Искушение

Глава 24. Тихая мафия

Новый работодатель посчитал ниже своего достоинства вторично встречаться с мелкой сошкой. В фирме четко, пожалуй даже строже чем в армии соблюдалась субординация. Водитель распахивал дверку передо мной, секретарша поговорила как с равным, босс — проигнорировал. Женщина объяснила вкратце мои служебные обязанности. Показала распечатанный с компьютера договор. Молча подчеркнула фломастером сумму вознаграждения. Невольно присвистнул. Сумма обозначенная в долларах впечатляла. Она подняла на меня глаза и улыбнулась, сверкнув белизной ровных жемчужных зубов между розовыми губами.

— Привыкайте.

— Такие деньги долго отрабатывать прийдется.

— Вы против?

— Не знаю. Это мой первый опыт на гражданке. — Честно признался ей.

— Скучать не прийдется. Все документы для поездки за вертолетом и договор аренды уже оформлены.

— Ого, по деловому…

— В бизнесе иначе нельзя. Упустил время и тебя обошли конкуренты. Деньги потеряны.

— Много конкурентов?

— Хватает.

Секретарша объяснила, что фирма Пола строит по заказам новых русских, скоробогатеньких политиков и государственных чиновников высших эшелонов власти, виллы, дачи, целые поселки в уединенных, наиболее живописных местах подмосковья. Здания возводились по индивидуальным проектам, с учетом требований заказчиков из лучших импортных материалов высшего качества.

На строительстве работали бригады украинских и турецких рабочих. Расплачивались с ними только по завершению работ. Высчитывали затраты на питание, жилье, за производственные огрехи. Переделки выполнялись за счет бригад. Наказывали крепко, не рублём — долларом. Мистер Пол быстренько, не церемонясь, применил сильнейший материальный стимул для обеспечения добросовестной работы. Все сдавалось под ключ. Высаживались деревья и кустарники, подводились коммуникации, прокладывались шоссейные дороги. Поселки огораживались от остального мира заборами со стальными воротами и охранниками. По ночам периметр дополнительно охранялся собаками.

Мои будущие обязанности заключались в переброске по воздуху людей и срочных грузов из Москвы на стройплощадки. Грузы, объяснили, будут перевозиться не навалом в салоне, по-советски, а в специальных, аккуратных, заранее загружаемых на земле контейнерах. Вторая основная задача — вывоз на место строительства потенциальных покупателей жилья и доставка их обратно с максимально возможным комфортом.

Все это интересно, но прежде всего необходимо получить вертолет, облетать его на заводском аэродроме и пригнать в Москву. Оказывается по звонку из Москвы, заводчане уже провели инспекцию машины, отремонтировали, обслужили, заправили. Но в том как это сделано, насколько качественно и честно, следовало убедиться самому. Слишком уж часто у нас в стране привыкли спихивать с рук брачок. Как говорится — С глаз долой — из сердца вон. Деньги получили, а там трава не расти. Потом — это уже чужие проблемы. Тянуть резину в фирме не привыкли. Вылететь в Харьков мне приказали ближайшим прямым рейсом, всего через пару часов. Билет уже заказан. Документы готовы. Лишние вещи предложили оставить в здании управления, никуда они не денутся и за сохранность можно не волноваться.

Зная содержимое вещмешка и чемодана мне нечего особо волноваться вообще. Портфель, как обычно, упакован необходимыми в дороге вещами. Куртка — на мне.

Расписавшись за выданные на командировочные расходы деньги, проверив все платежные документы, доверенности и прочую бухгалтерию, в заключении церемонии введения в новую должность, получил у референта пластиковое шикарное удостоверение и конверт с билетом на самолет.

Водитель с машиной уже ждал у выхода. На сей раз это оказались Жигули девятой модели цвета мокрого асфальта. Водитель тоже новый — здоровенный парень с маленькой коротко остриженной головой, приплюснутыми к черепу ушами и свернутым набок носом. В его облике, в казавшемся коротковатом и тесном пиджаке, в несходящемся на шее воротнике рубашки, в чуть растянутом галстуке, в раздавшейся, раздобревшей после окончания регулярных выступлений, фигуре, проглядывал сложившийся стереотип боксера средней руки, закончившего бои на ринге. В остальном поведение нового шофера мало чем отличалось от действий водителя фирмы, возившего меня прежде. Та же предупредительность, молчаливое внимание, профессионализм вождения.

