Исход неясен (Гарри Поттер – Женская Версия)

Глава 19

Глава 8. Пейзаж после битвы

Эпизод 1 : Вилла Ca’Engeløya, 16 августа 1992 года

— Даже не знаю, что сказать! — Вытерла Алиса Лонгботтом выступившие на глазах слезы.

— Ничего не говори! — отмахнулась Анна, прекрасно понимавшая, что кто-кто, а ее подруга здесь никаким боком не причастна. — И запомни, Элли, ты тут ни при чем!

— Но ведь стыдно! — слезы все-таки пролились.

— Тебе передо мной стыдиться нечего! — отрезала Анна. — Я лучше многих знаю, откуда, что берется.

— Но такая неблагодарность! — всхлипнула в ответ Алиса.

— Не надо плакать, — попросила ее Анна. — У меня от твоих слез, Элли, сердце разрывается.

— Извини! Нервы ни к черту!

— Слава богу, что они у тебя снова есть, — кинула свою реплику Лили, уже минуту изображавшая предмет мебели. Она тоже знала, откуда что берется. Джеймс Поттер был точно таким же упертым фанатиком, как муж Алисы Фрэнк. Анна теперь его хорошо помнила, — удалось, наконец, «вспомнить» — но, как говорили древние, о мёртвых либо хорошо, либо ничего[1].

Естественно, Анна знала, что Хилон из Спарты выразился несколько иначе, но в данном случае, лучше было сослаться на «народную мудрость», чем начать резать правду-матку. Правда была бы неуместна, произнеси она ее вслух. Поттер был ее другом, что не мешало ему быть порядочным козлом. И Фрэнк Лонгботтом был выструган из того же самого полена.

Надеяться, что человек может измениться с сейчас на сейчас, было с ее стороны весьма самонадеянно. Сириуса она перевоспитывала пару лет подряд, и это при том, что у него с Дамблдором имелся серьезный «конфликт интересов». Прежде всего, потому что Великий Светлый в свое время за него не вступился, позволив посадить в тюрьму и держать там целых шесть лет. Не вступился, не боролся за него, как это делали Анна и Блэки, да еще Гарриет Поттер куда-то подевал. А вот у Фрэнка ничего такого в «анамнезе» не было. Он выпал из истории десять лет назад и вернулся в нее таким же, каким был до того, как с ним случилась беда. К Дамблдору у него претензий не было и быть не могло, — не считая «не стоящих упоминания мелочей», — а проблемы с Невиллом уже не казались такими серьезными. Сейчас мальчик был вполне здоров, и сам он выздоровел, и Алиса поправилась. Так что, теперь, когда все у него было «тип-топ», актуальными становились не благодарность за то, что у него есть, а разочарование, обида и гнев. Разочаровался он в матери, которая так плохо распорядилась своим регентством, а обиделся на Анну, которая, воспользовавшись «минутной слабостью старой женщины», навязала Лонгботтомам вассалитет. Гнев же был вызван тем, что проблемы его семьи Анна решила с помощью темномагического ритуала, включавшего «среди прочих мерзостей» человеческие жертвоприношения. Уперся рогом и не хотел слушать никаких доводов. Заладил свое, «ты нас предала, Анна», и хоть кол на голове теши. Вопиющая неблагодарность, — вполне кстати в духе светлых волшебников, — но Анна ни о чем не жалела, лишь радовалась, что хватило ума подстраховаться. Не будь вассалитета, Фрэнк вполне мог сдать ее властям, а уж настучать Великому Светлому, вообще, счел бы своим гражданским долгом.

Алиса же, которая и раньше была куда гибче мужа, придя в себя, поняла главное: своим спасением и спасением сына они обязаны леди Лонгботтом, пошедшей ради сына и внука, — на свой счет Алиса не заблуждалась, — против собственных убеждений, и Аннике Энгельёэн, которая захотела помочь и смогла это сделать. Ее счастье и благодарность оказались куда сильнее той идеологии, которой она придерживалась отчасти в силу своих собственных убеждений, но большей частью — под навязчивым давлением Фрэнка. А все остальное в ее жизни, вообще, осталось неизменным. Как «умерла», горюя о погибшей подруге и беспокоясь о судьбе своей крестницы, так и «вернулась» с теми же чувствами. Но Анна оказалась жива, Лиза в порядке, а у нее самой снова был ее, пусть и сильно подросший сын. Поэтому, наверное, она все поняла правильно и ничего не принимала, как само собой разумеющееся. Она четко осознавала, какое будущее ожидало Невилла, и чем были бы они с Фрэнком, не вмешайся в это дело Анна.

Ей Анна сказала все, как есть:

— Мне ваш вассалитет, Элли, сто лет не нужен! Мне того, что уже есть, достаточно. Но я должна была себя обезопасить ради моих детей. Вассал не может свидетельствовать против меня, не может быть допрошен, если вопросы касаются меня, ни следователями ДМП, ни дознавателями Визенгамота. И рассказать обо мне Фрэнк ничего никому не сможет. Даже своему любимому Дамблдору. Это было единственное возможное решение, потому что Дамблдор готовил обыкновенную провокацию. Сначала сделать моими руками то, что сам делать не пожелал, — побрезговал или не умеет, не суть важно, — а потом, допросив Августу под присягой, подвести меня под суд Визенгамота. И мне осталось бы одно из двух: или бежать, если бы получилось, конечно, или садиться в Азкабан. А судьбой моих девочек, он бы занялся точно так же, как судьбой Гарриет.

— Ты все сделала правильно! — успокоила ее Алиса, понимавшая, что так оно и есть, и знавшая уже историю Гарриет Поттер, не всю, разумеется, но достаточно. — Ты же знаешь, какой Фрэнк пурист[2]. Прямолинеен и не подвержен колебаниям. Ни благодарности, ни обычной порядочности.

— Но я его, гада такого, люблю! — добавила почти шепотом.

