Инкубатор, или  Необыкновенные приключения Юрки Гагарина

Глава 30 Момент истины

У Зэппа, который, как ему казалось, быстро постиг тайны русской души, был предельно простой план. Он выведет Чирика к озлобленной толпе несчастных, раздражённых, испуганных и невыспавшихся людей, поднятых из постелей под угрозой автоматов, объяснит, что все их проблемы из-за этого мелкого воришки, после чего толпа потребует Чирика распять. Тогда Зэпп, проявив благородство, его простит, как простил Радищева царь Павел, но при условии, что Чирик вернёт струпцину.

А дальше — дело техники: загнать людей в трюм корабля, связаться с головным танкером, взять у его командора коды нового пеленга на Клотримазол и — прости, прощай, Одесса-мама, Земля и чёртово Останкино, чтоб ты треснуло! Оставляем вам в виде бонуса перекошенный дом № 48, и забываем московскую экспедицию, как страшный сон.

— В следующий раз напрошусь на Сингапур, — думал Дикий Зэпп, выходя из магазина «Продмаг». — Или в Тайланд. Да ну её в баню, эту Таню, в смысле, Наташу. Эту немытую Россию, страну рабов, страну господ. Ни с кем нельзя договориться! А в Тайланде и девчонки сговорчивее (он бросил томный взгляд на русскую красавицу Наташку, которая шагала рядом и напел под нос: ах, какая женщина, какая женщина, мне б такую; очень понравилась Зэппу эта баба, особенно её резкий и хлесткий удар бутылкой) и еда не такая отвратная.

«Едой» Зэпп по ошибке считал русскую водку, от которой у него болело левое полушарие мозга, и жгло пищевод. Но как бы то ни было, поллитровку он прихватил с собой, засунув в карман галифе.

— Ой, что сейчас будет, — думал Зэпп. — Ор, свист, проклятия. Ещё бросят чем-нибудь тяжёлым, надо бы оцепление увеличить.

По железному трапу вся компания поднималась на крышу трансформаторной будки, на которой был установлен большой станковый пулемет на ножках. Его ствол был направлен на толпу.

Зэпп глянул вниз: высоко! Прочищая горло, спел голосом Аллы Пугачёвой:

— Сколько видно чудес с высоты, с высоты! Но дороже небес только ты, только ты! Как слышно, приём, приём!

Готовился сказать большую речь народу. Народ, бедный народ! Нервы у людей на пределе, думал Зэпп, страх, неизвестность, унижение, лишение свободы. Солнце припекает, укрыться негде, а что может быть хуже? Не всякая психика выдержит, когда тебя за шкварник, да из тёплой постели пинками. Держись, Чирик, ханыга вороватая, — думает Зэпп, — сейчас услышишь страшный глас русского народа. «Убей его!» на родном языке. Во все века, на разных континентах разноплеменные толпы беснуются, ревут неистово, видя, как выводят к ним на расправу неугодных сильным мира сего: убей его, распни! А чем Россия хуже?

Горе, горе тому, кто олицетворяет в представлении толпы грядущий житейский беспорядок, трудности, перебои с продуктами, кто покушается на её привычный комфорт, не подчиняясь общим законам или идёт против общепринятых норм — пророк ли, вор ли или простой человек.

Страшен и ужасен гнев озлобленной толпы! Не хотел бы оказаться Зэпп на месте несчастного воришки Чирика. Его аж передёрнуло, даже морозец пробежал между лопаток, несмотря на жаркое утро, когда представил, как тысячерукая толпа станет рвать Чирика на отдельные части.

— Успеть бы отбежать, чтоб сапоги не обагрить кровью, — думает практичный Зэпп, перемазанный вареньем.

Зэпп легко взлетел на крышу, и театрально раскинув руки, по-рокерски прокричал в толпу:

— Чао, Москва-а-а-а-а-а-а! Ассалям алейкум, москвичи!

И даже сделал «козу» пальцами обеих рук, надеясь на одобрение молодежи.

«Москва» не отреагировала ни на первое, ни на второе.

— Узнаю тебя, Русь, принимаю, — красиво и с выражением продекламировал Зэпп для пожилых знатоков поэзии, — и приветствую звоном стекла!

Но и на «Русь» не клюнул ушлый народ. Никто даже головы не поднял. Все были заняты своими делами. Зэпп растерянно огляделся по сторонам и глазам своим не поверил. Никто внизу не бился в истерике, не кидался на решётчато-сетчатый забор, не призывал на помощь, проклиная проклятых захватчиков. Не рыдали мамаши, обнимая холодные тельца голодных детишек, которые только хрипели, не в силах больше плакать.

Не было пустых, безумных, навсегда перепуганных глаз, какие бывают у тех, кого хоть раз подняли среди ночи вооруженные люди. Никто не заламывал рук и не молился, прося прекратить его мучения. Нет, волейбольная площадка жила своей наполненной жизнью и всё тут напоминало весёлый пикник на берегу моря.

В дальнем углу мужики азартно резались в «буру» и «секу», кто-то наигрывал на балалайке, армянин из пятого подъезда, поклонник творчества Дживана Гаспаряна, пытался выдуть из детской дудки музыкальный пассаж к фильму «Гладиатор». Журналист-международник эпохи Горбачёва Семён Семёнович Озерецкий угощал под будкой самогоном. Он гнал его, не переставая, со времён «сухого закона», и в немалых количествах. Для этого он отпилил днища у пяти скороварок «Минутка. Сделано в СССР», спаял их горкой, сотворив в итоге отличный двадцатипятилитровый самогонный аппарат. Уговорил солдат притащить из его квартиры бадейку с первачом, пару баночек латышских шпрот, шмат сала и батон сервелата. Всё это разложил на газете «Правда» в тенёчке и угощал желающих. В результате, многие члены экипажа Зэппа были пьяны и ничего не соображали.

