Исток

15

Сновидец открыл глаза. Заглянул в безбрежную зыбкую синеву.

Чувства вернулись со следующей волной мыслей. Небо подернулось легкой облачной дымкой. Дымка сгущалось, и вот весь небосклон стал цвета охры. Облака прижимались телами к песчаным складкам. Небо билось, как сердце, в обольщающем ритме. Тук, тук, тук… а потом была вспышка слепящего света…

Он сел, морщась от боли. Стряхнул с себя пепел кустарника. Текучее марево жара прогнало сладострастные облака — солнце поднялось над миром. Пока Сновидец спал, ему в рот заползли какие-то мелкие насекомые и утонули в слюне. Он выплюнул на песок их потускневшие трупики. Ничего себе завтрак, подумал он.

Боль в голове билась, как сердце гонца, пробежавшего многие мили. Лицо было как древний папирус. Но он все же нашел в себе силы подняться. Колени и плечи пронзила боль — ему показалось, что кости сейчас прорвут кожу, обожженную горячим песком. Ветер оттер его дочиста, отшелушил все детали, истончил связи духа и плоти.

Однако пустыня приберегла и другие сюрпризы. Когда Сновидец поднялся и оглянулся вокруг, он едва вновь не упал на песок — от потрясения.

Прямо перед ним был невысокий холмик — чрево пустыни в родовых схватках, готовое исторгнуть на свет некое тело. Не задумываясь о том, что он делает и зачем, Сновидец приблизился к тому месту, где, по логике, должна была быть голова, и принялся разгребать пелену пепла. Окаменелые гранулы ссыпались вниз, открыв два глаза, намертво запаянные слоем кварца, увлажненного слезами.

Кварц пошел трещинами…

Глаза открылись…

Сновидец отпрянул.

— Линиум, — сказал он со злобой. — Линиум.

Линиум медленно поднялся из своего мягкого саркофага и взглянул на Сновидца. Его суровое, сумрачное лицо, лицо ожившего автомата, казалось каким-то ввалившимся и раскрошенным.

У него изо рта полезли крошечные тараканы — словно струйка живой слюны. Он отплевался, ни на миг не отрывая взгляда от пораженного Сновидца. Теперь, когда черное одеяние Линиума превратилось в лохмотья, Сновидец увидел, что тело его врага почти целиком состоит из сложных протезов. Разрывы на арматуре плоти сочились бледно-зеленой жидкостью с приторно-сладким запахом. Ноги и низ живота представляли собой замысловатые механизмы, которые дергались в извращенной пародии на движение. Иллюзия биологической жизни рассеялась.

— Да, — сказал Линиум, — смотри, Сказитель. Смотри внимательно. Я тебя предупреждал: не отыгрывай эту сцену. Я тебя предупреждал!!!

Сновидец просто стоял и смотрел на поврежденного человека-машину.

— Прости, Линиум, — сказал он. — Я не хотел…

— Твои извинения мне не нужны, — проговорил Линиум хриплым, металлическим голосом. — Теперь все закончится.

У него не было времени на ностальгию. Он угасал, уходил — и забвение уже запечатало его губы, как поцелуй возлюбленной. Его глаза в обрамлении спекшейся пыли горели сосредоточенным пониманием.

Он поднял руку, и с кончиков пальцев потек раскаленный металл, мгновенно застывавший на воздухе. Очень быстро, буквально за считанные секунды, этот нарост приобрел форму грубого подобия пистолета. Линиум нацелил руку в голову Сновидца.

Сновидец закрыл глаза. Хорошего понемножку, подумал он.

Киборг-палец Линиума надавил на курок. Почти ласково, почти нежно.

Порыв ветра… глянцевый жар на песчаных дюнах… ящерка, метнувшаяся за добычей…

Вселенная учащенного сердцебиения…

— Будь ты проклят, Сказитель.

Сновидец открыл глаза.

— Давай, Линиум, прикончи меня, — сказал он очень спокойно. — Ты был прав. У меня ничего не получится. Я не смогу изменить Историю.

— Я уже ничего не знаю, — сказал Линиум натужным, враз постаревшим голосом.

