История амулета

Глава XIII. КОРАБЛЕКРУШЕНИЕ НА ОЛОВЯННЫХ ОСТРОВАХ

— Если смешать красный и синий, — пробормотала Джейн, — получится фиолетовый.

— А вот и не всегда! — возразил Сирил. — Если смешать малиновый с берлинской лазурью, то, действительно, получится фиолетовый, а если взять киноварь и индиго, то выйдет такая отвратительная серо-буро-свинцовая мазилка, что больше и рисовать никогда не захочется!

— Все равно, сепия — самая отвратительная краска во всей коробке! — немного непоследовательно возразила Джейн, облизывая кончик кисточки.

Дети занимались рисованием. Накануне старая добрая нянечка, растроганная до глубины души робертовыми маковыми венками, искусно обрамлявшими фотографии на извинительном подарке, сбегала в канцелярскую лавку и купила всем четверым по коробке с красками (между прочим, выложив за каждую по целому шиллингу), а вместо альбомов для рисования вывалила им из кладовки огромную кипу «Лондонской иллюстрированной газеты».

— Это потому, — наставительным тоном объяснил Сирил, — что сепию получают из этой жуткой и страховидной рыбы-пилы.

— И не только сепию, — откликнулся Роберт. — Вот пурпур, например, тоже получают из рыбы. Тирейский пурпур, во всяком случае.

— Неужели из омаров? — мечтательно произнесла Джейн. — Они, вообще-то, синие, но стоит бросить их в кипяток, как они тут же становятся самыми что ни на есть пурпурными. Вот было бы здорово сейчас покушать вареных омаров! — совсем уж некстати добавила она.

— Я бы ни за что не стала рисовать краской, полученной из сваренных живьем омаров! — заявила Антея, морщась от отвращения.

— Куда бы ты делась! — сказала ей Джейн. — Где ты еще найдешь такую рыбу, которая сама по себе из синей становится пурпурной?

— Да я уж лучше вообще никогда не буду рисовать пурпурной краской, — сказала Антея.

— На самом деле, когда тирейский пурпур извлекали из рыбы, он вовсе не был пурпурным, — сказал Роберт. — Он представлял из себя беловато-желтоватую клейкую жидкость весьма отвратительного запаха. Потом его неизвестно чем обрабатывали, и он становился ужасно алым. Но только когда им начинали красить тоги римских императоров, он приобретал свой всемирно известный пурпурный цвет.

— Откуда ты все это знаешь? — удивленно осведомился Сирил.

— Прочитал! — ответил Роберт тоном университетского профессора, вполне осознающего свое неодолимое превосходство над студентами.

— Где? — настаивал Сирил.

— Не помню где, но это было напечатано черным по белому, — ответил ему Роберт, мысленно производя себя в академики.

— Ты, наверное, всерьез полагаешь, что в наше время можно верить печатному слову, — презрительно фыркнул Сирил, возвращая своего младшего брата на школьную скамью, откуда тот так неосторожно воспарил к академическим высотам. — Тебе следует знать, мой милый, что это абсолютно не так. Папа говорит, что в наше время печатается огромное количество лжи. Особенно в газетах.

— Знаешь что? — вскинулся на него Роберт. — Если уж на то пошло, то это была никакая не газета, а толстый научный журнал. Или даже толстая научная книжка.

— Надо же, какие вкусные эти китайские белила! — сказала Джейн, продолжая посасывать кончик кисточки.

— Этого не может быть! — сказал Сирил Роберту.

— Если не веришь, можешь сам попробовать, — предложила Сирилу Джейн.

— Да отстань ты от меня со своими китайскими глупостями! — закричал окончательно выведенный из себя Сирил. — Я говорю об этой дурацкой желтовато-беловатой клейкой рыбе, из которой получали пурпур…

— Знаете что? — воскликнула Антея, быстро вскакивая на ноги. — Мне кажется, что все мы уже изрядно подустали от рисования. Давайте попросим амулет переправить нас куда-нибудь! И пусть на этот раз он сам выберет время и место.

Сирил с Робертом тут же согласились и принялись с энтузиазмом складывать свои рисовальные принадлежности. Джейн немного подулась, но потом согласилась тоже. Китайские белила, сказала она, может быть, и являются самой сладкой краской на свете, но после них почему-то начинает ужасно першить в горле.

Так что через пару минут все уже сгрудились вокруг Джейн, и та подняла амулет высоко над головой.

— Перенеси нас, пожалуйста, куда сам пожелаешь, — сказала Антея. — Но только чтобы это было обязательно прошлое, и в этом прошлом был ты.

Затем Джейн произнесла слово силы.

Первым, что ощутили дети, оказавшись по другую сторону арки, было покачивание и вихляние пола под ногами, которое наверняка известно каждому, кому доводилось бывать в рыбачьей лодке. Нашим четверым приятелям это чувство было совершенно неизвестно, но, тем не менее, они сразу же догадались, что лодка, в которой им довелось очутиться, была именно рыбачьей. По современным меркам, это было довольно утлое суденышко с высокими бортами, в которых виднелись отверстия для весел. Кроме скамеек для гребцов, внутри имелось сиденье для рулевого и какая-то очень маленькая хижина, очевидно, выполнявшая функции кают-компании и кубрика одновременно. Нос лодки был увенчан головой неведомого в наших краях животного с огромными выпученными глазами. Этот маленький, но во всех остальных отношениях вполне симпатичный кораблик стоял на якоре посреди гладкого, как стекло, залива. Его экипаж состоял из необычайно смуглых и жилистых детин с черными, вьющимися волосами и такими же бородами. Если не считать коротких юбочек, спускавшихся от пояса до колен, и кругленьких шапочек со смешными шишечками, на них не было никакой одежды. Все они без исключения были ужасно заняты, и дело, которым они были заняты, показалось детям настолько интересным, что они принялись во все глаза наблюдать за ними, позабыв даже предварительно осмотреться по сторонам или попытаться хотя бы приблизительно определить место, в которое их забросил амулет.

