Иросанфион, или Новый Рай

Перевод выполнен по изданию: Lackner 1982. Р. 347–350.

[ ] вставки переводчика

* указание на комментируемое место

Об искушении столпника[278]

Одному из подвижников и преподобных, затворившемуся на столпе*, сильно докучал бес блуда, день и ночь разжигая его на неподобные пожелания. Тот же взывал к борющему, ибо был тесним им, и препирался с ним, говоря: «Доколе будешь тиранить душу мою, нечистый бес? Доколе не престанешь искушать, всескверный? Отстань, наконец, от меня, ибо состарился вместе со мной. Отыми многое досаждение, позволь мне немного отложить плотскую брань». Поскольку это, и большее говорил часто преподобный, явился ему в один из дней бес видимым образом и говорит: «Если хочешь, чтобы я прекратил бороть и искушать тебя, поклянись мне никому не говорить, но сохранить, что скажу тебе». И старец, нехорошо делая, поклялся ему: «Клянусь живущим на небесах, что сохраню твое слово и никому из людей не расскажу». И бес: «Отныне, — говорит, — не поклоняйся иконе сей, и не буду бороть тебя». А была это икона Пресвятой Богородицы, держащей на руках Превечного Младенца. И когда отступила плотская брань от преподобного, пришел к нему через несколько дней некто из искуснейших старцев, и этот поведал ему всю правду. Старец же ответил: «Хорошо сделал, что сказал мне это дело. Знай же, что ты посмеян и плохо сделал, что поклялся бесу сохранить неразглашенной тайну. Но правду тебе скажу: лучше тебе не пропустить [ни одного] блудилища в городе*, только бы поклоняться и славить Спасительницу мира Богородицу и Госпожу нашу». Укрепив этими словами, старец оставил брата; и тотчас вновь приступает бес и говорит с гневом: «Что это, бесчестный старче? Не поклялся ли ты мне никому не рассказывать? И как же ты поведал этому старцу? Говорю тебе, что как клятвопреступник будешь судим перед Богом». Говорит старец: «Знай, что я обманулся и поклялся тебе, как не следовало. Теперь же лучше, чтобы ты докучал мне как нечистый пес, нежели, чтобы я перестал поклоняться Упованию нашего спасения и всего мира. А что о грехе клятвы — силен благой Бог простить меня».

Чудо мима Гайя[279]

Другой некий мим по имени Гай бесстыдно хулил пресвятую Богородицу. И является ему Богородица, говоря: «Что худого сделала тебе, человече, что пред стольким народом высмеиваешь меня?» Он же, проснувшись, не только не исправился, но еще более хулил. И вновь является ему всепетая святая Богородица, увещевая его и говоря: «Нет, прошу тебя, не вреди своей душе из-за меня». Он же вновь еще более хулил. И в третий раз является ему, укоряя и говоря: «Чем тебя обидела, человече, что не престаешь так беспричинно хулить меня и оскорблять меня? Поверь мне, если не образумишься, изведаешь цену своего неразумия». И поскольку он не исправился, но вновь еще более пустословил и еще хуже оскорблял, однажды предстает ему Богородица в полдень, когда он спал, ничего не сказав, но пальцем отчеркнув его ноги и руки. И проснувшись, нашел, что отсечены[280] и руки его, и ноги, и лежал обрубком*. И об этом несчастный поведал всем и обличил себя, и принял воздаяние за хулу. Видишь, как наказываются не только хулящие Христа, но и Пренепорочнуто Его Матерь? Если же в настоящем веке и не наказываются или не изведывают по заслугам, ибо долготерпит суд, то в грядущем, конечно, не избегнут, ибо увидят Того, в Кого метили. И гонящие, и непочтительно хулящие[281] святые образы и стенопись, что восходит к первообразу*, будут наказаны по справедливости.

Комментарии

…затворившемуся на столпе — Столпничество — вид аскезы, ведущий начало из Сирии, где вообще процветали наиболее суровые и изощренные формы подвига. По свидетельству церковных историков, столпничество «измыслил» (επενόησεν) прп. Симеон Столпник (пам. 1 [14] сентября), за что был вначале отлучен от общения прочими монахами. Впоследствии столпничество распространилось и в Египте, и в Палестине (см. Луг Духовный 28; 57; 58), причем столпники (στυλιται) пользовались чрезвычайно большим уважением и авторитетом; и в особо важные моменты, спускаясь со столпов, участвовали в жизни Церкви. У прп. Симеона, и в этом следовал ему прп. Даниил Столпник, еще не было кельи на столпе, лишь помост наверху башни. Позже появились подвижники, соединявшие со столпничеством подвиг затвора: в келье на столпе, или в «столпе» — яме, как прп. Никита Столпник, или в колодце. Но словосочетание «затворился в столпе» употреблялось и по отношению к первому виду столпничества.

…не пропустить [ни одного] блудилища в городе (μη βασαι πορνεϊον εν τη πόλεΐ) — В цитате из «Луга Духовного» (45), которая зачитывалась на VII Вселенском соборе, фраза звучит определеннее: «…лучше пусть в этом городе не останется ни одного распутного дома, в который бы ты не входил (είς δ μη εισερχη)…» (Деяния Вселенских соборов 1859–1873. Т. 7. С. 417). В дореволюционном русском переводе «Луга Духовного» прот. М. И. Хитрова (Дуг Духовный 1915), а также и в частично исправленном переводе, изданном Сретенским монастырем (Дуг Духовный 2004), данное место искажено. Излишне говорить, что в этом тексте, вошедшем в соборные деяния, говорится не о допустимости блуда или клятвопреступления, но об абсолютной недопустимости отказа от почитания икон Божией Матери и Господа, которые «восходят к первообразу» (см. след, новеллу).

…и лежал обрубком — В существующих переводах «Луга Духовного» (см. предыд. примеч.) данное место также смягчено. Ср.: Луг Духовный 47.

…что восходит к первообразу — См. орос VII Вселенского собора 787 г.: «…Ибо честь, воздаваемая образу, восходит к первообразу, и поклоняющийся иконе поклоняется ипостаси изображенного на ней» (цит. по изд: Болотов 1994. Т. IV. С. 535; ср.: Деяния Вселенских соборов 1859–1873. Т. VII. С. 593–594). См. также житие Стефана Нового, который на допросе у императора, поправ номисму, указал, что бесчестие, воздаваемое монете, носящей изображение, начертание (βίκων, χαρακτήρ — употребляются как синонимы), имя и надписание царствующего дома, относится к первообразу и должно влечь за собой неминуемое — наказание: «Если же так говорите, какую жалости достойную понесут кару попирающие имена Христа и Его Матери…!» (Vita Stephani Junioris; PG 100,1158D–1160A).

Перевод выполнен по изданию: Nissen 1938. S. 351–376. Как считают Е. Миони[283] и Д. Читги[284], новеллы данного собрания с достаточной долей вероятности могут быть атрибутированы Иоанну Мосху.

[ ] вставки переводчика

* указание на комментируемое место

1. В начале правления царя и благочестивейшего кесаря Тиберия мы пришли в Оазис, что расположен на запад от Верхней Фиваиды, в пустыню, в которой заключено слово Нестория, хулившего Всесвятую Марию и истинно из нее воплотившееся и рожденное превечное Божие Слово*, и за нее изгнанного в пределы Востока. Когда содействием архонтов, мудрствующих как и он, было послано ему от царя призывающее письмо, прежде чем возлечь на одр войдя глубокой ночью в отхожее место, говорят, что он сказал так, насколько слышали стоящие снаружи: «Показал я тебе, Мария, что человека родила ты, а не Бога». И они, услышав это, разошлись по своим делам. Ибо было им заповедано никому не позволять прикасаться к его убежищу, пока он не позовет изнутри. И тотчас, когда еще хула была на нечистых устах его, ангел гнева, посланный от Бога, поразил его, сидящего в отхожем месте, и оттого расселось чрево его*, — достойную понес мзду окаянный за свое злосоветие и хулу.

А под утро является несущий письмо от царя, спеша и говоря, что ему даны пределы срока и он не может ждать. И в то время как Несторий, по данному им распоряжению, не звал, принуждаемые возмущенным чиновником, вошли в дом и подошли к келье, в которой он обычно спал, и, постучав, не получили ответа. Когда же не смогли войти из-за внутренних засовов, сняв дверь с петель, вошли. И не найдя его, ушли, ища его в отхожем месте, и нашли его сидящим и испустившим дух. И спрашивали служащих ему, не под влиянием ли чего-либо особенного претерпел он это, и они отвечали, говоря, что «поздно вечером, очень веселый и радостный, отпустил нас и, заперев двери, как вы их нашли, зашел в отхожее место, и когда сел он, мы, проходя мимо каждый в свое место для отдыха, слышали, как он разговаривал сам с собой и говорил: "Показал я тебе, Мария, что тот, кого ты родила, — человек, а не Бог"».

Тогда все слышавшие узнали то, что сего ради понес ту ужасную смерть, дабы на нем исполнился глас пророка Иеремии: Горе мужу сему, не оплачут его: о господине, ни рекут: увы мне, брате и увы мне, господине. Погребением ослим погребется, сопричтенный, извержен будет вне врат Иерусалима[285]. И таков конец нечестивого Нестория, узревшего здесь преддверие грядущей принять его вечной и внешней тьмы, — достойную за свое злосоветие и хулу понес кару, окаянный.

2. Брат, отрекшись от мира, раздал свое имущество, удержав один хороший земельный участок. А некий знатный мирянин захотел его получить, и часто просил его продать землю или обменять ее, но тот не уступал ни в чем. И случилось мирянину получить власть над той провинцией, и он принуждал монаха отступиться от земли, угрожая ему всячески и угоняя его скот, ради его земли. И брат, поскольку видел многое принуждение, не находя, как умолить начальника, отправился к одному старцу молчальнику, бывшему в тех местах, добродетельному и прославленному. И приходил к нему брат часто, старец же бросал в него чем-нибудь и отсылал в его келью. И вновь, поскольку видел, что начальник упорно требует взять село, пошел к старцу и говорит ему: «Ради Господа, помоги мне и напиши ему, или пошли кого-нибудь к нему». И поскольку он настаивал, докучая ему, пишет старец послание этому начальнику, содержащее следующее: «Монашествующий монашествует, дабы не иметь чего-либо, чрез что мог бы быть обижен. Если же имеет, пусть будет обижен: ибо не монашествует». И подписав, дал брату отнести послание начальнику; силы же слов не ведал брат. И он пошел и отдал письмо начальнику. Тот же, приняв со многим почтением и облобызав, развернул и прочел. И спросил брата, говоря: «Знаешь, что написано?» Тот же говорит ему: «Чтобы ты уступил землю». И удивился начальник добродетели старца, и уступил землю. Подивимся же и мы на этом благости Божией и естеству добродетели, ибо в том, что написал старец, не содержалось ни оскорбления, ни наказания, и тому подивимся, как умолило это письмо начальника сжалиться над его просителем.

3. Пришли как-то философы к некоему старцу*, и после того, как сотворили молитву, он продолжал молчать и плести веревку, ничего не отвечая. И просили его, говоря: «Скажи нам слово, авва». Он же молчал. Говорят ему: «Ради этого пришли, чтобы услышать слово от тебя и получить пользу». Говорит им старец: «Вы расточили свое имущество, чтобы научиться говорить. Я же оставил мир, чтобы научиться молчать». Они же, услышав, удивились и ушли, получив пользу.

4. Рассказывал некто из отцов, что в Фессалониках был монастырь дев. И одна из них по действию врага была борима помыслом выйти из монастыря. А выйдя, впала в блуд от беса, посмеявшегося над ней за ее выход. И пав, провела весьма много времени в этом падении. И затем раскаявшись, при содействии благого Бога, пришла в покаяние. И придя в свою киновию для покаяния, пав пред воротами монастыря, скончалась. И была открыта некоему из святых епископов смерть ее, и он видел святых ангелов, пришедших принять ее душу, и бесов, за ними следующих, и наблюдал беседу, которая между ними происходила; и святые ангелы говорили, что «в покаянии пришла», а бесы говорили, что «нам работает столько времени, и она наша». И когда они долгое время уже разговаривали, сказали запинатели благого — бесы, что «не успела войти в свой монастырь. Как же вы говорите, что она покаялась?» И в ответ святые ангелы сказали, что «поскольку видел Бог ее намерение, настолько склонившееся, принято ее покаяние. И покаяния сама она была госпожа, ради цели, которую поставила. Жизни же [господин] — всех Владыка и Господь». Пристыженные этим, удалились бесы. Видевший же откровение святой епископ рассказывал это неким, от которых услышав, и мы возвестили вам. Итак, зная это, братья, усилимся не предаваться помыслам ни в каком грехе, но будем противоречить и бороться, особенно же о том, чтобы выйти из своего монастыря — чтобы, подобно не имеющим основательного знания, не впасть в ловушки и сети врага нашего.

5. Говорил некто из отцов: «Будучи в Александрии, вошел в часовню* помолиться и вижу некую боголюбивую жену, одетую подобно вдове, имевшую при себе отроков и отроковиц. И так говорила она к святому мученику: "Ты оставил меня, Господи, помилуй меня, человеколюбивый Владыка", так что я от ее криков и слез оставил свою молитву и внимательно смотрел на нее, поскольку я был сильно тронут ее слезами и криками. Я же более всего полагал, что она вдова и некто [ей] досаждает, и поскольку имел знакомство с членом августейшего совета, то ждал, пока она не окончит свою молитву. И подозвав одного из ее отроков, сказал: "Позови мне твою госпожу". И когда она приблизилась ко мне, то сказал ей, что думал. Она же снова возопила, плача и говоря: "Не знаешь, отче, что со мной? Оставил меня Бог и не призирает на меня. Ибо сегодня три года как ни я не болела, ни дитя мое, ни слуга мой, никто из дома моего. И думаю я, что Бог отвратился от меня за грехи мои. Поэтому плачу, дабы призрел на меня Бог по милости своей вскорости". Я же, удивившись любомудрой ее душе и помолившись о ней, удалился, славя Бога».

6. Говорил некто христолюбивый: «Пришли мы в киновию святого старца в Фиваиде, и когда достигли монастыря, огромные пастушеские псы сердито залаяли на стенах. Я же, испугавшись, хотел сойти с коня, но мои спутники, знавшие по опыту лай этих собак, сказали: "Не сходи, господин. Ибо псы имеют от аввы заповедь не сходить со стены". Когда же мы вошли в монастырь и испросили молитвы отцов, нас увели на колодец во время псалмопения. И стоял верблюд, поднимающий воду, и не двигался. Когда же мы спросили, почему не наклоняется верблюд, нам отвечали: "Наш авва наказал ему, чтобы во время псалмопения, после била, не наклонялся, пока не будет отпуста в церкви. Ибо некогда во время псалмопения из-за шума приспособления* колодезник не услышал била и не пришел в церковь. И авва, пришед к колодцу, говорит колодезнику: "Почто не пришел в церковь вовремя?" Тот же говорит: "Прости меня, отче, ибо не дал мне услышать било шум приспособления". Тогда, встав, авва наказал верблюду, подымающему воду: "Благословен Господь, чтобы, когда било зовет в церковь, никак не шелохнулся, пока не будет отпуста". И сохранил верблюд заповедь. Если же и другой какой-нибудь верблюд впрягается в приспособление, соблюдает ту же заповедь". И услышав, мы прославили Бога».