Это было сказано в июле, а сейчас подходил к концу август, и все это время Фрэнк с Анной демонстративно не разговаривал. Игнорировал, ненавидел, но сдать не мог, вассалитет не позволял. От этого он злился еще больше и так по кругу. Поэтому на виллу Энгельёэн Алиса прибыла с Невиллом, но без Фрэнка. Он и ей хотел запретить, но тут уж нашла коса на камень. Фрэнк сам в свое время по наущению Дамблдора отказался от магической свадьбы, оформив их с Алисой отношения в Министерстве, но стандартный министерский брачный договор включал пункт о равноправии. Так что хоть в чем-то Дамблдор кому-то все-таки помог.

Этим летом состав отдыхающих на вилле несколько изменился по сравнению с обычным. Сюда приехали Лили со своим Гарри и племянницей Амелии Боунс Сьюзен и Алиса с Невиллом. Блэки и Малфои по такому случаю деликатно самоустранились и поехали отдыхать в замок Малфоев на Французской Ривьере — Шато-де-Малфуа. Анна была им благодарна за понимание, поскольку пыталась восстановить отношения со старыми подругами и, в то же самое время, не хотела сталкивать их лбами с бывшими противниками. Ведь одно дело знать, что Анна дружит и с теми, и с другими, и совсем иной поворот — реально встречаться лицом к лицу на отдыхе с теми, с кем воевал на прошлой войне, особенно если, как в случае Алисы, война для тебя отгремела всего пару месяцев назад.

Лили и Алисе отдых в таком шикарном месте, как побережье Адриатического моря, сразу же понравился. Они, похоже, нигде, кроме Англии, никогда не бывали, и солнечная Италия с ее голубым прозрачным небом, жарким солнцем и ультрамарином теплого моря произвела на них весьма сильное впечатление, тем более что Анна посвящала им едва ли не все свое свободное время. Ну, а детьми тем временем занимались неутомимые гарпии.

Правду сказать, девочки Энгельёэн Алису удивили. Лили их уже знала по Хогвартсу, а леди Лонгботтом встретила впервые в замке Стейндорхольм. Но тогда она была еще слишком слаба и плохо ориентировалась в реалиях современного мира, и особого внимания на сестер не обратила. Зато в первый же день отдыха на вилле Ca’Engeløya, спустившись после позднего завтрака к морю, она глазам своим не поверила, когда увидела выходящих из моря девочек. Девочкой в общепринятом смысле этого слова являлась, пожалуй, одна лишь Эрмина. Она была красивым и хорошо развитым для своего возраста ребенком, но и только. Лиза же выглядела, скорее подростком, чем ученицей второго класса, — у нее уже даже грудь появилась, — а вот Изи была уже самой настоящей девушкой. Рост метр семьдесят шесть, вес — 57 килограммов, размер груди B[3] и почти идеальная фигура. Почти, потому что девочка все еще продолжает расти, и можно было ожидать, что лет в пятнадцать-шестнадцать, у нее и грудь подрастет на размер или два, и бедра округлятся, приблизившись к идеальным девяносто, да и вытянется еще. Какие ее годы?

— Ты уверена, что ей двенадцать? — спросила восхищенная Алиса.

— Абсолютно! — усмехнулась в ответ Анна. — А сейчас ты спросишь, точно ли она приемная?

— Точно не родная?

Ну что тут скажешь! Ритуалы, которые Анна провела, чтобы включить Хэтти в род Энгельёэн и спрятать ее под другим именем и другой внешностью, оказались не просто эффективными, они явно вышли у нее сильнее того, что требовалось и ожидалось. Да и позже, Изи участвовала в нескольких довольно-таки необычных и мощных ритуалах. И вот результат. Она похожа на Анну высоким ростом, сложением и даже чертами лица. То, что они не родные мать и дочь, легко увидит только опытный маг-физиономист. Цвет волос и глаз, форма губ и носа, линия скул и разрез глаз — множество мелких отличий в оттенках и чертах, из которых формируется один, но чрезвычайно важный вывод: они не мать и дочь, они друг другу даже не близкая родня.

— Дальняя родня, — выдала Анна обычное объяснение. — Седьмая вода на киселе, но, если не вдаваться в подробности, мы действительно похожи. Впрочем, этому есть простое объяснение, большинство викингов такие же, как мы, и, кто знает, может быть ее род создал кто-нибудь из наших богов?

— Какие боги? — удивилась ее словам Алиса. — Кого ты имеешь в виду?

— Одина, Тора, Фрейю, — пожала Анна плечами. — Да, мало ли? У нас их много, между прочим.

— Так ты что, не христианка, разве? — округлила глаза Алиса.

— Мы обе язычницы, — улыбнулась ей Анна, — просто ты этого не хочешь признать. Воспитание не позволяет.

— Ну, почему же… — попробовала возразить женщина.

— Ты в церкви-то хоть раз была? — сбила ее с мысли Анна.

— Была!

— Сколько раз?

— Пять. На четырех свадьбах и одних похоронах[4], и это не шутка, Анника. Все так и есть.

— Это не считается! — рассмеялась Анна. — Я, например, язычница, но в церквях бываю часто, даже молитвы некоторые знаю…

— Зачем тебе? — удивилась Лили, которая в детстве наверняка ходила с родителями по воскресеньям в церковь. Она же не столичная штучка, а девочка из провинции. А в маленьких городках жизнь совсем другая.

— Я бываю при королевском дворе, Лили. Нечасто, но все-таки достаточно, чтобы соблюдать приличия. К тому же дружу с наследным принцем и его женой, приходится соответствовать.

— Все время забываю, что ты у нас голубая кровь! — рассмеялась Лили.

— Вы это о чем? — Алиса довольно быстро наверстывала упущенное, но пропустила она так много всего, что так сразу и не догонишь. Вот и этот факт биографии ее подруги остался где-то «за кадром».

— Элли, я официальный представитель королевы в магической Британии, — объяснила она. — Дело в том, что я едва ли не единственная из ныне живущих волшебников, кто носит значимый для магловской Англии титул. Графиня — это не только мое школьное прозвище. Это мой официальный титул, признанный короной и палатой лордов.

— Так королева знает про нас? — вычленила Алиса главное.

