Глава шестая Плохой

Пронизывающий северный ветер второй день терзал Город, сметя верхний снежный покров с тротуаров и отполировав их до состояния катка. На привокзальной площади, несмотря на не столь поздний час, народу почти не было. Жизнь теплилась только на участке от входа в метро и до входа в вокзал, да в противоположной стороне площади молотили на холостых оборотах десяток автомобилей такси.

Я стоял в стеклянном фойе станции метро и, ежеминутно трясясь от крупной дрожи, пробегающей по всему телу, смотрел на пространство перед аркой, в которой четыре дня назад произошло три грабежа подряд. Снизу, из глубин метро под куртку поддувал теплый влажный воздух, спину пронизывал ледяной поток, прорывающийся через полуоткрытые стеклянные двери павильона, а я думал, где я буду прятаться через два часа, когда, после часа ночи станцию метро закроют. Вчера сука— Громов, что отрядил меня в группу по раскрытию грабежей, снизошел и разрешил взять его драгоценную «Ниву», в которой я и просидел четыре часа, наслаждаясь теплом от открытых на максимум сопел печки. А сегодня машину он не дал, сказал, типа самому нужна. Хренов жмот. Наверняка, посмотрел, сколько бензина за четыре часа спалилось, вот и зажопился дальше машину давать. Я как чувствовал это — сегодня на встрече с куратором от «смежников» ввалил выскочку по полной, рассказав, как он на грузовиках тушенку по городу перевозит, в то время, когда в магазинах шаром по кати.

А когда капитан из «конторы глубокого бурения» узнал, что я таких банок в магазинах не видел, он возбудился не на шутку и дал мне задачу провентилировать, имеются ли у нашего старшего связи в армии, особенно на складах. Вот и думаю, о чем разговор с Павлентием завести. Если сразу о покупке патронов — не будут ли перебором, и не правдоподобнее ли сначала пару армейских полушубков заказать, за хорошие деньги. Куратор сказал, что денег сколько мне надо, он выпишет, лишь бы толк с этого был.

Да, вчера сидеть в машине было хорошо, только несколько проблем пришлось решать одну за другой. Сначала появились местные таксисты, сказав, что «калымить» здесь не стоит, что чревато порезанными покрышками. Контору палить я не стал, сказал, что жду родственников с поезда, а поезд задерживается из-за снежных заносов у станции Тайга. Потом отбивался от пассажиров, соблазнявших меня отвезти их домой, за весьма неплохие деньги. В перерывах между этими событиями приходилось безуспешно бороться со сном. В этой борьбе я постоянно проигрывал, частенько просыпаясь от того, что в салон лез очередной бедолага с чемоданами.

В недрах синтепоновой куртки захрипела рация и я быстро вышел из фойе метро — рация, хоть и с выкрученным на минимум динамиком, все равно орала будь здоров. Говорят, что у «наружки» специальные рации, с микрофоном, выводимым на запястье и наушником, вставляемым в ухо, а не это убоище, выданное нам, что чуть меньше чем древние «Виолы» пепеэсников, размером и весом с хороший кирпич.

— Седьмой, седьмой, пятому ответь.

Я огляделся по сторонам, вроде бы, никого нет поблизости.

— Седьмой, на связи.

— Имей в виду, во дворе, напротив арки, в беседке, сидят двое, уже полчаса курят.

— Понял, пятый.

Ну да, пол часа курить на таком морозе, елозя задницами по промороженным доскам веранды — удовольствие ниже среднего. Я отошел в сторону, чтобы держать под контролем все подходы к арке.

Вон они — со стороны стоянки такси через середину площади к арке медленно шли двое — мужчина в коричневой дубленке с пакетом, судя по всему, с бутылками. Под руку с ним шла девушка, в голубых узких джинсах и короткой шубке из собаки. Судя по взглядам, которыми обменивалась парочка, между ними скоро должно было произойти короткое замыкание. Парочка поравнялась со мной, девушка мазнула по мне безразличным взглядом, и я понял, что это Инна. Волосы, что выбивались из-под вязанной шапки были не ее, но глаза, сто процентов, принадлежали моей беглой подружке.

Рация гаркнула:

— Пошли, берем их!