А потом вдруг расслабился. Опустил руку, и пистолет втянулся обратно в пальцы.

— Слушай, Сказитель. И слушай внимательно, — медленно проговорил он.

Потом помолчал и добавил:

— Посмотри мне за спину и скажи, что ты видишь.

Сновидец сделал, как его попросили. Его губы сложились в улыбку.

— Круг, — сказал он. — Должно быть, я сам сделал немалый круг.

Линиум поморщился от боли:

— Помоги мне дойти до Круга. Быстрее.

Сновидец встал на колени и помог ему сесть. Стряхнул остатки песка с его лица и губ. Все тело Линиума было вывихнуто и изломано. Сновидец не знал, как остановить эту зеленую жидкость, которой истекали протезы его врага. Наверное, теперь уже бывшего врага.

— Да, неслабо тебя, — сказал он.

Линиуму было как будто все равно.

— Помоги мне добраться до Круга, — выдохнул он раздраженно. — Разговаривать будем потом.

— Из меня что, плохая сиделка? — язвительно проговорил Сновидец. — Я только надеюсь, что ты опять не исчезнешь на самом интересном.

— Ладно, уговорил, — сказал Линиум.

Сновидец помог Линиуму подняться на ноги.

— Ну вот, — сказал он. — Сможешь идти?

Линиум застонал.

— Меня ноги не держат. — Он помолчал и спросил: — А что ты потерял в этот раз?

— Потерял?

— Слушай, Сказитель, пора уже обращать внимание на то, что тебе говорят умные люди. Если ты хочешь выбраться отсюда живым и спасти свой инфернальный мир… Книга, придурок. Ты ее уронил. — Он тяжко вздохнул. — Я не могу делать все за тебя.

Сновидец беспомощно огляделся.

— Где она? Я не вижу.

— Вот она. — Линиум указал пальцем, и из пальца вырос пистолет. — Черт, — выругался Линиум, встряхнул рукой, убирая оружие, и указал снова. — Вот она, там…

Сновидец подошел к маленькому круглому холмику, разгреб песок и поднял книгу. Он уже собирался убрать ее в карман, как вдруг заметил, что обложка переменилась. Теперь на ней была изображена Сенида в окружении своих Сирен. Сновидец с тревогой взглянул на Линиума, но не успел ничего сказать, потому что Линиум заговорил первым:

— Она изменилась, да?

— Да.

— Сенида?

— Да.

— Плохой знак, — сказал Линиум. — Очень плохой.

В резком солнечном свете капельки пота у него на лбу блестели, как крошечные хрусталики. Он казался каким-то странным, нездешним существом — как будто природа, когда создавала его, и сама не была до конца уверена, зачем он ей нужен. За этим избытком синтетических материалов еще скрывалось что-то человеческое. Например, сила воли, которая только подчеркивала его смертность. Смертность — как состояние, свойственное всякой живой материи.

Происхождение Линиума оставалось загадкой для всех. Но достоверно известно, что уже в двадцать пять лет он считался самым одаренным на свете физиком и не признавал никаких законов. Это было опасное сочетание: блестящий ум и ненасытная страсть к приключениям. Его интерес к Технологии Духа несколько раз едва не стоил ему жизни. Но ему каждый раз удавалось вернуть свой Дух-Код обратно в Исток. Как именно — никто не знает. И так продолжалось до той знаменитой эскапады, когда все сразу пошло не так.

После очередной неудачной попытки проникнуть в Священный Лексикон Сениды и вызнать секреты Технологии Духа, его лишили всех уровней Дух-Кода. Тем самым его превратили в дублера материального существования, перерезав трансцендентальную пуповину, соединявшую тело и дух.

Ему никогда не хотелось присоединиться к Духам, чье бытие ограничено зоной Истока. Могут ли сущности, уставшие от долгих солнечных дней, смириться с концепцией бесконечного существования? Для него ответ был вполне однозначный: нет.

У него были другие цели. Свой собственный вариант вечности. И для достижения этой цели он был готов рискнуть всем. Его планы были чем-то сродни очень сложному ритуалу из той зыбкой, туманной области, где наука смыкается с мифом.

