Исповедь дезертира

Настя

Прошла еще неделя. Отъевшись на Таисиных харчах, я стал серьезно подумывать, что самое время откланяться. Однажды проснувшись позже обычного, но еще лежа в кровати, размышлял о дальнейшем пути. «Сообщу об уходе сегодня же, — решил я. — Дороги закаляют, а жизнь под боком у женщины только расслабляет».

Вдруг послышались поднимающиеся по лестнице легкие шаги. В комнату вошла белокурая девочка лет четырнадцати — носик горбинкой, глаза, как у Таисии.

Я сразу понял, что это Настя. Она была в голубых джинсах и желтой футболке.

За ней вошла Таисия. Настя смотрела на меня с недовольством и подозрительностью. Удивленно подперла бока руками и с нескрываемой враждебностью спросила:

— Мам, а это еще кто? Очередной Павло, так надо думать?

— Не так! — нахмурившись, ответила та. — Молчи, и не вздумай кому-нибудь болтнуть, особенно Павлу.

— Ну, хорошо. Может, ты мне объяснишь тогда, что он делает в моей постели, и вообще кто он такой?

— Я…

Таисия опередила мой ответ.

— Дезертир он, сбежал из армии, бродил по горам. Знаешь, как это… «горе горькое по свету шлялося, и на нас невзначай набрело».

Настя опять подозрительно посмотрела на меня и твердо, со всей детской непосредственностью спросила:

— Значит ты трус?

— Нет, просто испугался, — попытался объяснить я. — Так бывает…

— Оставь его в покое, — вступилась за меня Таисия, — много ты понимаешь. Лучше переодевайся, я тебя накормлю.

— Я просто спросила, — пояснила Настя, — не хотела вас обидеть. А знаете, — продолжала она также по-детски прямо, — лучше, наверное, испугаться, чем убивать людей.

— Хватит, Настя, замолчи, — строго произнесла Таисия. — Выйди отсюда, дай парню одеться. Вы бы лучше познакомились, чем волками смотреть друг на друга.

— Я Артем. Извини, что я тут…

— А меня Настей зовут. Вы одевайтесь, смотреть не буду…

— Ну и хорошо, — сказала Таисия и кинула мне выстиранную рубашку.

Натянув джинсы, босиком направился вниз умываться.

— Настя, — услышал за спиной, — иди с ним. Полей человеку, что стоишь?

— А он что, маленький? Может, и в туалет его за ручку отвести? — недовольно буркнула девочка, но тут же, догнав меня, сказала: — Пошли, так и быть, полью, если расскажешь, почему сбежал.

— А зачем тебе? — удивился я.

— Надо.

Во дворе Малышка выбежала из тени забора, и Настя стала ее ласкать, почесывая за ушком, нежно называя по имени.

— Видишь, какая у меня умная собака, — она смотрела на меня глазами, которым еще не свойственны были холод и безразличие, что часто можно увидеть во взглядах взрослых женщин.

Настя поливала мне из кувшина, и я чувствовал, что она меня изучает. Подумалось: «Интересно, какие мысли сейчас блуждают в ее голове?»

— А вы теперь вместо Павло? — спросила она с каким-то задором. Помедлила и добавила: — Он подлый, над матерью издевается, а она его терпит.

— Нет, я к вам попал случайно, меня в Чечню послали, служить, а там война…

Настя протянула мне полотенце и вылила на землю остатки воды.

— А как же вы оказались в Грузии?

— Шел, шел и пришел…

— Интересно, сколько же вы шли? Так ведь можно было и заблудиться.

— А я и заблудился. Да ты не волнуйся, я скоро уйду, может быть, завтра.

— Почему так скоро? Если вы дезертир, значит, вас ищут.

— Не знаю, все может быть…

— Так зачем идти, вдруг поймают? У нас тоже война была, только у нас никто не убегал, нам бежать некуда. Это наша земля.

— Я знаю.

— Пойдем в дом, — позвала Настя. — Сулико сыру дала, козьего. Сейчас завтракать будем. Я еще вчера вернулась, просто осталась у родни, думала, Павло еще здесь.

