Искусство любви

Глава 9

Пространство за окном казалось сконструированным из кусочков стекла, и готово было разлететься в осколки от малейшего толчка.

Антон открыл глаза и посмотрел на часы на противоположной кровати белой стене. Было всего только – половина седьмого вечера.

Он рывком сел на кровати и тут же ощутил, что, укладываясь спать, не снял ни плаща, ни даже ботинок.

Под столом валялись две опорожненные бутылки водки. Стакан был разбит. Антон нахмурился, но так и не смог вспомнить тот момент, когда он разбил стакан.

Начинала болеть голова. Антон провел ладонями ото лба к затылку, как будто зачесывал волосы назад – и боль тут же успокоилась и сползла куда-то в основание шеи, а потом исчезла совсем, чтобы явиться через несколько минут и мучить его весь оставшийся день.

– Что теперь? – спросил Антон у пустой и безмолвной квадратной комнаты.

Он поднялся и прошел в ванную. Напился из-под крана и закурил, усевшись на край ванной. Он не помнил, как дошел домой – напрочь забыл весь путь от той самой комнаты «У Михалыча» и своей квартиры. Помнил только, что покупал водку в магазине неподалеку от дома. А потом пил – стакан за стаканом, чтобы ни о чем не думать, а только успокоить бешено стучащее сердце и кровь, фонтаном бьющуюся о стенки черепа.

Мысли, рождавшиеся в его голове, выстраивались стройными строчками по белой кафельной стене ванной комнаты, Антон читал эти строчки, не поднимая на стену глаз.

«Свете я уже очень нужен, – буквы на белом кафеле меняли друг друга, как в строках электрической рекламы, – и больше никому не нужен в целом мире. А Света нужна мне. Только я смогу помочь ей... Черт возьми, я же обещал позвонить Феликсу, после того, как... как закончу со Светой. Не позвонил и дьявол с ним. Сам пускай меня ищет, чертова скотина. Господи, как он мог?! Из невинной девушки сделал... проститутку!»

Тут мысли его смешались и превратились в темную копошащуюся кашу.

Антон докурил сигарету и затушил окурок в раковине. Он заглянул в пачку – это была его последняя сигарета. Денег у него теперь не было почти совершенно, но это его мало беспокоило. Вчера утром, когда он выходил из своей квартиры в город, тетенька-ларечница отдала ему те сигареты, которые он у нее попросил и взяла с его ладони измятую купюру.

Антон поднялся, вышел из ванной комнаты, закрыл ее на ключ, а ключ, спустившись на первый этаж, швырнул в угол подъезда. Он не знал, зачем он это сделал, но отчего-то понимал, что нужно было сделать именно так.

Потом он вышел на улицу.

Тетенька-ларечница, услышав за собой стук тяжелый армейских ботинок, обернулась к нему от своего прилавка.

– «Космоса» две пачки, – проговорил Антон, когда встретился с ней глазами.

Спустя тридцать секунд, он уже быстро шел через улицу к черневшей нечистым ртом подворотне. Одна пачка сигарет лежала у него в кармане плаща, а другую он терзал худыми пальцами, срывая целлофановую оболочку.

Мысль, пришедшая ему в голову тогда, когда он принимал от ларечницы сигареты, была настолько неожиданна и вместе с тем проста, что за захватила его целиком. Антон прикурил от вспыхнувшего на мгновение огонька зажигалки и, перекатив сигарету в угол рта, моментально забыл о ней. Сунул руки в карманы и быстро пошел вперед.

«Она говорила, что Феликс – всего лишь пешка в этом бизнесе, – думал Антон, шагая по обледенелой дороге, – ну так что ж, что пешка. Если его не будет, то Света на время получит свободу... Пока ее на станут искать те, кто стоят выше Феликса. А к тому времени мы с ней уже будет далеко... Итак, все решено... К тому же – Феликс должен поплатиться за то, что он сделал со Светой»...

