Исповедь дезертира

Снова в крепости

Мы с Малхазом отправились в крепость. Внимательно глядя на дорогу, он рассказывал:

— Знаешь, парень, женщины за тебя очень переживали. Им сказали, что тебя убили. Только Настя не поверила. Среди мертвых тебя не было. Я сам чудом остался жив, вот видишь, ногу зацепило.

Он приподнял штанину и показал мне свежий шрам.

Пока мы ехали горной дорогой на его стареньком москвиче, я рассказал Малхазу и о подробностях своего пленения, и о благородстве Георгия, который освободил меня за немалый выкуп. И вот я увидел знакомые очертания башни. Таисия, открывая нам двери, сияла от радости. Она поцеловала меня в щеку и обняла Малхаза. Настя была более сдержанной. Вечером я ей выложил все, что со мной случилось за этот беспокойный месяц. Под конец сказал:

— Ты знаешь, Настя, я решил подаваться к своим. Завтра или послезавтра уйду. Лучше быть наказанным за дезертирство, чем болтаться вот так… Сюда я вернулся только, чтобы еще раз вас повидать, спасибо за все сказать…

— Ты со своей мамой связался? — спросила она.

— Пока нет. Уж лучше, когда все определится… Струсил — надо отвечать, — сказал я, и перед глазами снова всплыло суровое лицо монаха.

Знал бы я в ту минуту, как круто и неожиданно уже на следующий день повернется в очередной раз колесо моей судьбы!..

Ранним утром в ворота крепости кто-то настойчиво забарабанил.

— Кого еще принесло? — встрепенулась разбуженная Настя.

Таисия Андреевна быстро выбралась из кровати, тревожно посмотрела на меня и пошла к воротам.

Мигом подхватил одежду и, сбежав вниз, я спрятался в своем укрытии. Прислушиваясь к разговорам наверху, с досадой подумал: «Зря топор не захватил». Однако предпринимать что-либо было уже поздно.

Вскоре стало понятно, что вернулся Павло и привел с собой нескольких бандитов. Пока они умывались на улице колодезной водой, ко мне незаметно прошмыгнула Настя.

— Артем, — шепнула она. — Сиди тихо, там Павло и его дружки.

— Сколько их?

— Шестеро. Ночью я отведу тебя к Малхазу. Или нет, лучше к бабушке Софико…

— Какая бабушка, мне надо к своим, — я злился на себя за медлительность, из-за которой приходилось снова отсиживаться в подвале.

Но Настя не дала мне договорить, шикнула:

— Все, сиди тихо, пока не дам знать, что они ушли.

Весь день бандиты выпивали и балагурили на дворе. Настроение у них было приподнятое, судя по всему, получили деньги за какую-то операцию. С заходом солнца они сели играть в карты за столом в боковой пристройке. О том, что меня обнаружат, я особенно не переживал: люк был замаскирован под облегченную керамзитовую плиту, к тому же Настя насыпала на нее для маскировки какого-то мусора.

В эту ночь боевики не ушли. Вернее, ушли, но не все. Двое остались и гремели возле козьего загона оружием.

Поздно ночью Настя пробралась ко мне, и в полной тишине мы слушали разговоры Таисии и Павла.

— Во, слышишь, — шепотом комментировала Настя, — подарок он мне, видите ли, принес. Вешает матери лапшу на уши. Нужен мне его подарок как собаке пятая нога. Так, мама, правильно, дай ему, дай. Там еще эти двое. Этой ночью тебе уйти не удастся…

Не удалось сделать это и в следующую ночь. Бандиты то уходили, то возвращались, словно челноки, курсируя между крепостью и своим базовым лагерем. Только Павло никуда не ходил, он все время был с Таисией. Думая задобрить ее, бандюга приволок с собой кучу разной мелочовки, которую можно купить на любом московском развале. Чувствовал он себя, как дома. К вечеру, изрядно выпив, увел Таисию из крепости. Зато его дружки продолжали пьянку.