Дети перелезли в соседнюю песочницу и под присмотром бабушек, обсуждающих урожай чеснока на дачных участках, лепили куличики. Рядом молодые мамы во главе с легендарной Любкой-сорокой, которая знала всё про всех в доме № 48 и в двадцати пяти соседних тоже, судачили о личной жизни директора школы Киры Ивановны Пригожиной, у которой учились их дети, критиковали учителей и ругали учебники для первого класса, увесистые, как кирпичи. Мужчины держали пари, хватит ли у России денег на проведение чемпионата мира по футболу 2018 года или разворуют до копейки? Редактор журнала «Водные просторы» Лев Бандуркин, кричал, брызгая слюной, что как пить дать разворуют, и ссылался на сайт «За честный футбол», который делал его сосед Игорь Моничев, спавший в тенёчке.

— Читали в газете? Жанна Фриске снялась с обнажённой грудью для украинского «Плейбоя», — делился новостями зубной протезист Борис Васильевич с коммерсантом Бобрышевым.

— Да плевать на её грудь, — отвечал тот, — я кредитов набрал на семь лимонов. Да плюс проценты. Ипотека, оборотка, откаты заказчикам, вот и влетел. Махнуть бы на хрен на другую планету, начать жизнь с чистого листа. Ворьё страну опутало, работать просто невозможно, повязали по рукам-ногам! Я бы пошёл на митинг 31-го, но у меня, ёлки-палки, панкриатит, колики и радикулит. И чего я там буду делать такой? В меня плюнь, я упаду.

— Не, а мне Жанночка нравится!

— Какая Жанночка? Орлеанская дева?

— Фриске, сам ты дева! И сиськи у неё лучше, чем в «Доме-102»! У этой, как её?

— Пугачёвой! — злится коммерсант. — Достал ты меня, маньяк!

Выясняли партийные разногласия член «Единой России», депутат районного образования Людмила Петровна и член КПРФ Мария Григорьевна. Первая доказывала, что в стране всё зашибись, лучше не было, а вторая махала красным флагом с истёршимися серпом и молотом и кричала ей в лицо:

— Твой Путин уничтожил демократические институты!

— Кто бы говорил, коммунистка! Дура красно-коричневая!

— Страна скатывается к диктатуре!

— Народ сам выбрал! Большинством голосов!

— Придёт Геннадий Андреевич, он вам натянет глаз на жопу!

— Кто? Зюганов, что ли? Да кто он такой, старый хрыч, купил «Москвич»? — кричала Людмила Петровна. — Учителишка бывший! Кому он нужен?

— А чем твой Путин лучше? Гэбэшник? Диктатор! Как у тебя язык повернулся — «учителишка»! Учитель — звучит гордо! С таким скотским отношением к носителям знаний вы подорвали не просто науку, вы подорвали обороноспособность нашей Родины! Аспирант — полторы тысячи рублей! Вы что? У вас процветают чинуши, а люди мрут, как мухи. Учитель! Сталин вообще был сыном сапожника, но знал и понимал чаяния народа. Потому мы и выиграли страшную войну, и целину освоили. А вы только бюджеты осваиваете, распиливаете! Мы мечтали в космос вырваться, а ваши Абрамовичи — в лондоны! Мы БАМ строили, а вы — дачи на Рублёвке. Мы жили открыто — всё, что в печи, на стол мечи, а вы прячетесь за пятиметровые заборы! Мы ГЭС строили, а вы всё просрали!

— ГЭС? Хорошо ж вы строили! Что Чернобыль, что Саяно-Шушенск. Гнали под праздник, втирали начальству, а теперь всё рушится!

— Нет, ну ты дура трахнутая! Вся ваша олигархия кормится за счёт советской власти! Что, много новых заводов у абрамовичей и фридманов? А где армия, где подводный флот, где тяжёлая промышленность? Сталин созидал, а вы разворовали, по карманам распихали! Ваши карманные телеканалы испоганили людские души. У вас один идеал — бабло! Его величество доллар! Он ваша икона и ваш смысл жизни! Ваши хозяева — в Нью-Йорке! Напади НАТО, вы лапки вверх! А в 1941-м наши люди жертвовали собой, потому что были идеалы!

— Мы что, дураки, воевать с НАТО? Тратить деньги на гонку вооружений?

— Правильно, их лучше на рулетку в Монте-Карло! На недвижимость в Геленджике!

— Новые реалии даёт жизнь, а вы, коммуняки, как маразматики, тащите нас назад в стойло. Мы лучше поможем НАТО в Афганистане, зато сократим наркотрафик в Европу.

— В Европу! Да у вас вся Россия на игле! Всё от неустроенности, он неверия в завтрашний день, от несправедливости. Одним — всё, другим — дырка от бублика! Жди, Людка, революцию! Пролетарии всех стран, соединяйтесь! Увидишь небо в алмазах, как твоя Слизка! Пустят в твои хоромы «красного петуха»!

— Какие у меня «хоромы», окстись, дура! Я что, олигарх, что ли, корова?

— Сама корова! Пол у тебя — паркетный? С красивым таким рисунком?

— Паркетный! У меня линолеум с рисунком паркета, деревня!

— Нет, блин, это не концлагерь, а какой-то клуб по интересам, — пробормотал Зэпп, оглядывая площадку. — Проявили мы с товарищами мягкотелость. Надо было ток подвести, да за ноги повесить пару-тройку самых крикливых. Нет, даже прикольно, как легко свыкаются наши люди с трудностями! Я угораю! Аж колбасит!

И сделал новую попытку привлечь к себе внимание.

— Народ, подпевай! «Жили у бабуси два весёлых гуся». Вас приветствует группа «Ласковый май»! Здорово, сельчане!

У «сельчан» ноль реакции.

