Искупление

Зазвонил телефон. Анжела вскочила и выплеснула кофе на джинсы, спеша взять трубку. Это Тим; это должен быть он. Конечно же, он должен был ей позвонить. Он любил ее так же сильно, как она любила его. Этот уход домой был лишь частью бракоразводного процесса, он был обязан это сделать. Да, так и есть. Надежда озаряла ее сердце, когда она брала трубку.

— Алло?

Мгновение на том конце провода молчали, потом Анжела услышала чье-то дыхание. Очевидно, Тим был расстроен, и ему было трудно говорить. Она уже собиралась назвать его по имени, когда прозвучал мужской голос.

— Привет, Анжела. Это я.

Анжела почувствовала укол разочарования.

— Кто говорит?

Звонивший коротко засмеялся, и что-то в этом смехе было такое, от чего у Анжелы побежали мурашки по коже.

— Не узнаешь меня, детка? Это Дирк.

Разочарование охватило Анжелу с ног до головы. Дирк Беннет? Разве она еще не отделалась от него? Этот парень просто маньяк. То, что они вместе спали, еще не означает, что она собирается за него замуж. К тому же, он слишком молод. После жизни с таким мужчиной, как Тим Джейкобс, Анжела не хотела больше иметь дела с мальчишками. Она издала вздох, в котором слышалось ее раздражение.

— Чего ты хочешь?

Он помолчал какое-то время, похоже, размышляя о ее реакции.

— Ну, мне известно, что ты больше не встречаешься с профессором, так что хотел спросить, может, у тебя свободный вечер? Ты не против свидания со мной?

Она закатила глаза:

— Нет, Дирк. Я не пойду с тобой на свидание ни сегодня, ни завтра, ни в любой другой вечер. Наши свидания закончились. Ты меня понял?

Дыхание Дирка стало громче и ближе.

— Ты не понимаешь, Анжела!

В его голосе было что-то странное, и Анжеле опять стало не по себе.

— Чего не понимаю?

— Когда мы полюбили друг друга, я начал строить планы, — его голос был громче и гораздо злее, чем раньше.

Анжела посмотрела на часы и подумала, не повесить ли ей трубку. Вероятно, Тим пытается дозвониться ей, а она тут беседует со странным парнем, с которым не виделась уже год. Она потерла переносицу и постаралась быть терпеливой.

— Какие планы?

Дирк заколебался, его голос опять стал мягче.

— Я планировал жениться на тебе, Анжела. Я все продумал.

Анжеле не было бы так неприятно, даже если бы ей за шиворот бросили десяток пауков.

— Ты что, сошел с ума? Я не собираюсь выходить за тебя замуж, — она вздрогнула от этой мысли. — Мне пора.

— Подожди! — она собиралась повесить трубку, но опять в голосе Дирка звучала явная ненависть. — Профессор тебя не хочет, Анжела. Он вернулся к своей жене. Я видел их вместе вчера. Они держались за руки.

У Анжелы перехватило дыхание, боль пронзила сердце. Нет! Это невозможно. Тиму просто нужно время, чтобы собраться с мыслями; он не вернулся к своей жене на самом деле. Прошло всего несколько недель.

— Ты слышишь меня, Анжела?

Тон Дирка напугал ее, и на этот раз она повесила трубку. Когда телефон зазвонил через пятнадцать секунд, она спрятала его под подушку. Потом, впервые с того момента, как Тим ушел, Анжела закрыла лицо руками и заплакала.

Час спустя, когда слезы, наконец, высохли, она вытянулась на диване и стала думать, что делать. Ни один из вариантов ей не нравился, пока у нее не появилась идея. Это был обман, даже грязный. Но, чем больше Анжела думала, тем больше она верила, что это сработает.

По крайней мере, Тим еще раз придет к ней, в ее квартиру. После этого будет нетрудно убедить его остаться. Раз она уже заставила его полюбить себя; конечно же, она сможет снова это сделать.

Замысел окреп и оформился, и Анжела уже была убеждена, что поступает правильно. Если ей придется лгать и манипулировать, да, это нехорошо. Но это был единственный способ спасти то, что было между ней и Тимом.

Иначе как жить?

Анжела подумала о приближающихся праздниках и плотном расписании занятий. Ее идея была блестящей, но она могла осуществить ее только после рождественских каникул. Так она даст Тиму возможность передумать и, может быть, ей не придется его обманывать. Она улыбнулась, чувствуя себя лучше, — впервые после ухода Тима. Так или иначе, она его вернет. Это просто вопрос времени.

* * *

— Анжела! Поговори со мной! — Дирк кричал в телефонную трубку почти минуту, потом сдался и отбросил ее. Он сжал кулаки, обратив внимание на то, как напряглись бицепсы под футболкой. Если бы только она видела его, видела, в какое произведение искусства он превратил свое тело. Она никогда больше не подумала бы о профессоре.

Какая-то надоедливая музыка играла в соседней комнате, и он постучал кулаком по стене:

— Выключите это!

Музыка почти тут же стихла. Но Дирк едва это заметил. Он не переставал думать о своем разговоре с Анжелой. Как смеет она смеяться над его предложением? Издеваться над ним и не дать ему шанс? Дирк провел рукой по волосам: они редели из-за таблеток. Его тренер предупредил его, что при повышении дозы возможно выпадение волос. Он зашагал по комнате и посмотрел на фотографию Анжелы, стоящую рядом с постелью.

Во всем виноват профессор. Может быть, он обманул Дирка? Может быть, он все еще заезжает в квартиру Анжелы? Когда Дирк увидел вторую машину возле дома профессора, он был уверен, что он воссоединился со своей женой. А вдруг он продолжает наезжать к Анжеле?

Дирк прижал кулаки к бокам и заскрипел зубами. Есть только один способ узнать все наверняка. Он должен опять начать следить за ее квартирой. Не каждую ночь, как какой-то безумец. Но достаточно часто, чтобы поймать профессора, если он действительно туда приезжает. Достаточно часто, чтобы понять, почему Анжела доставляет ему столько неприятностей.

Его календарь висел неподалеку, и он наклонился над ним. День благодарения и небольшие каникулы уже очень скоро, но после этого он начнет следить за квартирой Анжелы не реже трех раз в неделю. Он будет ждать, пока не поймает профессора Джейкобса с поличным. И тогда он напугает профессора раз и навсегда. Даже если ему придется нарушить закон ради этого.

Глава 25

День благодарения был не по сезону теплым. Джон Бакстер, когда вышел на крыльцо после обеда, обнаружил, что вполне достаточно легкого свитера, чтобы не мерзнуть.

Это был типичный праздник в доме Бакстеров — теплый, беспорядочный и шумный. Кэри и Тим убирали со стола. Эрин и Брук повели детей играть, а их мужья, Сэм и Питер, гоняли мяч с Люком. Элизабет разговаривала с Эшли, с пылом убеждая дочь в том, как важно проводить больше времени с Коулом. Джон любил находиться в кругу семьи, но сейчас ему надо было прояснить мысли. Он закрыл за собой дверь и увидел пастора Марка Эттбери, который сидел на крыльце снаружи, в одиночестве.

Он положил руку на плечо друга.

— Я рад, что вы с Мэрилин заехали к нам.

— Это было замечательно, — Марк повернулся, в его взгляде был покой и глубокое удовлетворение. — Нам нужны такие праздники. Праздники в кругу Бакстеров.

Джон откинулся назад и посмотрел на голые деревья вокруг дорожки:

— В это трудно поверить! Тим и Кэри снова вместе, как будто их брак не был в такой опасности всего несколько недель назад.

— Это поразительно, — Марк смотрел на горизонт. — Видишь, как Господь милосерден, — он замолчал, и его глаза сузились. — Я помолился за них во время обеда. Они так стараются, так внимательны друг к другу, — он заколебался. — Мне кажется, что Эшли и Брук не одобряют его присутствия сегодня?

Джон вздохнул и сел рядом с пастором.

— Нужно немного времени, но все наладится. Они, прежде всего, хотят, чтобы Кэри была счастлива.

Марк посмотрел в сторону двора.

— Они с Тимом по воскресеньям приходят на утреннюю службу. Надеюсь, что они не встретятся там с Райаном Тейлором.

Ветерок пошевелил ветки соседних деревьев, и Джон подумал о рыбалке с Райаном, на которую ездила Кэри.

— Она всегда его любила.

— Да.

— Но Тима она любит сильнее.

— Я тоже так думаю. Она сказала мне, что любить — это значит принимать решения, — Марк потер подбородок. — Мне это нравится. Она решила оставаться женой Тима в горе и в радости, и это прекрасное решение. Это действительно ценно.

Они долго молчали. Где-то далеко в садах жгли листья, и запах этот смешивался с ароматом свежеиспеченных тыквенных пирогов, который изливался из окна рядом с ними. Это было любимое время года Джона, время раздумий о своей семье, воспоминаний о том, как росли его дети.

Марк глубоко и медленно вздохнул и похлопал его по колену.

— А как Эшли? Я мало слышал о ней с тех пор, как начались проблемы у Кэри.

Джон почувствовал, что глаза у него увлажняются.

— Жизнь у Эш никогда не была простой. Ни когда она была младше, ни сейчас.

— Она ведь была в группе поддержки в старших классах, верно?

— Недолго. Потом она решила, что это не для нее.

Марк кивнул:

— Точно, я помню это. И был один мальчик, который мечтал о встречах с ней?

— Лэндон Блэйк. Он входил в команду графства по бегу и закончил учебу одновременно с Эшли. Его семья посещала церковь Клир-Крик, но потом они переехали в город, и теперь ходят в одну из больших церквей рядом с университетом.

— И что случилось между Эшли и Лэндоном?

Вот что Джону нравилось в Марке Эттбери. Он был настоящим пастырем для своей общины. Он заботился о своих прихожанах — и не только об их участии в жизни церкви, а переживал за людей, ратовал за устройство их жизни, приходили ли они к нему раз в год на Пасху или были такими, как Бакстеры, которые оставили след в истории общины. Поэтому он был одним из лучших, самых любимых и успешных пасторов, каких Джон Бакстер когда-либо встречал или о каких слышал.

Джон подумал над его вопросом об Эшли и Лэндоне.

— Это долгая история.

— Догадываюсь, — улыбнулся Марк. — Расскажи мне об этом. Я никуда не спешу.

До десерта оставался еще час, и они оба не спешили.

— Мы всегда надеялись, что Эшли поступит в колледж, как и ее сестры. Может, станет преподавать искусство или работать в музыкальной студии по соседству, — он сделал паузу. — Мы знали, что она не такая, как мы, но никогда не думали, что она поведет себя так.

Джон посмотрел на порыжевшую траву и вдруг представил себе Эшли, подъезжающую к дому, решительно входящую внутрь и требующую, чтобы ей разрешили больше времени проводить со своими друзьями.

— В кофейне рядом с университетом она познакомилась с одной компанией. Большинство из этих ребят были старше ее на три — четыре года, и это было нечто вроде ретродвижения за возвращение к культуре 70-х.

В тот год, объяснял Джон, она начала по-другому одеваться, носить все яркое, этнические рубахи и юбки и выходить из дома, не причесываясь. Несколько раз в то лето Джон и Элизабет говорили с ней о своем беспокойстве.

— Мы подозревали, что она употребляет спиртное, может быть, даже пробует наркотики, так как видели в ней перемены. Но она была осторожна, мы ее не поймали на этом, так что не могли быть уверены, — Джон пожал плечами. — Мы не хотели ее ни к чему принуждать.

В конечном итоге все их усилия только привели к росту напряжения. Когда в ту весну она напилась на школьной вечеринке, никто не удивился. И меньше всего Лэндон Блэйк.

— После этого он пришел к нам и сказал мне, что любит Эшли. Он сказал, что это у него в крови. Какие решения она ни принимала бы, он будет любить ее до самой смерти.

— Серьезное заявление для старшеклассника.

Джон задумался и кивнул:

— Лэндон всегда был взрослым для своего возраста. Зрелым.

С юных лет Лэндон Блэйк был серьезным и целеустремленным, у него была внешность кинозвезды и фигура спортсмена. Он активно работал, учился и был одним из самых популярных мальчиков класса. За ним всегда бегали девочки, но он интересовался только Эшли. Эшли каждый раз прогоняла его, а он увлекался ею все сильнее.

— Я узнал от друзей Эшли, что Лэндона дразнят из-за его увлечения, но ему было все равно. Однажды он сказал мне, что будет делать ей предложения, пока она не ответит «да».

Джон помнил объяснения Эшли, почему она не говорит ему «да», так ясно, словно она говорила это вчера. «Он слишком правильный для меня, папа. Слишком американец. Он подчинен системе — вера, работа, зарабатывание денег для семьи. Он думает, что в жизни нет ничего, кроме работы, брака, детей и отдыха. Но почему? Зачем все это?»

Как все дети Бакстеров, Эшли могла поступить в университет Индианы, благодаря положению Джона. Но она совершенно не стремилась туда поступать.

— Она училась в художественной школе Блумингтона, верно? — Марк с любопытством сдвинул брови, и Джон опять поразился его памяти.

— Да, и получила диплом по графическому дизайну, и мы подумали, что она повзрослеет, — у Джона вырвался обеспокоенный вздох, и он покачал головой. — Мы продолжали так думать, когда она поехала в Париж.

— Париж. И там она забеременела?

— Да, — эти два года были самыми трудными для Джона и Элизабет как родителей. Эшли звонила редко, и после каждого ее звонка им казалось, что часть ее навеки пропала. Позже они узнали, что Эшли познакомилась с известным французским художником, у которого была студия в одном из кварталов Парижа. Их роман был быстрым, как ветер. Кроме того, они не знали подробностей, хотя все предполагали, что этот художник и был отцом ребенка Эшли. — Что бы там ни случилось, это оставило шрам на ее душе. Она вернулась домой недовольная и циничная, беременная и больше, чем когда-либо, готовая выступать против всего, во что мы учили ее верить. Она поселилась тут только потому, что больше ей некуда было деваться.

