Исповедь царя Бориса

Откровение третье

— Федюша, в прошлую нашу встречу мне стало ясно, что ты пока слишком юн и неопытен, чтобы понять то, о чём я решил тебе поведать. Многого ты просто не в состоянии сейчас осознать, и поэтому мои речи тобою вскоре забудутся. Исправить это можно только одним способом: я запишу всё, что ты должен знать как мой наследник и продолжатель нашего с царём Иваном Васильевичем дела. Книгу с этими записками я оставлю в тайном месте. Тебе передадут её, когда ты сядешь на русский трон и сумеешь удержаться на нём.

— Батюшка, тебе виднее, как лучше поступить, — пролепетал царевич, не смея поднять на отца глаза. — Ты прав, многое из того, что я услышал от тебя, мне странно, а есть вещи, с которыми я не могу согласиться. Кто объяснит мне их, если не ты?

Годунов долго молчал, обдумывая слова Фёдора, съёжившегося на краю его постели.

— Что ж, поступим так, — наконец произнёс он. — Я буду и дальше рассказывать, а ты хотя бы постарайся запомнить мои слова. Если что-то у тебя сейчас или позднее вызовет вопросы, смело спрашивай. Пока я жив, листы с записями будут храниться у меня. Потом их переплетут в книгу и, как я сказал, спрячут до того времени, когда ты будешь в состоянии вновь прочесть их и понять.

— Хорошо, батюшка, — покорно кивнул царевич.

— Что ж, начнём, помолясь.

Оба перекрестились на иконостас.

— На Руси все всегда были свободны: и князья, и дворяне, и крестьяне, и прочий люд. Каждый — сам себе хозяин. Великий князь — всего лишь первый среди равных. Не крестьянину равный, конечно, а другим князьям. Первый, а не хозяин. Любой князь может пойти под его руку, а может и выйти из-под неё. Если под рукой польского или литовского государей ему покажется жизнь слаще. То же самое и крестьяне. Не понравилось мужику у одного помещика, собирает он семью, скотину, скарб и перебирается к другому, у которого условия получше. И каждый князь думал: а почему бы и мне в Великие не выйти? Чем я хуже нынешнего? Особливо те, кто свой род от Рюрика числят. И ведь бывали на Руси времена, когда сразу два Великих князя за престол между собой бились и лили безмерно кровь русскую. А уж когда ордынцы начали ярлык на Великое княжение выдавать, окончательно старые порядки престолонаследия рухнули. Кто понравился хану, больше золота ему дал, тот и получал ярлык Великого князя. И вместо того, чтобы объединиться и скинуть общими усилиями ордынское ярмо, Рюриковичи ещё больше обособились в своих родовых уделах и смертно бились между собой за ханский ярлык, продолжая напрасно лить кровь русскую на радость врагам нашим.

И лилась русская кровь в междоусобных войнах почти триста лет, пока московские князья где силой, где свадебкой, а где и деньгами собирали и объединяли под своей рукой княжеские вотчины и уделы, превращая эти слабые по отдельности лоскуты земли русской в мощную Московию. И скинули-таки власть ордынцев, избавив нас от ханского произвола.

Но вместе с этим мы окончательно потеряли и поддержку орды в войнах с внешними врагами. Хотя поддержка ордынцев и так с каждым годом становилась всё меньше, а денег за неё каган требовал всё больше. Где сейчас исконно русские южные и западные уделы? Польша, Литва и немцы разодрали на куски и сожрали! Орда их князьям помощи не оказала, устремив свои интересы и воинов на восток и в Азию.

Так-то, Федюша, мотай на ус, вижу расти он у тебя начал. Только в единстве сила! И в безусловном подчинении всех одному властелину. Приняли мы от ромеев веру Христову, правоверную. Надо было и государственное устройство перенять. Ещё тогда, во времена Великого князя Владимира. Я порой думаю, сынок, вот если б в Киеве у нас был не Великий князь, раздробивший землю русскую на уделы в угоду своим многочисленным сыновьям, а император, как в Царьграде, сколь русской крови не пролилось бы в междоусобиях удельных князей, сколь сильна была бы Русь! Но не будем витать в облаках, лучше поговорим о том, что было и есть.

