Интеллидженсер

15

БЕЛГРЕЙВИЯ, ЛОНДОН — 5 ЧАСОВ 16 МИНУТ ПОПОЛУДНИ. НАШИ ДНИ

— Что-нибудь отыскалось? — осведомилась Кейт у Макса. Она только вышла из станции метро «Виктория», направляясь к Медине. За полчаса до этого, установив личность взломщика, она попросила Макса проследить какие-нибудь новые прибавления к его банковским счетам — а вдруг он получил аванс?

— За последний месяц ни на один из его оффшорных счетов никаких денег не поступало, — сказал Макс. — Я проверил и его электронную почту. Ничего с этого адреса Нефритового Дракона.

— Он мог прибегнуть к услугам посредника. Ты не отправишь мне фамилии всех, кто связывался с ним по электронной почте или по телефону после находки манускрипта?

— Лады.

Остановившись у Белгрейв-сквер, Кейт еще раз посмотрела на фото взломщика Медины годовой давности, последние, какие ей удалось найти. Предположив, что он был Котом, а Кот принадлежал к «реактивной элите» — ведь все эксперты считали, что он был знаком с планировкой богатых домов, которые грабил, — Кейт отправилась в библиотеку и пролистала подшивки светских журналов. И довольно быстро наткнулась на снимок взломщика Медины с друзьями в Монако.

Тридцатипятилетний Саймон Тревор-Джонс… Взломщик действительно оказался реактивно летающим по свету аристократом. Бароном. Но вот относительно его внешности интуиция Кейт ее обманула. Она ожидала увидеть сногсшибательного красавца, даже в духе Джеймса Бонда, чего не могли ни подтвердить, ни опровергнуть ни кровавые затененные снимки места преступления, ни синеватые, искаженные фото, сделанные в морге. Тревор-Джонс, обнаружила она теперь, не был похож на Джеймса Бонда. Абсолютно. Он унаследовал самое худшее, что могла предложить английская голубая кровь, — бледную одутловатость инбридинга, тощее, но в то же время пухловатое телосложение. И все-таки в нем чувствовалась обворожительная сексуальность, решила Кейт. Его улыбка излучала пресыщенно-лихую беззаботность вместе с ощутимой, почти хищной сексуальной энергией.

Он был легендой, и Кейт подумала, что, как ни печально, его мифический статус умрет следом за ним. Она взвесила, не скрыть ли свою гипотезу от полиции в надежде, что детективы не свяжут Тревора-Джонса с Котом, но прекрасно понимала всю тщетность такой надежды. В конце концов труп опознают, и едва кто-нибудь из скотленд-ярдовского начальства услышит в одной фразе слова «барон» и «вор», как тут же сам сделает тот же вывод.

Положив фотографии назад в сумку, Кейт пошла через площадь. Район Медины был освежающе чистым и белым, изобиловал красивыми огороженными садами, но широкие улицы и внушительные колоннады показались ей безжизненными и слишком уж самодовольно величественными.

Получше, подумала она, свернув в Уилтон-Кресчент. Дуга примыкающих друг к другу каменных городских домов поменьше не хвастала ни колоннами, ни архитектурно изысканными фасадами. Оглядев улицу в поисках машины Медины, Кейт решила, что он запаздывает.

Подходя к его двери, она с удовольствием заметила объективы двух камер. После своей первой встречи с Мединой пару дней назад она попросила своего коллегу в лондонском филиале Слейда ускорить установку тут новой охранной системы. Кроме того, она попробовала настоять, чтобы Медина согласился на временного телохранителя, но он явно полагал, что сам способен о себе позаботиться, и отшутился, сказав, что это предложение — заметный перебор.

Кейт постучалась, назвала по домофону свою фамилию, и дверь отворила пожилая женщина с пухлыми щеками херувима.

— Я Шарлотта, — сообщила она, расплываясь в улыбке. — Входите-входите. Мистер Медина скоро подъедет.

Кейт последовала за Шарлоттой в гостиную. Минималистскую, с изобилием белизны и хрома — официальную, но уютную. Примостившись на мягком белом диване, Кейт достала из сумки ноутбук и начала с той страницы манускрипта, на которой остановилась утром, когда самолет приземлился.

Полицейский сержант Колин Дэвис был вне себя от бешенства. Накануне ночью на углу его улицы произошло двойное убийство, но его шеф отказался поручить расследование ему. Сказал, что такое дело ему не по чину. И вот он в самом чванном районе Лондона занимается поганым сорвавшимся взломом в доме какого-то богатея, который вдобавок ко всему оказывается еще и красавец. Дерьмо!

Дэвис всегда, относился с подозрением к слишком привлекательным людям. Чересчур легко им жить, беззаботно раскатываясь поперек чужих спин. Их внешность, считал он, сбивает вас с толку, и если не держать ухо востро, так обязательно проморгаешь ту или иную пакость, какую они, уж конечно, затевают. Излишне миловидные девушки были достаточно нестерпимы — воображают, будто они слишком хороши для всяких там, но красивые мужчины, богатые мужчины — и думать забудь. По его смиренному мнению, всех этих самовлюбленных кобелей следовало бы перестрелять.

Дэвис проникся омерзением к Сидро Медине при первом же взгляде на него, хотя и постарался это скрыть. Его шефу не понравится, если он взъерошит перышки этому типчику. Но что бы там ни говорил его шеф, в одном Дэвис был уверен непоколебимо: это будет его последним ненужным посещением Медины или еще чьего-либо особняка в этом районе. Особое обхождение для богачей, это, как говорится, не по его части.

Дверь открыла молодая женщина. Одетая не как горничная, заметил Дэвис, но в любом случае не подружка. Этот тип Медина виделся ему с высокомерной оранжерейной красоткой. А не с такой вот — в очках, майке и (он поглядел вниз) в бело-голубых кроссовках.

Она протянула руку.

— Привет, сержант Дэвис. Я Кейт Морган, частный детектив Сидро.

Она что — издевается? Дэвис толком не помнил, что именно ему представилось, когда Медина упомянул про своего детектива. Скорее всего мужчина средних лет в фетровой шляпе. И уж во всяком случае, не нахальная девчонка, с наивной улыбочкой играющая в сыщиков.

— Ваш следователь уже успел осмотреть труп? — спросила она.

Дэвис покачал головой.

— Нет, но поскольку ни одно из пулевых ранений смертельным как будто не было, ваша теория отравления ядом выглядит правдоподобной. Вероятной, — добавил он неохотно. — И относительно перстня вы были правы: он, как давно подозревалось, был похищен из люкса отеля в Портофино взломщиком, известным под прозвищем Кот.

— А взрывчатка?

— Э… анализ показал присутствие… — Дэвис вытащил из кармана блокнот. Пролистал его, покачивая головой. Дерьмо! — Технари что-то такое упомянули, но…

— Может быть, ТЭН? — спросила она. — Тетранитропентаэритрит? Его следы обнаруживались во всех сейфах, взломанных Котом.

Мать вашу! Мисс Всезнайка! Даже не пытаясь скрыть раздражение, Дэвис кивнул.

— Одну секундочку… — прожурчала она.

Дэвис смотрел, как она залезла в свою сумку. Носик припудрить понадобилось или что? Девчонка вроде бы нашла, что искала. Вытащила листок и протянула ему. Дэвис насупился. Ксерокс страницы светского журнальчика. Он терпеть не мог эту дрянь.

— Нижний правый угол, — подсказала она. — Мужчина слева.

Мать твою! Это он!

— Саймон Тревор-Джонс, лорд Астли, — прочел он из подписи снизу. — Вор этот был бароном?

Она кивнула словно бы с… это еще что? Грусть?

— Если вы проанализируете оффшорные счета Тревора-Джонса, то наверняка обнаружите поступления крупных сумм сразу же после краж Кота, а вскоре затем выплату анонимных пожертвований на благотворительность. Вероятно, это наиболее конкретное, что нам удастся найти.

