всей германской армии…

Чуйков связался по телефону с Жуковым и доложил ему, что Кребс уполномочен временно прекратить военные действия. Жуков спросил: идет ли речь о капитуляции?

Кребс уклончиво ответил:

— Есть и другие возможности прекратить войну. Для этого необходимо дать возможность собраться новому правительству во главе с Дёницем, которое и решит вопрос прекращения войны с советским правительством.

…Пока Чуйков по телефону докладывал Жукову о предложениях Кребса, писатели Вишневский и Долматовский старательно записывали в блокноты свои впечатления о том, что увидели и услышали.

Жуков немедленно доложил о визите Кребса и его предложениях Верховному главнокомандующему.

Из Москвы последовали дополнительные вопросы о причинах и обстоятельствах смерти Гитлера, о цели визита Кребса и о том, намерены ли немцы капитулировать.

Жуков спросил Чуйкова о том, что еще может добавить Кребс. Командарм передал вопросы Жукова Кребсу. Тот пожал плечами. Чуйков пояснил ему, что советская сторона может вести переговоры только о полной капитуляции Германии перед союзниками по антигитлеровской коалиции: СССР, США и Англией. Кребс понял, что Чуйков непоколебим, и сказал:

— Для того чтобы иметь возможность обсудить ваши требования, я прошу о временном прекращении военных действий и об оказании помощи новому правительству собраться здесь, в Берлине. Именно здесь, в Берлине, — подчеркнул генерал.

Чуйков слушал внимательно. Затем не торопясь, подчеркивая каждое слово сказал:

— Нам понятно, чего хочет ваше новое правительство. Тем более нам известна попытка ваших друзей, Гиммлера и Геринга, зондировать почву у наших союзников. Разве вы об этом не знаете?

Разговор продолжался еще несколько трудных минут. На командном пункте Чуйкова в тот момент сражались не танковые армии, а генералы, командовавшие этими армиями. Каждый хорошо знал цели переговоров, результаты, которых хотел бы достигнуть, и условия, от которых ни тот ни другой не имели права отступать.

Завершая переговоры, Чуйков сказал:

— Вы должны понять, господин генерал, что мы знаем, чего вы хотите от нас. Вы намереваетесь предупредить, что будете продолжать борьбу, точнее, бессмысленное сопротивление, которое увеличит число напрасных жертв. Я задаю вам прямой вопрос: в чем смысл вашей борьбы?

Кребс смотрел на Чуйкова, не мигая, несколько секунд. Затем твердо сказал:

— Мы будем бороться до последнего…

Чуйков повторил:

— Мы ждем полной капитуляции.

— Нет! — воскликнул Кребс. Потом сказал: — В случае полной капитуляции мы юридически не будем существовать как правительство…

На этом миссия генерала Кребса была завершена.

Визит Кребса показал, что немцы пытаются избежать безоговорочной капитуляции. Надо было заставить их пойти на этот неминуемый шаг. В 18 часов 30 минут вся артиллерия, которая принимала участие в штурме центрального сектора Берлина, нанесла по германской столице мощный огневой удар. После этого советские войска возобновили наступление. Части 3-й ударной армии, наступавшие с севера, встретились южнее Рейхстага с частями 8-й гвардейской армии Чуйкова, которая прошла с боями от Сталинграда до Берлина.

В 00 часов 40 минут 2 мая немцы по радио обратились с просьбой прекратить огонь и сообщили о высылке новых парламентеров. На переговоры прибыл командующий обороной Берлина генерал Г. Вейдлинг. От имени германского командования он заявил о согласии на безоговорочную капитуляцию. К 15 часам 2 мая сопротивление Берлинского гарнизона полностью прекратилось. К исходу дня Берлин контролировали войска Красной армии.

Войска 1-го Белорусского и 1-го Украинского фронтов встретились на Эльбе с американскими войсками, а войска 2-го Белорусского фронта вышли на линию Висмар— Шверин — Дёмиц-Виттенберг, где встретились с английскими войсками. Берлин пал. Но очаги сопротивления германских войск сохранялись в Чехословакии.

Правительство адмирала Дёница, созданное в соответствии с завещанием Гитлера, стремилось во что бы то ни стало уклониться от безоговорочной капитуляции перед Красной армией, пыталось вывести как можно больше немецких войск за линию Западного фронта и передать их под контроль американцев и англичан. Союзники не могли открыто пойти на сговор с Дёницем, но и не мешали немецким частям переходить на территории, которую контролировали их войска.