У ближайшей будки таксофона Антон остановился и снял трубку, припоминая номер мобильного телефона Феликса.

Как оказалось, депутат государственной Думы Ряничев пьяный и депутат государственной Думы Ряничев трезвый – люди настолько разные, что Свете с трудом удалось узнать во втором – человека, которого она вчера привела к себе в гости.

Света умудрилась проснуться раньше Ряничева, приняла душ, накинув на себя вчерашний халатик, проследовала на кухню, собралась было варить кофе, но потом передумала и остановила свой выбор на большой пластмассовой бутылке пива Балтика «Медовое крепкое», стоящей у нее в холодильнике в ряду других напитков, припасенных на случай прихода Феликса или каких других исключительных гостей.

Отыскав у себя на полке пивную кружку, Света поставила ее на видное место, а пиво оставила в холодильнике, чтобы по пробуждении Ряничева преподнести ему полную кружку ледяного пенящегося напитка.

Сама она наскоро попила холодного чаю – выпив залпом одну чашку, нацелилась было на вторую, как вдруг из комнаты раздался продолжительный сиплый стон.

Света выплеснула чай в раковину, налила полную кружку холодного пива и, роняя по дороге белоснежные ошметки пивной пены, проследовала в комнату, где, свесив коротенькие волосатые ноги со всклокоченной, будто застывший шторм в молочном море, постели, сидел мутный депутат государственной Думы с истоптанным похмельем лицом.

Увидев пиво, в руках Светы, он замычал и вытянул вперед дрожащую ладонь. Поднес кружку ко рту, и Света с некоторым удивлением увидела, как светло-янтарная жидкость за несколько секунд перекочевала из кружки в иссушенную глотку Ряничева.

– Тебе еще? – спросила Света, следя за тем, чтобы ее открытые коленки находились в непосредственной близости от лица депутата.

– Мне... это... слушай... Где это я?

В дальнейшем выяснилось, что депутат государственной Думы Ряничев не помнит, ни как он попал в эту квартиру, ни имени самой хозяйки. А когда он начал шарить по своей одежде в поисках телефона, чтобы вызвать своего шофера на любимом «Мерседесе», то Света поняла, что Ряничев забыл и большую часть своих вчерашних увлекательных приключений – шофера на своем «Мерседесе» Ряничев вчера услал к себе домой сообщить госпоже Ряничевой, что ее муж уехал в длительную командировку по важным государственным делам. Тогда же шофер Ряничева получил от своего шефа трехдневный отпуск и приказание раньше, чем через три дня на рабочем месте не появляться. А сотовым телефоном депутат государственной Думы швырнул вчера в бармена, когда тот принес ему вместо водки «Смирнофф» водку «Смировновскую».

«Да, – подумала Света, – Трудный случай. В таких ситуациях нужно действовать настойчиво, но постепенно и незаметно. Пропитанный алкоголем мозг плохо восприимчив к любого рода внушению».

– Разве ты меня не помнишь? – ласково спросила Света, присаживаясь рядом с мычащим в недоумении Ряничевым, – Давай-ка я еще тебе пива налью...

Пива депутат больше не хотел, как Света могла заключить из протестующего нечленораздельного вопля, а хотел – «вот той зелененькой... которую вчера пил».

Текилы у Светы дома не было, поэтому она поспешила уверить депутата, что зеленых алкогольных напитков не бывает, и подобная ерунда может прийти в голову только с крепкого похмелья.

Ряничев сокрушенно поник головой.

– А может быть, водочки тебе? – вкрадчиво осведомилась Света.

На водку Ряничев сразу согласился, ожесточенно закивав головой. Света принесла бутылку и рюмку. От закуски на этот раз депутат не отказался, и Свете пришлось принести из кухни несколько блюдечек с дорогими закусками, также сохраняемыми для нужных гостей – аккуратно и искусно нарезанную колбасу, икру в крохотной хрустальной вазочке, различные копчености и купленные Светой недавно соленые огурцы, изумительным хрустом невольно напоминающие ей о родной деревне.

