Иосиф Флавий. История про историка

Послесловие. Историк перед судом Бога и истории

В дни работы над этой книгой я решил отправиться в Галилею, чтобы побродить по Тверии, Мигдалу, по национальному археологическому парку Ципори — словом, по тем местам, в которых чуть менее двух тысяч лет назад довелось действовать моему герою. Чтобы скоротать время в поезде, стал в который раз пролистывать ивритское издание книги Десмонда Сьюарда «Предатель из Иерусалима».

— Простите, — обратилась ко мне сидевшая напротив пожилая израильтянка, — вы читаете об Иосифе Флавии?

Я кивнул.

— Ну а о ком другом может быть книга с таким названием?! — продолжила попутчица, видимо, заскучавшая в дороге и искавшая повод поговорить. — Конечно, только об Иосифе Флавии! Я помню, как в школе нам рассказывали о том, как он струсил, решил спасти свою шкуру и сдался в плен римлянам. А потом помогал им разрушить Иерусалим и наш Храм! А еще я помню, как учитель рассказывал, что это Иосиф выдал римлянам скрывавшихся в Масаде евреев и вся последующая трагедия в этой крепости — целиком на его совести!

И тут я вдруг почувствовал, что начинаю закипать.

— Послушайте, уважаемая! — сказал я. — Иосиф не был предателем. Он был и остался до конца жизни верным сыном нашего народа. И уж что совершенно точно, он никак не мог выдать римлянам защитников Масады. Больше того: все, что мы знаем о Масаде, мы знаем только от него. И только благодаря ему считаем павших там героями. Хотя о том, герои они или нет, как раз можно поспорить. Возможно, у них был куда более разумный выход, чем убивать друг друга!

— Да я что?! Я — ничего! Просто рассказала, чему нас учили в школе на уроках истории. По-моему, и сейчас так учат. Видимо, в книге, которую вы читаете, написано по-другому. Обязательно теперь постараюсь ее достать и прочесть, — сказала явно напуганная таким натиском женщина.

Разумеется, она была ни в чем не виновата.

Именно так учили еврейских детей много лет назад, и так продолжают учить сегодня — несмотря на то, что все сочинения Флавия давно переведены на иврит, снабжены самыми подробными академическими комментариями, вводными статьями и примечаниями с явным воздаянием ему должного как историку. Впрочем, воздавать должное ему начали очень давно, но вот отношение к его личности начало меняться лишь в последнее десятилетие. До этого в еврейской и, частично, в европейской историографии преобладал подход, который еще в 1900 году отлично выразил в своей статье о Флавии Г. Г. Генкель: «Если рассматривать Иосифа как человека, то мы найдем в нем мало отрадного. Все те отрицательные качества его, которые нам пришлось отметить при рассказе о его жизни, с достаточною доказательностью подкрепляются обилием данных из его исторических сочинений. Хитрость, неискренность, льстивость, неустойчивость во мнениях рядом с большою хвастливостью и самомнением обнаруживаются тут на каждом шагу. Но вместе с тем мы не можем отказать Иосифу в необычайном трудолюбии и усидчивости, в огромной эрудиции, в осмотрительном и умелом пользовании источниками, наконец в известной идейности (вспомним, какими целями задавался он при написании своих сочинений). Не его вина, если единоплеменники его отнеслись холодно к его трудам, если языческий мир не принял их с тем энтузиазмом, на который, очевидно, рассчитывал автор. Зато последующие века и особенно последнее время по достоинству оценили этого выдающегося и талантливого писателя. Для нас теперь совершенно безразлично, каким человеком был Флавий; для нас он неоценим как писатель: он раскрывает нам историю целой эпохи, дает обилие ценнейшего материала по экзегетике, истории христианства, римской и греческой истории, по библейской археологии и т. п. Мы никогда не должны забывать, что Иосиф Флавий в своих двух крупных трудах восполняет пробел между книгами Ветхого и Нового Заветов. Являясь дополнением Книги книг, его труды смело могут и должны рассчитывать на внимание всех образованных людей. Богатая литература о Флавии, множество его изданий, переводы его на все европейские языки служат лучшим тому доказательством»[83].