— Он после твоего первого приезда ушел. Они с мамой твоей поругались. Только я тебе ничего не говорил, ладно? Не мое это дело. Я человек временный. Знаешь, как у нас в Москве говорят: «мы сами не местные».

— Так вы из Москвы? — заинтересованно спросила Настя.

— Ага, — кивнул и пропустил ее вперед по лестнице. Перед глазами замелькали худенькие ножки, обтянутые вытертыми джинсами.

— Не бойтесь, я вас не выдам. Не маленькая уже, понимаю. Мне мама сказала, она вас в подвале прятала.

Таисия накрыла стол, и мы сели завтракать.

— Ну и где твой Павло? — неожиданно спросила Настя, подозрительно глядя на мать.

— Ушел. Дела у него. Ты лучше скажи, как там бабушка, что в городе хорошего?

— В городе весело, друзья-подруги… Опять же дискотека, только она мне уже надоела. Все одно: бу-бу-бу. Оглохнуть можно. А вообще-то у бабушки здорово. Мы на горное озеро ездили. Такое красивое…

— Ты что? — встревожилась мать. — Кто тебя отпускал?

— Мы с девчонками, на автобусе.

— Сума сошла! Сейчас бандиты кругом, еще возьмут в заложники. Вот скажу Малхазу, чтобы больше не возил тебя…

— Мам, ну ты чего? Что мне тут сидеть? Здесь скучно одной.

— Ничего, найдешь себе занятие. Лучше книжки читай. И перестань дрыгать ногами!

— Не могу, у меня энергии много, так и прет, — Настя поправила свалившуюся на глаза челку и с жадностью сунула в рот свернутый блин, который предварительно окунула в вазочку с вареньем.

— Много на лето прочитать задали? — спросила Таисия.

— Мало.

— Тогда будешь Артема учить козу доить.

Настя пристально посмотрела на меня, как бы стараясь оценить способности, и, продолжая болтать ногами, улыбнулась:

— Вот поедим и пойдем. Тема у нас добрая, не схватит.

— Тема, — удивился я. — Странное у козы имя.

— Зато легко звать: Тема, Тема!

Я кивнул головой, но несколько смутился. Я, парень, должен доить козу… Смешно и, право, нелепо. Но выбирать в моем положении не приходится…

После завтрака мы пошли в загон к козам. Тема и Розочка — так звали вторую козу — встретили нас приветливо. Сразу признали младшую хозяйку.

— Ну что, — ласково обратилась к ним девочка, — соскучились по мне? Вот я вас сейчас погулять пущу, хорошие мои… Смотри, Артем, какие они красивые, правда ведь?

— Да.

Я обратил внимание на то, что Настя назвала меня на ты.

— Чего стоишь? Давай, покажи, на что ты способен.

Я опустился на корточки и стал тянуть Розочку за соски, пытаясь вспомнить, как это делала Таисия. Настя громко засмеялась и легонько толкнула меня в бок:

— Пусти. Какой ты неумелый, сразу видно, что городской.

Из-под Настиных рук молоко весело побежало в ведерко.

— Вы здесь, конечно, свое дело знаете. У меня же нет такой виллы, как у тебя, — я показал рукой на крепость. — Сама подумай, откуда в городе козам взяться?

— А бабушки у тебя есть?

— Нет. Ни одной. Дом в деревне есть, а бабушки все умерли. У меня, кроме матери, никого, только тетка, и та далеко.

— Плохо, что бабушек нет. У меня их две — одна мамина, другая папина, — Настя отстранилась от козы, помедлила, потом спросила: — А твой отец, он где?

— Погиб в экспедиции, когда мне было семь лет. Он геологом был.

— А моего на войне убили, — вздохнула Настя, снова принимаясь за работу.

Мы помолчали.

— А у тебя здорово получается, молодец! — похвалил я.

— Ничего, и ты научишься, — Настя, улыбаясь, кивнула в сторону Темы.