Машина зарулила на стоянку у здания аэропорта. Прошли через толпу возле билетных касс, к посадочному контролю. Водитель передал портфель, пожелал счастливого пути. Пройдя досмотр и регистрацию невзначай окинул взглядом толпящихся в глубине зала провожающих и неожиданно обнаружил среди них своего сопровождающего. Верзила стоял, тяжело привалившись массивным плечом к мраморной колонне. Его поведение абсолютно не соответствовало нормальному шоферскому стандарту, экс-боксер не поспешил домой, не рванул к площади подшабашить на приезжих, а стоял провожая меня. Стюардесса в голубенькой формочке повела пассажиров из накопителя на посадку и я увидел его вновь Видимо парню велели лично убедиться, что пассажир благополучно улетел, и он честно выполнял порученное. Обязательность подчиненных импонировала. На людей можно положиться. Следовательно, такого же отношения к работе ждали и от меня.

На заводе все действительно нашел дела в полном ажуре. Прямая продажа вертолета фирме оказалась не осуществима в рамках действующего закона. Местные ребята подмигивали и намекали, что нет ничего невозможного, но не хотелось брать на себя ответственность. Позвонил на фирму. Босс подтвердил мои опасения, не разрешил действовать окольными путями. Ему нужна абсолютно чистая, не замешанная ни в каком, даже мельчайшем криминале или противозаконном действии, машина для легального бизнеса.

После консультаций с юристами было решено заключить договор долгосрочной аренды. Все оказались довольны. Пол разыскал среди уволенных в запас вертолетчиков еще одного пилота, имевшего большой налет на машинах подобного класса. И хотя логика подсказывала назначить новичка командиром экипажа, этот вопрос даже не поднимался, им остался я. Нашелся и борттехник.

Димыч получив честно заработанные комиссионные, пребывал на седьмом небе от счастья и при первой же встрече начал отсчитывать причитающийся мне, процент. Я остановил его руку.

— Деньги сейчас не нужны. Зарабатываю на фирме более чем достаточно. Оставь. Тем более, что я получил эту работу с твоей помощью.

— Денег никогда не бывает достаточно, мой друг. — Назидательно сказал начинающий бизнесмен, но не сумел скрыть довольной улыбки, возвращая отложенные купюры в общую пачку. — Ладно, считай, что это твой вклад в наш общий бизнесс. Есть тут у меня кое какие наметки. Так, что не волнуйся — твоя доля в прибылях гарантирована.

Будучи не очень высокого мнения о комерческих способностях стародавнего дружка, промолчал. Будущее показало, что я здорово ошибался. Димыч нашел совершенно новую, никем не заполненную нишу в новом для него торговом деле. Связавшись с благотворительными организациями в Италии, Германии, а затем в Штатах стал покупать по чисто символической цене, на вес, контейнеры с бывшими в употреблении, забракованными, устаревшими или вообще сданными в благотворительные организации носильными вещами.

Наняв оказавшихся без работы и денег женщин, умеющих орудовать иглой и утюгом, Димыч развозил им на квартиры мешки набитые тряпками. Для мелкого ремонта и глажки. Надомницы приводили вещих в порядок, закладывали в полиэтиленовые конверты, к которым на конечном этапе сам Димыч или его доверенные родственники привешивали ярлык с новой ценой.

Цены Димыч, надо отдать ему должное, устанавливал божеские. Крутился среди людей и хорошо понимал их незавидное финансовое положение. Каждая вещичка, с учетом перевозки и обработки, обходилась примерно в двадцать центов, а продавалась за пару — тройку долларов. Бизнес стал преуспевать. Сначала торговля шла с машин. Затем Димыч с женой поставили лотки, а в конечном счете, арендовали помещение опустевшего галантерейного магазина с широкими зеркальными окнами, витринами и прилавками. Прямо напротив серой громады первого в Союзе многоэтажного бетонного дома. Дело пошло. Не оставлял Димыч и своего сельского, ремонтного кооператива, крутился целыми днями, договаривался, следил за работой сотрудников, ругался в банках, спорил с поставщиками, улаживал проблемы с заказчиками.