Итак, никто уже давно не оспаривает значение его трудов, как и того факта, что при субъективности многих его личных оценок, нередко продиктованных теми жизненными обстоятельствами, в которых он оказался, в целом эти труды соответствуют исторической правде.

Вопрос упирается в саму его личность, в связи с чем некоторые исследователи разделяют его жизнь на две части: дескать, до 67 года Иосиф Флавий был одним человеком, а после 67 года — совсем другим. Героя и борца с римской оккупацией сменил трус и коллаборационист, или человек, умело надевший маску коллаборациониста и не снимавший ее до конца жизни, а потому в любом случае заслуживающий презрения.

Что ж, Иосиф Флавий и в самом деле сдался в плен римлянам, предпочтя такой исход самоубийству. Но до этого он героически защищал Иотапату, придумывая для врага всё новые и новые смертельные ловушки, сам участвовал в битвах и выбрал плен, когда сопротивление было уже даже не бессмысленно, а попросту невозможно.

Неужели кому-то стало бы легче, если бы он все же покончил с собой, и мы никогда не смогли бы прочитать ни «Иудейскую войну», ни другие его книги?!

Он действительно во время осады Иерусалима находился в стане римлян, но неизвестно ни одного случая, когда бы он принимал участие в боях против своих соплеменников. Он выезжал под стены Иерусалима исключительно в качестве парламентера, предлагавшего сдать город и спасти таким образом Храм, но, думается, он искренне верил в то, что другого пути спасения нет, и такого мнения придерживался не он один.

Мы можем сомневаться в том, насколько он говорил правду, когда уверял, что Тит не хотел разрушения Храма, но нет никаких сомнений, что сам он страстно хотел сохранения и Храма, и Иерусалима, и то, что произошло 10 августа 70 года стало для него такой же величайшей трагедией, как и для всего его народа. И не случайно именно он пытался ввести новое летосчисление, по которому все события мировой истории делились как на происшедшие до или после разрушения Храма.

Мы точно знаем, что когда римляне громили Иерусалим, он бросился спасать священные книги и выпросил у Тита полного помилования для более чем двухсот своих соплеменников, спася их от рабства и смерти. А разве еврейская мудрость не гласит, что тот, кто спас хотя бы одну душу, спас целый мир?!

Да и потом, оказавшись в Риме, он пытался использовать всё имевшееся у него, пусть и не бог весть какое влияние, чтобы отстоять интересы своего народа и отвести возводимую на него клевету.

Его «Иудейскую войну» часто называют «проримской книгой», но эта книга ясно показывает, что у его народа были веские основания для восстания, так как в какой-то момент произвол прокураторов и жестокость римской власти перешли все границы. Сам его рассказ о маленьком, не имевшем регулярной армии и опыта ведения современной войны народе, который в течение долгого времени героически противостоял многократно превосходящей его по численности, во всех смыслах лучшей армии той эпохи стал гимном этому народу.

Его «Иудейские древности» и трактат «Против Апиона» открыли греко-римской цивилизации историю, религиозные и нравственные ценности этого народа; они пронизаны такой национальной гордостью за принадлежность к нему, что оспаривать этот факт просто бессмысленно.

Его свидетельство об историчности личности Иисуса Христа и о непричастности евреев к его казни Понтием Пилатом стало одним из тех доводов, который в числе прочих привел в 2011 году к постановлению папы Бенедикта XVI о снятии Католической церковью вины с евреев за распятие Иисуса. Таким образом, и спустя две тысячи лет Иосиф продолжил верно служить интересам своего народа.

Ну а то, что его книги будут с интересом читаться последующими поколениями как евреев, так и христиан, сомнений не вызывает. И они того, безусловно, заслуживают.

Так что ему есть что сказать в свое оправдание на Небесном суде, и оправдания его, по логике вещей, должны быть выслушаны благосклонно. И главное, что он мог бы представить в свою пользу на таком суде, были, безусловно, его книги. Потому что это — великие книги.