И я, не зная, что делать дальше, побежал в сторону арки. Из темноты арки Инна выскочила в тот момент, когда я, схватившись облицовочный камень на ее обрамлении, чтобы не грохнуться на повороте, вбегал под ее своды. В узком проходе висел густой мат, несколько тел сплелись в плотный клубок, мужчина в дубленки, в какой-то момент лишившийся своей норковой формовки, стоял прижавшись к стене, судорожно прижимая к живот пакет, из которого торчала два бутылочных горлышка. Между мной и Инной была два метра — мы обменялись взглядами, после чего девушка побежала в сторону вокзала, а я кинулся в свалку.

Когда два придурка были зафиксированы и уложены мордами вниз, начались разборки.

— А где баба?

— Какая баба?

— Молодой, ты на площади стоял, должен был ее перекрыть…

— Я не видел никакой бабы…

— Он мимо нее пробежал — тут же сдал меня потерпевший, смирно простоявший у стеночки, пока мы пеленали его обидчиков: — Он сюда, а она отсюда. А еще она у меня денег взяла, пятьдесят рублей, сказала, что у соседки шампанское возьмет.

— Я никакую бабу не видел. Я увидел, что вас эти двое метелят и к вам бросился — упрямо повторил я.

— Блин, молодой, ну ты лопух. Ладно, потащили всех в отдел. — на этом разборки закончились.

Через два часа, на радостях, что разбойников мы взяли, и даже, они не успели никого из наши порезать своими самодельными «выкидухами», меня отправили домой. А на ступеньках моего подъезда, куда я вошел, мечтая от ста граммах водки и тарелке обжигающих пельменей, меня ждала Инна, что интересно, уже переодетая в длинную юбку и темно — серую куртку с капюшоном.

— Что ты здесь делаешь?

— Тебя жду. Не прогонишь?

— Ты вообще, что ли сбрендила? У меня мама дома. Куда я тебя дену?

— Я то взрослый мужик. Достаточно взрослый, чтобы домой всяких шалав не водить.

— Ты что — ревнуешь?

— Я не ревную, только полчаса назад я слушал, как твои друзья Костя и Толик, тебя на пару шпилили.

— Они все врут, я ни с кем из них не спала. Я только тебя люблю.

— Это ты мне анекдот рассказываешь? Типа — с ними разве уснешь?

— Прекрати, я тебе сказала, что я только тебя люблю! — Инна встала, задрала подол, отряхивая свою длинную юбку и обнажив стройные ноги до середины бедер. После чего шагнула ко мне и обвив шею руками, впилась мне в губы своим горячим ртом.

В принципе, мне было все равно, с кем там Инна трахалось, а рассказ Кости о том, как они драли ее в «два смычка» меня даже возбудил. Тем временем, язычок девки раздвинул мои сжатые губы, а ее нога обвила мои ноги…Я сам не заметил, как ухватив Инну за попку, прижал ее к себе и стал тереться об ее живот набухшим членом…

— Ладно. — после неудачной попытки оприходовать девушку здесь же, в подъезде, поставив ее «раком», я сдался. Инна явно была намеренна «дать» мне только в станах моей квартиры, я же не хотел провести одинокое свидание сам с собой в ванной комнате: — Ладно, ночуешь у меня, но пока мать из дома на работу утром не уйдет, ты из комнаты не выходишь. Согласна?

Девушка молча кивнула и потащила меня за руку по лестнице вверх, к дверям моей квартиры.

Утром я проснулся с ощущением легкости во всем организме, провел рукой по кровати, в поисках соседки…и никого не нашел рядом с собой. В это время на кухне перестал шуметь чайник и тут же до меня донеслись отдельные слова разговора — на кухне было несколько человек. Я подобрал с пола мятые трусы и на цыпочках подошел к прикрытой двери, очень медленно подтолкнув ее. Не смазанные петли предательски скрипнули и в мою сторону повернулись два улыбающихся лица — мама и Инна, что сидела на стуле, поджав под себя ноги и накинув мою форменную рубашку, пили чай за столом кухни.

— Привет сынок! — довольный мамин голос тек как патока: — Почему ты мне не сказал, что вы с Яночкой собираетесь поженится?

Кузнецов Александр Евгеньевич, подследственный.

Отдохнув день почти «на сухую», после двух суток, проведенных в ментовских застенках, Сашок Кузнецов затосковал. Жена пилила, чтобы Саша, несмотря на расшатанную нервную систему не терял время и шел устраиваться на работу. Следователь — сухая как вобла женщина с капитанскими погонами, сказала, что если Сашок не принесет положительную характеристику с места работы, то суд, несмотря на первую судимость, однозначно даст Сашку реальные года три лишения свободы. Вспомнив время, проведенное в камере Дорожного РОВД мужчина вздрогнул — воспоминания, как вонючие бомжи, похожих на тех, что он периодически пинал возле винно-водочного магазина, чуть его не «опустили» его среди беда дня, в трех метрах от кучи милиционеров, заставили судорожного сжаться мышцы таза молодого мужика. А сто будет в тюрьме? Сашок затосковал от открывающихся перед ним нерадостных перспектив.