Потом девочка водила меня по двору, показывала музейные экспонаты: ствол старинной пушки, хорошо сохранившуюся арбу и кое-какие кованые изделия местных ремесленников, запертые в чулане каменной пристройки. Здесь же оказалась неплохая коллекция старинной глиняной посуды. Все это осталось после развала СССР и теперь, похоже, никому не было нужно.

Вечером мы сели ужинать втроем. Я заметил, что настроение у Таисии немного улучшилось. Дочь взяла на себя многие заботы, и ей удалось отдохнуть, заняться немного собой. Вообще Таисия становилась очень красивой, когда была в хорошем настроении.

Наверное, Настя заметила, что я любуюсь Таисией, потому что вдруг стала дразнить меня:

— Эй, а ты все же дезертир или нет?

— Не болтай ерунды, — остановила ее Таисия. — И почему ты взрослому человеку тыкаешь? Это неприлично.

— Да ладно, подумаешь…

— Сложный вопрос, — я не стал уходить от ответа. — Для военкома — наверное, дезертир, преступник, а по совести… не знаю. По крайней мере мне так не кажется.

— Не лезь к человеку, — опять вмешалась Таисия. — Он и так намучался, его убить могли.

— Да… Такие, как Павло, — процедила Настя.

— Молчи! — сорвалась Таисия и, затихнув, добавила. — Совсем в городе от рук отбилась. Вот скажу Малхазу, чтобы он тебе всыпал…

— А ты Артема попроси. Только у него ремня нет. Потому что он дезертир.

Показав матери язык, Настя вскочила и побежала вниз, во двор.

— Не обращай на нее внимания, — успокоила меня Таисия. — У них с Павло сразу нелюбовь вышла. Она его ко мне ревнует.

Кивнув, я снова подумал: «А девочка с характером, лучше ее не гладить „против шерстки“».

Пока мы с Таисией допивали чай, стемнело.

— Ну, ладно, — сказала она, — пора спать.

— Пойду в подвал.

— Не надо. Вот еще! Настя со мной ляжет. Подвал по необходимости. Не овца же ты. Ложись, где спал, — она сказала все это жестко, приказным тоном.

Однако уснуть не дал стук в ворота. «Неужели, опять Павло, — я, кажется, даже взмок. — Вот змей, ну, ушел и ушел, зачем ходить? Может, он меня выследил?» Но заглянувшая в комнату Таисия, которая успела из коридорной бойницы разглядеть пришельца, успокоила меня:

— Лежи, не волнуйся.

Вернувшаяся со двора Таисия была взволнована. Как она преобразилась, как запылало счастьем ее лицо! Я сразу почувствовал, что она получила записку от Павла. Даже спрашивать ни о чем не стал. Отвернулся к стене, давая ей раздеться. Когда Таисия легла в постель, я, боясь лишний раз шелохнуться, спросил:

— А Настя где?

— Сейчас придет, куда она денется.

Проснулся я, когда веселые солнечные лучи начали пробиваться в маленькое окошко. Мне показалось, что обе женщины еще спали, по крайней мере их длинные ресницы были прикрыты, и я потихоньку наблюдал за ними.

Вначале проснулась Настя. Словно не замечая меня и будто специально демонстрируя свою уже начинающую наливаться фигуру, она оделась и вышла во двор. Я тут же стал натягивать штаны. Открывшая глаза Таисия наблюдала за мной молча, и мне показалось, что она смотрит с каким-то укором. Похоже, она думала о Павле, и я вдруг ощутил себя совсем чужим.

— Уеду, неудобно мне вас стеснять, — сказал решительно. — Да и неприятности у вас из-за меня будут.

— Неприятности будут у тебя, с нами или без нас, — ответила она. — Отвернись, я встану.

Я сел на стул, отвернулся, и тут мне захотелось ей чем-то досадить за то, что она все время думает об этом Павле. Ведь я за это время сильно привык к ней.

— Что, ночью от Павла записку принесли? — спросил с усмешкой. — Ждете в гости своего героя?

Таисия молчала.

— Угадал? — добавил я и нагло обернулся, увидев, как она, в одних узких трусиках, натягивает колготки.