3 мая, уже после того, как Берлин пал, адмирал Фридебург, который в последние дни возглавлял германские военно-морские силы, прибыл в штаб генерала Монтгомери. Его сопровождал штабной офицер от фельдмаршала Буша. Они заявили, что их целью является сдача в плен трех армий, которые сражались против русских, и просили пропустить «беженцев» через передний край англо-американцев. Американский генерал Д. Эйзенхауэр, командовавший объединенными войсками союзников, так описал этот эпизод в своих воспоминаниях:

«Монтгомери отказался обсуждать сдачу в плен на таких условиях и отослал немецких эмиссаров назад к фельдмаршалу Кейтелю, возглавлявшему немецкое Верховное командование.

Я сказал Монтгомери, чтобы он принял военную капитуляцию всех войск противника в своей зоне операций. Такая капитуляция является делом тактики и входит в рамки полномочий командующего войсками на данном фронте…».

Переговоры между американцами и немцами продолжались.

4 мая произошла капитуляция немецких войск в Голландии, Северной Германии, Шлезвиг-Гольштейне и Дании. Все эти капитуляции тоже носили местный тактический, а не стратегический характер.

Вскоре капитулировали остатки группы армий «Е» в Хорватии и Южной Австрии, группа армий «Г» в Баварии и Западной Австрии. Сложила оружие и немецкая 19-я армия в Тироле.

5 мая в штаб Эйзенхауэра прибыл представитель от адмирала Дёница.

Вспоминая те дни, Эйзенхауэр писал; «Я сразу же сообщил обо всем этом советскому Верховному главнокомандованию и попросил назначить офицера в качестве русского представителя на возможных переговорах с Дёницем. Я информировал русских, что не приму никакую капитуляцию, если она не будет предусматривать одновременную капитуляцию повсюду. Советское Верховное главнокомандование назначило генерал-майора Суслопарова своим представителем…».

Немецкие армии почти везде сложили оружие и прекратили сопротивление. Поэтому стремление немцев подписать акт о капитуляции перед английскими и американскими войсками было очередным шагом в сложной политической игре, в которую включился генерал Эйзенхауэр.

В переписке советского руководства с Эйзенхауэром возникло одно недопонимание, на которое в Москве сразу не обратили внимания.

Вернемся к воспоминаниям американского генерала. В них сказано, что он «попросил назначить офицера в качестве русского представителя на возможных переговорах с Дёницем».

В соответствии с просьбой Эйзенхауэра Москва назначила генерал-майора И. А. Суслопарова, который был главой военной миссии СССР во Франции при штабах союзных войск. Полномочия Суслопарова предполагали только представительство на возможных переговорах с Дёницем. Он должен был присутствовать на переговорах англо-американцев с немцами и информировать Верховного главнокомандующего о ходе обсуждения вопросов, включенных в повестку дня переговоров. Генерал не имел права без санкций Верховного главнокомандующего подписывать от его имени какие-либо акты с представителем германского правительства.’ В соответствии с предложением советского Верховного главнокомандования подписание акта о безоговорочной капитуляции Германии должно было состояться в Берлине с участием официальных представителей союзных держав.

Штаб Эйзенхауэра находился в Реймсе, который был на значительном удалении от Парижа. У Суслопарова не было возможности поддерживать постоянную связь с Центром.

Немцы некоторое время затягивали переговоры. «Нам стало ясно, — писал Эйзенхауэр, — что немцы стремились выиграть время, с тем чтобы перевести за нашу линию фронта как можно больше немецких солдат. Я сказал генералу Смиту, чтобы он передал Йодлю, что если они немедленно не прекратят выдвигать всякие предлоги и тянуть время, то я закрою весь фронт союзников, чтобы не пропускать никаких немецких беженцев через нашу линию фронта…».

Парламентеры составили донесение Дёницу с требованием Эйзенхауэра. Дёниц понял неизбежность подписания акта о капитуляции и отдал соответствующие распоряжения. Вероятно, он считал, что акт о капитуляции, подписанный в Реймсе, будет основным документом, завершающим войну. Не исключено, что Эйзенхауэр рассуждал так же.

Согласованный текст акта генерал-майор Суслопаров направил в Москву радиограммой.

7 мая в Реймсе в 2 часа 41 минуту утра Йодль пописал акт о капитуляции. С американской стороны акт пописал генерал Смит. Генерал Суслопаров подписал этот документ в качестве свидетеля.

Прибыв в Париж, где находился штаб его миссии, Суслопаров получил от своего заместителя указание из Центра, в котором сообщалось, что ему запрещается подписывать какие бы то ни было документы о капитуляции, которые могут быть подготовлены в процессе переговоров союзников с немцами в Реймсе.

Суслопаров направил в Центр донесение о том, что произошло в Реймсе. Его действия в Реймсе противоречили указаниям начальника Генерального штаба.