— Я этим займусь, — сказал Дэвис почти сквозь зубы.

— Мне жаль, если вы думаете, что я дышу вам в спину, сержант, — сказала она. — Но из-за манускрипта, за которым охотился взломщик, был убит человек. Я просто пытаюсь понять причину и постараться, чтобы больше никто не погиб.

— Убит? — переспросил он скептически.

— В Оксфорде, — ответила она. — Пару дней назад.

Тут Дэвис заметил, что подъехал Медина. И, конечно, в «феррари».

— Добрый день, сержант.

…тебе в рот!

— Выпьете что-нибудь? — спросил Медина, войдя с Дэвисом в вестибюль.

— Нет, спасибо.

— Чего я пока не знаю?

— Ваш взломщик был барон. Саймон Тревор-Джонс, — сказала Кейт, — и мы почти удостоверились, что он был Котом.

— Но прошло всего несколько часов! Каким образом…

— Ну, трудится полиция, — сказала она. — А я просто листала журнал «Хэллоу!», пока не наткнулась на его лицо.

Протягивая Медине фотографию, Дэвис заметил, как тот вздрогнул при упоминании «Хэллоу!». Дэвис улыбнулся. Он как будто не терпит это дерьмо, как я. Может, он заслуживает пожить еще немножко. По меньшей мере.

— Это ваш экземпляр, — сказала она ему, протягивая Медине еще одну копию. А когда Медина отошел к лампе, чтобы лучше рассмотреть ксерокс, она тихонько добавила: — Если вы скажете своему суперинтенденту, что установили сегодня личность Кота, он подавится своим окурком.

Дэвис не удержался от ухмылки. Суперинтендент столичной полиции славился неизменной сигаретой во рту. Вечной. Мало кто видел, чтобы он ее вынул изо рта: говорил и дышал он сквозь уголки губ. И она собирается предоставить ему всю заслугу? Дэвис даже вздрогнул при мысли, что может наконец-то получить давно ожидаемое повышение.

— Вы не против, если я осмотрю дом Тревор-Джонса с вами, когда будет можно? — спросила она у него.

— Не вижу, почему бы и нет, — ответил Дэвис с улыбкой.

— Да! И маркиза, леди Галифакс. Нельзя ли мне сообщить ей, что ее перстень найден?

Улыбнувшись еще шире, Дэвис кивнул.

— Прошу вас.

— Я хотела бы кое о чем вас спросить, Сидро, — сказала Кейт, когда сержант ушел.

Медина сидел напротив нее в гостиной с вазочкой, полной мороженого, на коленях.

— Угу?

— Я все время думаю, как бы я поступила, если бы отчаянно хотела завладеть манускриптом и была бы, ну, понимаете, беспринципным преступником.

— М-м-м-хм-м-м?

— Я захватила бы что-то, что для вас дороже. Для обмена. Кого-то, кого вы любите. Сестру, брата, подругу, ваших родителей… Мне кажется, моей фирме следует…

— А вот этого мы можем не опасаться. Я единственный ребенок, подруги у меня нет, а мои родители живут в Испании.

— Я распоряжусь, чтобы наш мадридский филиал приглядывал за ними, — сказала Кейт. — А манускрипт оставлю здесь, — добавила она, вынимая из заплечной сумки оловянную шкатулку Фелиппеса. — Положим-ка его в ваш новый сейф.

Медина кивнул.

— Этот взломщик, Кейт. Его лицо… живого… показалось мне знакомым. Возможно, он член моего клуба или еще где-то со мной перекрещивался.

— Я практически уверена, что он занимался в Оксфорде тогда же, когда и вы. Он получил диплом колледжа Магдалины четырнадцать лет назад. Вот где вы еще могли его видеть.

— Пожалуй. А вы уверены, что не хотите съесть глоток-другой?

— Ну хорошо, — сказала она, беря ложку. Когда она отправила ее в рот, он открыл свой кейс и вынул белую коробочку, перевязанную белой лентой. Судя по его лицу, коробочка предназначалась для нее.

— Я хорошо осведомлена о ваших подарках, мистер. Еще одна проверка моих способностей? Еще один обруч, сквозь который я должна для вас прыгнуть?

С улыбкой Медина покачал головой, потом встал и пересел на диван возле нее. Повернувшись лицом к ней, положив руку на спинку дивана, он сказал.

— По дороге домой я заехал в Ярд и, ну, кое-что наплел. Я сказал, что вор забрал пистолет из моего бюро, что пистолет мой. Не зарегистрированный раритет. Им он был ни к чему, а я подумал, что вас он может заинтересовать.

— Не знаю, что и сказать, — сказала Кейт, открывая коробку. — Пистолет Кота… Мне никогда еще не делали такого предупредительного… такого… такого… благодарю вас.

— Чтобы получить подобную благодарность, мне обычно приходится прибегать к бриллиантам, — сказал Медина с легкой иронией. Опустив ладонь ей на плечо, он добавил заботливо: — Этот тип подобрался к вам в Нью-Йорке, и я опасаюсь, что и здесь может произойти подобное. Надеюсь, он вам не понадобится, но в случае, если…

Что эта ладонь все еще делает на моем плече?

— Вы знаете, как им пользоваться, верно? — продолжал Медина.

Братец, я могу с двухсот ярдов сбить яблоко с твоей макушки!

— Э… Сидро, разве не вы сравнивали меня с самыми знаменитыми двуличными шлюхами в истории?

— Как будто да.

— Тогда вы неминуемо должны знать, что мы, когда дело доходит до схватки с врагами, все подготовлены. И очень.

— О, это интересно, — сказал Медина, театральным жестом погладив подбородок. — Ведь, насколько помню, Мата Хари слывет крайне недотепистой шпионкой, и наиболее примечательные ее таланты были постельного характера. Вот я и подумал, а что, если…

— О, я могу стрелять и в таких условиях. Музыка, полумгла мне не мешают.

Медина засмеялся.

— Я сейчас вернусь, — сказал он, вставая, и вышел из комнаты.

Вернулся он несколько минут спустя с тарелкой сандвичей, запеченных с сыром.

— Не желаете?

— Запеченный сыр после мороженого? — Кейт покачала головой. Медина сел, и она заметила, что бледно-голубые глаза как будто потемнели. Вглядевшись повнимательней, она сообразила, что его зрачки расширились до предела. Ага!

— У вас ведь очень скоро еще одна деловая встреча, верно?

— Угу.

— Вы всегда отправляетесь на них… э… заправившись?

— Только когда знаю, что они будут очень-очень скучными. Не хотите ли? «Северное сияние». Не так давно выиграло Конопляный кубок.

— Конопляный… что?

— В Амстердаме каждый год устраивается конкурс. Хотя, дегустируя одного участника за другим, члены жюри, быть может, быстро утрачивают способность судить с научных позиций. Не то чтобы жюри из наркоманов вообще могло занять научные позиции, но… короче говоря, вы не против?

— Спасибо, нет, — сказала Кейт, покачивая головой с изумленным смехом. — У меня скоро встреча с подругой, и не думаю, что она обрадуется, если я предварительно накачаюсь.

— А! — сказал Медина с заметным огорчением.

— Почему такой унылый вид? Деловые неприятности?

— Нет, — сказал он и опять заулыбался. — Просто я надеялся, что вечером мы с вами куда-нибудь пойдем.

— А…

— Ну а если после вашей встречи? — не отступал Медина.

— Новой информацией я не обогащусь, и значит…

— На случай, Кейт, если вы не заметили. Я прошу вас о свидании.

— Это вы говорите, Сидро, или золотомедальная марихуана?

— Я. Вне всяких сомнений.

— О! Ну, мне не положено назначать свидания клиентам. Правило фирмы.

Это не вполне соответствовало истине: Слейд никогда ничего подобного не говорил ни ей, ни кому-либо еще, однако ничего лучше она придумать не смогла.