В входную дверь громко застучали.

— Ирка, дверь открой, не слышишь, что ли?

Ответа от супруги не было.

— Ты где там затихла?

Тут Сашок вспомнил, что жена опорола на работу, она работала почтальоном в отделении связи. В дверь продолжали долбить, уже, похоже, двумя руками. Почесав объемное пузо под затертой майкой, хозяин квартиры поплелся открывать.

— Здорова, Сашок! Есть че? — за дверью стояли два местных «синяка» — Сивый и Колек, что с семи утра начали свою нелегкую вахту по поиску любых горючих жидкостей и любых материальных ценностей, что можно было обменять на ту же горючую жидкость.

— Не, нету ничего. Вчера двести грамм беленькой дома было, в обед употребил, чтобы нервы успокоить, и все. А Ирка денег не дает, говорит — пять дней до получки, а денег уже нет.

— Так ты учи ее — недовольно буркнул Сивый.

— Я учу.

— Хреново учишь, я вот бывало…

Сивый заткнулся. Хотя он свою бабу учил, но много лет назад перестарался — жена от побоев умерла, Сивому дали восемь лет, из которых он отсидел шесть. Квартира отошла к государству, как положено по закону. Хорошо, что к моменту освобождения «узника совести», мать его еще была жива, успела прописать сынулю к себе.

— А че с нервами? — Колек как самый молодой, отличался острым умом.

— Так меня менты приняли, двое суток прессовали…

— Че, реально?

— Да отвечаю. За грабеж приняли. Я соседа с верхнего этажа по пьяне отоварил, ну они меня и под пресс пустили. Двое суток без перерыва лупцевали.

— Ну ты в несознанке? — авторитетно поинтересовался Сивый.

— Да я держался сколько мог, но они уже по беспределу меня колоть начали, да еще и опознание провели, и вещи мне домой подкинули. Короче, я понял, что здоровье дороже и явку написал, иначе сказали, что не выпустят.

— Вот волки позорные— Сивый хотел сплюнуть черед дыру от выпавшего зуба, но воздержался, и сменил тему: — Ну тогда точняк, надо выпить.

Саша прислушался к себе. Вчера у него было ощущение царившего на душе счастья, не смотря на все жизненные перипетии, а сегодня такого чувства нет. И самое главное, вчера он чувствовал себя богатым, и очень ждал, когда Ирка наконец уберется на свою работу, не мешая Сашку насаждаться жизнью. А почему вчера он чувствовал себя богатым? Какая-то мысль крутилась в голове, но прищучить ее Александр не мог. Рука инстинктивно потянулась почесать за зудевший афедрон, коснулась обнаженной кожи. Блин, вчера же Ирка сказала, что у него трусы на заду порвались, а он забыл их переодеть. Если мужики сейчас это увидят, может быть ничего и не скажут, но всем знакомым опишут в подробностях. Саша, пятясь задом, отошел вглубь комнаты, нащупал на стуле брюки и быстро стал их натягивать. В кармане что-то звякнуло. Сашок с удивлением достал из кармана две связки ключей. Одна была от квартиры, а вот вторая…

— Блин, мужики, пошли, я знаю, где взять денег.

Оставив друзей у ворот гаражного кооператива, Сашок быстро двинулся в сторону материнского гаража. Показывать корешам свои сокровища он не собирался.

— Возьму четыре банки, три продадим кому ни будь, а четвертую я домой отнесу, чтоб Ирка заткнулась наконец, что я алкаш и только из дому готов все тянуть — бормотал под нос новоявленный миллионер. Будущее Александру рисовалось легким и приятным.

— Сегодня выпью с пацанами, кайфану немного, ну а завтра…

Кузнецов плохо представлял, что будет завтра, но не сомневался, что все будет хорошо.