— Знает, — подтвердила Анна. — На самом деле, знают двое: она и принц Чарльз, как наследник короны. У нашего Министра есть канал связи с магловским премьером. Но это обезличенный канал, а королева пожелала иметь свой, «личный», связывающий ее, прежде всего, с нашей аристократией и Визенгамотом. Она, вообще, любит быть в курсе всех событий, и, что называется, держать руку на пульсе.

— Никогда не спрашивала тебя об этом… — смущенно начала Лили.

«Еще бы ты спрашивала, — мысленно покачала Анна головой, — мы же общаться снова начали, считай пару месяцев назад».

— Но как так вышло с вашим титулом, вы же, вообще, вроде бы, шведы, а не англичане?

— О! Это забавная история, — щелкнула она пальцами, вызывая домовика. — Бара, милая, сервируй нам, пожалуйста стол. Белое вино… Посмотри, там в погребе должно быть Пиньолетто[5] 1988 года, и подай к нему фрукты и сладости.

— Вы не против? — посмотрела она на подруг.

— Немного белового вина нам точно не повредит, — улыбнулась Лили, которая, уйдя от мужа, буквально расцвела. Уход пока был, правда, чисто функциональным, но Анна знала, если так пойдет и дальше, ссора, вызванная поведением Сметвика во время майских событий, очень быстро перерастет в развод. И, в связи с этим, аккуратно намекнула старой подруге, что та может рассчитывать на любую помощь, вплоть до переезда в дом к Анне.

— Так что там за история? — напомнила Алиса, не ставшая комментировать ни заказ Анны, ни реплику Лили.

— Видите ли, дамы, — усмехнулась Анна, — Готска-Энгельёэн — это действительно шведский род. Это все знают. А Энгельёэн — это род норманнов. И это тоже все знают. Но вот, о чем никто ни разу не задумался. Энгельёэны неоднократно отметились в истории Англии. Один из моих предков, Сигвад Энгельёэн по прозвищу Знающий Сны участвовал в походе Вильгельма Завоевателя и получил от него за доблесть и ум земли к востоку от Лондона. Земли эти за моей семьей не сохранились, но вот грамоты и патенты, выданные Вильгельмом, никуда не делись и спокойно лежат в нашем семейном сейфе в Гномьем банке.

— Ну, ничего себе! — не удержалась Лили, а домовичка, как раз в этот момент, начала сервировать стол в беседке, где они устроились поговорить «о своем, о девичьем».

— Да уж, — кивнула Анна, — но это только зачин. Потому что другой мой предок Равн Энгельёэн по прозвищу Ворон ходил вместе с Эдуардом Вудстоком — Черным принцем в его походы во время столетней войны. И хотя сын Черного принца — король Англии Ричард II Бордоский не любил приятеля своего отца, он даровал Равну Энгельёэну баронский титул и земли рядом с Йорком. И снова же, ни земли, ни титул за нашим родом, вроде бы, не сохранились, но грамоты целыми и невредимыми хранятся в нашем сейфе в Гринготсе, и их никто и никогда не подумал отменить или дезавуировать. Забыли, скорее всего. И так еще три или четыре раза мои предки отметились в истории Англии. Лет двадцать назад мой отец через наших адвокатов инициировал рассмотрение этого вопроса палатой лордов и самой королевой. Несколько лет назад, как раз перед моим возвращением в Лондон, решение, наконец, было принято, и я получила британское гражданство, а графский род Готска-Энгельёэн официально включен в число британских аристократических родов.

— За это надо выпить! — подняла бокал Лили, начавшая постепенно возвращаться к себе прежней. Сказывалось благотворное влияние Анны и отсутствие поблизости мистера Сметвика. А прочее все как-то устроилось, сын был с ней, дочь с бабушкой и дедушкой, — родителями Питера, — которые в ней души не чаяли, а она отдыхала на чудесной вилле близ Анконы[6], где теплое море, пляж и подруги, с которыми развела ее жизнь.

— Поддерживаю! — подняла бокал Алиса.

— Чиэз[7]! — улыбнулась в ответ Анна.

Эпизод 2 : Вилла Ca’Engeløya, 20 августа 1992 года

Поздно вечером, когда все обитатели дома, — даже самые буйные из них, — уже угомонились, разойдясь по своим комнатам, в дверь ее спальни осторожно «поскреблась» Лили. Чего-то в этом роде Анна ожидала уже пару дней кряду, и, хотя совсем не возражала против того, чтобы «немного сбросить пар», решила сама никакой активности не проявлять. Она не хотела останавливать старую подругу, только-только начавшую превращаться в себя прежнюю, — да и самой Анне тоже не помешало бы немного нежности и страсти, — но одновременно опасалась торопить события, чтобы все разом не испортить. На этот раз инициативу должна была проявить именно Эванс, как на старый лад стала называть ее Анна не только про себя, но и вслух.

Вообще, чем дальше, тем больше ей становилось очевидно, что подругу «надо возвращать на круги своя». Нельзя бросать раненых на поле боя, и Эванс, — при всех ее недостатках, — имела право не только на дружескую поддержку, но и на помощь в возвращении себя себе самой. Добрый дедушка Дамблдор вдоволь наизгалялся над психикой молодой талантливой женщины. Пришло время помочь ей наладить свою незадавшуюся жизнь и разобраться в той дикой мешанине из личных ошибок и последствий чужих «диверсий», в которую превратилась эта жизнь. Дополнительным стимулом являлось желание Изабо наладить когда-нибудь в будущем достойные отношения со своей биологической матерью. Но для этого Лили должна была перестать быть марионеткой Дамблдора и превратиться в самостоятельную и самодостаточную личность, достойную такой дочери, как Изабелла фон дер Агте. В общем, планы были составлены, реализация их этим летом шла совсем неплохо, и теперь, учитывая все обстоятельства, — и новые стимулы, — Анна вполне могла рассчитывать на успех.