– О!.. – хрипло прогудел депутат государственной Думы, проглотив рюмку водки, – Теперь совсем хорошо стало, – доверительно добавил он.

Света налила и себе рюмку и снова присела рядом с ним. Ряничев обращал на нее внимание не больше, чем не журнальный столик у угла комнаты.

Он опрокинул в себя еще одну рюмку, потом сгреб ладонью, похожей на закопченный лапоть, колбасу с тарелки, сунул ее в рот, и принялся смачно чавкать; а прожевав, тщательно вытер ладонь о простыню. Выпил очередную рюмку и потянулся к огурцам.

– Так, как, ты говоришь, тебя зовут? – обратился он вдруг к Свете.

– Света, – ответила она. – Ну, разве ты не помнишь, милый?

– Что-то помню такое, – пожав жирными плечами, небрежно проговорил Ряничев, – Это... я тебя в «Япона мама» подцепил?

– Да... Мы там познакомились.

– А-а... Ну я же говорю...

Ряничев оглядел Свету с головы до ног и одобрительно хмыкнул. Потом, одной рукой потискав ее грудь, воодушевился и снова выпил.

– Ох, мать моя женщина! – выдохнул Ряничев, наполнив алкогольными миазмами всю комнату, – Ну, теперь совсем хорошо... Как там тебя... Светик!

Он поднялся с постели, его шатнуло в сторону – депутат едва удержался на ногах – потом в другую сторону и неожиданно вынесло на середину комнаты.

– Вот это я вчера нажрался, – широко улыбаясь, проговорил он, стремительно превращаясь в уже хорошо знакомого Свете пьяного Ряничева.

Пару раз зачем-то присев, депутат упал на жирную задницу.

– Хватит... зарядки... – пробормотал он, подползая на карачках к постели.

Света уже налила ему еще одну рюмку водки. Депутат вскарабкался с ногами на постель, утвердился рядом со Светой и одним махом засадил в себя содержимое рюмки, а когда поднял глаза на лицо Светы вдруг замер. Потом молча поднялся и, подчиняясь голубому свету, льющемуся из глаз девушки, подошел к стоящему на журнальном столике телефону.

– Помнишь, милый, что ты мне обещал вчера? – промурлыкала Света.

Ряничев механически кивнул и набрал номер.

«Получилось! – думала Света, наблюдая за тем, как депутат государственной Думы Ряничев просит соединить его с менеджером швейцарского банка с тем, чтобы перевести деньги, находящиеся на собственном счете на счет, номер которого вчера надиктовала ему Света, – получилось!»

К счастью – или к сожалению – друг Васика Пункер оказался дома. И дома он был не один – это уж точно к сожалению – кроме самого Пункера – вдребезги пьяного, полураздетого, с изрядно повыщипанным зеленым ирокезом, в квартире находились несколько парней, одетых причудливо и вычурно, словно на маскарад, четыре нетрезвых девушки, две из которых почему-то были завернуты в простыни, третья была абсолютно голая и абсолютно пьяная, а четвертая – одетая в строгое вечернее платье, но тоже – ужасно под мухой. К тому же на софе спал громадных размеров православный священник – я его узнала, это был тот самый отец Никодим, который присутствовал на холостяцкой вечеринке, устроенной Васиком по случаю будущей свадьбы.

Просто непонятно, как такая уйма народа помещалась в относительно небольшой – трехкомнатной – квартире Пункера, но, тем не менее, каждому там нашлось свое место и атмосферу, там царившую, можно было охарактеризовать как этакий вялый дебош – словно отдых после ужасающей пьянки и разминка перед грядущей безобразной вакханалией – молодые люди, исключая самого Пункера и спящего священника, играли в бутылочку с тремя нетрезвыми девушками, а четвертая – та, что была одета в строгое вечернее платье – сидела, пошатываясь на стуле, за загаженным столом, курила длинную сигарету и бормотала себе под нос, вскидывая покрасневшие, полузаплывшие глаза на монотонно бубнивший в углу телевизор с нестандартно широким экраном:

– Позвольте пригласить вас на белый танец... Отчего же дамы не могут приглашать кавалеров... Надеюсь, сеньор, что вы этого так не оставите и потребуете от этого хама сатис... сатисфак... фак... ции...