— И потом с ней произошла та авария, — Марку не было нужды спрашивать об этом. Все в церкви знали про несчастный случай с Эшли Бакстер. Люди молились о том, чтобы ее не рожденный пока ребенок не пострадал, и он чудесным образом спасся.

— Иногда я думаю, что судебное разбирательство стало еще одним пунктом в длинном списке вещей, которые причинили ей вред. Конечно, она с этим не согласна.

— Если память меня не подводит, это была большая сумма денег для молодой девушки.

Джон медленно кивнул:

— Особенно для молодой девушки, которая совершенно запуталась в жизни.

По словам Эшли, суд был самым прекрасным событием в ее жизни. Она была на шестом месяце беременности, когда ее машину задел грузовик. От удара машина Эшли пострадала, а сама она попала в реанимацию с кровоизлиянием и сломанными ребрами. Тут же начались схватки, и врачи боялись, что мозг ребенка мог быть поврежден во время аварии.

Эта история привлекла внимание всей округи, потому что машины данной транспортной компании уже попадали в подобные истории — часто из-за проблем с тормозами. Учитывая то, что компания сообщила эту информацию до столкновения, любой юрист даже с минимальным опытом мог понять, что тут речь идет о хороших деньгах.

Четыре месяца спустя, когда Коулу, родившемуся совершенно здоровым, было пять недель, Эшли подала в суд на транспортную компанию, требуя от нее двести тысяч долларов.

За одну ночь Эшли стала владелицей дома с тремя спальнями недалеко от университета и начала, как называл это Джон, плыть по течению: она брала уроки живописи в университете, гуляла со своими друзьями, немного рисовала.

— Мне жаль Коула. У него нет отца, а его мать сама еще не выросла.

Марк опять потер подбородок.

— Похоже, она не сильно изменилась со времени возвращения из Парижа.

— Нет.

— Наверное, я не понимал...

— Бедный Коул, — Джон скрестил руки и встретился взглядом со своим другом. — Я стараюсь быть отцом для него. Знаешь, сажусь на пол и играю с мальчиком. Эшли все время завозит его к нам, чтобы спокойно порисовать или посидеть с подругами в кафетерии. Она словно еще учится в школе, — он поискал правильные слова. — Все еще старается убедить мир в том, что никто не должен учить Эшли Бакстер жизни.

Поднимался ветер, и на севере собирались грозовые тучи. Пока они сидели на улице, резко похолодало, поздно вечером, должно быть, пойдет снег. Джон встал и потянулся, потом слегка сжал плечо Марка.

— Короче говоря, помолись о ней, ладно? Когда Коул вырастет, он поймет, что мы — его настоящие родители, а его мать — всего лишь запутавшийся ребенок.

Марк встал на ноги тоже и похлопал Джона по спине.

— Я буду молиться. И, если тебе надо поговорить, я всегда готов.

Джон опять почувствовал себя уверенно. Он вспомнил свою любимую историю из Библии — о том, как Петр вышел из лодки и шел по воде. Рыбак делал это вполне успешно, пока не посмотрел на волны и не начал тонуть.

Джон старался жить, не глядя на волны. Но когда судьба его взрослых детей заставляла его переживать за них и колебаться в вере хотя бы немного, Бог всегда посылал ему кого-то, кто напоминал ему о словах Христа: «Что вы так боязливы, маловерные? »

Джон был уверен, что в это трудное для него время Господь послал пастора Марка для выполнения этой задачи. Ему надо смотреть в нужном направлении — не на волны, а прямо перед собой, на протянутые к нему руки Иисуса.

* * *

В доме Эшли услышала, что мужчины закончили разговор и пошли к входной двери. Она вытерла злые слезы и поспешила в пустую гостиную, чтобы они не узнали, что она подслушивала. Так вот как воспринимали ее родители: как безответственную мать-одиночку, которой безразличен ее сын?

Плечи Эшли напряглись, она схватила тряпку и смела крошки со стола. Ну хорошо. Если ее родителям угодно, она может прожить и без них. Ей не обязательно привозить к ним Коула. У нее есть масса друзей, которые с удовольствием присмотрят за ним. Зачем обременять родителей? Особенно если они считают, что исполняют свой долг по отношению к ней.

Краем глаза она увидела Кэри и Тима, стоящих бок о бок на кухне и заворачивающих в прозрачную пленку блюдо с картофельным пюре. Они тихо говорили о чем-то, Эшли не слышала, о чем. Это зрелище вызывало у нее тошноту. Неужели Кэри так хочется вернуть Тима, даже после его безобразной измены? То, что он вообще осмелился показаться в доме Бакстеров, было просто поразительно.

Она вспомнила, как ее отец благословил еду, а потом Тим в наступившей тишине обратился ко всей семье.

— Очевидно, все вы знаете, какие проблемы у нас с Кэри, — все за столом смотрели на Тима, голос у него был мрачным и смиренным. — Я поступил неправильно, и мне очень жаль. Я не только причинил боль Кэри, — его глаза блеснули, и Эшли захотелось в него плюнуть, — но и причинил боль всем вам, — он взял Кэри за руку. — Мы очень стараемся все исправить, а пока ваша поддержка очень важна для меня, — он посмотрел на Кэри, потом на остальных. — Для нас обоих.

Он откашлялся.

— Я не прошу у вас прощения, но я надеюсь его заслужить.

Эшли закатила вверх глаза, вспоминая об этом. Вся речь Тима была патетической попыткой облегчить себе жизнь, чтобы он мог показываться на глаза родным Кэри, не чувствуя себя виноватым.

Она взглянула на свою сестру, работающую рядом со своим мужем. В ее глазах был свет веры — не просто веры в Бога, но и веры в Тима. Это была вера, которую Эшли не могла понять. Если Тим обманул Кэри однажды, конечно же, он сделает это снова. И даже если не сделает, Кэри придется всю жизнь жить с ним, помня о его предательстве.

Кэри сошла с ума, раз стоит рядом с Тимом, в то время как настоящий мужчина все еще любит ее. Эшли на минуту подумала о Райане Тейлоре и поняла, что, если бы он не был так увлечен Кэри, она претендовала бы на него сама. Да, он был в чем-то похож на ее родителей. Но в Райане было что-то дерзкое и отличающее его от остальных, и это делало его более привлекательным, чем Лэндон Блэйк, например.

Она еще раз провела тряпкой по столу. Если брак требует такой преданности, как преданность Кэри Тиму, Эшли была рада, что она одна.

В соседней комнате открылась дверь со двора и вошел Люк, запыхавшийся, со старым футбольным мячом в руке. Муж Брук, Питер, шел за ним следом, и оба прошли мимо, не говоря ей ни слова. Разве Эшли и Люк не гоняли этот самый мяч сотни раз после таких обедов? Ты был моим лучшим другом, Люк. Что с нами произошло?

Этот вопрос приходил ей на ум постоянно, когда она бывала в доме родителей, но Эшли никогда не задавала его. Мне надо было остаться в Париже, где все обо мне заботились.

Она вслушалась в звуки вокруг себя: тихий звон посуды, журчание воды в раковине, футбольный матч по телевизору в соседней комнате, болтовня и смех. Все, как в рекламе каких-нибудь глупых товаров.

Вот только Кэри уже почти четыре месяца беременна от мужа, который только несколько недель назад жил с другой женщиной. В семье не было человека, который не сочувствовал бы Кэри. Бедная Кэри то, бедная Кэри это. Эшли фыркнула и провела тряпкой по другой стороне стола.

Потом была Брук. Ничего, что она и Питер отошли от веры и ценностей своих родителей так же далеко, как Эшли. Брук и Питер всегда были желанными гостями в доме Бакстеров, о них всегда отзывались благосклонно. Мама и папа никогда не шпыняли их и не жаловались на них. Причина была очевидна, и она бесконечно раздражала Эшли. Брук и Питер были врачами, как и папа. Они могли не ходить в церковь, но они хотя бы поступали правильно, занимаясь уважаемым делом.

Но не Эшли — нет, господа хорошие. По словам ее отца, она еще неразумная девочка.

Она посмотрела на Брук и Питера. Как и все остальные, они казались вполне довольными в этот праздничный день. И почему бы им не быть счастливыми? В карточной игре жизни им попадались одни тузы, одни джокеры.

Люди постоянно хвалили Эрин. Похоже, никто не замечал, что она панически боится того, что ее муж может получить работу в другом штате. Эрин работала в детском саду, она была милой девочкой, доброй христианкой. Нет причин, чтобы она чувствовала себя покинутой и заброшенной в этот день?

А Люк? Только что закончилось его беспечное детство, — и он уже превратился в эгоистичного невежественного консерватора, который способен только осуждать окружающих. Особенно Эшли.

Эшли собрала горсть крошек, пошла на кухню и бросила их в раковину, протиснувшись между Кэри и Тимом с коротким: «Извините».

Она почти дошла до гостиной, когда услышала, как Тим прошептал Кэри:

— Что с ней?

Эшли не слышала ответа Кэри. Какая разница? У них были свои проблемы, не так ли? Слезы потекли у нее из глаз, она схватила свитер. Чтобы не выслушивать вопросы родственников о том, что у нее не так, она пошла на заднее крыльцо, где никого не было. Она сидела снаружи и смотрела, как пара птиц резвится в темнеющем небе, кружится, порхает. Потом она обернулась на дом. В окнах гостиной она видела болтающих и смеющихся людей.

Вы такие жалкие, и даже не понимаете этого. Она резко вздохнула. Они выглядели более счастливыми, чем любая семья из телесериала. И, может быть, они были такими.

Все, кроме Эшли.

Глава 26

Кэри просто обязана была снова столкнуться с Райаном Тейлором, и накануне Рождества это случилось.

После шести недель консультаций и попыток склеить осколки своего брака Кэри надеялась, что исцеление не за горами. Они с Тимом делали успехи с каждым сеансом. Они стали более откровенны друг с другом, но также стали более нежными, стараясь не ранить друг друга.

Еще в самом начале Кэри призналась в своей эмоциональной привязанности к Райану Тейлору. Это признание было тяжелым для них обоих. Но когда они все обсудили с консультантом, знание о том, что оба они виноваты, к их взаимному облегчению, стало не только источником боли, но источником понимания.

С тех пор Кэри была особенно довольна своими успехами в этой области исцеления — мысли о Райане теперь посещали ее реже. Но все это оказалось под угрозой, когда в воскресное утро в декабре он появился в классе воскресной школы, который она вела. Служение в церкви закончилось около десяти минут назад, и она была одна, убирала пособия, когда услышала сзади его голос.

— Привет!

Сердце ее подпрыгнуло, как только она увидела стоящего в дверях Райана.

— Привет! — ответила она. Она вытерла руки о юбку.

Ей показалось, что он старается не смотреть на ее живот, который был плотным и круглым и не позволял усомниться в ее положении. Она почувствовала, что к лицу приливает жар. Он, должно быть, уже знает об этом; вот почему он не удивлен. Она мысленно упрекнула себя. Почему она не сказала ему о ребенке? Лучше бы он узнал об этом от нее.

В руках у него был конверт, и он выглядел взволнованным, словно они опять встречались в первый раз:

— Я... я хотел пожелать тебе счастливого Рождества, — он протянул открытку. — Это тебе.

Нет, Райан, не надо.

Она прошла по классу и взяла конверт, соблюдая дистанцию, но не переставая смотреть ему в глаза.

— Я... мы снова живем с Тимом, — ее рука неосознанно коснулась живота. — У нас будет ребенок.

Райан засунул руки в карманы, и Кэри старалась прочитать по его глазам, что он думает.

— Пастор Марк сказал мне.

Вдруг Кэри остро почувствовала его близость, опять ее захватили воспоминания о той ночи на озере и о той правде, которую она тогда узнала. Слезы наполнили ее глаза.

— Райан, я... я не могу быть твоим другом.

Она была слишком взволнована, чтобы говорить, и только покачала головой, рыдания вырывались у нее из горла.

Он скрестил руки на груди и вздохнул.

— Я знаю.

Колени ее дрожали под юбкой, она отчаянно хотела, чтобы он ушел. Такая встреча могла только помешать тому, что она пыталась сделать вместе с Тимом и консультантами. Глаза наполнились слезами, она смотрела на свои ноги.

— То, что я была с тобой в тот день, — она сглотнула слезы. — Это было неправильно, Райан. Я никогда не должна была позволять себе...

— Кэри, — его тон остановил ее, и она опять подняла глаза. — Я пришел не для того, чтобы просить тебя быть моим другом или делать тебе больно, — он печально улыбнулся ей. — Я просто хотел подарить тебе открытку и кое-что тебе сказать.

Она чувствовала запах его одеколона и пыталась не думать о том, как хорошо снова его видеть. Просто ждала, что он скажет дальше.

Райан прислонился к двери.

— Каждый день в последние шесть недель я молился о тебе, Кэри.

— Молился?

Райан кивнул, не отрывая от нее глаз.

— Да, чтобы у вас с Тимом все получилось, — он закусил нижнюю губу и заколебался. — Очевидно, мои молитвы не остались без ответа.

Они поговорили еще немного, а потом Райан посмотрел на часы.

— Мне надо идти, — он не стал обнимать ее, только поднял руку, уходя. — Счастливого Рождества, Кэри.

Когда он ушел, она развернула открытку и почувствовала, что ей не хватает дыхания. Внутри были написаны простые слова: «Спасибо за то, что ты научила меня любить».

Она снова вспомнила их разговор. Его глаза были печальны, он все еще был к ней неравнодушен. И биение ее собственного сердца сказало ей, что ее чувства не изменились. С их последней встречи изменилось только одно.

Они решили отпустить друг друга.

* * *

В воскресное утро Эшли часто доделывала то, чего не успевала сделать за неделю. Если ей удавалось сделать все до конца богослужения, она заезжала в церковь за Коулом. В тот канун Рождества так и случилось. Она даже подумывала о том, чтобы сходить на службу вместе с семьей, но дел было слишком много. Она сходит туда в другой раз. Может быть, накануне Нового года или Пасхи.

Она припарковала свою красную «хонду» на церковной стоянке, провела пальцами по коротко стриженым волосам и направилась забирать Коула, когда увидела Райана Тейлора, стоящего в дверях воскресной школы.