Царь Иван Васильевич, как только принял власть, сразу начал создавать новую армию. Отдельные княжеские дружины себя давно изжили, появилось новое огнестрельное оружие. По приказу царя в русском войске создаются отряды, вооружённые пищалями, — стрельцы. По всей стране в специальных мастерских отливают пушки, под них перестраиваются крепости. Города и монастыри обложили селитряной повинностью, та необходима для изготовления пороха.

Свою новую армию семнадцатилетний царь Иван Васильевич решил испытать на регулярно устраивавших набеги на Русь татарах Казанского ханства. Война с переменным успехом длилась несколько лет и закончилась нашей победой.

Сразу же после взятия Казани, в январе 1555 года, в Москву прибыли послы сибирского хана Едигера и от его имени попросили, чтобы русский царь все его земли Сибирские взял под свою защиту, дань свою на них положил и человека своего прислал, кому эту дань собирать. Так, вдобавок к Казанскому ханству, без какой-либо войны Московия приросла и сибирскими землями, а царская казна новым источником дохода.

Узнав о разгроме единоверцев, османский султан Сулейман Великолепный приказал своему вассалу, крымскому хану Девлет-Гирею, оказать помощь казанцам. Войско из тридцати тысяч крымских татар двинулось на Русь. Юный государь в то время смог противопоставить врагу вдвое меньше всадников, но это его не остановило. Царь Иван Васильевич лично возглавил войско, ринулся навстречу татарам и разгромил их наголову. После этого Казанское ханство перестало существовать, окончательно став частью русского государства.

Известие о падения Казани, привело в ярость астраханского хана Дервиш-Али, и тот, надеясь на помощь и поддержку со стороны турецкого султана, объявил войну Московии. Летом 1556 года русское войско под командованием воеводы Ивана Черемисинова легко разгромило врага, после чего Астрахань была взята без боя. В результате этого похода Астраханское ханство тоже стало частью Руси. В том же году Москве покорилась Ногайская Орда, и была полностью разрушена столица Золотой Орды Сарай-Бату.

А дальше события стали нарастать, как снежный ком. В 1559 году князья Пятигорские и Черкасские попросили русского царя Ивана Васильевича прислать им войско для защиты от набегов крымских татар и кумыкского шамхала, а также священников для поддержания христианской веры. Взамен князья Северного Кавказа добровольно присягнули на верность русскому царю. Для укрепления власти над новыми землями царь Иван Васильевич женился в 1561 году на дочери кабардинского князя Темрюка Марии. Таким образом, Русь в считанные годы увеличилась в размерах более чем вдвое и вышла к Чёрному морю.

Султан счёл личным оскорблением то, что подопечные ему раньше волжские ханства отныне подчиняются Москве. Он прислал нашему государю письмо, в котором предъявил ультиматум: либо Русь предоставляет Казани и Астрахани прежнюю независимость, либо царь Иван Васильевич присягает на верность Великолепной Порте, входя в состав Османской империи вместе с покорёнными ханствами.

Османская империя, Федя, в те времена была самым сильным государством в мире и при желании могла бы раздавить Московию, как орех. Вернуть волжским татарам волю царь, конечно, не желал. Это было бы не только предательством погибших в боях с ними русских воинов, но и возобновление грабительских набегов на Русь.

Многие бояре настоятельно советовали царю Ивану Васильевичу покориться турецкому султану. Ведь тогда Московия навсегда обезопасит свои южные и восточные границы. Султан никому не позволит грабить русских подданных, и все грабительские походы крымских и волжских татар будут обращены против недругов Москвы — Польши и Литвы. При помощи султана начнётся быстрое и неизбежное возвышение Руси. И обогащение бояр, конечно, за счёт новых земель и городов. Куда уж лучше?!

Однако государь отказался! Он понимал, что сейчас Порта не нападёт на Русь, потому что её войска заняты войной в Европе, Азии и Африке. В Европе османам уже принадлежали Болгария, Греция и Сербия. Граница империи отодвинулась до Вены, турки приняли под свою руку Венгрию, Молдавию, Трансильванию, начали войну за Мальту, опустошили побережья Испании и Италии. У Московии пока было время для накопления сил к предстоящей войне с Османской империей.

