Инквизитор

Глава 03

— Надо заметить, — сказал задумчиво Круль, — что эти парни внизу не такие уж дураки. Практически сразу засекли нас на высотке и грамотно обложили. Нет, командир у них — просто стратег и аналитик.

— Угу, — буркнул Иван. — Еще какой! Это ж надо, не прошло и минуты после того, как мы подстрелили двоих его парней, а он понял, что в них, кажется, стреляют, и, вероятно, с этого холма. Как же он это сообразил?

— Это был сарказм? — уточнил Круль, рассматривая дорогу и тела на ней в оптический прицел. — То есть ты не согласен с тем, что они действовали грамотно и четко?

— Согласен, но…

— Но так же на их месте поступил бы всякий?

— Ну…

— Нет, Ваня, ты так и скажи — всякий смог бы с ходу все сообразить и осознать?

— Не дебил — всякий…

— Ага, тогда поясни мне, не дебил, отчего это ты пальнул назначенному тебе пациенту не в живот, а в голову? Сказано было — по центру мишени, а ты что, хотел блеснуть своим умением?

— Пошел ты… — буркнул Иван и отвернулся.

Ему, собственно, вообще не стоило поворачивать голову к Крулю, а нужно было внимательно следить за своей половиной горизонта, чтобы противник не подобрался слишком близко.

И не стоило поддаваться на провокацию и ввязываться в этот интеллектуальный разговор. Вспоминать, как раненный в живот парень корчился в луже своей крови на дороге, возле двух трупов… Трех, поправил себя Иван. Это поначалу на дороге лежало два тела, Круль заботливо стащил их туда и уложил так, чтобы лежали они посреди хорошо просматриваемого с холма участка дороги. Два мертвых снайпера бросались в глаза и сразу же вызывали желание осмотреть и принять меры.

Нет, не сразу, странно было бы ожидать даже от тупоголовых галат сразу после подрыва на растяжке безбашенного броска в новую ловушку. Минут двадцать возле дороги происходило что-то невнятное, ветер выносил из-за камней и танков облачка пыли, поднимаемой перебегающими и переползающими людьми, слышались даже пару раз голоса, но, что именно говорили, разобрать было невозможно.

— Значит, — сказал Круль, — когда они полезут к телам…

— Если, — поправил Иван просто для того, что не молчать и не соглашаться. — Если полезут.

— Дурак вы, ваше благородие, — серьезно сказал Круль и искоса неодобрительно глянул на Александрова. — Когда они придут… Сам посуди, они спланировали на нас засаду, хорошую засаду, толковую, в такую и попасть приятно, поставлена умными людьми на умных людей. Если бы не гениальный я, то… Только прошу, не нужно снова твоих пошлых и неумных каламбуров. Лежи и смотри на дорогу. И радуйся, что солнце у нас за спиной и мы можем не бояться бликов на оптике. И давай сразу договоримся — когда они появятся, то ты берешь на прицел дальнего от нас, а я ближнего.

— А если их будет трое?

— Все равно. Будем считать, что третий — счастливчик, и ему повезет уйти…

— А если будет один?

— Тогда стреляю только я. А ты следишь, чтобы никто не воспользовался моей занятостью. С тыла к нам пока никто не пожалует. Пока мы не засветимся своей пальбой… — Круль хмыкнул. — Вот никогда не любил все эти перебежки-перестрелки, всячески в училище пытался откосить от этих тактических экзерсисов, полагая, что боевые действия в городе мне еще как-то понадобятся, а в поле и горах… И поди ж ты… Это все из-за тебя, служивый.

— Мы могли вообще уйти, — напомнил Иван. — Не дожидаться подхода, свалить на север…

— Могли. Но у тебя есть гарантия, что там нет засад? Что на первом же КПП переодетый в нормального парня галат спокойно не расстреляет тебя и меня за компанию и удовлетворенно помрет с сознанием выполненного долга? Или, вообще, рванет на себе пять килограммов пластиковой взрывчатки… Такие вопросы нужно решать на месте. И решать нужно, обеспечив подавляющий перевес в огневой мощи и живой силе.

— Но ты же сообщил?

— Я? Нет. Это Муслим рассказал все в Бездне.

— Муслим? А мне он представился Марком.

— Ага. А еще Лукой и Матвеем. Ваня, когда ты уже повзрослеешь? А кроме того, нужно бы знать, что Муслим может быть как именем, так и просто констатацией факта. Типа — мусульманин я. В смысле — он.

Круль еще что-то хотел сказать, продолжить треп, чтобы и самому отвлечься, и немного развлечь Ивана, но тут тень от камня на краю дороги немного удлинилась.

— Видишь? — спросил глухо Круль.

— Вижу, — прошептал Иван пересохшими губами.

Вот всегда с ним так перед началом разборки или перестрелки. Во рту — сухо, в желудке перекатывается кусок льда, по всему телу — озноб, но без дрожи в руках и ногах. Без дрожи, но все равно неприятно. Будто есть у тела возможность испугаться и повести себя независимо от воли мозга. Иван каждый раз давал себе клятву спросить у других, как они себя чувствуют в подобных ситуациях, и каждый раз забывал и о своем намерении, и о своих переживаниях.

Круль, сволочь толстокожая, вон совершенно спокоен. Ждет, когда бедолага отделится от камня и подставится под выстрел.

— Сейчас они попробуют достать их веревкой, — сказал Круль. — Подготовят арканчик и попытаются зацепить их по одному. Ну там, чтобы на мину не нарваться… Или чтобы стрелок не достал. Тела-то подозрение внушают. Слишком уж они открыто и вызывающе лежат. Как полагаешь, Иван? Ты бы полез с ходу?

— Я бы вообще не полез до тех пор, пока не прочесал бы все вокруг силами Международного контингента численностью до батальона. Потом вызвал бы бронеавтомобиль…

— С тобой неинтересно, Иван… Войсковая операция, прочесывание… А если бы у тебя не было времени? И возможностей, само собой? Трупов оставлять нельзя, следов оставлять нельзя, тела нужно обязательно унести, чтобы не подставиться. Что тогда?

— Тогда — веревочка, — согласился Иван. — А что ты будешь делать, когда они это провернут?

— Не провернут. Обрати внимание, трупы лежат так, что руки и ноги под петлю не подставлены, одно тело лежит на другом, открыта только голова нижнего, но сам нижний зажат между камнями. Веревкой они его тащить замучаются. Ты никогда не видел, как отрываются головы?..

Иван почувствовал, как рот наполняется горечью и комок подкатывается к горлу.

Убивать ему приходилось, но смаковать подробности — ни он сам, ни его сослуживцы этим не увлекались. Один раз попался паренек из Бельгии, ухо зачем-то у убитого галата отрезал, так его вначале помяли свои, Шестикрылый вкатил епитимью по полной программе, а уж потом отправили беднягу на перевоспитание в монастырь куда-то в район Шпицбергена.

Мы люди, а не звери, сказал на очередной накачке отец Серафим. Хотя и немного животные, добавил он, обведя собравшихся сумрачным взглядом.

Из-за камня вылетела веревка, с первого раза на шею набросить не удалось, пришлось повторить попытку еще трижды. Наконец петля захлестнулась. Веревка натянулась.

— Тянем-потянем, — прошептал Круль.

Тело шевельнулось, шея вытянулась.