Подписание в Реймсе акта о капитуляции германских вооруженных сил советские историки считали дипломатической акцией, предпринятой союзниками с определенной целью. Утверждалось, что он принижал решающий вклад Советского Союза в разгром фашистской Германии. Было ли это сделано преднамеренно?

Из Москвы в Париж Суслопарову по закрытым линиям связи понеслись строгие указания: немедленно провести переговоры с союзниками и договориться с ними о том, что подписание акта в Реймсе носило предварительный характер.

Суслопаров встретился с генералом Смитом, который подписывал акт от имени американского командования, сообщил ему советскую точку зрения и передал приглашение советского командования принять участие в подписании акта о безоговорочной капитуляции, которое должно было произойти 8 мая в Берлине.

8 мая представители всех союзных армий прибыли в предместье Берлина Карлсхорст. Советское Верховное командование представлял Маршал Советского Союза Г. К. Жуков. Верховное командование Великобритании — главный маршал авиации Д. Теллер. Вооруженные силы США представлял командующий стратегическими воздушными силами США генерал К. Спаатс. Французское командование представлял генерал Ж. Делатр де Тассиньи.

В Карлсхорст были доставлены представители разгромленной Германии — фельдмаршал Кейтель, адмирал флота Фридебург и генерал-полковник авиации Штаумпф. Дёниц передал им полномочия подписать акт о безоговорочной капитуляции.

Главнокомандующий войсками союзников генерал Д. Эйзенхауэр на церемонию подписания акта о безоговорочной капитуляции фашистской Германии и всех ее вооруженных сил не прибыл. Объясняя позже свое решение, Эйзенхауэр писал: «Немцы уже побывали в штаб-квартире западных союзников, чтобы подписать акт о безоговорочной капитуляции», а «ратификация в Берлине» была «делом Советов»[285]. Эйзенхауэр понимал, что в Карлсхорсте он будет вторым. Главным победителем будет маршал Жуков.

Подписание акта состоялось в здании бывшего немецкого военно-инженерного училища. Церемонию подписания акта открыл маршал Жуков. Затем в зал ввели Кейтеля, Фридебурга и Штаумпфа. После проверки их полномочий им был предъявлен акт о безоговорочной капитуляции немецко-фашистских вооруженных сил. Каждый из них подписал этот исторический документ, закрывавший еще одну тяжелую страницу в истории планеты.

Текст акта о капитуляции гласил:

«1. Мы, нижеподписавшиеся, действуя от имени германского Верховного Командования, соглашаемся на безоговорочную капитуляцию всех наших вооруженных сил на суше, на море и в воздухе, а также всех сил, находящихся в настоящее время под немецким командованием, — Верховному главнокомандованию Красной армии и одновременно Верховному командованию союзных экспедиционных сил.

2. Германское Верховное командование немедленно издаст приказы всем немецким командующим сухопутными, морскими и воздушными силами и всем силам, находящимся под германским командованием, прекратить военные действия в 23.01 часа по центрально-европейскому времени 8 мая 1945 года, остаться на своих местах, где они находятся в это время, и полностью разоружиться, передав все их оружие и военное имущество местным союзным командующим или офицерам, выделенным представителями союзного Верховного командования, не разрушать и не причинять никаких повреждений пароходам, судам и самолетам, их двигателям, корпусам и оборудованию, а также машинам, вооружению, аппаратам и всем вообще военно-техническим средствам ведения войны.

3. Германское Верховное командование немедленно выделит соответствующих командиров и обеспечит выполнение всех дальнейших приказов, изданных Верховным главнокомандованием Красной армии и Верховным командованием союзных экспедиционных сил.

4. Этот акт не будет являться препятствием к замене его другим генеральным документом о капитуляции, заключенным Объединенными Нациями или от их имени, применимым к Германии и германским вооруженным силам в целом.

5. В случае, если немецкое Верховное командование или какие-либо вооруженные силы, находящиеся под его командованием, не будут действовать в соответствии с этим актом о капитуляции, Верховное командование Красной армии, а также Верховное командование союзных экспедиционных сил предпримут такие карательные меры или другие действия, которые они сочтут необходимыми.

6. Этот акт составлен на русском, английском и немецком языках. Только русский и английский тексты являются аутентичными.

Подписано 8 мая 1945 года в гор. Берлине»[286].

11 мая 1945 года генерал-майор И. А. Суслопаров получил из Центра указание: срочно прибыть в Москву.

В Центре он незамедлительно был принят начальником ГРУ. Ильичев был немногословен. Он попросил доложить о том, как проходило подписание акта о капитуляции в Реймсе. Затем Ильичев предложил Суслопарову написать подробную объяснительную записку на имя начальника Генерального штаба.

