Исток

13

Сновидец, Сплетающий Сны, встал на самой границе Круга. Его лицо было напряжено до предела, и ветер ударил в него, как кулак. Какие-то мелкие мушки носились над самой землей, скорпионы в сухом кустарнике убивали добычу. Его единственные свидетели: насекомые и ветер.

Он ждал…

Что-то глухо ударилось о песок, рядом с его правой ногой. Сновидец взглянул туда. Это была маленькая золотая шкатулка.

Он наклонился и поднял ее, и тут у него за спиной раздался насмешливый голос:

— Ай-ай-ай… какой же ты неосторожный, Сновидец. Разве так можно? Она тебе доверяла. И вообще, знаешь ли, вся эта сцена на улице…

Сновидец смотрел на рисунок на крышке шкатулки.

— Я уже начинаю думать, что ты нехороший человек, Линиум, — сказал он с прохладцей и убрал шкатулку в карман. — Кстати, чисто из любопытства, эта женщина, которая мне помогла, — она кто?

Он поднял глаза и увидел, что Линиум стоит прямо напротив него, с той стороны Круга.

— А, ты про нее. — Линиум нехорошо усмехнулся. — Мудрая женщина. И дочка у нее славная, да. Будет жаль, если с ней что-то случится…

Сновидец улыбнулся:

— Дешевый трюк, Линиум. Не думал, что ты до такого опустишься. Ты говорил…

Линиум нахмурился и задумчиво почесал подбородок, как будто пытаясь припомнить, о чем шла речь.

— О чем это я? Ах, да… Как оказалось, слухи разносятся быстро, и в Храме сразу узнали, что на улице бьют чужака. Как я уже говорил, мама девочки — умная женщина. Она быстро сообразила, что это ты. Дочка ей все рассказала. Она поспешила к охранникам и раздобыла… ну, скажем так… необходимую экипировку. Я пытался ее задержать, но она хороша… хороша, чертовка.

— Жалко, что я не смог с ней пообщаться, — сказал Сновидец. — Зато получил огромное удовольствие, выбираясь из города. И по дороге сюда. Люблю, знаешь ли, драматические ситуации. Очень бодрит, и вообще — не дает расслабляться. Я действительно был не в себе, или мне так казалось… Как бы там ни было, сработано здорово, Линиум. Я оценил. Сколько дней я промучился, вспоминая Историю, которую даже не знал до конца. Нет, правда, отлично сработано. Ты молодец.

Сновидец развернулся и пошел прочь.

— Эй, ты куда? — крикнул Линиум ему вдогонку. — Здесь некуда больше идти.

Сновидец остановился; скорпион у него под ногами метнулся под камень. Солнце жгло ему шею.

— Мне только одно непонятно, — сказал он.

— Что тебе непонятно? — спросил Линиум.

— Ты вроде бы говорил, что если я умру в этой Истории: по-настоящему, с болью, все, как положено, — я опять окажусь на Пустошах, и вдобавок лишусь половины мозгов. Но я снова здесь, я вернулся и что-то не чувствую себя полоумным.

Линиум смотрел на Круг. В его темных, опустошенных глазах, давно лишившихся радости, не отражалось вообще ничего.

— Да, это было досадно. Я не знаю, что именно произошло. Как ты, наверное, уже догадался, я сделал все, чтобы вышло по-моему, я просчитал все варианты… но эта девчонка… и откуда она взялась на мою голову? Ты уже уходил, но она как-то вернула тебя обратно. — Он нахмурился. — Только не обольщайся. Этого больше не повторится, можешь не сомневаться. Я позабочусь об этом сам.

Сновидец вернулся обратно, к границе Круга. Посмотрел Линиуму в глаза — буквально пронзил его взглядом.

— Я знаю, что эта реальность на самом деле какой-то бредовый вымысел, но я тебя предупреждаю: оставь ребенка в покое. Если с ее головы упадет хоть один волосок, я…

— И что — ты? Убьешь меня, да? — усмехнулся Линиум. — Но я уже мертвый. Умер пятьсот лет назад. Так что я теперь тоже вымышленный персонаж. Нельзя убить вымысел, мистер Сказитель. Моя задача проста: сделать так, чтобы у тебя ничего не вышло, и если для этого мне придется убить ребенка, что ж…

— Я найду способ убить тебя снова, — перебил его Сновидец.

