Интеллидженсер

23

РИМ — 10 ЧАСОВ 34 МИНУТЫ ВЕЧЕРА

Торопливо шагая по Борго-Санто-Спирито, Кейт позвонила Слейду. Ей не терпелось покинуть Ватикан с той минуты, когда де Толомеи упомянул про знакомство с ее отцом, но она выждала. Она хотела, чтобы ее уход выглядел естественно, а потому осталась выпить коктейль на приеме, заключившем экскурсию. Затем, еще немного выждав для приличия, она ускользнула.

Когда Слейд не ответил, она попробовала позвонить отцу и кончила Максом.

— Сейчас разговаривать не могу, — сказал Макс. — Слейд поручил мне следить за «Сабиной».

— За кем?

— Яхтой де Толомеи. Она покинула Сиди-Боу-Саид пару часов назад.

— А! Ну ладно. Отпускаю тебя. Но передай Слейду, что я только что была еде Толомеи, и он сказал: «Секрет вашего отца у меня в полной сохранности». Полагаю, папа будет знать, что это означает. Видимо, одно время они были знакомы. Я записала его голос и отправлю тебе через несколько минут. Папа на конференции, но Слейд очень скоро узнает, с кем он имеет дело.

— Усек.

— Позвонишь мне, когда закончишь?

— Заметано.

Направляясь к мосту Виктора-Эммануила II через Тибр, Кейт заново обдумывала свою последнюю встречу с де Толомеи. В ней ощущалось что-то вроде отлично отрежиссированного театрального выхода в тщательно выбранных декорациях. Она уже не сомневалась, что он специально выждал, пока она в Сикстинской капелле не оказалась под шестым плафоном, том, на котором Сатана — в образе женщины со змеиным телом — обвивает Древо Познания, предлагая запретный плод Адаму и Еве. И их изгнание из Рая. У Кейт сложилось твердое впечатление, что, выбрав именно это место, чтобы упомянуть так называемый секрет ее отца, де Толомеи дал ей понять, что обладает информацией, которая рассеет какие-то ее иллюзии.

По словам де Толомеи, он был знаком с ее отцом «очень давно, в другой жизни», то есть по меньшей мере тринадцать лет назад и до того, как изменил свою личность. В то время ее отец все еще занимал должность генерального прокурора в Вашингтоне. Он тогда предъявил де Толомеи какие-то обвинения? Если так, прикидывала Кейт, если де Толомеи поэтому бежал из Соединенных Штатов, становится понятно, почему он изменил свою личность. Или это имело какое-то отношение к дочке де Толомеи? Может быть, судебное преследование ее убийцы по каким-то причинам было прекращено и в этом де Толомеи винил ее отца?

Кейт ушла до того, как у него появилась возможность объяснить ей, что, собственно, он подразумевает под «искусством иного рода». Не картину, он сказал, так, значит… скульптура? Манускрипт? Или же это какая-то неосязаемая форма искусства? Может быть, больше десятилетия он ищет мести? Мести, осуществить которую сделает возможным какой-то документ в «Анатомии Тайн»? Может ли де Толомеи быть Нефритовым Драконом?

Во второй раз за вечер Кейт отвергла эту мысль — на слишком уж многих совпадениях она базировалась. Два разные расследования превращаются в одно? Неправдоподобно. Что бы за этим ни крылось, она внезапно поняла, почему Слейд накануне вечером так безоговорочно снял ее с задания. У де Толомеи имелся какой-то личный интерес к ней и к ее отцу. Причем далеко не дружеский.

Вернувшись к себе в номер, Кейт послала электронной почтой оцифрованную запись голоса де Толомеи и только тут заметила, что ее ждет сообщение Макса. Он отправил его раньше днем, примерно тогда, когда ее самолет приземлился в Риме.

— Дерьмо! — буркнула она, быстро пробежав его глазами. Макс не сумел разобраться с цифровым шифром последней страницы «Анатомии Тайн» — страницы, которую, полагала Кейт, Кристофер Марло написал незадолго до смерти.