Мы встречались с ним все реже и реже, только во время прилетов на заводской аэродром для получения запчастей, перерегистрации машины, во время прохождения техосмотра и обслуживания. У босса имелась возможность проделывать все это в подмосковье или Казани, но учитывая незавидное соотношение украинской и российской валют, заводской аэродром стал предпочтительнее. Да и расстояние не особенно большое. Мне тоже приятнее наведываться домой, пить чай за старым столом на кухне. Наблюдать суматошную деловую мельтешню Димыча.

Друг обзавелся мобильным телефоном, ежеминутно выдергивал его из кармана, звонил кому-то, отвечал на звонки. Часто казалось, что звонки эти не от деловой необходимости, а просто из некоего детского, ребяческого желания повозиться лишний раз с новой, расчудесной игрушкой, недоступной очень многим другим, тщеславное чувство утвердить обладание престижной обновкой, продемонстрировать ее окружающим, просто подержать в руке гладкое пластмассовое тельце. Появился и немного подержанный Мерседес с неясным, темным прошлым. Димычу пришлось побегать, попотеть пока милиция зарегистрировала матового красавца и выдала номера.

Волжанка теперь большую часть времени простаивала на стоянке накрытая стареньким зеленым брезентовым чехлом. В один из приездов я отогнал ее на станцию обслуживания в Песочин, где по рекомендации всезнающего Димыча старушкой занялся один из лучших автослесарей, мастер старой закалки, старательный и добросовестный Алик. Он загнал машину на подъемник, облазил, покряхтел, поругался и назвал сумму в карбованцах. Приличную, надо сказать, по харьковским меркам. Я перевел ее сначала в рубли, а потом в доллары. Получалось вполне терпимо.

— Сделай пожалуйста все как надо. Поставь нормальные запчасти, не стесняйся, если что-то надо заменить. — Передал ему задаток в долларах.

— Вот это — в кассу. В карбованцах, а это — мне в зеленых, — сказал слесарь. И добавил, — Если уж делаю — это верняк. Люди мне доверяют. Сказал приезжать раз в год — значит на год свою работу гарантирую…. Если конечно не насиловать машину, нормально ездить.

Слово свое мастер сдержал. К моменту отлета из Харькова волжанка светилась как новенькая, отполированные бока блестели, промытые стекла сияли. Колеса обуты в новую резину. Все подтянуто, отрегулированно, заменено. Масло и бензин — заправлены. Вот только ездить некогда. Так и оставил снова под чехлом.

Специфика работы фирмы определила режим полетов вертолета. Нашему небольшому экипажу приходилось находиться в постоянной готовности к вылету. Это утомляло. Но так как все были холостяками, не обзаведшимися в силу превратностей судьбы семьями, то мы не роптали. Понимали уязвимость своего положения, когда на наши места немедленно нашлось бы достаточно желающих, выкидываемых ежедневно из армии и флота. Босс умел экономить деньги на всем. Так и здесь, предвидя подобный график работы и не желая тратиться на подменный экипаж постарался подобрать холостяков, всегда готовых лететь хоть к черту на рога, не требуя отгулы и сверхурочные.

Чаще всего перебрасывали с объекта на объект бригады рабочих, срочные грузы, упакованные в контейнер. Такое оперативное маневрирование ресурсами позволяло хозяину ни на минуту не сбавлять ритм стройки. Случалось капризные нувориши требовали каких-то невероятных наворотов, непредусмотренных договорами новшеств, улучшений или переделок, подсмотренных чаще всего их женами у друзей, либо в фильмах, наконец — в заграничном вояже. Новые русские готовы платить любые деньги возводя себе самое-самое, поражающее воображение приглашенных гостей, ласкающее взгляд и тешащее самолюбие скоробогатых буратин. Возводились дворцы и замки, бунгало и итальянские палаццо. Фирма без разговоров удовлетворяла все прихоти клиентов. При одном только условии — оплате в твердой зеленой валюте. И они платили. Наличными. Не скупясь.