Вот этот доклад:

«Доношу Вам, что по распоряжению Маршала Советского Союза тов. Жукова 11 мая 1945 года я прибыл в Москву и явился к генерал-лейтенанту Ильичеву, который сообщил мне, что я вызван по нижеследующим причинам:

1. Не будучи уполномоченным для подписания, я присутствовал при подписании в г. Реймсе Акта о безоговорочной капитуляции немецких вооруженных сил перед вооруженными силами Советского Союза и вооруженными силами союзников.

2. Я не обеспечил быстрой радиосвязи из Реймса с Вами, что привело к несвоевременному получению Вашей телеграммы о запрещении мне подписывать какие бы то ни было документы, а также запаздыванию моих телеграмм, адресованных Вам.

Прошу Вас разрешить мне доложить Вам по существу дела:

1. Безусловно, я совершил крупнейшую ошибку, что учинил свою подпись на акте о капитуляции, не имея на это специального разрешения.

Первой и основной причиной этого обстоятельства явилось то, что я неправильно понял те полномочия, которые были изложены в Вашей телеграмме на мое имя, а также генералу Эйзенхауэру на его запрос прислать представителя Верховного командования СССР на эти переговоры с немцами.

Второй причиной было то, что при обсуждении текста акта по моему настоянию был включен пункт, который гласил, что этот акт о военной капитуляции не будет являться препятствием к замене его другим генеральным документом о капитуляции германских вооруженных сил.

Этот пункт акта, а также запрос генерала Эйзенхауэра, направленный по моему предложению на Ваше имя относительно пожеланий, которые хотело бы иметь советское Верховное командование по содержанию акта, процедуре и месте его подписания, а затем и устное заявление генерала Смита, что, каковы бы ни были пожелания советского Верховного командования, которые ожидались получением в Реймсе 6 мая 1945 года, эти пожелания будут приняты союзниками, убедили меня в том, что присутствовать при подписании акта я могу, так как так или иначе этот акт будет заменен новым, более авторитетным актом.

И третьей, не менее важной причиной было то, что полная и безоговорочная капитуляция немецких вооруженных сил означала полную победу нашей Красной армии и союзников над Германией и клала конец войне. Это вольно или невольно вскружило мне голову, так как такого именно конца войны ожидали не только мы, военные люди, но и все прогрессивные люди мира.

Я считаю, что, присутствуя при подписании этого акта и учиняя на нем свою подпись, я сделал крупную ошибку. Здесь, очевидно, сказался недостаток опыта в таких делах, что и привело меня к совершению подобной ошибки. Это первый случай в моей жизни, когда я присутствовал при переговорах такой большой важности, причем совершенно один.

7 мая, когда была получена Ваша телеграмма с замечаниями по тексту акта о капитуляции и предложением подписать этот акт в Берлине, я немедленно встретился с генералом Смитом и настоял на том, чтобы все предложения, изложенные в этой телеграмме, союзники приняли. Мы совместно составили проект нового акта взамен подписанного в Реймсе, и союзники согласились считать подписанный акт предварительным.

2. Что касается обеспечения надежной и быстрой связи с Вами, то, основываясь на опыте первого выезда в Реймс для допроса Папена, я убедился, что расположение в гостинице с радиостанцией и шифродокументами небезопасно, и я решил связь с Вами поддерживать через Париж. Это замедлило передачу телеграмм на 3–4 часа, но давало гарантию сохранности документов.

Вот все, что я мог Вам доложить.

Я нахожусь сейчас в распоряжении Главного разведывательного управления и прошу Вас решить вопрос о моей дальнейшей работе.

Начальник военной миссии СССР во Франции генерал-майор артиллерии И. Суслопаров»[287].

Начальник Генерального штаба генерал А. И. Антонов внимательно изучил объяснительную записку Суслопарова. Война завершилась. В Карлсхорсте уже был подписан акт о безоговорочной капитуляции Германии. Ошибка генерал-майора Суслопарова была исправлена.

На отчете Суслопарова генерал армии А. И. Антонов написал резолюцию: «Как тов. Суслопаров может быть использован? Антонов».

Вопрос был адресован начальнику военной разведки генерал-лейтенанту И. Ильичеву.

Служба генерал-майора артиллерии И. А. Суслопарова в системе Главного разведывательного управления продолжалась еще несколько лет.

Глава 6. Евгений Березняк и его друзья

Как после окончания войны сложились судьбы героев операции «Голос»?

Резидент Евгений Березняк стал заместителем начальника управления школ Министерства просвещения Украины. В 1961 году ему было присвоено почетное звание заслуженного учителя школы УССР. Он написал шесть монографий, более ста научных трудов, стал кандидатом педагогических наук. Очень гордится своими педагогическими наградами. Медалью имени Крупской он был награжден за успехи в педагогической деятельности Министерством образования СССР, медаль имени Ушинского получил от Министерства образования России, а медаль имени Макаренко — от украинского министерства.