Так продолжалось несколько дней. А потом…

Однажды в жаркий полдень Павло с Таисией опять ушли в лес, а в крепости осталось несколько боевиков. Они играли в карты за столом в пристройке. Настя должна была их обслуживать. Подай то, сходи за этим…

— Эй, принеси нам еще вина! — услышал я грубый окрик одного из бандитов.

Через несколько минут раздался пьяный голос другого:

— Скоро там будет пожрать?

Видимо, Настя уже появилась перед ними с бутылкой вина, потому что третий голос проорал:

— Смотри, какой жопа! — бандит что-то еще добавил на своем языке, после чего все громко заржали.

Послышалась возня, звон разбившейся посуды и вой:

— А-а-у-у! Сука! Она меня в яйца ногой!

— Пустите меня, уроды! — вскрикнула Настя.

Медлить было нельзя. Достав из ножен штык-нож, я бесшумно открыл люк и выскочил из подвала. Выглянув из-за угла, увидел, что двое обросших щетиной боевиков выкручивают Насте руки, а третий расстегивает штаны. Еще успел заметить на столе среди глиняных кружек пистолет Макарова. «Вот ублюдки! Пьяные звери, нелюди!» В ярости крепко сжал рукоять ножа, примериваясь для удара. В последний момент передумал, перехватил нож за лезвие. «Главное попасть рукоятью в висок, — соображал я, — как учил инструктор Георгия, и он отключится. Потом надо успеть схватить пистолет…» Зарезать человека, как животное, было не в моих силах.

Я выскочил из-за угла и с размаху засветил насильнику по голове. Хотя удар пришелся вскользь, тот сразу свалился. Я дернулся было к пистолету, но один из державших Настю успел раньше и выстрелил в потолок. В следующую секунду тяжелый удар обрушился на меня сзади, и я потерял сознание.

Когда пришел в себя, увидел четвертого бандита: оказывается, он молча сидел на ступеньках лестницы, наблюдая за происходящим. Боевики прислонили меня к стене, двое держали за руки, а третий и четвертый отрабатывали удары. Били только по рукам, и по корпусу — лицо не трогали. Настя была уже заперта в подвале — оттуда слышались ее приглушенные крики. От сильного удара в солнечное сплетение я снова потерял сознание.

Потом меня на время оставили в покое. Я то приходил в себя, то снова отключался, лежа на холодном полу. Боевики покуривали и посмеивались, сидя на скамьях и чурбаках. В очередной раз очнувшись от грохота выстрела, я увидел над собой фигуру Павла с дымящимся в руках пистолетом, хотел пошевельнуться, но по телу прокатилась такая боль, что чуть не закричал. К счастью, оказалось, что Павло стрелял не в меня, а в потолок, чтобы остудить пыл бандитов. Таисии рядом не было — видимо, ее, как и Настю, где-то заперли.

На меня вылили два ведра воды и тем самым окончательно привели в чувство.

Настю извлекли из подвала, и усатый боевик повел ее наверх, в комнату матери. Проходя мимо меня, она вскрикнула:

— Артем!

Хотела броситься ко мне, но ей не дали, удержав за руки.

Павло осмотрел мой схрон и, вернувшись, скомандовал своим:

— Этого связать, и в подвал. Завтра в расход пустим.

Ночь я провел в полубредовом состоянии. Преодолевая ужасную боль во всем теле, отрешенно думал: «Вот и все. Конец. Теперь всегда будет темень, как в этом подвале. Хоть бы еще бы разок взглянуть на небо и солнце».

Утром за мной пришли двое бугаев, выволокли наверх, повели во двор.

Ослепленный солнцем, я стал искать глазами Настю, но ее не было. Вдруг послышались сбегающие по лестнице шаги. Из пристройки выскочила Таисия и бросилась на боевиков.

— Оставьте его в покое! Он ни в чем не виноват! Куда вы его тащите!? — закричала она.

За ней выскочил Павло, замахнулся кулаком.

— А, сука! Хахаля завела!.. Ну все, убью!

Он долго еще орал и ругался, но до рукоприкладства не дошло.