На мгновение она подумала, не подойти ли к нему и не сообщить ли последние новости о Кэри, но она не успела принять решение, а он уже повернулся и пошел в другом направлении. С кем он там разговаривал? Она заглянула внутрь, но в комнате было пусто.

— Эшли?

Она обернулась и увидела Кэри, выходящую из подсобки. Ее лицо было заплакано, она держала в руках баночки с клеем и детские ножницы.

— Привет, — Эшли почувствовала себя виноватой, непонятно почему. — Я приехала за Коулом.

— Класс Коула в другом конце здания, — Кэри выпрямилась и убрала волосы с лица. Она выглядела уставшей, словно несла слишком тяжелую для нее невидимую ношу.

— Я... — Эшли пожала плечами и решила быть откровенной. — Я видела Райана и подумала, что смогу догнать его, но он ушел.

Кэри закатила глаза и стала складывать учебники. Она сказала, стоя спиной к Эшли:

— И что ты хотела ему сказать?

— Знаешь ли, Кэри, я не стараюсь усложнить твою жизнь, — Эшли вздохнула. — Но если ты спросишь меня, Райан намного лучше...

— Я тебя не спрашиваю! — голос Кэри был резким, и Эшли отступила на шаг. — Кроме того... — она вытерла руки об юбку и помолчала. — Кроме того, Райан думает так же, как я. То, что было между нами, осталось в прошлом.

— Райан так сказал? — Эшли и раньше думала, что ее сестра не в своем уме. Но если она думает, что Райан Тейлор больше в нее не влюблен, она точно нуждается в помощи. — Райан будет любить тебя до самой смерти. Как ты думаешь, зачем он пришел сюда?

Кэри посмотрела на Эшли.

— Чтобы сказать мне, что молится обо мне.

— Вот видишь! — Эшли всплеснула руками. — Конечно! Он ждет, когда у вас с Тимом все закончится. Конечно же, он молится.

— Совсем не так, — глаза у Кэри были влажными, и теперь Эшли жалела уже, что начала этот разговор. — Он молится о том, чтобы мы с Тимом были счастливы вместе.

В этом было что-то странное, но у Эшли не было времени анализировать ситуацию сейчас. Ей надо было забрать Коула. Кроме того, не было смысла спорить. Кэри решила остаться с Тимом, какой бы несчастной она при этом ни стала.

— Слушай, прости, что я все это начала, — Эшли сделала паузу, и, хотя после такого разговора естественным было бы обнять сестру, она просто сказала:

— Пока! — и помахала рукой, направляясь к классу своего сына. Когда она пришла туда, ее родители уже пообещали Коулу обед в его любимом ресторане.

Эшли подумала о покупках, которые ей еще надо было сделать, и пожала плечами. Она не хотела обременять родителей, но, если они сами предлагают...

— Прекрасно. Везите его на обед. Я заеду за ним позже.

Ее мать взяла ее за руку и пожала:

— Поехали с нами.

Эшли вспомнила недавний разговор отца с пастором.

— Все нормально. Поезжайте. У меня есть дела, — она наклонилась и потерлась с Коулом носами. — Не огорчай бабушку и папу.

Коул моргнул:

— Конечно, мама, — он протянул ей лист бумаги, сложенный в виде яркой коробочки с крышкой. — Вот, я сделал это для тебя! — он улыбнулся. — Учитель сказал, что это самый лучший рождественский подарок.

Она открыла подарок, и внутри оказалась цветная картинка с Младенцем Иисусом и надписью: «Иисус любит меня, я знаю». Эшли позволила своему взгляду задержаться на словах, и сомнения охватили ее. Иисус должен любить Коула — кто бы не любил его? — но, похоже, о ней Он не очень-то заботится. Она улыбнулась своему сыну и взъерошила его волосы:

— Спасибо, дорогой! Ты настоящий молодец.

Через пять минут Эшли заехала на заправку в паре километров от церкви. На вывеске было написано, что нужна предоплата, и она застонала, ища в своем кошельке двадцатидолларовую банкноту по дороге к зданию. Магазины скоро закроются, и ей надо поспешить. Перед ней в очереди в кассу стояло три человека, и она нетерпеливо оглядывалась вокруг, все еще думая об утреннем разговоре с сестрой. Кэри сошла с ума, раз отпускает такого парня, как Райан Тейлор.

Очередь продвинулась вперед, и что-то привлекло внимание Эшли. Она присмотрелась и увидела серебристый «шевроле», подъезжающий к парковке. Водитель выглядел знакомым, а когда машина приблизилась, у нее уже не было сомнений.

Это был Райан; она не могла не узнать его профиль. Эшли смотрела, как он выходит из машины, читает вывеску и идет внутрь. Она восхищалась им. Она не увлекалась спортом, но кто бы не оценил такую фигуру? Если бы только он не был влюблен в Кэри...

Он сразу же заметил ее.

— Привет, Эш, как дела? — он слегка обнял ее, с улыбкой во взгляде.

— Хорошо, — она широко улыбнулась и взглянула на него. — Ты выглядишь великолепно, как всегда.

— Да что вы, мэм, спасибо, — он приподнял одну бровь. — А уж вы-то как великолепны!

Вот чем Райан отличался от Лэндона, подумала она. Райан не был в нее влюблен. Он мог смеяться с ней, дразнить ее, и она не боялась во время беседы с ним, что он сделает ей предложение.

Она скрестила руки и наклонила подбородок.

— Я видела сегодня в церкви, что ты говорил с Кэри.

Его глаза слегка расширились от удивления.

— Эшли Бакстер была в церкви?

В очереди их разделяло несколько сантиметров, и Эшли ткнула его локтем под ребра.

— Да, ладно... Я вовсе не испытываю отвращения к этому месту, — она встряхнула головой и заправила прядь волос за ухо. — Я приехала за Коулом, но мои родители уже составили планы на сегодня. — Она повернулась, чтобы встретиться с ним взглядом. — Ты убежал, и я даже не успела с тобой поздороваться.

Глаза Райана потускнели.

— Я подарил твоей сестре открытку с Рождеством.

— Ах! — Эшли кивнула. — Моей верной сестре.

Подошла очередь Эшли. Она заплатила за бензин, вышла, заправила машину и подошла к машине Райана. Райан смотрел на Эшли, опираясь о дверцу.

— Кэри поступает правильно.

Эшли вздохнула и посмотрела на далекое покрытое тучами небо.

— Он опять сделает то же самое.

— Им теперь надо думать о ребенке, — Райан пожал плечами. — Мне кажется, он больше не будет ей изменять.

Она прищелкнула языком и покачала головой в отчаянии.

— Кэри должна была быть с тобой.

Райан улыбнулся и приподнял подбородок, выражение его лица изменилось.

— Это сложный вопрос.

Кто-то позади них загудел, желая попасть к освободившейся колонке. Райан открыл дверцу и забрался внутрь:

— Ты обедала?

Эшли нравилась его небрежная улыбка, от нее она чувствовала себя желанной.

— Нет, — она покрутила на пальце свои ключи. — Умираю от голода.

Он указал в сторону ее машины:

— Поезжай за мной.

— Хорошо, — ответила Эшли, не успев подумать. Она побежала обратно к своей машине, и ее переполняли самые разные чувства. Обед с Райаном Тейлором? Что подумает Кэри? И о чем думает Райан?

Она поехала за ним, упрекая себя за разыгравшееся воображение. Райан знал ее с тех пор, как ей было девять лет.

Ему было одиноко, и он просто хотел поболтать часок со старой знакомой.

Вслед за ним она приехала в салат-бар, который ей тоже нравился. Уже пообедав, они еще целый час болтали о жизни и смеялись, вспоминая прошлое.

Райан откинулся назад и положил локти на стол.

— Я объелся.

Эшли отложила вилку и салфетку.

— Я тоже.

Она всегда говорила себе, что ей не нужен мужчина, но после того, как она так приятно провела время конкретно с этим мужчиной, она была готова пересмотреть свои убеждения. Ей хотелось, чтобы этот обед продолжался вечно. Он никогда меня не полюбит, напомнила она себе. Я всегда буду для него младшей сестренкой Кэри.

Но, как только у нее появилась эта мысль, Райан посмотрел на нее с более серьезным выражением:

— Почему мы никогда не делали этого раньше?

— Ну... — сердце Эшли замерло, — я всегда была младшей сестренкой Кэри, — она дразнила его, и он улыбнулся в ответ. — Хотя я была влюблена в тебя до того дня, когда мне исполнилось двенадцать.

В глазах Райана заплясали огоньки:

— Когда тебе исполнилось двенадцать? — он приоткрыл рот, словно потрясенный таким откровением. — И ты отказалась от меня уже в двенадцать лет?

— Видишь ли... — Эшли посмотрела на потолок, а потом опять на Райана. — Я думаю, тогда ты встречался с другой, — она приподняла подбородок, притворяясь оскорбленной. — Я была серьезной двенадцатилетней девушкой, знаешь ли. Ты просто не умел ценить под брекетами во мне ту женщину, которой я была.

Они оба засмеялись, и Райан наклонился вперед, всматриваясь ей в глаза:

— Знаешь, мне было хорошо тут с тобой.

У Эшли слова замерли на устах. Она же твердила себе, что из ее увлечения Райаном Тейлором ничего не выйдет. Вся семья всегда знала: он — парень Кэри. Это невозможно.

Действительно?

Почему она так застеснялась? Она двигала пальцем хлебные крошки на столе:

— Мне тоже.

— Мы должны были сделать это уже давно, — он улыбнулся ей. — После того, как тебе исполнилось двенадцать.

— Да, — она ухмыльнулась и постаралась представить себе, о чем он думает. — Слушай, а ты занят? Я имею в виду сейчас?

Его глаза искрились.

— И к чему ты клонишь?

— У меня есть идея.

— Выкладывай, — Райан поднял руки вверх. — В любом случае это лучше всех моих планов на сегодня.

— Давай сделаем рождественские покупки, — она выпрямилась. — Мне надо поехать в магазин. А так как Коул у моих родителей...

— A y меня нет ничего для тети Эдит, женщины, у которой есть все, — он хлопнул ладонью по столу. — Поехали!

Остаток дня они провели вместе, покупая игрушки и другие подарки, смеясь над другими посетителями магазинов.

В одном из отделов они увидели голову манекена, лежащую на груде свитеров.

— Чудесно! — Райан замедлил шаги, потер затылок, а потом пошел дальше. — Тетя Эдит всегда хотела иметь вторую голову. Свою она все время теряет. Интересно, они продадут ее мне?

Они хохотали так, что вынуждены были остановиться, чтобы перевести дыхание. Повернувшись к витрине с головой, Райан обнял Эшли за плечи.

— Ну, сестренка, расскажи мне, почему такая красивая девушка, как ты, все еще одна.

— Это просто, — она отогнала от себя мысли о Париже и ухмыльнулась. — С двенадцати лет я никого не любила.

— Эй! — они шли дальше, и он шутливо легонько ткнул ее в ногу носком ботинка. — Я серьезно.

Она вздохнула, все еще не отойдя после приступа смеха.

— Парни есть. Мне просто никто не интересен.

Он медленно кивнул:

— Достаточно честно.

Когда они закончили делать покупки, уже вечерело. Должно быть, ее родители, как обычно, упаковывают рождественские подарки, и она знала, что должна забрать Коула. Но им с Райаном хотелось есть, и Коул мог подождать. Все равно ему веселее с родителями.

Они купили пиццы по дороге домой и отвезли ее к Эшли. Райан бросил свою куртку на стул, войдя в комнату, и присвистнул:

— Очень мило.

Эшли положила пиццу на стол и вернулась в гостиную. Когда они вошли в ее дом, что-то между ними изменилось. Глядя на Райана, который ходит по комнате и рассматривает ее картины, она поняла, что случилось.

Исчезла непринужденность. Она уступила место чему-то, о чем им некогда было думать.

Он оторвался от картин, и его взгляд был полон восхищения.

— Это все твои работы?

— Да, — она не могла удержаться от улыбки. — Все мои.

— Эшли, это потрясающе, — Райан обратил внимание на одно из ее произведений. Ее сердце растаяло. Это была ее любимая работа — пейзаж на закате, с высокой травой, которая качалась на ветру, и старым амбаром на заднем плане. Райан посмотрел на нее через плечо:

— Это должно висеть в музее.

Она никогда не хвасталась своими работами. Ее родители никогда не одобряли ее желания стать художницей. Обычно ей казалось, что проще рисовать для себя. Когда ее родители приходили к ней в гости, обычно они делали замечания о картинах разве что мимоходом. Что-то вроде: «Мило, Эшли» или «Тебе, наверное, пришлось над этим поработать».

Коул был единственным, кто искренне восхищался ее картинами.

До сих пор.

Райан кивнул в сторону заката:

— Какая история стоит за этой работой?

Впервые кто-то попросил у нее объяснить значение картины, и она была польщена этим невероятно.

— Она напоминает мне о доме, — ее голос был мягким. — Так я видела его, когда была ребенком.

Следующие двадцать минут она объясняла ему историю создания своих полотен. Он считает, я всем это рассказываю, думала она. Но эти истории были отражением ее души, и она ни перед кем ее не открывала.

Во всяком случае, в Блумингтоне.

Райан и Эшли пошли на кухню, чтобы поесть пиццы, а после еды он потянулся:

— Мне надо идти.

Она ухмыльнулась:

— К тете Эдит?

Надвигалась ночь, и Эшли хотелось задержать его еще на несколько часов.

— Да. Самолет прилетает в девять.

Эшли постаралась выглядеть равнодушной.

— Ей понравятся конфеты. Но вот голова манекена — это был бы действительно чудесный подарок.

Они оба смеялись, когда шли к двери, и Райан обнял ее за шею, привлек к себе в знакомом объятии. Когда объятие закончилось, его рука, однако, осталась на месте. Он привлек ее так близко, чтобы видеть ее лицо.

— Мне было хорошо сегодня, Эшли.

Она опять засмущалась, такое случалось с ней только несколько раз за всю жизнь — а сегодня дважды за один день.

— Мне тоже.

