К тому времени, когда Аб стал из мальчика превращаться в сильного и честолюбивого юношу, его семья увеличилась еще одним членом очень странного внешнего вида, старым Моком. Благодаря согнувшейся фигуре и жалкому виду, он казался гораздо старше и дряхлее, чем был на самом деле; седеющие волосы на его голове представляли густую шапку; короткая и жесткая борода была неприятного вида и, кроме того, он очень сильно хромал на одну ногу; это уродство позволяло ему бродить, ковыляя, только поблизости от пещеры; хотя он и мог сделать небольшое передвижение, но был совершенно освобожден от охоты за дичью. Необыкновенное искривление ноги, скрученной в виде штопора и много короче здоровой, было последствием встречи с каким-то диким животным, и лишь в стенах пещеры старый Мок чувствовал себя в безопасности. Но если ноги у него были слабы, зато были здоровы его голова и руки. В седеющей голове таилось много ума, а руки свидетельствовали о том, что он был великий мастер лазить по деревьям. Пальцы его ног были цепки, как клещи, и на вершине дерева он чувствовал себя, как дома. Но он редко передвигался далеко, да и не было в этом нужды.
Старый Мок обладал такими дарованиями, которые делали его желанным другом среди пещерных обитателей. В молодости он слыл могучим охотником, с поразительной тонкостью знал все пути животных и птиц и умел с одинаковой ловкостью как выслеживать их, так, в случае нужды, и избегать. Лучший охотник, он в то же время был таким мастером изготовлять оружие, каких редко знали жители долины и, благодаря этому, был почти всегда дорогим гостем в той пещере, которую, по своему желанию, выбирал для жилья. После бывшего с ним несчастья, он переходил из одной пещеры в другую, нигде не находя удовлетворения своим вкусам, а теперь остался у старого друга и, как думал, до конца своих дней. Несмотря на суровую наружность, в нем было нечто, с первого же раза привлекшее к нему Аба: быть может, то были мелькавшие иногда живые искры в его суровых старых глазах или странные, напоминающие клохтанье звуки его голоса, дружески звучавшего здоровому юноше; но уже скоро они сделались друзьями, как это зачастую бывает между стариком и молодым человеком.
Хотя положение искалеченного охотника в некоторых отношениях и было зависимым, однако, он имел чувство собственного достоинства и был свободен в выражении своих мыслей. Никогда в течение целых тысячелетий, протекших с того времени, как жил хромой Мок, не было оружейного мастера, который пользовался бы такой же славой среди своих современников. Ни один мастер мечей, копий, кольчуг и лат многими столетиями позже не имел большей известности, чем старый Мок среди своих друзей и хозяев, хотя его заказчики были, может быть, в сто раз малочисленнее, чем у какого-нибудь плохого мастера толедских клинков. Несмотря на некоторую зависимость своего положения, он пользовался почти полной свободой, да и кто решился бы притеснять знаменитого обкалывателя кремней и резчика на мамонтовых клыках, слава которого гремела на огромном пространстве, от самых истоков реки до того места, где голубая широкая река, приняв в себя множество притоков, исчезала в обширном вместилище вод, носящем теперь название «Северного моря».
Мальчик и старик тесно сошлись и, как это бывает всегда, к выгоде обеих сторон. Мальчик учился тому, что увеличивало его знания и ловкость, а старик радовался, наблюдая развитие родственного ему существа. Помогая Абу, а иногда и Оку, и словом и делом, старый Мок никогда не старался отклонить пылкую молодежь от смелых и даже рискованных предприятий. В те времена руководились не строгим расчетом, а надеждой на счастливую случайность. Когда в голове одного из юношей зарождался великолепный план смелого предприятия, то он немедленно сообщался старому учителю, и никогда им не приходилось жалеть об этом, как об излишней откровенности.