Именно тогда царь Иван Васильевич начал менять русские порядки и законы. Он отменил кормления, заменив назначаемых царём воевод земскими и губными старостами, которых избирают бояре, крестьяне и ремесленники. Но не насильно! Народу был предоставлен выбор: нравится воевода — живи по-старому, нет — местные жители вносят в казну сумму от ста до четырёхсот рублей и могут выбирать себе в старосты кого захотят.

Кроме того, по всей Руси активно строились церковно-приходские школы и крепости. Увеличившейся вдвое Руси требовалось всё больше мастеров: строителей, ремесленников, оружейников, пушкарей, кузнецов и даже книгопечатников. А где их было взять? Царские вербовщики отправились в Европу.

Некоторые советники царя, такие как члены Избранной рады Алексей Адашев и Иван Висковатый, а также воеводы Иван Шереметев и Андрей Курбский, предлагали Ивану Васильевичу напасть на Крым, разгромить его и включить в состав Руси, как Казань и Астрахань. Ради этого они даже остановили победоносную войну в Ливонии, уговорив царя заключить совершенно ненужное русской армии перемирие.

В 1559 году русская флотилия спустилась по Днепру, успешно миновав турецкую крепость Очаков, и вышла в Чёрное море. Две с половиной недели царское войско на малых челнах захватывало все встречные корабли, а также был высажен десант на берег Крыма в пятнадцати верстах от Перекопа, опустошивший татарские улусы, разоривший крупный крымский порт Гёзлёв и освободивший множество русских пленников!

В Европе, особенно в Польше и Литве, военные успехи русского царя в Ливонии и Крыму произвели ошеломляющее впечатление. Мы довольно легко полностью разгромили орден, большая часть Ливонии была захвачена русскими войсками, которым оказывало всяческую помощь местное население — латыши и эстонцы. Русь вышла к морю и тем самым прорвала блокаду враждебных соседей.

Воспользовавшись перемирием, против Московии впервые открыто объединились вчерашние враги: Польша, Литва, Дания, Саксония и Швеция. Не для того, чтобы спасти Ливонский орден, а чтобы отбросить Русь от Балтики и торговых европейских путей! Они не хотели, чтобы русские купцы сами торговали в европейских городах.

Магистра Готхарда Кетлера заставили передать земли Ливонского ордена под покровительство Польши, Литвы, Швеции и Дании. Так неожиданно после окончания перемирия нам пришлось воевать чуть ли не с половиной Европы!

Но особенно был задет нашими успехами турецкий султан. Он написал Ивану Васильевичу, что нападение на Крым считает объявлением войны Османской империи. Султан отпустил крымские тысячи, которые воевали в составе турецких войск в Молдавии и Венгрии, и приказал крымскому хану Девлет-Гирею сокрушить Московию. Татары каждый год стали совершать нападения на Русь, и мы были вынуждены отгородиться от их набегов протянувшейся на сотни вёрст Засечной чертой из лесных буреломов, крепостей и земляных валов с вкопанными в них кольями. Эту стену постоянно защищали до семидесяти тысяч воинов, так нужных нам в Ливонской войне.

Царь Иван Васильевич не стал развязывать с Крымом полномасштабную войну, как с Казанью, несмотря на уговоры Адашева, Курбского и прочих ближних советчиков. Огромные пространства пустынного Дикого поля исключали в такой войне фактор внезапности. Пушки, порох, ядра, фураж и прочие запасы сильно ограничивали скорость передвижения войска.

Дороги в Крым тоже были пока не разведаны. Одно дело спуститься на лёгких челнах по реке небольшим отрядом и совершить внезапный набег на татарские улусы, другое — ввести огромное войско в неизвестные земли, где нет разведанных источников воды и необходимого запаса продовольствия. Днепровские пороги и турецкий гарнизон крепости Очаков исключали доставку пушек по реке. Поэтому царь Иван Васильевич решил сосредоточить усилия на укреплении южных рубежей Руси по реке Ока. Крымчаки — плохие вояки, хоть они и живут разбоем, не сеют и не пашут. Русские отряды побеждали их орды, в которых насчитывалось втрое больше всадников, чем у нас.