А матросам, в свою очередь, было явно не до детей. Они, как угорелые, трудились над большими тростниковыми корзинами, привязывая к ним длинные веревки с пробковыми поплавками на концах и запуская внутрь мидий или маленьких лягушек. Затем они бросали все это добро в море. Корзина с лягушками и мидиями тонула, пуская пузыри, вслед за ней на дно уходила веревка, и в конце концов на поверхности воды оставался только белый пробковый поплавок. Насколько хватало глаз, весь залив был заполонен точно такими же лодками, и на каждой из них матросы возились с точно такими же веревками, корзинами, лягушками и мидиями.

— Что это вы такое делаете? — внезапно обратилась Джейн к джентльмену, на котором одежды было ровно в два раза больше, чем на всех остальных, и который, ввиду этого обстоятельства, вполне мог оказаться капитаном или владельцем приютившего их судна. Излишне одетый джентльмен молча выпучил на детей глаза, но тут же взял себя в руки. Этот старый морской волк слишком долго шлялся по свету и повидал слишком много всякого диковинного народа, чтобы пугаться внезапному появлению на борту своего судна каких-то там замаскированных под огородные пугала малявок.

— Мы ставим ловушки для красительных моллюсков, — отрывисто ответил он. — А вот вы-то как тут оказались?

— А, с помощью магии, знаете ли. — беззаботно сказал Роберт.

Капитан испуганно схватился за висевший у него на шее охранительный амулет.

— А что это за место? — поинтересовался Сирил.

— А вы что, сами не знаете? — удивился капитан. — Это Тир.[22] — И, нагнувшись к одному из матросов, он принялся что-то неслышно нашептывать ему на ухо.

— Ну вот, теперь-то мы все узнаем о твоей дурацкой желеобразной рыбине, — обратился к Роберту Сирил.

— Но мы же ни слова не говорили амулету о Тире! — сказала Джейн.

— Наверное, амулет услышал наши разговоры о пурпуре, и решил предоставить нам возможность увидеть все собственными глазами, — предположила Антея. — Кстати, это очень любезно с его стороны.

— Да, но кроме пурпура, тут должна быть еще и потерянная половинка амулета, — сказал Роберт. — И наверняка она находится где-нибудь на этом малюсеньком кораблике. Между прочим, у каждого матроса что-нибудь, да висит на шее. Видите? Интересно, у кого из них наш амулет?

— Ой, смотрите! Смотрите же! — вдруг закричала Антея, указывая в сторону кормы. Там, склонившись над очередной ловушкой для красительных моллюсков, стоял смуглый молодой человек, на обнаженной груди которого болталась небольшая красная подкова.

То была совершеннейшая копия их драгоценной половинки амулета.

На минуту все четверо потеряли дар речи, а затем Джейн радостно захлопала в ладоши.

— Ура! Мы все-таки нашли его! — закричала она. — Давайте скорее возьмем у него амулет и вернемся домой!

— Проще сказать, чем сделать! — пробурчал Сирил. — Смотрите, какой он здоровый!

Молодой человек и впрямь выглядел силачом. Но остальные матросы были еще сильнее.

— Как странно! — задумчиво произнесла Антея. — Готова поклясться, что я уже где-то видела этого человека.

— Он немного похож на нашего ученого джентльмена, — сказал Роберт. — Но еще больше он напоминает мне…

В этот момент молодой матрос поднял голову от корзины. Его глаза встретились с глазами Роберта — и тут у четверых наших приятелей рассеялись последние сомнения относительно того, где они видели этого человека. Это был Рекх-мара, тот самый молодой жрец, что проводил их во дворец фараона, а затем — если, конечно, Джейн все правильно разглядела сквозь арку — уговаривал царского телохранителя собрать рассыпанные по полу бриллианты и задать стрекача в Сирию.

Не могу сказать почему, но эта неожиданная встреча отнюдь не обрадовала детей.

Джейн нащупала скрытый в складках ее платья амулет и дрожащим от волнения голосом выразила овладевшие в тот момент всеми четверыми чувства.

— Если произойдет что-нибудь ужасное, — сказала она, — будьте готовы немедленно вернуться домой!

Однако пока ничего ужасного с ними не происходило. Напротив, капитан весьма любезно пригласил всех четверых разделить с ним трапезу, по большей части состоявшую из фиг и, как это ни странно, огурцов. Впрочем, и то и другое оказалось весьма вкусным.

— Насколько я могу судить, — сказал капитан, — вы прибыли к нам из очень далекой страны. Раз уж вы удостоили посещением именно мой корабль, то я предлагаю вам остаться на нем до утра. Завтра мы причалим к берегу, и я отведу вас к одному из наших вельмож. Он ужасно любит чужеземцев, особенно если они прибыли издалека.

— Давайте вернемся домой! — горячо зашептала Джейн. — Пока мы тут с вами трескаем фиги да огурцы, бедные лягушки задыхаются на дне моря. Я не хочу оставаться в месте, где живут такие жестокие люди!

Но обоим мальчикам ужасно хотелось посмотреть на то, как на рассвете ловушки будут доставать из воды.

— Да брось ты, Джейн! — уговаривал ее Роберт. — Это же все равно что ставить верши[23] на угрей! Наверняка эти их корзины открываются только снаружи. Нет уж, не знаю как вы, а я хочу остаться и посмотреть!

