Раиса часто возвращалась в дом своего мужа.
В этих посещениях она находила прелесть запрещенного плода: ею всегда овладевало какое-то непонятнее волнение, заставлявшее ее то краснеть, то бледнеть при воспоминании о Грецки…
Она чувствовала какое-то сладкое страдание, дотрагиваясь до вещей мужа, перелистывая его книги, изучая его привычки по рассказам Фаддея.
Старый слуга все более и белее привязывался к своей госпоже, так молчаливо и с достоинством заботившейся обо всем.
Молодая женщина внесла с собой в этот дом, управление которым было запущено, полный порядок и экономию, который входит в привычку при больших нуждах и малых средствах. За домом велось строгое наблюдение, излишние расходы были сокращены, бесполезные рты отосланы в деревню, так что доходы графа, наполовину расхищаемые, значительно возросли.
Фаддей заметил это и проникся еще большим уважением и любовью к умной правительнице.
Раиса решила разобрать один из ящиков, ключи от которого передал ей старый слуга. На самом дне, в маленьком ящичке, она нашла толстую связку писем.
Первым ее побуждением было перечитать их, а вторым — не читая бросить в огонь, так как это были письма женщины! Третье, самое благоразумное, — поглядеть на числа и подпись…
Она взяла одно письмо, написанное восемь месяцев тому назад за подписью Елены Марсовой. Раиса вспомнила, что это имя принадлежало сестре ее мужа, имение которой находилось рядом с имением Валериана.
Фаддей тоже говорил ей об этой женщине, но как-то нехотя и так безучастно, как об особе, про которую не хотел сказать ничего хорошего и ничего дурного.
Молодая женщина взяла одно из ее писем и решила прочесть, а потом сжечь, не прочитав, она была охвачена удивлением.
Госпожа Марсова два года тому назад загадочно лишилась своего мужа. Большинство было удивлено, и некоторые подозревали ее в преступлении. К несчастью она не могла доказать противного.
«Ты, который так хорошо знаешь, как я была привязана к мужу, — писала она, — какую любовь хранила я к нему, несмотря на наши размолвки! Ты, который знаешь, сколько я выстрадала от его безумств и измен, — поддержи и защити меня от сплетен…»
«Твоя обязанность защитить меня, моя — молчать, высоко подняв голову, — стояло в другом письме. — Нападки на меня имеют тень обвинения! Требуется употребить все усилия в пользу невинных!»
Валериан кажется не обратил должного внимания на эти воззвания, так как письма сестры становились все холоднее. Последнее, написанное впопыхах, дрожащей рукой, заключало следующее:
«Ты не приезжаешь, ты не хочешь приехать, а твое присутствие, быть может, спасло бы меня! Это служит доказательством, что ты также считаешь меня виновной! Я не унижусь до оправдания! Когда-нибудь ты раскаешься, что больше верил слухам, чем словам своей сестры. В тот день Бог простит тебе! Быть может, и я прощу, но только в том случае, если ты сознаешь свое заблуждение и несправедливость!»
Раиса задумалась, дочитав все до конца.
«То, что я сделала, очень плохо, — подумала она, — хотя все это не секрет, так как Марсова жалуется на тех, которые должны были бы ее защищать!»
Она положила письмо в ящик и позвала Фаддея. Тот сейчас же вошел. Он никогда при посещении молодой графиней своего дома не отходил далеко.
— Вы никогда не говорили мне о моей свояченице, — сказала она, — вы только назвали мне ее имя. Что это за женщина?
Фаддей сделал нерешительный жест.
— Это хорошая женщина, — торопливо произнес он. — Это сестра вашего мужа.
— Я это знаю! Она вдова?
— Да, вдова, — ответил Фаддей, опуская глаза.
— Есть у нее дети?
— Мальчик семи лет!
— Отчего умер ее муж?
— Он помер… Бог его призвал.
— После болезни? — настаивала Раиса.
— Я не знаю, я там не был, — прошептал Фаддей. — Уже десять лет, как я в Петербурге, и не знаю, что там делается.