Так тянулось почти десять лет. Наши основные войска всё это время отодвигали границу Московии на запад. Продолжалась кровавая Ливонская война. Мы вынуждены были её продолжать, потому что европейским монархам не понравилось усиление Руси. В 1561 году германский император Фердинанд специальным декретом запретил пропускать через подвластные ему земли в Московию европейских мастеров и военные материалы, а в Ливонии за подобное деяние вообще грозила смертная казнь!

Кроме того, на руку врагам Московии были наши внутренние распри. Основной бедой тогдашнего русского войска являлось требование бояр назначения на посты согласно заслугам их предков. Они кричали: коли мой дед командовал крылом войска, значит, и мне тот же пост положен. Пусть я дурак или вьюнош несмышлёный, всё равно пост командира крыла — мой! Пусть этот князь мудр и в военных делах опытен, но он под рукой моего деда ходил. Значит, не я ему, а он мне подчиняться должен!

Происходили и случаи прямой измены. Новгород и Псков тайно вели переговоры с Польшей и Литвой о переходе под власть короля или Великого князя! Они думали таким образом получить для своих купцов свободный выход на европейские рынки. Русские князья и воеводы под действием личных обид или подкупа переходили на сторону врага. Глядя на то, как польская шляхта выбирает себе королей, вынуждая тех давать магнатам всё больше прав и привилегий, русские бояре мечтали и в Московии завести подобные порядки, и эти мечты толкали их на измену.

Поздней ночью 30 апреля 1564 года главный московский воевода всех русских войск в Ливонии князь Андрей Михайлович Курбский вместе с несколькими служилыми людьми бежал из Юрьева в Литву. До этого он, как мы узнали позже, долго вёл тайные переговоры с польским королём Сигизмундом Августом и гетманом Радзивиллом. Король Сигизмунд ещё 13 января 1564 года в своём письме Раде Великого княжества Литовского поблагодарил витебского воеводу Радзивилла «за старания в отношении Курбского». Как оказалось, чтобы доказать Сигизмунду серьёзность своих намерений князь Андрей Курбский передал Радзивиллу планы передвижения русских войск в Ливонии. В результате этого предательства 25 января 1564 года мы потерпели поражение в сражении под Улой.

Король Сигизмунд не обманул знатного перебежчика. В июле 1564 года князь Андрей Курбский получил в своё владение обширные поместья в Литве и на Волыни. Ему было передано староство кревское и до десяти сёл в Упитском повете, а на Волыни — город Ковель с замком, местечко Вижва с замком, местечко Миляновичи с дворцом и 28 сёл.

Польскому королю не пришлось пожалеть о своей щедрости. Поскольку бывший главный московский воевода всех русских войск князь Андрей Курбский прекрасно знал, как устроена оборона западных рубежей Руси, при его участии войска Великого княжества Литовского много раз устраивали засады на русские отряды. А уже в конце сентября того же года изменник Курбский пришёл на Русь одним из воевод большого польско-литовского войска.

Измена бывшего ближайшего друга, князя Андрея Курбского, то, что он бежал в Литву и теперь воюет против своей родины на стороне польского короля, явилась последней каплей, переполнившей чашу терпения государя. Царь. Иван Васильевич окончательно решил либо покончить с самовластием бояр, либо оставить престол государства. Именно тогда он покинул Москву, переехал в Александрову слободу и согласился вернуться на трон лишь при согласии народа на организацию опричнины. В новой, опричной, армии воины клялись в преданности одному лишь государю, и карьера их зависила только от их личных качеств. Так что введение опричнины было жизненно необходимо для сохранения и упрочения царской власти и русского государства.

Не только государство, но, к сожалению, и армия разделилась на опричную и земскую части, которые взаимно не доверяли друг другу. Это несколько раз приводило к тяжёлым поражениям в битвах и неоправданным потерям. Особенно, когда к несогласованности действий воевод добавлялось прямое предательство обиженных на царя бояр.