– Да... – проговорила я, останавливаясь на пороге, – хорошо, что Даша предусмотрительно осталась в машине. А то бы она от этого кошмара...

Договорить я не успела, потому что вошедший за мной Васик, распахнув призывно чехол от автомобильных сидений, в который был завернут, проорал:

– А вот и я!

– Васик! – узнал Пункер.

Поднявшись на ноги, он доковылял до Васика и припал к его груди. Минуту-другую Пункер молчал, потом я с удивлением услышала приглушенные рыдания.

– Я уж думал, что ты не вернешься никогда, – всхлипывал Пункер, обильно поливая слезами голую грудь немного оторопевшего от такого приема Васика, – шофер-то звонил мне, говорил, что ты его выгнал из авто и дальше сам повел... А как по телику я увидел, что мой джип стоит разбитый у столба, я совсем покой потерял. Тебе звоню – тебя дома нет, на мобильный – не отвечает никто... Думал, что конец тебе пришел совсем... И получается, что это я виноват в твоей... в твоей гибели – это ведь я тебя отправил с телкой на тачке... А ты живой и невредимый... дорогой наш Василий...

Пункер отскочил от Васика на несколько шагов и поднял на него залито слезами умильное лицо. Потом – видимо, в его задурманенной алкоголем голове соскочил какой-то рычажок – и Пункер вдруг нахмурился.

– Ты чего это? – с удивлением спросил Васик.

– Машину мне угробил, – заговорил Пункер, злобно скаля зубы, – машина-то дорогая была... Мне теперь папаня знаешь чего сделает? Ну, ты, падла, говори, как машину мою угробил... А?!

Пункер заревел поднимая над головой кулаки. Васик, изумленно моргая глазами, попятился назад. А я, обессиленная недавним происшествием, стояла в стороне – не хватало мне еще в пьяные драки ввязываться. И без этого проблем хватает. Даже – более чем.

– Мне ведь папаня теперь другую и не купит! – заверещал Пункер, широко размахиваясь.

Васик растеряно моргнул, попытался выставить вперед руки, но вынужден был, разрушив свой защитный блок, подхватить спадавший чехол автомобильных сидений – и, конечно, схлопотал бы по физиономии, если бы в потасовку не вмешалась третья сторона.

Васик, закрыв глаза, обреченно ждал неизбежного удара, но удара почему-то не последовало. Васик осторожно приоткрыл правый глаз и увидел, что Пункер, рыча от приступа пьяной злобы, извивается в руках отца Никодима, своевременное пробуждение которого предотвратило отвратительную сцену пьяной потасовки.

– Пусти!!! – верещал Пункер, размахивая кулаками. – Я ему за все отплачу! И машину он мне разбил... И портвейна бутылку украл... Что – не помнишь? Два года назад! Ту самую бутылку, которую я на свою замшевую куртку выменял! У-у, падла проклятая!

– Не должно так на друзей своих говорить! – наставительно гудел отец Никодим без особых усилий удерживая вырывающегося Пункера. – Даже в пьяном веселии не должно! Ибо тогда не веселие получается вовсе, а безобразие! Питие есть что? – спросил хорошо проспавшийся священник у самого себя и сам себе ответил:

– Питие – есть веселие Руси. Понял теперь, сын мой заблудший, что нарушая культуру пития, ты идешь против стародавних русских традиций? А идти против своих корней не только не должно, но и не можно. Ибо это есть, сын мой заблудший, чистой воды...