— Негодяй, мерзавец, сволочь! — кричала Таисия, отталкивая удерживающих ее боевиков. — Не трогай парня, Малхаз тебе этого не простит!

В это время из башни выскочил боевик и что-то быстро зашептал на ухо Павлу. Тот злобно покрутил головой и велел боевикам снова бросить меня в подземелье.

Спустя какое-то время за мной спустился обросший мужик с отвратительной рожей. Он усмехнулся, и по его взгляду я понял, что мне конец. Пинками он вытолкал меня наверх, в руки двух таких же образин. На дворе уже толпилось человек десять бандитов.

Стараясь на них не смотреть, я прислушивался к разговорам. По-русски они почти не говорили. Только матерились. Что ж делать, если наш великий и могучий используют во всем мире в основном для этих целей! Однако эту мелькнувшую у меня в голове мысль прервал голос мужика, похожего на дьякона, — рыжебородого с острым кривым носом и надменным взглядом. Раньше я его в крепости не видел:

— Эй, урод, ты кто — федерал? — он подошел совсем близко, вглядываясь в меня. — Как сюда попал? Может, ты разведчик?

— Да какой он разведчик! — из толпы отделился Павло. — Он, сука, Таськин хахаль. Нашла в городе…

— Не мешай! — хрипло оборвал его бородач. — Он что, глухонемой? Сам скажет!

— Ну, ну, — Павло злорадно посмотрел мне в глаза и, оскалившись крепкими ровными зубами, смачно сплюнул.

— Ну, щенок, чего молчишь? Кто такой?

— Я из Москвы. К боевым действиям не причастен…

— Что его спрашивать, видно же, что Таськин хахаль, — снова заговорил Павло и пристально посмотрел вверх на бойницу башни, в которой, вероятно, была теперь заперта Таисия. — Она всю ночь про него жужжала, выгораживала. Убью суку!

Лицо у него, несмотря на правильность черт, было жуткое. Наверное, из-за взгляда: злобного, хищного, подлого.

Бородач властно, но тихо сказал:

— Не мешай, пусть говорит.

Я решил рассказать правду — знал, что благодаря простодушному лицу, мне чаще всего верят даже самые недоверчивые типы. Выслушав мои объяснения, бородач о чем-то задумался. В этот момент Павло снова стал сыпать угрозами в мой адрес, видимо, не понимая, что тем самым помогает мне. Уж очень ему хотелось доказать Таисии, что знает про ее тайную любовную связь.

Бородач, слушая Павла, о чем-то думал, а потом рассмеялся:

— Вах, какой хитрый москвич! Ехал к другу, а попал к бабе! Эх, Павла, бедный твоя любовь! Такой девушк нашел, а она тебя променять на москвича!

Следом загоготала вся бандитская свора.

— Э, москвич, — продолжал кривоносый, — а ты, наверное, богатый, раз она с тобой связалась. С голожопого какой толк! А?

Толпа вооруженных людей снова залилась хохотом. Выждав, когда наступит тишина, бородач, обернулся к своим:

— А я ему почему-то верю, — и, снова взглянув на меня, добавил: — Эх, жаль, что ты не новый русский… А может, у тебя дружки богатые? Чую, можно получить за тебя выкуп. Эй, Павла, а что, пусть баба твоя его выкупит. Посмотрим, как она его любит

— Гы, гы, ха, ха! — смеялась довольная толпа.

Павло сказал тихо:

— Ты, борода, трепись, да знай меру. Пользуешься тем, что тебя Муса приблизил?

— Ну ладно, ладно, шайтан, я пошутил…

Павло, глядя исподлобья, процедил:

— Муса справедлив, он сам бы за такое яйца отрезал.

Видно было, что слова бородача сильно задели его самолюбие. Теперь Павло уже наверняка думал, что пока он шлялся по горам, Таисия крутила со мной любовь. Ему казалось, что собратья по банде смеются над ним, видят в нем рогоносца. Было понятно, что он будет искать любой повод, чтобы прикончить меня…