— Еще разик, еще раз, — пропел Круль. — Ну?

Веревка ослабла.

— Вот. Сейчас замри — они будут внимательно озирать окрестности. Не шевелись…

Иван затаил дыхание.

— Кто-кто на холмочках сидит? — тихонько пропел тонким голосом Круль. — Кто-кто на высоких сидит?

Пригибаясь, из-за камня показался человек, быстро перебежал к телам и лег рядом.

— Это я, — пропел Круль, — мышка-норушка…

Круль не стрелял, ждал. Поглядел быстро на спускающееся к горизонту солнце и снова припал к оптическому прицелу.

— Бедняга сейчас осматривает покойников на предмет минирования. Я бы на его месте особо не торопился, тут спешить не стоит. Это я знаю, что ничего там не минировал, а он-то не знает… Такие дела. Лежит, смотрит. В нос и рот лезет пыль, по спине мурашки и пот… В бронежилете не очень комфортно по такой жаре. Вот ты скажи мне, Ваня… Не шевелись, а только скажи, шепотом, какого рожна парни надевают бронежилеты? Ну ведь сами используют бронебойные патроны. По нам стреляли бронебойно-зажигательными. Ну не странные люди?

Человек на дороге приподнялся и что-то сказал, Иван увидел в оптику, как шевельнулись губы на запыленном лице.

Из-за камня появился еще один, лег с другой стороны от тел.

— Ну нет там гранат и сюрпризов, — прошептал Круль. — Все чисто. Мы убили ваших парней и ушли, оставив вам на дороге оскорбительный знак нашего превосходства. И вам, прежде чем нас искать, настигать и уничтожать, нужно эвакуировать тела. И подумать, а не захватили ли мы третьего живьем? И не ведем ли его сейчас в тайное место для допроса? Время, парни, время… Кстати, ты куда будешь стрелять?

— Какая разница?

— Вот так я и думал. Какая, видите ли, разница… Большая. Запомни, стрелять в живот. В живот. Или поясницу. Ты меня понял?

Иван не ответил.

Иногда Круль, несмотря на постоянный запах серы, производил впечатление нормального и даже вполне приличного человека. А потом вдруг срывался, превращался в странное, жестокое существо. Тесное знакомство с Бездной, похоже, неизбежно накладывало свой отпечаток.

Двое внизу встали, взяли верхнее тело и подняли его.

— Ап, — сказал Круль и нажал на спуск.

Иван выстрелил одновременно с ним. Навел прицел на голову дальнего человека и выстрелил.

Хлоп-хлоп, сказали винтовки, голова одного разлетелась в клочья, второй согнулся вдвое, упал на колени и завалился на бок.

И закричал.

— Ему сейчас больно, — сказал Круль. — А тебе я, когда все это закончится, весь кишечник на кулак намотаю. Я же сказал — в живот!

Раненый кричал еще минут десять, но за ним никто не пришел.

Зато по камням вокруг Ивана и Круля начали лупить пули, выбивая осколки и с визгом отлетая в стороны.

Иван попытался прицелиться в кого-нибудь из стрелков, но получил от Круля пинок ногой в бок.

— Я тебе постреляю, — прошипел Круль. — Я тебе… Отползи, развернись мордой в тыл и смотри, чтобы к нам оттуда никто не подошел. За танками, за камнями…

Иван спорить не стал, молча выполнил распоряжение предавшегося.

Минут через двадцать стрельба прекратилась. Круль дважды стрелял, но, как понял Иван, только для того, чтобы обозначить свое присутствие и предупредить, что он жив и на холм лезть не стоит.

Солнце уже коснулось горизонта, но жар не спадал, камни все так же источали жар, ветер был горячим, и даже небо, казалось, было раскалено. Облака на вид были пыльными и шершавыми. И тоже горячими.

Странное место, эта долина.

Холмы и складки земли покрывали все вокруг, насколько мог видеть Иван, останки боевой техники, разбросанной на этих морщинах, казались комочками грязи, остатками кораблекрушения на застывших вдруг волнах штормового моря.

Возле дороги танки и пушки стояли более-менее ровно, а дальше некоторые из них были словно собраны в кучки, лежали на боку или вообще были перевернуты вверх колесами и катками.

Странное место, повторил про себя Иван. И вдруг сообразил, что все эти холмы и возвышенности расположены по окружности, по многим окружностям, вот как что-то большое и тяжелое рухнуло в лужу жидкой грязи ближе к северу, всколыхнуло жижу, погнало волны и складки ряби от места падения к краям водоема, который вдруг взял да и застыл, превратившись в камень.

Очень быстро застыл, вон даже высокий всплеск от падения той большой тяжелой штуки не успел опасть, возвышается километрах в трех к северу от их холма. Здоровенный шпиль, метров на двести в высоту.

И как Иван сразу его не заметил? Времени не было. Не до того было.

За рыжим танком, вздыбившимся на самом краю небольшого овражка, что-то шевельнулось. Солнце светило прямо в лицо, рассмотреть подробнее не получалось.

— У меня кто-то движется, — сказал Иван тихо.

— Не дергайся. И отложи «шило». Если там кто-то со снайперской винтовкой, то…

— Не учи, — отрезал Иван.

— Даже и не собирался, — ответил Круль. — Дурака учить, что мертвого лечить. Как там, кстати, наш Муслим, пардон Марк? И мой первый пациент? Лежат?

— Собрались и ушли.

— Мне ничего не просили передать? — поинтересовался Круль.

Иван не ответил.

Он все время пытался не обращать внимания на тела, лежащие в десяти метрах от их укрытия. Но трудно было заставить себя не ощущать вонь разлагающейся плоти и не обращать внимания на черное облако мух, клубящееся над убитыми.

— Команда гостей ждет заката солнца, чтобы свести матч хотя бы к ничьей, — сказал Круль. — Значит, как только стемнеет, они, во-первых, унесут трупы, а во-вторых, попытаются предпринять меры по решительному штурму нашей неприступной крепости. Нам, кстати, дико повезло, что парни внизу не озаботились тяжелым вооружением. Нам бы хватило одного легкого миномета. Как полагаешь, хватило бы? Или просто тяжелого пулемета. Четырнадцать миллиметров быстро расставили бы все и всяческие точки над «и», а также разделали бы нас в аккуратное какаду. Но они не взяли с собой таких полезных инструментов. Нам повезло? Повезло. Но вот, как ты полагаешь, Александров, если они не взяли тяжелого вооружения, то есть шанс, что они не взяли также приборов ночного видения? Как думаешь?

Иван снова не ответил, а по спине у него, несмотря на жару, пробежал холодок. Луна сейчас восходит поздно. Через час-другой после заката настанет кромешная темнота, и ребята в приборах ночного видения получат все преимущества.

— Тебе страшно? — спросил Круль и добавил бодрым голосом: — А мне — нет!

— Тебе не надоело еще? — Иван прикрыл уставшие глаза. — Ты корчишь из себя идиота вот уже больше двенадцати часов без перерыва. Даже мне надоело, а ты все трудишься и трудишься…

— А что мне прикажешь делать? Сходить в психическую атаку плотными рядами и с песней? Воспользоваться случаем и объясниться тебе в любви? Так я тебя не люблю, извини. Я тебя не сильно огорчил?

— Как это место называется? — Иван взял, не открывая глаз, флягу.