Хранительницы Технологии Духа видели в Линиуме существо, посвятившее себя мести Небесам, исполненным безболезненной скорби, — Небесам, которые не смогли явить чудо, хотя были как обещание чудесного. Преступление, которое замышлял Линиум, было самым отчаянным за всю историю: он оспорил главенство Сениды и ее Сирен.

Питер Линиум понимал, что столь открытое неповиновение власти Сениды уже навсегда закроет для него доступ в реальность Истока. Он не тешил себя иллюзиями. И ему было грустно.

Когда они добрались до Круга, Линиум убрал руку с плеча Сновидца и шагнул в зыбкий узор. Он купался в электрических струях, как в целебном источнике. Он взбивал электричество в комки информации, погружался в них с головой, а потом выходил и гулял по поверхности Круга, словно по водам цветного озера. Его кожа срасталась буквально на глазах. Его движения больше не напоминали рывки неисправного механизма. Даже одежда сделалась целой, словно ее починил некий невидимый портной.

Встав в центре Круга, он лениво взмахнул рукой.

— Иди сюда, — позвал он Сновидца. — Тебе станет лучше.

Сновидец решился не сразу.

— Если это какой-то трюк, Линиум…

Линиум сердито нахмурился.

— А какой смысл, Сказитель? — сказал он, скривив губы. — Какой смысл мне тебя убивать — теперь? Если бы я хотел от тебя избавиться, я бы вышиб тебе мозги прямо там. Или ты думаешь, я собираюсь тебя утопить в электричестве? — Он рассмеялся. — Это же бред, Сказитель. Или ты судишь обо всех по себе? Да, наверное. Это был бы поступок вполне в твоем духе. В общем, ладно. Не рассуждай и иди сюда. Нам еще многое предстоит сделать, чтобы проникнуть обратно… ну, если ты собираешься спасти мир… Храни их Боже, — добавил он не без сарказма.

Сновидец неохотно вошел в Круг, и с удивлением обнаружил, что там тепло. И хорошо пахнет. Он окунулся в эти приятные ощущения, подставив тело невидимым токам нездешней энергии.

Линиум сидел на границе Круга и смотрел на Сновидца, как хищник, оценивающий добычу. Его черные волосы были как струи самой черноты, колыхавшиеся на ветру. В косых лучах солнца он был похож на окаменевшую марионетку-банраку — на существо, неспособное поглотить даже малую толику света, даже искру надежды.

Закончив с восстановлением тел, двое мужчин уселись на краю Круга. Линиум снова вырастил из пальцев пистолет и подстрелил крупную ящерицу, гревшуюся в лучах заходящего солнца. Ящерицу он зажарил в сгустке огня, тоже выброшенном из руки.

Пока это странное существо, некогда бывшее физиком Питером Линиумом, готовило ужин, Сновидец думал о Талис и о поляне с хрустальным святилищем, где они с Талис соединились в сновидении; у него было странное чувство, что это случилось не с ним, а с кем-то другим, причем очень давно. Он думал о том, что в его собственных историях двое любящих слишком часто не могли прикоснуться друг к другу, ибо они изначально были обречены на разлуку, и когда они умирали на поле боя — каждый сам по себе, в одиночестве, — с пронзенным сердцем, их смертельные раны почти не сочились кровью. Их лица были как пепел. И они улыбались, прощаясь с жизнью.

Он думал о Талис, и она предстала перед ним, как наяву. Подняла глаза, напоенные снами и грезами. Он тоже поднял глаза к небу. Серп новой луны был как улыбка на бледнеющем небе. То ли над Кругом, то ли в мыслях Сновидца. Ее голос звал его, переливаясь густым лунным светом. Помоги мне, Сновидец. Помоги мне. Его трясло — то ли от страха, то ли от возбуждения… она снова воззвала к нему, и голос был как порыв звездного ветра: Сновидец, злая Богиня знает, что я полюбила тебя…

Там, в сознании Сновидца, мерцающий серебром призрак информационных данных принял облик Талис посреди сверкающего леса. Ее окружали какие-то странные женщины, не похожие на людей. Женщины, истекавшие звериными снами. Медленно, не торопясь, она уничтожила их всех, распылила на атомы. При этом ее глаза горели бесстыдным наслаждением. Звериные сны разбежались по лесу — бродить среди древних деревьев.