Атмосфера изменилась, она вдруг наполнилась таким сильным влечением, что Эшли стало трудно дышать. Улыбка Райана угасла, он продолжал ее обнимать. В его глазах светились настойчивые непроизнесенные вопросы, и, не успели они сказать друг другу ни слова, как все преграды между ними исчезли. Райан медленно и нежно приблизил свое лицо к ее лицу и поцеловал.

Это не был страстный поцелуй мужчины, который хотел ею воспользоваться. Напротив, это был поцелуй, который намекал на возможность. Он поцеловал ее во второй раз, и тут Эшли почувствовала напряжение в его теле.

Он отстранился, переводя дыхание, и взял ее за плечи.

— Эшли, — он покачал головой, — я не должен был этого делать.

Она почувствовала себя так, словно ее окунули в воду. Слова Райана не имели смысла. Разве не он предложил вместе пообедать? Разве не он весь день толкал ее локтем, обнимал, обхватывал руками? Дрожь пробежала у нее по спине, и она отступила назад. Что бы ни говорил Райан, он не мог отрицать, что его влекло к ней, после того, как они провели вместе сегодняшний день.

— Целовать меня — не преступление, Райан, — она без колебаний, прямо посмотрела на него, вынуждая признать свои чувства. — Мне уже не двенадцать лет.

Райан застонал и посмотрел на паркетный пол. Когда он поднял глаза, она увидела в них невероятную боль.

— Ты чудесная, Эшли. Ты заставляешь меня смеяться, и, когда я рядом с тобой, я чувствую себя лучше, оптимистичнее смотрю на жизнь, — он уронил голову и потер шею.

Она сделала шаг вперед. Если его надо убедить, она была готова сделать это.

— Мы знаем друг друга уже вечность, — она положила руку ему на плечо. — Что бы ни произошло сегодня, мы оба чувствуем это, — ее голос превратился в шепот. — Разве я не права?

Райан посмотрел вверх, и на лице у него была тоска.

— Ты имеешь в виду, что меня к тебе влечет? Да, это так, — он убрал ее руку со своего плеча и взял в свои ладони. — Но с моей стороны было нечестно тебя целовать, заставлять тебя думать, что я могу быть с тобой в таком качестве.

Быть им отвергнутой было мучительнее, чем что бы то ни было, с тех пор, как она вернулась домой из Парижа. Слезы навернулись ей на глаза, и она освободила руку. Она сдерживалась, но говорила гневно, когда она, наконец, заговорила:

— Это все Кэри, да? Ты боишься влюбиться в меня из-за нее, да?

— Нет, я не боюсь, — он оперся о дверной проем. — Кэри любит своего мужа, и так должно быть. Мои отношения с ней закончились.

Эшли провела рукой по волосам:

— Я не понимаю, Райан. Тогда что?

Он ничего не ответил, и Эшли вдруг поняла. Хотя Райан никогда больше не увидит Кэри, сердце его не свободно. Она отступила на два шага назад и решительно скрестила руки на груди. Она знала только один способ спастись от холода, который вдруг проник в комнату.

— Еще слишком рано, да? — она закусила губу, чтобы она не дрожала, и у нее вырвался медленный печальный вздох. — И сколько времени ты будешь любить ее?

Она затаила дыхание, ожидая его ответа. Райан потянулся за своими ключами, его глаза были влажными. Потом он сделал шаг к двери и произнес только одно слово:

— Вечно.

* * *

Уезжая из дома Эшли, Райан скрипел зубами и изо всех сил сжимал руль. О чем он только думал? Он покачал головой, потянулся, чтобы выключить радио, и понял ответ. Он вообще не думал с того момента, как пригласил Эшли на обед. Что произошло на заправке, отчего он сошел с ума?

Он знал ответ и на этот вопрос. Она смеялась, дразнила его, льстила ему и так была похожа на Кэри, что болело сердце. Как мог он сопротивляться? Почему бы не провести день с прекрасной одинокой женщиной, которую он знает большую часть своей жизни? Конечно же, Кэри не возражала бы, если бы они провели денек вместе.

Райан не замечал времени и радовался жизни больше, чем мог себе представить еще совсем недавно. Поход за покупками напомнил ему о другой поездке. Они с Кэри после смерти его отца поехали в магазины. В тот день он впервые признался ей в своих чувствах.

Но только когда он поцеловал Эшли в дверях ее дома, он полностью отдал себе отчет в своих побуждениях.

Как бы ужасно это ни выглядело, то, что он был сегодня с Эшли, было способом обмануть свое сердце, ослабить боль от новой утраты Кэри. Эшли и Кэри были так похожи, что он почти убедил себя, что это и есть Кэри.

Но, хотя внешне Эшли была почти отражением старшей сестры, на этом сходство между ними кончалось.

Кэри была доброй и полной сострадания, преданной почти до безумия. Эшли была свободной, артистичной, упрямой и независимой, ее утомляли условности. И, как он обнаружил, удивительно уязвимой и жаждущей внимания. Было нечестно целовать ее, неправильно заставлять ее думать, будто у него есть серьезные намерения, когда на самом деле их не было. Его влекло к Эшли, и да, он прекрасно провел с ней время. Но она никогда не будет той женщиной, которая ему нужна. Каждый раз, когда он смотрел на нее, он не мог не думать о Кэри.

Чувство вины терзало его всю дорогу домой. Он подъехал к ранчо, остановился, закрыл машину, прошел на кухню и сел за стол. Перед ним лежал контракт, как и все последние дни. Его уникальный шанс.

Он колебался только по одной причине. Хотя они с Кэри никогда не будут вместе, Райану все же нравилось жить здесь: нравился сладкий запах дикой травы вокруг его дома в Клир-Крик; общество Блумингтона, увлеченное семейными ценностями и академическими достижениями; его друзья и знакомые; воспоминания об отце.

Райан посмотрел на контракт и испустил покаянный вздох.

Теперь, в свете вечера с Эшли, — и того поцелуя, который только запутал ее, — ему казалось, что оставаться нет смысла. Каждый раз, когда он проходил мимо университета, он думал, верен ли Тим Кэри. Каждый раз, когда он шел в церковь, он гадал, не встретится ли с ними. А когда родится малыш, ему придется постоянно думать о том, что, если бы все сложилось иначе, этот ребенок был бы его. И, когда он будет встречаться с Эшли, все тоже будет не так, как раньше.

Он пробежал глазами первую страницу контракта и вдруг понял, как поступить правильно. Разве он не мечтал быть тренером настоящей команды, когда перестанет играть сам? Разве не на это он надеялся, когда опять встретил Кэри в первое воскресенье?

Он схватил ручку и придвинул к себе документ. Подписывая его, он думал о будущей работе, которая изменит его жизнь и заставит переехать на Восточное побережье, где он будет оставаться много лет.

Он всегда говорил себе, что, если ему подвернется возможность стать тренером профессиональной команды, он оставит за собой дом и свою землю. Но теперь, в свете решения, которое он только что принял, место жительства не казалось таким уж важным. Райан подумал, что после праздников позвонит в агентство недвижимости. Потом он сообщит новость тренерам из школы Клир-Крик.

И через несколько недель, которые пролетят незаметно, он упакует свои вещи и начнет жизнь снова в городе Нью-Йорке.

Подальше от Кэри Бакстер, так далеко, как только возможно.

Глава 27

Подруги всегда говорили Кэри, что пятый и шестой месяцы беременности лучше всех остальных, и, когда наступил февраль, Кэри с ними согласилась. Ее родители устраивали вечеринку в честь дня рождения Брук, и Кэри с радостью отметила, что освободилась от утренней тошноты и отеков, которые появились у нее на ногах в первое время беременности. Теперь избыточным весом, который ей приходилось носить, был лишь ребенок, и ее сестры единодушно уверяли ее, что у нее будет мальчик.

— Ты выглядишь так же, как я, — говорила ей Эшли почти каждый раз, когда смотрела на Кэри. — Такая тоненькая и с мячиком впереди.

Кэри знала, что должна еще поправиться в следующие месяцы, но не представляла, как это возможно, ей казалось, что ее кожа и так уже растянута до предела, а много есть она перестала еще месяц назад. Она думала о ребенке, которого не доносила, и благодарила Бога за то, что этот ребенок выжил.

Консультации с Тимом шли лучше, чем она мечтала. Хотя у него и возникало искушение, но пить он перестал еще до Рождества. Раз в неделю они ходили куда-нибудь вместе, просто чтобы поговорить о своих успехах и о том, что ждет их в будущем.

На столике рядом с ее кроватью были навалены книги о том, чего следует ожидать в период беременности, а по вечерам они с Тимом обсуждали их, рассматривали рисунки в альбомах и пытались представить себе, как выглядит их ребенок: сформировались ли уже его глаза, есть ли у него уже волосы.

— Мне кажется, мы все это уже выучили наизусть, — Тим обнял ее, когда они сидели дома однажды вечером. Физические отношения приходилось восстанавливать, но с каждой неделей проявления привязанности становились все естественнее.

— Я никак не могу начитаться. Мне кажется, что срок никогда не подойдет.

— Должно быть, это всегда так. Один у тебя ребенок или пять.

Кэри верила в это.

Ребенок продолжал ворочаться и шевелиться внутри нее, и, несмотря на предсказания сестер, она была уверена, что это девочка. Они с Тимом обсуждали, как ее назвать, и остановились на Джесси Рене, в честь ее прабабки, верующей женщины, о которой Кэри слышала, но никогда не видела. Если это будет мальчик, его решили назвать Тимоти Джозеф — сокращенно Ти-Джи. Но Кэри была уверена, что имя для мальчика было всего лишь мерой предосторожности.

Они с Тимом решили ждать рождения ребенка и потом удостовериться, права ли она, на обследованиях она просила врачей не выдавать ей тайну.

Тим стоял рядом с ней, пока доктор водил прибором у нее над животом во время обследования, глядя на маленький монитор.

— Кэри, это здоровый ребенок...

— Не говорите мне! — она подняла руку, и Тим с доктором улыбнулись.

— Я просто пошутил. Ты не узнаешь от меня правды, даже если мне заплатишь.

— Мы и так платим, — поддразнила Кэри. — Но не говорите мне ничего, ладно?

С каждой проходящей неделей, с каждой новой стадией развития плода, благодаря их усердным стараниям и Богу, Который помогал исцелять их брак, Кэри все острее ощущала, что они все разделяют с Тимом. Иногда ее вдруг переполняла радость и чувство благодарности, сердце распирало от восторга, а глаза щипало от слез. И хотя иногда она думала о Райане, ей больше не было больно от мысли, что они расстались.

Его тоже ожидало в будущем нечто хорошее — он согласился стать тренером «Гигантов» из Нью-Йорка. Он позвонил ее родителям и попрощался перед отъездом, попросив их передать ей новость. Она была рада за него и уверена, что его новая работа — еще одно проявление Божьей милости в их жизни. Это была работа, о которой он всегда мечтал.

Кэри взяла стопку тарелок из китайского фарфора и начала расставлять их на столе. Сегодня вечером соберется все семейство Бакстеров — впервые после каникул, когда они обедали вместе. Кэри с нетерпением ждала этой встречи.

Сегодня вечером они впервые увидят новую подружку Люка, которая должна была приехать во время десерта.

Кэри и Эрин обсудили ситуацию во всех подробностях и в шутку — как обычно — решили, что у девушки нет никаких шансов, потому что она окажется в окружении сестер Люка.

— По крайней мере, он знает, что нам не все равно, — засмеялась Эрин, когда они говорили об этом раньше.

— Да, — ухмыльнулась Кэри. — Она не знает, куда попала.

Она закончила накрывать на стол, Эрин с Эшли помогали матери на кухне. Восхитительный аромат блюд, приготовленных их матерью, уже наполнял весь дом: сочный жареный цыпленок, свежие овощи с базиликом и розмарином, знаменитый зерновой хлеб, который она тоже пекла сама. Они выросли на этой еде, которая была одновременно и здоровой, и очень вкусной.

— Еда влияет на наши ощущения, на нашу внешность, на наше поведение. Даже на то, как мы любим, — всегда говорила мама, и никто не сомневался в ее правоте. Она была специалистом по питанию и иногда подрабатывала, составляя меню для больницы, до того, как заболела.

— Моя задача — убедиться, что все вы умеете правильно питаться.

У Кэри заворчало в желудке, и она погладила свой живот. Тебе тоже нравится, как готовит бабушка, да, малышка Джесси?

Ее отец вернулся домой с работы и сел рядом с Тимом, который смотрел бейсбольный матч по телевизору. Потом приехала Брук со своей семьей, разговоры вокруг Кэри становились громче. Кэри скучала по этим звукам после того, как покинула дом, — и Эрин будет скучать по ним, если ее муж согласится на работу в другом штате, как он планировал.

Люк вошел в кухню и поставил свой рюкзак на пол рядом со столом.

— Я говорил вам про Риган, верно? Что она заедет на десерт?

Кэри смотрела, как ее мать отрывается от помешивания бобов в кастрюле и смотрит на рюкзак.

— Отнеси его в свою комнату, пожалуйста.

Люк схватил рюкзак:

— Я ведь говорил?

— Да, Люк. Мы постараемся хорошо себя вести.

Кэри увидела, что Эшли закатывает глаза, сливая жидкость из тушеных овощей.

— Не беспокойся, Люк. Мы постараемся не снимать маску.

— Не цепляйся ко мне, Эшли. Может быть, тебе бы лучше уйти к тому моменту, когда придет она?

Элизабет вздохнула:

— Прекратите, вы оба. Постарайтесь быть добрее друг к другу. В конце концов, сегодня день рождения Брук.

— Хорошо, — Эшли повернулась к Люку спиной.

Кэри смотрела и думала, что, скорее всего, Эшли так же страдает от того, как изменились их отношения, как и Люк. Она такая сердитая, Боже. Покажи мне, как я могу помочь ей.

Люк пожал плечами и улыбнулся Кэри:

— По крайней мере, остальные мои сестры будут вести себя с Риган хорошо, — он вышел из кухни, держа в руках рюкзак, и побежал вверх по лестнице.

Брук ворвалась на кухню, тяжело дыша и хмурясь.