— А что, если я уволю вас сейчас, а завтра утром снова найму?

Кейт со смехом покачала головой.

— Ну хорошо, я соврала, и такого правила нет. Просто личная позиция. Понимаете: вдруг это не прозвучит, а я буду вынуждена общаться с вами, пока не завершу ваше дело?

— Учтено.

Кейт поглядела на часы и приготовилась уйти. Но Медина еще не закончил.

— Ну хорошо, пусть не свидание. Пока. Просто выпьем, обсуждая ваш следующий ход… в расследовании. Например, в десять? В одиннадцать?

— Если буду свободна, — ответила Кейт, направляясь к двери, — и буду изнемогать от скуки до зубной боли, то, может быть, я вам позвоню.

НАЙТСБРИДЖ, ЛОНДОН — 6 ЧАСОВ 12 МИНУТ ПОПОЛУДНИ

На Монпелье-сквер в нескольких кварталах к югу от Гайд-парка Кейт вышла из черного такси и направилась к белому кирпичному дому. Она нажала звонок Арианы Вандис, а затем поднялась к ней в квартиру.

— Приятный костюм, — сказала Кейт.

На Ариане был бюстгальтер из золотого кружева без бретелек, полоска таких же кружев на бедрах и больше ничего.

— Прости, что я так затянула, — сказала она, расцеловав Кейт в обе щеки.

— Пустяки.

— Я только что купила его в «Ла Перла». Мои груди в нем выглядят просто божественно, согласна? — спросила она, поворачиваясь, чтобы обеспечить Кейт многоракурсный обзор.

— Честно, Ана, не будь я замшело гетеросексуальной…

— Если тебе повезет, я воздержусь от того, чтобы ласкать их прилюдно.

— Не из-за меня же, надеюсь? — сказала Кейт с ухмылкой. — Я бы не прочь полюбоваться, как будут реагировать охранники «Сотбис».

Миниатюрная, но с фигурой скорее пышноватой, с черными волосами до лопаток средиземноморской жгучести, Ариана Вандис меньше всего походила на финансиста. Никто в жизни не догадался бы, что она принадлежит к самым высокооплачиваемым брокерам в Сити. И к наименее популярным. Разумеется, женщины ненавидели ее за красоту. Долгие напряженные дни в Сити выжимали их досуха — поникшие фигуры, лица такие же испитые, как у «парящего», сотворенного Эдвардом Мунком. Мужчины же, которые очень одобряли ее внешность, но предпочли бы видеть ее секретаршей, ненавидели ее за талант и невероятный оклад. И представители обоих полов ненавидели тот факт, что Ариана имела обыкновение являться с опозданием и упархивать среди дня своей фирменной походкой, сочетавшей твердую целеустремленность с сексапильной скользящей плавностью.

Банк, в котором она служила, «Сильвермен Стоун», возвысил философию своих ведущих сотрудников до религиозной мантры, что превращало Ариану в подлинного Антихриста, но поскольку она обеспечивала банку вчетверо больше денег, чем кто-либо из ее коллег, управляющий был склонен обращаться к ней дюжину раз в день, и ее положение было более чем надежным. Что Ариану вполне устраивало, поскольку она намеревалась оставаться там, пока не накопит необходимую сумму, чтобы уйти и открыть собственную художественную галерею в хипповом районе столицы.

Они с Кейт оказались на первом курсе соседками по комнате в общежитии и продолжали жить вместе до окончания колледжа.

— Тебе требуется платье или…

— Оно у меня в сумке, но если бы я могла позаимствовать туфли…

— Само собой. Душ?

— Более чем. А как прошел день сегодня?

Вытаскивая полотенце из комода, Ариана пожала плечами:

— Менее занудно, чем обычно. Несколько недель назад я принялась жонглировать экзотическими возможностями. Довольно увлекательными.

— Теперь ты имеешь дело с акциями стриптизных клубов? — пошутила Кейт, следуя за Арианой в ее спальню.

— Увы! «Экзотические» подразумевают дополнительную математику. Ну, например, вместо того, чтобы купить право на покупку конкретных акций — Ральфа Лорена, к примеру, — за такую-то цену в такой-то день, ты покупаешь право купить, скажем, акции третьестепенного дома мод за ту цену в тот день, какими бы они ни оказались.

Кейт заметила, что над кроватью висит новая картина.

— Просто прелесть!

На последнем курсе Ариана начала писать маслом и продолжала потом.

— Ты заметила, что большую часть ее лица заслоняет шляпа? Я сдалась. Лица по-прежнему мне не даются.

— Ну, видимо, ты на полпути. По-моему, этот подбородок безупречен.

— Еще бы! Когда на него ушли суббота и воскресенье, — засмеялась Ариана, покачивая головой. — Знаешь, сегодня на продажу будет выставлена акварель Сезанна. Такие же голубые и зеленые цвета. Надеюсь и ее повесить тут.

— Отличная мысль.

Ариана открыла гардероб и указала на красное платье с глубоким вырезом на спине, висящее на внутренней стороне дверцы.

— Мой новый Валентино. Что скажешь?

— Идеально. Ты вся, — сказала Кейт с восхищением, хотя туалеты от кутюрье, да и другие знамения материального успеха соблазняли ее куда меньше, чем Ариану. Кейт всегда больше интересовалась тем, что прячут блистающие фасады, чем их созиданием, но она гордилась своей подругой. Ариана росла в бедности на греческом острове Санторине, помогая своей матери убирать номера в одной из худших гостиниц. Ее мать, вдова, сожительствовала с распускавшим руки буяном по горькой необходимости. Чуть ли не первым воспоминанием Арианы было принятое решение разбогатеть настолько, чтобы купить матери просторную квартиру в доме над пляжем. Проводя летние месяцы в «Силвермен Стоунс» и приступив к службе там сразу по окончании колледжа, она смогла осуществить эту мечту в двадцать пять лет.

— Попробуй туалетную воду на подоконнике. Мед с ванилью, аромат сногсшибательный.

— Сойдет, — сказала Кейт, направляясь в ванную. Она зашпилила волосы на макушке, быстро ополоснулась, потом надела свое черное облегающее платье без бретелей и туфли, которые Ариана поставила перед дверью ванной.

— Я в кухне, — крикнула Ариана. — Ну так как же новое дело? — спросила она, когда Кейт присоединилась к ней.

— В нем замешан сборник шпионских донесений шестнадцатого века, который кто-то пытается украсть у моего клиента, — сказала Кейт, глядя, как Ариана подлила апельсинового сока в два бокала с шампанским. — Помнишь, как в колледже я писала мою дипломную о Кристофере Марло?

— Могу ли я забыть? — простонала Ариана, притворно закатывая глаза. В их последний год в колледже она дни посвящала в основном живописи, а вечера — развлечениям, тогда как Кейт проводила свое время в глухих закоулках библиотечных стеллажей.

— Ну так сегодня днем я наткнулась на, видимо, одно из первых его донесений. Он называет убийцу, который прикончил восьмого графа Нортумберлендского в Кровавой башне, а также именитое католическое семейство, оплатившее это убийство. Для того, чтобы помешать раскрытию их заговора против Елизаветы.

Заметив скучающее выражение на лице Арианы, Кейт добавила:

— До сих пор о шпионской карьере Марло почти ничего известно не было. Просто дух захватывает.

— Погоди, дай мне разобраться. Так ты все еще читаешь про типа, который уже несколько веков покойник? — вздохнула Ариана. Сама она предпочитала здесь и сейчас. — А я-то объясняла всем и каждому, что ты как бы из «Ангелов Чарли», соблазнительница, борющаяся в белых бикини со злодеями.

Они сидели теперь за стеклянным столиком в эркере, выходившем на сад позади здания.

— Ты что-нибудь слышала про типа по имени Сидро Медина? — спросила Кейт.

