Открыла глаза, ощущая себя будто в невесомости. Картинка перед глазами была не чёткая, а конечности свело судорогой. В помещении казалось кроме меня находился кто-то ещё. Голоса эхом разносились по пространству, но я не могла понять смысла сказанного.
– В чем дело? Что вам нужно? – кричал где-то над ухом какой-то незнакомый мужской голос, и я заставила себя приподняться.
– Пошёл отсюда на хрен, сопляк, пока я не порвал тебя на части! – услышала злобный рык отца и единственное, что смогу сделать – это кое-как натянуть на свое обнажённое тело кусок простыни.
Осознание произошедшего навалилось разом, и я даже слова произнести не могла, потому что забыла, как надо говорить, как дышать, как вообще жить теперь.
– Эй, папаша, полегче! – продолжал выступать парень, который почему-то тоже был обнажен и находился со мной в одной постели.
Игнат решил больше не вести беседы с незнакомцем и за пару секунд без особых усилий вышвырнул его за дверь.
Меня ещё слегка пошатывало и силы вернулись не до конца, но я попыталась найти в голове хоть одно слово, чтобы постараться объяснить отцу что же произошло, постараться доказать свою невиновность, хотя кому она теперь нужна. Даже если это изнасилование, честь не вернуть. Я пользованная. Шлюха… как и утверждала не раз Алевтина.
– Папа… – всхлипнула и поняла, что голоса практически нет.
– Вот, Игнат. Я устала молчать и чисто по-женски покрывать Адель. Она зашла слишком далеко. Путается со всеми людишками подряд. Я бы не выдала её, если бы не интерес Рамиля. Представляешь, что будет, когда он поймёт, кого ему подсунули в качестве любовницы?
Из-за широкой спины отца вышла Алевтина и, осуждающе качая головой, посмотрела на меня. В её глазах я увидела триумф. Вот что значит действовать умнее и тоньше. Браво, матушка. Ты все-таки отыгралась на мне за все прошлые обиды по полной, хотя я и ничего тебе плохого не сделала, кроме того, что появилась на свет.
– Адель, как ты могла, – выдохнул папа, и разочарование, которое отчетливо отобразилось в его глазах, заставило моё сердце больно сжаться в груди.
– Я не виновата! – крикнула, собирая все остатки мужества и собственного достоинства в кучу, но моим словам уже было не суждено достучаться до сознания мужчины.
Он сделал свой вывод, поверил своей жене, своим глазам и обонянию.
Опустила взгляд на постель и поняла, что её сменили, убрав все следы крови. Не осталось никакого доказательства, что свою девственность я потеряла именно в этот раз.
Идеально придумано…
– Немедленно одевайся, – последовал холодный отцовский приказ, и через несколько секунд я осталась одна в небольшом душном помещении, пропитанным запахом секса и пеплом от моей сгоревшей дотла души.
Я не знала, что меня теперь ждёт. И дураку ясно, что ничего хорошего, но мне было уже все равно если честно. Кричать в пустоту о своей невиновности я не собиралась, потому что в этом просто не было смысла. Надеялась, что наказание коснётся только меня и никак не отразится на отце, потому что я все равно любила его и была благодарна за то, что он мне дал.
Опять в голове вспыхнула мысль, что всему виной этой гавнюк Рамиль! Если бы не его идиотская шутка, ничего бы не было! Пустоту внутри быстро заполняли злость и ненависть. Мне терять уже не чего, поэтому, если встречу гада, то расцарапаю ему лицо, а может и вгрызусь в горло, ведь какая-то доля волчьей крови во мне все же имеется.
Я не собиралась оплакивать потерянную девственность. Зачем лить слезы о том, чего не вернуть. Была бы я на месте Карины или других чистокровных девушек, то конечно бы билась головой об пол, но я грязнокровка. Кому есть дело до моей чести?! Все и так чуть ли не с рождения повесили на меня ярлык шлюхи, вот и накаркали, как говорится.
В машине ехали молча. Возможно, потому что за рулём находился водитель, а возможно, просто было нечего сказать друг другу.
Алевтина умело скрывала довольную улыбку за оскорбленной гримасой, а отец казалось превратился в безжизненную статую. За весь путь от отеля до дома он не шелохнулся и даже не сменил ни разу позу. Так и просидел, уставившись в одну точку перед собой.
– И что нам теперь делать? Что если в скором времени Рамиль потребует прислать к нему Адель? – взволновано спросила Алевтина, когда мы все втроём вошли в кабинет.
Вероятно, только в этот момент моя мачеха включила мозги и поняла, что вся эта её выходка может ох как аукнуться и зацепить и её, и даже Карину.
– Ничего, – коротко отрезал Игнат Захарович. – Ты забудешь о том, что видела и даже под угрозой жестокой расправы не признаешься, что о чем-то подобном знала. За то, что недоглядел за дочерью ответ держать буду я. Как не странно, но грязнота крови Адель может сыграть на руку и наказание не коснется ни тебя, Аля, ни нашу Карину.
