Исаак Ильич Левитан

Вместо эпилога

«22. За обедом куропатки. Хорошая погода… Умер И. И. Левитан».

(Запись в дневнике художника А. А. Киселева.)

«Вчера не докончил письма, а сегодня утром газеты принесли печальную весть: Исаак Ильич Левитан приказал долго жить!

Ужасно его жалко, все как-то не верилось, чтобы болезнь его разрешилась так!.. Хороший и тонкий был художник, хороший человек и мне большой друг. Я очень любил его».

(Из письма И. С. Остроухова к А. П. Боткиной 23 июля 1900 года.)

«…Я искренно любил Левитана. После смерти Чайковского это первая смерть, которая так тяжела для меня».

(Из письма С. П. Дягилева к И. С. Остроухову 24 июля 1900 года.)

«С болью в сердце вспоминаю день похорон Левитана. Был теплый, почти жаркий июльский день. Много народу собралось в Трехсвятительском переулке у дома, где жил Левитан. Из-за границы на похороны приехал Серов. Юон, Переплетчиков, Эттингер^[7], я и многие другие пришли сюда отдать свой последний долг замечательному певцу русской природы. В Москве в это время было множество флоксов, любимых цветов Левитана. Зная, как любил при жизни Исаак Ильич эти пышные цветы, я принес букет махровых бледно-розовых флоксов и положил возле гроба…».

(Из воспоминаний В. К. Бялыницкого-Бирули.)

«Летом того же 1900 года, во время Всемирной выставки в Париже, как-то захожу в наш русский отдел и вижу на рамках левитановских картин черный креп…».

(Из воспоминаний М. В. Нестерова.)

«Это начали уже из нашего полка, как скоро идет время, вот уже и Левитана нет! Нет одного из очень близких мне людей, человека глубоко мне симпатичного. Пусть ему земля легка будет. Имя же его в истории русского пейзажа начерчено яркими буквами…».

(Из письма М. В. Нестерова к А. А. Турыгину, 30 июля 1900 года.)

«Какая тяжелая утрата — смерть Левитана! Хотя мы уже давно знали, что жизнь его в большой опасности, но когда пришло известие об его смерти, не верилось этому, сердце больно сжалось. Он умер в самом расцвете таланта.

И странное совпадение: вот уже четвертое лето умирают близкие мне люди и талантливые художники… и, наконец, теперь Левитан, которого я тоже немножко считал своим учеником, а главное, хорошим товарищем и преданным другом».

(Из письма В. Д. Поленова к И. С. Остроухову, 31 июля 1900 года.)

«В июле 1900 года, будучи, на Рижском взморье, я, вернувшись домой, неожиданно заметил у себя в комнате Брускетти^[8]. Глаза у пес были красные, в руках платок. „Что случилось, что с вами?“ — спросил я. „Левитан умер“, — ответила она со слезами в голосе.

…По возвращении в Москву я долго не мог привыкнуть к мысли, что Левитана нет, что не к кому пойти за советом и никто, стуча палкой, не войдет в нашу мастерскую».

(Из воспоминаний Б. Н. Липкина.)

«Иногда воспой, когда цветет сирень, заходим мы с женой на Дорогомиловское кладбище навестить наших ушедших друзей, оттуда идем на соседнее старое еврейское кладбище, идем по аллее от ворот прямо, прямо, и там в конце налево за оградой, стоит забытый скромный черный памятник^[9]… Мы прибираем сор, что накопился за осень и зиму, приводим могилу в порядок. Жасмин, посаженный кем-то у могилы, не цветет еще; придет пора, зацветет и жасмин — быть может, к вечеру где-нибудь близко защелкает соловей… Оживет природа, которую так нежно любил художник».

(Из воспоминаний М. В. Нестерова.)

«Левитан до того любил природу, что, даже и не работая, с куском черного хлеба в руках, он подолгу лежал на спине где-нибудь в роще, насвистывая песенку…».

(Из воспоминаний о художнике.)

«…На прощанье скажу: больше любви, больше поклонения природе и внимания, внимания без конца…» И. Левитан