Клиенты прямо лопались от сознания собственной значимости, вытаскивая свои увенчанные золотыми цепями тела из лимузина, доставляющего их прямо к вертолету с эмблемой фирмы Пола на борту. Экипаж встречал гостей у трапа в строгих темных костюмах, белых рубашках, при галстуках. После взлета борттехник разносил в салоне напитки, второй пилот по ходу полета рассказывал о прохождении маршрута. На месте предполагаемого строительства вертолет уже ждал джип с сотрудником фирмы или прорабом, который вез дорогих гостей прямиком на размеченные участки. Все это безусловно действовало на нуворишей, ублажало, что собственно и требовалось. Богачи мгновенно понимали размах и основательность фирмы, не перебегали к конкурентам, не мелочились при подписании сметы.

Как правило, за один вылет мы вывозили на объект только одного заказчика. Дело ведь тонкое, индивидуальное. Исключение делалось для чиновников по-мельче, тех вывозили иногда чохом, да и запросы оказывались пожиже. Мелькали среди клиентов и знакомые лица политических деятелей новой формации, не отстававших в улучшении своего быта от порожденных ими новых руских.

Промелькнули события девяносто третьего года. В начале босс нервничал, не знал на кого поставить. Придерживал вертолет возле себя на случай экстренной эвакуации семьи, но вскоре определился, стал вслух поносить Хазбулатова и Руцкого. Мы даже пару раз свозили его на встречи с генералами, ставшими вскоре клиентами фирмы. Отгремели пушечные выстрелы, опустел прокопченный, продырявленный снарядами танковых пушек Белый Дом, и все вновь стало на свои места. Разве, что у фирмы появились новые заказчики, а некоторые старые клиенты временно сменили места обитания на казенные дома. Получила фирма и свою долю заказов по восстановлению Белого Дома. Вот уж незавидная судьба российского парламентаризма, то его разгоняет революционный матрос, то сибирский мужик, то танковые пушки самого демократичного в мире министра обороны.

Время бежало вперед не задерживаясь на мелких казусах истории. Все чаще и чаще встречались фамилии возимых нами новоселов в газетных статьях о мафии, вокруг клиентов теперь толпились охранники, телохранители со стандартно короткими стрижками, низкими, деловито наморщенными лобиками, массивными фигурами с накачанными мышцами, с неприменными кобурами под расстегнутыми полами пиджаков, мобильными телефонами зажатыми в кувалдах кулаков.

Стали фигурировать счастливые застройщики и в списках покойников, находящих последний приют на престижных кладбищах в обществе знаменитых певцов, киноактеров, политических фигур ушедших в прошлое и криминальных паханов. Охрана не помогала, их стали чаще расстреливать, взрывать, просто по старинке резать в многочисленных бандитских разборках и стрелках.

Прилетев в очередной раз на родину попытался выяснить мнение Димыча о ситуации в деловом мире. Конечно, Украина не Россия, а относительно тихий, обнищавший Харьков близко не напоминает столицу криминальных разборок Москву, но процессы всюду идут одинаково, пусть с разной скоростью и интенсивностью. Не называя имен описал ему клиентуру фирмы. Подводя итог заключил — политики, чиновники, уголовные авторитеты, бизнесмены — все это одна шантропа, мафия.

— Ну и что с того? — Спокойно ответил друг. — То же мне новость.

— Тебя это не волнует?

— Нисколько. С чего это мне волноваться? У меня свой бизнес. Кому надо плачу. На остальное живу как никогда раньше не жил, так в чем же проблема? Политиков они покупают? А мне до этого дела нет. Чиновников? Я и сам куплю, если потребуется. Народное добро разворовывают? За границу капиталы вывозят? Молодцы. Подсоберу бабок, найду подходящую страну, где можно спокойно жить и вести дела. Глядишь — сам слиняю. Какое тут будущее? Нет его, ни для меня, ни для детей. Деньги за границей держат? Ну и слава богу! Целее будут. Я и сам… счетец на Кипре открыл. Налоги не платят? И я не плачу. Чего мне на этих…., - он кивнул на открытое окно из которого доносились обрывки пьяной брани, — свои бабки тратить. Да пусть пропадут пропадом. Хоть все упъются и передохнут. Мафия — это между прочим и для них благо.

— Ну это ты брат Димыч загнул! — Не выдержал я. — Еще могу допустить, что ты с ней как-то уживаешься. Ваши пути не перекрестились, слава богу. Тебя не сожрали. Но какой с нее прок простым гражданам?