7. Был некий Павел в Фиваиде, который следовал святой кафолической Церкви Божией день и ночь. И знакомые его, трудившиеся вместе с ним, говорят ему: «Anna[286] Павле, ни детей не имеешь, ни жены не хочешь иметь. Почему не станешь монахом?» Говорит он им: «Хорошо говорите, послушаюсь, стану монахом». И ушел, и оставался один в келье, в подвиге и прочих трудах проводя время. А был он нравом бесхитростен. Лукавый бес, видя, что он таков, явился ему в виде ангела, предлагая различные видения и дурача его. Когда узнал бес, что он ему послушен, говорит ему: «Христу понравился твой образ жизни, и Он придет к тебе завтра даровать тебе дары. Ты же, выйдя из своей кельи поклонись Ему и, получив дары, войдешь в свою келью». И когда тот вышел на следующий день из своей кельи, видит сонм как бы ангелов со светильниками и огненный круг, и в середине круга кого-то изобразившегося, как он думал — Христа. И когда он преклонил колени, чтобы поклониться, тотчас кисть руки дала ему пощечину и оттолкнула его в другую сторону, чтобы он не поклонился. И упав на землю, он смотрел, но более не видел несущих светильники под огненным кругом. Тогда, уразумев бесовское посмеяние, вернулся в свое место, проплакав двое суток и говоря перед Богом: «Увы грешному. Согрешил. Погубил всю мою жизнь и что делать, не знаю». Услышав же, что некий отшельник был в Верхней Фиваиде с давнего времени, живущий один в поле, захотел пойти и изложить происшедшее с ним. И когда приблизился к месту того старца, бросился на живот на пол, припадая к нему и говоря: «Согрешил, прости меня и помолись за меня». Старец же закричал ему: «Не ушел оттуда, посмешище бесам? Не приближайся сюда!» И тому подобное говорил ему со строгостью. Он же оставался лежать на полу и плакать. И пожалев его, святой позвал его и говорит ему: «Если идешь узнать какое-либо искусство, не знаешь ли, что надо идти к мастеру и узнать об этом искусстве? Ты же ушел к самому себе, живя один и никому не сообщая о себе. И если бы Бог не помог тебе и десница святого ангела, тогда, если бы поклонился, давно бы лишился своего ума и тебя бы водил и по городам как одного из бесноватых. Но впредь благодари Бога, помогшего тебе. И ступай-ка в киновию». И взял его святой в одну из киновий Фиваиды и передал его авве, говоря: «Дай ему кухню на восемь лет, чтобы поработал заповеди Христовой и послужил братьям». Сказал и авве Павлу, что «спустя семь лет приду и поговорю с тобой».

Когда же он исполнил свои семь лет, пришел старец и говорит авве: «Дай ему келью вне киновии». Ибо киновии Фиваиды имеют небольшие отшельнические кельи, чтобы когда некоторые состарятся в подвиге, то жили бы в них пять дней в неделю, а в субботу и в воскресенье приходили бы в киновию с братьями. И снова сказал ему старец: «Проведи в отшельнической келье другие семь лет, и приду и поговорю с тобой». Когда же он исполнил и эту заповедь, пришел святой старец, и говорит ему авва Павел: «Что повелишь, дабы я сотворил?» Тогда говорит ему старец: «Я больше тебе не нужен. Ибо Святой Дух, живущий в тебе, всему тебя научит». И поскольку многая честь ему произошла от этого слова, то он бежал и пришел в Скит*. И пришли к нему из киновии, упрашивая его, и увели с собой. Когда же он пришел, и честь ему от братии умножилась, то снова бежал и оттуда. И когда он пребывал в пустыне, случилось мне и другим троим из отцов приходить к нему; среди них был и мой авва, почтеннейший муж. И поистине не имел ни хлеба, ни горшка для еды, ни чего-либо другого для потребностей тела, но ни рукоделия не совершал, ни книги не имел, и не ел в течение пяти дней. А был он велик телом. И сказал он нам, что никогда воды не имел в своей келье. Когда же некие приходили к нему во время зноя и сильно жаждали, не имея воды, он, встав, помолился. И на удивление, сотворил Бог, что забила вода, пока он молился, и испив, освежились и прославили Бога.

8. Рассказывал нам авва Василий пресвитер*, отшельник из Новой Лавры, ставший монахом, что слышал от неких христолюбивых мужей, рассказывавших о таком чуде, что было в стране палестинян, в многолюдном селении, в котором жили христиане и евреи, имевшие много скота. И был такой обычай, переданный от отцов. Каждый день принято было собирать скот к воротам селения, и каждый ставил со своим скотом кто сына, кто отрока, и принимали скот отроки, и он совершал свое кормление в поле до позднего вечера. А после захода солнца собирали его. И однажды посланные по обычаю пасти, собравшись во время трапезы, сказали друг другу дети христиан: «Давайте сотворим и мы здесь службу, которую творят клирики в церкви»*. И один принял звание епископа и назначил одного пресвитером, иного — диаконом, другого — иподиаконом, и возведя одну каменную плиту как бы в чин жертвенника, приносили приношения, от которых совершали и раздачу.

И был с ними сын еврея, и он просил отроков, говоря: «Примите и меня к вам, чтобы и я был как вы». Они же отгоняли его, говоря: «Не можешь войти с нами, будучи иудеем». Он же говорил: «И я буду христианином». Они же говорили ему: «Если станешь христианином, примем тебя». И он согласился, и его приняли, и бывший епископом крестил его, найдя воду в том месте. И произвели все по порядку и принесли хлеб. И когда наступил момент, и они сказали «Един свят…»[287], сошел огонь с неба и уничтожил все предложенное. Они же от страха пали и были как мертвые. И когда настал вечер, скот отправился каждый в свой дом. Когда же наступило утро, родители пошли искать и нашли детей полумертвыми, и взяв каждый свое дитя, принесли в свой дом. И спустя три дня, едва пришли в себя, родители спрашивали у детей, что же это случилось с ними. Те же признавались во всем происшедшем, как написано. Сына же старшего раввина просил его отец, принеся ему хлебы, чтобы он ел. Тот же не соглашался есть, говоря: «Я христианин и не буду есть». Услышав это, сей нечестивый захотел предать его злой смерти. Но предведутций Бог, испытующий сердца и утробы, зная лукавый помысел лжеиерея*, устроил так, что староста того края, которого называли эмиром, набросился на банщика, который в том месте был как бы весьма презираем, и к нему не подходили по причине запахов, и говорит ему: «Вот сколько времени уже смеешься надо всеми, и как ни приду мыться, нахожу баню холодной. Клянусь тебе великим Богом, что если не растопишь, и на следующей неделе окажется холодной, отрублю тебе голову». И тот согласился сделать так для услужения эмиру. Узнав это, отец сына-еврея, возымев диавольское намерение, посылает за банщиком, так как тот был должником, и говорит: «Знай, что ты должен мне десять номисм». Он же отвечает: «Поистине так». Тот говорит ему: «Если сотворишь повеление, которое прикажу тебе, весь этот долг подарю тебе». Он же отвечает: «Если что накажешь мне, сотворю, дабы освободиться от тяжести уплаты». И беззаконный лжеиерей говорит ему: «Я знаю, что имеешь повеление от эмира растопить баню, и поскольку имею некого отрока, прогневившего меня, то хочу, чтобы, когда разгорится печь и должен будешь закрыть ее, ты сказал мне. И того, кого я пошлю к тебе спросить: "Растопил баню?" — хватай и бросай в печь и, закрыв ее, уходи, чтобы хоть так мне избавиться от его злой воли». Услышав это, банщик, в надежде избавления от долга согласился сделать так, как было предписано, и ушел, объятый страхом угрозы от эмира, разжег печь до чрезвычайности, сверх обычного. Тот же, узнав, что должна закрыться печь, послал сына своего сказать: «Растоплена баня?» Тот же сказал: «Адонаи, и перетоплена. Если же не веришь мне, посмотри скорее». И схватив отрока, бросил в огонь и, закрыв печь, ушел.

Эмир же, придя мыться, нашел баню еще более холодной, чем в прежние дни, и, позвав банщика, говорит ему: «Не велел ли я тебе хорошо разжечь печь? Так почему, пренебрегши этим, ты сделал ее еще холоднее?» Тот же клялся, что «втрое дров потратил, желая тебе угодить, и почему так оказалось, не знаю. Если же не веришь моим словам, посмотри печь и убедись по углям, что я не лгу». Тот же, полон гнева, пошел с ним и, открыв дверь печи, нашел сидящего юного отрока. И говорит банщику: «Почему этот отрок здесь находится? И какова причина, что бросили его сюда?» И банщик рассказал все эмиру. Также и то, что когда отрок был несправедливо брошен туда, такой силы пламя в печи угасло. Эмир же, полагая, что он оправдывается и не сообщает правду, говорит ему: «Возьми дрова и при мне разожги банную печь». И после этого эмир расспросил отрока, чей он и по какой причине брошен в печь. И узнав, что за то только, что назвался христианином и не хотел вкушать иудейской еды, пришел в ярость и, чтобы посмеяться над христианством (ибо мерзость грешному — благочестие), взяв отрока, бросил в печь, говоря: «Если в первый раз колдовством и угасил огонь, теперь не избежишь моих рук». Бог же, всегда творящий великие и удивительные дела, Который близ всех призывающих Его воистину, так же, как и до этого, угасил пламя печи и отрока сохранил невредимым. И когда пришел эмир снова мыться, баня оказалась холоднее, чем прежде, так что можно было подумать, что неделю ее не растапливали. Изумленный этим, эмир пошел и открыл банную печь, и нашел отрока сидящим внутри и очень веселым; даже следа огня совершенно не было в печи. Тогда эмир, пораженный странным чудом, пошел бегом и изложил это тому, кто назывался у них советником. Тот же, услышав это, быстро пошел в селение и распорядился снова растопить печь и при нем бросить отрока в печь. И наложив на дверь печать и поставив стражу, пошел мыться, и когда вошел в баню и вместо теплоты бани ощутил сильный холод, тотчас вышел и, открыв зев печи, нашел сидящего юного отрока, и следа огня не было в ней. Тогда расспросил и он отрока, чей он сын, и узнав, что лжеиерея беззаконных иудеев и все, происшедшее в селении — как написано, и что за то, что отрок согласился и остался в исповедании христианства и не потерпел осквернения от нечестивых родительских яств, за это предан своим отцом такому смертоносному наказанию огнем, и что, будучи трижды брошен в печь, не был сожжен огнем, но, напротив, не более обжегся, чем некогда вавилонская печь обожгла триех отроков[288], — тогда призвал отца мальчика и говорит ему: «Какое оправдание принесешь Богу за то, что сотворил диавольское и гнусное дело? Ибо ты думал укрыться от Бога и людей; но Бог, зная злые твои дела и желания, не благоволил тебе, но испытывал грубость твоей души. Ты же, имея такое намерение, чтобы дитя от чресл твоих предать такой злой смерти, чего только не сотворил бы, воспользовавшись удобным случаем? Когда же ты сотворил злейшее это дело и нам уготовил быть участниками этого нечистого предприятия, претерпишь смерть осужденных, чтобы и другой бес, подобный тебе, не содеял того же». И отослав, приказал обезглавить его вне селения в пустынном месте, на съедение зверям. И позвав отроков и точно узнав от них все представление, совершенное ими в поле, послал в монастырь, отпустив продовольствия каждому, как он назвался. Назвавшемуся епископом — как епископу, назвавшемуся пресвитерами или диаконами, или иподиаконами, или чтецами — каждому в отдельности сполна повелел дать им потребное для пропитания.

И сему Бог всяческих и Создатель благоволил произойти в помощь нам, христианам, и поддержку, и чтобы знали ecu языцы, восстающие на ны, от злодейской воли беззаконных иудеев ко Господу нашему и Богу и Сыну Его Единородному до конца диавольскую вражду, и к нам, верующим в Него воистину. Ибо нужно было исполниться Господню проречению, которое Он сказал к неразумным: Аз приидох во имя Отца моего, и не приемлете мене. Аще ин приидет во имя свое, того приемлете…[289] и умрете во гресех ваших лукавых[290].

9. В некой киновии случилось быть святому приобщению*, и вошли диаконы взять свои мафории*, и не нашли одного мафория, и после многих поисков сказали авве. Он же говорит им: «Ищите снова». Когда же не нашелся, авва, взволнованный безобразием этого дела, говорит: «С ворами живем. Но жив Господь, не будет приобщения и не вкусим ничего, пока не найдется вор». И когда с диаконами авва обыскивал кельи братьев, когда они сидели в церкви, укравший его говорит бывшему близ него благоговейному: «Увы мне, что потерплю ныне». Тот говорит ему: «За что?» Он же говорит: «Я украл мафорий, и он в моей келье, внизу, в сосуде*». Тот же говорит ему: «Не скорби, но ступай и положи его в мою келью». И тот пошел и переставил сосуд в келью брата. И когда искавшие авва и диаконы вошли туда, где лежал сосуд брата, и опустив руку, один из диаконов вытащил мафорий и начал кричать: «Вот этот благоговейный оказался вором». И придя в церковь, схватили его и нанесли ему много ударов плетями и, протащив его, бросили его вне киновии. Он же просил, говоря: «Позвольте мне покаяться, и больше не сделаю этого». Они же выкинули его, говоря: «Не можем держать среди нас вора». Тогда вошли сотворить святое приобщение. И когда пришел диакон отдернуть катапетасму*, то она не шла, и они рассматривали, не мешает ли что, но ничего не нашли. Тогда сообразил авва и сказал: «Не оттого ли, что изгнали мы брата, случилось с нами это? Пойдите, приведите его, и мы узнаем». И когда вошел брат, отдернули катапетасму, и началось последование.

Вот что такое положить душу свою за ближнего. Если же не успеем в эту меру, хотя бы не будем ни оговаривать ближнего, ни осуждать его, да не отчуждены будем от блаженства святых, которое предстоит им вкусить.

10. Был некий чужеземец из отцов, и он говорил такую притчу: «В моей стране делают рвы, чтобы ловить львов. И случилось, что в ров попала лисица и, будучи сильно придавлена, не могла выбраться из ловушки. И затем пришел хозяин рва посмотреть, не попало ли что в него, и нашел лисицу. А лисица пошла на хитрость и представилась лежащей как мертвая. Хозяин же рва, спустившись, схватил ее за хвост и выкинул ее наверх. Она же убежала бегом. А спустя несколько дней та же лисица, пришед, увидела другую лисицу, попавшую в тот же ров. И когда увидела ее, прыгавшую то там, то сям и не могущую выйти, и говорит ей: "И я много провела здесь, прыгая, и если бы не умертвила себя, не вышла бы". Так и мы, братья, если хотим…»[291].