Сквозь просветы между стволами виднелась долина, вся утонувшая в пышной зелени. Талис направилась туда. Ее пытались остановить, но она уничтожила всех, кто стоял у нее на пути. Потом она остановилась, растерянно огляделась и вдруг поняла, что оторвалась от своего мира — царства звездного света, — и ей стало так страшно и горько, и эта горечь излилась на солнце, на облака в небе, на сочную Землю и на все, что там есть живого.

Сияющая Сенида вышла из бесстыдного наслаждения тьмы, и на этот раз Талис сложила оружие и впила в себя свет Богини, как ослепительное сладострастие.

Она прикоснулась к Сениде, точно призрачная возлюбленная, а потом вдруг обернулась к Сновидцу.

— Ты дурак, — рассмеялась она. — Ты всегда шел в никуда, как про тебя всегда и говорили. А теперь это самое никуда пришло к тебе само. Хотя, наверное, лучше сказать — нигде. Все закончится просто. Ты станешь вымыслом, пагубным наваждением — досадным упущением.

Талис приникла к губам Сениды, а потом вновь обернулась к Сновидцу.

— Ты знаешь многое, что сокрыто за письменами. И отныне всегда будет так, что тебя будут жалить дважды. Дважды в неправильном месте, дважды в неподходящее время.

Она рассмеялась, как гиена…

— Теперь История попытается избавиться от тебя, — сказал Линиум, протягивая Сновидцу кусок бесцветного мяса. — Теперь, когда я решил, что буду тебе помогать.

Вырванный из задумчивости, Сновидец долго смотрел на своего собеседника, словно никак не мог вспомнить, кто он такой.

— Я знаю: она в беде, — сказал он глухим голосом. — Ты тоже видел? Да?

— Ну, может быть, не совсем так, как ты… но — да. Я видел. Только ты не давай себя обмануть. То, что ты видишь в Круге… это то же, что сны… всего-навсего.

— Не понимаю.

— Да, наверное.

Линиум долго молчал.

— Слушай, ты ешь, пока не остыло. Я тебе все объясню, чтобы ты был в курсе. Если хочешь здесь выжить, тебе нужно знать кое-что, что касается этой Истории: что-то, чего ты знать не должен. — Линиум поднес ко рту кусок жареной ящерицы. — Во-первых, давай разберемся с этим паршивеньким эпизодом с моим участием, который ты выудил из тьмы.

Сновидец хотел было заговорить.

— …

— Помолчи, — рявкнул Линиум. — Глупые вопросы задашь потом, когда я закончу. Давай сразу же проясним одну вещь: мне на тебя наплевать, чисто по-человечески ты мне неприятен, и я не убил тебя вовсе не для того, чтобы ты тешил свое самолюбие с этой девчонкой. Все ясно?

Сновидец улыбнулся на грубую реплику Линиума.

— Ты вообще всех презираешь, или это только я удостоился? — спросил он спокойно.

Линиум раздраженно взглянул на Сновидца.

— Как я уже говорил, — продолжал он, — давай разберемся с этим паршивеньким эпизодом с Сенидой. Это было катализатором всей Истории, и, если по правде, твоя способность все это увидеть, извлечь эту сцену из глубин Истории и рассказать об увиденном так, как ты это сделал, и спасла твою никчемную жизнь.

Сновидец задумчиво кивнул.

— До этого случая, — продолжал Линиум, — я заклеймил тебя как неудачника в моей книге. И в этой книге тоже, — сказа он, как плюнул. — Но теперь ты доказал, что действительно обладаешь трансцендентальной силой и способен сознательно переходить границу между фактом и вымыслом, реальностью и гиперреальностью. Я знал, что Сказители видят сны, но я не мог рисковать. И особенно с таким человеком, как ты: невнимательным, легкомысленным и неловким.

Он задумался, подперев подборок рукой.