— Все просто. Например дешевая водяра. Где теперь водочная монополия? Кто ей владеет? Что, думаешь в правительстве России идиоты сидят если от таких прибылей отказались? Нет уж. Значит кто-то свой, собственный, очень хороший куш заимел. И ему наплевать, что казна не получит в десятки, сотни, тысячи раз больше денег чем он сунул в свой, личный карман. Ему и его семейству хватит. И простым гражданам хорошо. Налогов на водяру нет, никто ее не инспектирует, качество не проверяет, следовательно она дешева и доступна. Дешевле хлеба. А если кто упъется, помрет, это уже его проблемы. Меньше народу — больше кислороду.

— Теперь возьмем среднего, рядового человека, нормального трудягу обремененного семьей. Во-первых, ему в большинстве случаев сегодня глубоко и смачно наплевать кто даст работу и заплатит бабки. Даже если это мафия. Бедняга сегодня замерз без тепла, ему нечем кормить детей, до жути опасно ходить по улицам. Гражданин смертельно, до печеночных колик боится мелкой шпаны с пером в кармане. Его страшат отморозки, заезжие домушники — любителей выпотрошить маленькие семейные ценности. Предприниматели в страхе перед беспредельщиками — рекэтерами.

Димыч передохнул и продолжил свой вдохновенный монолог.

— Пусть это покажется тебе парадоксальным, но и мафия также против этого мелкого дерьма. Вся эта шваль зря раздергивает ее, мафии законную добычу, уменьшает доходы. Ведь если меня обложили данью заезжие гастролеры, то не смогу заплатить свою долю серьезным людям, настоящим хозяевам города. И они это прекрасно понимают. Если пьяная шпана ограбила людей, то эти деньги не пришли в мои палатки, а следовательно, законная их часть не осела в кошельке мафии. Зачем же ей такая головная боль?

— Вот, представь себе, мафия сегодня дает деньги милиции, снабжает ее связью, транспортом, бензином… Каково? Зачем? Да, все очень просто! Для борьбы с таким вредным, неорганизованным преступным сбродом. Со всякой шпаной и шушерой. И, поверь, пока лично меня не трогают, мне глубоко наплевать кто защищает меня и мой бизнес, государство, милиция или мафия. Главное результат. Я плачу хорошие деньги и обретаю спокойную жизнь. Вот так-то, братан…

Он посмотрел на меня, хитро прищурив глаз.

— Не нравится, вижу, не нравится. Но таковы реалии нового мира. Хочешь в нем жить, привыкай. Забудь про совесть, про честь, которая смолоду… Обзаведись золотой цепью на шею и мобильником в кармане. Не думай сперва о Родине, думай всегда о себе. Забудь все чему учили гнусные училки, пионервожатые, замполиты и прочие комуняки. Закинь подальше патриотические книжонки, выкинь из головы песенки и побасенки из фильмов. Просто живи и наслаждайся жизнью.

— Димыч, о дружбе тоже забыть?

— Не рви душу… — Он сипло вздохнул, с трудом проталкивая воздух через зажатую внезапным спазмом гортань. — Дружба — это… Оставим…

— Ладно. Спой лучше, что нибудь из старого…

Димыч взял со стены гитару, подергал струны, прочистил горло, но дальше этого дело не пошло. Он протер ладонью запыленную деку, сдул пыль с колков и повесил гитару на место.

— Не поется… Давно уже не пел, позабыл все… Да и настроения нет. Слушай, поедем лучше в баню. Знакомый открыл. Классная, с бассейном, сауной…. девочками. — Он понизил голос, вслушиваясь в доносившуюся из соседней комнаты телефонную трескотню жены.

— А как же Ленка?

— Это другое. Надо же где-то снять нервное напряжение. Она так не умеет. Девочки — класс! Хочешь, даже шестнадцатилетняя пацанка тебя обслужит. Да так, как и в Париже не смогут. У него вообще все молоденькие. Знаешь, я теперь даже продавщиц старше четвертака не беру. Покупателям приятнее смотреть на хорошеньких девочек, чем на старых мымр. На днях знакомые за одну просили. Двадцать восемь уже. Отказал. Знаешь, в бизнесе принцип есть принцип. Возьмешь одну, припрется другая, третья… Тем более с высшим образованием, инъяз окончила, то да се… Вообщем-то, по человечески жаль деваху конечно. Теперь ей дорога одна, на панель… Ну да ладно, перебъется… Не первая, не последняя.