Была уже глубокая ночь в пещере, когда Аб принес домой двух пушистых серых зверьков по величине немного больше котят и привязал их в углу на веревки из жил, таких толстых и крепких, что они не поддавались острым зубам животных, сразу набросившихся на свою привязь. Мягкие серые комочки были не что иное, как молодые волчата, и представляли для Аба предмет значительной ценности. Ловко похищенные храбрыми бродягами Абом и Оком, они не были из одной норы, не были братом с сестрой. Уже давно внимание мальчиков привлекалось появлявшимися вблизи пещеры Аба тенями на высоком неровном берегу вниз по течению реки, и было решено произвести точное расследование. Волк эпохи пещерного человека представлял необыкновенно прожорливого хищника, но трусливого, боявшегося, не будучи в стае, напасть днем на двух хорошо вооруженных, сильных юношей. После очень осторожного выслеживания были найдены два логовища, оба с волчатами, и как раз во время отсутствия взрослых животных. Вытащив по два рычавших волчонка из каждого гнезда, из одного Аб, а из другого Ок, мальчики со всех ног бросились бежать от места, где им грозила серьезная опасность, если бы вернулись ограбленные старики во время похищения.
Добравшись благополучно до безопасного места, они поменялись по одному волчонку и с торжеством отправились по домам. Особенно радовался Аб. Он решил кормить щенят со всевозможной заботливостью, чтобы вырастить их большими. Его голова была полна радостно волновавшими мечтами, но он также чувствовал, что принимает на себя большую ответственность.
Волчата, привязанные в углу, сразу возбудили внимание и безграничное восхищение Барка и Букового Листочка. Особенно была обрадована девочка, и обыкновенно ее находили среди маленьких зверьков, которые, будучи сами сосунками, в скором времени настолько приручились, что стали с ней делить свои игры; Барк тоже был не прочь повозиться с волчатами, Аб ухаживал за ними с заботливостью няньки.
Даже отец и мать стали интересоваться играми молодой компании, и скоро волчата сделались признанными, хотя и не слишком уважаемыми членами семьи. Но мечта Аба для своего исполнения требовала гораздо большего времени: дикие животные не могли сразу превратиться в прирученных. Когда волчата подросли и зубы их сделались длиннее и острее, то, при случайных столкновениях, они стали так царапать руки Барка и Букового Листочка, что наконец родители заставили Аба, несмотря на самый горячий протест с его стороны, изгнать из пещеры своих любимцев; его руки не поднимались убить волчат, уже достигших половины размеров взрослого животного, и поэтому он спустил их с привязи, рассчитывая, что они немедленно бросятся в лес. Но животные уже привыкли быть постоянно среди людей, знали только жизнь в пещере; здесь же они получали и корм, а потому к ночи были снова у входа в пещеру, с визгом требуя своей доли; им выкинули полуобглоданные кости, и они с радостным визжанием и рычанием набросились на них. С той поры они поселились около пещеры и удержали свое место в семье; при этом у них появилась особенная черта: они показывали самую ожесточенную вражду к своим соплеменникам, осмеливавшимся приближаться к пещере. Случилось, что волчицу нашли в глубине пещеры, а около нее лежали четыре маленьких волчонка. Семья полюбила маленьких животных, и, вырастая, они сделались более ручными и послушными, чем их родители. Живя под защитой и покровительством людей, они навсегда забыли свою природную дикость. Скоро потомство первой прирученной пары сильно размножилось, и его стали раздавать в виде ценных подарков. Два мальчика, ограбив волчьи логовища на берегу реки, исполнили величайшую задачу своего времени, значения которой они не могли даже понять.
Внимание детей, однако, не было поглощено исключительно воспитанием волчат. Они считали себя лучшими охотниками на птиц и с некоторой натяжкой имели, пожалуй, право на это горделивое самомнение. Ни один мальчик не умел так ловко поставить западню или бросить более метко камень в птицу, как наши юнцы, а окружавшие леса, богатые пернатой дичью, давали возможность усовершенствоваться в этом искусстве. В богатых орехами лесах кормились дрофы; на болотах, покрытых роскошной растительностью, жили глухари, тетерева и куропатки, под надежной защитой от нападения голодной белоснежной совы. На реке, в заводях и заливах, стоял постоянный гул от множества водяной птицы: гусей, лебедей и бесчисленных уток, а также и болотной птицы: коростелей, куликов и других. Эти птицы приносили множество яиц, представлявших великолепное кушанье, будучи испечены в горячей золе. Охота на водяную птицу приносила мальчикам самую богатую добычу. Утки плавали и кормились так близко у берегов реки и маленьких ее островов и собирались такими густыми стаями, что дети, выскочив внезапно из засады, редко делали промахи, бросая в них камнями. Вдоль берегов водились выхухоли и в небольшом количестве огромные бобры, самое могучее животное этой породы. Выхухоль представляла прекрасную добычу благодаря своему меху и мясу, которое так вкусно, что его и теперь охотно едят индейцы и некоторые белые охотники в Канаде; мальчики охотились за этим животным с копьями. Но в ту пору их охотничьей карьеры была и недоступная для них дичь. Один раз они видели тюленя, поднявшегося из моря в реку, и бежали целые мили вдоль берега, хотя это преследование было так же бесполезно, как и попытка убить большого бобра.