Совершенно озверевшего Пункера явно не интересовала лекция отца Никодима – Пункер выл от злобы и размахивал кулаками так энергично, что потоками воздуха разметало во все стороны длинные волосы Васика.

– Убью! – кричал Пункер, роняя с губ мутные нити тягучей слюны.

– Да я ведь просто так заехал! – испуганно орал Васик. – Я, между прочим, тоже пострадавший! Эта телка, с которой ты меня отослал, меня раздела и ограбила! То есть – ограбила – и раздела догола!!! Если бы Ольга меня не спасла, конец бы пришел мне – я бы замерз к чертовой матери!!!

– Замочу!!!

– У меня никакой одежды нет, я мерзну, как цуцик! К тебе заехал, как к другу, а ты...

– На куски порву, падла!!!

– Я в автомобильный чехол завернулся, чтобы от холода не подохнуть, думал, что ты мне поможешь, какое-нибудь старье дашь, чтобы... А ты... Да я тебе бутылку собирался поставить!!!

– На куски!..

При слове «бутылка» Пункер внезапно затих и обмяк в руках отца Никодима. Васик тоже замолчал и, выдержав небольшую паузу, поднял глаза на своего друга и ласково проговорил:

– Успокоился? Вот и хорошо... Ты ведь мне дашь что-нибудь, во что завернуться? Брюки старые какие-нибудь, свитерок или курточку... Ты же мне друг?

– Друг, – вздохнул Пункер.

– Так дашь?

– Дам, – ответил он, – уж поищу что-нибудь... А ты бы пока прошел... выпил что-нибудь и с девушками познакомился бы с моими...

– И Нине позвонил бы, – добавила я, – а то она точно волнуется...

По совету своего друга, Васик отправился знакомиться с собравшейся разношерстной публикой – вернее с женской его половиной, так как с парнями он явно был знаком ранее, но был перехвачен сидевшей у стола девушкой в вечернем платье.

Со словами:

– Извольте выкушать со мной чашечку чая, – она подхватила со стола полулитровую бутылку водки и с изумительной точностью – ровно – разлила ее по двум громадных размеров стаканам.

Очевидно, умилившись изысканному обращению, Васик, не говоря ни слова, выпил свой стакан, закусил случайно уцелевшей килькой, перевел дыхание, открыл рот, наверное, для того, чтобы продолжить так изящно начатый разговор, но девушка в вечернем платье, икнув, неожиданно повалилась на бок.

Рухнув со стула, она пробормотала еще что-то вроде:

– Графиня желает нанести вам визит и рекомендовала меня для того, чтобы...

Для чего никому не ведомая графиня рекомендовала девушку в вечернем платье, Васику узнать так и не удалось, потому что, стащив со стола скатерть, девушка закуталась в нее и громко захрапела, судя по всему, вообразив себя в собственной постели.

Разочарованно вздохнув, Васик поднялся изо стола и направился к игрокам в бутылочку.

– А ты кто такая?

– Что? – переспросила я, отвлекаясь от наблюдения за Васиком.

– Ты кто такая? – повторил свой вопрос Пункер.

– Ольга, – ответила я осторожно, так как Пункер глядел на меня явно подозрительно – раздувая ноздри и сжимая кулаки, что явно являлось предвестием очередного скандала.

– Ольга – хорошее имя, – доброжелательно заметил отец Никодим, подхватывая под руки разволновавшегося Пункера, – и поелику имя русское это, негоже будет русскому человеку нападать на очаровательную девушку, это имя носящую.

– А я не русский, – хмурясь, заявил Пункер, – я еврей. У меня по матери фамилия – Эйзенштейн.

– Иудейскую веру исповедуешь? – поинтересовался отец Никодим.

– Чего?

– Крещеный ли ты отрок или нет, – грозно повысив голос, спросил отец Никодим.

– Не помню, – сказал Пункер.