Раиса, заметив, что ничего не добьется от него, отпустила старика. Фаддей, удаляясь, остановился у дверей.
— Разве вы не едете в деревню? Хорошее время настает, а управляющий-то неважный! Вы, сударыня, умеете так хорошо вести хозяйство… Если бы поехали туда, то много бы пользы принесли!
Молодая женщина взглянула на слугу: тот имел неспокойный вид.
— Вы получили плохие новости? — спросила она его.
— Плохие? Нет! Госпожа Марсова писала мне… писала только несколько строк, — добавил старик. — Она пишет, что так не может долее продолжаться: со времени ссылки барина там все пошло наоборот!
— Вы думаете, что необходимо туда отправиться? — спросила его Раиса.
— Конечно! А чем скорее, тем лучше!
— Мы поедем туда через неделю, — сказала она, — передайте людям, что я беру их с собой! Мы будем жить в деревне!
Удивленный и восхищенный этим быстрым решением, Фаддей взглянул на свою госпожу. Она имела решительный вид и выдержала с улыбкой взгляд старика.
— Положительно сам Господь ее послал! — думал Фаддей.
Раиса собралась быстро. Горничную свою она отпустила, кухарку также, мебель, безмолвная свидетельница горя и радости, была отдана на сохранение.
Когда ее выносили, Раиса смотрела на нее с тяжелым чувством: эти старые куски ореха, эти клочки протертой материи были поверенными ее девичьих грез, ее надежд и опасений!.. Но все это осталось в прошлом, и она не хотела заглядывать назад.
Накануне отъезда Раиса в последний раз посетила дом Валериана. Белые чехлы уже были натянуты на диваны и кресла, люстры и зеркала закрыты кисеей. Штофные портьеры и занавеси тщательно уложены и пересыпаны камфарой. Все было в порядке, все выглядело чисто, печально и пустынно, как в домах, покинутых на лето.
Окна, выкрашенные мелом, едва пропускали свет, и Раиса, оглядев все кругом, невольно подумала, что это запустение очень похоже на ее жизнь, такую же холодную и бесплодную…
— Нет, не бесплодную, — прошептала она, — я могу сделать много добра!
И тут же другая мысль пробежала в ее голове:
— Валериан, кажется, в ссоре с сестрой! Необходимо их помирить!
Окончив осмотр, Раиса решилась задать Фаддею вопрос, готовый уже в течение нескольких недель сорваться с ее уст.
— Получил ли граф чемодан, который вы ему послали? — спросила она, краснея и не смея поднять глаз.
— Да, сударыня!
Раиса не спросила, благодарил ли ее Валериан: если бы это было, Фаддей не замедлил бы передать об этом. Все же она спросила:
— Остался ли он доволен?
— Да, сударыня, он был очень доволен и сказал, что эти воспоминания облегчат его несчастье!
Раиса вздохнула.
«Если бы он захотел, — подумала она, — я была бы около него и облегчила бы его одиночество!»
— А деньги? — спросила она, — прибыли?
— Должно быть, прибыли, но мы не получили ответа.
Заехав к графине Грецки и не думая просить принять ее, Раиса оставила свою визитную карточку, а затем послала Фаддея узнать у графини, не будет ли каких поручений в деревню для племянника или госпожи Марсовой.
— Поручений не будет! — ответила графиня, а затем прибавила: — Фаддей, что ты думаешь об этой молодой женщине?
— Я думаю, — ответил с жаром старый слуга, — что одному Богу известно, что она делает! Эта женщина будет счастьем нашего дома!
— Да услышит тебя Господь! — вздохнула графиня.
На следующий день Раиса в сопровождении горничной и Фаддея выехала в Комарино. Поезд, везший ее туда, пробежал мимо густого леса, в котором покоились ее родители.
— Прощайте, мои дорогие! — прошептала молодая женщина со слезами на глазах. — Прощай все, что я любила! Я стремлюсь навстречу неизвестности. Что-то она мне сулит?!