Делать было нечего — пришлось девочкам тоже оставаться.

— Смотрите, вот он, Великий Тир! — сказал капитан, явно выпендриваясь и строя из себя вежливого и гостеприимного хозяина. Он указывал рукой на огромный каменистый остров, круто вздымавшийся из воды посреди залива и увенчанный массивными стенами и высокими башнями. Напротив него, на континентальном побережьи, раскинулся еще один город.

— И это тоже Тир, — сказал капитан в ответ на вопросительные взгляды детей. — Здесь расположены увеселительные дома, сады и фермы наших самых состоятельных торговцев.

— Смотрите, смотрите! — вдруг закричал Сирил. — Какой замечательный маленький кораблик!

Мимо рыбацкой ладьи на всех парусах несся какой-то корабль. Он и в самом деле был не очень большой, и вряд ли достал бы верхушками мачт до винта современного океанского лайнера, но капитан все же обиделся и бешено засверкал на Роберта белками глаз.

— Невежественный молодой варвар! — закричал он. — Как смеешь ты называть торговый корабль Великого Тира маленьким?! Да ни один из бороздящих сегодня морские просторы кораблей не может сравниться с ним по величине! Этот огромный корабль возвращается домой после трехлетнего плавания. Его знают во всех крупных портах от Тира до самых Оловянных островов. Он возвращается домой, и трюм его ломится от золота и драгоценных камней. Да у него даже якорь отлит из чистого серебра!

— Извините ради Бога, но вы нас не так поняли, — поспешно вступила в разговор Антея. — В нашей стране «маленький» означает ласкательное прозвище. Ну вот, например, ваша жена, если, конечно, у вас таковая имеется, вполне могла бы вас называть своим «маленьким миленьким муженьком». Понятно?

— Пусть только попробует! — пробурчал капитан. — Я ей сразу же голову отверну!

Однако он все же перестал вращать белками глаз и продолжил свой рассказ:

— Мы ведем очень выгодную торговлю с варварами. Можете себе представить, за один раз окрашенную ткань, второсортное стекло и грубые поделки, которые наши молодые мастера вырезают из камня ради тренировки, этот дремучий невежа, царь Тессоса, позволяет нам разрабатывать его серебряные рудники. Каждый год мы добываем там столько серебра, что нам приходится оставлять аборигенам железные якоря и возвращаться домой с серебряными.

— Вот это да! — одобрительно присвистнул Роберт. — Но продолжайте, пожалуйста! Что значит «один раз окрашенная ткань»?

— Да уж, таких беспросветных варваров, как вы, у нас тут еще не бывало! — презрительно усмехнулся капитан. — Каждому более или менее цивилизованному народу известно, что наши великолепные ткани окрашиваются два раза. Мы называем их «двупогруженными тканями» и продаем только царям, князьям да великим жрецам.

— А что носят ваши самые состоятельные торговцы, — заинтересованным тоном спросила Джейн, — когда отдыхают в своих увеселительных домах?

— Конечно же, двупогруженные ткани! — надменно ответил капитан. — Наши торговцы и есть одновременно цари, князья и великие жрецы!

— О, пожалуйста, не сердитесь на нас! — попыталась успокоить его Антея. — Видите ли, мы просто очень любопытны по натуре. Нам постоянно хочется разузнать все обо всем. Вот, например, нам очень интересно узнать, как вы красите свои ткани.

— Так, говорите, наши ткани вас интересуют? — оскалился на детей капитан. — Вот, значит, зачем вы к нам пожаловали? Ну так знайте же, что я буду последним человеком, из которого вам удастся вытянуть секрет наших замечательных тканей!

Он отошел в сторону, оставив детей в весьма жалком состоянии. Их уже не раз принимали в прошлом за шпионов, но никогда еще они при этом не чувствовали себя оплеванными с ног до головы. А тут еще неведомо зачем притворявшийся финикийским моряком египтянин Рекх-мара ни на секунду не спускал с них своих узких темных глаз! Даже когда наступила ночь, и дети улеглись спать, наспех укрывшись какими-то однопогруженными рогожами, они продолжали чувствовать на себе этот цепкий неприязненный взгляд.

На следующее утро корзины с наживкой были подняты на борт, и в каждой из них оказалось по огромной куче каких-то очень похожих на винтообразно закрученные раковины тварей.

Матросы без устали носились по кораблю, поминутно спотыкаясь о наших четверых приятелей, которые готовы были без остатка вжаться в палубу, лишь бы никому не мешать. Едва капитан по какому-то делу отошел на корму, дети набросились с вопросами на работавшего рядом с ними пожилого моряка, лицо которого было не таким свирепым, как у всех остальных.

— Вот именно, — принялся объяснять тот. — Это и есть наша знаменитая красильная рыба. На самом деле она называется «мурекс»[24] и бывает трех разных видов. Вот этот мурекс, например, пойдет на салат. Бывает еще сидонский мурекс, ну и, конечно же, мурекс, который используется для окраски двупогруженных тканей. Но этот последний по виду сильно отличается от двух первых. Сейчас я вам его покажу…

— Попридержи язык! — внезапно прокричал ему с кормы капитан. Пожилой матрос беспрекословно подчинился.

Груженая мурексом лодка медленно обогнула южную оконечность острова и пришвартовалась у одного из длинных причалов, расположенных внутри огромной спокойной бухты. У причала стояло несметное множество самых разнообразных морских судов, и Сирил с Робертом получили огромное удовольствие, разглядывая их причудливые формы и чрезвычайно запутанный такелаж. Я думаю, не стоит и говорить, что Антея с Джейн в это время самым откровенным образом скучали. Все побережье бухты, включая оба причала, было завалено грудами неких непонятных тюков и корзин, между которыми, как юркие полевые ящерицы, сновали во всех направлениях рабы и матросы. У дальнего берега бухты какие-то спортивного вида мужчины изо всех сил сигали с лодок в воду.