— Горяченький блондин-финансист, который поедает за завтраком женские сердца? В Сити не найти женщины, которая о нем не слышала бы. Я год назад познакомилась с ним на одной вечеринке.

— И он тебя заинтересовал?

— Ну, поглядеть на него уже значит заинтересоваться, — ответила Ариана с веселой усмешкой. — Но я тогда была слишком занята Марком.

— Каким Марком?

— Кокаинистом.

— А, да, — сказала Кейт, припоминая. Множество телефонных звонков и слез из-за этого Марка. Хотя другой такой полной жизни и потрясающе красивой женщины, как Ариана, Кейт не встречала, ее подруга постоянно страдала от разбитого сердца. Сходила с ума по одному омерзительному сукину сыну за другим. — Я рада, что с ним покончено.

— И я рада. Но почему ты заговорила о Сидро?

— Он мой клиент.

— И он к тебе клеится?

Кейт кивнула.

— Поосторожней. Я один раз подслушала, как он по мобильнику ворковал с какой-то красоткой, ну просто излучая искренность, пока другая красотка лапала его и целовала в шею. Если бы я не видела этого своими глазами, никогда бы не поверила, что он такой мешок дерьма.

— Ну, я вряд ли попадусь на его удочку.

— Конечно, — сказала Ариана сочувственно, зная, что Кейт все еще оплакивает своего погибшего жениха. — Но стоит Медине почуять, что легче присобачить кольцо в нос Моне Лизе, он будет беспощаден.

— Мелкое неудобство, — ответила Кейт, пожимая плечами. — Но не могу сказать, что это так уж мне претит.

МЕЙФЭР, ЛОНДОН — 7 ЧАСОВ ПОПОЛУДНИ

— Два целых две десятых миллиона от молодого джентльмена справа от меня, плакат восемь двадцать два. Справа от меня два целых две десятых миллиона. Кто скажет два три десятых? Два три десятых по телефону. Два целых три десятых миллиона фунтов. Возвращаюсь к вам, сэр. Скажете два четыре десятых?

Джайлс Спенсер с улыбкой поднял плакатик 822. На нем был его счастливый коричневый костюм в тонкую полоску, он знал, что выглядит крайне щегольски и через минуту-другую станет владельцем еще одной картины, второй за этот вечер. По его жилам разлился привычный жар. Иногда это бывало получше кокаина.

— Два целых пять десятых по телефону. Два целых пять десятых миллиона. Два целых шесть десятых справа от меня, два целых шесть десятых миллиона от плаката восемь двадцать два. Кто-нибудь предложит два и семь десятых? Ну так первое предупреждение на двух целых шести десятых миллиона фунтов. И она ваша, сэр. Отличное приобретение. Продана за два целых шесть десятых миллиона фунтов.

Джайлс смотрел, как аукционщик стукнул молотком, а затем записал что-то в блокнот, щурясь сквозь очки, которые отчаянно цеплялись за кончик его носа. И прикинул, скоро ли они соскочат. Пять, четыре, три, две… приклеены, что ли?

Когда Джайлс встал со своего стула, намереваясь пойти выпить, нежданное зрелище приковало его к месту. На унылом фоне зала — синие стены с белой обводкой, неяркие платья и смокинги, почти только седые волосы и бледная кожа — бронзово загорелая молодая женщина в пылающем красном платье. Он заморгал и ущипнул себя. Платье было плотно облегающим и липло к ее безупречным грудям, как целлофан.

Джайлс отвел глаза. Что, если его поймают на том, как он пялится? И тут заметил, что был повинен в этом не один. Мужчина — высокий, с атлетической фигурой и полным наличием тронутых проседью темных волос, завязанных сзади в конский хвост. Темные брови вразлет резко контрастировали с матовой кожей, придавая ему бесспорно зловещий вид. Совершенно очевидно, этот человек не стеснялся пялиться, и он пялился со странным выражением на лице словно загипнотизированный и улыбался про себя. Словно знал ее, но не как знакомый. Или куколка в красном какая-то знаменитость?

Джайлс снова посмотрел на нее. Миниатюрная — пять футов и от силы пара дюймов. Он понял, что никогда прежде ее не видел, но тут же придумал ей самое подходящее имя. Красногрудая Зарянка. Все, на ком его мысли задерживались даже слегка, сразу награждались прозвищем. Он следил, как она высмотрела бар, прошептала что-то своей подруге и неторопливо направилась туда. Джайлс залюбовался ее струящимися движениями, изящной смесью грации и сексуальности. Затем он перевел взгляд, чтобы заглянуть в глаза ее другого поклонника и, возможно, разделить с ним мгновение похотливой общности.

К изумлению Джайлса, мужчина с бровями вразлет смотрел на подругу, более высокую, неприступно выглядящую молодую женщину в открытом черном платье. Пожалуй, миловидна — безупречно, собственно говоря, — но ее отбривающий вид убивал в нем всякий интерес к ней. А к тому же чуть излишне мускулистая. Ее руки вполне могли бы принадлежать юному спортсмену. Угу, подумал Джайлс, лиса — Красногрудая Зарянка. Нет! Красногрудая Зарянка — горяченькая цыпочка, а он лис.

Подхлестываемый упоением от последнего приобретения Джайлс устремился за своей добычей.

Кейт наблюдала, как молодой денди семенит за Арианой с самодовольной ухмылкой. Волосы зализаны назад, подчеркивая практическое отсутствие подбородка, коричневый костюм, который был ему коротковат на пару дюймов. Возможно, чтобы демонстрировать розовые носки в тон рубашке. Он произнес несколько слов, какую-нибудь отработанную фразу, предположила Кейт, а затем от ответа Арианы его рука с бокалом упала, как и челюсть. Интересно, чем она воспользовалась на этот раз, подумала Кейт. Репликой «я предпочитаю транссексуальных надувных кукол»?

С бокалами в руках Кейт и Ариана заняли свои места. Тихонько вздохнув, Кейт приготовилась наслаждаться успокаивающими сенсорными впечатлениями: ритмичный тембр голоса аукционщика; тихое жужжание приглушенных инструкций, нашептываемых в мобильники на разных языках; яркие цифры эквивалентных сумм в иностранных валютах, вспыхивающие над головой аукционщика при каждой новой надбавке к предложенной цене в полной синхронности с его словами; низенькие мужчины в синих халатах, движущиеся взад-вперед, будто маятники, меняя картины на деревянном мольберте после очередного удара молотка.

Кейт было уставилась на прядь седых волос, приветственно помахивающую за бледной ушной мочкой перед ней, но тут локоть Арианы заставил ее очнуться.

— Лот один тридцать пять, — объявил аукционщик. — «Балкон», второй из серии Поля Сезанна, примерно тысяча девятисотого года. Карандаш и акварель на белой бумаге. Начнем с трехсот тысяч фунтов, если не возражаете. Триста тысяч фунтов. Новая участница — дама в красном у задней стены. Кто скажет триста и двадцать тысяч? А, плакат семь семнадцать. Джентльмен слева от меня. Триста сорок тысяч фунтов от плаката семь семнадцать. Как насчет трехсот шестидесяти? Триста шестьдесят от дамы в красном. Кто скажет триста восемьдесят? Вы, сэр, плакат семь семнадцать. Слева от меня за триста восемьдесят тысяч фунтов. Четыреста тысяч по телефону. За четыреста тысяч. Четыреста двадцать. Четыреста сорок. Четыреста шестьдесят.

Голова и жестикулирующая рука аукционщика треугольным движением перемещались от торгующегося к торгующемуся, пока телефонный не отступил. Тогда его голова завертелась между Арианой и плакатиком 717, а его голос становился все более быстрым и громким. Кейт тщетно вытягивала шею, пытаясь увидеть соперника своей подруги. Но тут Ариана сдалась.

