Мартин проснулся задолго до наступления рассвета. В последнее время в нём удивительно точно срабатывал внутренний будильник, заставлявший его просыпаться всегда очень рано — примерно в четыре тридцать утра. Он развёл огонь в печке, служившей одновременно и плитой, и поставил кипятиться чайник, чтобы заварить кофе. Затем он направился в загон для скота, где его дожидались лошади и мулы, отобранные Эймосом для предстоящей экспедиции в юго-западные районы Техаса. Накормив животных, он вернулся в дом и внимательно посмотрел на Эймоса. Но Эймос не выказывал никаких признаков пробуждения — он спал самым крепким сном. Тогда Мартин вернулся обратно к животным, проверил, как сидят на лошадях сёдла, съели ли мулы весь корм, который он только что насыпал им.
Когда он вернулся в дом, то увидел, что Эймос сидит на краешке постели и, почёсываясь, выглядывает в окно.
— Ну что ж, — сказал Мартин, — лошади осёдланы.
— Да?
— Да, Эймос. Я подготовил и лошадей, и мулов.
— Для чего ты это сделал?
— Потому что уже наступило утро. Мы можем выступать. Или ты хочешь позавтракать перед дорогой?
— Мы не можем ехать сейчас, — покачал головой Эймос. — Нам надо побывать на вечеринке у Мозеса Харпера.
Мартин пристально посмотрел на него.
— А мне казалось, ты говорил, что нам не стоит задерживаться, не стоит тратить на это своего времени. В чём дело, Эймос? Почему ты не можешь сразу принять окончательного решения?
— Я только что его принял. Почему ты не можешь хорошенько прочистить свои уши, Мартин?
— А, чёрт, — махнул рукой Мартин Паули и пошёл рассёдлывать лошадей.