— Брук, посмотри-ка на игру! — Питер позвал ее из другой комнаты.

Брук буквально на мгновение посмотрела на экран телевизора и отсутствующе кивнула.

— Мама, где ибупрофен Коула? — она поморщилась. — У Мэдди опять температура. Мы уже думали, что не сможем приехать.

— Когда она заболела? Я слышала от Тельмы с нашей улицы, что трех детей положили в больницу с болью в горле только за прошлую...

Разговоры продолжались, пока не был готов обед. Тогда все десять собравшихся — все, кроме Мэдди, — сели за стол.

— Давайте помолимся, — их отец склонил голову и ждал, пока все замолчат. — Господь, мы благодарим Тебя за эту семью, за то, что Ты позволил нам собраться вместе, и за день рождения Брук. Спасибо Тебе за то, что Ты сотворил ее, чтобы она была рядом с нами, и пусть следующий год станет годом открытий и благословений для ее семьи! Благослови эту пищу, чтобы она напитала наши тела. Во имя Иисуса, аминь.

Почти сразу же разговоры возобновились.

— Передай мне цыпленка.

— Мама, у тебя опять получилось! Все так вкусно пахнет!

— Никто не умеет печь такой хлеб.

— Папа, ты что-нибудь слышал про грант, который больница берет для постройки нового крыла? Говорят, что там будет еще сорок палат.

— Эшли, твой бывший тренер по теннису начал ходить в нашу церковь. Он передавал тебе привет.

Все говорили одновременно, но, похоже, все понимали друг друга и участвовали в беседе. Элизабет, Джон и Эшли говорили о курсах живописи, на которые она ходила. Муж Эрин, Сэм, хотел знать, сколько времени осталось до рождения ребенка Кэри, а Эрин начала рассказывать об одном из своих детсадовцев, который в тот день, когда они говорили о домашних питомцах, принес с собой мороженую рыбу. Когда смех затих, Люк начал подробно описывать недавнюю победу своей команды.

Кэри знала, что ей надо запомнить этот обед на многие месяцы, когда она будет заботиться о своем новорожденном и учиться быть одной семьей с Тимом и ребенком. Вскоре обед закончился, начали убирать посуду, когда прозвучал звонок в дверь.

— Должно быть, это Риган, — Эшли коварно улыбнулась Кэри и остальным. — Надеваем маски.

Эрин и Брук захихикали, и Люк кивнул им.

— Спасибо, — он с прищуром посмотрел на Эшли, потом встал из-за стола. — Она может сесть рядом с Кэри.

Кэри посмотрела на Эшли и наклонила голову:

— Ну же, Эш, веди себя прилично. Он и так нечасто приводит домой девушек.

Эшли наклонилась над столом и прошептала:

— Я хорошо себя веду. Я просто сказала всем, чтобы они вели себя как можно лучше, — она откинулась назад и приподняла брови. — В конце концов, не многие девушки соответствуют идеалу Люка.

Когда Люк и его новая подружка вошли в комнату, разговоры прекратились, все замолчали.

— Там снаружи метель, — сказал Люк, вешая пальто Риган на стул и сметая с ее головы снег.

Все смотрели на Риган. Она была высокой, спортивного сложения, более ширококостная, чем большинство девушек, с которыми встречался Люк. Судя по непринужденному виду, с которым они общались, Кэри решила, что они дружат уже давно. Она подумала, женится ли ее брат на этой девушке.

Люк представил всех, потом они с Риган сели рядом, как можно дальше от Эшли. Когда все сели, они спели для Брук «С днем рожденья тебя».

— Тебе ведь тридцать пять, да? — поддразнил ее Люк. Она уже открыла подарки, и в свой Люк вложил пакетик витаминов для людей пожилого возраста.

— Тридцать, спасибо тебе большое, — Брук приподняла подбородок и улыбнулась.

Питер наклонился и поцеловал ее в щеку:

— Хотя ты выглядишь не старше, чем на двадцать один, дорогая.

— Ах, пожалуйста, думаю, это и есть ее подарок на день рождения, — Эшли покачала головой и подмигнула Брук. — Никто не заслуживает такого комплимента, даже в свой день рождения.

Риган говорила мало, больше смотрела и слушала, отвечая на замечания Люка, сделанные шепотом, нежной улыбкой.

Джон первым вовлек ее в разговор:

— Скажи нам, Риган, как ты связалась с этим сумасшедшим парнем? — он ткнул локтем Люка, который сидел рядом с ним.

Риган засмеялась, и Кэри решила, что она ей нравится. Казалось, что ей легко среди Бакстеров, в ее глазах было что-то искреннее, настоящее. Мама и Эрин подали пирог.

— Ну... — Риган посмотрела на Люка, и Кэри заметила это. Как бы давно эти двое ни встречались, их отношения были серьезнее, чем с его предыдущими девушками. В глазах у Риган было выражение, не вызывавшее сомнений.

Она любила Люка.

Риган продолжала:

— Люк играл в школьном спортзале, и туда пришла я со своим мячом. Им не хватало одного человека, но... — она явно поддразнивала Люка, — кое-кто решил, что я не могу играть с ними.

— Мама, — Люк поднял брови и воткнул вилку в кусок пирога перед собой, — я уже говорил тебе, как ты хорошо готовишь?

— Продолжай, Риган, — ухмыльнулся Джон. — Мне очень интересно.

Риган кивнула и обвела глазами сидящих за столом. Она явно не была застенчивой, но не была и дерзкой или навязчивой. Кэри посмотрела на сестер и увидела, что они тоже заинтересовались историей. Даже Эшли. Эта девушка была очень славной. Она завоевала их хорошее отношение за считанные минуты.

Последовал рассказ о том, как Люк не хотел пускать Риган в свою команду. Так что, когда освободилось место в другой команде, Риган заняла его.

Люк начал вставать.

— Никому ничего не нужно в гараже? Я буду прятаться там, пока...

Риган потянула его за рукав, и он сел. Она наклонилась и повернула к нему насмешливый взгляд.

— Подожди. Твой отец попросил меня рассказать, вообще-то.

Люк застонал, а Риган негромко засмеялась.

— Наша команда выиграла, но я не думаю, что это покорило его сердце, — она с насмешливым любопытством посмотрела на него. — Ведь я права?

Люк оперся о стол обеими локтями и закрыл глаза.

— Ну вот, начинается.

Риган наклонилась вперед.

— Я думаю, дело в том последнем ударе, благодаря которому мы выиграли матч, — она кивнула, словно прочитала на его лице подтверждение своих слов. — Да, дело было в этом.

Джон так смеялся, что покраснел.

— Пора было кому-то показать ему, как это делается.

Все за столом засмеялись, а потом опять начали разговаривать. Выяснилось, что Риган выросла в Северной Каролине и получала стипендию, играя за волейбольную команду университета Индианы. Она ходила в церковь в кампусе и, похоже, ее вера была спокойной и искренней.

Когда Риган и Люк поехали в кино полчаса спустя, Кэри и остальные молча ждали, когда закроется входная дверь. Потом они посмотрели друг на друга и засмеялись, как делали, когда Люку было тринадцать и за ним заходила соседская девочка.

— Мне кажется, я слышу свадебные колокола, — воскликнула Эрин и заговорщически наклонилась к матери. — А вы, ребята?

Кэри улыбнулась:

— Она мне понравилась.

— Определенно. Через годик, — Брук потянулась и посмотрела на часы.

— Согласна, — Эшли поднялась и стала убирать тарелки для десерта. Кэри была благодарна сестре за то, что она вела себя вежливо в присутствии Эрин, и теперь ее реакция казалась искренней.

Элизабет только тихо улыбнулась и пожала плечами:

— Никогда не угадаешь. У Бога есть планы на все. Возможно, Риган — есть Его план для Люка.

Разговор продолжался, но после замечания матери Кэри больше не прислушивалась к нему. Правда ли это? Конечно, в Писании так сказано, но все-таки: насколько конкретны эти планы? Для каждого?

Кэри закусила губу, голоса вокруг нее затихали. Слушалась ли она Бога, когда встречалась с Райаном? Или же не поняла Божьего плана?

Она посмотрела на Тима, который увлекся беседой с мужем Эрин. Даже теперь, глядя на него, она ощущала не только любовь, но и боль.

Она подумала, как медленно шло исцеление, каким болезненным оно на самом деле было, как дорого ей стоила измена Тима. Например, физическая близость по-прежнему оставалась проблемой. Как бы ей ни хотелось все исправить, она замирала каждый раз, когда Тим прикасался к ней. Консультант сказал, что пройдут месяцы, прежде чем это изменится.

Задумавшись, она встала из-за стола и начала собирать оставшиеся десертные блюдца. Консультант подошел к проблеме осторожно.

— Будем решать проблемы постепенно, — сказал он им на встрече в первую неделю, когда они пришли к нему после семинара. — Физические отношения восстанавливаются со временем, когда возвращается доверие. Пока я советую вам избегать интимной близости, — он объяснил ряд правил, которыми они должны были руководствоваться в своих физических контактах. Обниматься хорошо, сказал он, и целоваться тоже, если им этого хочется; но все остальное было чрезмерным, по крайней мере, пока он не решит, что они уже готовы к этому.

Слова консультанта доставили Кэри облегчение. Очевидно, однажды они снова будут заниматься любовью и радоваться этому. Но пока она не могла представить себе близости с Тимом. А что если он будет сравнивать ее со своей студенткой? Что если он чем-нибудь заразился?

Об этом они тоже говорили. Консультант сказал им, что это решается просто. Тим должен был пройти анализы. Дважды. Первая проверка была через неделю после встречи с консультантом, она ничего не показала. Вторая должна была состояться через несколько недель.

Кэри вздохнула и понесла блюдца на кухню. Она вдруг задрожала. Она не могла представить себе, что было бы, если бы Тим не захотел вернуться домой. Должно быть, они развелись бы, когда родился бы ребенок.

Ее мать была права. У Бога есть план.

Нет смысла оглядываться назад и думать, пошла ли она налево в то время, как Бог хотел, чтобы она пошла направо. Какие ошибки она ни совершала бы в жизни, сегодня Бог хочет, чтобы они с Тимом возродили свой брак — каким болезненным ни был бы этот процесс. Ее задача — верить, что Бог склеит обломки их жизни и превратит их в нечто прекрасное.

Консультант сказал в тот день одну вещь, о которой она не думала раньше.

— Для того, чтобы оправиться от измены, нужно не меньше года, и за это время вы будете проходить через разные стадии, — он перевел взгляд с Кэри на Тима. — Вы оба боролись с чувствами к другим людям, но ответственность здесь лежит на вас, Тим. Эти стадии больше повредили Кэри, по крайней мере, на поверхности.

Он говорил потом об осени, времени гнева, зиме, времени скорби, весне, времени исцеления, и лете, времени нового роста.

Это значило, что испытывать гнев нормально — он был даже полезен Кэри, иногда она еще злилась. Она стала мыть тарелки, краем уха слушая, что в гостиной говорят о Риган и Люке.

Кэри трудно было оставаться рядом с Тимом даже после того, как он вернулся к ней. Иногда она чувствовала ненависть к нему, в какие-то ночи ей неприятно было даже спать с ним в одной комнате.

Но таких моментов становилось все меньше, они уходили все дальше, и она видела руку Господа в отношениях между собой и своим мужем. Со временем, с каждой новой консультацией, она постепенно проходила эмоционально полный круг. Она опять чувствовала любовь Тима к себе и была уверена, что их ждут новые шаги в танце их отношений.

Новые шаги. Вот к чему все вело. Они оба должны были научиться шагам, которые объединили бы их, танцу, который увлек бы их навсегда. Танцу, который соответствовал бы Божьему плану их жизни. Она вытерла руки полотенцем. Ее мать была права. У Бога есть план для каждого, и этот период восстановления отношений с Тимом был частью плана ее жизни.

Снег шел еще сильнее, чем раньше, и в прогнозах обещали, что слой снега достигнет более чем полуметровой высоты. По дороге домой Тим и Кэри заехали на рынок и запаслись продуктами на неделю, на всякий случай.

Когда они ехали домой, дорогу занесло снегом и ступеньки, ведущие к их входной двери, побелели.

Кэри сидела на пассажирском сиденье и смотрела на ступеньки:

— Ты думаешь, это безопасно?

Тим проследил за ее взглядом:

— Что?

— Ступеньки, — она повернулась к нему, одной рукой поддерживая круглый живот. — Раньше шел дождь. Что, если под снегом лед?

— Нет, — он посмотрел на часы. — Еще рано. Лед образуется позже.

Она чувствовала, как ребенок шевелится под ее пальцами.

— Ты правда думаешь, что все нормально?

— Дорогая, там нет никакого льда, — он широко улыбнулся и открыл дверцу машины. — Я пойду вперед и покажу тебе.

Он пробрался через сугробы и обернулся на нее, делая ей знак, что все хорошо, поднялся на первую ступеньку и поскользнулся. Потом, как в кинокомедии, взмахнул руками и упал на спину, утонув в снегу.

— Ох! — Кэри выбралась из машины и подошла к Тиму так быстро, как только могла. — Дорогой, с тобой все в порядке?

— Думаю, да, — он говорил неразборчиво, и, когда Кэри подошла к нему, она поняла, почему. Его засыпало снегом, и у него была белая борода. На лице виднелись только глаза. Он был похож на снеговика.

Они смотрели друг на друга мгновение, раскрыв глаза, потом Тим выплюнул снег изо рта:

— Я же говорил, никакого льда.

Кэри почувствовала, что начинает смеяться, глядя на выражение лица Тима. Вдруг она не смогла удерживать этот смех. Он полился из нее так, как не случалось уже много месяцев, и она упала рядом с ним в снег, прижимая свое мокрое лицо к его лицу и громко смеясь.

Когда Тим поднялся по ступенькам и помог ей сделать то же самое, они уже смеялись так, что не могли дышать. Когда они упали на диван в гостиной, у Кэри были слезы на глазах.

— Видел бы ты свое лицо...

— Ну давай, смейся над бедным травмированным человеком...

— Бедный ты мой травмированный снеговик...