— Не катит репертуар, — почесал Зэпп в затылке. — А эта? «Мы с тобой не пара, не пара, не пара. Вот такая, блин, запара, запара, запара»! Тоже нет? Уф, точно запара. «Катя-Катерина, маков цвет, без тебя мне, Катя, жизни нет! В омут головою, если не с тобою!».

Никто даже не почесался.

— Жаль, нет омута, — вздохнул Зэпп и вытер пот со лба, видя, что никто не обращает внимании на скачущего в чёрном плаще человека. — Хорошо бы охладиться. Или этих фанатов утопить. Какая-то аудитория не активная, не разогретая, хотя вроде жарко, — сказал он, обернувшись к Чирику, и, набрав в грудь воздуха, сделал последнюю попытку привлечь внимание волейбольной площадки:

— Товарищи, аллё-кино! Блин, минуточку внимания! Пренеприятное известие, к вам едет ревизор! — Никто на эту разводку не повёлся. Ноль эмоций на площадке. Толпа жужжит, как улей, обсуждая свои проблемы и ей нет дела до какого-то сумасшедшего, скачущего по крыше будки.

— Господа, прошу вас! — стал канючить Зэпп. — Ну, что вам стоит? Я вас не задержу, всего на два слова! Эй, ребята нашего двора! Граждане, дзинь-дзинь-дзинь, призываю к порядку! Я уже зверею! Покупатель и продавец, будьте взаимовежливы! Нет, в конце-то концов, мать вашу ети, — обиделся Дикий Зэпп. — Я, как комендант оккупированной территории, имею право на минутку внимания! Выслушаем друг друга, мы же в одной ложке, блин, в одной вилке, шах королю, и у нас один резус-фактор!

Сложил руки домиком и прокричал:

— Граж-да-не, атас, воздушная тревога! Тихо! Я пришёл дать вам в волю, в смысле, в тыкву, то есть, мне есть, что вам дать!

Видя, что словами делу не поможешь, Зэпп вынул из кобуры огромный револьвер марки «Верхуверн» 17-го калибра, и, трижды выстрелив в воздух, прокричал:

— Ша, бояре! Молчать! От имени и по поручению оккупационной власти двора дома № 48 по улице Академика Королёва! Слушают все или оставлю без сладкого!

Он повернулся к Чирику:

— Согласись, тут бы хорошо горн и барабан! У тебя нету?

Чирика не ответил, его качало от страха.

— Началось! — закричали в толпе. — Вали скорей, ребята! Все сюда!

— Вот так всегда, — сказал Зэпп. — По-хорошему не допросишься.

Чирик, увидев под собой море людских голов, так перепугался, что у него началась икота, подкосились ноги и стало сухо во рту. Он вспомнил, как не раз был бит толпой, и ему показалось, что это именно тот случай. Не стой за его спиной солдаты, вооружённые автоматами, он давно бы сиганул на землю и помчался, куда глаза глядят.

Лиц Чирик не видел, все лица слились в единую серую массу. Он вдруг почувствовал себя тринадцатилетним пацаном, вспомнив, как в переходе на площади Трех вокзалов, где торговали мышками на резинке — «мышка-норушка, детская игрушка, не бьётся, не ломается, только кувуркается!», его держал за ухо могучий дядька в шляпе и в очках, в карман к которому он запустил руку и больно выворачивая ему ухо, шипел по-змеиному: «Будешь воровать, щенок? Будешь воровать, щенок?». Вспомнил и вздрогнул. Всё предстало перед ним так ясно, как будто это было вчера. Даже ухо заныло. Многоликая, многоглазая и многоротая толпа кричала злобно в десятки глоток: «в ментовку его!», «в обезьянник поганца!», «куда смотрят власти?», «уши оторвать ворюге!».

Он не мог разглядеть лиц из-за слёз боли, сыпанувших из глаз, зато чувствовал всю ту ненависть, которую эта толпа излучала, окутывая его ею и обезоруживая. Чирик заплакал от страха за себя, заплакал по-настоящему, не притворяясь, но толпа не верила, она шипела, улюлюкала, тянула к нему руки, готовая разорвать его на кусочки.

Спас Чирика, как ни странно звучит, милиционер, сорванный с Ярославского вокзала воплями: «вора поймали!», которые прошли волной по переходу. Сержант предложил могучему дядьке вывернуть карман, куда запустил руку Чирик, чтобы увидеть, что именно тот мог утащить. Оказалось, что пятьдесят копеек мелочью, старый, измятый талончик на проезд в автобусе, презерватив и горку шелухи от семечек.

— И это вы из-за одного гондона? — спросил сержант раздражённо. — Как вам не стыдно, гражданин! Вы же людЯм негативный жизненный фон создаете! И без того все взвинчены, а вы масла в огонь? А ещё шляпу надел! Эх, вы-и!

Могучий дядька стал с жаром доказывать, что дело не в презервативе и не в семечках, а в самом факте попытки воровства. Мол, в другой раз у него в кармане будет тысяча долларов и этот говнюк (Чирик) её у него стащит. Короче, в целях профилактики он предлагал обломать руки Чирику заранее, не сходя с места.

— Вот, когда будет тыща, тогда и приходи, — сказал милиционер, закрыв тему. Это был, пожалуй, единственный случай в практике Чирика, когда попался «добрый» мент. Все остальные были похожи на того могучего и злобного дядьку — орали на него, заламывали ему руки и тащили в «воронок».

Теперь он стоял перед толпой и трясся от страха, понимая, что помощи ждать не приходится.