— За пятьсот двадцать тысяч. Я слышу пятьсот сорок? Кто скажет пятьсот сорок? Вы уверены, мисс? Это ваш последний шанс. Ну что же. Первое предупреждение на пятистах двадцати тысячах фунтов.

Аукционщик посмотрел по сторонам. Никакого отклика.

— Итак пятьсот двадцать тысяч фунтов. Продано джентльмену слева от меня. Поздравляю, сэр.

Ариана нагнулась и сердито прошептала Кейт:

— Я, пожалуй, отыщу этого нахального прыщика и выскажу, что я о нем думаю. Может быть, если я помашу на него ресницами…

Во время краткого перерыва Ариана и Кейт, болтая, стояли у большого панно «Кувшинок» Моне.

— Вот так, Кейт, случился мой первый роман с женщиной.

— А?

Ариана нахмурилась.

— Черт! Я думала, ты будешь шокирована!

— Послушай, Ана, для этого потребовалось бы что-нибудь похлеще. Первый шеф разведывательной службы имел обыкновение пугать людей, всаживая нож для разрезания бумаг в свой протез. На меня подействует только что-нибудь в таком роде.

— Ну, не важно. Вообще все началось с ночи втроем. Потом он мне проходу не давал, но когда я встречала ее, она от меня отворачивалась.

— И тебя это заинтриговало.

— Отчасти, ну и еще то, что удовлетворить женщину — это как играть на музыкальном инструменте, а мужчины в подавляющем большинстве настоящих уроков не получали.

— И все твои надежды оправдались?

— Более-менее, я полагаю, — ответила Ариана. Потом, уставившись в одну точку, словно подыскивая слова, она добавила: — Однако ощущение было такое, будто чего-то не хватает.

Кейт засмеялась.

— Возможно, я попробую еще раз.

— Это еще зачем?

— Да из-за моей фантазии: отвергнутая лесбиянка врывается в мой служебный кабинет и швыряет в меня чем-нибудь тяжелым. На физиономии моих чопорных коллег стоило бы посмотреть. Господи, они бы…

Внезапно слова Арианы будто затихли — вдали Кейт увидела знакомый профиль. Примерно в восьми ярдах дальше у стены мужчина в смокинге изысканнейшего покроя стоял перед какой-то картиной. Темные с проседью волосы были стянуты у затылка, а линия подбородка заострялась, как лезвие резака. Она смотрела на него, а перед ее глазами низвергался каскад образов. Двое мужчин, ужинающие в Дубае. Двое мужчин на берегу Амальфи. В Париже. В Берлине. Безусловно, перед ней был Лука де Толомеи. Но ведь он же отклонил приглашение на аукцион, с удивлением подумала она. Эдвард Черри был в этом уверен. Значит, де Толомеи в последнюю минуту передумал. Но почему? Совпадение? Да конечно же, заверила она себя.

— Ты про меня забыла, детка, что происходит?

— М-м-м, неожиданность, связанная с работой. Ты мне не поможешь?

— Само собой.

— Я буду продолжать разговор с тобой. Он может показаться странным, но просто поверь, что я говорю только чистую правду, и задавай вопросы вроде «почему?», «а дальше что?». Ну, понимаешь, давай мне говорить, но так, чтобы на монолог это похоже не было.

Взяв Ариану под руку, Кейт добавила:

— Пойдем посмотрим три картины Фрагонара.

Прихлебывая перцовый шнапс, Джайлс Спенсер прислонился к стене и с самого начала перерыва продолжал следить за Потрошителем. Мужчину с разлетом бровей он нарек Потрошителем в честь самого гнуснопрославленного серийного убийцы своего отечества. Конечно, этот Потрошитель мог быть и вполне безобидным, но то, как он следил за девушкой в черном платье, внушило Джайлсу подозрения. Когда она не смотрела в его сторону, Потрошитель пялился на нее со своеобразным выражением собственничества, перемежавшегося вспышками желания. Желания, которое почему-то ничего общего с сексом вроде бы не имело. Скорее хищное, чем сластолюбивое.

Но как назвать девушку, задумался Джайлс, направляясь в бар за новой дозой шнапса. Рядом с Красногрудой Зарянкой она выглядела невзрачной, и тем не менее — не совсем. Ледяная королева? Нет, для королевы ей недостает величия, решил он. Как и для принцессы. Скорее уж мещанка. Ледяная Мещанка? Неуклюже и вообще не звучит. Ледяная Плебейка? Нет, тоже ей не подходит. Давай же, Джайлс, давай!

Нашел! Дева Ледников, посмаковал он с гордостью.

Вернувшись на свой наблюдательный пост в зале, Джайлс с удивлением обнаружил, что обе женщины неторопливо направляются к Потрошителю. Хм-м-м… Затем, пристальней вглядевшись в Деву Ледников, он вдруг потрясенно обнаружил, что она стала почти неузнаваемой. В ее больших зеленых глазах появился особый блеск, она встряхивала волосами с кокетливой уверенностью в себе и держала подругу под руку, близко наклоняясь к ней с почти чувственной нежностью. Ого, подумал Джайлс, эта ее улыбка и святого совратит! Нет, она тоже была достойна его фирменных строк. Как он ухитрился этого не заметить сразу, едва она вошла?

Тут Джайлс испытал новый шок. Он обнаружил, что Дева Ледников исподтишка посматривает на Потрошителя, что она сознательно направляет подругу в его сторону. Итак, двое узнали друг друга, но притворяются, будто нет. Что, собственно, происходит?

С бокалом в руке Джайлс привалился к стене, чтобы удобнее наблюдать за развертывающимся увлекательным спектаклем.

— Кто бы ни купил этот лот, пожалеет об этом, — сказала Кейт Ариане. Они остановились перед картиной маслом с парочкой, целующейся в саду, кисти французского художника XVIII века Жана-Оноре Фрагонара.

— Не поняла, — сказала Ариана, словно бы с искренним любопытством.

Уголком глаза Кейт заметила, что де Толомеи прижимает к уху мобильник, но догадалась, что он только делает вид, будто разговаривает. Он явно вслушивался в то, что говорила она. И она удовлетворенно продолжала:

— Это подделка, я не сомневаюсь.

— Каким образом?

— Ну, ты знаешь, что во время Второй мировой войны у нацистов во Франции действовали спецотряды, конфисковывавшие произведения искусств у богатых еврейских семей и антикваров? Все заносилось в каталоги, а затем отправлялось в Германию для коллекций Гитлера и Геринга.

Ариана кивнула.

— Перед войной многие эти семейства, включая Ротшильдов, вывезли значительную часть своих коллекций из Парижа. Не потому, что предвидели этот грабеж, но просто опасаясь, что Люфтваффе будет бомбить город. Как бы то ни было, Робер де Ротшильд перед тем, как бежать в Америку, разослал свои картины и статуи по разным местам, в частности, в свое шато Ла Версии в удаленной сельской местности. Едва наци захватили Францию, спецотряды принялись за дело и в первую очередь начали охоту за всемирно знаменитой ротшильдовской коллекцией. Но прежде чем они добрались до Ла Версина, слуги Робера припрятали что сумели. В том числе и эту картину.

Кейт умолкла и отхлебнула глоток вина.

— А когда явились наци? — поторопила ее Ариана.

— Они отыскали все, кроме нескольких старинных часов и предметов мебели, спрятанных в каком-то сарайчике, а также двух Фрагонаров и Ван Эйка, спрятанных в домике для гостей соседнего шато Ложе.

— Но почему это превращает картину в подделку? — спросила Ариана, кивая на Фрагонара перед ними.

Кейт улыбнулась.

— А потому, что во время союзнических бомбежек в сорок четвертом году домик для гостей шато Ложе был полностью разрушен.

— Так что эти картины…

— Превратились в пепел, деточка, — сказала Кейт. — Подделыватель, должно быть, воспользовался фотографией оригинала, чтобы написать вот эту, а затем подправил ротшильдовские данные в разных архивах.