Они продолжали смеяться до полного изнеможения. Только тогда Кэри поняла то, чего не понимала раньше. Они впервые смеялись вместе, по-настоящему смеялись, с тех пор, как Тим ушел.

После нескольких месяцев гнева, предательства и невыразимой печали семя любви и смеха внутри них осталось живо. Если они могли сегодня смеяться вместе, после долгого времени осени и зимы, описанных консультантом, это могло означать только одно.

Приближалась весна.

Глава 28

Молитва составляла такую же естественную часть жизни Джона Бакстера, как и дыхание, но иногда желание помолиться было абсолютно непреодолимым. Обычно такая сильная потребность была связана с образом кого-то, кого он любил, — одного из детей или Элизабет. Вот уже несколько недель такого не случалось, и вдруг на следующее, после обеда в честь дня рождения Брук, утро ему захотелось молиться. Сначала он не мог понять, что происходит, вроде бы это не связано с детьми, женой или внуками. Джон подождал, когда уйдет последний пациент, и закрылся в своем кабинете. Почти тут же встал на колени и закрыл глаза.

Что случилось, Господи? У кого-то беда?

Долгое время стояла тишина, потом у него в сознании возник образ Кэри. Вот оно что! Он должен помолиться о своей второй по возрасту дочери. Конечно. Ребенок должен был родиться только через три месяца, но сегодня утром у нее встреча с врачом. Может быть, что-то не так, какое-то осложнение. Он стал обдумывать все возможные варианты как медик, которых, разумеется, было много.

Он стал страстно молиться о Кэри и ее нерожденном ребенке, о защите, милости, доброте и благодати. Прежде всего, он молился о том, чтобы Бог ускорил исцеление отношений между Кэри и Тимом, чтобы они стали такой семьей, которой хотела Кэри и которая нужна была ребенку.

Обычно, когда Джон молился, он чувствовал облегчение. Но на этот раз, чем дольше он стоял на коленях, тем более отчаянную потребность в Боге он испытывал. После получаса молитв о дочери он, наконец, замолчал.

Что еще, Господи?

Тут перед его внутренним зрением возникло другое лицо, которое Джон не ожидал увидеть. Зная, чего ждет от него Бог, он закрыл глаза и подумал о человеке, который ему вспомнился. Муж Кэри, Тим. Джон молился о Тиме так, как давно уже не делал, прося Господа быть рядом с этим человеком, где бы он ни был, дать ему надежду, очищение и спасение, о которых он даже не мечтал.

Теперь, закончив молитву, он испытал мир и уверенность в душе. Но он чувствовал что-то еще. Что-то тревожное. Он быстрее, чем обычно, собрал вещи и поехал домой. На полпути он осознал, что беспокоили его не мысли, наполнявшие сознание. Беспокоило его чувство надвигающейся беды; чувство, что, как бы усердно он ни молился и как бы быстро ни ехал, случится нечто ужасное.

* * *

Профессор Тим Джейкобс тоже в тот день собирался с работы домой, когда ему в голову пришла идея. Сейчас он по пути остановится у цветочного магазина и купит Кэри самый большой букет красных роз, какой у них будет.

В конце концов, им было что отпраздновать.

Во-первых, ровно через три месяца должен был родиться ребенок. Но этот день был для них особым и по другой причине. Они опять начали смеяться. Вечер накануне был самым лучшим за многие месяцы. Даже годы. Тим не мог даже вспомнить, когда случалось подобное. Впервые Тим почувствовал, что Кэри действительно простила его — а не только хотела простить — и что в конечном итоге у них все получится. Чтобы отметить это, требовалась, по меньшей мере, дюжина роз.

Была и еще одна вещь, которую стоило отметить, нечто, о чем он предпочитал не раздумывать слишком много: Анжела ничего не делала, не преследовала его, не появлялась. Сначала он был уверен, что она позвонит ему или придет в кабинет, смущенная его внезапным отъездом и уверенная, что сможет заставить его передумать. Но, похоже, она все поняла из его записки. В день его ухода она оставила ему множество голосовых сообщений, но потом не беспокоила.

Хотя иногда у него возникало желание позвонить ей и попросить прощения, он знал, что лучше следовать мудрому совету консультанта. Ему надо держаться подальше от нее, чего бы это ни стоило. Их отношения закончились, и пути назад нет.

Тим собрал нужные ему бумаги в папку и уже выходил из кабинета, когда раздался звонок телефона. Обычно так поздно ему никто не звонил, и он хотел не брать трубку, но потом передумал. Что если это Кэри? Может, какие-то проблемы с ребенком или она хочет, чтобы он что-нибудь купил. Тим поставил свой портфель у двери, зажал под мышкой стопку бумаг и взял трубку.

— Алло?

Послышался странный звук, и через несколько секунд Тим понял, что на другом конце провода кто-то плачет. Внутри у него все сжалось.

— Кэри?

Никто не ответил, но тихий плач прекратился. После паузы Тим услышал:

— Это я.

Голос Анжелы потряс его, словно его ударили. Тим присел на край стола и сглотнул. Он боялся этого звонка.

— Привет.

Она шмыгнула носом.

— Я... я знаю, что ты вернулся к жене. Но я должна была тебе позвонить. Кое-что случилось, — снова начались всхлипывания. — Тим, я... я беременна.

Когда смысл слов проник ему в сознание и душу, Тим медленно соскользнул со стола на пол, папка, которую он зажимал под мышкой, упала рядом. Он прижал голову к поднятым коленям и постарался успокоить отчаянно бьющееся сердце.

Сотня разных страхов охватила его, тошнота подступила к горлу быстро и неотвратимо. Если Анжела действительно беременна, то все, за что он цеплялся, все его надежды на то, что однажды они с Кэри будут образцовой семьей, — все будет уничтожено в одно мгновение.

Он закрыл глаза и представил себе двух детей от двух разных женщин, которые будут знать о грехах своих родителей так же четко, как свои имена. Даже если Кэри захочет остаться с ним после того, как у Анжелы Мэннинг родится его внебрачный ребенок, они никогда не смогут стать полноценной семьей, чего он так отчаянно хотел.

И все это — даже смерть мечты — исключительно его вина.

— Тим, ты слышишь меня? — он услышал новые слезы в голосе Анжелы и растерянность, которой она никогда не показала бы раньше.

Он глубоко вздохнул. Пол больше не казался ему таким уж устойчивым.

— Я слушаю.

— И... что мне делать?

Он старался обдумать случившееся, принять то, что произошло.

— Ну, хорошо, — ему придется рассказать об этом Кэри первым, принести ей такую новость сегодня вечером. Последнее, чего ему хотелось, — это видеться с Анжелой Мэннинг без ведома жены. — Ты уверена? Ты сделала тест?

— Конечно, я уверена, — она фыркнула. — Да что с тобой, Тим? Ты ведь говорил, что любишь меня, верно? Когда двое людей живут вместе не одну неделю, беременность вполне реальна.

Он знал, что должен ей сочувствовать, и он сочувствовал. Ему было, правда, жаль ее, и еще больше — ее будущего ребенка. Что-то в ее тоне казалось ему теперь крайне неприятным, заставляло сомневаться в том, что он когда-то любил эту женщину. Никогда не любил. Она была просто развлечением, ошибкой. И от этого все было еще хуже.

— Мне очень жаль, Анжела, — слезы наполнили его глаза. Это было слишком мягко сказано. — Я не знаю, что сказать.

После паузы она опять всхлипнула.

— Нам надо поговорить.

— Хорошо. Завтра в полдень в моем кабинете.

Повесив трубку, он снова начал собирать вещи. В груди все болело, казалось, что сердце разрывается. С этого мгновения ничто в его жизни уже не будет прежним.

Теперь он должен был поехать домой и сказать все Кэри.

* * *

Дирк Беннет замерз, как никогда в жизни. Пальцы онемели, зубы стучали. Но сам он этого не осознавал, глубоко внутри горел огонь — страсть, от которой ночь казалась почти теплой. Он выглянул из своего пикапа и посмотрел на окна квартиры Анжелы.

Скоро, детка моя, скоро.

Маленький футляр лежал на переднем сиденье рядом с ним, и он потянулся к нему, чувствуя, как руки хрустят при этом движении. Они были такими мускулистыми, что ему трудно было их сгибать. Нежно и осторожно он открыл футляр и посмотрел на кольцо с бриллиантом, которое купил больше года назад.

Он наденет это кольцо на палец Анжелы, когда она скажет ему «да».

И Дирк не сомневался в том, что такой момент наступит скоро. Он следил за квартирой Анжелы регулярно в последние месяцы, меняя свое расписание, и с каждым днем убеждался, что был не прав насчет профессора. Он больше не ездил к Анжеле.

В то же время Дирк утроил количество препаратов, которые принимал. Он улыбнулся. Таблетки — лучшее, что случалось с ним в жизни, после Анжелы. На него засматривались все девушки, посещавшие спортзал студенческого городка.

Теперь она не могла его отвергнуть.

Он закрыл футляр, положил его на сиденье и открыл бардачок. Жизнь была бы проще, если бы профессор Джейкобс держался подальше от его девушки.

Дирк моргнул и потер кулаками бедра. Он представлял себе разные сцены, образы Анжелы заводили его. Девушка и профессор за обедом. Вот они идут, держась за руки, заходят в квартиру и тушат свет.

Вдруг у него все перед глазами потемнело и стало расплывчатым. Дирк вцепился в руль и перевел дыхание. Он ненавидел профессора Джейкобса за то, что он сделал. Если бы не он, Анжела никогда не оставила бы Дирка, если бы профессор не ухлестывал за его девушкой, жизнь была бы...

Дирк ударил кулаком по панели, где осталась вмятина глубиной в несколько сантиметров. Он посмотрел на свои пальцы и увидел на них три кровоточащие ранки. К путанице эмоций в глубине его души примешался страх. Что со мной происходит? Этот поступок освободил его от ярости, но не до конца. Он открыл бардачок и посмотрел на оружие, лежавшее внутри, и понял все. Если он не прав, если профессор Джейкобс все еще видится с его девушкой, не обязательно пугать его, как Дирк изначально планировал.

Пора строить планы свадьбы, а не ждать, когда Анжела Мэннинг попадет еще в какую-нибудь историю. Нет, ситуация была намного серьезнее, и просто напугать профессора мало. Дирк вытер кровь о джинсы. Сейчас он будет решать проблему иначе — совсем по-другому. Даже если это будет стоить ему жизни.

Он завел мотор, открыл барабан револьвера и посмотрел внутрь. Прекрасно. Полностью заряжен.

Это значило, что ему не надо заходить в магазин. У него есть время пообедать и сделать домашнее задание. Потом он вернется, поднимется к Анжеле и вручит ей кольцо.

Ярость, которую он испытывал несколько мгновений назад, утихла. Он нормально себя чувствовал. Если никто не встанет у него на пути, к десяти часам вечера он и Анжела Мэннинг будут уже обручены.

Глава 29

Кэри сидела в будущей детской и пыталась решить, какой оттенок розовых обоев лучше подходит к пастельной обивке кроватки, которую они с матерью купили в то утро.

Неважно, что все — в том числе Тим — думали, что у нее родится мальчик. Она была уверена, что драгоценное дитя, растущее внутри нее, — девочка. Кэри почувствовала, как ребенок повернулся, и положила руку на живот. Резвая девочка.

Кэри не могла дождаться возможности увидеть дочь лицом к лицу, укачивать ее и смотреть, как Тим радуется первым мгновениям отцовства. Брук считала, что рождение ребенка усмиряет мужчину, и Кэри не сомневалась в этом. Она представляла себе, как Тим смотрит на плоть от плоти своей, лицом к лицу. Понимает, насколько уязвим ребенок, что каждое решение, принятое им теперь, будет влиять на малыша и его воспитание.

Это будет преображение, которое укрепит узы между ними.

Кэри ходила по комнате, рассматривая единственную, находящуюся здесь, детскую игрушку — белого орленка, который стоял на комоде. Это был подарок от Тима, первый подарок их малютке.

— Он белый, потому что Бог дал нам возможность начать все с чистого листа с рождением этого ребенка, — сказал он ей неделю назад, когда принес игрушку. Он подождал, когда они сядут у камина в тот вечер, прежде чем показал подарок. Кэри держала орленка в руках, рассматривая, как тщательно сделаны крылья, и радуясь, как приятно гладить плюшевое тельце.

Тим провел пальцем по игрушке и положил свою руку на руку Кэри.

— Это орленок, потому что семьи орлов живут вместе вечно. И, когда мы пройдем через все это, мы тоже будем вечно вместе.

Кэри моргнула, но воспоминание не уходило. Она взяла игрушку и поднесла ее к лицу. Белый синтетический мех был очень мягким, и она представила себе, как их дочь, несколько лет спустя, бегает с этим орленком, держа его за крыло. Это будет ее любимая игрушка, и, вероятно, к тому времени она станет грязно-серой, а мех сотрется. Но слова Тима об этой маленькой милой игрушке и ее значении останутся такими же свежими, такими же новыми.

Кэри услышала шум и повернулась. Ее муж смотрел на нее из дверного проема. С тех пор как они снова стали жить вместе, обычно он возвращался домой раньше, чем до своей измены. Так он пытался показать ей, что старается спасти брак.

— Привет, — она улыбнулась ему и помахала в воздухе около своего лица орленком. — Нашей девочке это понравится, — она поставила игрушку на место. — Я не слышала, как ты вошел.

Тим сделал попытку улыбнуться, уголки рта поднялись, но глаза остались печальными, под ними лежали глубокие тени. Он прошел по комнате и прикоснулся к ее плечу.

— Как у тебя дела?

Тревога сжала ее сердце.

— Хорошо, — она наклонила голову. — У тебя все нормально?

— Да, — он потер лицо, все еще держась за ее плечо. — Все хорошо. Просто устал.

Ей хотелось поверить ему, но его поникшие плечи и обеспокоенное выражение лица выдавали его.

— Ты уверен?

— Да, — он медленно вздохнул. — Мне надо поработать с бумагами. Я буду наверху.

Через час после ужина он нашел ее в гостиной, она делала записи в дневник. Тихо играла кельтская инструментальная музыка, в воздухе еще витал аромат жареного цыпленка.