— Граждане! Дорогие жэдэ, в смысле, жители дома! Команда молодости вашей! — зычным голосом начал Зэпп. — Братья и сестры! К вам обращаюсь я, друзья мои! Гуд монинг! Доброе утро! От имени «Аэрофлота» приветствую вас на борту нашего авиалайнера! Сейчас вам всем разнесут напитки и завтрак. На выбор: мясо или рыба? Рыба или мясо? Подарок от фирмы, то есть, от меня. Но я отвлекся. Мы прибыли с огроменной планеты Клотримазол, которую отсюда не видно, на этом вот замечательном космическом танкере, созданном руками наших рабочих и конструкторов, чтобы пригласить вас к нам в гости. Кто за, прошу поднять руки!

Но не тут-то было! Народ на площадке собрался ушлый. Голосовать, не зная за что, никто не будет. «А можно вопросик?» — спросил кто-то, на что Зэпп ответил легкомысленно: «Хоть сто!», не предполагая, насколько любознательный народ живёт в доме № 48. И посыпались Зэппу вопросы, как из дырявого ведра:

— А сколько к вам лететь?

— Недолго! Пять-десять минут. Световых.

— А это сколько?

— Пять шесть-часов. Если без света.

— А какая валюта?

— Очень твёрдая! Типа кирпич. Чтоб карманы не рвать, придумали взаимозачеты. Едет телега, собирает долги.

— Так это от вас пошло: время собирать кирпичи?

— Ясен перец! Собрали — разбросали. Наша разработка.

— А дорого там у вас?

— Не дороже денег! — эффектно ответил Зэпп и пропел из старого русского романса: «Всюду деньги, деньги, деньги, всюду деньги, господа! А без денег жизнь плохая, не годится никуда!». За кирпич в лёгкую впятером.

— А в лёгкую с водкой? Или без?

— С селёдкой! А как без неё? Без неё, родимой, еда не еда. Так, внимание, информация для пассажиров! По предъявлению пенсионного удостоверения — первые сто грамм даром. Плюс закусочка — колбаска кровяная, холодец из мослов, селёдочка пряного посола, картошечка в мундире, чтобы время зря не тратить на готовку. На ужин — кефирчик!

— А для молодежи — за деньги? Несправедливо!

— Пенсионеров у нас — раз, да и обчёлся! На пенсию выходят в 115 лет. Так легче считать.

— У-у, круто, жесть! А море далеко?

— Да рядом с моим домом. Сто метров на велике.

— А вода теплая? И какое дно?

— Горячая, дно бездонное!

— Круто, вау, жестянка! А галька или как в Серебряном бору, песочек?

— Серебряный бор, не пойман — не вор! Про Гальку ничего не знаю, не знаком.

— А визы? Нужны нам визы?

— Визы не нужны! Вся планета — один большой колхоз имени батьки Лукашенко. Шучу, шучу. Два колхоза.

— А где брать страховку?

— Я вас всех застрахую! Раз плюнуть! На мой страх и риск! Тьфу-тьфу-тьфу!

— А какой у вас шоппинг?

— Не понял? Вы про что? Про размер чего?

— Про магазины! Шубы есть? Норка или каракульча? Дублёнки?

— Этого добра завались. Дублёнки из норки, подбитые каракульчёй. Писк пляжного сезона! Норок понарыли, ноги переломаешь!

— А охота на крупнорогатого зверя? С машиной или так?

— С машиной — круче.

— Чем?

— Запускают тигра и засекают — кто кого?

— Чего засекают?

— Как чего? Время!

— А куда запускают?

— Куда-куда? В машину! Не, кто хочет, может наоборот — сам в тигриную норку. Это дешевле на тридцать процентов. Ровно на стоимость поминок. Кому, как говорится и кобыла невеста. Новая мода — охота на жирафа с батута. Прыгнул — выстрелил, прыгнул — выстрелил. И так, пока не допрыгаешься. Кстати, как вам мои сапоги? Из шкуры клотримазольского буйвола. Сам его поймал. Сто лет ношу, как живые!

— А можно потрогать?

— Да трогайте, сколько хотите! — расщедрился Зэпп. — Только — эй, папаша, чур не щекотать! А то укусят!

— Здорово! А у вас «ол инклудинг» или не совсем?

— Не понял юмора, — сказал Зэпп, — что у меня не совсем? Всё совсем!

— Не, я про покушать. Покушать в путёвку входит?

— Нет, только посуду помыть! — Зэпп захохотал. — Шутка! Обманули дурака на четыре кулака!

— Ой, а я испугался! Обед и ужин «ол инклудинг»? Или нет?

— О, вы имеете в виду «ол инклудинг»?

— Йес!

— Йес, йес, обэхаэс. Так бы и сказали, чего молчали? Теперь мне понятно, что ничего не понятно. Что касается поесть, даже не заморачивайтесь! Будет зашибись! Завтрак, обед, ужин и даже полдник. Всё в одной тарелке!

— Ур-ра! — закричал проголодавшийся народ.

— А фрукты-ягоды есть? Клубника, ежевика?

— У нас мартыника. По имени короля Мартына. Он спал под кустом и ему на голову упала ягода. Величиной с арбуз. Арбузная ягода, назвали именем жертвы. Удобна для приготовления компотов. Из одной ягоды на сто рыл.

— Вау, круто! Жесть!

— В смысле чего «жесть»? Полезных ископаемых?

— А Диснейленд есть? Или аквапарк для детей?

— Для детей есть аквапарк, совмещенный с Диснейлендом и детской комнатой милиции. Всё равно всё сломают — рано или поздно! Короче, всё лучшее — взрослым!

— А рулетка? Знаете, что это такое?

— Зашибись! Нам да не знать! Вы про какую рулетку? Типа линейка или на деньги? А, на деньги, понял, спокуха! Наша рулетка — самая большая в мире. Совмещённая с футболом. Шарик гоняют ногами. Куда хочешь, туда и лупи, но со ста метров. Круче, чем в Монте-Карло! Как говорится, две больших разницы, как небо и землянка. Кто играл, только выигрывал. Некоторые, правда, падают в лузы.

