История амулета

Глава III. ПРОШЛОЕ

Обед ученого джентльмена без толку засыхал на столе. На сей раз это была горка рубленой баранины, возвышавшаяся посреди застывшей подливки наподобие одинокого острова в центре затянутого льдом озера. Вы, конечно же, согласитесь, что на свете нет ничего отвратительнее с виду, чем застывшая, белая от жира подливка, и вполне разделите чувства, охватившие детей после того, как, постучав три раза и не получив никакого ответа, они повернули ручку, осторожно приоткрыли дверь и чуть было не уткнулись носами в эту самую окаменевшую жировую горку. Тарелка с бараниной стояла на ближнем к ним конце огромного стола, что тянулся вдоль одной из стен комнаты. Кроме нее, на столе имелись всевозможные статуэтки, чудного вида камушки и толстенные ученые книги. Над столом были навешены просторные полки, уставленные красивыми стеклянными колпачками, в которых можно было разглядеть какие-то непонятные и немного жутковатые предметы. А в общем и целом колпачки не очень-то отличались от тех, что можно встретить в любой ювелирной лавке.

«Бедный ученый джентльмен» сидел за небольшим столиком у окна и был всецело погружен в изучение какой-то чрезвычайно крохотной вещицы, которую держал перед собой при помощи маленького блестящего пинцета. В правом глазу у него имелась мощная лупа, и это напомнило детям, с одной стороны, о часовой лавке, с другой — о длинных улиточьих глазках Псаммиада.

Джентльмен был невероятно худым и невероятно долговязым — во всяком случае, его необычайно длинные и худые ноги никак не хотели умещаться под столом и то и дело норовили вылезти в окно. Он был настолько занят своей работой, что не услышал, как открылась дверь. Некоторое время дети постояли в нерешительности, а затем Роберт решил-таки притворить дверь. Когда взору детей предстал ранее скрытый дверью участок стены, у них на мгновение перехватило дух — там, за дверью, стоял самый что ни на есть настоящий (и очень-очень большой) футляр для мумии! Он был раскрашен в красный, желтый, зеленый и черный цвета, а на его лице явственно прочитывалось весьма недоброе выражение.

Вы, конечно же, знаете, что такое футляр для мумии? Если нет, то я советую вам немедленно отложить книжку в сторону и отправиться в Британский музей, где этих футляров видимо-невидимо. Хотя, с другой стороны, для нас сейчас не важно, знаете вы это или нет. Важно то, что футляр для мумии — это самая последняя вещь, которую человек ожидает повстречать на верхнем этаже обыкновенного дома в Блумсбери, особенно если этот футляр к тому же еще и смотрит на вас с таким выражением, будто хочет сказать, что вам тут абсолютно нечего делать.

Так что наши приятели не могли удержаться от того, чтобы не завопить «Ой-ей-ей!» и не попятиться назад, отчаянно грохоча башмаками.

Ученый джентльмен вынул лупу из глаза и сказал:

— Простите?..

Он говорил очень мягким, вежливым голосом, который безошибочно выдавал в нем бывшего оксфордского студента.

— Это мы должны просить прощения, — не менее вежливо ответил Сирил. — Извините, что мы вас побеспокоили…

— Заходите! — радушно приветствовал их ученый джентльмен, подымаясь со стула (с кошачьей грацией, как позднее выразилась Антея). — Я всегда рад видеть вас у себя. Не желаете ли присесть? Нет, только не сюда. Позвольте мне сначала убрать эти папирусы.

Он очистил от бумаг один из стульев и приглашающе взглянул на детей сквозь толстые круглые стекла очков.

— Он обращается с нами, как со взрослыми, — прошептал Роберт. — Правда, при этом он, кажется, до сих пор не понял, сколько нас в этой комнате.

— Тсс! — одернула его Антея. — Шептаться в гостях — ужасно неприлично! Давай, Сирил, начинай!

— Еще раз извините, что мы вас побеспокоили, — самым вежливым тоном, на какой он только был способен, начал Сирил, — но мы стучали три раза, а раз вы не сказали ни «Войдите!», ни «Убирайтесь!», ни «Я сейчас занят!», ни «Зайдите в другой раз!», как это обычно бывает, когда люди стучат в дверь, то мы и решили посмотреть, все ли с вами в порядке. Мы знали, что вы дома. Вы, видите ли, три раза чихнули, пока мы ждали за дверью.

— Никаких извинений! — сказал ученый джентльмен. — Присаживайтесь, прошу вас!