— Здорово у них получается! — не удержался от восхищенного возгласа Роберт, когда очередное обнаженное тело без единого всплеска скрылось под водой.

— Еще бы не здорово, — откликнулся капитан. — Наши ныряльщики по своему искусству далеко превосходят персидских ловцов жемчуга. Мы вынуждены пополнять свои запасы пресной воды из источников, бьющих на дне залива. Наши ныряльщики опускаются к ним и возвращаются на поверхность с наполненными водой кожаными бутылями. Ну что, в вашей варварской стране кто-нибудь способен на такой подвиг?

— Вряд ли, — сказал Роберт, подавляя назойливое, но совершенно неуместное в данный момент желание рассказать этому финикийскому хвастуну о современной английской канализационной системе, особо остановившись на таком ее последнем достижении, как бесшумные сливные бачки.

Пока матросы занимались швартовкой, капитан принялся торопливо приводить себя в порядок — а именно, пригладил пятерней волосы, расчесал бороду, накинул поверх легкой туники нечто вроде вязаной шерстяной фуфайки с короткими рукавами, опоясался богато расшитым золотом поясом, надел на шею жемчужное ожерелье и нанизал на указательный палец правой руки огромный золотой перстень-печатку.

— Ну вот! — удовлетворенно заметил он. — Теперь можно и на люди показаться. Ну что, пошли?

— Куда? — опасливо поинтересовалась Джейн.

— Как куда? Конечно же к Фелесу, знаменитому морскому путешественнику! — воскликнул бравый шкипер. — Тому самому, что так любит чужеземных варваров.

И тут от толпы матросов отделился Рекх-мара. Подойдя к капитану, он быстро и очень убедительно заговорил:

— О капитан, я уже встречал этих детей в другом времени и другом месте! Ты не раз имел возможность убедиться в силе моего волшебства, а потому вряд ли удивишься, когда узнаешь, что именно я перенес этих молодых варваров к тебе на корабль. Я знаю, что ты уже придумал, как поживиться за их счет. Не вздумай отрицать! Твои мысли открыты мне, как папирусный свиток — умеющему читать. Позволь мне пойти с тобой и посмотреть, что станется с этими маленькими чужеземцами, и тогда я сотворю волшебство, которым обещал отблагодарить тебя за опыт ловли красильных рыб, приобретенный на борту твоего гостеприимного судна.

Шкипер посмотрел на египтянина взглядом, в котором можно было прочесть все что угодно, но только не теплоту и дружеское участие.

— Так, стало быть, это твои штучки? — проворчал он. — И как только я сразу же не догадался? Ну ладно уж, пойдем!

Вот так и получилось, что Рекх-мара сошел на берег вместе с детьми, которые, между тем, этого абсолютно не хотели. Особенно переживали девочки, но Роберту удалось немного успокоить их, шепнув им на ухо следующее:

— Ничего, ничего! До тех пор, пока он с нами, у нас всегда есть возможность завладеть второй половинкой амулета. А если что-нибудь пойдет не так, мы немедленно улизнем домой.

А пока детям и вправду не было на что жаловаться — утро выдалось на редкость свежим и солнечным, поданный им на корабле завтрак оказался столь же необычным, сколь и вкусным, и кроме того, на груди у египтянина болталась вожделенная ими половинка амулета! Под влиянием одного из этих обстоятельств — а, может быть, и всех трех сразу — у детей вдруг резко поднялось настроение. Они весело проследовали за капитаном сквозь квадратные городские ворота, сводом которым служила тяжелая каменная плита, и принялись карабкаться по узким кривым улочкам, насквозь пропахшим рыбой, чесноком и другими куда более оскорбительными для обоняния вещами. Однако уличные ароматы показались детям свежим полевым ветерком по сравнению со зловонием, исходившим от красильной мастерской, куда капитан заглянул с намерением продать свой ночной улов. Клянусь, я бы с удовольствием описала вам устройство этой маленькой мануфактуры, но у меня совсем нет на это времени, да и, к тому же, вас вряд ли когда-либо в жизни заинтересует такое скучное ремесло, как покраска тканей. Упомяну лишь о том, что Роберт оказался абсолютно прав насчет пурпурной краски. В своем первоначальном виде она и впрямь представляла из себя беловато-желтоватую клейкую жидкость, причем от нее разило чесноком гораздо сильнее, чем от самого чеснока.

Пока бравый шкипер шумно торговался с хозяином красильной мастерской, подозрительный египтянин вдруг подошел вплотную к детям и еле слышно произнес:

— Не бойтесь, я с вами заодно!

— Очень хотелось бы в это верить, — сказала Антея.

— Вы догадываетесь, что мне позарез нужна ваша половинка амулета, — продолжал египтянин, — а потому и не доверяете мне.

— Вот именно! — сказал Сирил.

— Но ведь вы же, в свою очередь, тоже положили глаз на мою половинку, а я, между тем, вам вполне доверяю.

— Вообще-то, в том, что он говорит, есть немалая доля истины, — вынужден был согласиться Роберт.

— У нас с вами имеются две разные половинки амулета, — сказал молодой жрец. — Но при этом мы так и не нашли скреплявшую их застежку. Наш единственный шанс отыскать ее заключается в том, чтобы постоянно держаться вместе. Стоит нам разделиться, и наши две половинки могут больше никогда не встретиться в одном и том же времени и месте. Так что не будьте идиотами. Наши с вами интересы идеально совпадают.