11. ...Говорит ему ангел*: «Слушай, и я тебе скажу. Первый принявший нас — муж боголюбивый, и по Богу управляет своим имуществом. Блюдо же то досталось ему от неправедного наследства. Чтобы из-за того блюда не погубить ему награды за другие добродетели, вот я и украл его, и дело его чисто. И другой принявший нас муж добродетелен. Но если бы жил этот меньший, то ему предстояло бы стать орудием сатаны, так что забыты были бы добродетели отца его. Поэтому, пока он нежное дитя, задушил его, чтобы хотя бы так он спасся, и дело его не было бы запятнано перед Богом». Говорит старец: «А здесь что?» Говорит ангел: «Хозяин этого двора — худой человек и многим ищет сотворить зло. Но беден, и оттого не может. Дед же его, построивший дом, под постройкой положил деньги. Чтобы не сотворил зла, когда обвалится здание, и он найдет деньги, которые там положены, вот я и починил [свод], и взял лежащее в основании. Ступай же в свою келью. Как сказал Дух Святой: судьбы Господни бездна многа[292]». Сказав ему это, ангел Божий стал невидим. Тогда, придя в себя, старец возвратился в свою келью, славя Бога.

12. В великой Антиохии Сирийской есть различные служения*. В одном из них предстоял муж христолюбивый. И был у него обычай каждому нуждающемуся подавать то, что ему было потребно. И покупал то, что было необходимо. В том числе имел и привозимую из Египта льняную ткань, и нуждающимся давал одежду из нее, по гласу Господа, сказавшему: наг бех, и одеясте мя[293]. И как говорят, когда происходила раздача одежды, пришел некий брат и взял платье не один раз, но дважды и трижды. Тот же христолюбивый муж, узнав его, пришедшего во второй и в третий раз, рассудил сказать ему об этом. И когда пришел в четвертый раз, движимый тем, что будто бы ведет речь от имени других нищих, говорит ему: «Вот и в третий, и в четвертый раз получил, и ничего от меня не услышал. Неужели и впредь будешь это делать, когда и другие, так же страждущие, нуждаются в благодеянии». И когда ушел пристыженный нищий, на следующую ночь видит его предстоятель служения стоящим на так называемом херувимском месте*. А место это очень почитаемое; в этом месте, говорят знающие, стоит страшный образ, имеющий рельефное изображение Спасителя нашего Иисуса Христа. И когда стоял там, погруженный в раздумье, видел Спасителя, сошедшего к нему с иконы и всячески его укорявшего за четыре платья, которые взял нищий. Поскольку же он снова также молчал, то, подняв хитон, в который был одет, показал под ним количество одежд и сказал: «Вот одно, вот второе, вот третье, вот четвертое, не печалься. Но верь, поскольку ты подал это нищему, то Мне это стало одеждой». И узнав платья, тот падает к ногам Его, говоря: «Прости мне мое малодушие, Господи, ибо я рассуждал об этом как человек». И восстав ото сна, возблагодарил Бога, показавшего ему такое удостоверение, и отселе в простоте и радости подавал просящим. И все слышавшие прославили Бога.

13. Святой авва Феодор Аданевс рассказывал нам, говоря, что когда жил он в окрестностях Святого града в киновии Пентукла, близ святого Иордана, пришел некто из азиатских пределов, желая отречься от мира. И будучи принят игуменом и пробыв некоторое время, наставленный в отношении устройства киновии, имея золото, принес его и отдал авве, говоря: «Поскольку ты наставил меня, отче, в устройстве этого места, я хочу, чтобы, если Бог благоволит, ты и постриг меня, и дал мне святую схиму, и я остался бы с вами здесь. Но возьми это благословение и распорядись им, как повелишь», — и показывает ему золото. Игумен же, будучи мужем добродетельным, не погнался за тем, чтобы взять золото, но говорит ему: «В этом, чадо, мы здесь не нуждаемся. Ибо знаешь, что мы не расточительны в потребностях, но как придется довольствуемся простыми некими средствами, живя в пустынном месте. Но, согласно заповеди Господней, иди и даждъ это своим братьям нищим, и, согласно Его заповеди, имети имаши сокровище на небесех[294]». Брат же настаивал, убеждая его и говоря: «Я положил, отче, что где я отрекусь, там отдам это». Старец же говорит ему: «Я, чадо, если возьму это, отдам это нищим. Ибо не научен скрывать себе сокровищ на земли[295]». Тот же продолжал говорить: «Возьми это, отче, и как повелишь: хочешь нищим, хочешь другим, распорядись им, как знаешь». И поскольку не убедил его авва, то взял у него золото. И спустя немного времени постриг его; и спустя еще некоторое время тот получил и святую монашескую схиму.

И по смотрению Божию авва не израсходовал деньги, но выжидал, желая видеть преуспеяние брата. И по уловке вражией никто не знал при этом, даже сам брат, что сохранено золото. И вначале, имея горячность отречения, исполнял все обеты. И порученное ему служение совершал быстро и легко; когда же прошло некоторое время, начал расслаблять его враг, и уже не выказывал такой ревности, но слегка и роптал, говоря: «Я достаточно золота дал киновии, и поэтому не ем даром хлеб». Слыша это, некие из братьев соблазнились, особенно те, которые были по состоянию из простых. И узнав это, авва киновии, позвав брата, говорит ему: «Не ты ли меня принудил, брате, принять от тебя золото? Не для раздачи ли нищим ты дал это? [Не ты ли уговорил меня,] чтобы теперь, ропща, соблазнять братьев? Не так ли, чадо? Ибо написано: "Смотрите, не соблазните единаго от малых сих[296]"». Но хотя и такие увещания, и большие приводил авва брату, тот не избавился от диавольского действия вложенного ему помысла лукавого обычая. И когда увидел авва непреложность его пути, ведущего на худшее, в один из дней говорит ему: «Пойдем, брате, спустимся на Иордан». И пошли они только вдвоем, и когда вступили на берег святого Иордана, начал авва увещевать брата, и вытащил запечатанное золото, которое дал ему брат, и говорит ему: «Узнаешь это?» Тот же отвечает: «Да, господин». «И положенную печать?» «Это она, отче». Тогда говорит ему авва: «Возьми, чадо, золото, и, хочешь, как тебе было наказано, отдать его нищим — отдай, хочешь же взять его — возьми, к своему осуждению. Ибо из-за этих монет не буду нарушать устава киновии и соблазнять братьев, и прогневлять Бога. Ибо вне служения невозможно пребывать с нами, как делают и другие братья, и я делал в юности моей, и по сей день творю по силе». Брат же, увидев золото и услышав это от аввы, кидается к ногам его, говоря: «Прости меня, я уже дал его Богу и не возьму его». Старец же говорит: «В этом, чадо, Бог не нуждается. Ибо Его суть все творения. Нуждается же в спасении нашей души. И невозможно больше мне держать это». Тот же продолжал припадать к нему, говоря: «Не встану от ног твоих, если не дашь мне слово, что ты не обижаешься и не принуждаешь меня взять монеты». И когда увидел старец настойчивость его просьбы, говорит ему: «Встань, чадо, верь. И тебя не принуждаю более взять это, и я не буду владеть им». Когда же встал брат, развязал авва пояс и говорит ему: «Вот, чадо, монеты». Тот же говорит: «Как ты наказал мне, отче, более не меняй мне слова о них[297]». Старец же, усмехнувшись, говорит: «Нет, чадо», — и сказав это, на глазах его бросает монеты в реку и говорит брату: «Все это презирать научены мы, чадо, от Господа. Ступай же в киновию и поревнуй со своими братьями всякое порученное служение совершать непостыдно, ради Христа, помня самого Господа, сказавшего: Не прииде Сын Человеч, да послужат ему, но да послужит и даст душу свою избавление за многи[298]». И брат, видя боголюбивое произволение аввы и умилившись, в страхе Божием возвратился с ним в киновию и творил пред всеми великое смирение и послушание, и милостью Божией скончался в том же монастыре, став сосудом избранным.

14. Когда, оставив Божии заповеди*, мы вольно предали себя греху, тогда и Бог в наказание за грехи наши поставил у стен стерегущих нас вооруженных варваров. Своими делами мы показали себя недостойными великих даров. Праведным судом Божиим мы оказались изгнаны из Святых Мест, когда град Иерусалим и вся окрестность оказались под властью персов. Тогда произошло в Иерусалиме дело, достойное быть описанным, о котором узнав не от одного, но от различных лиц, [решили] записать на пользу и в память любящим девство и чистоту…

…и сотворив убийство многих тысяч и десятков тысяч, наконец вошли во святое Христа Бога нашего Воскресение и в прочие священные места. Ибо туда многие бежали, и особенно в почитаемый Храм Святого Воскресения. И находя их, нещадно закалывали, отбирая красивых юных отроков и непорочных дев.

Тем временем, захватив многих, когда утихло великое убийство, персы наконец в безопасности пировали друг с другом по домам. И замышляя дело беззакония на честных девственниц, влекли их на погибель. Вот тогда-то одна некая агница Христова и воистину обрученная Ему дева, видя происходящую погибель рабам Божиим и претерпевая то же, что Давид, сказавший: видехъ неразумевающая и истаях[299], истаяла от голода[300]. Ибо пятнадцать дней не принимала ни воды, ни пищи, и хотя многие ее к этому склоняли, не соглашалась. И пребывая непрестанно в слезах и воздыханиях, расточала остаток телесных сил. А была она красива, более всех жен, что были с нею. Поэтому и захвативший ее был знатным среди персов. Он склонял ее к разврату через других дев. Ей же и самый звук был отвратителен. Ибо истинно сказано Господом, что мнози бо суть звании, мало же избранных[301]. Ибо хотя и были девами, но в большинстве не хранили этот обет крепко. Поэтому бесстрашно предавшись ястию и питию, затем претерпели и позор растления, и ее склоняли. Она же, со слезами стеная, укоряла их. Узнав об этом, захвативший ее был взбешен, но покуда щадил ее ради красоты тела. И однажды вечером, пируя с другими персами, и с некими ложноименными девами, подвигнутый диаволом на страсть к ней, повелел ей и сидеть с ним за трапезой. Поскольку же она не хотела, слуги его привели ее силой. И сев, ничего не принимала от них. Когда же завершилась трапеза, разгоряченный большим количеством вина и тягой к разврату, оставив всех, склонял ее лечь с ним. А поскольку она не соглашалась, придя в ярость, нанес ей столько ударов, что…*

Комментарии

1.. ..слово Нестория, хулившего Всесвятую Марию и истинно из нее воплотившееся и рожденное превечное Божие Слово — Несторий, еп. Константинопольский, был осужден за свою ересь на III Вселенском соборе в Эфесе. Наиболее известный момент его ереси — предложение называть Пресвятую Деву не Богородицей (Θεοτόκος), а Христородицей (Χριστοτόκος). Хотя Несторий и не называл Сына простым человеком, что приписывалось ему в разгаре полемики его противниками, но разделяя евангельские события на два ряда, то есть вводя два субъекта действия: человека, рожденного от Девы, и Бога, — он призывал воздерживаться от именования Девы Марии Богородицей, как бы во избежание впадения в язычество (ср. аргументы иконоборцев). Тот факт, что ересь Нестория была на деле отрицанием боговоплощения, отразила и монашеская традиция, запечатлевшая Нестория как врага Пресвятой Богородицы. В «Луге Духовном» (46) повествуется о том, как Пресвятая Богородица, явившаяся авве Кириаку, отказывается войти в его келью, говоря: «У тебя в келье мой враг (έχεις τον εχθρόν μου)», поскольку у него в келье находилась книга, «содержавшая два слова нечестивого Нестория»; и вошла она только после того, как книга была уничтожена (PG 87/3, 2900D-2901 С). Несторий был низложен и отправлен в ссылку — сначала в Петру, затем дальше, в Египетскую пустыню, в Большой Оазис, расположенный к востоку от Фиваиды. Скончался он в 436 г., согласно Евагрию Схоластику (1.7), уже в четвертом месте ссылки, претерпев множество злоключений (см. также: Сократ. Церковная история 7.32).

1. …расселось чрево его — Евагрий Схоластик (1.7) приводит с чужих слов другую версию его смерти, не менее бедственной: «…язык его был источен червями».

3. Пришли как-то философы к некоему старцу… — Схожая история приводится в «Луге Духовном» (156).

5. …вошел в часовню — Μαρτυρίου — часовня или небольшая церковь, сооруженная в память мученика и на его гробнице.

6. ... из-за шума приспособления — Ниссен в своих примечаниях к данному месту утверждает, что речь идет о водяном колесе, которое и по сей день используется в Египте для подъема воды (к колесу прикреплены емкости для воды, а для приведения его в движение используется верблюд); см.: Nissen 1938. S. 359, п. 4, 7.

7. ...пришел в Скит — См. комм, к «Лавсаику», на слова: «…во внутренней пустыне, называемой Скит» (17.3).

8. Рассказывал нам авва Василий пресвитер — Данная новелла не может принадлежать Мосху, так как названия административных должностей — эмир (άμιρας), староста (σύμβουλος) свидетельствуют о времени нахождения Палестины под арабским владычеством; то есть эта новелла должна быть написана не ранее 638 г., тогда как Моанн Мосх скончался в 619 г. — если только эти слова не являются поздними вставками.

8. Давайте сотворим и мы здесь службу, какую творят клирики в церкви — Подобная история о совершении детьми Божественной литургии содержится в «Луге Духовном» (196).

8. …зная лукавый помысел лжеиерея (μιερός) — Игра слов: μιαρός и ιερός [ιερευς]), то есть нечистого иерея, иерея скверны.

9. В некой киновии случилось быть святому приобщению — Как отмечает Миони, специфика стилистки текста указывает на то, что данный эпизод следует атрибутировать Иоанну Мосху (Mioni 1951. Р. 72).

9. …взять свои мафории — Μαφόριον, μαφάρτιον, μαφόρτης — вид короткого плаща (mantel), покрывающего голову и плечи, происшедшего от траурной одежды римских женщин (слав, «епанечка»). См.: Иоанн Кассиан. Об установлениях киновитян 1.7, а также: Oppenheim 1931. S. 132–134.

9. …внизу, в сосуде — Γαζίτιον — глиняный сосуд, первоначально использовавшийся для вина, экспортировавшегося из Газы в Египет.

9. …отдернуть катапетасму — Катапетасма (καταπέτασμα) — алтарная завеса (греч. «завеса», от καταπετάννυμι — расстилать, разворачивать, накрывать).

9. …Говорит ему ангел… — Начало см. в собрании Миони, нов. 6.

10. В великой Антиохии Сирийской есть различные служения — Миони считает данную новеллу несомненно принадлежащей к корпусу «Луга Духовного» (Mioni 1951. Р. 72).

12. …на так называемом херувимском месте — Прим. Ниссена: при императоре Веспасиане перед городскими воротами Антиохии были установлены херувимы, которые Тит после разрушения храма забрал из Иерусалима (Nissen 1938. S. 368, not. а). Библ. см. в изд.: Jones 1984. Р. 181–205.

14. Когда, оставив Божии заповеди… — Действие новеллы относится к 614 г., времени пленения Иерусалима персами под предводительством Хосроя И, см. комм, к «Житию прп. Георгия Кипрского иже в Хозиве» на слова: «после нападения персов…» (12), «…чтобы пощадила его…» (18) и «После нашествия персов…» (35). Миони считает данную новеллу частью «Луга Духовного» (Mioni 1951. Р. 74).