В этом смысле ночное посещение могло стать не только отличной возможностью немного «пошалить», но и поводом поговорить с Лили по душам и обсудить тет-а-тет кое-какие требующие своего разрешения вопросы. Поэтому, исходя из принципа, что естественное никогда не может быть лишним[8], она заткнула рот что-то лепечущей в свое оправдание Лили долгим и в меру страстным поцелуем, и, не давая опомнится, начала ее раздевать. Впрочем, там и снимать-то было нечего, поскольку Лили заявилась к ней в одном халатике на голое тело, а тело у нее несмотря на то, что она являлась трижды рожавшей женщиной, все еще оставалось весьма привлекательным. Так что, Анна хорошо понимала Сметвика: кто же добровольно откажется от такого добра? Пожалуй, сейчас, в свои тридцать два года Лили стала даже более сексапильной, чем на последнем курсе Хогвартса. Тогда ей было семнадцать, и она вполне соответствовала идеалам юности: тоненькая, изящная и очень женственная, но ни ширина бедер, ни размер груди, что называется, не впечатляли. Были в их выпуске девушки пофигуристей, чем она, хотя, видит бог, Лили не зря считалась красивой. Не только Поттер пускал на нее слюни, были и другие воздыхатели. Попросту говоря, довольно много парней и девушек, мечтали затащить ее в постель, но получилось это только у Анны и Джеймса. Причем, Анна поимела Лили еще на пятом курсе, а Поттер только через год после выпуска. Это все к чему? Да к тому, что Анна помнила нагую Лили и в ее пятнадцать, и в семнадцать лет, и даже в двадцать шесть, когда они переспали сразу после ее возвращения в Лондон.

Однако сейчас, то ли вкусы с возрастом изменились, то ли Лили, и в самом деле, похорошела, но Анна не только ласкала ее тело с неподдельным энтузиазмом, она ею еще и любовалась. Засветила все лампы, смутив этим весьма стеснительную женщину, но сумев все-таки настоять на своем, — благо не Лили меряться с ней силой воли и харизмой, — и теперь имела возможность не только «иметь», но и наслаждаться открывшимся перед ней «видом».

Изменения виделись практически везде. Волосы и глаза Лили довольно сильно потемнели, став, соответственно, темно-рыжими и малахитовыми. Кожа, напротив, стала чище — почти исчезли веснушки, — и, пожалуй, сменила оттенок белизны, стала более матовой. Серьезно увеличилась грудь, достигнув полноценного размера D[9], округлился по-прежнему гладкий, без следа целлюлита зад, и стали более крутыми бедра. И все это необычайно соразмерно и притягательно, и более чем эстетично, даже слегка опустившиеся под действием гравитации тяжелые груди, которые оказалось так приятно целовать и брать в руки, слегка сжимая пальцами. В общем, Анна получила море удовольствия, — не только от своих действий, но и от технически безупречных действий подруги, — и подарив той в ответ не меньшее наслаждение.

Угомонились только часа через два, когда отгремели нешуточные страсти и поостыл немного не имевший выхода сердечный пыл. Вот тогда, Анна и перешла к делу.

— Надо серьезно поговорить, — сказала она, — и лучше сделать это здесь и сейчас, когда нам никто не мешает.

— Звучит угрожающе, — Лили стерла с лица улыбку и в ожидании продолжения посмотрела на Анну.

— Никакой угрозы, — покачала Анна головой. — Ничуть, ни капли. Напротив, один сплошной позитив, но дело серьезное, и тебе, милая, придется решать: продолжать жить по-прежнему, подчиняясь чужим правилам и исполняя чужие желания, или взять жизнь в свои руки, принимая вместе со свободой все сопутствующие ей риски. Я тебе могу в этом помочь, но решить должна ты сама. Я за тебя решать не имею права и не буду.

— О чем мы говорим?

— О Сметвике, о Дамблдоре, о Гарри и Гарриет, то есть, практически обо всем на свете!

— Это вопрос? — уточнила Лили.

— В какой-то мере, — чуть пожала плечами Анна. — Я не смогу предложить тебе ничего путного, пока не пойму твою позицию по всем основным пунктам повестки дня.

— Легитимно, — кивнула Лили. — Что ж, тогда, по пунктам. Боюсь, что со Сметвиком придется расстаться. Раньше я… Не любила его, но считала, что он хороший человек, и пыталась ответить добром на добро.

— Дать ему, раз оплачивает счета? — съязвила Анна.

— Почему бы нет? — прямо посмотрела на нее Лили. — Я знаю за собой эту слабость, страх перед жизнью. Нужен кто-то, кто возьмет на себя ответственность, защитит… Только на поверку выходило, что это я должна была брать на себя ответственность… В общем, у нас и так в последнее время не все было гладко… Из-за Гарриет, из-за моих отношений с тобой, из-за Дамблдора, но то, что произошло в мае… Не могу описать тебе, Анника, свое разочарование. И дело не только в неблагодарности или мелочности Питера, дело в другом. Я ясно увидела, что ему нет дела до Гарри. Ему нужна я, как мать его дочери, на уход за которой и на ее воспитание у него нет времени. Ему нужна жена, которая приготовит обед и подаст на стол. Ему нужно мое тело. В основном ночью, поскольку он пурист и предпочитает делать ЭТО в темноте. Но ему не нужна Лили Сметвик — исследователь из отдела Тайн или преподаватель Хогвартса, и ему не нужен Гарри Поттер, являющийся просто довеском к главной «покупке». И еще кое-что, чтобы закончить со Сметвиком, меня познакомил с ним Дамблдор… Мне нужен был кто-то… Челюсти сводило, так хотелось секса. А он ничего такой. Вполне себе мужчина, вот только одного не могу понять: как я могла залететь от дипломированного целителя? Нонсенс, разве нет?

— Если только это не было задумано, как способ склонить тебя к браку, — подсказала Анна очевидный ответ.

— Думаю, что так все и обстояло. Поэтому, вероятнее всего, я буду требовать развод, но есть проблема. Вернее, две. Дамблдор может не захотеть терять на меня влияние через моего мужа, а, значит, и влияние, пусть и опосредствованное, на Гарри. Вторая проблема — Сметвик. Боюсь, он не отдаст мне нашу дочь. В конце концов, кто я, и кто он! Он уважаемый целитель из известной чистокровной семьи, а я грязнокровка. Визенгамот, скорее всего, встанет на его сторону, а Дамблдор устранится…

— А, если я скажу, что это решаемо? — спросила тогда Анна.