— Есть еще и вторая причина, почему ты по-прежнему здесь, — сказал он сухо. — Вызвав это видение, ты очень даже успешно меня уничтожил… да ладно тебе удивляться, у нас нет времени на бесполезные великодушные жесты. — Линиум со злобой взглянул на Сновидца. — Мое прикрытие уничтожено, его уже не восстановишь… а это значит, что в этой Истории со мной покончено. И что хуже всего, — он застонал, — теперь ты остался единственным, у кого есть хоть какие-то шансы спасти мир от гибели.

Страх всколыхнулся в сознании Сновидца, спутал все мысли. Нет, подумал он. Почему я?

— Да! — сказал Линиум. — Я тоже об этом подумал. Но, как бы там ни было, мы тут застряли, вдвоем, и самое лучшее, что мы теперь можем сделать… — Он умолк, откусил еще мяса и принялся жевать. Молча, сосредоточенно.

Сновидец последовал его примеру и с удивлением обнаружил, что мясо ящерицы было по вкусу точно таким же, как и плоды с перевернутого дерева.

Линиум взглянул на него:

— Да, я знаю. В том, что касается вкусовых ощущений, эта История достаточно убога. Визуальный ряд — да, выше всяких похвал. Но что касается вкуса… лучше об этом не думать! — Он бросил очередную кость в Круг и смотрел, как она исчезает во взболтанном электричестве.

— Хотя интересно все складывается, — продолжал он. — Очень даже интересно. Но я что-то отвлекся. Давай сразу — к сути. Ты уже знаешь почти всю Историю: Намида, потом встреча с Сен, крах всех надежд, потом — грандиозное представление, в результате которого эта посылочка с радостью отправилась в космос. Потом этот испорченный дар всему человечеству оказался на Земле, и из него вылупились чудовища, которых мы знаем под именем Сирен. — Он улыбнулся. — Кстати, ты оценил иронию? Сенида. Сен-Ида…

Сновидец смотрел на него безо всякого выражения.

Глаза Линиума сверкали в сумраке.

— Ладно… продолжим. И вот тут-то все перевернулось с ног на голову. В этой байке насчет «исцеления», которой тебя собиралась попотчевать Талис, все укладывается в стандартный формат. Сюжет вкратце такой: злая Богиня Сенида воплощается на маленькой, славной Земле, ввергает планету в печаль и страдания, создает некое запредельное царство — Исток, — которое высасывает из мира все волшебство и где ее приближенные наслаждаются вечной жизнью, уничтожая все, что есть в мире хорошего, доброго, светлого, и изобретая новые формы зла.

Он мечтательно улыбнулся:

— А потом, словно по мановению некоей всемогущей руки, Сенида вдруг понимает, что несет в себе часть сущности Сен, Богини исцеления. И — бац!.. Все мгновенно меняется. Мир исцеляется от страданий и боли. Всех, кого Сенида убила в своем ослеплении, она возвращает обратно к жизни и очищает Исток от зла.

Линиум поднял глаза и улыбнулся, словно невидимый ангел коснулся его души.

— И было всем счастье, — сказал он с благостным видом. — И Земля процветала стараниями чуткой и мудрой Сениды, творящей истинные чудеса. Талис рассказала бы все красивее. Ее для того и создали — рассказывать сказки людям твоей профессии. Она умеет найти выразительные слова, правда? Богатая образность, изысканные обороты, все, как положено. — Он опустил взгляд. — Помнишь, в самом начале… все казалось таким волшебным, таким удивительным…

Он вскинул голову:

— Помнишь, как Талис сплетала слова… «Ты видел сцены из другого времени. Времени удивления и чудес. Но это было еще и время безмерных страданий, исступленных желаний… и любви». — Он улыбнулся. — Оцени, как искусно она обронила это самое «и любви». Ну, и дальше, как водится: «Когда мы войдем в эту историю, ты увидишь места, еще более странные и отдаленные, где правит хаос. И ты должен заранее знать, что я не смогу служить тебе проводником в этих зонах. Ты должен найти свои способы собрать Историю…» Гениальный ход, да, — сказал он чуть ли не радостно. — Искусная детализация, проникновенные образы… Талис заставила тебя поверить. Она сделала так, что ты даже не сомневался, что найдешь свой собственный путь сквозь хаос. Признайся, ты ведь действительно преисполнился осознанием собственной исключительности? Бесстрашный Сновидец, который пройдет сквозь погибель и явит миру Историю, что сияет, как солнце, в его руках. Да, она показала тебе и кошмары. Создала препятствия. Помехи. Но это была только видимость. Искусно поставленные сцены.