— А прививки? Надо прививки делать? От холеры?

— От холеры не надо, — успокоил Зэпп. — Из холерной палочки мы научились делать вкусный крабовый салат.

— А вода? Какая у вас вода?

— Аш два оу! Клёвая вода! Пей, не хочу! Минералка в водопроводе. Халява!

Народ загудел: у-у-у, халява, круто, жесть!

— Ой, а климат? Субтропики или тропики?

— Климат отличный. Колбаса растёт на деревьях! Круглый год!

Народ загудел, закатил глаза: вау, рай земной!

— Дяденька аниматор, а у вас можно не чистить зубы? Хоть денёк?

— Даже нужно! Я лично чищу только сапоги. Зубной, кстати, щёткой.

— А жемчуг есть? Вот такой белый, как мои зубы?

— Такой зелёный? Да полно! «Не счесть алмазов в каменных пещерах!». И жемчуг есть, и кораллы, и золото в слитках из госбанка, и серебро столовое, и чёрт в ступе! И ступа с бабою-ягой, идёт, бредёт сама собой. Всё есть, как в Греции.

Толпа заволновалась:

— У-у, как в Греции, суперски! И Парфенон?

— Парфенон? Я не понял, а он разве не в «Намедни»?

— А крем от загара с собой брать или там есть? И от комаров?

— Берите, это большой дефицит. У нас его используют для украшения тортов. Комары у нас с бочку, их мы расстреливаем из миномётов, когда надоедят.

— А тапочки брать? И халат?

— Тапочки выдадут! А больше ничего не надо. Да горсть родной земли, чтоб не забыть запах. В чём мать родила, в том и полетим. Там вас и оденут и обуют по полной программе. И в душ, и в макуш.

Тут вылезла Любка-сорока, кокетливо поправила прическу, продемонстировав длинные накладные ногти чёрного цвета:

— Скажите, пожалуйста, мужчина. А женихи на вашей планете водятся? Такие, чтобы как у вас сапоги и чтоб дача в Барвихе? И «ауди» со спецсигналом и осетрина обязательно? И чтоб не очень костистая?

Тут Зэпп приосанился.

— А чем я хуже осетрины? Язык без костей, ха-ха! Шутка!

Любка-сорока стрельнула в него глазами и, зардевшись, спросила:

— А можно я вам после собрания задам один-на-один интимный вопрос?

— Тет-а-тет? Так я ж на то и намекаю!

Народ загудел: ну, молодец, Любка! Не теряется, стерва!

— Есть ещё вопросы? — спросил Зэпп, обводя весёлым мутным взором волейбольную площадку. — Ага, у матросов нет вопросов! Тогда в бочку мёда я суну ложку дёгтя! Вот эта ложка, едрит твою ангидрит, торчит рядом! — тут Зэпп ткнул пальцем в Чирика, который съёжился от страха. — Вы были в пяти минутах от рая, а может даже в трёх! Но этот никчемный человечишко, это пятое колесо в нашей общей телеге, этот мелкий жулик по кличке Чирик, сломал все наши планы. Он украл важную запчасть космолёта, тем самым лишив его хода, а всех вас — радостей большого и долгого пути. Наша прогулка в космос теперь под очень-очень большим вопросом! И я, стоя перед вами, задаю риторический вопрос: быть или не быть, в смысле, что делать с этим гадом?

— Убить! — закричали из толпы. — Утопить, заразу! В Останкинском пруду! Повесить на телебашне! Кругом ворьё, нет от них покоя! Как от них устали! В кои-то веки могли отдохнуть на халяву, а этот идиот ломает рейсовый автобус! Руки отрубить! У-у-у, глаза бесстыжие, даже не смотрели бы!

Зэпп, довольно потирая руки, обернулся к Чирику:

— Что, коллега? Слышишь трели соловья? Это русская картина, это родина твоя! Глас народа, глас Божий! А? Ты говоришь: тройка, семёрка, туз? Хрен тебе! Тройка, семерка, дама из Амстердама! И дама ваша, Герман, подбита, ла-фюнф ин дер люфт, ахтунг, ахтунг, в небе Покрышкин! Понял? А посему — ком цу мир в сумасшедший дом.

Схватил Чирика за ухо и стал его крутить, приговаривая, как тот дядька на вокзале:

— Гони струпцину, свинтус! Гони струпцину! Или сброшу твою тушку в пасть к этим хищникам!

Наташа толкнула Чирика в спину:

— Чирик, не молчи! Говори что-нибудь! Что ты стоишь, как дурак, язык проглотил? Ни бэ, ни мэ, ни кукареку?

А у Чирика все перед глазами плывёт, как под кайфом. Качается крыша под ногами, как плот на воде. Не то, что говорить, он уже и дышать не может от страха, перехватившего горло. Держится за ухо, глаза лупит на толпу и — точно, ни бэ, ни мэ, ни кукареку. Вернее, и «бэ» и «мэ», и ничего больше. Если первое время он трясся при виде Зэппа, вспоминая, что это не человек, а пришелец с другой планеты, то на крыше он забыл об этом и стал трястись от вида реальной многоголовой человеческой толпы, что колыхалась прямо под его ногами, издавая грозный шум, схожий с шумом морского прибоя. Слыша в этом шуме угрозу для себя, Чирик окончательно потерял присутствие духа. И тогда Наташа, видя, как сдувается Чирик, и, понимая, что, не скажи она правду, эти глупые люди из дома № 48 подпишут свой смертный приговор, ринулась, как в омут головой к краю крыши, отпихнула почти невесомого от страха Чирика и закричала даже не на весь двор, а на всю Вселенную:

— Соседи-и! Вы ведь меня знаете?

— Йес! У-у-у! — загудела толпа многими голосами. — Знаем мы тебя, прошмандовку, знаем!

— Бывшая банкирша! «Новая русская», первый подъезд!