В ней оставалась еще пара глотков. Можно было выпить сразу, а можно было оставить на ночь, которая обещала быть не менее жаркой, чем день.

— Это место называется… Сейчас оно никак не называется, а раньше, до Возвращения, его называли Тель Мегиддо, а что? У тебя есть по этому поводу пожелания или жалобы?

— Нет. Просто стало интересно…

— Интересно ему… Вот мне интересно, так интересно. Я, когда сюда собирался, получил от Муслима указания по месту встречи и тому подобному, отправился к шефу…

— К кому? — переспросил Иван.

— К нему, Ваня, к нему…

— Повадился ты что-то встречаться с Дьяволом. Раньше ведь он, кажется, тебя не так чтобы выделял. Ты же с ним трижды до этого встречался? Всего…

— Ни фига себе — всего! Знаешь, сколько там у нас… да и у вас, желающих с ним встретиться? Как наши тамошние карьеристы мне завидовали! Три раза — это не просто много, это до фига! А когда он меня снова вызвал, тут уж даже я офигел. Но и это оказалось ерундой по сравнению с тем, как у нас разговор пошел… — Круль сделал паузу, явно давая возможность Ивану выразить свое отношение или проявить любопытство.

Но Иван промолчал.

— Нет, ну так нечестно, — обиженным тоном произнес Круль. — Я тут пытаюсь скрасить наше угрюмое времяпрепровождение, разрываюсь в попытках развеселить и увлечь, а ты молчишь. Нет чтобы… ладно, самым ленивым и скучающим голосом сказать что-нибудь вроде: ну чего там у вас с ним произошло? Так нет, молчит, как галат на допросе. А ведь мало кто тебе еще расскажет о личных встречах с Дьяволом. Мало кто вообще с ним встречался, а чтобы так свободно трепаться на эту тему — вообще единицы. Я, например, таких вообще не знаю, кроме меня самого, естественно… Придурок!

Круль выстрелил одновременно с возгласом.

— Нет, ну не идиоты? — помолчав, спросил сам у себя Круль. — Ясно ведь, что ничего не изменилось, что я тут, и настроение у меня лучше не стало, и все равно лезут на открытое место. Издеваются, и больше ничего. Да. Так о чем это я? О встрече с шефом…

Солнце утонуло в горизонте до половины, тени стали длинными и почему-то извивающимися. Иван прищурился, пытаясь рассмотреть того, кто шевелился за танком, но ничего не увидел. Ладно, пусть шевелится сколько хочет, лишь бы не стрелял и на сближение не шел.

— Вот ты спросил меня, как эта территория называется, — продолжил Круль, не обращая внимания на отсутствие реакции со стороны Ивана, — и не проявил никаких эмоций, а Дьявол — ржал.

— Что? — удивленно спросил Иван. — В смысле?

— Нет, не прикидывался конем, а смеялся, — пояснил Круль. — Вначале так просто хихикнул сдавленно, будто увидел что-то неприличное, а потом прыснул и заржал уже в голос. Странное, доложу тебе, зрелище — смеющийся повелитель Бездны и князь Тьмы.

— Так он на человека похож?

— Ну… Не так чтобы совсем, но некая антропоморфность имеет место быть. Отдаленная, но тем не менее… Так я ему больше ничего и не сказал, стоял и тупо ждал, пока он отхохочет. С потолка сыплется пыль и пепел, стены дрожат, обслуга впала в ступор и вибрирует, а он хохочет и хохочет… А потом вдруг замолчал, стал серьезным и каким-то даже печальным и приказал мне убираться и помнить свои обязанности.

— Какие?

— Свои. Я и пошел. Времени почти не было, но я успел немного порыться в нашей библиотеке, там, старые путеводители, книги и все такое… — Круль снова замолчал и молчал до тех пор, пока Иван не сдался и не спросил: «И что?» — А ничего. Получается, что до Возвращения это место было одним из самых плодородных районов Святой Земли. Там сады, огороды, сезон дождей и четыреста миллиметров осадков. Вот ты скажи, похоже это на самое плодородное место? И, кстати, местность здесь была вполне себе ровная. Нет, на фотках есть холмы, такие пологие, приличные, сглаженные. Я, как сюда въехал, поначалу решил, что ошибся и не там свернул.

Из-за горизонта выглядывала самая верхушка солнца, тающий огненный сугроб. Желтый сегмент плавился и растекался по линии горизонта.

— Как думаешь, чего Дьявол ржал? — спросил Круль.

— А что, Дьявол не ржет? — поинтересовался Иван.

— Злой ты, Ваня, неприятный желчный тип. И серой от тебя не пахнет. Ты мне скажи, Ваня, когда ты грехи Фомы на себя брал, что испытывал? Какие были ощущения? Я серьезно спрашиваю, Ваня!

Иван не ответил.

— Вот, например, когда я подписал Договор, так сразу почувствовал, как по всему телу прокатилась волна горячая, с ознобом. Шух! Кровь бросилась в лицо, голова закружилась, и я почувствовал сильный запах серы и с легкой печалью осознал, что отныне этот запах всегда будет со мной… а ты? Что ты почувствовал? Было ощущение потери или, наоборот, приобретения?

Ничего такого не было, мысленно произнес Иван. Ничего. Вкус хлеба, хруст крупной соли на зубах… и отвращение к самому себе. Страх? Страх пришел потом. И наплевательское отношение к своей жизни — тоже потом. Самое первое, что Иван испытал там, в заброшенном разваливающемся доме, была жалость к Фоме Свечину, с разорванным горлом, умирающему и просящему помощи.

Жалость — это хорошее чувство? Или прав был дед, когда говорил, что жалость угробила больше народу, чем чума и война вместе взятые?

— Что там наши покойники? — спросил Круль.

— Дались тебе эти покойники, — отрезал Иван.

— Лежат?

— Лежат-лежат, им здесь нравится.

— А солнце уже село, — сказал Круль. — И совсем скоро…

— Камни горячие…

— И что?

— Ну если камни горячие, то нас в приборы ночного видения особо не рассмотришь. Придется им подождать немного, пока остынет все…

— Хороший ты человек, Ваня, наивный до глупости. Люблю таких! Сколько мы с такими Договоров подписали — не счесть. И все ради чего-то хорошего, естественно. С дополнительными пунктами о неприменении в качестве орудия зла, о спасении здоровья у любимых людей, наказании преступлений и подлостей… И ведь полностью уверены, что продают душу не просто так, а благого дела ради… — Только в голосе Круля особой радости не было, отстраненность и грусть уловил Иван в этом голосе.

Безысходность какую-то…

— А ты ни разу не пожалел? — спросил Иван.

— Кого?

— Не кого, а о чем. О том, что подписал Договор.

— Не знаю, — ответил Круль. — Честно — не знаю. Не задумывался как-то. Понимаешь, Иван, какая закавыка… Рай мне как-то и не светил. Или это я сейчас так себя успокаиваю… Ты как себя чувствуешь, брат Старший Инквизитор?

— Нормально я себя чувствую.

— Нормально… Твою мать, — пробормотал Круль.

— Не ругайся, рога не вырастут, — посоветовал Иван.

— Да я не о тебе, успокойся. Это я о своем. Ты труп снайпера хорошо видишь?

Иван глянул — а что тут видеть? Вон лежит. Стемнело, но мухи видны отчетливо, зубы белеют в неприятном оскале. И запах совершенно отчетливый.

