Исторические портреты

VI

Первое действие вождя расистов, привлекшее к нему в 1923 году не слишком благосклонное внимание всей Европы, было попыткой установления диктатуры, разумеется собственной: политическая ценность чужой диктатуры всегда сравнительно невелика. Эту попытку в Германии с чрезмерной игривостью назвали «революцией в пивном погребе». Было это в пятую годовщину германской революции, в ночь на 9 ноября 1923 года. В этот вечер баварский генеральный комиссар фон Кар устроил политическое собрание в большом зале пивоваренной фирмы «Burgerbrau». Роль фон Кара в мюнхенском деле так и осталась неясной. Он очень не любил берлинское правительство, да и Берлин вообще. Однако к государственному перевороту не стремился, хотя, вероятно, и не прочь был бы воспользоваться государственным переворотом, удачно устроенным другими. Есть такие стихи Делавиня:

Революции — это великие предприятия: Отважны те, кто их осуществляет, мудры те, кто их делает чужими руками.

Настоящего сговора между фон Каром и Гитлером, по-видимому, не было: велись только неопределенные, ни к чему почти не обязывающие переговоры.

Во время речи генерального комиссара у входа вдруг послышался шум, повышенные голоса, потом крики. На пороге зала появился Гитлер с револьвером в руке, за ним десятки вооруженных людей. В огромном зале, где находился цвет мюнхенского общества во главе с министром-президентом Книллингом, началось смятение. Мгновенно распространился слух (оказавшийся верным), что здание оцеплено гитлеровцами.

В сопровождении своей охраны Гитлер прошел к председательской трибуне, взобрался на стол и два раза выстрелил в воздух «для того, чтобы установить тишину»: револьвер заменял ему председательский колокольчик. Когда тишина установилась, Гитлер довел до всеобщего сведения, что зал окружен, что выход никому не разрешается и что началась национальная революция; баварское правительство увольняется, имперское правительство увольняется и т.д. Находившиеся в зале члены баварского правительства, фон Книллинг и фон Швейер, были тут же арестованы.

Вслед за этим глава национал-социалистов предложил фон Кару, командующему войсками генералу фон Лоссову и главе полиции полковнику Зейссеру выйти с ним в соседнюю комнату. Там началось политическое совещание. Гитлер от имени восставших предложил фон Кару должность баварского наместника, фон Лоссову портфель военного министра, Зейссеру портфель министра полиции. Сам он объявил себя главой имперского правительства с полномочиями диктатора всей Германии.

Баварские сановники тотчас согласились. Фон Кар потом показывал на суде, что принял предложение под угрозой револьвера; кроме того, принимая предложение, он подмигнул Лоссову и Зейссеру. Не знаю, удалось ли суду установить, подмигнул ли действительно фон Кар.

На должность командующего войсками было назначено новое лицо, и вдобавок чрезвычайно важное: не кто иной, как Людендорф. Его участие придавало иной характер всему этому делу: Гитлер в ту пору еще был никто — предмет насмешек всех юмористических журналов Германии. Но Людендорф был мировой знаменитостью (английский военный писатель капитан Лиддель-Гарт в нашумевшей книге «Репутации» назвал его самой крупной фигурой мировой войны). Генерал не присутствовал на заседании. За ним тотчас послали. Он вскоре прибыл в «Burgerbrau» и заявил, что принимает назначение.

Получив согласие Кара, Лоссова и Зейссера вступить в правительство, Гитлер предложил им совместно обсудить меры борьбы с «берлинской конюшней». Фон Кар вяло ответил, что очень поздно, что он устал и хочет спать: «все меры обсудим завтра утром». Гитлер, очень довольный ходом переворота, тотчас с этим согласился. Сам он остался в «Burgerbrau», объявленном главной квартирой революции. Фон Кар, фон Лоссов и Зейссер разъехались — однако не по домам.

Что произошло вслед за заседанием, нам в точности неизвестно. По-видимому, глава династии Виттельсбахов, находившийся в своем дворце в Берхтесгадене, высказался по телефону против всего этого дела: многие германские монархи терпеть не могут Гитлера (кажется, очень его не любит и сам Вильгельм II). Говорили также, что решительно высказался против дела и кардинал Фаульгабер, выражавший мнение Ватикана. Вскоре после того пришли известия из «берлинской конюшни». Имперское правительство собралось в 12 часов ночи и постановило принять решительные меры: главнокомандующий рейхсвера генерал фон Зект, которому 12 ноября президент Эберт передал всю полноту власти, предложил двинуть свои войска на Мюнхен. В 2 часа 50 минут ночи фон Кар по радиотелеграфу объявил Гитлера мятежником. В сообщении генерального комиссара говорилось об «обмане честолюбивых молодчиков» («Trug und Wortbruch ehrgeiziger Gesellen»). «Заявления, вырванные у меня, у генерала фон Лоссова и полковника Зейссера под угрозой пистолета, лишены всякого значения», — телеграфировал генеральный комиссар.

Баварские войска и мюнхенская полиция остались верны властям. «Честолюбивый молодчик» Гитлер вызвал на помощь свои «штурмовые колонны». Одна штурмовая колонна действительно пришла из Регенсбурга под начальством аптекаря Штрассера. Генерал Людендорф, командовавший в свое время не такой армией, согласился встать во главе штурмовой колонны Гитлера — многие германские офицеры, участники мировой войны, до сих пор не прощают знаменитому генералу его военного содружества с бывшим маляром и с бывшим аптекарем.

Противником Людендорфа на этот раз вместо Фоша и Алексеева оказался мюнхенский полицейский офицер. Штурмовые колонны двинулись в центр города. У большой казармы преградивший им дорогу отряд полиции дал залп. Убитые и раненые повалились на землю. Враг Гитлера Эрнст Оттвальт рассказывает даже (вероятно, сгущая краски), что на землю повалилась вся штурмовая колонна вместе с Гитлером: на ногах будто бы остался один Людендорф — «вокруг него был только воздух». Оттвальт также сообщает, что в своей речи Гитлер сказал: «Либо завтра в Германии будет национальное правительство, либо завтра мы умрем!» Конечно, Гитлер не умер, но, быть может, и не стоит попрекать человека фразой, которая в революционное время на митингах испокон веков так же употребительна и имеет такое же значение, как в письмах — «преданный вам» или «с совершенным почтением».

Людендорф был арестован тут же, Гитлеру удалось скрыться; его арестовали через три дня в Штаффельзее. В феврале 1924 года состоялся суд над виновниками восстания. Гитлер доказывал, что и фон Кар, и фон Лоссов были всегда душой с ним. Генерал фон Лоссов в своем показании суду сообщил, что Гитлер действительно часто говорил с ним о событиях, но он, фон Лоссов, больше молчал. «Вначале всем известное увлекательное красноречие г. Гитлера произвело на меня сильное впечатление. Однако чем чаще я его слушал, тем это впечатление становилось слабее...» Генерал весьма ясно дал понять, что под конец Гитлер «стал действовать ему на нервы».

Суд приговорил Гитлера к пяти годам крепости. Людендорф был оправдан - баварские судьи проявили большую юридическую изобретательность в мотивировке оправдательного приговора. В действительности, конечно, им было просто неприятно отправить в крепость человека, который в течение четырех лет был вместе с Гинденбургом идолом германского народа. Это понять можно. Очень скоро был выпущен на свободу и Гитлер — сам он, вероятно, находясь у власти, расправился бы иначе с политическими врагами, поднявшими вооруженное восстание.