— «Гуччи»-фиггучи! «Балдини» — пердини! Дама с приветом!

— На красном «вранглере» рассекала, теперь водкой торгует! Совсем опустилась, неудачница!

— Мужика не удержала! Гулять меньше надо!

— Да ладно, она не такая!

— Не такая, жду трамвая, все вы не такие, не надо ля-ля. Допрыгалась!

— Ремонт делала, по субботам сверлила, стерва! Я говорю: не сверли, а она сверлит! Я говорю: не сверли, а она сверлит! Собачка её мне колесо обоссала!

— Да ладно вам, в чём собачка-то виновата, все собачки ссут!

— И эта на море захотела? На халяву-то чего ж не слетать!

— Эй, банкирша, по женихам у нас Любка, она их распределяет, к ней записывайся, там очередь!

Сейчас Наташа боялась только одного — сорвать голос. Ей уже было всё равно, кто творил несправедливость в их дворе — земляне или инопланетяне, ей было важно донести до людей правду. Вот если её не услышат, тогда этой правды не узнает никто. Так и будут жить в неведении!

— Люди, соседи! — закричала она, прижимая руки к сердцу. — Не верьте этому человеку! Он вам чудовищно лжёт! Никаких вам благ не будет! Вас жестоко обманывают. Вас хотят забрать в рабство. Вас и ваших детей! Над вами будут ставить медицинские эксперименты и заставлять работать до кровавого пота! Не верьте его словам о страховке и о бесплатных обедах. Вы что, забыли, как они прибыли к нам? Под покровом ночи, тайно, как воры! Подняли нас с постелей, согнали за проволоку! И вы хотите поверить, что у них добрые намерения? Вот этот человек, — тут она показала на Чирика, терящего от страха сознание, — спас нас всех. Он украл запчасть корабля и только поэтому эти люди не смогли унести наш дом со всеми нами на другую планету.

Часть толпы захлопала в ладоши, закричала:

— Молодец, Чирик, герой! В депутаты его от нашего округа! Герой России, как Чапмэн!

— В председатели правления! Пожизненно!

Другая стала свистеть и улюлюкать:

— К чёрту! В кутузку его, ворюгу! Всю Россию растащили, аферюги!

Наташка пытается перекричать всех сразу:

— Товарищи! Разве мы просили нас куда-то вывозить? Мы что, твари бессловесные, что не надо спрашивать нашего мнения? Мы разве просили, чтобы нас выбрасывали из постелей и тащили на площадку! Не верьте им, не верьте! На крыше нашего дома бьются за свободу наши товарищи, проливают свою кровь. За вашу и нашу свободу!

— А вот этого не надо, — сказал Зэпп скрипучим голосом с чеченским акцентом, любуясь на раскрасневшуюся Наташку. — Правда никому не интересна, не по теме. Отключите первый микрофон! И второй — тоже! Это я так, для красного словца. Зетцен зе зих, с ядьте пожалуйста! Да просто дайте по башке и заткните ей рот! Заберите эту девушку Джеймса Бонда и киньте в кипяток, пусть охладит свой пыл. Кстати, румянец во всю щёку вам идёт, мадам.

На Наташу набросились солдаты, стали крутить ей руки, зажимать рот.

Толпа заулюлюкала:

— Во, зажигает баба! А как достоверно!

— Не наврала Ирка Пионерская, точно — «Розыгрыш»! Первый канал — всегда первый! Тут же кругом камеры, дураков нет.

И хотя кругом были только дула автоматов, люди видели то, что им хотелось видеть — съёмки передачи «Розыгрыш». До Зэппа долетали отрывки фраз:

— Ишь, молодцы, как натурально. Видно, Абрамович денег дал, такую дуру повесили. Настоящий монстр, как в «Дне независимости».

— Да ладно, из фанеры, поди, двухслойной. Из железа, что ли, привет, как бы он в небе держался? На гвоздях, что ли?

— Сколько денег распилили, прикинь!

— Да какой из фанеры, вы что? Это все компьютерная графика, голограмма, ничего этого нет в природе. И дом перевернут в компьютере, как ты его в натуре сдвинешь?

— Да ты сам голограмма! За квартиру третий месяц не платишь!

— Слушайте, а этот мордастый — просто вылитый фашист!

— Да это ж Стоянов! — радостно воскликнули в толпе. — Из «Городка»!

— Точно, Стоянов! Жиряга! А этот, который воришку играет, вылитый Башаров. Да тот, что Кот Бегемот в «Мастере»!

— Тот Баширов! Башаров — на коньках.

— Нет, но надо ж, какие гады, такой гнусный розыгрыш — отдых на халяву. А я, дурак, повёлся! Больше не приду на собрание, клянусь честью!

И этот обиженный человек стал продираться на выход.

— Не, ребята, — выступил кто-то с голосом скептическим, — это не Стоянов. Это этот, Довгань, который водку делал, дамскую.

— Да не, какой Довгань! У того ямочка на подбородке.

— Провалился кстати куда-то?

— В ямочку!

— Говорят, он в Австралии, родил сына и взял фамилию Счастливый. Изобрел лекарство против смерти. Называется «довговнин».

— Слушай, а разве Башаров? Не узнаю его. Так загримировался, хрен понять! Или это тот, который в «Собачьем сердце», ну, как его? Собаку играет?

— Какую собаку? Баскервилей? Михалков!

— Сам ты Михалков! Не называй мне эту фамилию, я его презираю! Старинный домик снёс в центре Москвы, так опозорился, «фонд культуры»! Всё, что до этого говорил — не считается!

— Конни? Как у Путина? Или «Ко мне, Мухтар»? Какая собака?

— Слушайте, вы вообще, что ли? Собака тут при чём?