Он сглотнул кадыком, проглатил слюну. Рывком стащил со стола банку голландского пива, как из гранаты кольцо сдернул алюминивую затычку и жадно припав губами начал пить. Хлопья пены, вырываясь из узкого донца, стекали по щекам, подбородку вниз, капали на красный клубный пиджак, оставляя темные, похожие на кровавые следы. Зная Димыча практически всю сознательную жизнь, всегда верил другу как самому себе. Сегодня казалось, что он ерничает, нарочито сгущает краски, пачкает себя. Говорит совсем не то, что думает. Ломается. Но для чего, почему, я не понимал.

Не пришлось нам с Димычем сходить тогда в баню. Зазвонил телефон, и по приказу хозяина ровно через час экипаж собрался на аэродроме возле готового к взлету вертолета. В ожидании разрешения на вылет и полетного задания, мы укрылись за фюзеляжем машины от порывистого, холодного аэродромного ветра. Диспетчер и руководитель полетов не торопились с оформлением документов. Постепенно все вытащили сигареты, закурили и стали обсуждать последние события российской жизни.

Основной темой являлась война в Чечне. Российские войска штурмовали Грозный, устилая трупами солдат и горелой броней подступы к президенсткому дворцу, площадь Минутка, здание вокзала. Лучший в мире министр обороны и его генералы топтались перед камерами телевидения, в растерянности пожимали увенчаными золотом погон плечами, и гробили, гробили сотню за сотней, слабо вооруженных, плохо обученных, голодных и замерзших сопливых пацанов первого года службы. Авиация разучившаяся летать, вытянутая из опустевших, обезлюдевших, пришедших в упадок гарнизонов, швыряла полученные со складов устаревшие бомбы. Бомбы часто не взрывались, иногда сваливались на собственные войска, на пустыри, огороды, на головы не успевшего вовремя разбежаться мирного населения.

Казалось удивительным, что в конце концов Грозный удалось взять, не уничтожив, но просто выжав из него в горные районы основную массу боевиков.

Командующие армией генералы отличались костностью речи, словоблудием. Во множестве щеголяли перед телекамерами в новеньком, необтертом стенками промерзжих траншей, необмятом ночлегом в палатке комуфляже, красовались на журнальных фотографиях в зеленоватых, западного кроя кафтанах, усыпанных трехцветными ярлычками, нашивками, лоскутками, в фуражках с нескладными орлами и нелепыми огромными тульями.

Число российских генералов возрастало, перевалив все разумные пределы. Но в военном деле, не нюхавшее пороха большинство оказалось профанами. Окончившие Академии и Высшие училища люди казалось напрочь забыли опыт боев в Сталинграде, штурм Берлина, все накопленное в сокровищнице военного искуства. Какой недоумок вводил колонны бронетехники в каменные лабиринты улиц, оставлял под прицелом гранатометов боевиков бронемашины растыканными в беспорядке на привокзальной площади? Даже мы, летчики изучали на лекциях по общевойсковой тактике, действия штурмовых групп в Берлине, Кеннигсберге, Кюстрине, наконец, опыт Сталинграда. Порой казалось, что из всех участников чеченской войны профессиональными военными, действительно достойными своих воинских званий оказались генерал Дудаев и полковник Масхадов.

Нынешние воинские умения российского генералитета сводились к постройке дач, завоевыванию земли под коттеджи, управлению дармовой работой стройбатовцев, распределению квартир среди холуев и родственников. К подторговыванию военной техникой и трупами боевиков. На остальное им было глубоко наплевать.

Наш экипаж отдал Армии, пусть не нонешной, потешной, а ее грозной предшественнеце многие годы жизни, не лишние, самые дорогие годы, свою молодость. Наблюдать чеченское позорище нам было страшно и унизительно.