Евгений Степанович проживает в Киеве. В его семье — два сына, дочь, четыре внука и два правнука.

Разведчик Алексей Шаповалов после демобилизации из Советской армии работал инструктором Кировоградского областного комитета компартии Украины, затем был заместителем заведующего этим отделом.

Радистка Жукова после окончания войны вышла замуж. Сменила фамилию. Стала Асей Федоровной Церетели. Вместе с мужем они приобрели домик в Ялте. Ася окончила медицинский институт и работала врачом в местной женской поликлинике.

Радистка Елизавета Вологодская проживала во Львове и была(возможно, и остается) председателем военно-патриотического клуба женщин-ветеранов Великой Отечественной войны.

Встречались ли после войны отважные разведчики? Неоднократно. В канун 45-летия победы они были в Москве. Из Киева приехал Евгений Степанович Березняк, из Ялты — Ася Федоровна Жукова, из Львова— Елизавета Яковлевна Вологодская. Алексей Тимофеевич Шаповалов по состоянию здоровья на встречу с фронтовыми товарищами приехать не смог.

Бывшие разведчики встретились в Центральном доме Советской армии. Организаторы встречи пригласили на этот торжественный вечер и артистов, которые играли главные роли в фильме «Майор Вихрь»: актрису Анастасию Вознесенскую, которая играла роль радистки Лизы Вологодской, актера Виктора Павлова, исполнявшего роль Алексея Шаповалова. Однако встречи с артистами не получилось, так все они были заняты на съемках кто в Одессе, кто в других городах. Вадима Бероева, который сыграл роль резидента Евгения Березняка, уже не было в живых.

Е. С. Березняку неоднократно доводилось бывать и в Польше. В 1995 году он был приглашен на торжества, посвященные 50-летию освобождения Кракова. Он имел возможность еще раз посмотреть древний центр города — Мариацкий костел, Ягеллонский университет, театр Словацкого, резиденцию польских королей Вавель. Все это и многое другое могло быть уничтожено фашистами в январе 1945 года.

Накануне юбилея бывший разведчик Голос прочитал в одной из краковских газет статью, в которой по-новому описаны события, связанные с освобождением этого древнего польского города от фашистов. В ней было сказано: «18 января 1945 года в Краков ворвались полураздетые, пьяные солдаты Конева. Начались грабежи и издевательства… В связи с 50-летием «освобождения» завтра, 18 января, левые силы собираются возле памятника благодарности Красной армии… Тот, кто почтит оккупантов своей земли, добровольно вычеркнет себя из списков поляков…».

Произошло иначе, чем призывала газета. С самого утра в историческом центре города были зажжены сотни свечей, было морс цветов. На одной из конференций слово для выступления было предоставлено Евгению Степановичу Березняку. Он начал свое выступление, зачитав несколько строк из той статьи, опубликованной накануне юбилея в одной из краковских газет. Потом бывший военный разведчик сказал: «Неужели вы меня и семнадцатилетнюю радистку считаете оккупантами? Или оккупантами являются 1800 советских солдат и офицеров, что полегли на улицах Кракова, освобождая его от фашистов?».

Выступление Березняка зал встретил овацией, которая не стихала несколько минут.

Подвиг, совершенный военным разведчиком Евгением Степановичем Березняком в годы Великой Отечественной войны, и его послевоенная трудовая деятельность отмечены высокими советскими наградами, среди которых ордена Октябрьской Революции, Отечественной войны I и II степени, Трудового Красного Знамени, «Знак Почета». Среди украинских наград ветерана — ордена «За заслуги» и Богдана Хмельницкого. Указом президента Украины Е. С. Березняку, проживающему в Киеве, назначена пожизненная государственная стипендия, а приказом министра обороны Украины Е.С. Березняк навечно зачислен почетным солдатом Военно-дипломатического института Академии вооруженных сил Украины.

22 августа 2001 года президент Украины Леонид Кучма подписал Указ о присвоении Е. С. Березняку звания Герой Украины.

2 мая 2005 года Евгению Степановичу Березняку Указом президента Украины Виктора Ющенко присвоено воинское звание генерал-майор.

Березняк был и среди 120 ветеранов Великой Отечественной войны, проживающих в Киеве, которым в честь 60-летия Победы над фашистской Германией были вручены от имени президента Российской Федерации Владимира Путина награды и подарки.

Когда юбиляра поздравляли с 90-летием, он пошутил: «Готовьте к моему 100-летию белого коня…».