— Ты можешь отстрелить ему голову? — спросил Круль.

— Дурак, что ли? — поинтересовался в ответ Иван.

— Тебе что — трудно? — Судя по звуку, Круль даже повернулся к Ивану. — Не задавай идиотских вопросов, а просто всади пару пуль в голову. А лучше — с десяток.

— Придурок.

— Ты можешь не спорить, а просто выполнить мою просьбу?

— Твою милую небольшую просьбу, — протянул Иван, надеясь, что получилось достаточно противно. — Я…

Воздух, и без того сухой и горячий, вдруг стал шершавым и колючим, оцарапал горло, осел пылью на нёбе и языке. Темнота, разлившаяся вокруг, стала вдруг вязкой и плотной, облепила лицо, потекла огненно-холодными каплями по лицу, спине, по рукам. Иван поднес руку к глазам, словно ожидая увидеть эти тягучие капли на кончиках пальцев, но ничего там, естественно, не было.

Вернее, было, было, Иван ощущал это всей кожей, но не видел.

Ужас темной жижей выступил из расщелин внизу и стал подниматься, затопляя все вокруг. И без того зыбкие очертания камней, танков, складок мертвой земли приобретали вид чудовищ, живых чудовищ, проснувшихся от векового сна, озлобленных и жаждущих только одного — поглотить Ивана Александрова, превратить его в свое подобие, сделать ночным бесплотным кошмаром.

— …очнись!

Удар в спину.

Кто-то схватил Ивана за шиворот и встряхнул.

— Почему ты не выстрелил! — И это был не вопрос, это было обвинение, ярость и отчаяние были в этих словах. — Теперь поздно…

Теперь поздно, сказал вслед за Крулем Иван. Почему? И почему предавшийся стоит, не пригибаясь? Ведь тот, кто прятался все время за танками, сейчас свободно может его подстрелить…

Мир вокруг Ивана маслянисто колебался, темнота гулко плескалась о скалы, дробила камни и растирала танки в мелкую ржавую пыль. Звезды начинали мерцать и гасли одна за другой. Одна за другой. И это было даже забавно.

Смотреть на них и угадывать, какая следующая…

Темный ужас заполнит весь мир, поднимется до самой небесной тверди, надавит на нее… И небо треснет.

Может Бог создать такой ужас, который испугает его самого? Разрушит его создание?

Может. Все мы его создания, и каждый из нас может быть разрушен ужасом. Или другим Божьим созданием.

Вот кто-то поднялся из тени на склоне холма. Улыбается. Белозубая улыбка светится в темноте. Это снайпер. Он, оказывается, жив. Он все это время прикидывался мертвым. Сейчас он подойдет, и можно будет спросить у него, зачем он сюда пришел, зачем он и его приятели хотели убить Ивана Александрова. Зачем убили Марка. И почему не убили предавшегося.

Сейчас все можно будет узнать. Улыбающемуся снайперу осталось всего несколько шагов до вершины холма. Три-четыре шага. Три-четыре… Три-четыре…

Над головой Ивана прогрохотало, вспышка выхватила из темноты распухшее мертвое лицо, треснувшие, изъеденные мухами губы, глаза, в уголках которых что-то копошилось… Оскаленные зубы.

Снова прогремел выстрел, снова вспышка, между глаз мертвого снайпера зияла дыра, но он продолжал улыбаться и продолжал идти, не останавливаясь и не ускоряя шаг.

Выстрел-выстрел-выстрел.

Что-то лопнуло в голове Ивана, мир вокруг дернулся и застыл, кристально прозрачный и звонкий.

Иван вскочил, рванул из кобуры «умиротворитель» и выстрелил в лицо мертвого снайпера.

И бросился вперед, не переставая стрелять.

И остановился над упавшим, наконец, мертвецом, и продолжал стрелять, не обращая внимания на визг рикошетирующих от камней пуль.

— Все, хватит! — крикнул кто-то рядом, Иван слепо повернулся, вскинул руку и нажал на спуск.

И еще раз. И еще.

Удар швырнул его на землю, но Иван не выронил оружие, а продолжал жать на спуск, даже когда понял, что патронов в пистолете больше нет, и что он все равно не может убить предавшегося, не может превратить в кровавые клочья его лицо, как превратил лицо снайпера…

Пощечина обожгла лицо Ивана, перед глазами вспыхнули искры, в ушах зазвенело.

— Успокойся! — выдохнул прямо ему в лицо Круль, навалившись всем телом на Ивана, прижимая его к горячей земле. — Приди в себя.

— Нормально, — Иван сглотнул кровь. — Нормально. Можешь меня отпустить.

Снизу, от дороги, слышались крики, грохотали выстрелы, вначале автоматы, потом рванула граната. Еще одна.

— Спокойно, Иван, — Круль сел на землю. — Спокойно. Теперь уже скоро. Совсем скоро.

Выстрелы внизу не прекращались, они переместились дальше, к выходу из долины. Кто-то закричал — истошно, с надрывом, захлебнулся криком и замолчал.

— Они не успели, — сказал Круль, задыхаясь, будто долго бежал в гору. — Они не думали, что придут демоны… Не думали. А теперь… Теперь — поздно.

Снова крик. И снова оборвался.

— Ты вызвал демонов? — спросил Иван и провел рукой по своему лицу.

Мокро и липко.

— А у нас был другой выход? Ждать приезда парней из Конюшни? Только дождаться ночи.

— Подготовить пару трупов… — сказал Иван и сел. — Ты поэтому взбесился, когда я выстрелил в голову?

— Ничего… И так хорошо получилось… Только…

— Что «только»? — спросил Иван спокойно. — Только не все так хорошо?

— Не все… Демон овладел мертвым телом и убил человека. Я думал, что… думал, что пошлют только троих… четверых, по числу мертвецов. А похоже, эти твари пошли потоком… Каждый убитый превращается…

— И когда твое подкрепление одержит победу, там, внизу, будет почти два десятка мертвых тел, захваченных демонами? — все так же спокойно спросил Иван. — И чем они будут заниматься до утра? Насколько мне подсказывает жизненный опыт, они будут искать живых. Не так?

— Так.

— И тебя, как я понимаю, они не тронут?

— Не тронут.

— Забавно, — сказал Иван.

Внизу торопливо выстрелил пистолет. Потом рвануло, и все затихло.

— Кажется, нашелся порядочный. — Иван и сам удивился, что не испытывает ничего, кроме усталости и леденящего спокойствия. — Похоже, подорвал себя. На одного желающего меня угробить — меньше. Ты глянь, Круль, они там еще не перегруппировались? Ты не в курсе, демоны склонны к коллективным действиям или рвут живую плоть индивидуально?

— Замолчи, дай послушать.

Иван послушно замолчал.

Это даже смешно — предавшийся, самоуверенный и спокойный, прокололся. Думал, что все в руках, а на самом деле… Это будет даже забавно — уесть Круля таким необычным способом, взять и подохнуть прямо у него на глазах. Вот из принципа не стрелять себе в голову, когда одержимые подойдут в упор, а спокойно дождаться смерти, сказать что-нибудь этакое, обидное…

Круль нервничает, что-то говорит озабоченно. Говори, Круль, я все равно ни хрена не понимаю. Слышу, но не понимаю.