Но, конечно, самое большое значение для мальчиков имела охота за сухопутными животными. Одним из главных предметов охоты были дикие свиньи, но они отличались осторожностью, а большие кабаны были даже и опасны; только захватив где-нибудь выводок молодых свиней, охотники обильно запасались прекрасной пищей. В этих случаях устраивалось богатое угощение, и воздух пещеры наполнялся возбуждающим аппетит ароматом жареного. Существует рассказ, написанный великим и благородным писателем, о том, как в Китае впервые был найден привлекательный вкус жареной свинины. Прелестный рассказ делает честь его автору, но пещерные люди, за много тысячелетий раньше существования Китая, знали и любили великолепный вкус мяса молодых диких свиней.
Среди других животных, населявших речной бассейн, жил мускусный бык, осторожный, как и существующий теперь его собрат, живущий в тропическом поясе; он представлял собой небольшое животное, полукозу, полуантилопу и обитал на почти недоступных скалистых склонах холмов. На деревьях водились белки, но они редко попадались в добычу; а бесхвостые зайцы, кормившиеся на приречных полях, не позволяли к себе приближаться и при малейшей тревоге бросались в бегство, мчась при этом с быстротой морского ветра и гораздо быстрее постоянно за ними охотившихся лисиц. Жившие в подземных норах животные представляли более верную добычу; то были: каменная куница, сурок, еж, барсук, имевшие съедобное мясо и легко попадавшиеся в добычу тем, кто умел так же хорошо рыть землю, как наши сильные юноши. Когда животное бывало застигнуто в норе, то пускались в ход большие раковины и обожженные на огне длинные колья, и вскоре же решалась участь животного. Правда, здесь не хватало еще одного сотрудника, считающегося необходимым при травле подобной дичи детьми нашего времени, а именно — собаки; но тогда дети обладали острым зрением и проворными руками, и прятавшееся животное редко спасалось, если только удавалось загнать его в нору. Ценной добычей считался барсук, не только за свое вкусное мясо, но также и за его белоснежные зубы, из которых, просверлив и нанизав их на жилы, делали высокой ценности ожерелья.
Юноши еще не осмеливались нападать на более крупных животных; лишь иногда они отваживались вступать в борьбу с существовавшим тогда небольшим леопардом или с дикой кошкой; самое большее, на что они решались, это — охотиться на росомах, обладавших очень длинной и оригинально украшенной шерстью, и то лишь потому, что росомаха представляла самое дерзкое изо всех животных небольшого размера; она смело набрасывалась на приманку из мяса и тем давала прекрасную цель для удара копьем. Но росомаха заслуживает большого внимания и в другом отношении. Это грязное, кровожадное животное достойно интереса образованного человека, умеющего руководиться в своих чувствах разумом; в таких неприятных свойствах, как грязь и кровожадность росомахи, виновата природа, но эта же природа наделила ее такой достойной удивления и уважения устойчивостью породы, что через все поколения она прошла без малейшего изменения. И пещерный человек, и древние тевтонцы, когда «hides»[2] были наградой воинам, и римляне, отправлявшиеся на север и знакомившиеся с острыми топорами рейнских народов, и друиды, и англы, и саксы знали ее такой же без изменения, как теперь знают в Европе, Азии и Америке, т. е. почти во всей умеренной северной полосе. Росомаха представляет удивительное явление: время не имело над ней силы; ее кости, находимые в пещерах рядом с костями гиены каменной эпохи, те же самые, что составляют скелет теперешних животных. Подобное животное, не развивающееся и не вырождающееся, производит впечатление аномалии в мире живых существ.
Между тем, оба подрастающих мальчика с каждым днем преуспевали в науке добывать пищу, и одновременно возрастало их значение в семье. Иногда они охотились и порознь, но редко; в лесу, наполненном зверями, они чувствовали себя безопаснее, когда были вдвоем. Впрочем, не все их время тратилось на преследование посильной добычи; им была знакома и семейная жизнь, иногда такая же интересная, как и жизнь вне дома.