— Неужели это возможно?

Кейт пожала плечами.

— Заплатить архивариусу за доступ к необходимым документам после закрытия? Думаю, особой сложности это не составит.

— Ты намерена выступить с разоблачением?

— Со временем. — Кейт шаловливо улыбнулась. — Но сначала я хочу посмотреть, сколько кто-нибудь за нее заплатит.

Затем, наклонившись к самому уху Арианы, Кейт зашептала:

— А теперь уметайся отсюда, раскрасавица. Пойди порадуй кого-нибудь из бедняг, которые грезили о тебе весь вечер.

Одновременно Кейт, заслоняясь от де Толомеи Арианой, как ширмой, прижала бокал к животу и повертела им так, чтобы ткань ее платья стерла все отпечатки пальцев.

— Пойду попудрю носик, — сказала Ариана настолько громко, чтобы де Толомеи ее услышал.

— Хорошо. Мне все равно надо проверить голосовую почту, — ответила Кейт и, бережно держа бокал за самое основание, переложила его в левую руку, а правой достала из сумки мобильник.

Едва Ариана ушла, Кейт повернулась к Фрагонару и прижала трубку к уху, прикидывая, клюнул ли де Толомеи. В таком случае она признается, что ввела его в заблуждение, затем представится частным детективом, сделав вид, будто интересуется им с единственной целью: заполучить важного клиента, чтобы произвести впечатление на своего босса. Благодаря такому кокетливому обману, считала она, он попадется на ее удочку. Люди, достаточно подозрительные, чтобы, ожидая неожиданного, заглядывать под поверхность, склонны предвкушать одно «ага!», а не два.

— Прошу прощения. Извините, если я…

Кейт защелкнула мобильник и обернулась к де Толомеи словно бы с легким раздражением.

— Так что вам…

— Я невольно подслушал ваш разговор, и кое-что меня страшно заинтриговало.

Кейт подняла брови.

— Мне известна история Робераде Ротшильда: я читал про предметы, спрятанные в сарайчике в Ла Версине, так же как и о потайной комнате, которой Робер снабдил свой парижский дом, но гостевой домик шато Ложе? Этой части истории мне слышать не доводилось.

— Потому что я ее сочинила, — сказала Кейт со злокозненной улыбкой. — Шато Ложе — Лжешато? Мне просто хотелось привлечь ваше внимание. Вы не подержите? — попросила она, протягивая ему свой бокал.

Отдав бокал де Толомеи, Кейт вытащила из сумки бумажник, вынула одну из своих карточек и, забрав бокал, отдала ее де Толомеи.

— «Кейт Морган, частный детектив в группе Слейда», — прочел он вслух, снова поглядел на Кейт и протянул руку. — Лука де Толомеи. Рад познакомиться.

— Взаимно. Ваша репутация опережает вас. Я уже давно хотела познакомиться с вами. Одна из моих специальностей — отыскивать пропавшие предметы искусства. Возможно, вы читали про Венециано, которого я несколько месяцев назад отыскала для моего клиента…

— Укрытого под жуткой викторианской мазней, изображавшей лисью травлю? Разве я мог забыть! — перебил де Толомеи. — Так это вы?

Кейт кивнула.

— Впечатляет.

Она улыбнулась.

— Во всяком случае, я подумала, что мои способности, как и другие услуги моей фирмы, могут вам когда-нибудь пригодиться. Наши охранники — наилучшие, ну и полагаю, вам иногда бывает нужно проверить прошлое людей, с которыми вы имеете дело.

Завершая свою рекламную речь, Кейт подумала, что в глазах де Толомеи мелькнули насмешливые искорки.

— Моя система охраны… э… отвечает своему назначению, мне кажется.

Это мы еще посмотрим!

— …и у меня есть помощник, который проверяет сведения о моих клиентах, однако кое в чем вы могли бы мне помочь. С тем, что я разыскиваю более десяти лет.

— Картина?

Де Толомеи покачал головой.

— Произведение искусства иного рода. — Он умолк и посмотрел вокруг. Поблизости стояли несколько человек. — Но я предпочел бы не обсуждать этого в такой обстановке, вы меня понимаете?

— Разумеется, — сказала Кейт. — Я как будто читала, что преимущественно вы живете в Риме. Завтра я как раз отправляюсь туда. У меня дело в Ватикане в начале вечера, так не могли бы мы встретиться потом? Или на следующее утро?

— По-моему, нам предстоит встретиться раньше. Апостолический дворец в восемь?

— Именно.

— Случайность вновь нам улыбнулась. Буду ждать с нетерпением, — сказал де Толомеи.

Они обменялись рукопожатием, а когда он повернулся, чтобы уйти, Кейт увидела его аукционный плакатик. Номер 717. Что-о-о! Она с изумлением поняла, что Сезанна Ариану лишил де Толомеи. А Ариана успела поклясться, что отыщет счастливого соперника и, быть может, обворожит его, чтобы он продал рисунок ей.

А еще, вспомнила Кейт, минуту назад де Толомеи мило упомянул про волю случая, подготовившего им нежданную встречу в Риме — встречу, которую она и Эдвард Черри искусно подстроили. В отличие от этой. Их встреча на аукционе действительно произошла по воле случая. Не была подстроена ни им, ни ей? Или все-таки была? Кто, собственно, кого только что обвел вокруг пальца?

Дерьмо, подумал Джайлс Спенсер. Он был горько разочарован, что нежданное развлечение, которое ему было пообещал этот вечер, завершилось настолько пресно. Вместо того чтобы затеять драку или же вцепиться друг в друга с необоримой страстью, Потрошитель и Дева Ледников побеседовали, вежливо улыбаясь, и обменялись визитными карточками.

Хмурясь, Джайлс покинул главный зал и спустился по лестнице. Ну, во всяком случае, для утешения у него есть новая картина. Проходя мимо кафе по пути наружу, он заметил впереди себя Деву Ледников, лягушку, обернувшуюся красавицей. Не попытаться ли подцепить ее? Пожалуй, поздно, подумал он. Она словно бы торопилась.

Она свернула в сторону женского туалета, и Джайлс остановился, прикидывая, не подождать ли ее. Затем заметил что-то в ее правой руке и переключил мысли на тот непонятный факт, что она забрала с собой в туалетную комнату пустой винный бокал, вместо того чтобы оставить его в кафе.

ЕСИЛКЕЙ, ТУРЦИЯ — 11 ЧАСОВ 05 МИНУТ ВЕЧЕРА

В отеле «Синар» Хамид Азади, прислоняясь к перилам своего балкона, выходящего на Мраморное море, тоже держал в руке винный бокал, только у него он был полный, потому что он пил в честь первого дня своей новой жизни.

Азади ускользнул из Ирана прошлой ночью. План его был прост, но эффективен: сделать вид, будто расследуешь слухи о намеченном бегстве какого-то высокопоставленного лица, а в процессе расследования исчезнуть самому. В фургоне, которым управлял контрабандист, специализирующийся на героине, он пересек границу с Турцией в месте, где поджидала машина, чтобы доставить его в отель в Есилкее, тихом предместье в пяти минутах езды от стамбульского международного аэропорта Ататюрк. В пути Азади с помощью париков, защечных прокладок, грима и искусственных зубов изменил свою внешность под первую из его нескольких новых личностей — пожилого индийского журналиста. На следующее утро Азади намеревался отправиться на самолете турецких авиалиний в Париж, а из аэропорта Орли на такси прямиком в клинику первоклассного хирурга-косметолога, услугами которого де Толомеи как-то раз воспользовался сам.

Де Толомеи Азади был обязан жизнью: тот организовал все этапы его бегства. Однако мысль об этом его нисколько не тревожила. Пусть друзей у де Толомеи было немного, но этим немногим он был верен, как Азади и вообразить не мог.