— Да какое твое дело, сопляк! — вдруг взорвалась Таисия. — Живешь и живи, что ты в душу лезешь?!

— Надоел я вам хуже горькой редьки. Пойду в подвал, — бросил я с обидой, вставая. И прошел мимо нее, даже не взглянув. В дверях остановился. Не оборачиваясь, сказал: — Завтра уйду.

Таисия спокойно ответила:

— Раз уж ты решил, надо тебя к Малхазу отвести. Он поможет.

Подвала мне хватило на час. Все это время сверху доносились, тревожа душу, звуки какой-то ритмичной мелодии. Я старался не обращать внимания, но они упрямо лезли в уши. Повалялся еще, размышляя о своем дальнейшем продвижении по горам, прикинул, как подготовиться к походу, хотел уснуть, чтобы распиравшие меня противоречивые чувства улеглись, но не смог. Наконец, поднялся наверх. И обалдел: во дворе на оставшемся кусочке стариной брусчатки танцевали две жгучие красавицы. У обеих лица были ярко, до неузнаваемости изменены косметикой. Их пышные, длинные, сильно декольтированные платья с чередой продольных рюшек (у той, что была пониже — розовое, а у другой — ярко-красное) равняли их в возрасте. Рядом на ступеньках пристройки стоял маленький кассетный магнитофон, который я видел у Насти, и из него лилась захватывающая испанская музыка. Та, что была в розовом платье, видимо, исполняла партию партнера. Она вела, руководила, подсказывала. Я стоял как завороженный. И только когда они закончили, зааплодировал и спросил удивленно:

— Настя, Таисия Андреевна, это вы?! Я вас не узнал. Как вы танцуете!..

— Это Настя меня научила, — Таисия счастливо улыбалась.

— Настя, откуда у тебя такие таланты?

— Оттуда! — ответила она высокомерно с пренебрежением истинной испанской донны.

— А где такие платья взяли?

— По наследству достались, — отшутилась Таисия, по-прежнему улыбаясь.

После того как танцовщицы переоделись, смыли с себя косметику и занялись работой по двору, снова кто-то постучал в ворота.

— Что-то зачастили, — сказала озабоченно Таисия.

Я предпочел скрыться в подвале без команды.

Минут через двадцать ко мне заглянула Настя.

— Кто там? — с нетерпением спросил я, пряча от глаз девочки прихваченный топор.

— Ваха приходил. Иди, мать зовет.

— Что-то стряслось?

— Стряслось. Еще как. Сейчас будешь у меня поводырем.

— Каким еще поводырем? — удивился я.

— Увидишь. Нужно идти в горы через перевал. Бабушка Софа совсем разболелась. Радикулит ее мучает. Приступами. Нужно мазью натирать поясницу.

— Так, а я тут при чем?

— А при том. Ты будешь меня сопровождать. Да ты не бойся, — успокоила она, подходя ближе и садясь рядом. — Тебе даже лучше будет. Вчера мальчишка прибегал от Павла. Да еще ночью кто-то от него приходил. Вот мать и бесится.

— Чего это он?

— Не знаю. Опять гадость какую-нибудь задумал.

— Слушай, за что ты его так не любишь?

— Да он над матерью издевается, ему от нее только одно нужно. Я не маленькая уже, понимаю. Ладно, пойдем, — девочка резко взяла меня за руку и потащила за собой.

Мы вышли во двор, где нас уже ждала Таисия. В руках у нее была большая корзинка, и сама она суетилась, укладывая в нее какие-то свертки.

— Вот что, дезертир, — она обратилась ко мне с доверительной улыбкой, — тебе поручаю ответственное задание. Очень на тебя надеюсь.

Я застыл, внимательно слушая, что от меня требуется, а Таисия продолжала:

— Бабушка Сафо, моя свекровь, живет за перевалом. Настя дорогу знает. Проводишь ее и поживи там несколько дней. Помоги по хозяйству, ладно?

— А как же вы тут одна будете? — мне не хотелось расставаться.

— Ничего, переживу. Нож свой возьми. Я его там, на кухне в ящик убрала. Мало ли что…

— Так может лучше топор?