– Боже всемилостивейший! – воздев руки, пророкотал отец Никодим. – Как долго наш народ будет жить под дьявольским наваждением, имя которому – атеизм! Как долго сознание русского человека будет зависеть от идеологии правящего класса! О, лживые скоты, опутавшие мою страну паутиной мракобесия! О, суки позорные!..

Пока неопохмелившийся священнослужитель исходил патетическими восклицаниями, изредка переходящими в взволнованную проповедь, Пункер Эйзенштейн извлек из заднего кармана джинсов плоскую бутылочку виски, несколькими богатырскими глотками опорожнил ее; отшвырнул ненужную уже пустую тару в угол чудовищно захламленной квартиры, сверкнул на меня глазами и вопросил снова:

– А ты кто такая?

– Кто ты такой? – немедленно подхватил отец Никодим. – Кто ты, русский человек, забывший свое имя? Кто ты, русский человек, потерявший свои корни и лишившийся живительного влияния истоков? Кто ты, позабывший о своей натуре?

– В натуре, – икнув, повторил Пункер Эйзенштейн, – ты кто такая?

Я вздохнула и отошла к столу, под которым похрапывала, завернувшись в нечистую скатерть, девушка в вечернем платье. Пункер Эйзенштейн и отец Никодим, совсем не заметившие моего маневра, принялись дискутировать на тему возрождения культуры русского народа, причем отец Никодим полностью перешел на церковнославянский, а Пункер вдруг ни к селу ни к городу заговорил о своем прадеде Абраме, бывшем политическом заключенном, в постреволюционные годы отсидевшем десять лет за кражи и мошенничества.

«Не удастся мне поговорить по душам с этим самым Пункером Эйзенштейном, – подумала я, – да и с отцом Никодимом не лишним было бы потолковать. И тот и другой присутствовали на холостяцкой вечеринке Васика, а Пункер – тот даже сам навязал Васику проститутку Свету, следовательно хоть что-то должен о ней знать. А для меня сейчас это совсем немаловажно – получить как модно больше сведений о своем противнике, прежде чем нанести ответный удар. Очень жаль, что и Пункер, и отец Никодим не пригодны в данный момент к какой-либо серьезной беседе – пьяны оба достаточно крепко и не первый день».

Я перевела взгляд на них. Отец Никодим ораторствовал уже в полный голос – схватив своего собеседника за грудки, он кричал ему в лицо труднопроизносимые фразы на церковнославянском языке – а Пункер, под мощным натиском обезумевшего священнослужителя потерявший всякую способность здраво мыслить, придушенно что-то вякал, болтаясь в сильных руках, словно лягушка в клюве аиста.

«Хотя времени на сбор информации и размышления у меня не так много, – размышляла я, – кто знает, когда Света нанесет мне очередной удар. Если в первый раз ей не удалось очень сильно повредить мне, но и мне – ей».

Очнувшись от своих мыслей, я заметила вдруг, что Пункер и отец Никодим, неожиданно закончив со своей дискуссией, приближаются ко мне.

– А ты кто такая? – икнув, снова обратился ко мне Пункер.

– Ольга, – в который раз ответила я.

– Ольга? – нахмурился Пункер и, пошатываясь, приблизился ко мне вплотную.

Я, вздохнув, приготовилась было к длительному объяснению – кто я такая и что делаю в этом доме, но ход моих размышлений прервал отец Никодим, неожиданно возникший всего в паре шагов от меня.

– Ольга, – настойчиво повторил он, – это хорошее русское имя. И не следует тому, кто носит совершенно непонятное прозвище «Пункер», сетовать на то, что его кров посещают молодые девушки, кои... которые... так сказать, пользуются кровом...

Тут нетрезвый священнослужитель, запутавшись в собственных словоизлияниях, замолчал. Пункер, очевидно, забыв о своих претензиях ко мне, огляделся вокруг, отеческим взглядом окинул царивший в его квартире бардак, милостиво улыбнулся и молвил:

– Хорошо...