— Тогда, и думать нечего! Работа у меня есть, проживем как-нибудь…

— Да, не хмурься ты! — улыбнулась Лили через мгновение. — Нужно будет попрошу помощь у тебя. Алиса, наверное, тоже не откажет, но мне, как ни странно, предложили свою помощь Беллатриса и Нарцисса. Представляешь?

— Когда-то мы все дружили, — улыбнулась в ответ Анна. — И даже темнейшая из темных, Белла ни разу не назвала тебя грязнокровкой. Полукровка Северус назвал, а она — нет. О многом говорит, не так ли?

— Согласна, — кивнула Лили.

— Тогда, переходим к Дамблдору, — предложила Анна.

— Нет у меня к нему прежнего пиетета, и доверия тоже нет, — покачала головой Лили. — Он, конечно, не темный лорд. У него нет цели убить меня или еще что, но у него свои цели, свое понимание правды, и зачастую его интересы идут вразрез с моими… И еще, он врал мне и стирал память… Говорит, во благо, ради моего спокойствия… Но верится с трудом. Вернее, так. Теперь совсем не верится. И ведь он мне так и не сказал, что именно заставило его забрать мою девочку и отдать ее Дурслям. Крутит, вертит, но правды не говорит…

— Анника? — попросила после короткой паузы. — Пожалуйста, ради всех святых? Или ради твоих богов! Мне все равно, ради кого, но только расскажи, наконец, все, что знаешь!

«И не откажешь ведь! — вздохнула мысленно Анна. — Она мать. Может быть, не лучшая из всех возможных, но ведь ни разу не худшая…»

— Вот, что я знаю, — сказала она. — В ту ночь… ну, ты понимаешь… Так вот, в ту ночь, Дамблдор украл Хэтти из вашего дома, поставил ей один за другим два ограничителя магии…

— Что?! — вскочила Лили. — Повтори!

— Поставил ей два ограничителя магии, — повторила Анна.

— Но это же… — обомлела Лили, прекрасно знавшая, как и любой взрослый маг, что установка ребенку даже одного ограничителя без санкции Визенгамота приравнивается к убийству. — Ты уверена?

— Я тебе дала прочесть не весь текст «Документа Бернштайна». В нем есть еще одна часть. Там как раз все это и описано. Два ограничителя, и, по предварительной оценке, за столько лет они должны были полностью лишить девочку магии.

— Постой! — остановила ее Лили. — Ты уверена? Хотя, что это я! Конечно, уверена, иначе не стала бы мне об этом говорить… Но зачем он это сделал?

— Сложный вопрос, — призналась Анна. — У меня нет на него ответа. Есть подозрение, гипотеза, но не более того.

— Расскажи, — попросила Лили. — Или это тайна?

— Да, нет, не тайна — чуть пожала Анна плечами. — Изволь, но учти это только гипотеза. Когда-то, лет десять назад, кажется, один французский ученый-маг Бонифас де Кастеллан проанализировал в своей статье для «Новостей Трансфигурации» идеологию Светлых в интерпретации Альбуса Дамблдора. Он утверждал, что Дамблдор почерпнул свои идеи из одной довольно-таки старой книги. Речь о вышедшей в свет в конце XVIII века книге Луи Огюста Лё Тоннелье «Темная сторона». Я читала Лё Тоннелье. Среди прочего, он утверждает, что любой волшебник, имеющий более двадцати единиц силы, — кем бы он ни родился, светлым или темным, — в результате всегда становится «Темным Лордом». Этот вывод он сделал на основе восьми биографий темных лордов, живших в Европе в XIII–XVII веках. Методологически, это даже не научное исследование, а попытка дилетанта построить теорию на пустом месте, но, если допустить, что Дамблдор верит в эту чушь, то можно предположить следующее. Он каким-то образом узнал, — то ли до той роковой ночи, то ли именно в ту ночь, — что у Хетти высокий индекс силы и решил таким образом воспрепятствовать появлению очередной темной леди. Ничего другого мне просто в голову не приходит.

— Ты хочешь сказать, что он испугался всего лишь возможности? — ужаснулась Лили. — Не факта, а всего лишь предположения, что… Господи, да он безумец! И потом, откуда у Хэтти такая сила? Джеймс имел индекс восемнадцать, а у меня — тринадцать, и к тому же я маглорожденная…

— Откуда — это совсем другой вопрос, — возразила ей Анна. — Прожив с двумя ограничителями почти шесть лет, она не потеряла свою магию. Объяснение может быть только одно — ее индекс был изначально запредельно высок, и Дамблдор, к счастью, ошибся в своих расчетах.

Помолчали. Анна никуда не спешила, а Лили глубоко задумалась над тем, что только что услышала.

— Где она сейчас? — спросила после долгой паузы. — Что с ней?

— Я тебе многого не могу рассказать, Лил, — тяжело вздохнула Анна. — Вокруг Гарриет завязана какая-то интрига, смысла которой я не понимаю. Гипотеза — это всего лишь гипотеза, но я опасаюсь, что, если Дамблдор ее найдет, девочка может пострадать. Поэтому наберись терпения! Она жива, здорова. Очень сильна магически и живет с людьми, которые о ней заботятся. Тебя и Гарри она видела, и очень хочет вас обнять, но понимает, что пока делать этого нельзя.

— Она учится в какой-нибудь школе?

— Без комментариев, — покачала головой Анна, — но поверь, у нее есть все, в чем она нуждается, и даже больше.

— Я занимаюсь Окклюменцией…

— Я знаю, Лил, но ты пока не так хороша в этом деле, чтобы противостоять Дамблдору или Северусу, — объяснила ей Анна. — Продолжай заниматься, придет и твое время!

— Ты ее видела? — почти шепотом спросила Лили после очередной, которой уже по счету паузы.

— Видела. — Ну не рассказывать же ей, что девочка спит сейчас в этом самом доме!

— Какая она?

— Красивая, умная, смелая и одаренная сверх всякой меры, — ответила Анна. — И это все, что я могу тебе пока сказать. Если любишь дочь и желаешь ей добра, угомонись. Я не для себя стараюсь.