— Вот, глупый, такую тяжесть тащить.

— Мам, — вмешалась Настя, — ну зачем он мне нужен? Что я, одна не дойду? Не маленькая, сколько можно меня опекать!

Я понимал, что обязан Таисии многим, если не всем в сегодняшней своей жизни, поэтому улыбнулся и сказал:

— Настя, мать нужно слушаться? Я же тебя не съем. А вдвоем спокойней.

— Короче, хватит болтать ерунду, — повысила голос Таисия. — Иди переодевайся и вперед. А ты, — обратилась она ко мне, когда Настя ушла в дом, — ты там поосторожней будь. Сам знаешь, время какое. Я, Артем, на тебя надеюсь.

— Хорошо, Таисия Андреевна, а далеко это?

— Часа два идти. Вот корзину возьмешь, тяжелая.

— Пустяки.

Тем временем появилась Настя с магнитофоном в руках и совсем маленьким рюкзачком за спиной, как-то подозрительно оглядела меня и полушутя сказала:

— Пошли, что ли, охрана.

— Слушайся Артема, он хороший, — притянула ее к себе Таисия.

— Да уж, думаю, лучше твоего Павла…

— Ах ты, дрянь такая, — мать хотела дать дочери привычный подзатыльник, но та увернулась, спрятавшись за мою спину.

— Ничего ты мне не сделаешь, теперь у меня охрана есть, — самодовольно сказала Настя, показав матери язык.

— И не стыдно тебе при чужом человеке так себя вести? — всплеснула та руками.

Мы направились к выходу. Таисия открыла ворота, потрясла дочь за вихор, потом остановила взгляд на мне:

— Помоги чем надо, ну, сам понимаешь, да осторожно там.

Чмокнула дочку в лоб и доверительно потрепала мне плечо.

— Ладно, мам, мы пошли, ты тут не скучай, — Настя дернула меня за рукав и направилась вперед по тропинке, на которой я когда-то видел Павла и его возлюбленную.

— Счастливо! — крикнула нам вдогонку Таисия.

Когда мы ушли за гору, я спросил Настю:

— И охота тебе с магнитофоном тащиться?

— В город хочу, — не отвечая на мой вопрос, вздохнула она. — Там здорово, а тут тоска. Ты хочешь в свою Москву?

— Хочу, конечно. В Москве хорошо. Дискотеки, кинотеатры — всего навалом. Только я не люблю громкую музыку.

— Я тоже, — Настя махнула хвостиком волос и произнесла мечтательно. — У тебя дома, наверное, телек есть…

— Конечно, есть…

— Хорошо вам, целый день киношку смотреть можно. Я один раз, знаешь, чего у Малхаза и Сулико видела?

— Почем мне знать.

Настя засмеялась:

— Ты знаешь, умора, одному горскому пацану в семнадцать лет первый раз телевизор показали. Он там, с родителями до семнадцати лет овец пас и первый раз с гор спустился. Так он, когда увидел экран, просто остолбенел! По-русски ни бум-бум, кнопки нажимает и подскакивает от ужаса. В общем, надо было видеть! Не веришь?

— Дикость какая-то, чтобы ни разу телевизора не видеть…

— Ты не понимаешь. В горах, знаешь, какие вещи бывают… Есть такие села, где старухи по сто лет живут. Ни века не знают, ни времени. Какой там телевизор, у них даже света электрического никогда не было. А теперь и у нас тоже свет часто выключают. Грузия стала бедная.

— Грузины слишком гордые, чтобы быть богатыми, — заметил я и втянул в себя воздух полной грудью. — Здорово у вас тут. Никогда и не расставался бы с этой красотой.

— Ничего тут хорошего. Подумаешь, воздух! Ну и дыши сколько хочешь, только все равно скучно. Если бы на море поехать. Мы с отцом ездили.

— Давай поедем вдвоем! Я там только один раз был.

Настя засмеялась:

— С тобой? С дезертиром? Да у тебя и денег-то нет.

— Пока нет, — я слегка обиделся, — но, может быть, как-нибудь заработаю. Было бы желание.

