Говорят, что любовь может преодолеть все.
Но может ли любовь преодолеть веру Отца в то, что Кэтрин и такие как она демоны — дьяволы?
Я не преувеличу, если скажу, что Кэтрин — ангел.
Она спасла мою жизнь — и жизнь Анны.
Отец должен узнать правду.
Когда он узнает, он не сможет отрицать доброту Кэтрин.
Это мой долг, как Сальватора оставаться верным своим убеждениям и той единственной, которую я люблю.
Настала пора действовать, а не сомневаться.
В моих венах течет уверенность.
Я заставлю отца понять правду — что все мы на одной стороне.
И с этой правдой придет любовь.
Отец прекратит осаду.
Клянусь своим именем и своей жизнью.
На протяжении оставшегося дня, я сидел в своей спальне за столом, поглядывая в пустую тетрадь, обдумывая что делать.
Если отец узнает, что Кэтрин — вампир, он прекратит охоту.
Ему придется.
Я видел как он смеялся с Кэтрин, пытаясь произвести на неё впечатление историями о его детстве в Италии, и обращался с ней как со своей дочерью.
Кэтрин дала моему отцу энергию, которую я никогда в нем не видел.
Она дала моему отцу жизнь.
Но как я мог убедить его в этом, когда он настолько глубоко презирает демонов?
В то же время отец был рациональным.
Способным рассуждать логически.
Может быть, он поймет то, чему Кэтрин уже научила меня: не все вампиры — зло.
Они находятся среди нас, плачут, как люди; все, чего они хотят — обрести настоящий дом и быть любимыми.
Наконец я собрался с духом, поднялся и захлопнул тетрадь.
Это было не школьное задание, и мне не нужны были записки, чтобы говорить от сердца.
Я был готов откровенно поговорить с отцом.
В конце концом, мне было почти восемнадцать, и отец собирался оставить мне Веритас.
Я сделал глубокий вдох, спустился по винтовой лестнице, прошел через гостиную и решительно постучался в кабинет отца.
"Войдите!" — раздался приглушенный голос отца.
Я еще не успел даже коснуться дверной ручки, когда отец сам распахнул дверь.
На нем был строгий пиджак с веточкой вербены на лацкане, но я заметил, что, вместо гладко выбритого лица, у него была щетина с проседью, а его глаза были налиты кровью и затуманены.
"Я не видел тебя прошлой ночью на балу," сказал отец, пропуская меня в кабинет.
"Я надеюсь, ты не был в той шумной, безразличной ко всему толпе".
"Нет". Я энергично замотал головой, ощущая слабую надежду.
Значило ли это, что отец больше не планирует нападений?
"Хорошо". Отец опустился за дубовый письменный стол и захлопнул свою книгу в кожаном переплете.
Под ней я заметил сложные чертежи и диаграммы города, некоторые здания были отмечены крестиками, включая аптеку.
Огонек надежды тут же погас, ему на смену пришли холод и страх.
Отец проследил за моим взглядом.
"Как ты можешь видеть, наши планы гораздо более тщательно продуманы, чем у этой безрассудной команды пьяных и мальчишек.
К счастью, шериф Форбс и его команда остановили их, и никто из них не будет приглашен участвовать в осаде".
Отец вздохнул и собрал пальцы вместе.
"Мы живем во времена, полные опасности и неопределенности, и это должно отражаться на твоих действиях".
Его темные глаза смягчились на секунду.
— Я просто хочу убедиться, что твои действия, по крайней мере, благоразумны.
Он не прибавил: "В отличие от Дэймона", но ему не пришлось.
Я знал, что он об этом подумал.
— Значит, атака… произойдет на следующей неделе, как и планировалось.
"Что насчет компаса?" спросил я, вспоминая разговор с Кэтрин.
Отец улыбнулся.
— Работает.
Джонатан повозился с ним."
— Ох, — волна ужаса промчалась сквозь меня.
Если он работает, это означает, что отец, без сомнения, найдет Кэтрин.
— Откуда ты знаешь, что он работает?
Отец улыбнулся и свернул свои бумаги.
— Потому что работает, — просто сказал он.
"Могу я поговорить с тобой кое о чем?" спросил я, надеясь, что мой голос не выдавал мою взволнованность.
Лицо Кэтрин всплыло в моей памяти, и это придало мне сил взглянуть отцу в глаза.
— Конечно.
— Присядь, Стефан, — скомандовал отец.
Я сел в кожаное кресло неподалеку от книжных полок.
Он поднялся и направился к графину с бренди на углу стола.
Он наполнил свой бокал, а затем еще один для меня.
Я взял бокал и поднес его к губам, сделав маленький, едва заметный глоток.
Затем я собрал волю в кулак и посмотрел на него.
"Я обеспокоен твоим планом насчет вампиров".
"Да? И почему же?" отец откинулся в своем кресле.
Я нервно сделал большой глоток бренди.
"Мы предполагаем, что они — зло, как их и описывают.
Но что если это не правда?" — спросил я, заставляя себя встретиться взглядом с отцом.
Отец фыркнул.
"У тебя есть сведения, доказывающие противоположное?"
Я покачал головой.
"Конечно нет.
Но зачем принимать слова людей на веру?
Ты учил нас другому."
Отец вздохнул и подошел к графину, чтобы налить еще бренди.
"Почему? Потому что эти создания — из самых мрачных глубин ада.
Они знают, как контролировать твой разум, обольщать твой дух.
Они несут смерть, их необходимо уничтожить.
Я опустил глаза на янтарную жидкость в моем стакане.
Она была такой же темной и мутной, как мои мысли.
Отец наклонил бокал в мою сторону.
"Не мне говорить тебе, сын, что те, кто встанут на их сторону, навлекут позор на свои семьи и также будут уничтожены.
Холодок пробежал по моей спине, но я не отвел взгляд.
"Любой, кто встанет на сторону зла, должен быть уничтожен.
Однако едва ли благоразумно считать, что все вампиры — зло лишь потому, что по воле случая они стали вампирами.
Ты всегда учил нас видеть в людях хорошее, до всего доходить свои умом.
Последнее, в чем нуждается этот город, которому война и так принесла столько смертей, это еще больше бессмысленных убийств," сказал я, вспоминая испуганные лица Перл и Анны в лесу.
"Основатели должны пересмотреть план.
На следующее собрание я пойду вместе с тобой.
Я знаю, что не уделял этому должного внимания, но теперь я готов исполнить свои обязанности.
Отец откинулся в кресле, опустив голову на деревянную спинку.
Он закрыл глаза и массировал виски.
Достаточно долго он оставался в таком положении.
Я ждал, каждый мускул моего тела приготовился принять тот шквал гневных слов, который, несомненно, обрушится на меня.
Я уныло уставился в свой стакан.
Мой план провалился.
Я подвел Кэтрин, Перл и Анну.
Я не смог обеспечить свое собственное счастливое будущее.
Наконец, отец открыл глаза.
К моему удивлению, он кивнул.
"Я думаю, здесь есть над чем подумать".
Я почувствовал облегчение, словно прыгнул в пруд в палящий летний зной.
Он подумает над этим!
Кому-то могло показаться, что это ничего не значит, однако эти слова, произнесенные моим упрямым отцом, означали все.
Это означало, что был шанс.
Шанс покончить с блужданием во тьме.
Шанс для Кэтрин остаться в безопасности.
Для нас быть вместе, вечно.
Отец поднял бокал.
— За семью.
— За семью, — эхом повторил я.
Затем отец осушил бокал, и я вынужден был последовать его примеру.