«Скверная новость, — писал Макс. — Сопоставления цифр ничего не дают. Шифр, очевидно, построен на словах или фразах какой-то книги. Или попросту он одноразовый».

Кейт и сама так предполагала, но надеялась, что выдающаяся дешифровальная сноровка Макса опровергнет ее подозрения. Она вздохнула. К несчастью, никаких сомнений не оставалось: потребуется огромная затрата времени, чтобы раскрыть смысл, спрятанный в цифрах Марло, если это вообще окажется возможным. В основу своего шифра он мог положить любые строки. А так как у него был доступ к тысячам книг и бесчисленным памфлетам и стихам, то варианты были бесконечными. И даже если он основал шифр на одной из собственных пьес, ей все равно его не разгадать, подумала Кейт. Сохранившиеся тексты претерпели множество изменений после того, как вышли из-под пера Марло: из-за орфографических ошибок, опечаток и редактирования другими драматургами. Сопоставить цифры с отдельными словами в той или иной сцене — нет, это неразрешимая задача.

Однако сдаваться Кейт ни в коем случае не собиралась. Когда-нибудь, едва у нее выберется свободное время, она составит список всех книг, которые, как предполагается, читал Марло, и посмотрит, которая из них — если такая отыщется — позволит ей прочесть его, возможно, последнее донесение. А пока ей надо поймать убийцу. Нефритовый Дракон все еще где-то рыщет и утром чуть было не подстроил убийство Медины. И где-то в «Анатомии Тайн» — где-то на страницах, которые она способна расшифровать, — есть указание на его личность. Уложив ноутбук в заплечную сумку, она направилась в кафе возле Пантеона, где кофе подавали и за полночь. Сегодня она закончит, сколько бы времени это ни потребовало.

Через два часа Кейт добралась до последних сорока доносов и все еще не нашла того, что искала. Окончательно зайдя в тупик, она заказала третью чашку кофе. Затем, подняв сахарницу, собралась насыпать немножко сахару, как вдруг разговор за соседним столиком заставил ее вздрогнуть и высыпать в чашку чуть не полсахарницы.

Через несколько секунд, опомнившись, она извинилась перед барменом, вручила ему щедрые чаевые и выбежала вон.

За соседним столиком две девочки-подростка обсуждали фильмы. Свои любимые. И просыпать сахар Кейт заставило упоминание о «Титанике».

— Конца я так и не видела, — сказала одна.

— Почему? — изумилась вторая.

— Фильм такой замечательный и так мне понравился, что я не вынесла бы смотреть, как он погибает. А потому я просто выключила видик и сочинила собственный конец.

Слушая их, Кейт вспомнился ее давний разговор с профессором по драматургии Возрождения. Они обсуждали «Геро и Леандра» Марло. Точнее, причину, почему поэма словно бы осталась неоконченной — в конце Геро и Леандр были еще живы. Многие ученые считали, что Марло работал над поэмой в мае 1593 года, и предположили, что он был убит прежде, чем успел ее завершить. Кейт приняла такое объяснение. Но ее профессор придерживался альтернативной теории: поэма — вовсе не оставшийся незавершенным отрывок. Марло сохранил своих Геро и Леандра живыми сознательно, так как искал сюжет и форму, создающие ощущение неминуемого карательного конца, но закончить решил без кары. Нарисовать обреченных любовников, но не коснуться их трагической гибели.

Джек и Роуз все еще танцуют на «Титанике», думала Кейт, взбегая по ступенькам в свой номер. Леандр не утонул, Геро не бросилась в пучину за его трупом. Сила трагедии без надрывающего душу конца.

Входя в Интернет, Кейт лихорадочно надеялась, что кто-то выложил на сайт «Геро и Леандра» Марло. Книжные римские магазины давно закрылись, а она не хотела ждать ни единой лишней минуты. Она быстро поискала и — спасибо, кто бы ты там ни был! — увидела на своем экране одну из многочисленных копий.

