Инструктор-попаданка в мужской военной академии

Глава 12

После Питера дверь снова открылась и десять гвардейцев ввели еще одно действующее лицо, обступив со всех сторон, как особо опасного преступника.

Крупный, высокий мужчина лет тридцати пяти — сорока, в рваных штанах с кармашками и обтягивающей черной майке, отчего были видны тугие канаты мышц и руки в уродливых ссадинах.

Удивило меня другое — его несуразное лицо все было в синяках и порезах, а руки связаны за спиной наручниками. Он не был красив сам по себе, ни притягателен. Его немытые волосы слиплись, кое-где, казалось, от крови. На лице не выделялось ни орлиного носа, ни красивого очертания губ, но мне вдруг показалось, что в глубоких черных глазах, в которых не рассмотреть зрачка, помещен целый космос. Мужчина мазнул взглядом по помещению, задержался на мне на несколько мгновений, после чего гвардейцы толкнули его в спину дальше в проход, силой усаживая чуть дальше от нас с Лютином и обступая со всех сторон, почти закрывая обзор.

Стало неуютно. Аура мужчины давила, а взгляды, которые он то и дело бросал на меня, умудряясь выглядывать из-за плеча одного из охранников — и подавно.

— Это садовник, мои ребята задержались с допросом, — шепнул сзади Бастиан, — слишком сильно разукрасили, — в голосе дознавателя слышалось недовольство.

Я сцепила зубы и едва видимо кивнула.

— Питер, столько лет прошло, ты не изменился, — елейно пробормотала Бегония, рассматривая ректора свысока, и я смогла вернуть внимание к допросу свидетеля, было в ее взгляде в тот момент что-то неприятное, липкое, не хотела бы я оказаться на месте мужчины под этим невербальным обстрелом, — если не брать в расчет хромоту и шрам. Теперь уж ты никому не нужен. Уродство все испортило.

Какое уродство?! Секси-мужчина, пусть и почти в два раза старше меня! Да кого волнует возраст?

Я недоуменно наблюдала за драматичной сценкой, которая разыгралась прямо посреди зала суда. Если бы не удивилась в тот момент наглости и высокомерию дамочки, пожалела бы, что не прихватила с собой попкорн и чего-нибудь попить.

Зная, насколько Питер сам переживает о своих боевых травмах, почувствовала, как душу кольнула жалость к мужчине. Только привселюдных издевок ему не хватало.

— Я ни о чем не жалею, Бегония, — холодно проговорив ректор, даже не повернувшись лицом к собеседнице.

Судья сжала молоточек побелевшими пальцами. На ее лице проступило явное недовольство и презрение.

— Боевые заслуги тебя испортили.

— Я выполнял долг перед империей.

— Эй, мы вообще-то здесь, — не удержалась и крякнула, невысоко подняв правую руку.

— Ах да, — вспомнила Бегония, поведя плечом, — рин Питер, что вы можете сказать о рине Урсуле, замечали вы какие-то странности за ее поведением?

— Нет, — коротко ответил ректор, смотря прямо перед собой, а мне уже все чесалось кинуться к нему с благодарными объятиями.

— Ты никогда ничего не замечаешь, Питер, — недовольно буркнула женщина.

Я закатила глаза. Может, хватит?!

— Свидетелей больше нет? — грозно спросила судья, — тогда мой приговор таков — Урсуле де Левьер дается два дня, чтобы найти четверых мужей со знатными фамилиями, которые готовы поручиться за нее, а приговор Лютина де Левьер… — женщина замялась.

— Ваша честь, — я вскинула руку, когда надоело смотреть на сжавшегося, почти трясущегося братца, — прошу вас быть милостивой с ним, мы женщины должны нести в мир жизнь, а не незаслуженную смерть. Все-таки от рук Лютина никто не умер.

Бегония смотрела на меня. Недолго, примерно с минуту, поджав губы и размышляя о чем-то.

— Черт с вами, — махнула рукой судья, — приговор рина Лютина и рина Воркса откладываем, мне что-то голова разболелась, — вздохнула она сокрушенно и спрыгнула со стула, где ее на руки тут же подхватил один из охранников и унес.

Сказать, что я была знатно удивлена — не сказать ничего. Я охренела.

И это все?

Четверых знатных мужей?! Ну допустим, я нравлюсь Питеру, но где взять еще троих? С учетом того, что далеко не факт, что и сам ректор бросится ко мне в объятия по первому зову.

Лютина, который во все глаза смотрел дружелюбно и даже немного улыбался, и садовника, что прилип ко мне своим немигающим взглядом черных глаз, куда-то снова увели гвардейцы, а меня провели к карете, в которой мы с Бастианом и Питером устроились втроем. Они сели вместе на одну лавку, уступив мне место на противоположной. Силы кончились и в гляделки с ними играть не хотелось, поэтому отвернулась к окну.

На этот раз средство передвижения было нормальным, без железных прутьев, можно было рассмотреть небо, не украшенное темной решеткой.

Мне нужно было подумать в моей уютной комнатушке в академии об этом всем, взвесить все «за» и «против». Но времени на глубокие раздумья не было. Не хотелось проверять, что будет, если просрочу сроки на замужество. Суд здесь какой-то вздорный. По сути, никаких выяснений обстоятельств и не было.

Когда карета двинулась и послышались звуки копыт, ударяющихся об мостовую, скрипя сердцем, через силу спросила:

— Не хотите быть моими мужьями?

И пусть Бастиан показал себя не с лучшей стороны, после того, как узнал все мои секреты, и мы переспали, линия поведения резко поменялась, а о Питере я вообще еще несколько дней назад думала совершенно в другом ключе — выбора не оставалось.