Прежде чем кто-либо успел сказать хоть слово, из дверей мастерской появился капитан в сопровождении красильного мастера. Борода и волосы этого нового персонажа были тщательно завиты и расчесаны на вавилонский манер, одет же он был почти так же, как и шкипер, только на нем было понавешено гораздо больше золота и драгоценных камней. Кроме всего прочего, его шею обвивали многочисленные жемчужные и серебряные ожерелья, на одном из которых был подвешен искусной работы стеклянный амулет, изображавший две бычьих и одну человеческую головы, причем у последней имелось лицо, как две капли воды похожее на лицо самого мастера. Я уж не буду говорить о всяческих там золотых браслетах, кулонах и перстнях — вы и сами, наверное, догадались, что у него их было не меньше сотни. Так вот, красильный мастер очень внимательно посмотрел на детей и сказал:

— Мой достопочтенный брат Фелес только что вернулся из путешествия в Таршиш и сейчас находится в своем летнем дворце — если только, конечно, он не отправился на болота поохотиться на кабанов. Он, знаете ли, всегда так скучает на берегу!

— Ага! — вскричал бравый шкипер. — Узнаю прирожденного финикийца! «Правь, Великий Тир, морями, будь великим навсегда!», как поется в нашей старой доброй походной песне. Я немедленно отправляюсь к нему, чтобы похвастаться моими молодыми варварами!

— Я бы на твоем месте именно так и поступил, — сказал хозяин красильной мастерской. — Однако, какие странные варвары стали водиться в наших краях! Ты только посмотри на их бесчисленные чудные одежки! Никогда в жизни не видел столь живописных лохмотьев. А что это у них такое на ногах? Тьфу ты, черт, какие гадкие обмотки!

Роберту пришлось потратить немало усилий, чтобы заставить себя отказаться от крайне соблазнительного желания подставить дородному джентльмену подножку, а затем слегка подтолкнуть его по направлению к стоявшему у него за спиной чану, до краев наполненному беловато-желтоватой клейкой жидкостью с отвратительным чесночным запахом. Однако такая акция неминуемо повлекла бы за собой поспешное бегство в гостиную дома на Фицрой-стрит, а это было им сейчас очень даже не с руки.

Нужно сказать, что нынешнее тирейское приключение проходило совсем не так, как все остальные, пережитые до того детьми. Оно было каким-то спокойным, что ли. Ну и, конечно же, ни в одном из прошлых приключений рядом с детьми не было египтянина со второй половинкой амулета на груди.

Так что дети ни о чем особенно не беспокоились и на всю катушку наслаждались новыми впечатлениями, которые включали в себя переезд с острова на материк, осуществленный на миниатюрном прообразе курсирующего через современный Ла-Манш парома, веселую поездку на осликах, которых шкипер нанял для всех шестерых у ворот материковой части города, и, конечно же, любование великолепной природой, присущей этому вечнозеленому краю. Повсюду, куда ни кинь взгляд, перед детьми открывались виды на тенистые рощицы, состоящие по большей части из пальм, кедров и фиговых деревьев. Рядом с ними соседствовали великолепные сады, где между стволами олив и шелковиц произрастали кусты жасмина, жимолости и ломоноса. То тут, то там на глаза детям попадались тюльпаны и гладиолусы, перемежающиеся пучками мандрагоры, чьи похожие на колокольчики цветы, казалось, были выточены из каких-то темно-голубых драгоценных камней. Вдали виднелись окутанные призрачной дымкой горы Ливана.

Дом, до которого они добрались в результате многочасовой езды по этому земному раю, оказался удивительно похожим на современное бунгало — он был такой же длинный и приземистый, а его фронтон был так же обнесен деревянными подпорками. Вокруг дома плотно теснились кедры и сикаморы, отбрасывая на землю блаженную тень.

Все шестеро спешились, и слуги тотчас же отвели осликов под специальный навес.

— Как вы думаете, почему это место так сильно походит на Рошервиль? — шепотом поинтересовался Роберт и, прежде чем кто-либо успел ответить, торжествующе объявил: — Потому что здесь наверняка можно прекрасно отдохнуть и повеселиться!

— Как мило было со стороны нашего друга капитана привезти нас в такое чудесное место! — сказал Сирил.

— Вам не кажется, — весело сказала Антея, — что наше нынешнее приключение гораздо более реально, чем все предыдущие? По мне, так оно очень напоминает обыкновенный загородный уик-энд.

Дети стояли посреди огромного прохладного холла, мозаичный мраморный пол которого представлял собой самую что ни на есть настоящую художественную галерею, где изображения летящих на всех парусах кораблей чередовались с фигурками диковинных морских животных и рыб (среди которых не последнее место занимали уже известные детям мурексы). Через открытую дверь им был виден маленький внутренний дворик, густо засаженный разнообразными цветами.

— Хотела бы я провести здесь недельку-другую! — мечтательно произнесла Джейн. — Но только чтобы каждое утро обязательно кататься на осликах!

Пожалуй, впервые с того времени, как началась эта удивительная история с амулетом, дети почувствовали себя абсолютно счастливыми. Даже не внушающий доверия Рекх-мара не казался им больше злодеем. И в тот самый момент, когда всеобщее счастье и умиротворение достигло апогея, в холле появились улыбающийся до ушей капитан и хозяин этого чудесного дома. Последний с ног до головы оглядел наших четверых приятелей и удовлетворенно кивнул головой.

— Отлично! — сказал он. — Мой дворецкий заплатит вам ту цену, которую вы просите. Но я не собираюсь выбрасывать такие же огромные деньги за египетскую собаку.

И они оба проследовали к выходу.