Были конечно и исключения. На общем сером фоне выделялся неведомый ранее, тянувший лямку по окраинным гарнизонам, прошедший Афган, многократно униженный и битый начальством, ненавидимый врагами, суровый и немногословный генерал Рохлин. Этот человек с грустным взглядом и грубо высеченным лицом, завоевал наше глубокое уважение отказом получать звание Героя России за войну с российскими же поддаными, за разгром и взятие своего, российского города. Сквозь зубы процедила демократическая пресса о малых потерях его войск, о том, что генерал догадался предварительно тренировать солдат, проводил в своем корпусе стрельбы, учения и маневры, готовил части к предстоящим боям в городе.

Всё в этой войне виделось странным и нелогичным. Мы припомнили как еще пару лет назад, бывший вице-президент Руцкой предлагал провести милицейскую операцию для наведения порядка в Чечне. Тогда распоясавшиеся молодцы, будущие боевики грабили гарнизоны, растаскивали склады, избивали военных. Но его зашикали, оплевали. Куда там! Демократическое правительство поспешило вывести личный состав, оставив новой, никем не признанной власти награбленное имущество, танки, самолеты, оружие. Все это четко укладовалось в вопль Ельцина к регионам — хватай самостийности сколько сможешь проглотить.

Но вдруг спохватились, переполошились, вспомнили о нефти, о трубопроводе, о возможно потерянных миллиардах зеленых. Как же так? Денежки из кармана уплывают! Вспомнили — Да это же часть России! Послали собранных с миру по нитке, добровольцев на помощь Гантимирову. Ничего не объяснив, не подготовив. Операцию как всегда благополучно провалили. Танки сожжены, люди — кто погиб, кто в плену. Смрад на весь мир. Не успели подтереть старое — Паша Грачев начал новое. Вперся наспех сколоченной из огрызков некогда боевых частей Великой армадой… Эх, позор, позор…

Второй пилот зло щуря глаза рассказывал о встрече с другом, прибывшим из Чечни в госпиталь на лечение.

— Поперли войска через Ингушетию. Их Аушев чуть не на коленях молил, не надо, ведь родственные народы. Крик, скандал получится. Не послушались. Влезли. Конечно, на дорогах толпы женщин, детей. Машины не пропускают. Маршруты движения тут же становятся известны боевикам. Те их ждут, встречают Градами, минами. Карт нет. Жрать нечего. Связь как всегда хреновая. У чеченцев наши рации, те же частоты. Перехватывают радиограммы, передают ложные приказы, глушат своими передатчиками… Бардак… Грязь… Наконец доплелись до Грозного… Под Новый Год, под день рождения Паши. Ну холуйские душонки решили подлизнуть министерскую задницу — Вперед, на штурм! Уя, Уя! Сами пили всю ночь… А чечены танки да БТРы на улицах до утра жгли… Устали прямо. Эх, счастлив я, что с армией этой блядской распрощался, а то бы ей богу повернул машину на Москву да влупил со всего бортового оружия по Кремлю, где эта пьяная банда засела.

— Да, обманул народ Боря. Подвел, — сокрушенно покачал головой борттехник, — Пошли за ним в рассчете на лучшую жизнь, а потеряли даже то, что имели. Обещал, пройдоха, на рельсы лечь, если мол не получится. Лег, как же, жди… Вместо себя шахтеров положил, жулик.

— Ложился Боря и сам, да поезда не ходили — шахтерская забастовка шла. Обмишурились с Борей и мы и шахтеры. То они бастовали за него, теперь — против. Уголек-то добыли, а вместо денежек за работу — шиш. Кто-то шустрый присвоил… Его команда шахты грозится закрыть, мол нерентабельные они, наши, российские. Покупайте лучше у заграничных друзей…

— Ладно, парни, мы, слава Богу, работу имеем. Грех жаловаться.

— Тьфу, тьфу не сглазить бы. — Все дружно поплевали через левое плечо.

— Чего расплевались? — За разговором не заметили подошедшего диспетчер с бумагами. Все в порядке, можете вылетать. Разрешение получено.

Передал мне пластиковую папку с документами.

— С вашим боссом, ребята, работать одно удовольствие. Деньги перечисляет вовремя, документы всегда в полном ажуре… Счастливого пути…

Взлетели, взяли курс на Москву. Все выглядело буднично, привычно.