14. ...нанес ей столько ударов, что… — Окончание утрачено из-за порчи рукописи. Полностью данная новелла содержится в настоящем издании в собрании Миони, нов. 7 и в «Новом Митериконе», нов. 48 (ПЕРЕВОДЫ С ИЗДАНИЙ ДРУГИХ РУКОПИСЕЙ).

Перевод выполнен по изданию: Мгопг 1951. Р. 61–83. Данную часть новелл из рукописи Marciano Greco II. 21 Миони считает возможным с достаточной достоверностью атрибутировать прп. Иоанну Мосху, наряду с большинством новелл, вошедших в собрание Ниссена, также содержащихся в этой рукописи (Ibid. Р. 81).

[ ] вставки переводчика

* указание на комментируемое место

Говорил некто из отцов, что: «Есть киновия близ Низибии, и был управляющий ею великий старец. В киновии сеяли и производили много ячменя и делились им с другими монастырями. И случилось, что некий проходивший мимо полководец в персидском посольстве встретился со святым старцем и получил наставление, и передал киновии пожертвование в тридцать литр, и обрадованные братья стали более щедрыми в раздаянии имущества. Когда же по обычаю посеяли ячмень, не произвела земля ни в первый год, ни во второй, ни в третий. Говорят братья авве: "Что это, что не произвела земля ячмень, как обычно?" И говорит им старец, что "мы получили тридцать литр, и через это земля не дала плод свой. Но ступайте, продайте все имущество и раздайте нищим". И когда братья сделали по слову старца, земля дала плод свой, и прославили все Бога».

Рассказывал некто из отцов о некоем христолюбивом муже по имени Мартирий (а был рассказывавший старец большим подвижником), что: «Пришли мы к этому кир-Мартирию и постучали в дверь, и услышала жена его, бывшая внутри, и узнав, что это мы, пойдя виноградник, позвала своего мужа. И пришед, приветствовал нас и, налив воду в таз для омовения, омыл нам ноги, и, введя нас на верхний этаж[302] своего двора, поставил трапезу. Ибо был исполнен любви Божией. И когда мы вкушали, принесла жена его своего сына и положила близ двери горницы, в которой мы находились, близ его отца, чтобы тот благословил его; и по действию и зависти бесовской выпал младенец из дверей горницы и тотчас скончался. Отец же его возлежал у дверей горницы, принимая подаваемое женой, и, высунувшись, увидел, что сын его лежит бездыханным, и не смутился ни он, ни жена его, но, постучав, подал знак матери его, и, войдя, она нашла сына своего мертвым и положила его на одре. Он же с удовольствием ел и пил с нами, и, когда мы поели и должны были отправляться в путь, обратился к нам с радостью и, сотворив молитву, взял за руку старейшего и сказал ему: "Войди и сотвори молитву над ребенком, ибо с ним плохо". И старейший, вошед, знаменовал его, и мы пошли своей дорогой. А спустя несколько дней снова мы встретились с ними, и они очень радовались, и дитя мы нашли сидящим со своей матерью и прославили Бога, даровавшего ему исцеление».

Рассказывал нам некто из отцов, что когда он был в Константинополе, случилось ему увидеть такое удивительное зрелище. Был некий христолюбивый муж, звавшийся Христофор[303], состоявший на военной службе во дворце, в схоле* так называемых протикторов* который в течение всей недели находился во дворце, ничего не вкушая до захода солнца. Когда же приходил вечер, съедал сухой хлеб и размоченные бобы, и этим одним довольствовался, нисколько не принимая, как это делают многие, приправленной пищи. Одежду же имел изнутри власяную*, а снаружи, чтобы укрыться от внимания многих, носил роскошные одежды. И после того как уходил, шел к некоему серебряных дел мастеру и брал с собой три кошелька: один — с номисмами[304], другой с симисиями[305], другой — с тримисиями[306], и, таким образом, один в заточениях и в темницах всю ночь раздавал нуждающимся. Так однажды ночью, придя в каливу* одного брата, просил дать ему благословение. И когда толкнул его, чтобы он встал и принял, тот ничего не отвечал. Когда вновь с криком толкнул его, тот не отвечал и не слышал. Тогда ощупав и узнав, что он скончался, пошел в некую харчевню, расположенную близ того места, и постучав, просил хозяина принести ему огня и сосуд воды, чтобы обмыть брата, дав хозяину тримисий. И пойдя с хозяином харчевни, обмыл его. Затем снова пошел в швейную мастерскую, взял полотно для погребения, дав за него цену. Таким же образом принес и сандалии, и свечи, и приготовил к погребению, как подобало, зажегши свечи и положив ему на грудь монету для тех, кто будет хоронить, говорит умершему: «Встань, брате, и дай мне о Христе любовь». И тот, сев, приветствовал его и снова лег, и почил. Хозяин же харчевни, видя это, объятый дрожью, удалился и от страха остался как мертвый. Он и рассказал многим это удивительное чудо.

И другое рассказывали об этом во святых Христофоре. Когда он уходил ночью молиться в домашних часовнях, заходил и во дворец в Халки*, в так называемое Флетро Спасителя*. А в этом месте, очень почитаемом и поклоняемом, есть медные врата. И когда он один приходил поклониться, сами открывались врата. И вошед и поклонившись, возжигал фимиам и выходил так, что никто не замечал. А часто те, кто находились в том месте, находя двери открытыми, удивлялись, опасаясь, чтобы не произошло хищения в сосудохранилище, и не пострадать им как недельным[307]. Поэтому, трудолюбно и бодрственно выжидая, нашли в наличии только одного этого человека, о котором речь. Сообщили о нем тогдашнему патриарху, и тот, пораженный, не верил, пока тайно не переночевал в катихумении* и своими глазами не увидел его кадящим, и, удостоверившись, прославил Бога. И не было никого, кто бы не поверил этому как невероятному, помня божественного Давида, рекшего: Волю боящихся Его сотворит и молитву их услышит, и спасет я[308].

Рассказывал некто боголюбивый, что: «В Константинополе в одну из церквей пришла некая жена, молодая и красивая, и молилась со слезами, говоря: "Господи, помешай мне". И продолжала часто повторять это. И другой некто из знати, молясь в той же церкви, в то время как она говорила так, размышлял, чего ради она так молится. И когда она прервала свой плач, подошед, сказал ей: "Ради любви Божией, скажи мне, чего ради так говоришь, молясь. И если скажешь мне правду, уповаю на Бога, что всеми силами помогу тебе". Ибо считал, что она нуждается и обременена [чем-то]. Она же, видя, что он со тщанием хочет узнать, отводит его в сторону и говорит ему: "Я, господин, имела мужа от девичества моего, и он скончался, оставив меня вдовой, и теперь восстает мое тело к пожеланию мужеского соития, и потому прошу Бога, чтобы смирил меня, дабы не познать мне второго мужа". Сказав это, жена пошла в дом свой. Он же, услышав, подивился и, желая точно узнать, послал за ней слугу посмотреть, где она живет. Слуга заметил, где ее дом. И вновь послал посмотреть, что с ней. И тот, пришед, нашел ее охваченной горячкой, лежащей на одре и стенающей. И слуга, придя к господину своему, сказал ему о происшедшем с ней. Тот же, услышав, поражен был целомудренной этой душой и прославил Бога».

Был некий добродетельный отшельник, и просил он Бога, говоря: «Господи, поведай мне суды твои». Часто и подвиг предпринимал ради этого прошения; и оповестил его Бог, что для человека это невозможно. А поскольку опять продолжал посредством подвига просить у Бога, то Бог, желая удостоверить старца, попустил прийти к нему помыслу пойти навестить некого отшельника, живущего в нескольких стадиях. И приготовил милоть, и пустился в путь. И посылает Господь ангела, и тот, приняв образ монаха, идет навстречу старцу и говорит ему: «Куда идешь, честный старче?» Старец же отвечает: «К тому отшельнику». Говорит ангел в образе монаха: «И я к нему иду, идем же вместе». И так держа путь в первый день, приходят в некое место, в котором жил некий христолюбивый муж, и он, приняв их, упокоил. И когда они ели, подавал христолюбивый муж на серебряном блюде*, и после того как они поели, ангел, взяв блюдо, похитил его. Старец же, видя это, заплакал. Затем, выйдя вместе, они держали путь второй день, и тем временем дошли до места, в котором жил другой муж, христолюбивый и в высшей степени монахолюбивый, который и принял их гостеприимно, и ласково приветствовал, омыв им ноги. И имея единородного сына, на рассвете послал его благословиться от них. Ангел же, схватив его за горло, задушил. Старец же, видя, был поражен, но ничего совершенно не сказал.

На третий же день, держа путь долгое время, не нашли никого, кто бы принял их, а спустя долгое время дошли до одного пустынного двора и, сев в тени под стеной, вкусили от сухарей, которые были у старца, и в то время как они их ели, видит ангел стену, готовую упасть. И встав и подпоясавшись, начал ломать кладку[310] и снова класть. Тогда, не выдержав, старец заклял его, говоря: «Ты ангел? Ты бес? Скажи мне, кто ты. Ибо дела, которые ты сотворил, нечеловеческие». И говорит ему ангел: «Что я сделал?» Отвечает старец: «Вчера и позавчера принимали нас эти христолюбцы и упокоевали, и у одного похитил ты блюдо, а у другого задушил сына. И здесь, где мы не находим никакого утешения, ты стоишь и строишь здание». Тогда говорит ему ангел: «Слушай, и я тебе скажу. Первый, принявший нас — боголюбивый муж. И по Богу управляет своим имуществом. Блюдо же это осталось ему от неправедного наследства. Дабы ради этого блюда не погубить мзды других добродетелей, вот и похитил его, и дело его чисто. И другой принявший нас муж добродетелен. А если бы жив был тот меньший, должен был бы стать орудием сатаны. Так что забыл бы добродетели отца своего. Поэтому, как был он в юном возрасте, я задушил его, дабы он спасся, и дело его осталось непорочным перед Богом». Говорит старец: «А здесь что?» Отвечает ангел: «Господин этого двора — худой человек[311], и многим хочет навредить. Но беден, и поэтому не может. Дед же его, построивший этот дом, под эту кладку, которую положил, спрятал деньги. И дабы, когда обрушится строение, найдя деньги, тот не сотворил зла тому, кому намеревался, вот я переложил и взял лежащее под ней. Ступай же в келью. Ибо, как сказал Дух Святый, суды Господни — бездна многа»[312]. Сказав ему это, ангел Божий стал невидим. Тогда, придя в себя, старец возвратился в свою келью, славя Бога.

Когда, оставив Божии заповеди*, мы вольно предали себя греху, тогда и Бог по мере наших прегрешений, обступающих нас как стены, уготовал нам быть захваченными варварами, ибо своими делами мы показали себя недостойными великих даров. Лишены были мы Святых Мест по праведному суду Божию; и град Иерусалим, и все окрестные земли оказались под властью персов*. Тогда произошло в Иерусалиме дело удивительное и достойное быть описанным, о котором узнав не от одного, но от разных лиц, мы решили запечатлеть на пользу и в память любящим девство и чистоту.

Когда враги захватили город и сотворили убийство многих тысяч и десятков тысяч, они, наконец, вошли во святое Христа Бога нашего Воскресение и в прочие священные места. Ибо туда многие бежали, и особенно в почитаемый храм Святого Воскресения. И находя их, нещадно закалывали, отбирая красивых юных отроков и непорочных дев.

Тем временем, захватив многих, когда утихло великое убийство, наконец персы начали в безопасности пировать по домам; и замышляя дело беззакония на честных девственниц, влекли их на погибель. Вот тогда-то одна некая агница Христова и воистину обрученная ему дева, видя происходящую погибель рабам Божиим и претерпевая то же, что Давид, сказавший: Видех неразумевающая и истаях, яко словес Твоих не сохраниша[313], истаяла от голода*. Ибо пятнадцать дней не принимала ни пищи, ни пития и, хотя многие ее к этому склоняли, не соглашалась. И пребывая непрестанно в слезах и воздыханиях, расточала остаток телесных сил. А была она красива более всех жен, которые были с нею. Потому и захвативший ее был знатным среди персов. И он склонял ее к разврату через других дев. Ей же и самый звук был отвратителен. Ибо истинно сказано Господом, что мнози бо суть звани, мало же избранных[314]. Ибо хотя и были девами, но в большинстве не хранили этот обет крепко. Поэтому, бесстрашно предавшись ястию и питию, затем претерпели и позор растления, и ее склоняли. Она же, со слезами стеная, укоряла их. Узнав об этом, захвативший ее был взбешен, но покуда щадил ее ради красоты тела. И однажды вечером, пируя с другими персами и некими ложноименными девами, подвигнутый диаволом на страсть к ней, повелел и ей прийти и сидеть с ним за трапезой. Поскольку же она не хотела, слуги его привели ее силой. И сев, ничего не принимала от них. Когда же завершилась трапеза, разгоряченный большим количеством вина и тягой к разврату, оставив всех, склонял ее лечь с ним. А поскольку она не соглашалась, придя в ярость, нанес ей столько ударов, что она уже не ощущала их. Принуждая ее согласиться с нечестивым замыслом, — а она нисколько не принимала его, — берет ее в тот же вечер и приводит в одну из стенных башен, и ставит ее на крыло башни, спрашивая, согласится ли с его намерением. И поскольку она снова с презрением отвергла, и самый звук был ей противен, охваченный некой безжалостностью, обнажив меч, начал чрезвычайно мучить ее. И с каждым ударом склонял ее к позорному разврату. Поскольку преподобная дева благочестно оставалась при своем намерении, то, нанеся ей много ударов мечом и всю окровавив, в конце концов задав тот же вопрос и получив на него от девы подобное прежним исповедание девства, повелел своим слугам сбросить ее с крыла вниз. Что и было сделано в сей же час. И так мужественно подвизавшись, предала она Господу дух свой, получив исповеднический венец от Христа Бога.

Некие миряне имели дочь. И случилось ей быть одержимой бесом. И родители ее просили разных монахов помолиться за нее, но она не исцелялась. И спустя время говорит им некий монах, любимый ими: «Если хотите, чтобы исцелилась дочь ваша, идите в пустыню. Ибо там есть святые. И верю, что исцелится ради святых их молитв». И они, послушав его, пошли в пустыню. И случилось, что некий новоначальный монах выходил оттуда, и увидев его, издалека приветствовали, говоря: «Дочурка наша возмущаема нечистым духом, но ради Господа помолись за нее». Он же говорит им: «Я не из тех. Грешный человек я». Они же просили, говоря: «Ради Господа, не говори этого, но лучше пожалей нас и помолись о ней». Ибо сочли, что из смиренномудрия говорит это, и продолжали просить, и он снова то же отвечал им. А поскольку настаивали и принуждали его, достал у себя из-за пазухи маленькую книжицу и говорит им с клятвой: «Украв ее, я вышел из пустыни». Когда сказал он это слово, бес удалился, не вынеся смирения новоначального. И вера их не умалилась от слова монаха, но как святому ему поклонялись и настойчиво просили.