А… Ивану стало смешно. Это ведь он не просто так спокоен. Это его пытается захватить демон, не дожидаясь смерти. Такой предприимчивый демон, нетерпеливый. С другой стороны, овладев живым телом, он сможет еще долго развлекаться среди живых. Это вам не оживший покойник.

Иван встал.

Достал из кармана магазин, вставил в пистолет.

Обойдешься, красавец. Тело мне еще самому нужно. Самому. Хотя, интересно, если демон захватывает живое тело, его бывший владелец куда девается? Отправляется по предназначению и по делам своим или телепается в своей бывшей черепной коробке, имеет возможность видеть и ощущать происходящее?

— Слышь, Круль, ты бы шел себе подобру-поздорову, — сказал Иван. — Они тебя так не тронут, а если полезешь между нами, то могут и сорваться.

— Могут, — кинул Круль, всматриваясь в темноту. — Только ты не тарахти, не мешай слушать.

— Боишься пропустить момент встречи?

— Что-то типа того.

— И никак ты не можешь ребят отправить назад в Бездну? Не то чтобы я сильно на это рассчитывал, но помирать в мои ближайшие планы не входило…

— В мои — тоже. И я готов поспорить на что угодно, что и шеф не планировал меня так бездарно слить. Очень мило пообщались… Он поржал, я порадовался, что смог доставить ему несколько минут искреннего веселья.

— Может, он и не подозревал в тебе такого идиотизма, — предположил Иван. — Ваш рогатый честно был уверен, что ты в нужный момент бросишь меня и спокойно отойдешь в сторону. Чтобы не забрызгали. Или не разгрызли.

— Угу. Обязательно. Отчего же он тогда не отменил своего старого приказа?

— Это ты обо мне?

— О тебе. Защищать и не дать подохнуть. — Круль сплюнул.

— Обидно, — не мог не согласиться Иван. — А может, он просто забыл отменить? Или полагал, что после того, как я выжил прошлый раз…

— У нас такой путаницы не бывает. Приказы выполняются либо до тех пор, пока не выполняются, либо пока не поступает приказ отмены. Как, например, у Сизифа…

— А в аду сейчас работает Сизиф?

— Это я фигурально.

— Понятно. — Иван прислушался, от дороги не доносилось ни звука. — Может, они все-таки ушли?

— Все бросили и ушли, — сказал Круль и сел на камень. — Ты сам не чувствуешь?

Иван чувствовал. Каким-то шестым, седьмым или сто сорок девятым чувством он ощущал, что там, в темноте, клубится нечеловеческая злоба, что даже здесь, рядом, бесшумно скользит бесплотная ярость, ожидающая, когда Иван даст слабинку, подставится и предоставит возможность захватить свое тело.

— Тогда чего они тянут? — спросил Иван.

— Не знаю. Я еще никогда не был демоном. Ты не маячь, присядь, в ногах правды нет…

— Но нет ее и выше, — продекламировал Иван и тоже сел на камень. — А они так и не остывают.

— Долина с подогревом, — судя по голосу, Круль улыбнулся. — Смешная долина с подогревом.

Горячий ветер продолжал дуть, постоянно меняя направление, теребил волосы, гладил по лицу.

— Может, они все-таки уйдут? — без всякой уверенности в голосе предположил Иван.

— Ты бы ушел?

— Я бы — ушел. Когда взойдет солнце, то…

— Что «то»? Солнце одержимым не помеха. Захват тела — да, лучше в темноте, а дальнейшее существование прекрасно проходит в любое время суток. В любое. Не очень долго, понятно, плоть гниет, суставы выворачиваются. Через сутки-двое они потеряют подвижность, но…

— Но ни меня, ни тебя это успокоить не может.

— То есть абсолютно. Ты, кстати, есть хочешь? У нас есть пара галет.

Иван усмехнулся и хмыкнул.

— А чего? — обиделся Круль. — Я, например, пожую.

И он действительно достал из кармана галету и принялся с хрустом ее жевать.

— Марк сказал…

— Марк много чего говорил, — ответил с полным ртом Круль.

— Марк говорил, что ты читал ту книгу…

— Какую?

— Ту.

— А… Ту… Полную Библию?

— Испорченную Библию.

— Ты так это называешь? — Круль достал еще одну галету. — Может, поешь? Последняя.

— Приятного аппетита.

— Как знаешь.

— Так ты читал?

— Читал.

— И?

— Ничего.

— О чем там? — Иван поерзал на камне, борясь с желанием дотянуться до сидящего поодаль Круля и дать ему в рожу.

— Ты об этом… Я толком и не понял. Бред какой-то…

— Мне лень, — предупредил Иван, — но я справлюсь с ней и насую тебе в рыло. Встану и насую. Или даже вставать не буду, прямо с места отстрелю тебе что-нибудь жизненно не слишком важное… А ты и ответить мне не сможешь, так как имеешь приказ спасать мне жизнь. Да?

— Можешь попробовать, — не стал спорить Круль. — Но, когда те парни пойдут наверх, я тебе пригожусь со всеми органами, даже не слишком жизненно важными.

— Убедил, — сказал Иван. — Но ты должен мне рассказать… Марк для этого жизни не пожалел…

— А кого может беспокоить его жизнь? — почти искренне удивился Круль. — Он не отсюда. Родился не здесь. Его здесь вообще быть не должно. И книга эта… Ладно я, предавшийся, подписавший Договор, по слабости или еще по какой причине выбравший синицу в руке, а не журавля в небе, для меня такое болезненное любопытство простительно и даже похвально, но ты, крещеный и где-то даже верующий человек… как тебя может это интересовать?

— Не знаю, — неожиданно для себя честно ответил Иван. — Я и прочитать толком ничего не успел… Но ведь Фома…

— По словам твоего Марка, — напомнил Круль.

— Но ведь Фома погиб из-за этого…

— Опять-таки, по словам твоего Марка.

— Но у него был суббах! Это его суббах! — Иван выхватил из кармана четки и протянул их в сторону Круля, будто тот в темноте мог их рассмотреть, а, рассмотрев, принять их как аргумент.

— Это только четки. Бусинки, нанизанные на ниточку. И слова мусульманина, который вполне мог оказаться и не мусульманином вовсе. Я видел слишком много лжецов и слишком часто слышал ложь. И сам я врал слишком часто, чтобы кому-то верить, — голос Круля стал звучать твердо и безапелляционно. — Ты видел человека, который сказал, что прибыл через Игольное ушко, который сказал, что был приятелем твоего друга, и который сказал, что книга, которую он называет Библией, является настоящей Библией, а те, что мы с тобой читали с рождения, — подделки. Чищенные новоделы. И ты сразу ему поверил?

Он прав, подумал Иван. Он абсолютно прав. Но Марк умер… Можно ли умереть для того, чтобы обмануть одного-единственного человека, спросил себя Иван и ответил, что да, можно. Что, как оказалось, отринувшие готовы на все, лишь бы послужить Богу своим, странным, извращенным способом и отдать душу на вечные муки.

Каким простым и прозрачным казался мир еще полгода назад.

По эту сторону были свои, честные, насколько это возможно, безгрешные, по мере отпущения грехов. А на той стороне были враги. Они были неправы. Они знали, что неправы. Они упорствовали в своих заблуждениях не оттого, что верили, а из общей вредности. Чтобы поступить наперекор хорошим, честным, чистым людям.

А теперь вот поди разберись.