Пока крутили руки Наташке, значительная часть толпы вместе с Ириной Пионерской, повернувшись спиной к Зэппу, обсуждала в свете только что увиденного, удачные и не совсем удачные сюжеты передачи «Розыгрыш».

— Передача жестокая, злая и гадкая, — говорила критикесса, вбивая аргументы в головы слушателей, как вбивают гвозди в доску. — Смех сквозь слезы. Пир во время чумы. Танцы на костях. Бесстыдство, как и всё наше телевидение. Всё продано. Правильно сказал Леонид Парфенов — им уже ничего не стыдно!

— А я уверена, там всё подстроено, — горячилась Ольга Божедомская, директор ООО «Элитная сантехника из Сомали». — Только дурак поверит в сюжет с Собчачкой! Её захватывают террористы, а она им: у вас буду неприятности! Вы что, не знаете, какие у меня покровители? Меня сам президент знает! Или она дура полная? Как можно террористу такое говорить? Только идиотка будет под автоматами вставать в позу: я — такая-то и у меня тот-то и тот покровитель! Ах, ты такая? Гони монету, раз у тебя покровители. Выкуп!

— А как бедную Данку разыграли!

— Какую ещё Бедную Данку? Не Демьяна Бедного родственница?

— Да какая ещё родственница! Ведущая! Солдатскую передачу вела!

— А как этого разыграли, «Голубая луна» который! Борьку Моисеева? Ему говорят: вы теперь хозяин завода, платите нам зарплату. А он не ухом, не рылом: какая зарплата, вы что, офуели? Чуть не разрыв сердца. Нет, но разве так можно, такие стрессы! Чушь собчачья!

— Вы слушайте, что я вам говорю, — гнула свою линию Ирина Пионерская, — наше телевидение — это самая настоящая пропаганда глупости, пошлости, жестокости и насилия! Власти нас просто оболванивают!

Зэпп поднял револьвер и трижды бабахнул в воздух:

— Тих-хо! Достали до печёнок! Слушать сюды! Это — не «Розыгрыш», я вам говорю со всей ответственностью!

А все: да ладно, не розыгрыш! Розыгрыш! Зэпп взбеленился:

— А я говорю: не розыгрыш!

Все опять: да розыгрыш, розыгрыш! А Ольга Божедомская громче всех. Зэпп разозлился, вынул из-за пазухи жезл, направил его на Ольгу Божедомскую, нажал кнопку, и та исчезла.

— Розыгрыш?

Толпа загоготала в сотню глоток:

— Прикольно! Ясное дело, розыгрыш!

Зэпп направил жезл на Ирину Пионерскую и она, вскрикнув раненой птицей, тоже исчезла. На кого-то ещё и ещё на кого-то. Те тоже испарились.

— Это тоже — розыгрыш? — закричал Зэпп.

Толпа ответила громовым гоготом:

— Розыгрыш! Давай еще, Стояныч!

Зэпп, озверев, стал тыкать жезлом направо и налево, распыляя жильцов. Десять, двадцать, сто, двести! Исчез Семён Семёнович с бадьей самогона, исчезла Антонина Ивановна, монтажер с телевидения, исчезла Любка-сорока, издатель Леонид Иванович Шумаков, исчез редактор журнала «Водные просторы» Лев Бандуркин, за ним директор Музея русской водки Кровопусков и с ними ещё человек пятьсот. На площадке образовалась довольно большая проплешина.

— Розыгрыш? — кричал в прореженную толпу взбешённый Зэпп.

А толпа валилтся на бетон, не в силах удержать хохот, рвущийся из глоток и орёт, задыхаясь:

— Ой, розыгрыш! Ой, держите нас, розыгрыш! Все они в рукаве!

Зэпп, озверевший от человеческой тупости, мокрый от липкого пота, достал из кармана галифе поллитру, зубами оторвал пробку, и, выдув содержимое до капли, с размаху шваркнул бутылку об асфальт. Бутылка разлетелась на мелкие осколки с весёлым звоном. И тут случилось то, чего не ожидал никто. Наступила гнетущая тишина. Ни звука, ни шороха. Только слышно, как булькает водка в животе Зэппа, да стучат зубы у Чирика.

Даже дети притихли, перестали бегать под ногами у взрослых и играть в прятки. И тут раздался стальной голос члена КПРФ Марии Григорьевны Блюхер, 75 лет:

— Это что ещё за новости? А ну-ка, подберите осколки, тут дети играют.

Зэпп не сразу понял, что это ему, и тем самым совершил роковую ошибку.

— Вы что, оглохли? Я к вам обращаюсь, товарищ в фашистской фуражке!

Зэпп отмахнулся:

— Иди, бабка, в жопу!

— Подберите осколки! — повторила та железным голосом. — Тебя говорят, свинья!

— Слушай, ты, карга старая, отвали! Топай до хаты, как у нас говорится, — огрызнулся Зэпп. — Дворники подберут, им за это деньги платят.

— Подбери сию минуту осколки!

— Нет, ну достала! — взвыл Зэпп, и, направив на бабку жезл, оставил от неё только возмущённый писк. — Недолго мучилась старушка в высоковольтных проводах. Занудела, блин! «Осколки подбери», видал, миндал?

Смеха это не вызвало.

— Подберите осколки! — раздался не менее стальной голос представительницы «Единой России» Людмилы Петровны Грызловой, 69 лет. — Сию же минуту!

Зэпп уставился на тётку с удивлением: только что был благополучно распылён схожий по тембру голоса объект. Он даже оглядел внимательно жезл, может, сбой в программе? Нажал кнопку, и новая бабка исчезла, издав орлиный клекот.