Он замолчал, а потом вдруг воскликнул:

— Да, чуть не забыл! Все эти скорбные речи на тему «Я не знаю, кто я». Вся такая растерянная, уязвимая… Убедительно вышло, правда?

Сновидец был очень серьезен. Чем сильнее ощущаешь свою принадлежность, тем меньше чему-либо принадлежишь, подумал он.

— Продолжай, — сказал он спокойно. — Не прерывай поток речи.

Линиум кивнул:

— Она бы тебе рассказала своим обворожительным бархатным голоском, как на Земле началось новое великое возрождение искусств и науки. Как образ творящей добро Сениды, сотканный из нездешнего света, воссиял над миром и закружился в невидимых ритмах. Как дети плясали от радости, а довольные, благообразные старики чинно сидели перед огромными картами Истока и уже не боялись смерти, потому что теперь они знали, что смерти нет. Хотя если кто-то хотел умереть, тогда — да. Никто не отказывал ему в этом праве. И все было красиво, достойно и тихо. Без страданий и боли.

Он снова вздохнул:

— Э… да… ну и, разумеется, бриллиант в королеве-; кой короне: Сновидец возвращается в свой беспокойный мир без сновидений и рассказывает удивительную Историю.

Линиум поднял руки, словно сдаваясь:

— М-да… а когда в глазах изумленных слушателей высохли слезы благоговейного умиления, случается еще одно чудо. Рассказывая эту красивую историю, великолепный бесстрашный Сновидец разрушает таинственные чары Круга: Круг, стало быть, раскрывает свою туманную симметрию, и оттуда выходит Сенида, и держит в руках силу снов, и отдает ее миру… Сенида… ТАКАЯ, КАКАЯ ЕСТЬ!!!!!! — вдруг закричал Линиум, забрызгав Сновидца слюной и кусочками непережеванной ящерицы. — О, Господи, — простонал он, — такая, какая есть… святая и злая.

Сновидец резко отшатнулся. А потом снова придвинулся ближе и прикоснулся к руке своего собеседника:

— Послушай, Линиум…

— Не надо, — сказал Линиум. — Мы еще не дошли до ее волшебного объяснения, как эта вселенская скорбь оказалась запертой в Круге… в Круге.

Линиум замолчал, глядя в пространство.

Сновидец вдруг осознал с необычной, пронзительной ясностью, что теперь его судьба сплелась с судьбами всех и всего, что есть сущего в мире. Что все, что сейчас происходит, это уже не зловещая выдумка, за которую придется платить неизбежной потерей себя. Ладно, подумал он, сейчас я должен собраться с стами и призвать все свое мастерство сказителя, чтобы разрешить эту загадку. Его душа преисполнилась новой решимости, взгляд сделался твердым и ясным.

Все вокруг было окрашено в красновато-коричневый цвет. Облака походили на сказочных великанов, купавшихся в море цвета ржавчины. Снова поднялся ветер. Запах мяса привлек многочисленных мух. Энергия растекалась по телу Сновидца и скапливалась у сердца. Сердце билось, и билось, и билось…

Он повернулся и посмотрел на Линиума, глаза — в глаза.

— Ладно, Линиум, а теперь послушай меня, — проговорил он с нажимом. — Ты мне тоже не нравишься… я никогда бы тебе не доверился, будь у меня хоть какой-то выбор. — Его глаза горели огнем. — Но так получилось, что мы теперь вместе, и я тебя очень прошу, давай обойдемся без этих красивых и пафосных слов. У нас есть дело, которое нам надо закончить. Вот и давай делать дело. — Он выдержал паузу. — Для начала хотелось бы выслушать твою версию. Мне нужно знать, почему ваше совокупление с Сенидой стало поворотным моментом во всей истории. В общем, рассказывай все, как есть.