— До него наконец дошло, что нас четверо, — заметил Роберт, когда джентльмен принялся наводить порядок еще на трех стульях. Ему пришлось немало повозиться, снимая с сидений разнообразные ученые предметы и аккуратно раскладывая их на полу. На первом стуле были сложены небольшие кирпичики, выглядевшие так, словно по ним, когда они еще не успели засохнуть, прогулялась какая-то крохотная птичка. Правда, следы были какие-то уж чересчур ровные. На втором лежали неведомые круглые штуковины, напоминавшие очень крупные, продолговатые, белые бусы. А на третьем громоздилась кипа очень пыльных бумаг.

Когда операция по расчистке стульев была завершена, дети расселись каждый на свое место.

— Нам известно, — продолжал Сирил, — что вы очень и очень ученый джентльмен. Мы пришли к вам посоветоваться. Дело в том, что у нас имеется некий амулет, а на амулете написано некое имя. Мы бы хотели, чтобы вы прочли нам его, потому что оно написано ни на одном из известных нам языков, включая латынь, греческий и древнееврейский.

— Хорошее знание хотя бы этих трех языков уже является прочным фундаментом для последующего образования, — вежливо ответил ученый джентльмен.

— Э-э-э, видите ли… — сказал покрасневший до ушей Сирил. — На самом деле, мы только можем отличать эти языки друг от друга, не более того… За исключением, конечно, латыни, — спохватился он. — Лично я, например, с удовольствием читаю Цезаря.

Ученый джентльмен снял очки, провел рукой по лицу и захохотал. Сирилу показалось, что смеялся он немного трескуче, как если бы это занятие было ему непривычно.

— Ну, конечно же! — сказал, отсмеявшись, ученый джентльмен. — Прошу вас извинить меня. Я, кажется, грезил наяву и подумал о вас Бог весть что. Вы ведь те самые дети, что живут на первом этаже, правда? Ну конечно, правда! Я же несколько раз видел вас, проходя через холл. Так вы говорите, что нашли какую-то вещь, которая представляется вам очень древней, и решили показать ее мне? Это очень любезно с вашей стороны. Я с удовольствием взгляну на нее.

— Должна вам сказать, что мы меньше всего думали о том, будете вы ее исследовать или нет, — сказала правдивая Антея. — Мы пришли к вам только потому, что нам нужно узнать написанное на ней имя…

— И вот еще что! — перебил ее Роберт. — Пожалуйста, не подумайте о нас плохо, но перед тем, как показать вам амулет, мы должны связать вас… э-э-э, как это там?

— Узами честного слова или даже заставить поклясться на крови, — закончила за него Антея.

— Боюсь, я не совсем вас понимаю… — сказал джентльмен, выказывая признаки легкой нервозности.

— Позвольте мне все объяснить вам, — сказал Сирил. — У нас на руках имеется половинка волшебного амулета. А Псаммии… то есть, один наш приятель сказал нам, что даже половинка амулета может творить чудеса, только нужно научиться произносить выцарапанное на нем имя. Но если вы знаете более древнее имя и скажете его вслух, то вся волшебная сила нашего амулета пропадет. Поэтому мы хотим, чтобы вы дали нам самое что ни на есть джентльменское слово чести, что не будете произносить вслух никаких имен, кроме того, что стоит на нашем амулете. Правда, теперь, когда мы познакомились поближе, я вижу, что в этом нет никакой необходимости, но я пообещал просить вас об этом и сдержу свое обещание. Итак, готовы ли вы дать джентльменское слово чести, что не будете называть более древних имен, чем наше?

Ученый джентльмен снова водрузил на нос очки и секунду-другую пристально рассматривал сквозь них Сирила. Затем он сказал:

— Господи Боже мой! И кто только вам наговорил всей этой чепухи?

— Я не могу вам сказать этого, — ответил Сирил. — Извините, но, честное слово, не могу.

По-видимому, в эту минуту ученого джентльмена посетили туманные, полузабытые образы собственного детства, потому что он снова взглянул на Сирила и улыбнулся.

— Понимаю, — сказал он. — Вы, очевидно, придумали себе какую-то завлекательную игру. Ну конечно же! Хорошо, я торжественно обещаю вам не произносить вслух никаких древних имен. И все-таки интересно, откуда вы могли узнать об именах силы?

— Этого мы вам тоже не можем сказать, — продолжал упорствовать Сирил. Антея же встала со стула и подошла к ученому джентльмену:

— Вот наш амулет, — сказала она, раскрывая ладонь.

Скорее из вежливости, чем из интереса, джентльмен взял красную подковку и поднес ее к свету. Однако при первом же взгляде на нее он вдруг напрягся, как чистопородный пойнтер, завидевший в лесу куропатку.

— Прошу прощения, — сказал он изменившимся голосом и направился вместе с амулетом к окну.