В чем бы ни заключалась причина ее неожиданной концовки, поэма была опубликована только через пять лет после смерти Марло, а потому, считала Кейт, представляла собой идеальный ключ к зашифрованному сообщению, которое он написал в мае 1593 года. Если он все еще работал над ней и держал ее при себе, именно она в нужную минуту оказалась у него под рукой, причем никто не мог бы расшифровать шифровку, не располагая рукописной копией его поэмы. Для Кейт это был решающий аргумент. Если Марло считал результат своего последнего задания особенно важным, возможно, он предпочел скрыть эту информацию от Томаса Фелиппеса.

Просматривая поэму, она окончательно уверовала в свою догадку. Каждое числовое «слово» в сообщении Марло состояло из двух до пяти цифр и начиналось с цифр от 1 до 8. В «Геро и Леандре» Марло было 818 строк. И ни одна как будто не содержала более десятка слов.

Поехали! Первым в сообщении стояло число 3006. Кейт спустилась до трехсотой строки, затем прочла там шестое слово. «Самая». Второе число было 2164. Строка 216 «Геро и Леандра», четвертое слово: «возлюбленная».

Затем 44… четвертая строка, четвертое слово: «и».

Затем 6044… строка 604, четвертое слово: «могущественная».

Он пишет Елизавете!

— «Самая возлюбленная и могущественная королева», — начала она читать вслух, медленно пробираясь по письму. — «Я должен донести Вашему Величеству о предательстве…»

Закончив несколько минут спустя, она позвонила Медине.

— Вы не спите?

— М-м-м-хм-м-м…

— Сидро! Я выяснила! Мотив! И он вовсе не тот, что мы думали. Где вы будете завтра… скажем, около полудня?

— В Сити.

— А не сможете вы ненадолго улизнуть?

— Для вас? Всеконечно.

— Мы сплаваем вниз по реке и обсудим некий вход без спроса. Вас устроит?

Он засмеялся.

— Более чем. Но что до… э…

— Входа? Обсудим завтра. Как насчет чтобы встретиться у пристани «Сент-Катарина»? Там есть кабачок «Гостиница Диккенса».

— Я там буду.

— А случайно у вас нет корзинки для пикников?

— Есть.

— Не могли бы вы ее прихватить? — спросила Кейт.

— Конечно, но, собственно…

— Завтра в полдень. И я объясню, — перебила Кейт.

— Вы и вправду хотите, чтобы я ломал голову всю ночь?

— Вы же говорили, что вам в жизни не хватает чего-нибудь волнующего, — поддразнила она. — Я только стараюсь восполнить пробел.

Положив трубку, она начала раздеваться. Не подозревая, что накануне вечером в ее трубку было вмонтировано подслушивающее устройство, она полагала, что может позвонить Медине без всякой опаски. И ошиблась.

Двадцать минут спустя, когда Кейт, уставившись в потолок, прикидывала, удастся ли ей уснуть, позвонил Макс.

— Ты все еще в Риме?

— Угу.

— Где?

— В моем обычном отеле. Около Кампо де Фьори.

— Двое ребят из римского филиала будут там через двадцать минут. Они отвезут тебя в аэропорт, подождут с тобой и посадят на первый же самолет. Слейд хочет, чтобы ты вернулась в Нью-Йорк незамедлительно.

— Хорошо, я уеду немедленно, — сказала она, зажигая свет. — Но мне необходимо вернуться в Лондон.

— Слейд не шутил, Кейт. Он не объяснил конкретно, но тебе угрожает опасность. Что, учитывая вендетту де Толомеи, связанную с твоим отцом… короче, он хочет, чтобы ты была здесь немедленно.

— Все-таки вендетта… что о ней сказал Слейд?

— Что он ею занимается и больше ничего.

— Ладно. Я вернусь домой, но мне нужен еще один день в Лондоне. В деле Медины я вышла на прямую и… и должна закончить. Ты не представляешь, как много это для меня значит.

— Может быть, отплата за его дочку. Не знаю, но Слейд считает, что де Толомеи подбирается к тебе. Встреча в Сикстинской капелле была только затравкой.