Весной 1569 года из Великого Новгорода в Москву были переселены сто пятьдесят семей ненадёжных бояр, мечтавших передать город под власть польского короля. На их место из Москвы переехали в Новгород опричные дворяне. Это была обычная метода Ивана Васильевича замирения земель со времён покорения Казани. Татарская и ногайская конницы давно влились в русские отряды, воевавшие в Ливонии, а вот с Новгородом и Псковом постоянно возникали всяческие неприятные для государя проблемы.

Дополнительные трудности доставляла и свирепствовавшая в это время на Руси, особенно в тех, северо-западных землях, чума. Да и в самой Москве каждый день умирало по шестьсот человек. Города и сёла пустели не только из-за тягот войны в Ливонии и набегов крымских татар, но и по причине три года свирепствовавшего в государстве мора.

В конце лета 1569 года наш тайный соглядатай новгородский помещик Пётр Иванович Волынский сообщил Малюте о новом боярском заговоре. Подкупленный царский повар должен был в указанное время отравить Ивана Васильевича ядом. Одновременно с этим князь Владимир Старицкий при помощи верных ему боярских отрядов обязался уничтожить опричную охрану, арестовать царскую семью и захватить престол. Князя Старицкого немедленно должны были признать царём Всея Руси заговорщики в Москве, в том числе и из высших опричных кругов, боярская верхушка Новгорода и польский король Сигизмунд.

Новый русский царь обязывался отменить опричнину и немедленно завершить Ливонскую войну. Польша должна была получить Псков и Новгород, а новгородская знать — вольности польских магнатов.

Царский повар умер на дыбе, но кто-то всё же сумел отравить царицу Марию Темрюковну, и та после тяжёлой болезни умерла шестого сентября 1569 года. Похоронив жену, царь Иван Васильевич вызвал к себе князя Владимира Старицкого и показал изобличающие того документы.

Я стоял в карауле у дверей и прекрасно слышал, как князь рыдал, ползал на коленях и просил царя пощадить его жизнь. В ужасе от предстоящих пыток, князь Старицкий не стал отпираться, кричал, что на измену его подбила собственная мать, мечтавшая увидеть сына на русском троне.

— Три года назад, — ответил князю Владимиру государь, — моя разведка перехватила письма от польского короля и от литовского гетмана ко многим русским боярам. По совету Малюты их всё же доставили адресатам. И оказалось, что из всех этих бояр один только князь Бельский не вступил с Сигизмундом в переписку и передал мне письмо, в котором польский король предлагал ему за измену обширные земли в Литве. Остальные бояре ответили королю и составили заговор. Они предполагали с верными им воинскими отрядами окружить мой лагерь в Ливонии, перебить опричную охрану и выдать меня полякам. Вот у меня копия письма агента польской короны Шлихтинга, в котором он сообщает Сигизмунду:

А на русский престол изменники опять решили посадить тебя!

— Меня оклеветали! — истерично закричал князь Старицкий. — Ты же знаешь, государь, что суд Боярской Думы меня оправдал.

— Да, знаю, — согласился царь Иван Васильевич. — Тебя спасло то, что главарём мятежников все назвали боярина Челяднина-Фёдорова. А знаешь, почему указали на него, а не на тебя? Такова была моя воля, и Малюта её исполнил! Не хотел я, чтобы мой двоюродный брат, Рюрикович, был казнён на площади при всём честном народе за измену и покушение на жизнь помазанника Божия.

Много лет назад, помнишь, брат, когда я тяжко болел и готовился к смерти, бояре отказались присягать на верность моему первому сыну Димитрию. Они хотели усадить на русский трон тебя, князя Старицкого. И ты не воспротивился этому! Я как правоверный христианин тогда тебя простил и, как завещал нам Господь, подставил вторую щёку. А ты устроил заговор против меня!

Я опять тебя простил, и твою вину переложили на боярина Челяднина-Фёдорова. Я надеялся, что ты, брат, оценишь моё милосердие к тебе, а увидав воочию муки и казнь заговорщиков, навсегда отринешь от себя даже мысли об измене. Но ты почему-то не понял ясного намёка и продолжил идти путём Каина. И вот теперь я говорю тебе:

«Всё, князь Владимир, я не буду больше тебя жалеть. Вы отравили царицу Анастасию, которую я любил без памяти, ныне отравили Марию — мою вторую жену, хотели убить меня! Не брат ты мне отныне, князь».