Авва Ириней* сказал братьям: «Да подвизаемся и да терпим во время брани. Ибо мы воины Небесного Царя. И как воины земного царя имеют шлемы, так и мы имеем небесные дары — прекрасные добродетели. Они имеют кольчугу, и мы имеем доспехи, выкованные верой. Они имеют копье, и мы имеем крест. У них есть меч, и у нас — упование на Бога. У них есть щит. У нас есть Бог. Они в битве истекают кровью, и мы принуждаем произволение, поэтому Небесный Царь и попускает бесам враждовать на нас, дабы мы не забыли Его благодеяний. Ибо при ослаблении часто многие люди совсем не молятся, а если молятся, то не молятся собранно, а блуждают помыслом. Таковые обретаются как бы не молящимися. Ибо глаголющие Богу устами, а сердцем помышляющие о мире, как будут услышаны? Когда же плачем, тогда трезвенно молимся, и часто устами не псалмословя, молимся Богу помыслом, направляя сердечное зрение и стенаниями беседуя с Ним.

Так и мы, братья, да подражаем воинам смертного царя и да сражаемся ревностно. А более — трием отроком[315], пещь страстей поправ чистотой, угли искушений погасим молитвой и мысленного Навуходоносора, диавола, постыдим, и тела наши в жертву живу представим[316] Богу, и благочестивые помышления принесем как всесожжение».

Брат вопрошал старца, говоря: «Что сотворю, авва, ибо, когда вижу кого-либо согрешающим, ненавижу его; и если слышу о брате нерадивом, осуждаю его и гублю свою душу». И сказал старец: «Когда что такое слышишь, отскочи скорее от этого помысла, и скорее прибеги к помышлению того страшного дня, и воображай перед собой на этом страшном судилище неподкупного Судию, реки пламени, пред судилищем тех влекомых и сильно кипящих в пламени, наточенные мечи, суровые приговоры, наказания, не имеющие конца. Непроницаемый мрак. Тьму внешнюю. Червя ядовитого. Неразрешимые узы. Скрежет зубовный и плач безутешный. Итак, сие помышляй, и неминуемый ответ. Ибо не нуждается в обвинителях сей Судия, ни в свидетелях, ни в доказательствах, но как содеяно нечто, так и выйдет на середину и пред глаза согрешивших. Тогда никто не изведет и не избавит от наказания — ни отец, ни сын, ни дочь, ни мать, ни другой кто из сродников ни из соседей, ни друг, ни заступник, ни дарование имущества, ни обилие богатства, ни власть: но все это как прах отрясается с ног. Только Судящий воздаст ему по делам его либо оправдательным, либо обвинительным приговором. Тогда никто не судится за то, в чем согрешил другой, но каждый за свои грехи. Итак, видя сие, чадо, никого не осуждай и будь несмущаем, не боясь никакого падения».

Рассказывал нам авва Петр, ученик аввы Исайи, что: «Когда сидел я как-то со своим отцом, аввой Исайей, у аввы Макария, пришли некие за пятнадцать миль из Александрии, и была с ними монахиня, одержимая тяжелым беснованием, и они просили старца, чтобы он сжалился и исцелил ее. Ибо была у монахини страшно изъедена болезнью плоть ее. И старец, видя ее, ужасно страдающую и терзаемую, знаменовав, укорил беса. Бес же отвечал старцу: "Не выхожу из нее, ибо невольно и нехотя вошел в нее. Ибо твой соратник и сопричастник Даниил просил у Бога и послал меня в нее". Говорит старец: "И каким образом ты вошел в нее?" Тот же отвечает: "Она была моим орудием. Ибо я учил ее дерзко и бесстыдно украшенной часто ходить в баню. И многих я поражал и уязвлял через нее, а ее через них. Не только мирских, но и иереев уловлял через нее, возбуждая к постыдному смешению и посредством сосложения с постыдными[317] помыслами и посредством зрения очей приносил им мечтания и ввергал в истечения. И случилось, что старый обжора Даниил встретил ее, когда она, помывшись в бане, шла к себе в келью. И воздохнув к Богу, он помолился, чтобы послал ей назидание, дабы и она спаслась, и другие монахини, целомудренно жившие, стали совершенно безгрешными. И сего ради я вселился в нее". Услышав это, старец сказал: "Предавший может и освободить". И послал их старец к авве Даниилу».

Был некий иудей в Константинополе, ремеслом стеклодел. Имел он жену и сына. Сына своего он послал учиться грамоте в школу близ большой церкви. И случилось, что у сосудохранителя Святой Софии имелось много остатков от Святой Трапезы за небольшое время, и он послал неких к учителю, чтобы тот послал детей потребить лишнее из Святого Возношения. Ибо в обычае было так делать. И вот, когда пришли дети, последовал за ними и мальчик-иудей, и поскольку они задерживались, учитель отпустил всех детей. Ибо было время трапезы. Пришел и иудей-стеклодел из мастерской к себе домой в обеденное время и, не найдя своего сына, говорит своей жене: «Где ребенок?» Она же, видя, что его нигде нет, начала спрашивать соседей. И когда пришел ребенок, сказала: «Почему опоздал, дитя?» Он же говорит: «С ребятами и я пошел в большую церковь, и хорошо там ел и пил». Отец же его, выслушав это, сильно был взбешен, но тогда смолчал. А после обеда взял мальчика в мастерскую и, узнав от него совершенно определенно, что он имел в виду — что съел Причастие в церкви, разгневавшись, бросил его в печь и, закрыв дверь, вышел, и убежал, и скрылся. Ибо был полдень. Мать же его, движимая Богом, приходит в мастерскую, узнав, что взбешен на него отец, и заглянув в отверстие в дверце, услышала голос ребенка из печи и, взломав дверь, вошла и нашла своего сына в огне, и открыв, вытащила его из печи и говорит: «Кто тебя бросил в печь, дитя?» Он же говорит: «Отец мой». И говорит она ему: «Как же ты не сгорел в огне печи?» Он же говорит: «Жена порфироносная вышла ко мне, и дала мне воды, и сказала: "Ничего не бойся"». Она же, пораженная, взяла его и пошла к святейшему патриарху Мине, и пришед, поведала ему о происшедшем. И просила, чтобы ей стать христианкой вслед за своим сыном. Патриарх же, услышав, подивился и отвел жену и сына к боголюбивейшему и христолюбивейшему императору Юстиниану и рассказал ему об этом чуде. А боголюбивейший царь повелел привести иудея, отца мальчика, и склонял его стать христианином. А поскольку он не согласился, повелел бросить его в печь, говоря: «Там ты сжег своего сына». Жене же повелел стать монахиней, ребенку — чтецом; и патриарх сделал так. И все прославили Бога, творящего великие чудеса во спасение рода человеческого, коему слава и сила ныне и присно и во веки веков. Аминь.

Комментарии

Гл. 3….в схоле (εν τή σχολή) — Схолы — военные подразделения, во множестве находившиеся на территории дворца (см. след, комментарий), или же помещения дворца, предназначенные для этих войсковых частей.

Гл. 3… .так называемых протикторов — Προτίκτωρ (= προτέκτωρ [Sophocles]); у Скарлата Византия: προτήκτωρ (= protector) — член имперского отряда телохранителей. «Входящий во дворец, — пишет Византий, — видел целые сонмы (λύκους) воинов, разнообразнейших по вооружению и одежде, которые составляли так называемые "схолы" (σχολαί). Среди них — так называемые доместики (δομεστικοι) и протикторы (προτήκτορες), главным образом телохранители (σωματοφύλακες) властителя, которые охраняли автократора. Смотри же, как описывает их со своим искусством Синезий: "Где найдешь таких копьеносцев? Некое воинство, избранное от воинства. Все рослые, со светлыми густыми волосами, всегда умащена голова, и лицо ясно. С золотыми щитами и копьями, которыми мы знаменуем царя, как исходящими лучами — увы! — изображаем солнце"» (Σκαρλάτιος 1851. Т. III. Σ. 87–88).

Гл. 3. Одежду же имел изнутри власяную — Τρίχινον, тρίχινον ένδυμα — власяница, грубая одежда, которая носилась в аскетических целях, — согласно свт. Василию Великому, «не для телесной потребности, но для удручения и смирения души» (Краткие правила; PG 31, 1145А–В). См. также: Oppenheim 1931. S. 99,116.

Гл. 3. Калива (καλύβη) — хижина, жилище. Это слово станет в новое время основным для обозначения жилища подвижника, тогда как в Византии были более употребительны другие слова: μοναστηριον (также и для одиночного поселения; первоначально означает вообще огороженное место), κέλλα и проч.

Гл. 4… .заходил и во дворец в Холки — Χάλκη, «Медная», — портик или вымощенный мрамором круглый вестибюль, покрытый куполом, который представлял собой как бы преддверие к Большому Дворцу, ведущий в него с площади Августеон. От площади он был отделен большими вратами (μεγάλη πύλη), которые, по Скарлату Византию, были медными, и вместе с медной крышей дали название этому месту. Наверху на вратах, ликом на восток, находилось изображение Спасителя, установленное по повелению Константина Великого, известное под названием «Споручника» (Αντιφωνήτου), весьма почитавшееся верующими. Ради этой иконы место это называлось άγ/α Χάλκη, «Святая Медная», или же — Халкопратиями. Изображение Христа-Споручника на воротах Халкопратии первым приняло на себя удар (в буквальном смысле, то есть удар топориком) иконоборчества, и его защитники стали первыми мучениками этого периода. См.: Σκαρλάτιος 1851. Т. I. Σ. 95; Labart 1867. Р. 61–63; Две византийские хроники 1959. С. 34, сн. 6).

Гл. 4….в так называемое Флетро (Φλετρφ) Спасителя — Миони не дает никакого пояснения, кроме: sic in codd.

Гл. 4….в катихумении — κατηχουμενεϊον = κατηχούμενον. Современные лексиконы (Lampe; Liddell–Scott) указывают одно значение этого слова, прямо следующее из его этимологии: часть помещения церкви, где располагались катехумены. Но против такого объяснения возражал еще Скарлат Византий, поясняя, что так называемые «катихумении» представляли собой верхнее помещение храма (ύπερψα), где находились женщины, «descretae а viris». Эти помещения представляли собой галереи, расположенные вдоль боковых стен, или, как в церкви священномученика Мокия, — напротив алтаря, куда по лестнице поднимались священники и диаконы во время каждения храма.

С этих катихумений женщины могли поучаться, κατηχείσ^αι, внимая службе. Катехумены, подчеркивает Византий, никогда там не находились. (К тому же катихумении существовали и в монастырских храмах, в которых не было катехуменов). Кроме того, на катихумениях храма Св. Софии происходили церковные соборы, см.: Σκαρλάτιος 1851. Т. I. Σ. 471–478; Две византийские хроники 1959. С. 70; Janin 1953. Р. 476.

Гл. 6….на серебряном блюде — Πατελ(λ)ίκιν, πατελλίκιον, πατέλλιον — dim. от πάτελλον, πάτελλα = «dish» (Liddell–Scott). Однако Ниссен, собрание которого содержит отрывок из той же новеллы, переводит это слово как «kleine Schale» (маленькая чаша) (Nissen 1938. S. 375).

Гл. 7. Когда, оставив Божии заповеди… — См. примечание к новеллам из собрания Ниссена, на слова: «Когда, оставив Божии заповеди…» (14).

Гл. 7 оказались по властью персов — См. прим. к «Житию прп. Георгия Кипрского иже в Хозиве» на слова: «…после нападения персов» (12), «…чтобы пощадила его несказанная благость Его» (18) и «После нашествия персов…» (35).

Гл. 7….истаяла от голода (έξέρηξεν εαυτήν) — Букв.: истаяла себя (έκτήκω — переходный глагол), ср. Пс. 38:12: истаял ecu яко паучину душу его.

Гл. 9. Авва Ириней — Как указывает Миони, возможно, это тот же авва Ириней, что и в «Луге Духовном» (55) (см. Mioni 1951. Р. 76).

Перевод выполнен по изданию: Garitte 1980. Р. 396–423. Текст «Удивительных историй» сохранился только на грузинском языке (грузинская версия, как доказывает Гаритг, восходит к недошедшей до нас арабской). Русский перевод, предлагаемый ниже, сделан с современного перевода грузинской версии на латынь, который приводится в издании Гаритга. Этот латинский перевод нацелен на максимально точное воспроизведение лексики и порядка слов грузинского текста, отступая от него лишь в исключительных случаях. Тому же правилу стремится следовать и предлагаемый ниже русский перевод текста, позволяя чуть большую свободу в некоторых местах для удобства чтения — например, заменяя глаголы деепричастиями и т. п. Некоторые транслитерации, а также пояснение буквального значения грузинских слов, вынесены в постраничные сноски.

< > вставки латинского перевода (то есть вставки слов, не имеющих соответствия в грузинском тексте)

[ ] вставки переводчика русского перевода

* указание на комментируемое место

(12.1) Первым делом нужно рассказать вам о главе[318] учеников святом Петре и о вере римлян, о коих свидетельсвует апостол святой Павел, говоря: Благодарю Бога моего Иисусом Христом о всех вас, яко вера ваша возвещается во всем мире[319].

(12.2) Пришли мы туда волею Божиею на молитву. Авва же Павел писец, родом киликиец, рассказал нам: «Во время Григория патриарха, которого называют чудотворцем*, пришли к нему франки[320] и просили мощи святого Петра, чтобы положить их в храме, воздвигнутом ими в честь святого Петра. (12.3) Он же хотел исполнить их прошение, и взял своих священников, и пришел в храм святого Петра. И взял он, поскольку имел такой обычай, от алтарного покрова один старый лоскут и отрезал от него около[321] одного пальма[322], и поместил его в ковчежец и поверх [обернул] его материей, и сотворил молитву, запечатал <ковчежец> и положил на гробницу святого Петра, и запер дверь и унес ключ. (12.4) И спустя три дня вошел он, и также те, кто с ним <были>; сотворил молитву, и отпер дверь, и дал им ковчежец, таким же образом запечатанный. Они же приняли его с великой радостью и отошли. (12.5) И когда достигли уже почти своего города, по воле Божией пришло им желание вскрыть печать и осмотреть ковчежец. И когда открыли ковчежец, нашли там старый лоскут. И исполнены были ужаса, как они обмануты римлянами. (12.6.) И тотчас возвратились и пришли в Рим к святому папе, немало угрожая и обвиняя, что они обмануты. (12.7) Он же, по вере своей имел дерзновение, и хотел исцелить их и показать им, что только правая вера утверждает всякое дело христианское. И повелел им, чтобы запечатали ковчежец[323] и оставались у него. (12.8) И на следующий день привел с собой своих священников и много народа, и те также с ними <были>*, и вошли с литанией* в храм святого Петра. И он сотворил молитву и сломил печать, и открыл ковчежец. И взял ножницы, и начал резать святой лоскут. [И] немало крови вышло из него*. (12.9) И видя это, устрашились весьма и сожалели о своих делах, и просили его, чтобы простил им малую веру их. И дал им ковчежец с лоскутом. Хотя святой не хотел более давать им <его>, как недостойным, но сжалился над ними, поскольку был кроток[324]. (12.10) И не только им одним сделал это, но многим другим, кто просил мощей святого апостола, ибо обычай имел так делать. И если других святых мучеников кто-либо хотел получить мощи и воздвигал храм в их честь, также делал им таким же образом. (12.11) Воистину, входил туда, где лежал кто-либо из святых и брал один лоскут, около пальма, и клал на его тело, и совершал бдение. И рано утром на следующий день снова измерял и видел: если не добавлялось <сколько-нибудь> [к лоскуту], он совершал другое бдение, и третье, и пребывал в молитве, и не преставал молиться, пока не находил прибавления*. Тогда давал им, и они уходили и совершали освящение, храма, и клали их <лоскуты> там вместо мощей. (12.12) Ведь нельзя им, как другие делают, бросать лоскут и идти просить другие мощи. А кто так делает, подвергает себя большому осуждению. Итак, теперь видите веру греков[325], о которой не напрасно свидетельствует их избранный апостол, и вследствие коей даже и доныне по воле Божией сохранены они неврежденны от всех еретиков».