— Если отнести десяток банок в ЖЭК или хоть председателю гаражного кооператива, то может быть фиктивно на работу и не возьмут, но вот характеристику хорошую точно выдадут. — Погружался в мечты Александр: — А самому можно на рынке или возле гастронома тушенкой торговать, банки большие, как раз двух банок в день хватит, чтобы Ирке рот заткнуть. Две банки для Ирки, а еще одну — себе. Братанов поить то я больше не буду, сильно жирно им будет, да и другие желающие на халяву набегут. А если самому пить, то надолго хватит. А может и две банки на водяру пускать…Я мужик или нет? Что я на себе экономить буду?

Насвистывая «Мурку», Саша провернул ключи в замочных скважинах и потянул на себя чуть заедающую дверь. Первой его мыслью было, что он просто ошибся гаражом. Просто открыл не тот гараж, как в комедии с этой как ее, во Брыльской! Сейчас оглянусь по сторонам и увижу свой гараж. Но сколько Александр не вертел головой своего гаража он не видел, вернее видел, но разум не хотел осознавать, что счастливого будущего у Кузнецова больше нет.

С третий раз взглянув на номер бокса, и поняв, что это не игры разума, Саша, обессилено, пал на колени и воздев обрюзгшее лицо к серым, безжалостным небесам, заорал обращаюсь к мировой Сущности:

— С-у-у-у-ка!!!

— Кузя! Ты что упал? — верные друзья, замерзнув стоять у распахнутых ворот, пошли по следам Александра и нашли его в состоянии, близком к помрачению рассудка. Их друг, тридцатипятилетний мужчина, давясь, как ребенок с трудом сдерживаемыми рыданиями, долго не мог объяснить, что с ним стряслось. Наконец Сизый найдя на полке гаража старый домкрат, продал его не задорого какому-то автолюбителю и сбегал в сторону частных домов, принес оттуда коричневую бутылку пахнущего сивухой «Сучка». После второй, Саша, занюхав порцию лекарства рукавом, и смахнув слезу с щетинистой щеки, рассказал братанам о постигшем его горе.

— И что ты думаешь?

— Да не знаю я, но найду паскуду, на ремни пошинкую — самогон обжог пищевод и заставил кровь быстрей бежать по венам, Саша чувствовал в себе силы порвать любого.

— Это мент сделал, по любасу! — сделал экспертное заключение Сивый: — Я, когда у хозяина был, там опер часть вообще по жесткому беспределила, отвечаю.

— И че делать теперь? — Сашок на миг растерялся, встречаться вновь с тем душным ментом не хотелось категорически: — Я бы его завалил, но я итак под следствием…

Так это, надо «заяву» писать на мента, пусть он сука, парашки то хлебнет, как я — завелся Сивый.

— Да кому писать? Они же все одна кодла. Меня в пресс-хате прессовали беспредельщики, а эти только заглянут в окошко и лыбятся только.

— А ты что, на СИЗО был? — удивился Сивый.

— Да там в отделе уже пресс-хаты сделали, реально к каким-то конченным меня кинули, еле отбился…

— Так надо в КГБ заяву писать, их менты знаешь, как очкуют — вклинился в разговор старших молодой, но острый умом, Колек: — Я в журнале читал, что на ментов надо или в КГБ, или в прокуратуру заявления нести.

— Да как-то стремно мне — стал потихоньку «отъезжать с темы» Александр: — у меня и документов на тушёнку нет никаких.

— Какие документы на два ящика тушенки, ты че, корефон?

— Ну да, точняк, что-то я затупил. Там же два ящика было. Слушай, мне что-то все равно сыкотно. Я итак под следствием хожу, а тут еще идти, заяву на мента писать…

— А ты не иди писать сразу. Пошли, с телефона позвоним, и если что-то не понравиться в разговоре, то свалим и все.

Когда друзья нашли на проспекте работающий телефон — автомат, Саша долго искал в кармане мелочь — очень ему не хотелось звонить в всесильный КГБ. Мента наказать хотелось, а звонить — наоборот.

— Ты что меньжуешься? — не отставал Колек.

— Да монетки нету. Давай лучше завтра позвоним.

— На тебе «двушку» — Коля протянул медную монету: — Ты давай, набирай. Я же серьезно. А гебистам скажешь, что кроме того, что тебя мент обокрал, то он на тебя грабеж повесил, а ты тут вообще не при делах, просто мимо проходил.

— Да я номер не знаю! — разозлился Саша, махнув перед носом Колька зажатой между пальцев монеткой: — А тут, на телефоне последний номер — ноль четыре, Горгаз.

— Набирай— Колек выхватил монетку из руки Саши и сунул в монетоприемник: — Двести девяносто…

Загрузка...