Отец так спокойно и просто произнёс эти слова, что моё тело покрылось ледяной коркой.
Я стояла в стороне, опустив взгляд в пол, и не имела никакого желания спорить или отстаивать свою точку зрения. Хотелось поскорее уединиться и смыть с себя этот мерзкий запах, которым пропитался каждый миллиметр моей кожи. Нет, это не запах парня, это вонь того мерзкого оборотня, который ради собственной забавы или какой-то выгоды лишил меня чести, извалял в грязи, не спросив разрешения. Если бы отцовские глаза не застилали злоба и чувство стыда, то он бы почуял подвох, а возможно и узнал бы по запаху, что за тварь обесчестила его дочь.
– А теперь оставь нас, я хочу поговорить с Адель наедине.
Алевтина ушла, и некоторое время в кабинете царила тишина. Видимо, папа собирался с мыслями, чтобы сказать что-то очень ужасное и неприятное. Слезы подступили к горлу, но я проглотила их, потому что слезами тут уже не поможешь.
Возможно, меня ещё не отпустила та дрянь, что вколол мне похититель, поэтому внутри как-то пусто. Да, больно, да обидно, но не более. Паники и особого страха нет, лишь какая-то обреченность.
– Ты разочаровала меня, Адель. И мне стыдно перед твоей матерью за то, что ты так и не смогла стать достойной девушкой.
– Папа, это Алевтина… – сделала попытку оправдаться, но мужчина заткнул меня взмахом руки, отвесив звонкую пощёчину.
– Хватит! Я сыт по горло твоим эгоизмом и постоянными претензиями касаемо моей жены и своей жизни в целом.
Эти слова обидели даже сильнее, чем оплеуха, потому что я в отличие от мачехи никогда не жаловалась на неё и про очень многое молчала, даже про это чёртов подвал! Такое ощущение, что отец совершенно не знаком с мегерой, которая носит статус его законной жены.
– Теперь твоя судьба целиком и полностью зависит от решения Рамиля, – сказал, а сам даже не посмотрел в мою сторону, словно ему противно. – Моли небеса о том, чтобы он увлёкся Кариной и забыл о тебе навсегда, иначе…
– Что?! Опять этот Рамиль?! Какое вообще он имеет отношение ко мне?! Он мне никто!
Услышав подобное, я словно вышла из оцепенения и наконец, стала собой. Меня просто начало трясти от одного только имени сына Альфы.
– Благодаря ему ты до сих пор здесь, а не за пределами стаи и только небесам известно, что будет, когда парень узнает на кого именно повелся его волк! – рявкнул мужчина, и от его громкого рыка задрожали стены кабинета.
– Мне плевать на него и его волка! Ты мой отец, а значит, тебе решать мою судьбу! Не ему! НЕ ЕМУ!!!
Слёзы брызнули из глаз, потому что внутри будто прорвало плотину. Неожиданно обида накрыла с головой, но не на отца, не на его жену и даже не на Рамиля, а на… маму. За то, что она меня бросила, пусть это сверх эгоизма и человек не виноват в том, что умер, но на данный момент мне было плевать на все эти рациональные рассуждения. Была бы она рядом, мне не пришлось через все это проходить, не пришлось бы чувствовать себя ненужным куском дерьма! Была бы она рядом, то выслушала и обязательно поверила бы мне.
– Папа, прошу… позволь мне уйти. Мне ничего не надо. Я хочу всего лишь спокойной жизни, без всех этих волчьих правил и традиций, – не прекращая плакать, прошептала, глядя родителю прямо в глаза, но там не было и капли жалости или понимания, только осуждение и разочарование.
– Волчьих правил? Насколько я вижу тебе плевать на все правила, доченька, так же как на свою семью, – горько усмехнулся Игнат.
– Так же как и твоей жене! – таким же насмешливым тоном ответила, не обращая внимания на вспыхнувший огонёк злобы в глазах мужчины напротив. – Всё это время Алевтина мучила меня, оскорбляла и всячески старалась унизить в глазах общественности, а ты не замечал этого или не хотел замечать, но это ведь сейчас не важно, да, папа? Ровно как и то, что именно Алевтина обманом заставила меня поехать в город, где меня схватили какие-то оборотни не имеющие стаи, а потом жестоко изнасиловали, выставив всё так, что даже ты отвернулся от меня.
– Это не важно, – заявил, и я не сдержала истеричного смеха. – Как бы сейчас жестоко это не звучало, но во всем виновата только ты, Адель. Ты с самого рождения живёшь среди оборотней, изучаешь эти гребаные правила, которым просто нужно следовать! Ты знала, что нельзя без сопровождения выходить из дома, тем более покидать территорию стаи и уж тем более на такси! Даже моя жена не выезжает в город одна.
– Но она прислала сообщение и попросила приехать, а из водителей никого не было… – растерянно пробормотала, хватаясь за телефон, как за спасательный круг.