— Что такое апокалипсис? — спросил Иван.

— Откровение на греческом. Ничего такого особенного. Просто слово. Стоит первым в тексте. И всех делов… — Силуэт Круля был еле заметен — темное на черном, как Иван ни присматривался, ни одного движения уловить не получалось, хотя сейчас каким-то образом стало понятно, что предавшийся развел руками.

А в голосе прозвучали нотки довольно искреннего разочарования. Он тоже надеялся прочитать нечто такое. Нет, нечто ТАКОЕ. А вместо этого…

— Ладно, все там ерунда, бред, но все-таки, — Иван спрятал суббах в карман. — Что там было?

— Ты Библию читал? — спросил Круль.

— Да, — коротко ответил Иван.

Коротко и кротко, хотя в другое время за такой вопрос мог бы попытаться и в драку полезть.

— Так вот, текст Библии по сравнению с этим Откровением этого Иоанна — простое, прозрачное, даже веселое и развлекательное чтение. Честно.

От дороги послышался странный, скрежещущий звук, Круль замолчал, Иван тоже прислушался, затаив дыхание, с минуту они ждали, но ничего не произошло и не прозвучало.

— В общем, опуская подробности, там — о конце света, — сказал Круль. — История с драконом, всадниками, зверями… Конкретно достается отчего-то Вавилону и моему шефу. Самая мягкая формулировка в его адрес — дракон. Большой такой, махнул хвостом и снес кучу звезд с неба… И в конце концов сброшен в огненное озеро на вечные времена.

— Нормальное, правильное произведение, — не удержался Иван.

— Наверное. Только и людям там не слишком весело прописано. И мор, и язвы, и реки кровью, и вода горькая, и мухи… — Круль хлопнул себя по лбу и выругался.

— И все? — спросил Иван.

— Еще про Новый Иерусалим и построение царства Божьего на земле…

— На земле? — удивился Иван — Царство Божье — рай.

— Вот и я так думал. А по Откровению — ничего подобного. Конкретный город, из золота и камня, кубический, если верить тамошним измерениям, — Круль вздохнул. — Когда Муслим мне книгу дал, я схватился за нее, а прочитал — и ничего. Нет, странное ощущение было, понимаешь, что бред, но мороз по коже отчего-то пробирает, и во рту сохнет. Начинаешь разбирать подробно — все расползается на картинки и рисуночки. И… Тихо…

Шорох.

Осыпается песок. Ритмично так осыпается. Ш-шух, ш-шух… И с другой стороны холма — тоже. Ш-шух, ш-шух…

— Похоже, это за нами, — пробормотал Круль. — Может, постреляем?

— Может, — согласился Иван.

Он вернулся на свое место, лег и взял «шило».

— Не давай подойти! — громко сказал Круль.

Оптика на винтовках стояла неплохая, видно в темноте в нее было лучше, чем невооруженным глазом. Но, к сожалению, это был не ночной прицел.

Иван увидел темные силуэты. Даже не темные, какие, к свиньям собачьим, темные, если почти сливались они со светлыми камнями и почти белым песком. Если бы они не двигались, то и не заметил бы их Иван. Но они шли. Медленно, с трудом переставляя ноги, но шли.

Круль выстрелил первым.

— Попал? — спросил Иван.

— С ног сбил, — ответил Круль.

— Ты сам ведь говорил — в голову нужно, — засмеялся Иван и нажал на спуск.

Приклад стукнул его в плечо, силуэт, заполнявший прицел, качнулся и исчез.

Как же, в голову, сказал Иван. Попробуй тут различи.

Он перевел винтовку в сторону, нащупывая следующую цель, выругался, понимая, что, как бы медленно сейчас ни двигались ожившие мертвецы, с такой скоростью прицеливания он их перестрелять не успеет. Демоны умеют координировать свои действия, в этом Иван убедился.

Шли они широкой цепью, с интервалом в десять — пятнадцать метров. Или даже больше. Матерясь сквозь зубы, Иван поймал в прицел одного из них и выстрелил.

Тело дернулось, но продолжило движение.

Спокойно, приказал себе Иван. Спокойно. Не нужно психовать. Вдох — выстрел — выдох. Вдох…

Этому он в голову попал. Попал, успел заметить, как разлетелось в стороны что-то темное.

Следующий…

Они с Крулем все-таки прозевали начало атаки. Услышали шаги и шорохи, только когда покойникам до вершины оставалось метров пятьдесят. Хотя, засеки они мертвецов раньше, с какой дистанции смогли бы открыть огонь? Правильно, с тех же пятидесяти метров. Так что…

Иван не заметил, как расстрелял магазин. Нажав на спуск впустую, Иван потянулся за новым магазином, потом вставил его, дослал патрон, и тут оказалось, что покойники движутся не так медленно, как хотелось.

Иван вскочил на ноги. Оптика — вещь хорошая, но на близком расстоянии ни хрена она не помогает. Поймать в нее движущуюся цель — проблема. Особенно ночью, пусть даже цель и не прыгает из стороны в сторону, как спецназовец, а просто идет, раскачиваясь и спотыкаясь.

Теперь прицел только мешал.

Круль стрелял с небольшими интервалами. Хлоп-хлоп-хлоп-хлоп… И гильзы стучали по камням, отскакивая.

Иван стал стрелять от бедра, направляя туда, где темнота казалась чернее, где чудилось движение или слышался шорох.

Раз или два он попал — пули сочно ударили в тела. После второго выстрела Иван услышал даже треск ломающейся кости и шум падения.

Темнота сгустилась совсем рядом, запахло кровью, Иван выстрелил из винтовки, повернулся и снова выстрелил, услышав шорох у себя за спиной. Остаток магазина он разрядил, стреляя в темноту веером, переводя ствол после каждого выстрела в сторону.

Когда магазин опустел, Иван положил винтовку на землю — не бросил, а отчего-то положил аккуратно, чтобы не повредить прицел.

У них светятся глаза. Точно — святятся. Вон пара огоньков приближается справа. Движущиеся огоньки на фоне неподвижных звезд.

«Умиротворитель» прогрохотал, вспышка на миг осветила вершину холма. И ослепила Ивана. Перед глазами поплыли пятна.

И камешки заскрипели совсем рядом.

Иван ткнул пистолетом перед собой, ствол уперся во что-то упругое, Иван нажал на спуск. И еще раз. Так в голову твари не попадешь, но хоть что-то нужно было делать. Хоть что-то…

За спиной загремел пистолет Круля.

Вот, в общем-то, и все, подумал Иван, отступая назад и стреляя уже наугад, ничего не видя в темноте после вспышек выстрелов.

— У меня есть граната! — крикнул Круль.

— Засунь ее себе… — Иван не договорил, что-то толкнуло его в грудь, Иван сделал шаг назад, споткнулся о камень и понял, что падает, что равновесие удержать не получится.

Что-то кричал Круль, стреляя часто, словно для него очень важно было опустошить магазин.

Иван не упал — сел на камень, оружие не выронил. Даже выстрелил между белесых огоньков глаз одержимого.

У него в магазине еще оставалось два патрона. Иван считал. На всякий случай. Пуля в голову — не самый плохой выход в этой ситуации. Он еще не решил, стреляться в последний момент или нет. Не то чтобы он боялся греха самоубийства. В его положении — грехом больше, грехом меньше дела не решают.