До чего же удачно, что он, Азади, мог снабдить де Толомеи необходимым фактором для мести, которой тот жаждет столько лет! Шкипер «Надежды» сообщил, что деревянный ящик, который упаковал сам Азади, был накануне передан на яхту де Толомеи. Вскоре за тем, узнал он, у побережья Туниса, вблизи Сиди-Боу-Саида, ящик в быстроходном катере был доставлен на виллу неподалеку и прибыл туда в целости и сохранности.

А в этот день немного раньше де Толомеи позвонил и поблагодарил Азади за его помощь почти с исступлением. Азади тогда подумал: «Лука, я же не открыл тебе путь к источнику вечной юности!», но из уважения вслух этого не сказал. Он не знал, как де Толомеи намерен использовать свое новое приобретение, да это его и не интересовало. За углом маячил его сорок третий день рождения, и его коллеги теперь открыто недоумевали, отчего он до сих пор не женился, и потому Азади был способен испытывать только одно чувство: невероятное облегчение, что ему удалось ускользнуть от неминуемой беды. Для него заняться любовью с женщиной было бы как выпить кувшин самогона, а женитьба для вида никак не могла послужить выходом. Уж конечно, жена пожаловалась бы подругам, что ее брачное ложе остается холодным.

К тому же Азади считал, что его родина и при президенте-реформаторе остается котлом кипящей похлебки, которая вот-вот выплеснется. Безработица, и так уже огромная, продолжала расти, и на улицы повсюду высыпала молодежь, протестуя против беспросветного будущего, бешеной коррупции, подавления инакомыслящих журналистов и других интеллектуалов. Азади был не единственным иранцем, кому всемогущие муллы встали поперек горла, — далеко, далеко не единственным. И радовался, что его не будет там, если и когда грянет новая революция. Разъяренные народные толпы не жалуют правительственных чиновников. В прошлый раз глава тайной полиции шаха был повешен, но вынут из петли еще живым, а затем его били и кромсали, пока все его кости не были переломаны и он не истек кровью.

Проглядывая фотографии домика у пляжа, который де Толомеи приобрел для него на Ки-Уэсте у самого моря, Азади представил себе, как шлепает по накатывающимся волнам. Закрыв глаза, он ощутил прикосновение теплой, но освежающей воды, лижущей его ступни, и сильной руки, обнимающей его плечи.

МЕЙФЭР, ЛОНДОН — 9 ЧАСОВ 11 МИНУТ ВЕЧЕРА

С винным бокалом в полиэтиленовом пакете в сумке Кейт стояла перед аркой парадного входа в аукционный зал и просила Ариану извинить ее: ей необходимо положить конец их вечеру. Договорившись встретиться на следующее утро, они обнялись на прощание, Ариана осталась ждать вызванное такси, а Кейт пошла на север по Олд-Бонд-стрит, потом свернула налево на Гросвенор-сквер. Ей не терпелось поскорее добраться до филиала группы Слейда.

Шагая мимо галерей, юридических контор и модных парикмахерских салонов, она позвонила Максу.

— А мне казалось, ты устроила себе свободный вечер, — сказал он. — Вот уж не думал, что ты так по мне соскучишься.

— Ну, во-первых, это, а кроме того, неожиданный сдвиг. Угадай, кто все-таки посетил аукцион?

— Де Толомеи?

— Именно. И у меня есть отпечатки его пальцев на стекле. Я сейчас их сканирую и отправлю тебе.

— Суть в том, Кейт, что для нас это дело кончено.

— О чем ты говоришь?

— Ну, во-первых, я ошибся насчет де Толомеи.

— А как же все те преступники, с которыми он ведет дела?

— Я практически уверен, что он торгует информацией, а не оружием или наркотиками. Что он — широкомасштабный шантажист.

— Но каким образом ты сумел…

— Я более тщательно проверил его финансовые сделки — даты, суммы, пути денег — и тут же обнаружил, что все люди, платящие де Толомеи, прячут в шкафах скелеты самой высокой марки. Трое из тех, кого я показал тебе вчера, например, французский и немецкий торговцы оружием, Брюйер и Кесслер, а также пакистанский торговец текстилем Хадар Хан, — у них у всех есть для прикрытия вполне законные предприятия. Противозаконное дерьмо — продажа химикатов и материалов для изготовления ускорителей Ираку после «Бури в пустыне» или дирижирование наркотиками, как в случае с Ханом, — это только слухи.

Макс что-то отхлебнул и продолжал:

— А покупает он главным образом у агентов разведок, сотрудников правоохранительных органов и журналистов. У тех людей, которые раскапывают такие слухи.

— А! — сказала Кейт, разобравшись что к чему. — Спорю, ты нашел выплаты офицеру иракской разведки где-нибудь в девяностых, как раз перед тем, как де Толомеи принялся взимать деньги с Брюйера и Кесслера.

— Вот именно. И выплата Хамиду Азади, перед тем как начали поступать деньги от Хадар Хана. Видишь ли, Хан очищает свой героин в западном Афганистане, затем отправляет его через Иран в Турцию, что неизбежно должно было стать известным кому-нибудь вроде Азади.

— А даты не могут оказаться простым совпадением?

— Не когда дело касается десятков людей. И суть не просто в датах, Кейт. Поразмысли, кто кому платит. Возьми Хадар Хана. Если бы де Толомеи устраивал транспортировку его героина, то он бы уплачивал Хану цену товара. А вместо этого Хам платит ему. И много.

— А не может Хан просто оплачивать услуги с транспортировкой?

— И полагаться на то, что де Толомеи действительно доставит героин покупателям Хана, а не разгрузит его где-нибудь еще, прикарманив всю прибыль? Нет, деточка, этот бизнес на доверии не проворачивается.

— Веский довод.

— Та же логика применима и к торговцам оружием. Де Толомеи купил что-то у иракского офицера разведки десять лет назад, после чего тут же начал получать плату от Брюйера и Кесслера. Ирак в то время восстанавливал свой арсенал, не продавал, так что деньги двигались в направлении обратном сделкам с оружием.

— И ты уверен, что деньги не предназначались для покупок предметов искусства?

— Угу, — сказал Макс. — Вот послушай и скажи, как тут не возгордиться. Я позвонил жене Кесслера, представился репортером, который хотел бы написать статью для соответствующего журнала. Она пришла в восторг. Тут я упомянул живопись, осведомился, есть ли у нее значимая коллекция, какие художники в ней представлены. Она вдруг разобиделась и заявила: «Я художница. На наших стенах висят только мои произведения. И да, они более чем значимы, они habelhaft[8]».

— Отлично сработано. Но если ты прав и де Толомеи торгует секретами, а не оружием, я все равно хочу узнать, что за цацку он только что купил у Хамида Азади за одиннадцать миллионов долларов.

ПОБЕРЕЖЬЕ ТУНИСА — 11 ЧАСОВ 19 МИНУТ ВЕЧЕРА

Сурина Хан выдавила полтюбика крема с антибиотиком на ладонь и начала бережно смазывать им порезы на лице своего пациента, его растрескавшиеся губы и втирать крем в струпья на кончиках пальцев, где полагается быть ногтям. Местный врач только что в третий раз приходил для проверки, но наконец они остались одни. Хотя он пока еще не открыл глаза, Сурина уже почти две недели разговаривала с ним. Она знала, что, несмотря на свое состояние, он ее слышит. Когда она брала его руки в свои, то почти ощущала его мысли.

«Надежда» забрала ее в пакистанском порту Карачи, и она притворялась новой подружкой шкипера. Спала на диванчике в его каюте, а с тех пор, как двенадцать дней назад они взяли на борт ящик с ее пациентом, она открывала ящик, меняла внутривенные растворы, ухаживала за его травмами. Затем, когда ящик перегрузили на яхту синьора де Толомеи, она оставалась взаперти с ним, изнывая от страха, но заверяя его, что все будет хорошо. Она не понимала, почему синьор де Толомеи с такой настойчивостью прятал его, но с радостью делала то, что от нее требовалось.