— Знаю, — «отступила» Лили.

— Тогда, поговорим о другом, — предложила Анна.

— Обязательно сейчас? — спросила расстроенная женщина.

— Лучшего времени мы все равно не найдем, — пожала плечами Анна. — И к тому же, то, что я хочу тебе рассказать, напрямую связано с Хэтти и твоим возможным будущим.

— Серьезно? — распахнула глаза Лили, заинтригованная таким поворотом. — Рассказывай!

— Мой отец довольно много лет собирал выморочные титулы и Рода. Сама понимаешь, ни один Род лишним не будет, даже если от него осталось одно только имя. Когда отец умер, его адвокаты продолжали вести тяжбы, и за четыре года до моего возвращения оттуда, откуда не возвращаются, мне перешли права на главенство в роду Эванштайнов. Это немецкий, лучше сказать, прусский род волшебников. Не такой древний, как Поттеры или Блэки, но все же он был официально основан в 1674 году. Род пресекся во время войны с Гриндевальдом, и к тому времени, как перешел ко мне, никаких денег там уже не было, ни банковских сейфов, ни библиотеки, ничего. Все давно уже растащили все, кто только мог, но права на имя никто, кроме меня, получить так и не смог. Я этим делом не занималась, была занята, но недавно все же решила закрыть этот вопрос раз и навсегда. И тут выяснилась одна любопытная деталь. В волшебном Кёнигсберге, вернее, в городском архиве Кёнигсберга, эвакуированном в Кобленц в 1944 году, нашлись документы, прямо указывающие на принадлежащий Эвенштайнам замок в окрестностях Магдебурга. Замок этот, точнее, развалины замка Эвенштайн по-прежнему принадлежат Роду, то есть, мне. И вот недавно я туда наведалась, и представь, Лили, мое удивление, когда в катакомбах под замком я обнаружила нетронутое грабителями хранилище. Скрыто оно было мастерски, и нашла я его совершенно случайно. Удача улыбнулась, где-то так.

— Захватывающая история, — хмыкнула Лили. — Но я…

— Потерпи! — остановила ее Анна. — Немного осталось.

— Как скажешь, — не стала спорить подруга.

— Я вскрыла хранилище… — продолжила Анна свой рассказ. — Денег, я имею в виду, нормальных денег там не было. Одни рейхсмарки. Много, но теперь — это всего лишь фантики. Другое дело — семейный архив и шкатулка с фамильными драгоценностями. Не бог весть что, но все же ценность. Но дело в другом, стала я разбирать архив и нашла там кое-какие крайне любопытные документы: письма, дневник, копии документов и колдографии. Не буду мучить тебя подробностями, но, когда я изучила бумаги и просмотрела колдографии, я поручила работающим на меня детективам дорасследовать вопрос, проверить факты и все такое. Очень уж не хотелось мне ошибиться. И вот десять дней назад я получила итоговый отчет, с которым хочу тебя ознакомить. Вернее, с выводами, к которым пришли детективы. А выводы таковы. Последними Эвенштайнами были братья Готлиб и Мельхиор. Младший из них, Мельхиор, был слабым волшебником, и поэтому большей частью работал среди маглов. Он был нацистом и членом СС. Штандартенфюрер… это, как полковник. Занимался научными разработками… Не знаю толком, чем именно, но он был скорее ученым, чем солдатом. Погиб под американскими бомбами в 1945. Он не был женат и не оставил потомства. Но в 1944 году он помог вывести из страны двух детей. Сына Готлиба Ричарда, тридцать четвертого года рождения, и дочь близких друзей самого Мельхиора Эмили, 1938 года рождения.

— Ты хочешь сказать…

Ну, еще бы не догадалась, два имени и созвучная ее фамилии фамилия.

— Да, Лил, это были твои родители, Эмили и Ричард Эванс. Я потом передам тебе все документы. Получается, что ты не англичанка… То есть, ты как раз англичанка, но родители твои немцы. Чистокровные волшебники, и отец, и мать. Но оба сквибы. А вот Готлиб, твой настоящий дед был довольно сильным волшебником и сражался в армии Гриндевальда, его жена — твоя настоящая бабушка была ведьмой, но она умерла еще в сороковом. Готлиб погиб в сорок втором… А Мельхиор опасался, что его племянника убьют мстители. У родителей Эмили оказалась похожая история. В общем, ему удалось вывезти сирот с доверенными людьми туда, где их никто не стал бы искать. В Канаду, а оттуда они переехали в Англию уже в пятьдесят втором.

— То есть, мои бабушка и дедушка…

— Те, которых ты знаешь, совершенно чужие тебе по крови люди…

— Что теперь? — Все-таки Лили взяла себя в руки и смотрела на Анну в ожидании продолжения.

— Примешь титул, если захочешь, конечно. Но я бы рекомендовала принять. Война давно закончилась, счеты с тобой никто сводить не станет, а Эвенштайн — старинный род, да еще и чистокровный. Сразу все недоразумения с мужем рассосутся… Кто он, и кто ты! Твой род древнее…

— Но глава Рода ты!

— Я и останусь, — кивнула Анна. — Такие вещи не переиграть. Я приняла Род, магия меня признала, но зато теперь я без труда введу тебя в Род и смогу объявить тебя леди-наследницей. Это статус, между прочим. А я тебе еще и замок передам.

— Зачем он мне? — удивилась Лили.

— Иметь свой замок, даже если это развалины, престижно. Владетель всегда выше того, кто ничем таким не владеет.

— Получается, я сплю со своим сюзереном?

— Такое случалось в истории не раз и не два, — хмыкнула Анна. — Даже между мужчинами. Эдуард II и рыцарь Пирс Гавестон и так далее, и так далее. Но, кроме смеха, под моим крылом и тебе, и твоим детям будет спокойнее, чем в одиночном плавании. Дамблдор будет вынужден принимать меня в расчет, и это тебя хоть отчасти обезопасит.