Выпустив предпоследний патрон, Иван даже успел с сожалением подумать, что в аду, помимо отмеренных за грехи мук, придется еще и Круля видеть, улыбающегося и почти счастливого.

Круля свалили. Он задавленно кричал, хрипел, похоже дрался, но его не убивали. Правильно, чего они будут убивать посланца ада?

Последний патрон Иван спалил, не задумываясь, бросился вперед, перепрыгнул через упавшее тело и побежал с холма.

Дуракам везет, и он смог сделать почти с десяток шагов, прежде чем споткнулся и полетел вперед, в темноту, выронив пистолет и автоматически выставив вперед руки.

Ослепительная боль ударила в плечо, Иван врезался в камень, отлетел в сторону, проехал грудью и животом по осыпи, раздирая одежду и кожу. Вскочил на ноги, но не удержал равновесия и снова упал, перекувыркнувшись через голову несколько раз. На этот раз он приложился о камень спиной и затылком. Но сознания не потерял.

Тело перестало слушаться, но мысли были ясные и четкие.

Вот и все, подумал Иван. Кушать подано! Хотя демоны людей не жрут, они их либо убивают, либо…

Да нет, они только убивают. Иван ни разу не видел и не слышал ни от кого, что демоны захватывают все новые и новые тела.

Он даже как-то попал в деревеньку, в которую забрел одержимый.

Пустые улицы, кровь, изуродованные тела в домах и во дворах, даже животные были убиты одержимым, а сам он неуловимо быстро двигался между хозяйственных построек и между деревьев.

Они тогда помотались, прежде чем очередь подрезала одержимому ноги, и он потерял подвижность. Потом стреляли в голову, но одержимый, успевший убить, и убить неоднократно, никак не хотел умирать, поднимался на перебитые ноги, падал, заливая землю кровью, в голову ему попало несколько пуль… Одержимый полз на коленях, вытянув вперед руки и воя что-то разорванным ртом.

Если бы тогда… если бы в каждого убитого человека вселялся демон, то одной группы там бы не хватило. Точно не хватило бы…

Или это Круль как-то не так сформулировал свой рапорт шефу? Может, и так.

Иван попытался встать, рука подломилась, и он тяжело свалился на бок.

Встать, приказал себе Иван. Это очень важно — встать. Не для Круля, не для одержимых, для себя самого — важно. Имеет же он право на последнее желание? На подвиг имеет право?

Иван пошарил вокруг руками, нащупал большой камень, оперся, подтянул ноги, навалился на камень животом и, застонав, выпрямился.

Алле! Вот так вот!

Из-за какой ерунды люди совершают глупости. Иван решил встать только потому, что так захотелось перед смертью. Марк бросился под пули, чтобы спасти испорченную Библию. Круль рисковал жизнью, чтобы… Чтобы что?

Неважно.

Иван почувствовал, что земля под ногами колеблется, решил, что, пожалуй, до подхода одержимых равновесие будет удерживать трудно. Можно присесть на камень. Лучше умереть сидя, чем лежа? Благороднее?

Иван сел.

За ним шли. С холма сыпались камешки, слышались странные хлюпающие звуки. Показалось или Круль на самом деле все еще борется за свое право умереть возле Ивана Александрова.

Странный человек.

Ивана в последнее время окружали все больше странные люди. Да и сам он… У нормальных людей перед смертью мысли должны быть какие-то возвышенные. Там, прошлое должно пролететь перед глазами. А Иван Александров сидит на камне, тупо пялится в темноту и думает о том, как нелепо и глупо выглядит вот так, сидя на камне и глядя в темноту.

Над холмом полыхнуло. Белый ослепительный свет ударил Ивана по глазам, выжег их и ворвался в голову с такой силой, что череп загудел, как треснутый колокол.

Вокруг загрохотало, разрывая еще и барабанные перепонки, будто одного удара светом было недостаточно, чтобы прикончить человека, спокойно сидящего на камне в ожидании смерти.

Зажимая руками уши и зажмурившись, Иван упал на колени.

Его схватили за руки и за ноги, куда-то потащили, а он и не отбивался, даже и не пытался понять, кто сейчас волочит его по камням, не было ни сил, ни желания задавать дурацкие вопросы. Иван вообще был не уверен, что кто-то разберет сквозь гудящую вибрацию его черепа хоть слово.

Мир дребезжал, раскачивался и гремел. Гремел и раскачивался.

Ивана положили на что-то мягкое. Запахло спиртом, чем-то холодным протерли внутренний сгиб локтя. Укол. Руку согнули, кто-то приказал Ивану держать руку так, хорошо, ответил Иван и удивился, что слышит и свой голос, и еще чей-то незнакомый. Ему сказали открыть глаза, и он открыл, даже не попытался ни возразить, ни объяснить, что глаза его выгорели от той вспышки.

Он, оказывается, видел.

И ему не было больно, когда кто-то посветил ему в глаза и сказал, что все нормально, что сейчас будет легче. И сказал глуше, по-видимому в сторону, что ничего тут страшного нет. Ушибы и пара-тройка сломанных ребер. Через пару недель все пройдет.

Через пару недель все пройдет, сказал Иван. И, спохватившись, добавил, что там, на холме, где-то должен валяться Круль. Его легко найти, он воняет серой, сказал Иван. И засмеялся, потому что это очень смешно — лежащий на вершине холма воняющий серой предавшийся.

Все нормально, сказали Ивану. Мы его нашли. Все нормально…

— У меня есть просьба, — сквозь смех сказал Иван. — Ма-аленькая просьба.

Иван хотел показать пальцами, какая маленькая у него просьба, но пальцы не подчинились.

— Что? — спросили Ивана.

— Убейте Круля. Пожалуйста, — попросил Иван. — У меня что-то рука на него не поднимается, а у вас — получится. Он сволочь, этот Круль. Это он демонов вызвал. Он… Вы его пристрелите, ну что вам стоит…

— Хорошо, — сказали Ивану. — Сейчас прямо и застрелим…

— Только вы его не больно, — Иван прекратил смеяться. — Вы его не больно…

Иван прикрыл на секунду глаза. Всего на секунду, а открыть не смог. Веки не поднимались.

— Поднимите мне веки, — прошептал Иван.

Его, наверное, не услышали.

Еще несколько секунд Иван слышал отдаленные звуки выстрелов, чьи-то голоса, а потом наступила тишина.

Хорошо, успел подумать Иван. Хорошо.

…Он стоял на вершине холма. Того самого, это Иван знал точно, только не было вокруг ржавой техники, склоны холма были покрыты травой и цветами. Красными, розовыми, белыми. И земля вокруг не была измята и искорежена. Не было складок и застывших волн, не было странного каменного всплеска на горизонте. И ветер был прохладный.

— Хорошо, — сказал Иван.

— Да, — сказал голос за спиной.

Иван оглянулся. Марк лежал в траве, раскинув руки и глядя в небо.

— Ты жив, — Иван не спрашивал, просто констатировал факт.

— He-а, — улыбнулся Марк. — Я умер. Меня убил снайпер, а потом — вы. Хотя потом я уже был и не я вовсе.

— Значит, это я тоже умер? — спросил Иван, понимая, что вопрос звучит глупо.

И вообще, даже если он умер, то на ад это не похоже, а встретиться в раю с мусульманином он не может никоим образом и ни при каких обстоятельствах. Если даже произойдет чудо, и Александров Иван попадет в рай, то это будет рай, в котором никакой мусульманин не сможет вот так валяться в траве.