Затем его взгляд снова пал на меня.

Ладно, пора брать инициативу в свои руки. Не дав вдребезги пьяному Пункеру в сотый раз спросить – кто я такая – я резко взмахнула руками перед лоснящимися лицами своих собеседников и, почувствовав космическую энергию в пальцах, окутала головы Пункера и отца Никодима никому не видимой оранжевой пеленой.

Отлично. Теперь на несколько минут их разум будет в моей власти – они будут отвечать на мои вопросы, не имея при этом ни какой возможности солгать или напутать что-либо. А со стороны будет казаться, что мы просто мило беседуем. Никто ничего странного и не заметит.

– Итак, – начала я, поглядев на враз замолчавшего Пункера, – как мне найти проститутку Свету, которую ты подсунул Васику?

– В баре «У Михалыча», – готова была я услышать в ответ, но Пункер сказал не так:

– Через Феликса.

«Про Феликса мне Даша рассказывала, – вспомнила я, – этот тот самый тип, который держит агентство... Да-да-да... Теперь я припоминая весь этот пьяный разговор в баре – Феликс лично подбирает клиентов для своих девочек. Получается, что выйти на Свету можно только через него... Понятно, но как найти самого Феликса?»

– Как мне найти Феликса? – задала я второй вопрос.

– Позвонить по телефону, – ни секунды не медля, ответил Пункер.

«Ого, – подумала я, – этот Феликс довольно осторожен – адреса своего не дает – и адреса конторы тоже не дает. Только номер телефона. Наверняка, мобильного с какой-нибудь продвинутой защитой от сканирования».

– Его телефонный номер? – спросила я.

Пункер без запинки отчеканил мне десять цифр телефонного номера Феликса.

– А ты что? – спросила я еще. – Занимаешься подбором клиентов для девочек Феликса?

– Да, – просто ответил Пункер.

– Тебе за это платят?

– Нет.

– Тогда зачем же ты делаешь это?

– Феликс обещал мне, что, если я буду ему служить, его девочки исцелят меня от импотенции, – без тени стеснения ответил Пункер.

Как хорошо, что, полностью овладев его разумом, я отключила эмоции, а то бы Пункер на последний вопрос ни за что мне не ответил. Как такое может в произнести мужчина, страдающий подобными проблемами, да еще находясь в обществе такой эффектной женщины, как я.

– Н-да... – проговорила я, – здорово... Значит, ты посчитал, что Васик – потенциальный клиент для конторы Феликса... Но... погоди, погоди... ты ведь не взял с него денег. Или это уже не в твоей компетенции?

– В моей, – кивнул Пункер.

Я на мгновение задумалась. Что же это получается? Если Пункер подсовывает Васику проститутку Свету и делает это абсолютно безвозмездно, то тогда...

– Феликс сам попросил тебя познакомить Васика и Свету? – уточнила я.

– Да.

Вот оно! Теперь попытаемся прояснить ситуацию немного поподробней.

– Расскажи, как Феликс узнал о существовании Васика, – попросила я.

– Случайно, – ровно заговорил Пункер, – я пришел на очередной сеанс к его девочкам – в контору – и встретился там с Феликсом. Мы разговорились, я ему и рассказал, что иду на вечеринку к Васику. Он стал расспрашивать, а когда я ему все рассказал, отдал мне соответствующий приказания.

– Он просил тебя предложить Васику именно Свету? – поинтересовалась я.

– Да, – ответил Пункер.

– Понятно-о... – протянула я, хотя понятно мне было далеко не все из сказанного – то есть, далеко не все из сказанного должным образом соответствовало моим домыслам и рассуждениям относительно сложившейся ситуации.

Значит, за Светой стоит Феликс... И этот Феликс специально навел именно Свету на Васика. А Света использовала Васика, чтобы добраться до меня...

Что ж, по-моему, для начала мне нужно поговорить с этим самым Феликсом.