— Вот тебе и на! — сказал по этому поводу Рекх-мара. — Кажется, мы с вами попали в серьезный переплет!

— В чем дело? — в один голос спросили его дети.

— А вы разве еще не догадались? — ответил молодой жрец. — Наш бравый мореход только что продал всех нас в рабство!

Когда дети оправились от потрясения, вызванного этим немножко неожиданным известием, Сирил спешно созвал совет старейшин. Молодой жрец, которому, ввиду чрезвычайных обстоятельств, дозволили участвовать в нем, настоятельно советовал остаться на вилле, потому что им по-прежнему не грозила никакая опасность и, кроме того, целый и неделимый амулет по-прежнему должен был находиться где-то рядом, иначе их всех не занесло бы именно сюда. После непродолжительной, но весьма оживленной дискуссии его предложение было принято.

С детьми на вилле обращались скорее как с гостями, нежели рабами, однако молодого египтянина немедленно отослали на кухню и заставили раздувать огонь под плитой.

Хозяин дома Фелес получил от местного владыки приказ отправиться в новое путешествие и тем же вечером отбыл в гавань. Его покинутая жена погоревала минутку-другую, а затем, «дабы развеять дурные предчувствия», велела позвать к себе юных варваров, так что остаток вечера прошел для детей в весьма увлекательной беседе, проистекавшей под звуки флейт и кривляния самых экзотических танцовщиц, каких им только доводилось видеть на этом свете.

— Не знаю как вам, а мне так ужасно нравится быть рабыней, — неимоверно счастливым голосом заметила Джейн, когда все четверо укладывались спать посреди огромных мягких подушек, которым в эту ночь суждено было служить им постелью.

Однако поспать как следует им так и не удалось. Едва в доме затих последний неугомонный мышонок, дети ощутили на своих лицах прикосновение чьей-то легкой руки, и одновременно в темноте раздался приглушенный шепот:

— Молчите, или мы все пропали!

Дети с готовностью последовали этому совету, тем более что никто из них еще толком не проснулся.

— Это я, Рекх-мара, Верховный жрец Амон-Ра, — продолжал шептать невидимый в темноте египтянин. — Как вы уже, наверное, знаете, хозяин этого дома снова отправился в море. Но вряд ли вам известно, что перед тем он силой отнял у меня мой амулет, а я не знаю заклинания, при помощи которого его можно вернуть обратно. Ваша половинка может сделать это?

Теперь уже каждый из наших четверых приятелей лежал с широко раскрытыми глазами и внимал каждому слову жреца.

— Нам нужно немедленно последовать за ним! — воскликнул Сирил, вскакивая но ноги. — Хотя, с другой стороны, он вполне может отнять и наш амулет… Во всяком случае, он изрядно рассердится, когда увидит нас на борту своего судна.

— Не беспокойтесь! — сказал египтянин, коварно усмехаясь в темноте. — Когда попадем на корабль, сразу же спрячьте получше ваш амулет, а уж обо всем остальном я позабочусь сам.

В следующий момент посреди чернильной тьмы, наполнявшей одну из комнат загородной финикийской виллы, развернулась сверкающая арка амулета и было произнесено волшебное слово силы.

Все пятеро, начиная с египтянина, один за другим проследовали на палубу «самого большого из всех бороздящих морские просторы» корабля, который, между прочим, подскакивал и крутился на волнах, как самый обыкновенный кусочек коры. Детям пришлось провести ужасно неприятную ночь, причем Джейн с Сирилом пережили несколько жестоких приступов морской болезни. Когда же над свинцово-серыми волнами наконец поднялась белесая дымка рассвета, четверо детей вместе с египтянином поднялись на ноги и постарались придать себе настолько величественный вид, насколько это им позволяла постоянно уходившая из-под ног палуба. Их появление было столь неожиданным, что даже Фелес, этот все повидавший на своем веку морской волк и авантюрист, побледнел и осенил себя охранительным знаком.

— Ну и ну! — растерянно пробормотал он. — Чтоб мне провалиться на этом самом месте!

— Господин! — обратился к нему молодой египтянин, исполнив поистине акробатический в данных условиях поклон. — Мы прибыли на твой корабль, повинуясь зову волшебного амулета, что висит у тебя на шее.

— Да чтоб я сдох! — повторил Фелес. — Ну и ну!

— В какой порт направляется ваш корабль? — с видом знатока осведомился Роберт.

Но Фелес тут же поубавил ему спеси.

— А ты, никак, навигатор? — спросил он.

Роберт покраснел до ушей и вынужден был признать, что нет.

— Тогда, — важно произнес Фелес, — не будет большой беды в том, если я скажу тебе, что мы направляемся к Оловянным островам. Лишь одному Великому Тиру известно, где находятся Оловянные острова. Это наш самый главный секрет, и каждый тирянин скорее умрет, нежели выдаст его чужеземцам. Для нас это так же свято, как для вас — магия вашего амулета.

Теперь он говорил совсем другим тоном, да и во всем его облике прочитывалось гораздо больше уважения к детям и их непредсказуемому амулету, чем во время их первой встречи на вилле.

— Вас послал в это путешествие сам Царь, не правда ли? — спросила Джейн, чтобы сделать ему приятное.

— Да, — отвечал ей Фелес. — Вернее, он попросил меня выйти в море с полудюжиной храбрых джентльменов и моей верной командой. Теперь и вы поедете с нами. Уверяю вас, не пожалеете! Нам предстоит увидеть множество всяких чудес.

Тут он поклонился и отправился по своим делам.

— Ну и что нам теперь делать? — спросил Роберт, когда они сидели за завтраком из сушеных фруктов и не менее сушеных хлебцев, который их новый приятель Фелес любезно распорядился сервировать для них на корме.