— Нет, ты спишь, — снова улыбнулся Марк.

— A-а… — протянул Иван и сел рядом с Марком. — Тогда — ладно. Ты уж извини, я книгу спасти не смог…

— Жаль. А Круль?

— Круль сказал, что там какая-то ерунда о конце света.

— Можно и так сказать, — согласился Марк. — А можно и не согласиться с категоричным суждением твоего друга.

— Кого?

— Друга, кого же еще? — Марк даже приподнялся на локтях, посмотрел на Ивана удивленно. — А как еще можно назвать человека, который несколько раз спас тебе жизнь? И которому ты сам спасал жизнь. Разве это не дружба?

— У него есть приказ Дьявола охранять мою жизнь.

— А у тебя есть чей приказ?

— А я просто не могу выбрать удобный момент. Уже давно нужно было…

— Ладно. — Марк снова лег на спину и закрыл глаза. — Время рассудит. Время — лучший судья…

— Это из вашего Корана?

— Дурак, — не открывая глаз, сказал Марк. — Как я могу цитировать в твоем сне Книгу, если ты ее не знаешь? Кто-то сказал, что сон — небывалое сочетание бывалых впечатлений. Так что я могу говорить только то, что ты знаешь. Никакой истины я тебе открыть не смогу, уж извини. Кстати, извини, что я с тобой на «ты». При жизни я старался говорить людям «вы». Но ты тут главный.

— Тогда зачем мы встретились?

— Сложный вопрос. Может, тебя что-то беспокоит?

— Сейчас ты еще спросишь, не хочу ли я об этом поговорить.

— А ты хочешь об этом поговорить?

— Проехали, — засмеялся Иван. — Я хотел спросить… Когда мы с тобой разговаривали возле машины… ну, перед тем как ты меня расковал.

— Помню. И что?

— Я сказал, что неверующие попали в наш мир, и это значит, что они должны были принять христианство, а это значит, что наша вера — единственно верная…

— Ты сказал.

— А у тебя было такое странное выражение лица… Словно ты услышал какую-то глупость. Или еще что… — Иван почесал в затылке.

Откуда-то прилетел белый мотылек, сел на протянутую руку Марка.

— Ты продолжаешь играть с собой в ту же игру, задаешь себе вопросы, на которые может ответить только реальный Марк. Реальный. Тот, который умер. А я, напоминаю, только плод твоего воображения и персонаж твоего сновидения. Да, тебе показалось, что выражение его лица при этом твоем утверждении несколько изменилось. И, возможно, именно в том направлении, о котором ты говоришь. И это может значить все что угодно. У него вдруг заболел живот. Он вдруг вспомнил, что говорит с иноверцем. Ему стало обидно, что ты прав, что именно это доказывает истинность твоей веры… тебе было бы обидно, если бы я… если бы он доказал, что христианство — ложное учение, а вот мусульманство — совсем другое дело? Было бы обидно?

— Было бы, но ведь есть и другой вариант, — сказал Иван. — А что, если и у них оказались неверующие? Ну ведь материальные предметы продублировались? Месторождения, залежи… Картины, иконы, книги… Они ведь произведения человеческих рук. Так, может, и люди, не верившие в Бога, не выбравшие веру, были продублированы? Господь ведь всемогущ.

— Это у тебя не вопрос прозвучал в конце? — осведомился Марк.

— Это утверждение. Или даже констатация. Господу под силу создать все…

— И превратить одну душу в три?

— Да. Наверное. Не знаю. Но если это так, то тут возможно всякое. Нет? И ты зачем-то сюда пробрался? Рискнул всем: душой, телом — не ради того, чтобы смутить меня? Я не страдаю манией величия. И еще ты не христианство пришел спасать. Ты решал свои проблемы, отвечал на свои вопросы, а я… и Круль — мы только орудие, инструменты… Не так?

Марк промолчал, красноречиво улыбнувшись.

— И еще. Если бы даже прибыл спасать христианство, то почему тебе стал бы помогать Круль? И Дьявол в его лице? Ведь Круль и шагу не ступает без разрешения и ведома Бездны. И еще его дед, который тоже что-то знает обо всем происходящем. И меня ведь зачем-то связали с предавшимся. И Фома поверил. И даже отринувшие отчего-то были уверены, что ко мне придут с каким-то предложением, и это даст мне шанс посрамить дьявола. Что происходит? Что…

Мотылек взлетел с руки Марка, на мгновение повис в воздухе перед лицом Ивана и улетел, растаял в вышине.

— Ты слышал, что мотылек является символом души? — спросил Марк.

— Если это знаешь ты, значит, знаю и я. И то, что ты постоянно уходишь от ответа, значит, что это пустой сон, бессмысленный. И я проснусь…

— Проснешься. Конечно, проснешься. Но мы с тобой знаем, что у тебя появились сомнения. Не по поводу твоей веры, не по поводу мусульманства или еще чего-нибудь. У тебя появились сомнения посерьезнее. Ты усомнился в том, что мир такой, каким тебе его описывали и каким ты его себе представлял. Ты это чувствовал и раньше, ты видел, что правильные поступки не всегда добрые, а отличить зло от добра — очень не просто. И что даже вера не всегда спасает душу… Но теперь ты получил подтверждения своим сомнениям. Ты видел, чувствовал, осязал и даже обонял нечто, не вмещающееся в твой мир. И теперь тебе мало веры, теперь тебе нужны знания. Помнишь, что как-то говорил отец Серафим? Знание — противоположно вере. Помнишь?

— Помню.

— Вот в этом и дело. И, похоже, перед тобой соблазн, величайший соблазн в мире. Ты можешь УЗНАТЬ. И это значит, что можешь перестать ВЕРИТЬ. Вот тут могут стыковаться интересы Марка и Дьявола. И отринувших. Может, они это уже знают? Может, хотят узнать через тебя? И что-то разрушить… или создать… Я не могу давать ответы, я могу только ставить вопросы. А отвечать на них можешь ты. Или не отвечать. Ты как себя чувствуешь? Как вы себя чувствуете?

… — Как вы себя чувствуете? — спросил мужчина в белом халате, склонившийся над Иваном.

— Ничего, — ответил Иван. — Бок болит немного, и все будто бы покачивается…

— Бок и будет побаливать, переломы сразу не заживают. А покачивание скоро пройдет. Вот, как только мы пристанем к земле, так и пройдет.

— Пристанем? — спросил Иван. — Вы хотите сказать, что…

— Доктор хочет сказать, что мы на корабле.

Иван повернул голову на голос, доктор отступил в сторону.

— Ну что уставился? — осведомился Круль. — Давно не виделись? Я знаю, что красив и привлекаю внимание.

Предавшийся лежал на кровати у противоположной стены, укрытый одеялом. Голова была обмотана бинтом, левая рука, лежавшая поверх одеяла, была в гипсе, оба глаза заплыли, но улыбка была такой же неприятной, как и обычно.

— Доктор, он откуда здесь? — спросил Иван.

— Вас погрузили вместе, — пояснил доктор. — Мы хотели положить вас отдельно, но никто больше не согласился спать в одной каюте с предавшимся.

— Я тоже не соглашался…

— Ты не возражал, — сказал Круль и засмеялся.