Ветер пробился между двумя противниками, словно разрезав пространство. Но их взгляды как будто сцепились намертво — не отпускали друг друга. Солнце обрушилось за горизонт, и притворные Пустоши наполнились жужжанием мух. Гонимые ветром сухие листья исчезали над Кругом, словно проваливаясь в соседнее измерение.

Сновидец развернулся и пошел прочь.

Линиум снова окликнул его:

— Ты не знаешь, чем кончается миф. Ты не сможешь продолжить свою Историю.

Сновидец вновь остановился.

— Я смогу, — сказал он.

Линиум вдруг схватился за голову и упал на колени, словно терзаемый страшной болью.

Он закричал:

— Будь ты проклят, Сновидец. — Голос вонзился в сознание, как пуля.

Долго, как будто целую вечность, она смотрела в глаза Богини. А потом что-то дрогнуло на ее безобразном лице. Как будто она усомнилась в своей правоте.

— Я… я… люблю… те… бя… — выдохнула она и сдалась.

Остальные Богини рванулись к ней, их глаза полыхали огнем. Это было красиво, как смертоносный удар рапиры. Но существо, воплощенная мерзость и скверна, не пыталось спастись. Ее пальцы, похожие на истлевшие кости, сжались на сердце.

И оно перестало биться.

Слепящая вспышка. Обжигающий жар. Распыленная плоть.

Шар, тронутый скверной, пробился сквозь призрачный купол и устремился в небо…

Линиум лежал на земле, задыхаясь.

— Она очень настойчиво повторяла, чтобы я это запомнил, — сказал он. — Она говорила, что это ядро Истории. «Если собьешься с пути, возвращайся к нему». Плюс к тому, — у меня были свои небольшие хитрости.

Линиум с трудом поднялся на ноги. Он начал бледнеть и терять очертания, как это уже было прежде; его ослепительно черное одеяние сделалось серым и тусклым. Он достал из кармана книгу в черной обложке с каким-то рисунком, заключенным в квадрат.

Он бросил книгу к ногам Сновидца.

— Запомни это мгновение, Сновидец. Именно отсюда все пошло не так, — крикнул он. — С этого мига, когда ты узнал, что ты не такой, каким себе представлялся. Отныне и впредь ты пойдешь не туда. Потому что ты сбился с пути, потерялся. То есть по-настоящему потерялся. До теперешнего мгновения все было вполне даже мило и где-то приятно. Похоже на сказочное приключение, когда герой странствует по миру Истории и набирается впечатлений… Так вот, теперь можешь об этом забыть.

Линиум все говорил, но его голос теперь звучал словно издалека. Буквально за считанные секунды его тело сделалось почти прозрачным.

— Я знаю, что тебе очень понравился эпизод с ребенком и книгой… с этой проклятой девчонкой… У меня есть для тебя нехорошая новость, и я подумал, что будет забавно, если ты узнаешь ее из книги. Ну же, не бойся! Возьми ее! Почитай…

Пространство взорвалось смехом…

Сновидец поднял книгу и прочитал, что написано на обложке.

Он открыл книгу на первой странице и прочел вслух:

Он закрыл книгу. Пустоши раскинулись перед ним, непостижимые и бесконечные. Он устал, он терзался смятением и тревогой. Но теперь он утратил былую невинность. Иллюзия была абсолютной и изощренной в своей полноте. Невысокий кустарник, как будто объятый призрачным пламенем, был словно угрюмый хозяин, одинаково грубый и нерадушный со всяким гостем. Даже сонным ящеркам, которые сами владели заклятием снов, и тем, кажется, приходилось несладко с таким свирепым господином.

Сновидец смотрел на пустырь, растянувшийся до самого горизонта. Время как будто застыло, и душа реального мира отпустила его навсегда. Он превратился в незваного гостя, в чужака, потерявшегося в обманной Вселенной. Ну и пусть, подумал он.