Кэри подняла голову и встретила его вопросительный взгляд. То, что беспокоило Тима, не рассеялось, и она опять почувствовала внутри напряжение.

— Закончил с бумагами?

— Нет, — он глубоко вздохнул и засунул руки в карманы. — Мне придется вернуться на работу. Я кое-что забыл в кабинете.

— Ох, как неудачно, — Кэри сразу же подумала, не обманывает ли ее Тим, не хочет ли он поехать куда-то в другое место, а не на работу. Она отогнала эту мысль. Тим не обманывал ее; вот почему их примирение шло так удачно.

Она встала и потянулась, заставив себя говорить непринужденно:

— Хочешь, я поеду с тобой?

— Все нормально, — на мгновение казалось, что он замер на месте. Потом подошел к ней и взял ее руки в свои. — Можно мне сказать тебе кое-что? — его голос был тихим, но настойчивым.

— Конечно, — она задержала дыхание, отчаянно пытаясь понять, что творится в его голове.

Он крепче сжал ее руки.

— В том, что с нами случилось, виноват я, Кэри. Это полностью моя вина.

Она расслабилась. Так вот что это было? Запоздалый приступ вины?

— Это неправда, и ты знаешь это, — она нежно провела пальцами по его рукам. — Мы оба принимали неправильные решения.

Тим покачал головой:

— То, что ты была занята, не оправдывает моей измены. Как бы одиноко мне ни было.

Между ними повисло молчание, полное ожидания, словно Тим должен был сказать еще что-то очень важное. Она нахмурилась:

— Ты поэтому такой задумчивый сегодня вечером?

— Нет, — он всмотрелся в ее лицо, в глаза. Его рот был открыт, но, похоже, он не знал, что сказать.

— Что?

Он посмотрел на их скрещенные руки. Потом поднял глаза — они были влажными.

— Ничего. Просто... — она ждала, пытаясь прочитать его мысли. — Мне так жаль, Кэри. Я так виноват, ты даже не представляешь как.

Она мягко отняла у него свои руки, потянулась и обняла его за талию:

— Я все понимаю.

Он прижал ее к себе так сильно, как это позволил ее живот. Их лица были очень близко, и Кэри подумала, не соприкоснутся ли, наконец, их губы. С тех пор как они опять стали жить вместе, они только обнимались и держались за руки. Но теперь, когда он был так взволнован, поцелуй казался возможным.

Но Тим провел пальцем по ее бровям, по виску, нежно скользя по овалу лица.

— Я хочу, чтобы ты помнила кое о чем.

Кэри ждала, ее сердце сильно билось.

— Что бы ни случилось, я не хочу вновь причинить тебе боль. Никогда.

Их глаза встретились, расстояние между лицами постепенно сокращалось, и вот губы соприкоснулись. Слезы потекли по щекам Кэри. Она чувствовала их соленый вкус, поцелуй стал глубже. Это не было той страстью, которая когда-то связывала их, хотя Кэри подумала, что однажды вернется и она. Это был безгранично печальный поцелуй, в котором отразилось все, что они любили и потеряли и чего у них не будет больше никогда. Но в нем было и еще что-то. Это был поцелуй надежды, которую способен послать только Бог.

Кэри отстранилась первая. Она взяла ключи от машины с кофейного столика и дала их Тиму.

— Поезжай за своими бумагами. Я буду ждать тебя.

— Ты так прекрасна, — он всматривался в ее лицо, словно пытаясь запомнить его. — Ты — лучшее, что со мной случалось в жизни, Кэри, — он поцеловал ее еще раз. — Ты мне веришь?

— Верю, — она вытерла слезы и протянула ему ключи. — Верю всем сердцем.

* * *

Когда Тим попрощался и уехал, Кэри поняла, что это правда: она действительно верила ему. Она от всей души помолилась о том, чтобы дни обмана остались позади. Потому что после всего, что случилось несколько месяцев назад, она была уверена в одном.

Если Тим Джейкобс хотя бы еще раз предаст ее, это ее убьет. Даже если сердце ее перестанет биться через много лет.

* * *

Слезы струились по лицу Тима, когда он подъезжал к своему офису. Он вцепился в руль, злясь на себя. У него была прекрасная возможность рассказать Кэри обо всем, но он не смог этого сделать. Это было совершенно невозможно — не теперь, когда ее душа была полностью открыта, а выражение абсолютного доверия написано на лице. Он вздохнул сквозь стиснутые зубы. Теперь ему придется ждать до возвращения домой.

Он бы скорее бросился со скалы, чем сейчас рассказал Кэри, глядя в ее прекрасные глаза — глаза, которые верили в него, несмотря на его измену, — что Анжела Мэннинг беременна. Это было худшее из известий, какие он только мог вообразить, и он не представлял себе, как они переживут это.

Он отчаянно искал возможное решение, пока добирался до своего кабинета и рылся там в бумагах. Он уже собирался уезжать, когда ему в голову пришла отличная мысль.

Может быть, Анжела ошиблась насчет беременности. Может быть, она только подозревает это и хочет его поддержки на всякий случай. В любом случае, он вдруг подумал, что не хочет появления Анжелы Мэннинг в своем кабинете завтра в полдень. Ему надо разобраться с ней сегодня.

Он снова положил бумаги на стол. А что если он напишет Анжеле о своем решении быть верным Кэри? Потом заедет к ней, передаст ей письмо и скажет, что ему надо ехать. Он даже не зайдет внутрь. Просто передаст письмо, скажет, что его ждет Кэри, и уедет. Когда он приедет домой, он расскажет Кэри правду, и как-нибудь они найдут выход из ситуации.

План начал формироваться в его голове, и он сел, достал лист бумаги и написал письмо Анжеле. Он написал, что просит у нее прощения, и, если она беременна, он несет за это ответственность. Если она будет в чем-то нуждаться, он ей поможет, но больше никогда не отдаст ей свое сердце. Потому что, беременна она или нет, его сердце принадлежит его жене, как и должно было быть всегда.

Он засунул письмо в карман брюк, снова схватил стопку бумаг и пошел к своей машине. Когда он заводил мотор, у него возникло сильное ощущение, что надо изменить планы и ехать домой. Словно Сам Бог хотел предотвратить его встречу с Анжелой Мэннинг в тот вечер, любой ценой.

Вероятно, это чувство возникло оттого, что консультант советовал ему избегать Анжелы, что бы ни случилось. Тим знал, что это здравый совет. Но речь шла об опасности повторения романа, а сегодня вечером такой опасности не существовало. Он хотел заехать к Анжеле только для того, чтобы избежать публичной встречи с ней и, возможно, сцены на факультете.

Конечно же, Бог простит его.

Тим свернул на улицу, где жила Анжела, припарковался и закрыл глаза. Господи, умоляю, пусть окажется, что Анжела ошиблась! В любом случае, будь со мной.

Медленно, двигаясь, как человек вдвое старше своего возраста, Тим выбрался из машины и сделал первые шаги навстречу своему будущему. Будущему, о котором он так отчаянно молился и в котором не было Анжелы Мэннинг и внебрачного ребенка.

* * *

Дирк Беннет подъехал к дому Анжелы и выключил мотор. Он не видел смысла сидеть здесь. Он сжал футляр с кольцом в левой руке, настроенный более решительно, чем когда-либо.

Он открыл дверь машины и собирался выбраться из нее, но потом вспомнил об оружии. Профессора не было видно здесь уже несколько недель, даже месяцев. А вдруг он покажется сегодня? Что если после мучительного ожидания подходящего момента, после всех стараний и планов Дирка профессор Джейкобс приедет к Анжеле именно сейчас?

Гнев наполнил его при одной мысли о такой возможности, он быстрым движением выхватил револьвер из бардачка. Руки Дирка задрожали при мысли о том, что он увидит этого человека и положит конец этой истории раз и навсегда.

Потом он покачал головой, сделал медленный вдох и постарался расслабиться. Ничего не случится. Ничто не разрушит его планы. Он положил оружие на пассажирское сиденье рядом.

Ничего, разве что...

А если Анжела откажется от его планов их совместной жизни? Если профессор как-то убедил ее, что все, что было у нее с Дирком, — незначительно, ничего не стоит. Если она посмотрит на кольцо и посмеется над ним, не захочет его видеть, прикажет ему убираться из своей квартиры?

Эта мысль никогда не приходила к нему раньше.

Конечно, она отказывала ему раньше, но тогда она встречалась с профессором. До того, как он накачал мышцы и превратил свое тело в произведение искусства. Много часов утомительного труда, много стараний, много таблеток — и все это ради Анжелы Мэннинг.

Если она отвергнет его теперь, его жизнь, какой он ее знал, закончится.

Странное жужжание наполнило его голову, ему было трудно думать. Если она не скажет ему «да», он знал способ убедить ее. Он снова взял револьвер, крепко сжал его в руке и сунул в карман. Дирк не хотел ее пугать. Потом выбрался из грузовика и захлопнул дверь.

Он не сделал еще и нескольких шагов, как увидел Джейкобса.

Что это? У него галлюцинации? Дирк зажмурился на какой-то миг, ярость наполнила все его существо, сжала ему грудь, сердце и мозг. Видение не исчезало. Он видел, как профессор Джейкобс идет к парадному входу в дом, где была квартира Анжелы.

Гнев стиснул ему горло, почти задушил его. Дирк не мог даже набрать воздуха в грудь, пока не остановит этого человека. Он вынул оружие из кармана и побежал к профессору.

— Эй! — Дирк поднял револьвер, в висках у него пульсировала ярость. Лицо профессора окаменело от удивления, когда Дирк коснулся пальцем курка.

— Это тебе за Анжелу!

И со звуком ее имени на губах Дирк нажал на курок. Один раз. Два. Три раза, пока профессор не упал на дорожку, а него из груди не брызнула кровь.

Только тогда гнев отступил, и Дирк понял, что наделал.

Он смотрел на профессора, лежавшего на дорожке. Смотрел на красную лужицу, которая растекалась вокруг него. Потом он побежал к своей машине, сердце отчаянно колотилось.

Когда он отъезжал, он понял, что все погубил. Все мечты о женитьбе на Анжеле и об их совместной жизни, вообще все мечты о нормальной жизни, такой, как у братьев, в этот момент умирали, вместе с профессором Тимом Джейкобсом.

* * *

Когда Тим упал на землю, им овладели две непохожие друг на друга мысли. Первая была успокоительной: боль показалась ему очень слабой, хотя все три пули попали в грудь. В центре груди было жаркое щекочущее ощущение, но оно не сильно отличалось от того, что он испытывал бы, если бы лежал на дорожке просто так. Другая мысль волновала его больше: он не мог пошевелиться, даже немного. Именно это внушало ему не просто боль и страх, а ужас. Он так хотел убедить себя, что все в порядке, но ему было понятно: что-то не так.

Он услышал шаги, крики. Хотя он не мог открыть глаза, он знал, что рядом с ним Анжела.

— Тим! — она встала на колени рядом с ним, в ее голосе было отчаяние. Звучали и другие голоса, кругом собирались люди, и она закричала им:

— Позвоните 911!

Ее пальцы сжали его руку:

— Держись, Тим, — прокричала она и заплакала. — О Боже, нет!

Он чувствовал асфальт под собой. Асфальт и теплую текущую кровь. Отчаяние охватило Тима, и он изо всех сил попытался заговорить. Он должен был что-то сказать. Даже если это отнимет у него все силы, он должен был сказать это, пока не поздно.

Помоги мне, Отец... У меня беда.

Голоса встревоженных прохожих звучали вокруг Тима, кто-то отдавал приказания, кто-то бормотал, люди спрашивали друг друга, дышит ли он. Теперь Тим не чувствовал боли, только сильную потребность говорить.

— Остановите кто-нибудь кровь! — это был голос Анжелы.

— Он дышит? Проверьте, дышит ли он...

— Кто-нибудь вызвал скорую?

Тим не беспокоился обо всем этом.

Единственное, что было для него важно, — он умирал перед домом Анжелы Мэннинг. Когда Кэри узнает об этом, она подумает, что он обманывал ее во всем. А потом через шесть месяцев она узнает о ребенке Анжелы, и все будет еще хуже.

Он опять попытался найти необходимые слова:

— Анжела...

— Тим! — она сильнее схватила его за руку. — Держись, дорогой. Помощь вот-вот приедет.

Он боролся почти минуту и наконец смог открыть глаза. То, что он увидел, подтвердило его догадки о серьезности положения. На лице Анжелы не было ничего, кроме ужаса.

— Ах, Тим! — сказала она. — Кто это сделал?

Тим вспомнил сердитого молодого человека. Это тебе за Анжелу.

— Он... он тебя знал.

Понимание появилось в глазах Анжелы.

— Он был молодой?

Тим даже не пытался ей ответить. Неважно, кто в него стрелял; важно сказать то, что он должен сказать. Он подумал о письме в своем кармане и пожалел, что не может его достать. Вместо этого перевел дыхание. Пожалуйста, Боже... я должен говорить...

Он сглотнул, и наконец нашел слова.

— Прости... меня, — каждый слог давался ему с трудом, и в глубине души он понял, что умирает. — Насчет... ребенка, — он захлебнулся дыханием и услышал бульканье у себя в легких.

Кровь. Осталось немного...

— Нет, Тим, — плач Анжелы стал громче, и он почувствовал ее дыхание у себя на лице. Она заговорила шепотом, чтобы слышно было только ему. — Тим, я не беременна. Я... я обманула тебя, чтобы ты вернулся ко мне.

Что? Все это было ложью? Облегчение прохладной волной омыло тело Тима быстрее, чем кровь, что лилась у него из вен. Он еще раз вздохнул. Он не чувствовал своего тела, чувствовал только влагу на глазах.

— Не могла бы... ты... — от жидкости в горле он почти не мог говорить, — не могла бы... ты... сказать Кэри... что мне жаль. Скажи ей... я люблю ее.

Он видел боль в глазах Анжелы, но и сострадание.

— Не говори так, Тим. Ты сам еще скажешь ей это. С тобой все будет хорошо.