Линиум нахмурился, но все же кивнул.

— Да, Сновидец, конечно, — сказал он тихо.

Он вздохнул и продолжил:

— Все очень просто, Сказитель. Сенида использовала мое смертное тело, чтобы оплодотворить свою духовную яйцеклетку. Кстати, тогда меня и покалечило. — Он поморщился, словно одно только воспоминание обожгло его болью.

Сновидец молча кивнул.

— Ты все видел в деталях. Ты знаешь, зачем ей был нужен этот несчастный ребенок. — Голос Линиума заметно дрожал. — Искра жизни, изначально исполненная запредельного знания, уже содержалась в утробе Сениды, в этом темном пространстве снов; она создала свой собственный, наделенный даром предвидения разум еще до того, как превратилась в утробный плод. Этот ребенок, еще в утробе, был наделен поразительными умственными способностями и врожденными знаниями трансцендентальных технологий… Он уже тогда предвидел и принял свою разрушительную судьбу в пророческом потоке творения. Однако в какой-то момент беременности это гибридное существо соприкоснулось с чистейшим, ничем не запятнанным сознанием. Иными словами, оно причастилось целительной сущностью Сен, частица которой была и в Сениде. Сама Сенида об этом не знала. Как я уже говорил, этот ребенок еще в утробе был наделен поразительными умственными способностями, и он сразу понял, что матери не нужно об этом знать.

Линиум улыбнулся, и в его темных, опустошенных глазах, давно лишившихся радости, вдруг зажегся огонь настоящего чувства.

— Он появился на свет уже взрослым, в теле мужчины. То есть с виду он был человеком. И все-таки каждый, кто смотрел на него, видел тот образ, который хотел увидеть, — его черты не были закреплены.

— Поющий в Истоке, — медленно проговорил Сновидец. — Поющий в Истоке.

Линиум кивнул и указал взглядом на левый карман Сновидца.

— Книга, — сказал он. — Достань, пожалуйста, книгу… хорошо. А теперь думай, о чем я сейчас рассказал, и раскрой ее на любой странице.

Сновидец взглянул на открывшуюся страницу.

— Слова в книге — это единственное, что у меня от него осталось, — сказал Линиум с неподдельной печалью в голосе. — Его образ стерли из этой Истории.

— Расскажи, что случилось, — попросил Сновидец. Даже не попросил, а потребовал.

Линиум нахмурился, словно черная туча затянула сияющий небосвод его мыслей.

— Начнем с того, что Поющий в Истоке не навлек на себя недовольство Сениды, — его голос был слабым и ломким. — Ей тогда было не до него. Она увлеклась разработкой нового типа злых чародейских сущностей, Дух-Ведьм, и ее даже устраивало, что ее сын обретается среди смертных и наблюдает печальные результаты воздействия времени и энтропии. Но люди любили его, а он дарил им сочувствие и сострадание, которого они не знали доселе. Несмотря на всю боль, которую я испытал при его зачатии, я гордился тем, что тоже принял участие в создании такого красивого и великодушного существа. Он часто ко мне приходил и говорил со мной смиренно и кротко. Как сын, который любит и уважает своего отца.

Лицо Линиума сделалось еще мрачнее.

— А потом, словно в нем разгорелось некое жаркое пламя, не дающее остановиться на полпути, Поющий в Истоке стал отделять свой провидческий дар от зла, которое Сенида скрыла в его судьбе. Он хорошо разбирался во всех Сверхъестественных Технологиях и знал, как сплести новые нити из уродливой пряжи Сениды. Единственное, что он не мог удалить из этого запутанного клубка, — свое собственное страдание. Оно было написано на пергаменте времени несмываемыми чернилами, и он даже и не пытался изменить эту структуру.

Из затравленных временем глаз Линиума теперь потекли слезы. Он опять указал на книгу в руках Сновидца.

— Открой ее, открой!

— Почему-то мне кажется, — сказал Сновидец, — что там будут ответы на все вопросы.

Линиум кивнул:

— Время пришло, Сновидец. Открой книгу.

Сновидец взял книгу двумя руками и дал ей открыться самой. Потом опустил взгляд на страницу.