В 2006 году мне было предоставлено право опубликовать очерк о Евгении Березняке и его замечательных друзьях в газете «Красная звезда».

Прошло полгода. Накануне праздника Дня Победы 9 мая 2007 года президент России Владимир Путин подписал указ о награждении Евгения Березняка, гражданина Украины, орденом «За заслуги перед Отечеством» IV степени. Мужество и героизм, проявленные Евгением Степановичем в ходе операции по спасению древней польской столицы Кракова, которую фашисты при отступлении собирались взорвать, были по достоинству вознаграждены.

Глава 7. Лев Сергеев

Высокие результаты работы военного разведчика Мориса в США в годы Великой Отечественной войны были настолько очевидны, что Центр запросил мнение резидента о представлении к правительственным наградам его иностранных источников.

В ответной телеграмме Морис обосновал свои предложения. В феврале 1945 года Центр сообщил Морису, что его предложения учтены.

22 февраля 1945 года начальник Главного разведывательного управления поздравил весь коллектив резидентуры «Омега» с Днем Красной армии. Генерал-лейтенант И. Ильичев сообщал Морису: «Поздравьте Мастера, Доктора, Милорда, Малыша, Мавра, Медею и Мерлин с высокими правительственными наградами за их преданную и весьма ценную работу».

В радиограмме Центра сообщалось, что Мастер, Доктор и Милорд награждены орденами Ленина, Малыш — орденом Красного Знамени, Муза — орденом «Знак Почета», Медея — орденом Красной Звезды, Мерлин — медалью «За боевые заслуги».

Указом Президиума Верховного Совета СССР от 1 сентября 1945 года были награждены сотрудники резидентуры «Омега» и офицеры Центра. Майор Л. А. Сергеев был награжден орденом Ленина, его помощник старший лейтенант В. И. Грудинко (Чейс) — орденом Отечественной войны I степени, капитан М. С. Савельев (Маров) — орденом Красной Звезды.

Были награждены и офицеры Центра, которые руководили работой резидентуры «Омега». Полковники М. Н. Муромцев и М. А. Мильштейн получили ордена Ленина.

Общий итог работы майора Л. А. Сергеева был подведен в январе 1946 года, когда он возвратился в Москву. В заключении о работе Сергеева в США отмечалось:

«Созданная Морисом группа агентов была признана Центром весьма ценной. Одновременно с увеличением агентурной сети Морис добился активизации ее работы. Преодолевая трудности в руководстве агентурной сетью, Морис умело руководил своими агентами, которые передали ему около 20 тысяч листов секретных и совершенно секретных документов. Материалы агентов резидентуры Мориса отражали важные вопросы и в своем большинстве использовались для докладов советскому правительству…

За выполнение заданий командования ГРУ в США майор Сергеев Л. А. награжден орденом Ленина, двумя орденами Красного Знамени, двумя орденами Красной Звезды и медалью «За победу над Германией»…

В августе ночное небо над Москвой усыпано миллионами звезд. Легко заметить, что все они имеют разные размеры и различные цвета — одни белые, другие желтые, третьи красные. Белый цвет имеют Сириус и Вега, желтый — Капелла, красный — Антарес. Астрономы считают, что цвет каждой звезды прежде всего зависит от температуры ее атмосфер. Это значит, что белые звезды имеют более раскаленную атмосферу.

Астрономы считают, что многие звезды уже давно погасли и на ночном небосводе виден только их давно излученный свет. Преодолевая огромные расстояния, этот свет притягивает к себе наше внимание и завораживает своей неповторимой красотой.

Судьбу военного разведчика Льва Александровича Сергеева можно сравнить с одной из таких белых звезд. О последних годах работы полковника Л. А. Сергеева в военной разведке мне рассказывали ветераны военной разведки капитан 1-го ранга Виктор Андреевич Любимов и полковник Виктор Викторович Бочкарев. Они знали Л. А. Сергеева, встречались с ним, и оба считают, что, работая в годы войны в военной разведке, этот человек совершил подвиг, который в полной мере не был оценен его современниками. Судя по результатам работы разведчика Мориса, он в 1941–1945 годах действительно добился невероятных успехов. Количество материалов, добытых за этот период Морисом, в десятки раз больше, чем объем информации, переданной американцами ведомству П. Фитина. Качество сведений, добытых Морисом, имеет еще большую значимость.

После окончания специальной командировки в США майор Л. А. Сергеев возвратился в Москву, несколько лет работал в центральном аппарате военной разведки, затем был назначен руководителем одного важного проекта. О том, что Сергеев будет причастен к реализации этого проекта, был поставлен в известность даже министр иностранных дел СССР В. М. Молотов.

После окончания Великой Отечественной войны Л. А. Сергеев оказался в сложном положении. В СССР в 1947 году был создан Комитет информации, в который организационно вошли важнейшие управления внешней разведки МГБ и ГРУ. Комитет информации просуществовал недолго и в 1949 году был ликвидирован. Новое назначение, новая должность. Рядом с Сергеевым в военной разведке работали офицеры, которые не только имели опыт оперативной работы, но и уже окончили военные академии. Личная судьба Сергеева сложилась так, что он успел окончить семь классов, орловскую танковую школу и получил специальную подготовку в одном из учебных заведений военной разведки накануне войны. Ему явно не хватало высшего военного образования для нормального и вполне понятного продвижения по службе в разведке.

Коллега Л. Сергеева по службе в ГРУ и работе в США полковник П. П. Мелкишев окончил артиллерийскую школу и в 1936 году факультет авиационного вооружения Военно-воздушной академии РККА имени профессора Н. Е. Жуковского. Другой коллега Сергеева по управлению П. С. Мотинов окончил 1-ю Советскую объединенную военную школу имени ВЦИКа и в 1938 году специальный факультет Военной академии имени М. В. Фрунзе. После возвращения из спецкомандировок они были назначены на руководящие должности в ГРУ. Мелкишев впоследствии стал генерал-лейтенантом, Мотинов — генерал-майором.

Полковник Л. А. Сергеев был постоянно загружен работой. Получать академическое образование ему было некогда. Сергеев добросовестно выполнял специальные задания командования военной разведки. С 1956 по 1958 год он проходил службу в Войске польском, где ему дали отличную аттестацию и наградили офицерским крестом ордена Возрождения.

Нигде и никогда, выполняя специальные задания, Сергеев не жалел своих сил и здоровья. Он, как белая звезда, всего себя отдавал разведке, службу в которой считал для себя большой честью. Встречаясь с молодыми разведчиками, он говорил им, что, работая в детстве расклейщиком газет, он и в мечтах своих не мог допустить, что когда-нибудь сможет стать военным разведчиком, данные которого будут интересовать даже Верховного главнокомандующего.

Здоровье медленно, но неуклонно покидало некогда бравого танкиста. По решению медицинской комиссии 30 ноября I960 года полковник Сергеев был уволен в запас. Новая жизнь была спокойной и размеренной. Она на первых порах «оглушила» бывшего танкиста и одного из лучших резидентов ГРУ. На одном из поворотов судьбы Лев Александрович потерял жену — Нину Александровну, с которой он прожил около пятидесяти лет. К сожалению, война не дала им возможности своевременно завести детей.

После смерти Нины Лев Александрович прожил еще около десяти лет. Эти годы были непростым периодом в его жизни. Это были годы раздумий, годы оценки собственных достижений и неудач. Это были и годы одиночества. Пережить их помогли офицеры военной разведки, которые заботились о ветеране, помогали ему в решении различных проблем. В те годы Сергеев нуждался не столько в материальной помощи, сколько в общении с теми, кто пришел ему на смену в военную разведку. Сергеева приглашали на различные торжественные мероприятия, которые проводились в ГРУ в дни государственных праздников. Он имел возможность встречаться с теми ветеранами военной разведки, с которыми в годы Великой Отечественной войны выполнял специальные задания далеко за пределами Советского Союза. Это были для ветерана особые дни. Они были наполнены и радостью общения с единомышленниками и товарищами по трудной и опасной профессии, и общими с ними переживаниями. Такие встречи были необходимы, и они продлевали ему жизнь.

В начале 80-х годов в СССР было утверждено первое постановление Президиума Верховного Совета СССР и Совета министров СССР об участниках Великой Отечественной войны и предоставляемых им льготах. Когда полковник в отставке Л. А. Сергеев узнал об этом постановлении, он написал письмо начальнику военной разведки. Ветеран просил выдать ему «соответствующую справку на предмет получения удостоверения участника Великой Отечественной войны».

Соответствующую справку Сергееву не выдали. В начале декабря 1981 года он получил ответ из ГРУ, который удивил и разочаровал его. Ответственный офицер военной разведки, службе в которой Сергеев отдал всю свою жизнь и добился немалых успехов в работе, сообщал:

«Ваше письмо, адресованное генералу армии П. И. Ивашутину, рассмотрено.

Сообщаю, что нахождение в длительной зарубежной командировке в США в период 1940–1946 годов к прохождению службы в действующей армии не относится. Поэтому льготы, устанавливаемые существующим законодательством, на Вас, к сожалению, не распространяются».

Льготы участникам Великой Отечественной войны, установленные правительственным постановлением, не распространялись не только на одного полковника в отставке Л А Сергеева, который был награжден медалями «За Победу над Германией» и «За Победу над Японией». Эти льготы не предоставлялись всем разведчикам, которые выполняли свой воинский долг в сложнейших условиях на территориях иностранных государств. То, что они при выполнении этих заданий постоянно подвергали свою жизнь серьезным опасностям, было забыто. Не участниками войны оказались разведчики, которые были захвачены и казнены в Японии, в Бельгии или Франции.

Несправедливость такого подхода к определению статуса лиц, принимавших участие в Великой Отечественной войне, стала очевидной. Правительство было вынуждено принять дополнение к постановлению. К участникам войны были приравнены не только советские разведчики, но и партизаны и военные железнодорожники.

Советские солдаты сражались на огненных и секретных фронтах Великой Отечественной войны не за награды или будущие льготы. Тем не менее только после получения удостоверения участника Великой Отечественной войны Сергеев с помощью представителя военной разведки смог добиться, чтобы в его квартире был установлен телефон. Мир расширился. Далекие друзья, которые проживали в разных районах огромной Москвы, стали ближе. Разговоры с ними по телефону были необходимы Сергееву, как воздух.

Полковник запаса Виктор Викторович Бочкарев не только часто разговаривал с Л. А. Сергеевым по телефону, но много раз встречался с этим замечательным человеком. Вот что он рассказал мне о Сергееве:

«После войны семья Сергеевых проживала в Москве в двухкомнатной квартире в доме 14 на Бакинской улице. Нина Александровна Сергеева была несколько моложе своего мужа, а по своей внешности она, несомненно, была одной из самых красивых женщин в коллективе военных разведчиков. Детей у них, к сожалению, не было, близких родственников не осталось. Нина Александровна умерла 13 января 1991 года, была кремирована, и урна с ее прахом была установлена в колумбарии Николо-Архангельского кладбища.

Сергеев был членом организации ветеранов военной разведки, посещал все собрания, часто выступал перед молодыми разведчиками.

После смерти жены, которую он боготворил, здоровье Сергеева пошатнулось. И мне, хорошо знавшему этого смелого и сильного человека, пришлось взять над ним шефство. Проще говоря, раз в месяц я посещал его, помогал решать различные мелкие, но для него важные, бытовые проблемы. Нам удалось прикрепить его к ветеранской столовой. Несколько раз я посещал Льва Александровича вместе со своей женой, Юлией Викторовной, которая готовила для него вкусные домашние пироги. Наш друг был благодарен за помощь и возможность видеться с товарищами.

За полгода до смерти он написал завещание, в соответствии с которым его квартира и все его имущество передавались в распоряжение военной разведки. Это завещание, заверенное нотариусом, я передал в Главное разведывательное управление.

Моей семье Лев Александрович оставил на память цветной портретик Нины Александровны, которую мы знали, пару книг, красивый ножичек и маленький медальончик, которым он очень дорожил. Скончался полковник Сергеев в военном госпитале 4 декабря 1994 года. В соответствии с его завещанием урна с его прахом была установлена в колумбарии Николо-Архангельского кладбища рядом с урной его жены.

Полковник Сергеев всегда производил на меня впечатление делового, принципиального, смелого и честного человека, истинного профессионала, способного решать любые разведывательные задачи. Для этого уникального человека были характерны осмотрительность, острый логический ум, тщательное изучение всех, с кем ему приходилось работать в разведке. Могу сказать, что Сергеев по праву пользовался заслуженным авторитетом среди военных разведчиков. Ни один из его источников не попал в руки контрразведок тех стран, где ему приходилось работать. Самую добрую память о нем сохранил и работавший с ним в Вашингтоне капитан Борис Семенович Грудинко, который умер в сентябре 2005 года в городе Санкт-Петербурге…».

Время без остановок несет всех нас в завтрашний день. Каким он будет? В потоке служебной и бытовой суеты мы многое вынуждены оставлять или забывать. Хотелось, чтобы имя полковника Л. А. Сергеева, резидента военной разведки Мориса, о котором впервые удалось рассказать, не было забыто. Он был талантливым разведчиком, умелым резидентом, исполнительным и инициативным офицером, исключительно проницательным аналитиком и хорошим товарищем. У него были и друзья, и недоброжелатели. Ему было чем гордиться и о чем сожалеть.

Главным и самым верным другом резидента Мориса, несомненно, являлась военная разведка, к которой он всегда относился с особым уважением. Видимо, подтверждая это, Морис перед смертью завещал Главному разведывательному управлению свою московскую квартиру и все остальное, что ему принадлежало в этом мире.

Такими были информаторы Сталина. Одни из них, возвратившись на Родину, были отмечены высокими правительственными наградами. Другие строго наказаны за ошибки, которые допустили в работе в специальных командировках. Но это уже другая история…