Идея выглядела просто великолепно, и было очевидно, Лили от такого подарка судьбы никогда не откажется. Да и ей, если честно, так будет спокойнее во всех отношениях…

Эпизод 3 : Хогвартс, 24 августа 1992 года

Пейзаж, открывавшийся из западного окна директорского кабинета, был попросту великолепен. Запретный лес — бесконечное, уходящее за горизонт море зелени. Мнимая плоскость, лишь кое-где нарушаемая разновеликостью деревьев и размерами их крон и окрашенная во все оттенки зеленого, — от малахита до мяты, — с пятнами темной, едва ли не черной зелени. Красивее этот лес бывает только осенью, когда лиственные деревья, — а их в запретном лесу куда больше половины, — меняют цвет своих листьев.

«Еще пара таких неудач, как в прошедшем учебном году, и этим видом будет наслаждаться кто-то другой».

Даже теперь, по прошествии достаточно большого промежутка времени, Дамблдор все еще недоумевал, как такое, вообще, могло случиться? Впору поверить, что над ним довлеет проклятие, но неоднократные самопроверки, — не говоря уже о тщательном обследовании на отделении проклятий в Мунго, — не выявили даже тени чужой волшбы. И получалось, что все это результат несчастливого стечения обстоятельств. Вот только, следовало признать, что среди разнообразных случайностей и непредсказуемых совпадений затесались и его собственные, порой весьма серьезные просчеты и ошибки. Дилетантизм тоже имел место быть, потому что не им сказано, что нельзя объять необъятного[10]. Так и есть, невозможно быть одинаково талантливым и компетентным во всем без исключения. Он всегда, например, был более чем хорош в трансфигурации и чарах, но уже в зельях совсем не так силен, как тот же Северус. В предсказаниях, в ритуалах, в арифмантике он оставался обычным среднестатистическим волшебником. Но то, что верно для магии, верно и для других областей человеческой деятельности. Оказалось, что он недостаточно проницателен, во всяком случае, когда речь идет о детях. Да и понимает он их куда хуже, чем хотелось бы. Администрирование, планирование, воспитание и обучение… Так много всего надо знать и уметь, чтобы быть директором такой школы, как Хогвартс, но он, — будучи, прежде всего, ученым и политиком, — об этом забыл. Возгордился и пропустил момент, когда стал считать себя непогрешимым. И вот результат. Он ошибся в оценке того, что произошло в Хэллоуин 1981 года, и теперь это имеет для него и всей магической Британии крайне серьезные последствия. Темный лорд не уничтожен и пытается вернуться, возвратив себе физическое тело. Предпринял уже две попытки, и обе сорваны отнюдь не Дамблдором, и непохоже, что это конец истории. Попробовал вернуться один раз, попробует и в другой, и, если все же вернется, сражаться с ним будет некому. Гарри Поттер национальный герой, знамя сил Света, но никак не боец. Ни сил, ни умений, ни желания стать смертником, пожертвовав собой во имя общего блага.

«Мальчик прав, — вздохнул мысленно Дамблдор, — что такого замечательного сделал для него волшебный мир, чтобы требовать от него бессмысленного самопожертвования? Ровным счетом ничего».

Отец, которым мальчик мог бы гордиться, погиб. Мать… Что ж, будем честны, хотя бы перед самим собой. В том, что Лили стала такой, какой стала, виноват в немалой степени именно он, Альбус Дамблдор. Тогда, в тот роковой день, он слишком спешил и принял в спешке ряд непродуманных решений, и вот теперь, десять лет спустя прошлое начинает мстить за все, что было им тогда сделано. За хорошее и за плохое, а он, — и это правда, — совершал и дурные поступки. Вынужденно, в силу сложившихся обстоятельств, зачастую не оставлявших ему выбора, но многим из того, что он тогда совершил, гордиться нельзя. И даже более того, о многих поступках ему теперь стыдно даже вспоминать, не то, что кому-нибудь о них рассказать. Однако история не знает сослагательного наклонения[11], сделанного не воротишь, и время не повернуть вспять. Поэтому, хочешь или нет, но приходится жить с тем, что имеешь.

«Гарриет…»

Вот уж по отношению к кому он совершил настоящее злодеяние. Для общего блага, разумеется, для победы Света над Тьмой, но ей-то от этого не легче! Не легче ее матери и брату, и даже ему, Альбусу Дамблдору, все это непотребство совершившему, пожертвовав благом маленькой девочки для того, что он считал, общим благом. И ведь ничего уже не изменишь, и даже прощения не попросить, потому что Гарриет пропала. Она стала жертвой его небрежения, не говоря уже о прочем. Не уследил, потому что не думал, что в этом есть необходимость, и теперь не знает даже того, когда это произошло. Пропала словно ее никогда и не было, но зато, как нарочно, — а, возможно, что и с умыслом, — всплыл «Документ Бернштайна». Не целиком, а частями, но Дамблдор прекрасно понимал, что именно пропущено в газетных публикациях. Мало того, документ без купюр, судя по всему, читала Лили Сметвик и, возможно, сам Гарри Поттер. Во всяком случае, велика вероятность того, что мальчик знаком с содержанием этого документа в пересказе кого-то третьего. Копия этих ужасных бумаг находится у Анны Энгельёэн, она, собственно, и дала их прочесть матери Гарриет.

«Как же все не вовремя!» с досадой подумал он, отходя от окна и подходя к своему рабочему столу.

Совсем не вовремя, поскольку совпало с целым рядом других неблагоприятных событий. И раз уж об этом зашла речь, следует, наконец, признать, что идея выдать Лили замуж за такую мелкую душонку, как Сметвик, была еще одной его ошибкой. Еще один просчет, еще одно упущение, а в итоге, Лили с ним практически перестала разговаривать. И это она еще не вспомнила о кое-каких щекотливых ситуациях, имевших место быть в ее прошлом. А что как вспомнит? Даже тех воспоминаний, с которых он вынужден был снять печати Обливиэйта, хватило, чтобы расстроить их отношения самым драматическим образом. И теперь, даже если она его не возненавидит, вспомнив о других его прегрешениях, наладить с ней доверительные отношения будет совсем непросто, если возможно, вообще. А значит, он потерял последний рычаг влияния на героя магической Англии Гарри Поттера. На мальчика теперь влияют совсем другие люди, и с этими людьми он тоже едва ли не на ножах.