(13.1) Как-то вышли мы из Рима в место, называемое Равенна[326], и пригласил нас во дворец Григорий[327], сын Боэтия[328]; ибо он был там принцепсом и был нам другом с самого начала. И был там некий диакон византиец, поставленный служить в тамошней церкви. (13.2) Нам рассказывал он и говорил: «Во времена Ираклия царя я был схвачен и отведен в плен аварами*, и много времени провел у них. (13.3) И в конце концов я бежал с прочими товарищами, которые были вместе со мной схвачены и уведены; и ночами мы шли по Фракийской пустыне много дней, но днем не ходили из боязни. (13.4) И ничего совсем не осталось у нас из еды, так что были мы на грани смерти[329]. И был день тот утро дня Господня[330]; и горевали мы сильно, не только из-за еды, но и о том, что переходим от временного <мира> без приобщения Таин Божиих. (13.5) Начали те <, кто> со мной <был,> просить меня, заклиная и принуждая, и говорили мне: "Не оставь нас умереть без приобщения; если же [сделаешь это], ты дашь ответ Господу за нас в страшный день Судный".

(13.6) Я же ответил им и сказал: "Зачем так неразумно умоляете и принуждаете меня? Первое то, что я не пресвитер, и второе — у меня нет хлеба. И как мне возможно причастить вас?" (13.7) И поднялся один из них, и перетряс все наши карманы, и нашел малую долю хлеба; и когда увидели они его, поднялись все, и протянули мне, и сказали: "Возьми это и как хочешь сделай нам жертву". Я же спорил <с> ними и говорил: "Не разрешается так делать". Они же принялись понуждать меня со многим плачем. (13.8) Тогда положился я на милосердие Божие и веру их, и поднялся, и нашел в месте том, по промыслу Божию, камень большой и голый. И дерзнул, и взял долю <хлеба>, и положил на него. И пал на землю, преклонив колени со своими товарищами, и долгое время плакал. И встал, и сотворил молитву диакона, и сказали мы, как в литургии Преждеосвященных* говорят — и "Верую", и "Отче наш", и были очи наши устремлены в небо. И сказали: "Един*…", и как дальше следует. (13.9) И сделалась доля хлебом большим и святым[331]. И когда увидели мы это, прославили Бога и возблагодарили за таковое чудо. И приобщились от него, и укрепились; согласно слову, обновились*. И более чем прежде укрепились. И вкушали от него двадцать дней, доколе не пришли в селение»[332].

(14.1) Авва Феодор Асианус, который был ранее воском* в пустыне святого Иордана, рассказывал нам: (14.2) «Был я на Латроне*, что есть гора в Азии, и пришли славяне* в одно селение, которое было в тех местах, и вошли в церковь в день Господень. (14.3) И был весь народ собран в церкви на литургию; совершен уже весь чин литургии, и священник приобщал народ. (14.4) И хотели нечистые прервать таинство Христа Господа нашего, святое и страшное. Священник же истинный воспретил им это, согласно своей власти. (14.5) И сказали ему злые недруги: "Почему ты веришь в это? Это Бог ваш?" Он же сказал им: "Это тело Того, кто распят за нас, Иисуса Христа, Спасителя нашего, Который есть Бог истинный". (14.6) И насмехались над ним нечистые, и сказали: "Не стыдно вам верить в то, что будет потреблено и станет навозом?" Он же сказал им: "Не станет [оно] этим, видит Бог, и не поверю, что это будет так". (14.7) И когда услышали это, заставили его съесть всю жертву. И тотчас ему разрезали быстро живот, и ничего не вышло из него совершенно. (14.8) И когда увидели это, изумление охватило их воистину от необыкновенного чуда. И выступили они из селения, и никого не увели оттуда, но спешно вышли они. (14.9) Пастырь же истинный предал свою душу Господу и воздавал благодарение <Тому>, кто удостоил его смерти мученика».

(15.1) Монах некий был в Хозиве*, и вышел в пустыню на жительство в безмолвии. И пребывал в псалмопении и молитвах. (15.2) Он слышал бесов, говорящих друг другу: «Айда, поспешим в это селение — а было это селение по дороге к Аврамеани*, — и ввергнем пресвитера в отчаяние блудом, — ибо это есть отступление от ему заповеданного, — чтобы назавтра во второй час дня он умер».

(15.3) И когда услышал это старец, поскольку был весьма милосерд, тотчас направился в селение, где был этот пресвитер, и шел всю ночь. (15.4) И когда было раннее утро, около часу дня[333], пришел он и нашел пресвитера Церкви сидящим у дверей Церкви. И был он охвачен большой скорбью. (15.5) И когда увидел его, то подумал, случайно ли это, и спросил его и сказал: «Не ты ли пресвитер этого селения?». И отвечал он ему нехотя и сказал: «Я». И сказал ему старец: «Вставай, ибо имею сказать тебе нечто страшное». (15.6) Он же не внял от скорби, охватившей его. И спросил его старец, и поднял, и повел в некий церковный закоулок, и рассказал ему, что слышал от бесов. (15.7) Тот же, когда услышал это, вздохнул глубоко со слезами и сказал ему: «О, если бы ты, отче, пришел на час раньше. Ибо вот немного времени назад пришла одна девица, чтобы зажечь огонь в лампаде, и я впал с нею[334] в блуд». И когда он сказал это, тотчас упал и испустил дух. (15.8) И когда увидел это святой старец, объяло <его> изумление и ужас, как Бог попускает и каким образом бесы ускоряются на погубление человека. И примечательно следующее: если бы не достоин был он <таковой вещи>, Бог не допустил бы до него бесов, чтобы каким-либо образом нападали на него. (15.9) Итак, теперь все спешно и всяким образом с помощью Божией да оградим себя от жилища бесовского, каковое суть жены. Ибо никакого иного не имеет орудия на нас враг рода нашего, кроме них. Мы же без лености всегда да умоляем милосердие Божие, да сохранит нас от подобных сетей бесовских».

(16.1) Нам рассказывал авва Стефан, архипресвитер Святого Феодосия*, и говорил: (16.2) «Я не хотел иметь никакого общения[335] со своими церквями[336], как и с вами, ибо они поминали в молитвах[337] царя Константина* неправедного как верного*, который убил своего брата, и гнал правосудие, и сделал много зла. (16.3) И я не мог выйти из обители по немощи. И все кто были в обители, взяли благословение у игумена, чтобы ни хлеба мне не давать, ни кому-либо приобщать меня из обители[338]. И я был в большой скорби и затруднении немалом: ибо долгое время был без приобщения. (16.4) И в одну ночь увидел я во сне, будто я стою в церкви у гробницы святых мучеников и молюсь со слезами. И спустя немного времени увидел я воистину святую Госпожу и всехвальную Приснодеву Богородицу Марию, спускающуюся из алтаря. И Она подошла ко мне. Я же узнал Ее и поклонился. (16.5) И Она сказала мне: "Что с тобой случилось?" Я же рассказал причину своего затруднения и сказал: потому что "нет ни одной жертвы[339], в которую бы верил, чтобы мне причаститься на празднике Господнем".

(16.6) И Она засмеялась и сказала мне: "Подойди и возьми свой ларец". И я подбежал и взял <его>. И <Она> взяла его и открыла Своими руками, и накрыла плащом, и сказала мне: "Возьми это и не падай духом, но смотри, никого не причащай из тех, кто поминает имя <царя>. А кто причащается с теми, тот причащается с бесами". (16.7) Я же исполнился радости, и встал, и поднял ларец, полный частичек, как видел во сне. И были они весьма белыми, какими я никогда не видел в своей жизни те, которыми мы всегда причащались, — я и мой ученик авва Василий, а он также был высокого звания, пока не призвал его Господь, и он стал проводить эту жизнь».

(17.1) Сергий[340] кроткий, диакон святого Павла, рассказывал нам так и говорил: (17.2) «Когда убил Констант[341] царь своего брата* и Георгия полководца*, в один из дней вдруг одновременно прибежал весь народ в церковь святых Косьмы и Дамиана. И я также пришел, чтобы увидеть, по какой причине так бегом пришли они туда. (17.3) И когда я вошел во святой храм, нашел много народа, который кричал: "Господи, помилуй!", ибо лампада, которая была перед алтарем, была полна крови. (17.4) И когда я увидел это, я думал, что какой-то хитростью было сделано это, и другие также со мною думали. И я стал ругать эконома и сказал: "Воистину, из-за вас этот грех в городе". Он же не ответил ни слова, но бегом пошел и взял ту лампаду и другие две лампады, которые висели с ней, и вылил ее перед нами, и другие повесил там же. (17.5) И тотчас, пока мы еще стояли и смотрели, стали три эти <лампады> как из источника воды наполняться кровью. И взяли их, и послали в доказательство одну — царю, одну — царице, и третью — Петру патриарху*, который был от корня своего яковит*. (17.6) И не только эти три лампады, но другие также, в алтаре и в иных важных местах висящие во святом храме, стали такими же, так что все изумлялись. И объял их страх от великого сего чуда, и были они в трепете и ужасе, ожидая гнева [Божия]. (17.7) И причем не только здесь, но и вне города единожды и дважды находили кровь на земле, как от росы, что не один только и двое видели, но многие».

(18.1) Нам рассказывал Феодор, любящий Бога, архидиакон великомученика Феодора, что за воротами града Иерусалима*, и говорил: (18.2) «Супруга Захарии диакона, которую звали Ауреа[342], пришла к святому и триблаженному Софронию, патриарху Иерусалимскому*, и обвиняла своего мужа, <говоря,> что прелюбодействует. (18.3) Человек же Божий сказал ей: "Женщина! О, когда бы заключен был слух мой в это время, и я не слышал бы подобных <вещей>". И он позвал ее мужа и спросил его, правда ли это, что он слышал о нем. (18.4) Он же отрицал, несчастный. Сказал патриарх женщине: "Можешь доказать, женщина?" — "Многие знают, что это правда, но доказать не могу, ибо никто не хочет впутывать себя в такое дело". (18.5) В это время посмотрела женщина на своего мужа и сказала ему: "Смотри, брат, не затворяй свою совесть, которая есть осуждающий помысел. И ты помышлял сокрыть это от Бога, который видит все и от которого ничего не сокрыто из наших намерений. Если же ты хоть сколько-нибудь знаешь об этом, не дерзай входить во святой алтарь. А если помысел твой не осуждает тебя, то вот святой алтарь, и если дерзаешь — войди в него". (18.6) Диакон же, который был предметом этого осуждения, не подумал об Испытующем сердца и утробы, и нагло и бесстыдно вошел в алтарь. И спустя короткое время был он с головы до ног поражен проказой. И явил Бог всемогущий это чудо, чтобы не дерзал человек небречь о деле Божием».

(19.1) И это также он рассказывал нам и говорил: «Сарацины* нечестивые вошли во святый град Христа Бога нашего Иерусалим* по попущению Божию, в наказание за грехи наши, которые неисчислимы. (19.2) И тотчас бегом вошли в место, которое называют Капитолий, и хватали людей многих силою и многих добровольно, для очищения этого места и для возведения злоименного <храма> для молитвы, называемого "мечеть[343]"*. (19.3) И был среди них Иоанн, архидиакон священномученика Феодора, а был он по ремеслу <своему> мастер по мрамору. И удалился он от них вследствие малой прибыли, и отошел сам по себе работать там. И был весьма искусен руками. (19.4) И когда узнал здесь один блаженный человек, о котором мы упоминали, святой Софроний, — послал к нему в пятницу, и привел его, и умолял его как отец и взыскатель мысленных овец, которых дал ему Бог, чтобы не марал совершенно своих рук, но чтобы уклонялся от какого бы то ни было дела гнусного. (19.5) И увещевал его, и говорил: "Святое Воскресение* дает тебе дела сколько хочешь и двойное вознаграждение. И не твори непослушание моему повелению. И себе самому повредишь, и станешь причиной многого нестроения, по своей воле восстанавливая место, которое проклял Христос, противясь Его повелениям, которым никто не может противиться. Если же [будешь], — не можешь, работая там, быть под игом служения, на которое определен, ибо даже и мирянину, который называет себя христианином, не подобает работать там". (19.6) И также дьяконы, товарищи его, умоляли его. Он же тем временем пообещал с клятвою, и засвидетельствовал силою Животворящего Креста, что "теперь не буду работать здесь больше". И спустя два дня нашли его там же, работающего там тайно. (19.7) А поскольку уведомили о нем доброго пастыря, подвигнут был он помыслом о погибели его, и восприяв ревность Финееса*, послал и позвал <его> немедленно. И как мечом пронзил его словом Божиим и отлучил <его> от святой Церкви Господа нашего. (19.8) Когда же он был отлучен от святого Господа, с помощью сарацин вошел самовластно в свою церковь. (19.9) А спустя несколько дней он работал в монастыре, который называется "Затворников" на святой горе, и стоял он на лестнице. И поднялся от земли на человеческий рост и оступился, и упал на землю, и вывихнул ногу, и повредил кожу и мякоть, и провел долгое время в болезни, и ничего не помогало ему из врачебных средств. (19.10) Тогда исповедал свой грех и сказал: "Не за какую иную вещь со мной случилось это, как за то, что сотворил непослушание понтифику[344], и нашел на меня этот гнев, не имеющий ослабления". (19.11) И спрашивал он об этом некоего товарища своего, боящегося Бога, который также нам рассказывал это, — что же надлежит делать? Тот же дал совет: повергнуться на могилу святого, и зажечь лампаду, и помазать свою рану, и она впитала бы святыню[345]. И он сделал так, и получив малое облегчение, уже мог ходить с палкой. (19.12) И снова вел себя дерзко, и забыл о милосердии Божием, и вошел в святой алтарь, и положил свою руку на жертвенник, ибо не мог стоять[346]. И спустя немного времени стала зловонной его рана, съело ему ногу до бедра, и паралитиком стал он, и во многих мучениях скончался этот несчастный. (19.13) Итак, виждь, брате, что не подобает быть непослушным слову священника, которое есть благословение, какой бы он ни был степени [священства]. И особено если какого-либо понтифика ото слово>. Ведь это не он свяжет, но через то <слово>, сказанное Иисусом Христом: Что свяжете на земли, будет связано на небесех. Елика аще свяжете на земли, будут связана на небесех. Елика аще разрешите на земли, будут разрешена на небесех[347]. (19.14) Итак, теперь со всею осторожностью и всеми нашими силами поспешим хранить слово и повеление священника, дабы не быть нам под тяжким осуждением. Ведь не напрасно священные каноны осуждают подобных <людей>, ибо не людьми они пренебрегают, но Духом Святым».

