Как ни странно, но после «дольче вита» во всех ниццах, каннах, парижах, на островах Индийского океана и в Нью-Йорке, откуда она не вылезала до этого, или отдыхая от нечего делать, или занимаясь шопингом, простая жизнь за прилавком «Продмага» её нисколько не разочаровала. Наоборот, Наташа втянулась, восстав, что называется, к жизни. Видимо, мамины гены напомнили о том, кто она и из какого вышла сословия. Мать её в советское время работала на дому портнихой, и, обшивая с утра до вечера Останкинский район, фактически содержала и мужа, и дочку, мечтавшую о балетной карьере.
Благодаря матери Наташка умудрилась поступить в балетное училище в районе Фрунзенской набережной, откуда вышли и Бессмертнова, и Максимова, и Вишнева, и дочка Мариса Лиепа. В те годы директором была Софья Головкина, балерина в прошлом. Та была умелой и хитрой администраторшей, ладила с любой властью. В советское время — с коммунистами, в перестроечное и бандитское смогла сохранить и штат преподавателей, и само училище. Цинично принимала на учёбу не переспективных деток «больших» людей и те Христа ради помогали училищу. Кого только не видели аудитории школы! Внучку Горбачёва, дочку Хазанов, тут училась родственница знаменитого Япончика, а также дети безымянных боссов с тугими кошельками.
Но Наташа не выдержала балетной муштры. Уже через полгода возненавидела и балет, и училище, и перевелась на вечернее отделение Института культуры изучать рекламное дело. «Комсомольская правда» объявила среди девушек конкурс «Будь стильной с «КП». Послала туда свои фотографии. Еще в конкурс «Леди mail.ru». Везде напечатали, после чего её завалили предложениями руки и сердца. Много было писем из мест заключения, особенно от тех, у кого заканчивался срок отсидки и кто готовился к выходу на свободу, мечтая не столько о создании семьи, сколько о красивом женском теле.
По объявлению пошла на пробы российско-какого-то фильма о Древнем Риме. Очередь из смазливых девчонок выстроилась по всей Брестской до Белорусского вокзала, все хотели стать звёздами. Режиссёр с фамилией не то Толстой, не то Толстый, повизгивая от вожделения, предложил сразу раздеться, лечь и раздвинуть ноги. Мол, так надо для фильма, где жёны патрициев спариваются с рабами на глазах у народа Рима по приказу сошедшего с ума императора Калигулы.
Складно изложив сюжет фильма Дзеффирелли, продюссер быстро-быстро снял грязные штаны и обнаружив жирные лоснящиеся ляжки и огромный эрректированный член, полез к Наташке целоваться. Получив кулаком точно в глаз, отлетел в угол, ударился головой об стенку и затих.
На столе стояла бутылка початого коньяка «курвуазье». Наташка отпила большой глоток, а остатки вылила на бритый режиссерский череп: «Охолонись, Калигула!». Взяла брюки, наступила на одну штанину и дёрнула за другую. Обе половинки кинула Толстому: укройся, говнюк!
Потом пришлось спасаться от погони, высланной оскорблённым продюссером, пришедшим в себя без порток. После «проб» на Брестской, Наташа твердо и бесповоротно решила завязать с кино. Поступила на работу в крошечное рекламное бюро, которое, правда, уверенно дышало на ладан. Его директор много лет пытался выкарабкаться из финансовой ямы, ярко иллюстрируя расхожую мысль, что самая глубокая пропасть — финансовая, в неё можно падать всю жизнь. Постоянно пребывая в поисках денег для отдачи предыдущих, судя по всему, немалых долгов, сделанных на рулетке еще в те годы, когда казино в Москве плодились, как кролики, он не очень-то заглядывался на своих работниц, которые все были для него на одно лицо и отличались только количеством денежных знаков, которые он, к своему неудовольствию, должен был им выплачивать ежемесячно.
Его это страшно нервировало, а Наташке такой шеф и был нужен, она уже устала от приставаний мужиков, от сальных предложений не очень решительных и наглых хватаний за все места тех, кто понаглее. Как правило, такими были те, кто или побогаче, или из грязи в князи.
А дальше случилось то, что и должно было случиться по логике сюжета Наташиной жизни. Банк её будущего мужа сделал заказ на рекламную компанию. Наташкин шеф, уже ни на что не надеясь, — пан или пропал, — решил поучаствовать в тендере на создание нового имиджа большого банка. Наташке поручили взять интервью у директора, чтобы снять кое-какие вопросы. Шеф накручивал её перед визитом:
— Наташа, войди в моё бедственное положение! — заламывал он руки и прикуривал сигарету от сигареты.. — Это мой последний и решительный бой! Это мой призрачный шанс выжить. Если мы не выиграем, я сойду с ума! Я просто повешуся! Но ты не радуйся, потому что перед этим придётся закрыть нашу богадельню, а сотрудников, и тебя, кстати, в первую очередь, я буду вынужден выкинуть на улицу.
Естественно, Наташка очень волновалась перед визитом. Банк был в топ-десятке самых крутых в России, и среди его клиентов значился даже Государственный концерн «Газ-Нефть», не говоря уже о сотне более мелких, но по-своему солидных клиентов.