— Ждать, пока корабль не прибудет на Оловянные острова, что же еще! — сказал Рекх-мара. — А уж там-то мы начнем действовать. Мы привлечем на свою сторону туземцев и под покровом ночи атакуем этот идиотский корабль. И тогда я сорву священный амулет с шеи этого презренного варвара! Нет, сначала я сорву с этой же самой шеи его презренную голову! — Судя по всему, молодой египтянин разошелся не на шутку.

— А когда же мы прибудем на эти самые Оловянные острова? — перебила его Джейн.

— А! — беззаботно откликнулся он. — Очень скоро. Я думаю, месяцев этак через шесть. Ну, в крайнем случае, через год.

— Что?! — возопила Джейн. — Целый год бултыхаться в этой лоханке?

А бедный Сирил, который все еще чувствовал себя так плохо, что даже отказался от завтрака, негромко охнул и принялся медленно сползать на палубу.

И тут Роберту пришла в голову спасительная мысль.

— Послушайте, нам вовсе незачем торчать здесь целый год! — сказал он. — А ну-ка, Джейн, вытаскивай скорее амулет! Давайте пожелаем, чтобы амулет перенес нас на эту же палубу, но только когда корабль будет находиться в двадцати милях от Оловянных островов. Это чтобы у нас осталось время хорошенько обсудить наши планы, — пояснил он.

Все было сделано, как он предложил, и в следующую секунду все пятеро снова оказались на том же самом корабле, только на этот раз утлое суденышко подскакивало и крутилось на зыбкой границе между свинцово-серым северным небом и идентичного цвета северным морем. На горизонте виднелась слабая желтая полоска северного заката. Постаревший на девять месяцев корабль выглядел далеко не таким чистым и ухоженным, как раньше. То же самое касалось и матросов, чьи лица были изрядно чумазы и обветрены, а одежда — засалена и изношена до дыр. Дети невольно содрогнулись, представив, какие тяготы и лишения пришлось пережить несчастным финикийцам за те девять месяцев, которые они сами благополучно проскочили при помощи амулета. Во всяком случае, подошедший к ним в ту минуту Фелес был гораздо тоньше обычного, а на его суровом изможденном лице можно было ясно прочесть выражение тревоги и даже как будто печали.

— Ага! — закричал он. — Так, значит, амулет все же вернул вас назад! Значит, недаром я заклинал его день и ночь все эти долгие девять месяцев! Ну ладно, раз вы здесь, то отвечайте, нет ли у вас какого-нибудь заклинания, которое могло бы помочь нам в нашей беде?

— А что у вас за беда? — хладнокровно осведомился египтянин.

— Мне нужно вызвать огромную волну и напустить ее на чужеземный корабль, который, как тать в ночи, крадется за нами по пятам. Месяц тому назад мы встретили его, когда проходили через Столбы Бога.[25] Он, как видно, давно поджидал нас там, потому что сразу же поставил парус и пристроился нам в хвост. С тех пор он постоянно следует за нами, намереваясь узнать величайший секрет Тира — местоположение Оловянных островов. Если бы я только мог плыть ночью, я бы давно уже оторвался от него, но, как назло, вот уже целый месяц небо затянуто тучами, и я не могу ориентироваться по звездам.

— У меня нет такого заклинания, чтобы помочь тебе, о капитан! — сказал египтянин.

Но тут в разговор вступил Роберт.

— Я тоже не умею вздымать огромные волны, ибо для этого требуется по крайней мере один огнедышащий вулкан, — сказал он, — но у меня есть волшебный амулет, с помощью которого ты сможешь прекрасно ориентироваться и без звезд.

С этими словами он вытащил из кармана прекрасный двухшиллинговый компас, который ему удалось выменять в школе всего лишь за пять пенсов, кусочек каучука, пластинку китового уса и палочку красного сургуча. К счастью, с тех пор у Роберта так и не нашлось времени заняться изучением его внутреннего устройства.

Он в двух словах объяснил Фелесу, как пользоваться прибором, и после двух-трех вполне успешных попыток старый мореход исполнился благоговением перед лицом непогрешимой точности волшебного стеклянного амулета.

— Я подарю его вам, — великодушно предложил Роберт, — в обмен на амулет, что висит у вас на груди.

Минуту-другую Фелес молча рассматривал дерзкого мальчишку, а затем расхохотался, вырвал у него из руки компас и отправился на корму.

— Успокойтесь! — прошептал за спиной у детей египетский жрец. — Наше время еще придет!

Тем временем вокруг корабля сгустилась ночная тьма, и Фелес, присев на корточки у тусклой лампады, начал прокладывать курс при помощи купленного по дешевке в Хрустальном дворце чудодейственного навигационного инструмента.

Никто не знал, при помощи какого чудодейственного инструмента прокладывал курс капитан шпионского корабля, но через некоторое время посреди несмолкаемого грохота, производимого бьющимися о борт судна волнами, раздался отчаянный крик стоявшего на корме наблюдателя:

— Они догоняют нас! Они подошли почти вплотную к нашей корме!

— А мы, — печально заметил Фелес, — подошли почти вплотную к гавани Оловянных островов.

Некоторое время он сидел молча, а затем направился на корму, круто повернул рулевое весло и обратился к команде со следующими словами:

— Мои добрые друзья! Мои верные матросы! Вы, кто по приказу нашего великого монарха согласились разделить со мной все тяготы нынешнего плавания! За нами по пятам следует корабль иностранных варваров, и теперь уже ничто не поможет нам избавиться от них. Если мы высадимся на берег, они высадятся вслед за нами. Одному лишь Богу известно, удастся ли нам победить их в честной схватке. Если же хотя бы одному из них удастся уцелеть, секрет Великого Тира станет известен всему остальному (и, без сомнения, презренному) миру. Можем ли мы это допустить?