«В результате, у меня нет ни Гарриет, ни Гарри», — подвел он итог своим невеселым размышлениям.

Очевидно, что Гарриет нужно искать, но, что случится, когда и, если он ее найдет? Неизвестно, потому что многое будет зависеть от того, сколько магии у нее осталось, кто ее воспитал, и что ей известно о событиях 31.10.81. Слишком много переменных и слишком мало объективной информации. Он может найти в ней, если не друга, то хотя бы единомышленника, но может, напротив, встретить в ее лице бескомпромиссного врага. Мстителя, который не остановится ни перед чем, чтобы воздать ему по заслугам. Человека, способного ради мести перейти на сторону темного лорда и залить волшебную Англию кровью своих врагов, вернее, тех, кого она назначит быть ее врагами. И все-таки, опускать руки нельзя — надо продолжать поиски, искать и найти.

Нельзя так же принять, как данность, что Гарри Поттер потерян для дела Света. За него нужно бороться. К нему необходимо найти новый, отвечающий требованиям времени и обстоятельствам подход. А значит, прежде всего, предстоит побороться за сердце Лили. И здесь любые средства хороши! Хочет уйти от Сметвика? Пусть уходит. Желает забрать дочь? Визенгамот ей поможет. Нужны деньги? Что ж, решаемо и это. Переведем ее с должности ассистента профессора на должность полного профессора, — в конце концов, ее научный уровень это позволяет, — и разрешим два раза в неделю работать на отдел тайн.

«Да, это правильное решение, — похвалил он себя. — И отдадим ей принадлежащий школе дом в Хогсмиде!»

Главное, не жадничать. У нее сейчас трудный период, а у него — повод продемонстрировать отеческую заботу и подходящую случаю щедрость.

«И не забыть, приставить к ней кого-нибудь из хогвартских эльфов, чтобы не отвлекалась на уборку и готовку!»

Он еще долго мог крутить в голове эти легкие для решения дела, но существовали проблемы куда как более важные и сложные. И в первую очередь это касалось Анны Энгельёэн и ее дочерей. Зря он начал с ней конфликтовать. Темная или нет, но в прошлую войну она была на стороне Света, и надо сделать все возможное, чтобы в предстоящем противостоянии, — а он был теперь уверен, что новая война неизбежна, — они снова оказались на одной стороне. И это более, чем важно, потому что он за прошедшие годы утратил многие из тех возможностей, которыми располагал прежде, а вот леди Энгельёэн, напротив, набрала в последнее время нешуточную силу. Лонгботтомы теперь, — после выздоровления Фрэнка и Алисы, — считай, навсегда стали ее преданными вассалами. А ведь он мог в свое время помочь им сам, но из-за Гарриет Поттер делать этого не стал. Совершил необходимое, как он тогда полагал, зло. Августу подначил обратиться к Анне тоже он, и тоже с недобрыми намерениями. Хотел подставить графиню, и вот результат, Фрэнк и Алиса проходят курс восстановительной терапии в клинике св. Мунго. Пройдет еще несколько месяцев и дом Лонгботтомов вернет себе прежнюю силу, тем более что Невилл наконец обрел магию, и опять-таки случилось это благодаря леди Энгельёэн, позиции которой от этого только усилились.

Она выиграла, вот в чем дело. И это следует признать, и в дальнейшем исходить именно из этого. Все, за что она берется, — какой бы тьмой от этого не разило, — идет ей в плюс. Вся страна знает, что террористов, проникших в Хогвартс, убила она. Возможно, даже своей рукой. Но ей это не в ущерб. Малодушными слабаками в глазах общественности предстали Министр, Аврорат и Визенгамот. Анна же, напротив, превратилась едва ли в народного героя. Она сама и ее дочери, которые, если верить его собственным словам, — и кто его тянул за язык, — на равных вели бой с двумя взрослыми боевыми магами, и одного из них даже убили. А о том, что в бой они оказались втянуты, потому что спасали Гарри Поттера, рассказала в «Ежедневном пророке» вездесущая Рита Скиттер. Вывод из всего этого очевиден: если он хочет заручиться помощью семьи Энгельёэн, пора ему перестать интриговать против них и начинать с ними сотрудничать. Борясь с Анной, он больше потеряет, чем обретет…

[1] «О мёртвых либо хорошо, либо ничего, кроме правды», − изречение древнегреческого политика и поэта Хилона из Спарты (VI в. до н. э.), приведенное историком Диогеном Лаэртским (III в. н. э.) в его сочинении «Жизнь, учение и мнения прославленных философов».

[2] Пурист — приверженец пуризма, человек, выступающий за чистоту нравов, языка и т. п.

[3] Размер груди B — соответствует 2 размеру.

[4] «Четыре свадьбы и похороны» — британская романтическая комедия, вышедшая на экраны в 1994 году.

[5] Пиньолетто (Pignoletto) — белый итальянский сорт винограда, распространен в Эмилии-Романье, Умбрии, Марке.

[6] Анкона — город-порт у побережья Адриатического моря, в Италии. Административный центр области Марке и одноимённой провинции. Область Марке расположена в центральной части Италии, на побережье Адриатического моря (восточное побережье Италии).

[7] В Великобритании не принято произносить тосты и чокаться. Перед тем как выпить, англичане поднимают бокал и произносят «Cheers» («Чиэз»), что в данном случае означает «Ура”.

[8] Здесь Анна со свойственным ей цинизмом переворачивает с ног на голову известное в эпикуреизме определение половых отношений, как «Естественных, но не необходимых» в отличие от еды и сна, которые и естественны, и необходимы.

[9] D — 4-й размер груди.

[10] Знаменитый афоризм Козьмы Пруткова в оригинале звучит так: «Никто не обнимет необъятного!»

[11] Сослагательное наклонение — ряд особых форм глагольного наклонения большинства индоевропейских языков, выражающих через субъективное отношение возможное, предположительное, желательное или описываемое действие. По-простому, «Если бы».