Испытание Раисы

43

Болтовня Адины была очень занимательна и полезна для Раисы: из нее она узнала много интересного о знати Петербурга, о костюмах дам и умении управлять мужьями… Все эти сведения не были нужны Раисе, но забавляли ее, и все же, несмотря на легкую, беспрерывную болтовню княгини, Раиса находила путешествие длинным. И когда на горизонте показались купола церквей столицы, она набожно перекрестилась.

Тотчас же по приезде Раиса отправилась к графине Грецки и на этот раз была принята с распростертыми объятиями.

— Вы женщина, настоящая женщина! — сказала графиня этой племяннице, которую выбрала ей сама судьба. — Вы достойны даже трона! Я горжусь, считая вас в числе своих! И если теперь мой племянник будет вести себя в отношения вас не так, как подобает, то двери моего дома будут закрыты для него!

Аудиенция у государя была получена очень скоро: достойное поведение Раисы за это время и ее испытания заслуживали вознаграждения, и оно последовало: возвращение ее мужа.

«Странная фантазия!» — говорили одни. «Лицемерие!» — думали другие.

Во дворце так не судили: там сказали просто, что Раиса имеет доброе сердце и любит делать добро.

Но никто не подумал, что она могла любить своего мужа…

Помилование было получено, требовалось еще позволение отвезти его самой.

— Сама хочет отвезти? — удивленно переспросил государь, когда графиня представила ему эту просьбу. — Молодая женщина хочет ехать в такое время года, когда все дороги опасны? Это, знаете ли, доводит ее преданность до героизма!

Однако позволение последовало, и графиня Грецки с бьющимся от волнения старческим сердцем передала его племяннице, которая ожидала ее, полная горя.

Увидев желанную бумагу в руках тетки, Раиса впервые сбросила с себя маску холодности и слезы свободно потекли по ее лицу.

— Я еду сегодня вечером, — сказала она.

— Поезжайте, дитя мое, — просто ответила графиня. — Там, где дороги непроходимы, вы найдете крылья!

Раиса отправилась в сопровождении старого Фаддея. В течение долгих и бесконечных дней и ночей возок скользил по вновь выпавшему снегу, неоднократно вихри снега окутывали и экипаж, и одежду Раисы… Она ехала по дорогам, по которым не решались ехать даже караваны!

Ночью целые стада волков бежали за возком, но ничто не страшило Раису: она мужественно переносила все тяготы опасного пути.

Далеко-далеко, посреди гор, на границе снежных равнин, позади густых лесов представлялась ей деревянная хижина, в которой лежал больной, а возможно, и умирающий человек, отказавший ей в мире…

Раиса чувствовала, что со смертью этого человека жизнь перестанет привлекать ее.

Но однажды, когда Раиса приблизилась настолько к цели своего путешествия, что ее отделяли лишь несколько часов от места ссылки, ужасная мысль впервые промелькнула в ее голове:

«А если это не он! — говорила она себе. — Вдруг это кто-нибудь из тех двоих, и мне предстоит быть лицом к лицу с ним, не зная этого?! Какой стыд!»

Она со стоном закрыла лицо руками, чтобы изгнать мрачный образ незаслуженного стыда, и впервые пожалела о своей преданности, заставившей ее ехать! Но было уже поздно отступать…

К тому же помилование, сложенное у нее за корсажем, было с нею… Конечно, следовало обрадовать несчастных, так много выстрадавших…

Начинающийся скучный зимний день освещал закоптелые и почерневшие бревенчатые избы, когда возок остановился около здания полиции.

После проверки бумаг молодая женщина была проведена в избу своего мужа с честью, подобающей ее имени и положению.

Они были живы, это уже много значило, но граф Валериан был сильно болен.

Раиса вошла в низкую и темную комнату, где азиатские ковры покрывали стены. Все присланные Раисой предметы придавали странный вид роскоши и комфорта этому бедному жилищу.

На низкой, покрытой мехами и тонкими простынями постели уже шесть дней лежал тяжело больной граф Валериан.

При входе Раисы исхудалая до невозможности фигура с усилием поднялась с места. Это был Резов.

Он не узнал Раисы, так сильно она изменилась, и кроме того, Резов ее слишком мало видел! Он уже готов был спросить, кто она такая, думая, что это одна из городских благотворительниц.

— Я Раиса Грецки, — сказала молодая женщина.

Удивленный Резов хотел поклониться, но он был так слаб, да и выздоровление еще шло такими тихими шагами, что он покачнулся и чуть не упал.

Раиса протянула руку, чтобы поддержать его, и усадила в кресло. Он удержал ее руку и благоговейно поцеловал, но они не обменялись ни единым словом.

Валериан лежал в тяжелом забытье…

Долгие припадки оцепенения следовали за минутами бреда, потом он засыпал беспокойным, тяжелым сном.

Раиса села у его изголовья, подложила под исхудалую голову подушку, поправила одеяло и опустила рукава рубашки на его тонких руках. Тотчас же ложе больного приняло более спокойный и уютный вид.

— Как вы попали сюда? — спросил Резов, думая, что он жертва галлюцинации.

— Я привезла хорошие известия, — ответила Раиса с чарующей улыбкой.

— Хорошие известия? — повторил он голосом таким слабым, что казалось, он шел издалека. — Разве для нас могут быть хорошие известия?

В это время пришел Собакин. Он болел первым и пользовался лучшим уходом: около него были его товарищи, между тем, как Резов пользовался уходом уже одного Грецки, а этот, в свою очередь, имел сиделками только двух выздоравливающих, совсем еще слабых товарищей.

Облокачиваясь на палку, как старик, Собакин вошел так быстро, как позволяли ему его слабые ноги.

— Вы приехали повидать нас? — спросил он Раису, приветствуя ее. — В такое время года, когда мы по три месяца живем без малейших новостей? Какое мужество!

Раиса внутренне сказала себе: «Это не он!»

— Графиня привезла хорошие новости, — сказал Резов. — Говорите, сударыня, я вас умоляю, неужели мы вернемся когда-нибудь в Россию?

Слишком полная радости, не думая о своей неосторожности, Раиса вынула из-за корсажа высочайшее помилование и протянула его Резову.

— Боже! — успел только вскрикнуть выздоравливающий и без чувств упал на спинку кресла.

Благодаря заботам Раисы и Собакина, который был сильнее, чем чувствительный Резов, он вскоре пришел в себя.

Молодая женщина упрекнула себя в неосторожности.

— Пустяки! От радости не умирают, — произнес молодой человек, тяжело дыша и бледный от волнения. — Вы, право, посланы свыше.

В это время Валериан впал в состояние бреда. Невнятное бормотание, быстро перешедшее в крики ярости, возвратили присутствующих к горькой действительности…

Возвращение в Россию было еще далеко, и привезут ли они туда своего друга?!..

Резов и Собакин были отозваны в свои помещения.

Раиса с помощью Фаддея удобно расположилась у изголовья больного.

В часы его бреда она испытывала тяжкие страдания. Валериан, ни разу не узнавший ее, проклинал ее с криками ужасной ярости… То со слезами он просил сестру простить его за то, что раньше не знал ее и не помог ей в трудную минуту…

Раиса, чтобы успокоить больного, должна была отвечать за Елену, осыпать его самого самыми нежными ласками…

Тогда он горячо целовал ее руки, прикладывал к ним свои пылающие щеки и засыпал покойным, укрепляющим сном.

Сколько раз слезы Раисы падали на голову спящего мужа, когда она не могла освободить руки, чтобы стереть их!..

Как много отдала бы она за то, чтобы только услышать себя, названной одним из тех нежных слов, полных горячей любви, которыми Валериан осыпал отсутствующую сестру!..