Ей нравилось оставаться наедине со своим пациентом. Она, как себя помнила, мечтала стать врачом — многие годы после школы ходила помогать в местную больницу. Но по какой-то причине это казалось чем-то совсем другим.

Хотя все тело ее пациента было в ранах и крайне истощено, в дрожь ее ввергали его ступни. Подошвы сплошь покрывали старые шрамы и более свежие рубцы. Что он мог совершить такого, чтобы заслужить подобные побои? Ничего. Просто немыслимо, решила она. Подобного наказания не заслуживает никто — даже парень из ее квартала в Исламабаде, который несколько лет назад плеснул ей в лицо кислотой, разъярившись, когда она отклонила его ухаживания.

Наклоняясь пониже, Сурина долго кругами водила пальцами по пяткам и сводам стоп своего пациента, потом на мгновение выпрямилась, чтобы утереть слезы. Не хватает только, чтобы на его раны попала соленая жидкость.

Кем он был, не переставала она гадать. От природы его кожа не была белой. Она не сомневалась, что в нем есть арабская кровь, но и какая-то другая. Хотя черты его лица все еще искажались опухолями и синяками, она полагала, что наполовину он европеец. Но почему он оказался в иранской тюрьме? Поверить, что он был уголовным преступником, она не могла. Наверное, пошел наперекор своему правительству — активист, инакомыслящий. Но кем бы он ни был, думала Сурина, она будет при нем днем и ночью, пока он не поправится. Что бы там ни думал ее отец.

Хадар Хан пришел в ярость, когда она согласилась на предложение его делового партнера. Почему, Сурина не знала, да и не хотела знать. После того, как кислота изуродовала ей лицо, Хадар Хан не скрывал, что не выносит ее вида. Но те несколько раз, когда они встречались, синьор де Толомеи всегда был добр с ней, а за эти обязанности он предложил такое щедрое вознаграждение, что Сурина наконец получила возможность навсегда покинуть отчий дом.

Завинтив крышечку на тюбике с кремом, Сурина наклонилась положить тюбик на тумбочку. И взглянула в зеркало над ней. Оно отразило правую сторону ее прежде поразительно красивого лица: щеку и ухо, обожженные, превратившиеся в сплошную паутину бугорчатых шрамов. Между ними зигзагами сползала одинокая слеза. Сейчас ее пациент тянулся к ней, она это чувствовала. Но что будет, когда он откроет глаза?

МЕЙФЭР, ЛОНДОН — 9 ЧАСОВ 26 МИНУТ ВЕЧЕРА

Переходя Беркли-сквер, Кейт слушала, как Макс излагал свой самый последний разговор с шефом.

— Я объяснял мою последнюю гипотезу о де Толомеи, и он меня оборвал. Минуту молчал, просто стоял с видом… ну, не знаю, ошарашенным, что ли. Потом спросил, не садился ли личный реактивный лайнер де Толомеи в последнее время в странах, граничащих с Ираном или другими странами Персидского залива. Этого не было. Он попросил меня выяснить, не проходила ли яхта де Толомеи Суэц в последнюю неделю. Нет и тут. Какой-нибудь турецкий порт? Нет. Тогда он потребовал, чтобы я сканировал спутниковые данные по Средиземноморью за последние пять дней, используя аэрообраз яхты де Толомеи. Несколько попаданий. Вчера вечером чуть восточнее Мальты у яхты было рандеву с каким-то судном, и на нее был передан ящик. Яхта повернула на юг. Я проследил ее до Сиди-Боу-Саида, и Слейд заставил меня обыскать тунисские записи о недвижимости. Выясняется, что под чужим именем де Толомеи имеет виллу на тамошнем берегу. Едва я это сообщил, как Слейд вытащил мобильник и сказал: «Блэк, отправляйся ближайшим рейсом в Тунис». Помнишь этих ребят с вертолета в ту ночь? Теперь мы знаем…

— Погоди! Что было в ящике?

— Понятия не имею, — ответил Макс. — Я спросил Слейда, считает ли он мою гипотезу о шантаже неверной, а де Толомеи, как мы вначале и предполагали, посредник в продажах боевого оружия террористам. Я указал, что ящик достаточно велик для ядерной боеголовки, а он ответил только: «Нет, де Толомеи приобрел совсем другое». А потом… ну, ты знаешь, что он никогда не матерится и не теряет хладнокровия? Так он добавил «Мать твою! Кто на… он такой?»

— Ну, вот-вот мы и узнаем, — сказала Кейт, подходя к их лондонскому филиалу. Он занимал верхние этажи изукрашенного розово-бордового особняка XVIII века прямо напротив отеля «Коннот». И был получен в уплату от клиента, переживавшего денежные затруднения. В нижнем застекленном этаже здания из камня и кирпича разместились несколько художественных галерей и антикварных магазинчиков. Приближаясь к дверям, Кейт мельком заметила рисунки птиц, затем копию Венеры Милосской, стоящую рядом с сидящим Буддой.

— И еще, Кейт. Слейд сказал, что ты снимаешься с задания, что оно стало слишком опасным.

— Но он хочет знать, кто такой де Толомеи, а у меня есть его отпечатки, — ответила она, поднимаясь по лестнице. — Конечно, я отправлю их тебе.

— Думается, это не повредит, — сказал Макс. — При такой хитрой замене личности более чем вероятно, что на де Толомеи имеется досье где-нибудь в архивах… с отпечатками пальцев. За ним должно числиться что-то чертовски серьезное, раз он не остановился перед такими хлопотами.

— Будем надеяться, — сказала Кейт, входя в отдел и зажигая свет. — Все как будто разошлись по домам, — добавила она, направляясь в рабочую комнату.

— Поторопись, деточка! Я просто умираю от предвкушения, — простонал Макс.

— Я уже тут, — сказала Кейт и, держа левой рукой винный бокал за самое донышко, правой она взяла соболиную кисточку, макнула ее в банку с черным порошком и провела мягкими волосиками по бокалу, ожидая, что порошок поймает извилистые линии, оставленные подушечками пальцев. Но они не возникли. Ничего, кроме ровного и темного мазка. Она повернула бокал и попробовала еще раз. И снова ни следа отпечатка.

— Что там? — спросил Макс.

— Ничего, а я полная идиотка.

— Он обжег подушечки пальцев кислотой? Или еще что-то вроде?

— Похоже. То есть я устроила, чтобы он подержал бокал, потом забрала его и тут же поместила в пакет.

Убрав на место кисточку и порошок, Кейт направилась к выходу и добавила:

— Но у меня есть еще завтрашний вечер.

— Рим?

— Угу. Там я вычислю, кто он такой.

— И не думай. Слейд говорил серьезно, Кейт. Ты бросаешь это дело.

— Макс, Слейду явно необходимо узнать, кто такой де Толомеи, а у меня для этого отличные шансы. Де Толомеи я нравлюсь. Он хочет, чтобы я проследила для него какой-то раритет. Я добуду образчик его голоса, отпечаток сетчатки… улещу его, чтобы он показал мне свою коллекцию, и оставлю в его доме несколько «жучков»… Ты-то понимаешь, что в ближайшем будущем вампирский вход — наш единственный шанс попасть туда.

— Верно, — сказал Макс. (Их агенты в Риме еще не были готовы к взлому. «Вампирский вход» означал приглашение хозяина.) — Но…

— Никаких «но»! Я еду. Слейд просто слишком меня оберегает из-за обещания, которое дал моему отцу. А эта информация ему очень нужна, верно?

— Бесспорно, так казалось. Так что мне ему передать?

— Да ничего. Что я в Лондоне, занимаюсь делом Медины. Но если я отыщу ответ на его вопрос…

— То сообщишь ему сама. Предпочту не принимать первый удар на себя.