Никто не помнит, кто первым из жильцов дома № 48 крикнул: «Бей телевизионщиков, весь двор засрали!». Да уже и не важно. Слово было сказано, вернее, выкрикнуто и толпа кинулась бить людей Зэппа. Раздались выстрелы, послышались удары тяжёлых досок о каски солдат и вот уже толпа, нахлынув, свалила железно-сетчатый забор и вооружённая кто частями скамеек, кто фрагментами детского городка, кто железными прутьями, кинулась с яростными криками «Долой некрофилов НТВ»! на штурм трансформаторной будки.

— Стреляй, гад! — закричал Зэпп пулеметчику, ткнул его ногой под зад, но солдат не отвечал. Зэпп схватил его за шиворот и тряхнул. Тот дрых, пьяный в стельку. Зэпп вцепился в ручки пулемёта, навёл на толпу и нажал на гашетку. Пулемёт молчал. Его ствол был залеплен жевачкой «сперминт». Зэпп поднял жезл, чтобы направить его на бегущих людей, но неожиданно Наташка, которая стояла радом, изловчившись, мощным и точным ударом ноги выбила страшное оружие. Жезл взлетел в небо и, совершив высокую дугу, приземлился далеко в палисаднике. Наташка схватила Зэппа за обе руки, крутанулась и ловко перекинула его за спину.

— Абергут! Абергут! Абергут! — завопил Зэпп в устройство на лацкане и тут же над головой закружили три летательных чёрных машины, похожие по форме на троллейбусы, поливая пулеметно-пушечным огнем разбегающихся по квартирам жильцов.

С крыши по летательным объектам ударили зенитные гранатометы.

Один из летающих троллейбусов, задымив, стал падать на волейбольную площадку и задел кормой второй аппарат. От удара тот, словно биллиардный шар, отлетел в сторону и, ударившись в левое крыло дома, загорелся. Чирик, задрав голову, увидел на краю крыши Юрку Гагарина с гранатомётом в руках и ещё человек пять, которые кричали «ура!» и махали ему руками.

Третий аппарат взмыл в воздух и открыл бешеный огонь по крыше. Люди наверху попрятались.

— Кто это, Чирик? — спросила Наташка.

— Дас ист партизанен! — ответил за него Зэпп, пытаясь вырваться из цепких женских рук. Наташка резко двинула ему локтем в бок:

— Вас не спрашивают!

— Коня на скаку остановит, стерва, — сказал обиженный Зэпп, согнутый в три погибели. — Нет, ты не баба, ты деда. Зря я в тебя влюбился. Надо было тебя сразу распылить. Не было б печали, а теперь печаль.

— Чирик, мы идём на крышу и берём струпцину, — кричит Наташка. — Где ты её спрятал?

— Где? — под сурдинку интересуется Зэпп.

Чирик индифферентно пожимает плечами. Унего такой вид, как будто он только что очнулся от летаргического сна. Наташка расстегнула кобуру на поясе Зэппа, вынула револьвер и направила ствол на Чирика.

— Слушай, ты, жулик мелкого масштаба!

— Крупного, — сказал Зэпп откуда-то из-за её спины. — Такую серьёзную штуку стырил.

— Я с тобой церемониться не буду. У меня эти чёртовы пришельцы, — Зэпп завозился, возмутившись и Наташка снова его двинула в бок локтем, — и вот этот наглый хряк, сидят в печёнке. Магазин разгромили! Водку выпили! Верни им запчасть и пусть они летят отсюда на все четыре стороны.

— Как это — на все четыре, не понял? — сказал Зэпп, напрягаясь. — Тяни-Толкай какой-то! Вправо-влево, вверх-вниз? Так не бывает.

— Чирик, ну! Считаю до одного! Где струпцина?

— Я скажу, — прошептал Чирик, обалдевший от всех этих событий.

— Где спрятал? Хватит мямлить!

— Под тарелкой НТВ-плюс.

— Зелёного цвета? — спросил Зэпп.

— Вас не касается! — перебила его Наташка. — Как до неё добраться, Чирик?

— Ёлки-палки! — вдруг заорал тот, выпучив глаза. Наташка обернулась и вовремя — за её спиной завис бесшумный чёрный аппарат и в его двери человек, с лицом очень знакомым, целится из пулемёта.

Наташка помахала ему рукой. В ответ раздалась длинная очередь и пули засвистели на её головой.

— Молодец, Бугор! — заорал Зэпп. — Сам погибай, а друзей выручай!

Наташка, ничего не понимая, вскидывает револьвер и стреляет в сторону аппарата три раза. Из чёрного проема двери летательной машины Бугровский отвечает ей длинной злой очередью. Когда-то, ещё до Катьки, он положил на эту девку глаз, веря в свою неотразимость. Флиртовал, приглашал на Сицилию. А та его раскусила: тупая бычара с деньгами неизвестного происхождении. И послала его подальше.

— Ах, ты с ними! — разозлилась Наташка, вспомнив, как этот тип за ней увивался и выпустила всю обойму в предателя. Но промахнулась из-за Зэппа, который вертелся, лез ей под руку, кидая Бугровскому приказ за приказом:

— Бугор, сын собачий! Струпцина на крышке гроба! В зелёной тарелке с кашей! Вперёд, опричник! Ты в одном сапоге от цели! Спасай мой корабль, конь Троянский, чтоб тебя черти взяли! Не оставь от них камня на камне, кроши без жалости! Как капусту шинкуй! Мелко-мелко! И лучок не забудь пожарить. Соли по вкусу! Запомни: недосол на столе, пересол на спине! Старух не брать, ну их в баню! В Наташку не попади, я её с собой забираю! Не фиг ей в магазине среди алкашей! Пусть служит украшением стола, мне она по кайфу! Обо мне не думай, я тут сам разберусь! Атакуй их, в Бога душу мать, получишь на орехи!

— Слушаюсь, ваше превосходительство! — прокричал Бугровский из дверей летательного объекта. — Сделаю всё в лучшем виде!

Он захлопнул тяжёлую дверь и чёрный челнок резко взял с земли.