Он взглянул на Круг. Не сейчас, прошептал он. В другой раз. И пошел прочь, пока Круг не скрылся из виду. В сознании шелестел только ветер и эхо голоса Линиума.

Он шел долго, несколько часов: голодный, мучимый жаждой. Губы совсем пересохли, кожа отслаивалась, словно корочка на засохшем слоеном пирожном. Голова раскалывалась от боли. Ноги уже не слушались. И все же он был исполнен странной решимости. Несмотря на попытки Линиума сбить его с толку, он все же держал в руках нить Истории. Его мысли метались, как ветер, то в одном направлении, то в другом; он пытался поймать ускользающие фрагменты — искал подсказки, ключи к разгадке. Любую зацепку. Хоть что-то…

Пока что История так или иначе крутилась вокруг странных и жутких событий на Телосете. Императрица Намида с ее исступленными поисками бессмертия и яростным неприятием любых проявлений прекрасного; рождение Сен, Богини исцеления; катастрофическое сближение этих как будто несопоставимых стихий.

Образы из первоначальных видений складывались, как кусочки картинки-головоломки. Теперь он знал, кем были эти загадочные женщины, которые сразу ему показались волшебными существами. Он понял значение того, что случилось в Храме: Намида, которая и перед самым концом не изжила в себе ненависть, осквернила сосуд с исцеляющей сущностью Сен и тем самым наслала порчу на всю Вселенную. Но какова роль Талис во всей этой истории? И откуда здесь взялся Линиум? И что означают другие картины в этом калейдоскопе визуальных фрагментов? И самый главный вопрос: как могло получиться, что эта История забылась на Земле, словно ее специально стерли из памяти человечества?

Для того чтобы понять всю картину… да… да… вот оно… нужно связать воедино все разрозненные элементы. Проработать их систематически.

Он улыбнулся. Сказитель становится сыщиком, подумал он…

Он вспомнил, что говорила ему Талис:

Какая тайна была зашифрована в письменах на линейном фасаде Истории?

Мысли метались, как ветер…

Вывод напрашивался сам собой: оскверненный губительным прикосновением Намиды, сверкающий шар, заключавший в себе сущность Сен, приземлился на Землю, и из него народились Сирены — подобия Сен. Также было вполне очевидно, что теперь в них была и частица Намидиной тьмы.

Так что логично было бы предположить, что ключи к разгадке других элементов видений лежат именно в этом критическом отклонении Сирен, появившихся на Земле, от изначального замысла Сен. Небесное царство, раса бессмертных воителей — это все вне программы, фураж для истории, мясо, наросшее на костях…

Как она там говорила?..

А потом немногие избранные получили от них дар бессмертия. Безусловно, это было проявление темных сил. Насколько Сновидец сумел разобраться в увиденном, Сен несла людям дар радости и исцеления — она вовсе не собиралась открывать им кратчайший путь в вечность и обеспечивать бесплатным проездом к Божественности.

Он вспомнил, что было написано в книге Дже~нис, в «Царстве Хаоса»:

Он вспоминал, вспоминал… что-то там было еще…

И вот теперь — эта книга. Еще одна составная часть. Сновидец остановился. Он не хотел читать книгу, пока не выберется из Пустошей. Ему надо быть осторожным, предельно осторожным…

Жаркий ветер обжигал лицо. Во рту все пересохло; язык был суше огня. Сновидец взглянул на обложку. Внимательно изучил картинку. На картинке была Талис, целующая свое отражение в зеркале, на фоне огромного алого солнца, отливающего серебром. Сновидец вновь прочитал имя автора и название. Декен Нес-Антимон. «Исток». Что-то подсказывало ему, что там, в этой книге, он найдет то, что ему так отчаянно нужно. Но какова будет цена? — подумал он.

Эта книга так или иначе должна была оказаться у него в руках, в этом он был абсолютно уверен. Он попробовал сосредоточиться. Да!!! Да! Вот оно. Он ни разу не видел, чтобы Линиум создавал что-то новое. В любом окружении, в каком бы он ни материализовался, он не создал ничего своего.

Сновидец думал…

Да. Эта книга — она часть Истории. Линиум не способен создать что-то новое. Вот Талис способна. Но Талис — тоже часть этой Истории, элемент сопряжения фантазии с реальностью. А Линиум — он нечто иное. Некая чужеродная сущность, выпадающая из Истории. Поврежденная клетка, злокачественное образование.

Он вызвал в памяти слова Линиума…

Неплохо придумано. Линиум не способен создать что-то новое, но зато он способен перемещать объекты — изымать их из пространства и времени и переносить в другое пространство и время. Что он и проделал с золотой шкатулкой. Сновидец улыбнулся. Шкатулка. Может быть, это и есть ключевой элемент? Линиум нечаянно раскрыл свой метод. Сам себя разоблачил. Эта книга — она из другой части Истории, рассмеялся Сновидец. Просто Линиум постарался, чтобы она попала ко мне раньше, чем нужно.

Он подумал еще раз… Погодите минутку. Опять посмотрел на обложку. «Исток», прочел он. Декен Нес-Антимон. Декен?..

Налетел порыв ветра. Закружился вокруг Сновидца, как будто примеривался, как бы вернее его схватить. Ему надо как следует отдохнуть, но Пустоши — не самое подходящее место для отдыха. Это место, где все пребывает в движении, пыль и песок постоянно сдвигаются, насекомые жалят, и облака исчезают на небе. Звуки льнули к нему, точно призрачные любовницы, звали его, прижимались к нему неосязаемыми телами. Они плясали в его сознании. Они насмехались над ним. Они знали, что он перед ними бессилен — он не сможет их остановить. Кустарник расцвел пустотой и налился плодами, которых не было.

Он крикнул в пыль и песок:

— Талис, Талис.

Ветер выл, точно зверь…

А потом эта взвихренная пыль стала настолько густой и плотной, что пространство утратило всякую перспективу. Было уже не понять: что близко, что далеко. В этом непроницаемом мареве цвета умбры мир сократился, сузился до расстояния вытянутой руки.

Ветер вопил…

Сновидец осторожно шагнул вперед — ослепленный, потерянный. Он рассмеялся над собственной самонадеянностью. Он действительно был уверен, что эти Пустоши, зараженные призраками, раскроются перед ним и выведут на правильную дорогу. Не надо было ему отходить от Круга. Почему я в него не вошел? Почему не вернулся обратно? — этот вопрос он задавал себе снова и снова. Здесь На Пустошах хорошо только тем, кто в своих исступленных молитвах приближается вплотную к Богам; отрешившись от заданной им реальности, они упиваются видениями и вечностью. Ветер поднял его, пытаясь вырвать из тела. Он попробовал плыть в этом ветре. Попробовал выгнать его из сознания. Книга выскользнула из рук и упала на песок. Он сам упал на песок и дальше… сквозь землю…

Вниз… вниз… вниз… Талис… Талис…

Ее глаза полнились сновидениями. Хорошо, что она снова рядом. Так хорошо… Она улыбнулась через плечо. Она была обнажена. Крошечное святилище из хрусталя искрилось капельками росы под утренним солнцем. Сновидец подошел ближе к этому странному сооружению и посмотрел на свое отражение в хрустальной плоскости. Он уже почти и не помнил, какой он с виду… он с трудом узнавал себя…

Ветви деревьев тихо качались под легким утренним ветерком. Сновидец сел на траву и поднял глаза к небу. По небу плыли облака, которые даже не ведали, что кто-то смотрит на них с земли. Их мир — мир сгущенного пара и ветра, а не плоти и мысли.

— Сновидец, ты помнишь святилище? Помнишь, как я говорила тебе: запомни?

Он смотрел в свои собственные глаза, отраженные в миллионах сияющих граней.

— Зачем мне его помнить?

Талис взяла его за руку.

— Я… я… я не знаю на самом деле, — растерянно проговорила она. — Знаю только, что это важно. Для тебя и для… я… странно, но я, кажется, больше не вижу образов.

— Если тебе от этого легче, то я храню их в сознании, — сказал Сновидец.

— Я скучала по тебе, Сновидец, — сказала она как бы между прочим. — Ты — словно воспоминание…

— Воспоминание о чем-то, чего не было, нет и не может быть, но ты это помнишь так ясно, словно ты это видела, и жила в этом воспоминании, и прикасалась к нему, и даже помнишь, какое оно на вкус.

— Тебя, Сновидец, снедает желание, — прошептала она с неизбывной печалью, — сделать что-то такое, что изменит весь мир. Но у меня есть предчувствие… предчувствие беды… Что-то будет, Сновидец. Я знаю, и мне страшно.

— Зачем ты держишь меня в этом сне? — спросил он. — Это все тот же сон? Тот же сон-цикл?

— Тебя унесло. Я пыталась тебя вернуть, но тебя уже не было…

— Его зовут Линиум. Питер Линиум. Это он меня выбросил из сновидения. Расскажи мне о нем.

— Не могу, Сновидец. Все, что касается этого человека, оно как будто закрыто: слова и образы не даются.

Он посмотрел ей в глаза.

— Линиум мешает мне в этой Истории, и мне нужно знать — почему. Подумай, Талис… подумай.

— Сновидец, если бы я знала ответ, я бы сразу…

Он улыбнулся, провел рукой по волосам. Его глаза как будто сияли тем же сверхъестественным светом, что излучала сама Талис. Он словно падал в объятия Истории, и она все крепче и крепче прижимала его к себе. Он снова жил — как сновидение внутри сновидения. Одно вымышленное существо сейчас умирало на Пустошах, на песке; а другое смотрело в глаза Талис, в ее запредельно прекрасное лицо.

— В тебе есть что-то темное, Талис, — сказал он. — Я это чувствую. Что-то тобой управляет, что-то не очень хорошее. — Он умолк в нерешительности. — Послушай, я не совсем правильно выразил мысль. Я всего лишь хотел сказать о своих ощущениях. Так вот, у меня ощущение, что тебя просто используют. Ты — проводник, элемент сопряжения двух миров, некое связующее звено, в котором столько неведомых, скрытых мыслей, и это мне непонятно.

Она задумалась.

— Ты не сможешь вернуться в реальный мир и испытывать радость от жизни, подвластной времени. Вот почему ты должен ее рассказать, эту Историю.

— История — та же сказка. В сказках мертвые запросто оживают. Но реальный мир — это не сказка. Там умирают уже навсегда. Там нельзя умереть, а потом оживить себя силой мысли. Если ты умираешь в реальном мире, тебе уже не вернуться обратно. Здесь, в Истории, твое волшебство действует, но…

Она посмотрела на него с такой пронзительной грустью…

— Вот, я все-таки встретила мужчину своей мечты, и он говорит мне, что я недостаточно настоящая…

— Проницательное замечание, — сказал он.

Она стояла, неподвижная, как изваяние. И только слезы текли по ее щекам.

Он взял в ладони ее мокрое от слез лицо и поцеловал ее — очень нежно, едва прикоснувшись губами к ее губам. Она даже не шелохнулась, только закрыла глаза.

Прошло много времени. А потом Талис открыла глаза и посмотрела на него застывшим, еле тлеющим взглядом.

— Открою тебе одну тайну. Мой самый страшный секрет. — Теперь ее голос окреп, и в нем слышалось эхо некоей невосполнимой утраты. — Я не хочу жить, жить и жить — вечно. Не хочу.

Ее глаза наполнились светом. Она сложила ладони, как для молитвы, а потом вся подалась вперед и поцеловала его с такой исступленной страстью, что он даже слегка растерялся. Он разъединил ее сложенные ладони и притянул ее к себе. Их тела вжались друг в друга, сцепились намертво.

— Нельзя заставлять человека делать что-то такое, чего он не хочет, — сказал Сновидец. — Никого. Даже героя Истории.

Она посмотрела ему в глаза.

— И особенно — героя Истории, — рассмеялась она. Ее лицо замерцало, как вода в лунном свете. — Только ты в это не веришь, правда?

— Не знаю… Я уже ничего не знаю. — Он задумался.

Ее лицо преобразилось, ее красота стала еще более неистовой и странной.

— Я знаю, Сновидец, ты сделаешь что-то такое… прекрасное и удивительное. Я это знаю. И ты это знаешь. И ты идешь к своей цели.

Талис выскользнула из его объятий и отступила на пару шагов. Она смотрела на него, и постепенно восторг у нее на лице сменился печалью: как будто некая тяжкая дума пробилась сквозь радужный блеск ощущений и образов.

— Знаешь, Сновидец, что говорят про сон? Что сон — состояние, близкое к смерти. — Она сжала кулаки. — Мертвые могут входить напрямую в сны. Они могут вернуться из пустоты: жить, разговаривать, совершать всякие действия. Они выходят из смерти обратно в жизнь. Для них это так же легко, как перейти через мелкий ручей.

— И я уже начинаю думать, — продолжала она, помолчав, — что, если мертвые могут входить в сны живых, может быть, все-таки можно вернуться и в явь. И ожить уже по-настоящему. Может быть, он существует, проход из смерти — обратно в жизнь. То есть, может быть, я сейчас сплю, и мне снится сон, и в этом сне мне удастся найти дорогу обратно в жизнь. Может быть, ты пришел сюда только за тем, чтобы провести меня через этот ручей. Туда, в мир живых. Может быть, это и есть истинная причина, почему ты попал в эту Историю.

Сновидец печально покачал головой.

— Красивая мысль, — сказал он. — Вот только какой из меня провожатый? Я сам безнадежно запутался в этих дорогах и этих мирах.

Ее глаза вспыхнули гневом.

— Ты смеешься надо мной, Сновидец?

— Талис, вся эта История, вообще все…

— Я не понимаю.

— Послушай, когда Сирены появились на Земле, они уже были испорчены тьмой Намиды. И мне нужно знать, что именно воплотилось у нас на Земле: они все несли в себе зло или кто-то из них все-таки больше походил на Сен?

— Не бойся тьмы в этой Истории, Сновидец, — проговорила она с нажимом. — Тьма — это та сила, которая питает любую историю. А что касается твоего вопроса… ты должен сам все узнать. Только сам. Я лишь повторю, что уже говорила однажды…

— Ты уходишь от ответа. На самом деле я сейчас лежу в Пустошах, на последнем вымышленном издыхании.

— Я к этому не причастна, — резко проговорила она.

— И ты все равно не умрешь. В этот раз.

Он долго молчал, а потом сказал так:

— То, что ты говорила о снах… что можно выйти из сна…

— Да.

— Думаешь, мертвые настолько глупы, что будут стремиться обратно в жизнь после того, как уже с ней разделались? В снах они вольны выбирать, когда им быть мертвыми, и при этом им вовсе не нужно умирать еще раз. — Он пристально смотрел ей в глаза. — Если это — всего лишь сон, как ты думаешь, смогу я вернуться обратно в жизнь… я смогу?

Он отвел взгляд.

— Я думаю, нет, — сказал он, усмехнувшись.

Талис вдруг ожила, словно некая таинственная сила вернула ее к жизни.

Она прикусила язык. Ее голос уплыл, растворившись в ничто, точно тень легкого облака. И она замолчала, словно слова запечатали ей губы.

— Почему мое имя стоит на обложке той книги, Талис?

— Какой книги?

— Не важно, — сказал он раздраженно.

— Запомни, пожалуйста, что я тебе говорю. В этой Истории твоя задача — увидеть не то, что открыто для видения, а найти новые ракурсы и перспективы. Расскажи эту Историю словами, идущими от души. Отдай ее миру. Сделай так, чтобы она вновь ожила.

— Раньше ты говорила не так, — тихо сказал Сновидец.

— Что ты имеешь в виду?

— Это была наша История… а теперь ты говоришь: твоя История. Мы по-прежнему вместе?

— Мне пора. Ты уходишь. Тебя уносит.

— Нет, подожди.

— Мне надо идти… я… я люб… лю…

— Талис!!!!!