— Никогда! Никогда! — закричали полдюжины собравшихся вокруг него друзей. Что же до занятых на веслах рабов, то они были оглушены шумом волн и ничего не слышали.

И тут, подобно дикому зверю, защищающему свою добычу, на Фелеса набросился египтянин.

— Отдай мне мой амулет! — закричал он и схватился за свисавшую с шеи капитана подковку. Тонюсенькая цепочка не выдержала, и торжествующий Рекх-мара с амулетом в руке отлетел к правому борту.

Фелес только расхохотался в ответ. Он стоял, твердо упираясь в вихляющую у него под ногами палубу, и лицо его было полно самой что ни есть отчаянной решимости.

— Сейчас не время для амулетов и прочих дешевых побрякушек! — сказал он. — Мы и мои друзья жили, как настоящие мужчины, но теперь нам пришло время доказать, что мы можем и умереть, как мужчины. Да и что на свете может быть слаще достойной смерти во славу Великого Тира? «Правь, великий Тир, морями, будь великим навсегда!» Я направил наш корабль на Драконьи скалы, и мы потонем, прославляя наш божественный город, как и подобает храбрецам! А эти коварные ублюдки последуют за нами в бездну, как рабы — которыми они, кстати, и станут, когда мы встретимся с ними на небесах. Тир, Великий Тир навсегда!

На этот раз воинственный клич подхватили и рабы, так что его отзвук еще долго носился над волнами Атлантического океана.

— Быстро доставай амулет! — скомандовала Антея своей младшей сестре. Рекх-мара тем временем уже успел поднять над головой свою половинку. Слово силы было произнесено, и на палубе неудержимо рвущегося к гибели корабля выросли две сверкающие узорчатые арки. Вокруг бушевали волны и яростно свистел ветер, а две волшебные половинки амулета как ни в чем не бывало проливали на все это безобразие бестрепетный изумрудный свет. И свет этот был настолько ярок, что дети с пугающей отчетливостью смогли разглядеть острые («как будто специально заточенные напильником», — говорил позднее Сирил) зубцы черных скал, приближавшиеся к кораблю со скоростью не менее десяти миль в секунду.

— «Правь, Великий Тир, морями, будь великим навсегда!» — надрывая глотки, распевали обреченные моряки. Четверо детей со скоростью автоматной очереди проскочили сквозь свою арку и повалились на жесткие стулья гостиной дома номер 300 по Фицрой-стрит. Они сидели, жадно глотая ртами воздух, а в ушах у них все еще звучали свист ветра, рев разбивающихся о скалы волн, монотонные удары весел, треск разрываемой камнем древесины, а также старинная боевая песня отважных моряков и искателей приключений, добровольно отправившихся на дно во славу возлюбленного ими города.

— Вот так мы снова потеряли вторую половинку амулета! — закончила Антея рассказ о последнем необыкновенном приключении специально разбуженному для этого Псаммиаду.

— Господи, какая чепуха! — фыркнул Песчаный Эльф. — Никакая это была не вторая половинка. Это была та же самая половинка, что и у вас — та, что не разбилась и не затерялась в песках пустыни, помните?

— Но как же это может быть? — вежливо удивилась Антея.

— Ну, вообще-то, обе половинки были не совсем идентичны, — сказал Псаммиад. — Ваша была на несколько сотен лет старше. Что именно вы сказали, когда загадывали желание?

— Не помню, — честно призналась Джейн.

— Зато я помню, — сказал Псаммиад. — Вы сказали: «Перенеси нас в прошлое, в котором был ты». Как видите, он с безукоризненной точностью исполнил ваше желание и дал вам возможность увидеть самого себя, а не своего брата-близнеца.

— Теперь понятно, — сказала Антея.

— Однако, помяните мое слово, этот молодой египетский жрец еще доставит вам кучу неприятностей, — продолжал Псаммиад.

— Но он же вел себя так дружелюбно! — снова удивилась Антея.

— Ну и что? — возразил Псаммиад. — Говорю вам, берегитесь этого Рекх-мару!

— Господи, мне этот амулет уже поперек горла встал! — воскликнул Сирил. — Мы его никогда не найдем!

— А вот и найдем! — откликнулся Роберт. — Ты что, забыл про третье декабря?

— Черт! — выругался Сирил. — Я и вправду забыл.

— Что-то не верю я в это третье декабря, — сказала Джейн. — И вообще, я, кажется, заболела.

— На вашем месте, — сказал Псаммиад, — я бы больше не путешествовал в прошлое, а сидел себе спокойненько дома и дожидался этой знаменательной даты. Вот увидите, вам же будет лучше. В прошлом вы постоянно рискуете снова напороться на этого коварного египтянина.

— Как скажешь, так мы и поступим, — успокоила его Антея. — Но, клянусь чем угодно, в нашем приятеле египтянине есть что-то такое, что мне ужасно нравится!

— Мне лишь остается надеяться, что ты втрескалась в него не настолько, чтобы пренебречь собственной безопасностью, — проворчал Псаммиад. — Говорю вам, подождите до третьего декабря, а там видно будет!

Джейн с Сирилом все еще не опомнились после морской качки. Антея же слишком сильно уважала мнение Псаммиада, так что Роберту поневоле пришлось сдаться. Они пообещали сидеть дома, и до самого третьего декабря никто из них, включая Песчаного Эльфа, даже не подозревал о том, какие драматические события принесет с собой этот памятный для всех день.