– Ты могла позвонить мне, – оставался не преклонен отец.
– Я звонила, ты не ответил.
– Тогда, как достойная волчица и примерная дочь, ты должна была остаться дома и дождаться появления того, кто смог бы сопроводить тебя.
Понимала, что он прав. Во всем прав, и я вроде не отрицала то, что виновата сама, но все равно наивно ожидала хотя бы капельку жалости и понимания.
– Ты сказал, что я должна беспрекословно выполнять все требования Алевтины! Вот я и выполняла, не желая лишний раз попасть в немилость за свой непутевый характер, – ответила уже практически без эмоций, понимая, что в этом разговоре не было никакого смысла для меня.
– Адель, не перекладывай свою вину на других, не опускайся в моих глазах ещё ниже.
– Я грязнокровка. Я плохая, не достойная дочь, но я не шлюха! Больше не стану оправдываться, приму любое Ваше решение, Игнат Захарович. Если Вам будет угодно скинуть со своих плеч такую непосильную и неприятную ношу, как я, на Рамиля, то я покорно приму это. Хуже мне всё равно уже не будет в любом случае. Я много слышала в свой адрес оскорблений, ношу ярлык «шлюхи» на шее чуть ли не с рождения, но никогда мне не было так больно и обидно, потому что я верила в отцовскую любовь и в то, что он защитит меня в случае опасности, но теперь… теперь он умер для меня, так же, как и он похоронил дочь в своём сердце, – даже самой стало не по себе, когда услышала свой голос, насквозь пропитанный холодом. – Я могу подняться к себе? Или прикажете оставить этот дом, дабы не портить его своей грязью?
Посмотрела отцу прямо в глаза, вздернув нос кверху и не обращая внимания на то, что все тело ломило так, будто его через мясорубку пропустили.
– Иди к себе, Адель.
Развернулась и не спеша пошла к выходу. Ноги подгибались , но я держалась ровно из последних сил, чтобы не показать свою слабость. Моя боль никому не нужна, всем плевать.
– Если я стану разбираться и выяснять, кто это сделал, все подробности всплывут на поверхность, – бросил мне в спину Игнат, словно таким образом пытался оправдать свое поведение передо мной, возможно, даже это своего рода извинения, но я не хотела их принимать. Интересно, случись подобное с Кариной, он бы поступил так же? Промолчал, боясь позора и изгнания, или отправился прямиком к совету старейшин, чтобы те наказали виновного!? Попросил бы Альфу обеспечить поддержку и дать разрешение наказать любого, кто только посмел бы бросить осуждавший взгляд в сторону несчастной девушки с поруганной честью?
– Не стоит утруждаться, – ответила, не оборачиваясь, и покинула кабинет.
Медленно поднималась по лестнице и ощущала, что нахожусь в этом месте впервые. Я никогда не считала всю эту роскошь своей и не задумывалась сколько денег на счету у той или иной семьи. Но тут я выросла, знаю каждый уголок и каждый оттенок аромата. У многих все эти картины, статуи и огромные люстры на потолке ассоциируется с богатством, а у меня с ароматом мясных тефтелек, которые мне тайком приносила Карина, когда её мать запирала меня в подвале. И пусть эти рисово-мясные шарики практически всегда были холодными, но ничего вкуснее я не ела за всю свою жизнь и дело тут не в качестве продуктов или старании повара, дело в заботе, которой судьба меня не особо баловала.
Как бы плохо ко мне не относились, я всегда себя чувствовала в этих стенах защищённой, несмотря ни на что, сюда всегда стремилась моя душа, и хотело вернуться поскорее сердце, а теперь… я осматривалась по сторонам и будто не узнавала ни лестницу, по которой поднималась и спускалась тысячи раз; ни коридор, по которому столько раз играла в догонялки с Корой и который вымывала собственными руками сотни раз; ни спальню, в которой все мои вещи, хранящие запахи и воспоминая; всё чужое, хотя не так, тут всё на своем месте, это я – чужая, как инородный предмет, как вшивая овца в стае гордых и великих волков.
Единственное приятное событие за этот чёртов день – это душ. Быстро сбросила с себя одежду и встала под горячие струи воды. Капли соприкоснулись с кожей и приятно обожгли её, унося вместе с собой в канализацию остатки запаха того мерзавца, ставшего моим первым мужчиной. Мне бы хотелось сейчас потерять нюх, лишь бы не ощущать его вонь на себе. В очередной раз жалела о том, что не обычный человек.
Провела в ванной комнате больше часа, и вышла лишь тогда, когда кожа уже начала гореть и щипать от жёсткой мочалки и мыла.
Сначала закутала тело в махровый халат, а потом в одеяло. О завтрашнем дне думать не хотелось, но к сожалению мне не дана способность выключать голову по щелчку пальцев. Правда, на удивление мысли были ясные, и желания удавиться пропало. Напротив, появилась какая-то непреодолимая жажда жить всем назло!