— Где ты тут в горах заработаешь? Разве что кого-нибудь ограбишь…

— Ты думаешь, если я дезертир, то бандит. Ошибаешься. Да что с тебя взять, — я окинул ее взглядом. — Мала еще.

Настя, оскорбившись, приостановилась:

— Кто, я?

— Ты, кто же еще.

Едкое словечко явно вертелось у девчонки на языке, но она сдержалась.

— А ты бы на матери моей женился? — неожиданно спросила Настя, снова прибавляя шаг.

— Ты думай, что говоришь! — растерялся я. — Скажешь такое…

— А что, она тебе нравится, я же вижу! Скажи честно.

— Ну, нравится. Не выгнала меня, в дом пустила. Она у тебя добрая…

— Вот и женись на ней, заберешь нас в Москву.

— Ты что, сдурела?! — возмутился я и, кажется, покраснел.

— Что, испугался? Сразу в кусты!

— Ничего не испугался. Мне твоя мама нравится совсем по-другому, как человек.

— Да ладно, а то не я вижу, как ты на нее смотришь. Не врал бы уж!

— Скажи еще, что на тебя заглядываюсь!

— А что, я вовсе даже ничего, парни меня на дискотеке то и дело танцевать приглашают, — она горделиво повела головой и откинула в сторону челку.

— Что мне на вас смотреть… И вообще вернемся домой — я сразу и уйду.

— Опять обиделся… — Настя заглянула мне в глаза, потом мотнула головой вниз, под гору. — Вон, видишь, там будет поворот, оттуда уже видно село. Устал?

— Немного. Давно не ходил так далеко, больше месяца уже.

— Так что, тебе совсем нельзя в Москву?

— Не знаю, — я пожал плечами и перехватил корзину другой рукой.

— Давай вместе, тебе тяжело, — предложила Настя.

— Нет, так неудобно.

— Смотри, еще долго.

— Дойду как-нибудь, — ответил я, и на некоторое время мы замолчали. Я думал о доме, о матери, мысленно представлял, как она читает мое письмо, хотя вряд ли она успела его получить за такой короткий срок. Потом вспомнил двор, ребят, с которыми учился, девчонок… — и почему-то стало невыносимо грустно. Совсем один, в чужой стране. Кругом горы, все чужое. Хорошо, что есть такие люди, как Таисия. Если б не она, что бы со мной было… Наконец Настя снова заговорила:

— Ты чего притих? Я же говорила, что устанешь. Хочешь пить?

— Хочу.

Девочка, взяв меня за руку, потащила в сторону от тропинки.

— Здесь ручей, правда, вода холодная, но очень чистая.

Мы зачерпывали пригоршнями воду — она холодом обжигала губы.

— Вот ты говоришь, у вас долго живут… — начал я, но Настя не дала закончить.

— Нет, теперь не долго. Война…

— А если бы без войны?

— Тогда долго. По радио передавали, тут один аксакал в сто два года женился и потом еще у него ребенок родился.

— А сколько же было его невесте? Сто лет?

— Нет, шестьдесят пять!

— Вот это да! Как моей бабушке, когда она умерла! Разве так бывает?

— Здесь бывает… Нам туда, — кивком головы Настя показала, куда сворачивать.

Смеркалось, когда тропинка вывела нас на лесистый обрыв. Внизу за деревьями показались маленькие серые домики.

— Это бабушкино селение?

— Да. Под ноги смотри, а то упадешь. Тут камни коварные.

— Погоди, — остановил я Настю.

— Что еще?

— Давай в лесу посидим, дождемся, когда совсем стемнеет. Ни к чему, чтобы меня видели.

— Да этим старикам ни до чего дела нет… Ну, хорошо, — согласилась она.

Мы присели на гнилое бревно и дождались, когда совсем стемнело и на небе заблестели яркие звезды, потом выбрались на плато и, аккуратно ступая по мягкой траве, пошли к селению.

— А людей здесь много? — спросил я.

— Нет. Было восемь, но старый дед Гия умер в прошлом году. Теперь его дом пустует…