— Ты знаешь, кто он?

— Угу. Слейд мне не сказал, но когда я прочел твое сообщение, то начал искать кого-нибудь, против кого твой отец выдвинул обвинение перед тем, как де Толомеи сменил личность; кого-то, кто скрылся, когда был отпущен под залог. Нашелся единственный подходящий кандидат, бывший агент ФБР по имени Ник Фонтана. Он был в отделе контртерроризма перед тем, как женился, потом в отделе по кражам предметов искусства. Вроде понятно, откуда у него взялись связи, чтобы начать новую жизнь. В любом случае дочка Фонтаны была изнасилована и убита точно как дочка де Толомеи. Кстати, звали ее Сабина. Затем каким-то образом, кажется, из-за ссылки на Четвертую поправку, виновник избежал суда и…

— Фонтана его убил.

— Угу. Но не просто. Мы говорим о зверских пытках. Около трех суток — примерно такое же время, какое он прятал девочку.

— И мой отец был его обвинителем?

— Угу.

— Ну хорошо. Однако пусть многие и могли счесть его действия понятными, де Толомеи-Фонтана должен был понимать, что не избежит ответственности. Как агент федерального агентства, трое суток подвергавший кого-то пыткам. Тем более если, как я не сомневаюсь, дело получило национальную огласку. Снять его с крючка было равносильно тому, чтобы дать одобрение самосуду. Любой прокурор, занимавшийся тогда убийствами, поступил бы как мой отец.

— Угу. Но есть один момент. Фонтана хорошо замел свои следы. Не оставил ни малейших улик. Затем каким-то образом твой отец добился, чтобы жена Фонтаны дала показания против него. Ни в одной статье не говорится, как именно.

— Макс, по-моему, суть в этом. С Сикстинской капеллы у меня возникло ощущение, будто де Толомеи собирается сказать мне что-то, что подорвало бы мое уважение к отцу. Показать мне какую-то темную его сторону. Возможно, он именно так и намерен отплатить. Мой отец настроил против де Толомеи его жену, единственного еще остававшегося ему близкого человека, и он, видимо, убежден, что способен восстановить меня против отца.

— Либо он планирует убить тебя, чтобы твой отец почувствовал, каково лишиться дочери.

— О! Об этом я не подумала.

— И ты все еще намерена резвиться в Лондоне, когда этот тип гоняется за тобой?

— Мне необходимы всего сутки. Слейд поблизости или…

— Он на пути в аэропорт. Тунисская операция сорвалась.

— Ты меня на день не прикроешь?

— Ты просишь, чтобы я позволил тебя убить? Дудки.

— Ну а если я назовусь как-нибудь иначе и загримируюсь? Де Толомеи не сможет меня выследить. Я успею завершить дело Медины и вернуться домой прежде, чем Слейд что-нибудь узнает. Что скажешь?

— А это дело правда так для тебя важно?

— Угу.

— Остановить тебя я не могу, — неохотно согласился Макс. — Но только давай о себе знать, ну, каждые два часа, ладно?

— Обязательно. Да, и еще одно. Ты не против заняться для меня небольшими генеалогическими розысками?

— Да нет.

— Спасибо. У меня имеются четыре кандидата, их фамилии я тебе пошлю электронной почтой сейчас же, — и мне очень хотелось бы отыскать каких-нибудь живых их потомков.

— Завтра, ладно? Я на пути домой.

— Ну конечно. И спасибо.

Человек, именовавший себя Нефритовым Драконом, наслаждался тирамису домашнего приготовления, когда услышал, что Кейт Морган расшифровала критически важную страницу.

Завтра, подумал он, ему представится случай загладить зло, причиненное его предку века и века тому назад. Как удачно, что Кейт Морган настолько умна. Это впечатляло. За какие-то несколько дней она нашла ключ к шифру, над которым Томас «Разгадчик» Фелиппес тщетно бился годы. И как неудачно для нее, что она лишена шансов насладиться результатами своих усилий.