(20.1) Орест, пресвитер монастыря святого Георгия, который был в месте, называемом Такина*, в горах Армении, под властью Антиохии, которая есть Писидийская и Фригийская, рассказывал нам следующее: (20.2) «Иоанн, который был из селения Бонита в его краях, слышал [это] в Константинополе от диакона Асиана, который был старшим матросом, ибо он покупал груз [для] своего корабля у некого торговца. И когда они спорили друг с другом, сказал продавец: "Благословен Господь, ибо я передаю <груз> только так". (20.3) И тотчас отказался диакон от груза, который покупал, и сказал: "Прости мне, я уже не покупаю больше, ибо много искушений мне будет из-за этого слова". И после умолял его весьма продавец, чтобы продать ему. И мы не могли уже больше его спрашивать о причине его слова[348]. (20.4) И начал нам рассказывать, и сказал: "В моей земле была церковь, где был я дьяконом. И был в ней пресвитер. И был у нас спор, и я ответил слово. И он отлучил меня и сказал: "Благословен Господь, да будешь ты отлучен от Таин Христовых". (20.5) Я же по гордости своей разозлился и ни во что вменил его слово. И пришел день Господень. Я пошел в другое селение, чтобы там послужить, ибо пресвитер того места был моим другом. (20.6) Он же, когда меня увидел, с радостью принял меня, расспросил и сказал мне: "По какому случаю ты не в своей церкви в такой день?" Я же думал, что это дело ничтожное. И без стыда ему рассказал, что "спор вышел между мною и пресвитером, и он отлучил меня. И поэтому я пришел сюда, чтобы послужить и причаститься, и оставил его, — чтоб он треснул!" И когда услышал это тот пресвитер, сказал мне: "Ты меня прости, господин. Поскольку ты отлучен, невозможно мне принимать тебя". (20.7) Я же не так уж был смущен, но взял дары[349] и пришел к нашему епископу. Он же расспросил меня. И когда узнал, также не принял меня, но сказал мне: "Иди к своему пресвитеру и смирись, ибо не может тебя разрешить другой, как гласит канон, и не обольщай сам себя напрасно. (20.8) Я же теперь уверился, что нет другого, кроме него. И вернулся, чтобы умолять его при содействии народа. И когда пришел, чтобы так сделать, нашел его почившим. (20.9) Тогда я был вынужден идти к нашему митрополиту. Он же меня послал к Византийскому патриарху. (20.10) И тот, когда услышал о моем случае, послал меня в Рим и сказал: "Верь, друг мой, что ты весьма повредил своей душе, когда не смирился перед ним и <не> послушал <его>, чтобы он разрешил тебя при жизни своей, ибо не может никто другой разрешить тебя, если только патриарх Римский, ибо он есть глава всех Церквей Божиих, благодаря Петру, принявшему власть от Христа Бога нашего вязать и решить*, — о нем не знаю, может ли он сделать это". (20.11) Я же, когда услышал это, пошел в Рим. И он [патриарх Римский], узнав мое дело, вовсе не согласился принять меня, но повелел мне через архимандрита и сказал мне: "Иди во святой град Иерусалим, и если, может быть, тамошний патриарх сможет во святых местах умолить Бога, чтобы разрешил тебя. Но даже и он, не думаю, чтобы сделал это". (20.12) И после этого я пошел в Иерусалим и пришел к патриарху. И он не принял меня, но послал меня в пустыню к живущим там отцам и сказал: "<Смотри,> может быть, найдется из них <кто-нибудь> достойный, и сможет умолить милосердного Бога и разрешит тебя от этих тяжких уз". (20.13) Я же, несчастный, ходил по всей пустыне, где жили святые отцы. И когда приходил к одному, он посылал меня к другому, а тот — также к другому. И сказал мне некий монах: "Зачем тебе сильно утруждать себя? Если святой старец, который есть среди нас, не может разрешить тебя, то думаю, что никто другой на земле не может сделать это". (20.14) И умолял я его весьма, дабы привел меня к нему. Он же подвигнут был божественным милосердием и отвел меня. И мы, отправившись, пришли в место, где был святой тот старец, которое было жилищем его на земле. И мы сотворили молитву и многое коленопреклонение и сказали "Господи, помилуй" много раз попеременно. (20.15) И он спросил монаха, который был со мной, и назвал меня, и сказал: "Зачем ты утомил этого брата, которому никто не может помочь?" Мне же сказал: "Не отчаивайся, но пребывай в молитве со тщанием, и я также буду пребывать". (20.16) И после долгой молитвы он поднял глаза на нас, как бы снизу вверх. И был он обнажен, но покрыт волосами: и были они белые, как овечья шерсть. И сказал он мне: "Что ты хочешь, чтобы я сделал для тебя? Тяжкое дело ты сотворил. Ибо ты прогневал своего пресвитера и не согласился смириться. Вот сколько ты ходил и сколько труда понес, и ничуть не преуспел! Теперь уже не неведаешь, что нехорошо пренебрегать словом священника? Наипаче, [того,] кто достоин будет в глазах Божиих, ибо не он есть, кто вяжет и решит, но Господь наш Иисус Христос, который сказал своим ученикам: Елика аще свяжете на земли будут связана на небеси, и елика аще разрешите на земли, будут разрешена на небесех[350]. И кто может разрешить тебя, если он умер?" (20.17) Товарищ же мой показал мне глазами, и мы припали к земле со тщанием, чтобы умолить его. Тогда сказал он нам: "Пребудьте здесь три дня, и я умолю Бога, который есть естество, любящее благость и милосердие. Может быть, сжалится и призрит на тебя по безмерному милосердию <Своему>". (20.18) И он вошел в пещеру, которая была в земле. Мы же пребывали снаружи. И по прошествии трех дней он вышел из пещеры и сказал нам: "Поднимайтесь, братия, на молитву". И мы поднялись, и он также с нами <был>, и мы молились долгое время. (20.19) И мы увидели в воздухе проходящий одр, и был на нем тот пресвитер, который связал меня. Тогда сказал мне Божий человек: "Не узнаешь его?" Я же отвечал ему и сказал: "Конечно, отче". И сказал он мне: "Моли его". Я же припал к нему и весьма умолял, а он вовсе не слышал меня. И сказал тот, кто воистину слуга Божий: "Вонми, отче, за множество милосердия Божия, и пожалей того, ради кого ты послан, ибо он весьма потрудился". (20.20) Тогда сказал мне пресвитер: "Что пользы тебе было, брате, когда так на меня осерчал? А теперь за милосердие Божие и молитву сего святого отца и дерзновение его пред Богом, благословен Господь, да будешь ты разрешен от твоих уз. Иди с миром в свое место, славя Господа. И не пренебрегай словом священника". И когда он так сказал мне, тотчас лег на своем одре, и углубился как бы в молитву, и исчез из виду. (20.21) Тогда начал старец наставлять нас и увещевать, и укреплять нас немало. И мы унесли с собой его молитву, как деньги на дорогу, и вернулись с миром, и славили Бога милосердного и любящего милосердие. (20.22) И я пришел в свою область[351], и уже никто не печалился, принимая меня, но все, кто узнавал о благословении, тогда с радостью принимали. И благословен Господь, который прославляет прославляющих Его, сего ради благословим Его ныне и присно и во веки веков. Аминь"».

(21.1) И воистину, во свидетельство и утверждение скорее эта глава. Не поленимся рассказать чудо, которое с Божией помощью сотворено было святым Феодором, бывшего затворником, которого звали <Сокеонели>*. Явим пред всеми[352] того, кто воистину свят, и кто от младенчества своего стал истинным рабом Божиим. (21.2) И это он иногда слышал от многих, не только от священников, но также и от мирян, что без страха говорили: «Благословен Господь». И часто слезно увещевал и поучал об этом, и не мог объяснить[353] роду человеческому, который трудноувещеваем. (21.3) И однажды он услышал от мирянина, как тот сказал это слово: «Благословен Господь» — ни о чем. Тогда опечалился он сильно об ослеплении и безумии [этого] человека и сказал своему слуге: «Иди и позови всех, кто здесь, и принеси стеклянную <чашу>, полную воды». (21.4) И когда было сделано это и собрались все, тогда святой взял чашу и сказал: «Хотите ли знать, какую силу имеет это слово». И тотчас изобразил крест на чаше во имя Отца и Сына и Святаго Духа. И вылил воду сверху в воздух, и сказал: «Благословен Господь, стой покуда». И встала вода наверху в воздухе и висела долгое время пред всеми. И весь народ восклицал: «Господи, помилуй!», пока не сказал он то же слово: «Благословен Господь, опустись». И опустилась.

(21.5) Тогда поняли силу божественного слова, и все пали, преклонив колена пред ним, и просили прощения и молитв, чтобы им всем перемениться и следить за этим словом.

(22.1) И тот же, о ком мы упоминали, истинный раб[354] Божий авва Феодор, мне рассказывал: «Когда я был в Византии, я слышал от людей, любящих Бога, что играли они с другим неким отроком в месте, называемом <Сергий[355]> и сделали из них некоторых пресвитерами, а иных — диаконами[356]. (22.2) Взяли хлеб и поместили его на копие, как просфору, и как бы совершили литургию. И когда сказали: "Един [свят]…", пронзен был хлеб копием и обрелся лежащим на алтаре святой Марии в Урвикиевых*. (22.3) И это чудо стало известно всем. И взяли и положили хлеб этот со святой жертвой, которая была предложена святыми иереями. Отроки же таким образом были замечательно научены. (22.4) И когда они выросли, кто был [тогда] пресвитером — посвящен был в пресвитеры, и [кто] диаконом — в диакона, и [кто] чтецом — в чтеца в церкви святой Богородительницы в Урвикиевых».

(26.1) И тот же <Симеон> нам рассказывал: «Архипресвитер нашего селения мне расказывал: "Некий персидский юноша вошел в мой дом, и увидел у меня в передней комнате изображение пресвятой Богородительницы, и сказал мне: "Знаешь, чье это изображение?" И я ответил: "Непременно". (26.2) Тогда сказал он мне: "Воистину, вы не знаете, а я воистину знаю силу Ее". Отвечал я и сказал ему: "Каким же образом ты, чужеземец, лучше нас знаешь?"[357] (26.3) И сказал он мне: "Во времена царя Хосроя мы пришли в Иверию, и была одна девица в доме, в котором я был. И сидели мы с ней, играя в яблоко, бросая <его> друг в друга. (26.4) И с одной стороны, на которой был я, стояло подобное изображение. И в меня бросала девица много раз, и попала один злосчастный раз в это изображение. И тотчас повалилась она за свой грех, и душил ее бес, и пускала она пену, и многое другое делала дурное, как бесноватые и страдающие от колдовства.

(26.5) И многие врачи приходили и не могли исцелить ее, пока не пришел некий христианин и не понял причину. И он позвал священника христианского, <который> здесь <был>. И он сказал ей: "Твори молитву о милосердии ее", — и показал на образ ее над нею. И тотчас исцелилась она от беса. (26.6) Встала и прославила Бога, рожденнаго от Девы непостижимым образом. И с того времени весьма почитала [она] тот образ и просила оставления грехов"».

(27.1) Брат Георгий из города Синнада рассказывал нам: «В городе Филомелии в горах Писидии* некий пресвитер стоял, совершая литургию. И вошел некто из соседей в церковь, и вопил, и говорил: "Сына твоего унесли волки". (27.2) Он же не обернулся нисколько, и не отступил от святого алтаря, и не промолвил слова, кроме слов литургии, покуда не совершил приношения жертвы и не отпустил народ с миром. И собрал жертву оставшуюся, согласно [установленному] порядку, и положил алтарный покров. (27.3) И тогда спросил: "Куда пошли волки, которые похитили моего сына?" И начал <их> преследовать пресвитер, и нашел их далеко, примерно в двух милях. И сидели они на скале вокруг отрока здесь и там, и в середине отрок играл в песочек, и никакого не было ему совершенно вреда. (27.4) Слава Тебе, Человеколюбче Боже, вознаграждающий и прославляющий тех, кто святое Твое повеление более, чем всех сродников и сыновей своих почтили».

(28.1) Феодор епископ рассказывал мне следующую вещь: «Во времена Аркадия, святого архиепископа*, одного пресвитера уличили в колдовстве с двумя диаконами-колдунами. И начал принцепс бить их, чтобы сознались. (28.2) И сказал мне архиепископ: "Иди, брат, и сделай, чтобы разузнал принцепс все верно при помощи пыток". И я сказал принцепсу, чтобы исследовал, с какого времени они были в блуде <колдовства> и каким образом не почитали Бога, когда были в этом чине и служили, и неужели ничего не было [им] открыто за <это> время, ведь у меня нет уверенности, что Бог не простил свои творения.

(28.3) И когда расспрашивали их, сказали они, что пресвитер этот был пятнадцать лет <в колдовстве>, эти же — один шесть лет, другой — четырнадцать. (28.4) И продолжил слово этот пресвитер, и сказал: "До шести лет я ничего не видел. И после шести лет, вплоть до введения священных материй[358] меня допускали, и я совершал все, согласно чину. (28.5) Когда же приходили священные материи, тотчас я видел человека, одетого в белое, страшного лицом, вида которого не могу описать. Он входил и связывал меня, и ставил меня в угол одного отдельно. И стоял он, и совершал все служение таинства, и причащал народ, и все совершал вплоть до отпуста народа. И когда отпускал народ, приходил и развязывал меня. (28.6) На девятый же год, когда я входил в двери церкви, тотчас он приходил и снимал с меня одежду, и связывал меня, и ставил меня с одной стороны, и совершенно мне не позволял входить в алтарь".

(28.7) И я спросил его через принцепса: "Причащался ли ты?" И сказал <пресвитер:> "Я показывал перед людьми, что причащаюсь, но не причащался. (28.8) И вследствие этого открылось мое дело, ибо один пресвитер пригласил меня в свой дом. И когда мы причащались и мне нельзя было принять частичку[359], я решил не положить[360] ее на дискос, по своему обыкновению, но взял <ее> и спрятал в свой рукав. (28.9). И вышли мы из церкви, и пришли к пресвитеру, который пригласил меня, и я бросил <ее> на дорогу с краю. А в том месте были гуси, и они окружили <частичку> и начали галдеть, и многие пытались их прогнать. (28.10) Они же так же собирались и галдели, пока не подошел один некто к тому месту, чтобы посмотреть, почему они так галдят. И нашел там святую частичку и спросил: "Откуда попала она сюда, или кто проходил по этой дороге?" И сказали, кто оказался в том месте, обо мне. (28.11) Он же бегом пришел, и схватил меня, и передал церковным властям. И они заставили меня сознаться, и сняли с меня священные одежды[361], и передали меня суду, как вы меня сейчас видите". (28.12) Так поведано было о подобной [вещи], и другого тоже много сказал <он> и товарищи его. И пошел я к архиепископу. Судья же постановил о них, чтобы пресвитера сожгли огнем, диаконов же предали мечу и отрубили им головы. И так в точности было с ними сделано».