— Я уже, — коротко ответил Бастиан и я сначала не поняла.

— Что?

— Муж твой.

— Схрена? — не удержалась, сдвинув брови к переносице и хмуро поглядывая на дознавателя, на лице которого выражалось изобилие самодовольства.

— Мы были вместе этой ночью, а пока ты спала я надел на твою руку брачный наруч.

Закатав рукав кофты с подозрением посмотрела на золотой браслет, представляющий из себя сплошную литую полосу в которой можно было разглядеть свое отражение. Ни застежек, ни выемок, чтобы снять украшение, я не обнаружила, а стянуть так и не получилось — ладонь больше и шире, не пролазит. Так вот откуда он взялся.

— Но я согласия не давала!

— Ты его дала, когда пустила меня в свое тело, а я воспользовался ситуацией. Каюсь, — говорил, а лицо не выражало и капли раскаянья.

А вот на Питера страшно было смотреть. Он то ли злился, то ли смущался, но итог оставался один — ректор сидел красный, как помидор, старательно делая вид, что его тут нет, а камзол, на удивление, удачно сливался по цвету с сатиновой шторкой.

— Ладно, с одним разобрались, — махнула рукой, — а вы что скажете, Питер?

Под ребрами бурлили удивительные чувства, когда бы я в прежней реальности смогла оказаться в ситуации подобной этой? Искать мужей. Не одного. И все это даже не противоречит закону, а наоборот — потворствует.

— Не думаю, что это хорошая идея, — тихо проговорил ректор, даже не удосужившись отлепить взгляд от окна, — вам стоит поискать других кандидатов, Урсула.

Вот сейчас вообще не поняла. Сам ведь признавался в трепетной симпатии, хоть и не мне лично, а сейчас, когда я фактически сама себя предлагаю — отвергает. В мире, наделенном магией, и логики в поведении людей не должно быть?

И хоть академия полнилась мужчинами, найти среди них знатных было еще той задачкой. Не устраивать же всеобщий опрос. А Питер вот, на ладошке. Холостяк.

Нужно было его уговорить.

— Обещаю, что никаких приставаний с моей стороны не будет, я не собираюсь требовать от вас секс, но Питер, я в сложной ситуации. Помогите.

Про деньги предупредительно промолчала, все-таки он мне зарплаты выплачивает.

— Почему вы просите меня об этом? Я не подхожу. Вам стоит только попросить, Урсула, и выстроиться очередь из кандидатов всех мастей и сословий. Красивых, здоровых и молодых.

— А я хочу старого и хромого, — парировала, поджав губы.

Со стороны Бастиана послышался смешок. Под моим немигающим взглядом дознаватель отвернулся, упершись в подлокотник и прикрывая широкую улыбку двумя пальцами.

Судя по выражению лица ректора, в голове у него шла настоящая борьба.

— Я устал от женских насмешек и хочу спокойствия. Да, я старый, больной и хочу доживать свои дни тихо, — вдруг выпалил он, а красивое мужское лицо пошло красными пятнами. Сейчас он точно злился.

Кажется, палку я перегнула. Ну а как еще вывести его из этой удобной раковины зоны комфорта?

Возле академии мы выгрузились втроем. Питер сразу устремился в кабинет, чтобы закрыться там на замок, в надежде, что я не доберусь, а Бастиан увязался за мной.

— Да не сбегу я! — бурчала, посматривая недовольно на сопровождающего, вышагивающего за спиной.

— Это моя обязанность — сопровождать тебя два дня, пока ты ищешь оставшихся мужей, считай меня конвоиром. Я даже спать буду в твоей комнате.

— Тогда плати за аренду, — фыркнула я.

— Я муж твой!

— Ты конвоир, — прошептала, захлопнув дверь перед носом дознавателя и на всякий случай подперла ручку стулом. Всем нам надо немножко одиночества в этот непростой день.

Комната была перевернута вверх дном, похоже, что тут проводился обыск. Книги и блокноты валялись на полу, ковер скручен и отложен в сторону, подсвечник закатился в дальний угол под кровать, даже моя новая одежда была вывалена из чемодана и хаотичными кляксами валялась на выкрашенном полу!

Как и следовало ожидать, записка от настоящей Урсулы исчезла. Нужно было ее сжечь! Но с другой стороны, скорее всего, она попала в руки к Бастиану, ибо только так можно было объяснить его внезапное познание в моей иномирности.

Как ни крути, а Бастиану пока что можно было доверять, пока он таскается за мной в надежде оплодотворить матку и заиметь наследника. Пусть нас и не объединяли общие интересы, но пути на этом этапе сходились.

Не дали мне и десять минут побыть в одиночестве, как в дверь начал кто-то настырно ломиться, выстукивая на деревянной поверхности костяшками пальцев чечетку.

— Урсула, откройте! Все хорошо?! — по ту сторону двери слышался до крайности взволнованный Грей и стоило мне распахнуть проход, как была заключена в крепкие теплые объятия, а под ухом быстро-быстро билось сердце мужчины, — я так переживал! К вам никого не пускали, я приходил несколько раз!

— Грей… тебе нужно присесть.

— Хорошо, — выдохнул мужчина, поднял стул с пола и присел на него, так и не отпуская из рук мою ладонь, а в глаза как заглядывал — я почти почувствовала сожаление о ночи с Бастианом.

Именно в тот момент браслет на запястье был замечен, глаза куратора расширились от изумления, а губы чуть удивленно приоткрылись.

— Кто… твой муж?

— Я, — послышалось со стороны входа, и мы вдвоем повернулись на звук голоса Бастиана.

Я его сейчас чем-то стукну!