Он услышал сирены поблизости, потом шум шагов бегущих людей. Один врач из приехавшей бригады крикнул:

— Разойдитесь, пожалуйста!

Тим обрадовался приезду скорой помощи, но был уверен, что она опоздала. Анжела отпустила его руку, ее лицо исчезло во тьме. Он услышал беспокойство в напряженных голосах врачей.

— Дыхание слабеет.

— Мы теряем его, пульс...

Слова затихли. Он опять закрыл глаза. Вдруг Тим начал думать яснее, чем когда-либо, и его печаль стала еще сильнее. На самом деле все закончилось. Он никогда больше не увидит Кэри, никогда не возьмет ее за руки и не попросит прощения за то, что умер вот так, никогда не ощутит тяжести новорожденного ребенка на своих руках.

Год, проведенный вдали от Бога, стоил ему жизни, в конечном итоге.

Он представил себе Кэри и их ребенка и каким-то образом понял, что она была права. У них будет девочка. Нежная девочка, которая будет жить без отца. Но, как ни странно, вместе с печалью пришли слова, которые касались его сознания, как легкий ветерок.

Не бойся, ибо Я искупил тебя... Я назвал тебя по имени... ты Мой.

Слова, которые он учил в детстве, слова, которые процитировал пастор Марк и которые он обнаружил на первой странице своей Библии в тот день, когда вернулся домой.

Искупление. Он вспоминал это слово снова, и снова, и снова. Хотя он хотел верить в это, оно казалось ему невозможным. Но теперь он знал с абсолютной уверенностью правду того, что показала ему Кэри, что теперь Господь шептал его душе.

Не бойся.

Господь есть Бог искупления для каждого, кто покается и вернется к Нему. А Тим каялся до глубины своей ослабевающей души.

Я назвал тебя по имени.

Да, Господи.

Его сердце билось все реже, дыхание ослабевало, Тим был полон глубокой печали, глубокого сожаления о том, во что он позволил себе превратиться, о каждом своем поступке и решении, когда он предпочитал идти своей дорогой, а не слушаться Господа. Но, хотя его сердце было полно скорби, он видел во тьме лучик света. Он начинал ощущать любовь и мир, которые были так глубоки и безграничны, что это невозможно было представить.

Ты Мой. Не бойся.

Прости меня, Господи.

...ибо Я искупил тебя.

Да, Господи.

Ты Мой.

Медленно удаляясь от всего, что он знал в своей жизни, он чувствовал, как его скорбь превращается в глубочайший мир и любовь — любовь, которая вела его в объятия Отца.

Его последние мысли были простыми и глубокими. Он был несказанно благодарен за то, что не проведет вечность в аду.

Года, который он провел там, было уже достаточно.

Глава 30

Кэри не находила себе места от волнения, когда позвонил ее отец. Тим уехал почти три часа назад, а поездка должна была занять максимум сорок минут. Мысли о том, что могло с ним случиться, метались у нее в голове с такой скоростью, что она с трудом могла сосредоточиться.

Она схватила трубку после первого звонка:

— Тим?

— Кэри, дорогая, это я, папа, — голос ее отца был усталым, полным печали, сожаления и страха, такого голоса Кэри не слышала у него еще никогда. Даже тогда, когда болела ее мать.

— Тим задерживается, — сердце Кэри билось у нее в горле, и говорила она вымученно, автоматически. — Он должен бы уже быть дома.

— Дорогая, Тим в больнице. С ним произошел несчастный случай.

— Что? — она зажмурилась, колени дрожали от приступа страха. Пожалуйста, Боже, нет!

— Он... с ним все нормально?

— Нам надо поехать в больницу, — его тон все еще пугал ее. — Я заеду за тобой, дорогая.

— А мама?

— Она в церкви. Иногда ее библейские уроки продолжаются допоздна. Я оставлю ей записку, чтобы она поехала в больницу вслед за нами, — он заколебался. — Я уже выезжаю.

Повесив трубку, Кэри была уверена, что ее отец знает больше, чем сказал ей, но слишком страшно было задавать вопросы, которые роились у нее в сознании. Что случилось с Тимом? Несчастный случай в университете? Кто-то ехал на красный свет, или он во что-то врезался?

Она ждала перед домом, накинув на себя пальто, которое уже не застегивалось на животе, и сильно дрожала, когда подъехал ее отец. По дороге в больницу она обхватила себя руками и старалась говорить спокойно. Но когда она произнесла первые слова, зубы ее стучали.

— Как ты... он позвонил тебе?

Ее отец не отрывал глаз от обледеневшей дороги.

— Врачи скорой знали, что он — мой зять. Они подумали, будет лучше, если я позвоню тебе.

Остаток дороги они молчали. Когда они вошли в больницу, один из друзей ее отца, доктор из скорой помощи, быстро отозвал их в отдельное помещение. Он попросил их сесть.

Кэри хотелось завопить, накричать на этого человека. Скажите мне, что случилось! Не хочу я садиться. Я хочу видеть своего мужа! Но вместо этого она послушно села, словно ее тело понимало то, что ум отказывался признавать.

Ее отец заговорил первым:

— Я сказал Кэри, что произошел несчастный случай. Это все, что она знает.

— Правильно, — у седеющего доктора было доброе лицо, но его выражение было очень серьезным. — Боюсь, что у нас плохие новости.

Тогда Кэри поняла: случилось что-то очень плохое. Что-то намного более страшное, чем ей представлялось.

— Где он? — спросила она. — Мне не нужны подробности. Мне просто надо...

— Кэри, — доктор взял ее за руки и посмотрел ей в глаза, вынуждая выслушать до конца. — В твоего мужа стреляли.

Комната начала вращаться у нее перед глазами. Не могло быть и речи о том, чтобы дышать и говорить. Отец обнял ее за плечи и прошептал:

— Кэри, держись...

Шелестящий звук у Кэри в голове не позволял ей сконцентрироваться. Она отчаянно пыталась понять слова доктора, но мало что понимала. Что-то насчет трех пуль. Обширное кровотечение. Реаниматологи сделали все, что могли.

Как бы она ни старалась вслушиваться, слова этого человека смешивались в какую-то кашу, — кроме последних, которые вдруг прозвучали ужасающе понятно:

— Он не выжил, Кэри. Мне очень жаль.

— Нет! — она вырвала у доктора свои руки и прижала их к своему распухшему животу, отказываясь понимать. Это невозможно. — Нет! Тим в своем кабинете. Ему надо было забрать какие-то бумаги. Должно быть, вы перепутали.

Отец крепче обнял ее и задал еще один вопрос:

— В него стреляли на территории университета?

Даже в своем отчаянии она увидела, как изменилось лицо доктора:

— В жилом квартале... рядом с университетом.

В этот момент судороги пронзили Кэри, и от боли она вся сжалась. Нет, только не это, пожалуйста, Боже, нет!

Звуки, которые она издавала, превратились в тоскливые стоны, которые рвались из ее горла снова, снова и снова, пока она сама не перестала узнавать свой голос. Ее отец обхватил ее своими сильными руками и держал ее крепко — она не знала, сколько времени, — пока она не успокоилась. И тут пришли вопросы, полные тоски вопросы, о которых она не хотела думать, но все-таки должна была получить ответ.

Она подняла голову и уставилась на доктора сквозь льющиеся слезы:

— Ее арестовали?

Доктор нахмурил брови. Он посмотрел на Джона Бакстера и опять на Кэри.

— Мне говорили, что стрелял молодой человек, девятнадцати лет. Он убежал с места преступления, но полиция нашла его. Он во всем признался.

Лучик надежды пронзил мрак в душе Кэри:

— Так он не был в квартире Анжелы Мэннинг?

Доктор заколебался:

— Думаю, что был.

Надежда умерла.

— Мисс Мэннинг вызвала полицию. Она станет главным свидетелем, когда дело будет рассматриваться в суде, — он наклонился вперед и внимательно всмотрелся в нее. — С тобой все в порядке?

Кэри кивнула:

— Думаю, да.

Судороги отпустили ее, но облегчение, которое она испытала, быстро ушло под натиском вопросов. Но самым важным из них был один.

Почему?

Почему после того пути, который они успешно прошли вместе, Тим обманул ее и поехал к Анжеле Мэннинг?

Почему кто-то стрелял в него?

И почему Бог позволил ему умереть?

У нее болело все, от колен до локтей. Ее тело дрожало все сильнее с каждой минутой, словно холод, который проник в нее, никогда не уйдет.

Отец приблизился и прошептал ей на ухо:

— Мне так жаль, Кэри.

Ее желудок опять сжался, но не так сильно, как раньше. Она закрыла глаза. Нет, это не может быть правдой. Вся эта история — всего лишь дурной сон.

— Скажи мне, что это неправда, папа, пожалуйста, — простонала она, отчаянно ожидая какого-то знака, что все это ложь. Когда знака не последовало, она всхлипнула громче. — Почему? Почему, Боже? Почему Тим? Почему сейчас? Почему?

Она не получила ответа ни от отца, ни от доктора, ни даже от Бога — не в этот раз. Так что она сделала единственное, что могла сделать. Она стала плакать о Тиме и о себе, и об их будущем ребенке. Обо всех переменах, которые означала смерть Тима. В это мгновение она почувствовала, что часть ее умерла тоже.

Неописуемой мукой — хуже самой боли утраты — было узнать, что он опять солгал после всего, через что они прошли. Опять переживать, что она все же была недостаточно для него хороша. Из всех чувств, которые душили ее, самым горьким было осознавать предательство.

— Кэри, — даже для того, чтобы просто поднять глаза на доктора, ей понадобились все оставшиеся силы. Он протягивал ей листок бумаги. — Это было в его кармане, — глаза у врача были влажными. — Мне кажется, что это должно остаться у тебя.

Друг ее отца вышел, она развернула листок и попыталась сосредоточиться на словах, но ее руки так дрожали, что она ничего не могла понять. Ее отец мягко взял у нее бумагу и начал читать спокойным голосом, полным силы и скорби.

«Дорогая Анжела», — он сделал паузу, и Кэри подумала, что он смотрит на нее, пытается понять, не окажется ли для нее слишком большим ударом услышать последние слова ее мужа.

Сердце Кэри забилось вдвое чаще, и она сглотнула ком в горле. Его последние слова были обращены к Анжеле, а не к ней. Этот факт был как нож в сердце. Она на мгновение зажмурилась:

— Продолжай, папа. Я хочу это слышать.

Он взял письмо в правую руку, а левой взял ее за руку:

«Дорогая Анжела, я виноват в том, что случилось между нами, но ты должна кое-что знать. Я не хочу, чтобы ты приходила в мой кабинет завтра — и никогда. И я не хочу, чтобы ты мне звонила. То, что мы были вместе, было неправильно; это был обман, и я искренне об этом сожалею. Я не люблю тебя. Никогда не любил. Я люблю свою жену и собираюсь остаться с ней до конца своей жизни».

Новые слезы, теплые и успокоительные, наполнили глаза Кэри, и она уткнулась лицом в плечо отца. Ее окутал неземной мир, и она расслабилась. Тим был ей верен. Как бы ужасно это ни выглядело со стороны, он просто хотел объяснить Анжеле Мэннинг все, раз и навсегда. Последнее послание мужа освободило ее от боли предательства, но в сто раз усилило боль от утраты.

— Это все?

Лицо ее отца омрачилось, и он покачал головой:

— Есть еще одна фраза.

От страха у нее опять сжало желудок, и снова пришли судороги.

— Читай, папа, я должна знать.

Он кивнул и опять сосредоточился на письме: «Еще одно. Если ты беременна, я готов взять на себя ответственность».

— Что? — Кэри выдохнула это слово, и тошнота охватила ее. Она боролась с желанием побежать в туалет; вместо этого она замерла на месте, думая об этой ужасной возможности. Если Анжела беременна, их дети родятся с интервалом в несколько месяцев. Может быть, будут ходить в один класс в школе.

Она вспомнила, как расстроен и обеспокоен был Тим сегодня вечером, как странно вел себя. Теперь все стало понятно — и это привело ее в ужас.

Боль в животе опять проснулась, и она сжалась. Отец вышел в холл, и через секунду вернулся с доктором скорой помощи.

— У нее схватки, — объяснил ее отец.

Доктор нахмурился:

— Нам надо обследовать тебя, Кэри.

Он подошел, чтобы помочь ей, но Кэри выставила вперед руку:

— У меня все хорошо, — боль отпустила, и она выпрямилась. — Я должна видеть Тима.

Друг ее отца выглядел обеспокоенным, но кивнул.

— Его еще не обмыли. Ты скоро сможешь увидеть его после этого.

Она не могла ничего сказать, и ее отец ответил за нее:

— Спасибо, Майк. С нами все будет хорошо. Но приготовьтесь на всякий случай.

Доктор кивнул и вышел. Долгое время в помещении слышались только всхлипывания Кэри и нежные утешительные слова ее отца:

— Держись, Кэри. Мы пройдем через это. Бог поможет нам.

В глубине души она верила в это, верила, что как-то выживет, что с ее ребенком все будет хорошо, что когда-то она даже сможет стать счастливой. Только страшно было даже представить, сколько сил на это уйдет.

В данный момент она не была уверена, что помнит, как дышать, не говоря уже о том, чтобы заботиться о себе и ребенке без Тима. За несколько часов она потеряла своего мужа, свой брак, свои мечты о будущем. Все пропало. И даже если Бог поможет ей выжить, один вопрос продолжал терзать ее сердце.

Где Ты, Боже? Где Ты во всем этом? Кэри почувствовала еще одну схватку, но на этот раз слабее.

— Co мной все хорошо. Схватки ослабевают.

— Ты уверена? — ее отец мягко прижал руку к ее животу. — Преждевременные роды — это не шутка.

— Я уверена, — она вздохнула и уже собиралась попросить своего отца помочь ей попрощаться с Тимом, как в дверь постучали. Заглянула медсестра:

— Миссис Джейкобс, вас хочет видеть какая-то женщина. Говорит, это срочно.

Кэри посмотрела на отца:

— Наверное, это мама.

От мысли о том, что придется опять повторять ужасные подробности смерти Тима, ей стало плохо, но она хотела видеть свою мать. Она кивнула медсестре: