Лилиан
Мы выбрались из пещеры и отдалились от реки. Заходили все дальше вглубь бесконечного редеющего леса под палящими лучами миасса. Пот крупными бусинами стекал со лба на лицо, дыхание то и дело сбивалось, а нога невыносимо ныла от сильной нагрузки. Хотелось пить, но фляжка опустела. Как назло по пути не встретилось ни ручья.
Я понимала, что сейчас присыпать рану семенами сонной травы не смогу, нужно было ночью думать о себе, а не о бессовестном оборотне и его порочной красоте. Дура… подлого мужика спасала. Надо было бросить и сбежать — уже была бы очень далеко, а он со своими ранами не догнал бы.
Сейчас уснуть от зерен, что могут помочь и снять боль, — значит, попасться в лапы Рэйдену. Он не отпустит меня просто так, я это чувствовала, даже казалось, что ветки изредка потрескивают неподалеку, как признак, что мы в лесу не одни.
И, как нарочно, ни одной нужной лечебной травы. Позднее лето, почти все отцвело или пожухло, земля готовилась к зиме.
Еще несколько часов могла кое-как идти, почти не отставая, но вскоре начались каменистые подъемы, и сил не осталось. Но я же настолько упертая, что молчала до последнего, пока совсем плохо не стало. Задыхаясь и глядя сквозь пелену боли на широкую спину Армана, прижалась лбом к дереву и воззвала к остаткам водной магии. Это немного снимало боль, но не убирало очаг — нужны лекарства или зелья, а еще лучше — хороший лекарь.
Арман обернулся и тут же бросился ко мне. Подхватил на руки и сел на траву под тенью дерева. Коснулся перемотанной ноги, а я зашипела от боли.
— Вот к чему приводит глупое упрямство, — поучительным тоном отчитал меня оборотень, чем-то напомнил в этот миг отца. Посмотрел в глаза и закачал головой. — Тебе нужно найти в себе силы удержаться на мне верхом. Придется немного свернуть с пути и остановиться в постоялом дворе, иначе и правда придется откусить тебе ногу, — Арман попытался пошутить, но получилось сдавленно.
— Делай, что хочешь, — слабо огрызнулась я и прижалась к нему в поисках приятного тепла. Меня сильно колотило, в глазах металась необъяснимая вьюга, будто в голове, быстрее, чем на улице, началась зима.
— Ты должна себя привязать ко мне покрепче, — строго приказал оборотень.
Я слабо улыбнулась и прошептала:
— Куда же крепче…
Он не ответил, лишь качнул головой и поджал губы. Стянул с меня плащ, снял рубашку, я даже не сопротивлялась — сил не было, вяло висла на его руках и стонала от накрывающих волн холода и жара.
Плащ снова оказался на моих плечах, а пояс и рубашку Арман ловко связал между собой и вложил мне в руки.
— Вот. Привяжись крепко.
Аккуратно уложив меня на землю, Арман отошел на пару шагов и перекинулся в огромного желтоглазого волка. Подполз ко мне и почти лег на живот, чтобы я могла хотя бы дотянуться до него.
Превозмогая боль и головокружение, я залезла на оборотня, вскрикивая от острой боли в ноге. Дышала тяжело, часто и облизывала пересохшие губы. Вцепившись в массивную шею, протянула веревку под горло волку, но не сразу смогла завязать, пальцы немели, не слушались и дрожали, в глазах от слабости темнело. Припала к мягкой щекочущей лицо шерсти, передохнула мгновение, затем снова взялась за веревку. Сложнее всего было вывернуться и обвязать свою спину, хотя я не была уверена, что получилось надежно, но крепче не могла.
Арман оглянулся и, убедившись, что я держусь, вихрем сорвался с места. Побежал, петляя между деревьями, а когда оказался на широкой тропе, ускорился до предела.
В какой-то миг темнота вокруг меня сгустилась и резко потянула на черное дно. Я билась в истерике, пыталась вырваться из липких объятий, но мглистая патока всасывала и жрала по живому, отрывая плоть по кусочку. Кажется, я кричала, звала маму, просила отца посидеть рядом, обнять меня и не отпускать.
И он обнимал, качал на руках, как в детстве, когда я болела, а потом пел песню на незнакомом мне языке.
А позже оставил меня одну. В темноте, в мертвом холоде… И не попрощался.
— Пожалуйста, папа… — шептала я, словно обезумевшая, бросалась за ним, отбивалась от нападающих на меня бесформенных монстров с желтыми глазами и, срывая связки, кричала: — Папа, ты не можешь меня оставить! Прошу, не уходи! Я стану такой, как ты хотел, сильной, справедливой королевой, но без тебя не могу… я не справлюсь.
Сколько длилась эта агония, не знаю. Последним был сон с двумя волками, которые загнали меня в угол и рвали по очереди на куски. Я подкинулась в кровати с криком, когда один из них бросился со спины и, сломав мне позвоночник, вырвал зубами сердце.
— Тише, тише, — коснулся моего лба Арман и надавил на грудь, укладывая обратно в постель. Голова гудела, резко бросило в жар, а ладони вспотели. — Лекарь сказал, что завтра будешь, как новенькая. Тогда и выдвинемся в Ветрону. А сейчас отдыхай. Я принесу тебе поесть, — оборотень встал со стула у изголовья кровати, взглянул на меня и улыбнулся.
— Нас не найдут? — тихо спросила я, стянула немного одеяло и проверила ногу. — Не откусил, — вяло заулыбалась. — Хоть что-то радостное, — и, прикрыв глаза, устало откинулась на подушку.
— Рэйдена здесь нет. Хозяина я знаю лично. Он нас не сдаст, но даже если брат объявится, выбора нет. Я не стану рисковать твоим здоровьем.
Я повернула голову в его сторону и через силу заулыбалась.
— Конечно, страшно ведь умирать молодым, — и увела взгляд. Окна были пыльные с заметными трещинами, а в воздухе отчетливо слышался запах плесени и браги.
— Язва, — рассмеялся Арман и вышел из комнаты.
Я закрыла ладонями лицо и, злясь на себя, зарычала.
Вскоре оборотень вернулся с подносом в руках, остановился у кровати и кивнул на спинку.
— Приподнимись. Ты должна поесть. Заведение далеко не элитное, но готовят вкусно.
— А… — к щекам прилила краска. — Уборная есть?
Арман кивнул на дверь в дальнем углу комнаты. Поставил поднос на прикроватный столик и со словами «не буду мешать» направился к выходу. Остановился у порога и вдруг обернулся.
— Если станет легче, можешь спуститься в таверну. Выпить лурийского крепкого, — игриво подмигнул.
Я осторожно опустила ноги на пол, попыталась подняться, но покачнулась.
Оборотень вмиг подлетел ко мне и подхватил на руки, как пушинку. Наши взгляды встретились. Зазвенели, будто битое стекло.
— Я помогу? — прижал меня к груди, затянутой черной рубашкой с глубоким вырезом. Обдал жаром дыхания лицо и посмотрел в глаза будто бы с надеждой.
Если буду упираться, то банально опозорюсь, потому что сама не доберусь до уборной.
Я все-таки кивнула, и по телу от загоревшейся зелени в глазах Армана пошли мурашки.
Он принёс меня к отхожему месту и, аккуратно спустив с рук на здоровую ногу, подставил локоть для опоры.
— Я тебя позову, — закусив губу, я покраснела еще гуще. Невыносимо оказаться немощной рядом с ним.
Коротко кивнув, оборотень отвернулся и мягко выскользнул за дверь.
Было стыдно, но и как-то… интимно. Будто эта маленькая забота сделала нас ближе и роднее. Я понимала, что это обманчиво, но все равно почему-то улыбалась. Надеюсь, лекарь не напоил меня настойкой от грусти. Для профилактики, так сказать, чтобы умерла счастливой.
Справившись, допрыгала до ужасно древнего бронзового умывальника и покрутила ржавый кран с водой, но умыться не смогла. Здоровая нога внезапно поехала на влажном полу и я, вцепившись в рукомойник пальцами, с трудом устояла, но зря потревожила больную ногу. Вскрикнув от дикой рези в голени, хотела податься к стене, но побрезговала — она была немыслимо замызганной, даже не хочу представлять чем, потому не удержала равновесие и выпала в проход, прямо в подставленные руки Армана.
— Похоже, пить мне придётся сегодня здесь, — улыбнулся оборотень и ловко оторвал меня от пола. Перенёс к кровати и осторожно усадил. Пододвинул стол и расположился на стул напротив. Потянувшись к графину, наполнил один из двух стаканов желтоватой жидкостью. — Будешь? — посмотрел на меня с зависшей в воздухе рукой.
— Что это?
— Лурийское десертное вино. Популярно у эртинцев. Попробуешь?
— Нельзя, наверное… Из-за ноги. Не хочу задерживать нас еще больше, спиртное может вызвать рецидив воспаления. Ты можешь идти, если хочешь. Я справлюсь.
— Можно и даже нужно, оно не крепче компота, — рассмеялся зеленоглазый, окинув меня оценивающим взглядом. — Зато в напитке много витаминов, а ты очень бледная, — наполнил второй стакан. — Останусь с тобой, — отсалютовал и залпом осушил сосуд.
— Арман, — сильно прикусила губу от стыда. Ненавижу быть слабой, а перед врагом… тем более. — Я руки так и не вымыла, — и слабо улыбнулась. Он не обязан меня таскать, но я не дойду.
Облизнувшись, оборотень снова подхватил меня на руки и легко, будто я ничего не весила, понес к уборной. Открыл кран и пригнулся так, чтобы мне было удобно.
От него приятно пахло: цитрусовыми фруктами и мятой, чувственные губы изогнулись в чувственную линию, а зрачки сузились до незаметных точек, почти утонув в сочной зелени радужек.
Холодная вода потоком хлынула на ладони, и я заставила себя оторвать взгляд от Армана. Нельзя так. Я привязываюсь ко врагу и это жестоко.
Я охладила пальцы, напиталась немного магией. От слабости все резервы опустели почти до дна.
Пользуясь тем, что в люльке мужских рук было безопасно, я поднесла ладони к лицу и старательно умыла глаза, губы и шею. Немного намочила волосы и расстроились, что они снова жутко спутались. Дома меня всегда расчесывала компаньонка, часто жалуясь, что густота моих прядей — для нее настоящее мучение. Но и восхищалась в конце работы, что красивей моих чуть завитых черных локонов она в жизни не видела.
— Я все, — перевела взгляд на Армана. Зря тянула, у него же рука больная.
Через намокшую от брызг тряпицу просочилось несколько капель крови, но оборотень не подал вида, что ему больно.
Понёс меня обратно, а когда проходил мимо двери, в неё постучали.
Быстро усадив меня на кровать, ринулся к выходу.
А когда Арман исчез в коридоре, до меня донёсся мужской голос:
— Ваше вы…
Дверь со скрипом захлопнулась, и я осталась одна. Я бы вскочила, послушала, что там происходит, но не рискнула.
«Ваше вы…» — что пришедший имел в виду?
Может, там «и»? Ваше вино? Или «ваше выстиранное белье». Нет, вряд ли…
«Ваше Высочество?»
Тоже нет. Арман ведь не из интеллигентной родовитой семьи. Не похож. И он заикался, что воспитывал его отчим.
Оборотня не было так долго, что я успела умять тарелку супа, пирожок и запить это все кружкой вина. Арман называл его лурийским десертным, хотя на вкус этого не скажешь. Сладковатое и немного терпкое оно мигом ударило в голову. Боль в ноге притупилась, а щеки запылали.
Раздалось три коротких стука. Я метнула взгляд в приоткрытую дверь, и в комнату заглянула совсем ещё юная девушка.
— Простите, что тревожу, — задрожал её тонкий голосок. — Мне приказали навести порядок в уборной. Позволите? — и посмотрела на меня большими щенячьими глазами.
— Конечно, — я укуталась в одеяло, легла на бок, проводила взглядом прислугу и, вытянув ногу, внимательно рассмотрела рану.
Лекарь хорошо поработал: вычистил мертвые ткани, зашил прозрачной нитью и убрал воспаление. Явно без магии справился, потому что кожа под скобами прилично ныла и чесалась.
С волшбой все это зажило бы быстрее, конечно, но и так сойдет. Не представляю, как оборотни без магии на войне справляются. Наверное, вербуют ветронцев. Тамуа ведь моя землячка, вот почему она в лесу и помогает псам.
В уборной что-то загрохотало.
— Простите, — заверещала перепуганным голосом прислужница, выглянув из двери. Она кулачками вцепилась в белый фартук, на котором стремительно разрасталось синее пятно. — Я тут совсем недавно, — стала оправдываться, и в болотного цвета глазах замерцал фосфор. Эртинка, значит. — Извините, — девушка поклонилась. — Я все сейчас уберу, только не говорите вашему спутнику, — в глазах девушки промелькнуло что-то похожее на страх, но губы лукаво изогнулись в усмешке.
Я кивнула, но насторожилась. Странная девка. Что там в уборной можно убирать так долго да и еще перевернуть? Но проверять было неохота, меня клонило в сон, потому я отвернулась на другую сторону кровати и, крепко закутавшись в мягкое одеяло, уснула.
— Замолчи, — сквозь сон пробился шепчущий голос Армана.
Я не подала вида, что проснулась.
— Да она спит, — раздался знакомый женский голосок. Та же прислужница. — Не бойся, я вас не выдам, хотя Шиины рыщут в округе. Они хотят её убить.
— Не получится, — грубо прорычал оборотень, но сделал это максимально тихо. Кровать у моих ног скрипнула и прогнулась. — Ты знаешь силу моего дара, — хмыкнул самодовольно. — Я не подпущу врагов к себе близко.
— Не думаю, что ты сможешь воздействовать на целый отряд Шиинов, — рассмеялась девчонка.
— Уходи, Калли, — яростно прошептал Арман, — и не смей больше появляться в этой комнате.
— Да ладно, — неприятно хихикнула девица. — Интересно же было посмотреть на твою истинную. С ней ты такой же страстный, как и со мной?
— Проваливай! — тише, но злобно протянул оборотень.
Послышались удаляющиеся шаги, дверь массивно хлопнула и я позволила себе открыть глаза.
Приподнявшись, уставилась с ненавистью в лицо Армана.
— Вот и мне интересно, Ваше Лохматое Высочество, такой ли ты был со мной страстный, как и с ней?
Гнев и ярость так быстро подкатили к горлу, что я не успела и осознать, что сказала. Подначила его, принизила таким обращением, но не собиралась отступать. Пока я тут больная лежу, он свою тычинку в ее пестик погружает? Урод! Да пусть катится, куда подальше, извращенец!
— Не такой, — оборотень покачал головой. — С тобой я вообще сам не свой, — ответил серьёзно. — Но меня забавляет твоя ревность, — хитро улыбнулся и коварно подмигнул. — И… у меня нет никого, кроме тебя. Это невозможно, пока на теле горит метка истинной пары.
— Забавляйся, но это вовсе не ревность, а предосторожность, — я откинулась на подушку, руки скрутила на груди и гневно припечатала: — Хоть со всеми шлюхами Эртина перетрахайся, плевать, только ко мне больше не лезь. Я не хочу заразу подцепить. А еще, ты и верность находятся на тех же полюсах, что ты и любовь. Рассказывай лучше своей Калле, или как там ее, какой ты честный и хороший… Я прекрасно и сама знаю, на что ты способен.
— Может, я и не знаю, что такое любовь, но ревность во всех её проявлениях мне близка, — эртинец пододвинулся ближе и положил ладонь на сплетение моих рук, заглянул в глаза так, как умеет только он. Прожег, проник под кожу, вывернул наизнанку. — Я в её пекле бесконечно горю последние дни, — с нежностью погладил кожу моих рук, что покрылась мурашками от его прикосновения. — И ты, моя маленькая ящерка, сейчас испытываешь самое мерзкое после предательства чувство.
— Ты не знаешь, что я чувствую, — голос вдруг сорвался в невесомый шепот, а я отвернулась, чтобы не тонуть в ядовитой зелени глаз. — Не нужно подчинять меня… пожалуйста. Я не хочу так.
— С того… — запнулся, — дня я никогда не использовал с тобой свой дар, — Арман схватил меня за подбородок, настойчиво повернул к себе и прошептал: — Поэтому да, я знаю, что ты чувствуешь, — подался вперёд и коснулся кончиком пальца моих губ.
— Это все она, — я задрожала под его пристальным взглядом, по телу побежал горячий трепет, — стигма?
— Она тянет, да, но здесь нечто другое, иначе ты бы уже давно стонала в объятиях Рэйдена. Он же весь такой хороший, — упомянув брата, оборотень яростно блеснул глазами.
— Тебе тоже не нравится то, что ты чувствуешь? — мне хотелось знать, но ответа я боялась, потому судорожно сглотнула.
— Нравится, — Арман мечтательно улыбнулся. — Потому что никогда такого не испытывал, — оборотень качнул головой и, потупившись, поджал губы. — Мне впервые страшно не за себя.
— Да врешь ты все, — ухмыльнулась я, но взгляд не увела, продолжила рассматривать его лицо, вкрапления темной зелени в светлых радужках, плотно сжатые губы красивой формы и не находила в нем изъянов. Разве что эта складка над переносицей — слишком глубокая.
— Так сложно в это поверить? — не выдержав моего взгляда, эртинец вдруг отвернулся.
— Сложно, — выдохнула, пытаясь справиться с накатывающей волной трепета. — Это как ждать от бури ласки, как ждать от голодного хищника пощады…
— Ты дождалась, — оборотень заключил моё лицо в ладони. — Теперь моя жизнь в твоих руках, — жарко выдохнул и припал к моим губам.
— Арман, — я с трудом разорвала поцелуй. — Нам стоит поберечь силы, да и… я не могу больше — это неправильно, — захотелось спрятать лицо под ладонями, укрыться от расстреливающих сияющих глаз. — Что с нами теперь будет? — просипела и, потянувшись рукой, сжала темные волосы на затылке. Они такие густые и приятные.
— Нет ничего более правильного, чем это, — Арман потерся щекой о мою руку, будто кот. — Будет так, как ты захочешь, — шепнул с надрывом. — Я больше не мыслю жизни без тебя.
— Мы друг друга не знаем, чтобы озвучивать такое.
Его слова были сладкими, но и горчило почему-то от них. Все от того, что несколько дней я жила рядом с оборотнями в жуткой агонии, и Арман не пытался помочь, только в угол меня загонял. Те язвительные «извини, я не хотел» совсем не снимали его вину, но я не могла сейчас отрицать, что тогда, в первый наш болезненный раз, желала его по-настоящему. Дико, но это правда. Не знаю, как могла в той ситуации вообще что-то желать…
— Когда я спала, кто-то пел песню… — похлопала рядом с собой, приглашая Армана сесть. — Спой еще… Это ведь ты был, знаю. Или расскажи, о чем она…
— У тебя слишком чуткий сон, — оборотень рассмеялся и расположился рядом. Взял меня за руку и немного покраснел, смутился. — В детстве мне мама её на ночь пела, когда ей было грустно и она страдала от предательства отца. Глупая тогда была. Думала, что он бросит законную супругу и женится на ней, но мать Рэя не отступила. Мы проиграли битву за его сердце, — в каждом слове эртинца сквозила неприкрытая боль. Он сжимал мою ладонь и не смотрел в глаза. Просто говорил, словно хотел излить душу. — Я и сейчас ненавижу отца, хотя он всегда старался не отделять меня от своей семьи. Я дружил с братом, чтобы угодить ему, но никогда не любил Рэя. Да вся моя жизнь — притворство, — Арман неожиданно замолчал, тяжело вздохнул. — А песню на эртинском я пел про то, как однажды ночью в лесу потерялась девушка. Она наткнулась на хижину отшельника, думала, спасение обрела, а он убил её и зажарил на костре, — закончив рассказ, оборотень пожал плечами и хохотнул.
— Тоже любовь, — повела я рукой, смахивая изморозь страха, что покатилась по коже, и прижалась к теплой груди оборотня. — Своеобразная любовь набить до отвала живот. В Ветроне был один пухлый парень, сын богатого дарвия, так он все время что-то жевал и женился на худой болезненной девушке, только потому что она мало ела. Та при родах и померла, а он быстро нашел себе знатную повариху и через год сам помер от несварения, оставив ей немалое состояние.
— Хороша любовь, — обняв меня, оборотень уютно прижал к себе. Погладил по волосам и часто задышал. — Это такой ты собралась меня учить?
Спрятав от него глаза, прикрыла веки и глубоко вдохнула запах мужской кожи.
— Я сама не умею любить.