— Прости, государь! — выл князь Старицкий. — Это всё мать! Она меня заставила. Я не хотел! А про отравление цариц Анастасии и Марии, мне ничего не известно. При мне никогда об этом речи не велись. Сошли меня в самый далёкий монастырь, государь, только избавь от пыток и смерти…

— Ну, что ты, князь Владимир, успокойся, никто тебя пытать не будет. И встань — негоже Рюриковичу на коленях ползать, вымаливая пощаду. Малюта, усади князя Старицкого за стол и налей ему кубок его любимого вина вон из того сосуда, а мне — квасу в чашу. Ты ведь знаешь, князь, я сам вина не пью, но тебе оно сейчас необходимо, так что в вину тебе сей порок не поставлю, пей смело.

Когда князь Старицкий успокоился, Малюта лично проводил его до крыльца, и тот свободно уехал домой. Когда они выходили от царя, Иван Васильевич увидел меня.

— Это ты, Бориска? — сказал он, хмурясь. — Ну-ка зайди и закрой дверь!

Царь долго молчал, испытующе глядя на меня. Потом спросил:

— Всё слышал?

— Всё, государь!

— Хорошо, что не соврал. И хорошо, что Малюта именно тебя у моих дверей сегодня поставил. Молчи, о том, что услышал! Совесть моя чиста — я дважды подставлял щёку. Третьей щеки у меня нет, поэтому пришло время вспомнить иную библейскую заповедь: око за око! Малюта влил князю в кубок с вином яд, которым должны были отравить меня. Ты теперь, Бориска, знаешь царскую тайну. Проговоришься, умрёшь лютой смертью. Сумеешь молчать, щедро награжу. А теперь иди на свой пост и никого ко мне не пускай. Молиться буду…

На следующий день все узнали, что князь Владимир Старицкий умер в своей постели от внезапного недуга. Но Малюта вскоре узнал, что со смертью князя Старицкого изменники не отказались от своих планов. Теперь заговор возглавил новгородский архиепископ Пимен. Несмотря на чуму, царь Иван Васильевич лично двинулся во главе войск к Новгороду. Вечером 2 января 1570 года передовой отряд опричников выставил заставы вокруг города, а 6 января в Новгород вошли царь и мы, его личная охрана. Были арестованы знатные новгородцы, чьи подписи стояли под договором с королём Сигизмундом.

Иван Васильевич не стал тянуть следствие, и уже через месяц состоялся суд. Были казнены полторы тысячи изменников. Англичанин Джером Горсей в своей книге «Записки о России», пользуясь тем, что в Европе мало кто знает о нашей жизни, написал, будто тогдашней зимой опричники перебили в Новгороде семьсот тысяч жителей. И европейцы в эту ложь верят! По себе, видать, судят. А ведь и в самые лучшие времена в Великом Новгороде не насчитывалось больше тридцати тысяч человек. Подлый англичанин просто нагло списал историю разорения французского города Льежа бургундцами Карла Смелого в 1468 году. Сто лет прошло, кто вспомнит в Англии, что там было во Франции?

И ещё, Фёдор, в те дни, когда мы вошли в Новгород, река Волхов промёрзла до самого дна. А в книге Горсея опричники плавают на лодках, убивая тонущих новгородцев! Какую только ложь не изрыгали враги царя Ивана Васильевича…

Да, той зимой конца 1569 — начала 1570 годов Великий Новгород сильно опустел. Ещё до нашего прихода жизни тысяч новгородцев унесла чума, поэтому и сильного сопротивления опричному войску практически не было. По приговору царского суда казнили полторы тысячи изменников. Многие новгородские семьи переселили на литовскую границу: в Себеж, Озерище и Усвят. В Москву на этот раз никого не взяли, но как показали последующие события, там и так уже было немалое кубло предателей. Во время следствия в Новгороде было установлено участие в заговоре близких к царю опричников и бояр: Вяземского, отца и сына Басмановых, Фуникова и дьяка Висковатого. Все они были казнены, когда царь вернулся в Александрову слободу.