Нарядилась в свои лучшие тряпки, надела каблуки, подвела глаза, а непослушные волосы собрала в высокую башню, заколов её шпильками. Красивая, стройная, похожая на Одри Хепбёрн в фильме «Римские каникулы», пришла к банкиру, молодому и наглому красавчику с пухлыми девичьими губами и глазами неутолённого самца. Его роскошный кабинет с красной дорогой мебелью и видом на Москва-реку и Кремль, помещался на последнем этаже нового здания в районе престижной Пятницкой улицы. Видимо, у него совсем не было времени, потому что ровно через минуту, махнув рукой на интервью, банкир, перешёл с Наташкой на «ты». Ещё через минуту предложил заняться сексом прямо на толстом персидском ковре, положив на её коленки пачку в десять тысяч долларов.
— В порядке шефской помощи, — пошутил при этом.
— Вы ошиблись, — сказала она, глядя в его бараньи глаза, — я вам не девочка по вызову. И я пришла по делу.
Тот рассмеялся:
— По делу! А это что, не дело?
Наташка стала собираться.
— Эй, тебе мало, что ли? За один раз? Ещё добавить?
— Дурак и уши холодные! — сказала она грубо и ушла, даже не оглянувшись. Секретарша бежала за ней до лифта, шептала: девушка, девушка, вернитесь, это Валентин Анатольевич так шутит со всеми красивыми…
— Самками? — задала ей в лоб вопрос. — И как часто он так с вами шутит? С какой регулярностью? Любит шутить на полу или на столе? Сзади или спереди?
— Так что мне ему передать? — заблеяла та. — Валентину Анатольевичу?
— Передайте вашему Анатольевичу, этому вонючему козлу, что он не в моём вкусе.
— Так и передать? — почти потеряла сознание секретарша.
— Так и передать.
— Но он же не вонючий. У него одеколон хороший.
— Хорошо, передайте вашему хорошо пахнущему козлу, то, что я вам уже сказала.
Секретарша вздохнула:
— Зря вы так, девушка. Такими деньгами сорите. Вас же не убудет один раз.
Наташка смерила глупую корову с головы до пят таким взглядом, что та зарделась.
В рекламное бюро Наташа не вернулась, была уверена, что её уже уволили, что этот козёл-банкир уже раззвонил по всем телефонам, нажаловался шефу. Вечером в дверь её квартиры в коммуналке на Маломосковской улице истерично забарабанили кулаками, хотя звонок был на видном месте. Она поглядела в глазок — это был шеф бюро. Заорал с порога, даже не поздоровавшись:
— Наташка, собирайся, такси ждёт, счётчик тикает! Живо! Опаздываем!
— Куда? У меня завтра зачёт, никуда я не поеду.
— Скорей, скорей, скорей, как же ты копаешься! — шеф бегал по квартире, совершенно не вслушиваясь в её слова. — Валентин Анатольевич заказал столик в ресторане «Пушкин» на Тверском, давай, быстро!
— Какой еще Валентин Анатольевич?
— Да ты что, — Мундров! Банкир! Наташа, на кону полмиллиона баксов, я прошу тебя, собирайся в темпе, он хочет обсудить с нами условия контракта!
А Наташке как будто вожжа под хвост попала:
— Вам надо, вы и обсуждайте! А я с этим козлом, извините, на одном гектаре срать не сяду. Так ему и передайте.
— Как это «так и передайте»? — растерялся шеф, видимо, по тону Наташки чувствуя, что та настроена решительно и её не уговорить. — Так прямо и передать?
— Так прямо или так криво, ваше дело.
И вытолкала его за дверь. Но этим всё не кончилось. В двенадцать ночи, когда Наташка уже собиралась ложиться спать, в дверь робко позвонили. Глянула в глазок и увидела огромный букет из роз, охапку размером со сноп чугунной колхозницы над павильоном «СССР» на ВДНХ. Ясное дело, это притащился банкир. Пьяный и весёлый. Просил через дверь впустить его в туалет, «хоть на секундочку», прыгал на одной ножке, скуля щенком. Она не открыла. Он поднял на ноги соседей Наташки по коммуналке, заказал по телефону 29 пицц по количеству едоков, 12 бутылок шампанского, три водки для особо понимающих, а также ящик пива. И вот вся эта шайка-лейка с детьми, бабками и дедками в маразме, собаками и кошками, устроившись у неё под дверью, стала есть, пить, петь песни про «подмосковные вечера», танцевать и играть на гармошке.
В два ночи она вызвала по мобильному милицию, и певцов увезли навсегда. Так она мечтала. Утром же, открыв дверь, чтобы идти в институт, она чуть не лишилась дара речи — пьяный банкир спал на коврике, обняв бездомную жучку.
Так началось их знакомство, которое имело продолжение в виде роскошной свадьбы в старинном парке Кусково и покупки четырехкомнатной квартиры в доме № 48 по Академика Королёва. Прилавок в магазине «Продмаг» в том же доме шёл, видимо, как некий бонус наоборот, чтобы, как говорят в армии, служба мёдом не казалась.