(30.1) Мне рассказывал это пресвитер нашей лавры святого Саввы по имени Михаил, и говорил: «Был здесь один монах, весьма пожилой, который провел пятьдесят лет <в лавре> и был украшен добродетелями. (30.2) И Бог дал <ему> знать день его отшествия. И в день пятницу, в час третий сказал он своему ученику: "Встань, и разожги огонь, и сотвори службу[362]". Он же сделал так, как [тот] ему повелел, и причастил его животворящим Телом и Кровью Иисуса Христа Спасителя нашего. (30.3) И воскресною ночью в час шестой сказал он своему ученику: "Возьми кадило и положи ладан". И сделал он так, и тотчас осветился дом светлее, чем от солнца, исполнившись аромата, так что раздавался на три мили аромат его, и многие обоняли благоухание ладана. (30.4) И сказал он ученику своему: "Мир тебе, друг мой", и почил сладким сном. И погребли его со отцами. И мы воздали славу Богу, возвеличивающему достойных <рабов> своих. Аминь».

Комментарии

12.2 Григория патриарха, которого называют чудотворцем (miraculorum patrator) — Григорий I Великий, свт. (папа Римский с 590 по 604 гг.; пам. 12 (25) марта) — церковный писатель, богослов, учитель Церкви, прозванный на Руси «Двоесловом» за свое знаменитое произведение «Диалоги о жизни и чудесах итальянских отцев и о бессмертии души» (первый записанный патерик, по подобию которого был вскоре составлен еще более знаменитый «Луг Духовный»).

12.8 …и те также с ним <были> — Прим. Гаритга: типично арабский оборот, вместо обычного латинского ivit habens secum illos: «вошел, имея с собою их».

12.8 …и вошли с литанией —Litania: 1) молитва; 2) молитвенное призывание, молебен, совершаемый клиром и народом в торжественной процессии; 3) торжественная процессия с пением (Niermeyer 1976).

12.8 …немало крови вышло из него — Схожую историю рассказывает Иоанн диакон (IX в.) в своем «Житии св. Григория Великого» (2.42; PL 75,103–104). Сам же папа Григорий приписывает ее папе Льву.

Об обычае западной Церкви относительно раздачи святынь свт. Григорий Двоеслов пишет: «Да знает светлейший Государь, что римского обычая нет раздавать мощи святых, чтобы кто-нибудь помышлял дотронуться до тела [их], но даются только лишь в ковчежце [brandea; также palliola — кусочки покрова], которые кладутся на святые останки…». Далее он излагает вышеуказанную историю, приписывая ее св. папе Льву: «Во времена блаженнейшего Льва папы, как многие рассказывают, когда греки питали сомнения относительно подобных реликвий, вышеназванный понтифик, принеся ножницы, начал резать, и из надреза потекла кровь» (Письмо 30; цит. по: Du Cange 1898. P. 735–736). Слово brandea первоначально означало покрывало или полотно, в которое заворачивались тела умерших мучеников. Эти покрывала затем кто-либо из христиан брал себе в благословение. Отсюда произошел обычай возлагать на мощи или на могилу святого кусочки ткани, и затем брать в благословение и почитать как святыню, см.: Cabrol, Leclerct, Marrou 1907–1953. Т. 2.1 (1910). Col. 1132–1137 и Du Cange 1883–1887. Т. Ill (1884). Col. 735–736.

12.11….пока не находил прибавления — Из текста можно понять, что в данной новелле идет речь о прибавлении к размеру лоскута во уверение исполнения его благодатью, тогда как Григорий Турский, описывая этот римский обычай, говорит об увеличении веса; причем у Григория Турского говорится об этом чуде как доступном любому верующему, если вера его достаточна: «О чудо! Если его вера [того, кто возложил лоскут] достаточна, ткань совершенно исполнилась Божественной благодати, так что вес ее довольно увеличился» (Книги чудес 1.1.28; PL 71, 728).

13.2 …схвачен и отведен в плен аварами — Авары (слав, обры) — монголо-тюркские племена, в VI в. вторгшиеся в Европу и покорившие всех славян южно-русской равнины, часть восточных и западных славян. Авары совершали набеги и на Византию; пытались захватить Константинополь в 599 и 626 гг.

13.8 …как в литургии Преждеосвященных — Одно из первых упоминаний в первоисточниках литургии Преждеосвященных Даров. См. прим. к словам: «…сотвори Преждеосвященную» (5) в «Чудесах святой Девы Марии в Хозиве».

13.8 И сказали: «Един…» — «Един свят, един Господь Иисус Христос, во славу Бога Отца, аминь» — стих, предваряющий причастие Святых Христовых Таин.

13.9…согласно слову, обновились — Литургия Преждеосвященных Даров по-грузински букв, означает «обновление», лат. «renovatio».

14.1 Воск, греч. βοσκός — пасущийся. Так называли монахов Палестины и Месопотамии, которые вели особо строгий образ жизни: жили в горах под открытым небом и питались лишь травой и другим «подножным кормом», все время посвящая молитве и псалмопению.

14.2 Латрон — По груз.: p'i–latron (Филатрон). Речь идет о горе Латрос (Latron) на восток от Милета, которая в античности называлась Латмос (Latmos); см.: Beck 1959. Р. 211–212.

14.2 …и пришли славяне — Прим. Гаритга: грузин написал "sivlab"; следует читать "siklab" — арабская транслитерация греческого "Σκλάβοι". Прот. К. Кекелидзе подчеркивает важность этого рассказа для исследования истории славян в Малой Азии (Кекелидзе 1962. Р. 238–243 [автор дает русский перевод нов. 14]). Возможно, данный текст является самым ранним свидетельством о пребывании славян в Малой Азии.

15.1 Хозива — Монастырь в окрестностях Иерусалима, расположенный между Иерусалимом и Лаврой Саввы Освященного; см. прим. к «Житию прп. Георгия Кипрского иже в Хозиве» на слова «…отведя его в монастырь…»(3) и «…монастырь Святой Владычицы нашей Богородицы» (3).

15.2 Аврамеани — Монастырь «Византийский» (Byzantins), близ Иерусалима, на горе Елеон, основан Авраамом, будущим архиеп. Эфесским, после того как он пришел из Константинополя, где основал Авраамиев монастырь, в первой четверти VI в.; см.: «Луг Духовный» (97); Vailhi 1899–1900. Р. 518.

16.1 Святой Феодосий — Имеется в виду монастырь св. Феодосия между Иерусалимом и Лаврой прп. Саввы Освященного.

16.2 Я не хотел иметь никакого общения… ибо они поминали в молитвах царя Константина неправедного как верного — В истории Церкви нередки были случаи временного отказа какой-либо ее части от общения с другой, когда делалось предпочтение, выражаясь словами свт. Григория Богослова, «прекрасного разногласия пагубному единомыслию» (Слово 6, о мире; см. рус. пер.: Григорий Богослов 1994. Т. 2. С. 157), и выбирался разрыв общения с частью Церкви с целью сохранения единения с Церковью как телом Христовым, как это сделал прп. Максим Исповедник. В этих случаях «разрывали ризы Христовы» не те, которые шли на разрыв, но стремящиеся к видимости мира. Сам принцип, заключающийся в том, что надо стараться о мире, но так, чтобы не оскорбить Бога, очевиден. Как очевидно и то, что «каждый принцип, переходя от лиц более разумных к менее смыслящим, извращается и получает такие свойства, которые делают его возмутительным» (Лебедев 2003. С. 566). Данному вопросу посвящено, например, письмо 224 свт. Афанасия (Сахарова) (Афанасий (Сахаров) 2001. С. 281–286), который сам был некоторое время в числе непоминавших митр. Сергия, имя которого тогда, при живом местоблюстителе, возносилось незаконно. Святитель напоминает в этом письме о ситуации в Греции XVII в., когда в храмах возносились имена патриархов, поставленных султаном-мусульманином за определенный взнос в казну (среди этих патриархов бывали и тайные иезуиты, и сочувствующие протестантизму), а также о ситуации в России, когда первенствующим членом Синода был «бражник и развратник» Феофан Прокопович. «Но не раскольники, а те, кто молился в храмах, где возносилось имя Феофана Прокоповича, оставались в православной Церкви и получали благодать и освящение» (Афанасий (Сахаров) 2001. С. 283–284).

В данном случае правомыслие героя новеллы засвидетельствовано явлением ему Пресвятой Богородицы, подавшей ему Божественную помощь в виде частичек Святого Причастия.

16.2 …поминали в молитвах царя Константина… — Имп. Константин (Konstantinus) (641–668 гг.) известен под именем Константа И, внук и наследник Ираклия (610–641), казнивший ок. 660 г. своего брата, диакона Феодосия, по обвинению в политической измене, за что был прозван в народе Каином. Защитой монофелитства и гонениями на православное духовенство он стяжал себе народную ненависть. Им были сосланы св. папа Мартин (пам. 14 [27] апреля) и прп. Максим Исповедник (пам. 21 января [3 февраля] и 13 [26] августа), оба скончавшиеся в ссылке (папа Мартин — в 655 г., а прп. Максим — в 662 г.). Под влиянием народной молвы, а также видений (брат являлся ему с чашей, наполненной собственной кровью, и предлагал причаститься), император переселился в Рим, затем в Сицилию, где был убит заговорщиками. Согласно преданию, отъезжая на корабле из Равенны, он плюнул в сторону Константинополя, не собираясь более туда возвращаться. Труп его, однако, вернулся в Константинополь.

17.2 Когда убил Констант царь своего брата — См. предыд. комментарий.

17.2 …и Георгия полководца — Прим. Гаритта: насколько мы знаем, данный текст является единственным источником, где упоминается об убийстве полководца Георгия Константом И.

17.5 …к Петру патриарху — Петр, патриарх Константинопольской церкви (656–666 гг.), сменивший Пирра, — один из вождей монофелитов, который изобрел хитрый догматический компромисс для узаконивания монофелитства, обманувший папских послов (возможно, и самого папу Евгения I), но не обманувший прп. Максима Исповедника. Был предан анафеме на VI Вселенском соборе вместе с прочими епископами-монофелитами.

17.5 …яковит — Представитель разновидности монофизитской ереси.

18.1 …архидиакон великомученика Феодора, что за воротами святого града Иерусалима — Очевидно имеется в виду св. Феодор Тирон, который чрезвычайно почитался в Иерусалиме и имел 5 празднований, не считая храмовых праздников. В Иерусалимском канонарии есть сведения о том, что имелся храм или монастырь св. Феодора (как полагает прот. К. Кекелидзе — именно Феодора Тирона), который был известен в Иерусалиме тех времен как постройка св. Иоанна Милостивого, хотя был им лишь востановлен. Этот храм упоминается и в «Житии прп. Саввы Освященного»: то μαρτυρίου του αγίου Θεοδώρου (Kyrillos 1929. P. 185.4; рус. пер.: ПП. Вып. 1. С. 124).

18.2 …к святому и триблаженному Софронию, патриарху Иерусалимскому — Имеется в виду свт. Софроний, патр. Иерусалимский (634–638 гг.; дата кончины точно неизвестна: от 638 до 644 г.; пам. 11 [24] марта). До принятия монашества свт. Софроний подвизался под руководством прп. Иоанна Мосха, вместе с которым составил знаменитый «Луг Духовный». От своего наставника принял монашеский постриг. В 630 г. занял место, пустовавшее после кончины патр. Модеста. В конце жизни, чтобы избежать ненужного кровопролития, вынужден был вести переговоры о сдаче Иерусалима арабам (см. ниже). Свт. Софронием был пересмотрен устав Лавры прп. Саввы Освященного. Ему приписывается авторство «Жития прп. Марии Египетской». Им было также составлено большое количество тропарей, стихир и трипеснцев.

19.1 Сарацины — См. прим. к «Житию прп. Георгия Кипрского иже в Хозиве», на слова «Сарацины» (32).

19.1 …вошли во святой град… Иерусалим — В 638 г. правление Иракл ия, которому удалось возвратить Византии ее прежние границы и вернуть в Иерусалим Святой Крест, окончилось настоящей катастрофой — нашествием арабов, объединившихся под новым знаменем ислама; в 638 г. арабы подошли к Иерусалиму. Свт. Софроний Иерусалимский во избежание новой резни сам вел переговоры с Халифом Омаром о сдаче города. По заключенному ими договору христианам оставлялись их храмы, за которые они обязаны были платить налог. Запрещалось воздвигать новые храмы, звонить в колокола и пр. На месте храма Соломона мусульманами была воздвигнута мечеть Омара, существующая и по сей день.

19.2 злоименного <храма> для молитвы, называемого "мечеть" — Видимо, речь идет о строительстве мечети Омара.

19.5 …Святое Воскресение (’Ανάστασις) — Базилика, сооруженная Константином Великим на месте воскресения Господня. Разрушена персами в 614 г. См. прим. к «Житию прп. Георгия Кипрского иже в Хозиве» на слова: «…После нашествия персов…» (35).

19.7….восприялревность Финееса — Финеес — сын Елеазара, сына Аарона священника, пронзивший мечом израильтянина, приведшего, вопреки повелению Господню, жену мадианитянку (см. Числ 26:6–13). Господь отвращает свой гнев «за то, что он [Финеес] показал ревность по Боге своем и заступил сынов Израилевых» (Числ 25:13).

20.0 Единственная новелла, имеющаяся в греч. рукописи (единственной, неполной и чрезвычайно попорченной), см.: Canart 1966. Р. 5–18.

20.1 …в месте, которое называется Такина (лат.: Takinon) — О горе Такина см. библиографию у П. Канарта (Canart 1966. Р. 6, п. 2; Р. 18).

20.1 Петру, принявшему власть… вязать и решить — П. Кана рт (Canart 1966. Р. 7) отмечает это место как не очень обычное категорическое утверждение примата Римского папы (на основании слов Господа: «Аще отпустите…»), в духе западной Церкви.

21.1 …Феодором… которого звали <Сокеонели> — Прим. Гаритта: сомнительно, что речь идет о Феодоре Сикеоте. Во всяком случае, о данном чуде не говорится в изданном житии святого (BHG 1748).

22.2 …на алтаре святой Марии в Урвикиевых — Монастырь Богородицы Урвикия, или в Урвикиевых (Θεοτόκος των Ούρβιχίου) — мужской монастырь, созданный патрикием Урвикием при имп. Анастасии (491–519 г.). В нем был пострижен Евтихий, впоследствии патриарх Константинопольский (пам. 6 [19] апреля, † 582 г.). Урвикиевы — название местности, где находился храм. Указание на мн. ч. (των) обычно для названий различных местностей в Константинополе, как и наименование церкви и окружающей ее местности по имени ктитора (Сфоракиевы, Кировы, Константиновы и пр.). Напр.: та Σφωρακιου — Сфоракиевы — местность, где был воздвигнут патрикием Сфоракием храм в честь вмч. Феодора Тирона. В честь ктитора храма местность получила свое название, а церковь — именование «Церкви в Сфоракиевых». Также и церковь, посвященная пресвятой Богородице, в данном случае получила имя ктитора, патрикия Урвикия, а по названию церкви получила именование и находящаяся в ней богородичная икона. О самой богородичной иконе ничего не известно (Janin 1953. Р. 216; Архиеп. Сергий 1901. Т. И. С. 542, 676).

27.1 Писидия — Гористая область в юго-западной части Малой Азии.

28.1 Во времена Аркадия, святого архиепископа — Аркадий — архиепископ Кипра в VII в., участник монофелитских споров, автор жития прп. Симеона Столпника (ср. BHG 1322w и 1444). О нем см.: Van der Yen 1962. P. 101–102.