Он разглядывал амулет сначала сквозь очки, потом через лупу. Он вертел его так и этак, то отстраняя от себя на расстояние вытянутой руки, то чуть ли не зарываясь в него носом. Все это время дети хранили молчание — лишь Роберт нетерпеливо шаркал ногами, да и то только до тех пор, пока Антея не пихнула его как следует в бок.

Наконец джентльмен глубоко вздохнул и повернулся к своим гостям.

— Где вы нашли эту вещь? — спросил он.

— Вовсе мы ее не нашли, а купили в магазине. Магазин называется «Яков Абсалом». Это неподалеку от Чаринг-Кросс, — объяснил Сирил.

— Мы отдали за нее семь с половиной шиллингов, — добавила Джейн.

— Насколько я понимаю, она не продается? Вы не хотите продать ее кому-нибудь? Должен вас предупредить, что это очень ценный экземпляр — я бы даже сказал, необычайно ценный.

— О, да, — сказал Сирил. — Нам это известно. А потому, естественно, мы бы не хотели с ним расставаться.

— В таком случае, — взволнованно заговорил джентльмен, — храните его хорошенько! Но если вы вдруг все-таки захотите расстаться с ним, то не могли бы вы предоставить мне право первого выбора?

— В смысле?

— Я имею в виду, что если вы когда-нибудь захотите продать его, то я хочу быть первым покупателем.

— А, понятно! — сказал Сирил. — Но только мы не собираемся его продавать. Он нам нужен для всяких колдовских дел.

— Что ж, вы можете забавляться им, как хотите, — вздохнул ученый джентльмен. — Боюсь только, что времена магии и колдовства уже давно и безвозвратно миновали.

— Вовсе они не миновали! — горячо заверила его Антея. — Вы бы сами в этом убедились, если бы узнали о наших летних каникулах. Да вот беда, я не имею права ни словечка вам про это сказать. Но все равно, спасибо вам за помощь. Так вы прочитали имя на амулете?

— Да, прочитал.

— А вы скажете его нам?

— Конечно, — ответил джентльмен. — Запоминайте хорошенько: Ур-Гекау-Сетчех.

— Ур-Гекау-Сетчех, — благоговейно повторил Сирил. — Огромное вам спасибо. Надеюсь, мы не отняли у вас слишком много времени.

— Ни в коем случае, — сказал ученый джентльмен. — Позвольте мне на прощание еще раз попросить вас обращаться с этой бесценной вещицей со всей возможной осторожностью.

Дети принялись на все лады изъявлять свою благодарность, а когда их невеликий благодарственный лексикон был исчерпан, повалили из комнаты на лестничную площадку, а оттуда — к себе на первый этаж. Антея шла последней. Не успели дети спуститься и на один пролет, как она вдруг развернулась и побежала обратно.

Дверь в комнату все еще была открыта. Ученый джентльмен и футляр для мумии стояли лицом к лицу и смотрели друг на друга влюбленными глазами. У Антеи почему-то сложилось впечатление, что они стояли таким образом уже несколько столетий.

Когда Антея дотронулась рукой до локтя джентльмена, тот вздрогнул и посмотрел на нее невидящим взглядом.

— Прошу вас, не сердитесь на меня за то, что я лезу не в свое дело, — сказала она, — но вы только посмотрите, что стало с вашей бараниной! Не кажется ли вам, что ее все-таки лучше съесть? Мой папа тоже иногда забывает пообедать, особенно когда пишет какую-нибудь важную статью в газету, — так мама мне говорит, что когда ее нет дома, я должна напоминать ему о еде. Видите ли, если человек питается нерегулярно, то рано или поздно он заработает себе язву желудка. Вот я и подумала, что, может быть, вы не станете возражать, если я буду и вам напоминать о еде — тем более что кроме меня желающих напоминать вам о еде что-то не видно.

При этих словах она подозрительно взглянула на футляр для мумии. Но у футляра был такой надменный вид, что ей сразу же стало ясно, что он скорее рассыплется в прах, нежели снизойдет до напоминания людям о еде.

Некоторое время ученый джентльмен молча смотрел на Антею, а затем вздохнул и произнес:

— Спасибо тебе, милая. Ты очень заботливая девочка. И ты совершенно права — никто и никогда еще не беспокоился о том, съел я свой обед или нет.

Он снова вздохнул и посмотрел на застывшую баранину.

— Что, не нравится? — строго спросила Антея. — То-то же! В следующий раз не доводите свой обед до такого состояния.

— Ты снова права, — согласился ученый джентльмен. — Ладно, съем-ка я его прямо сейчас, пока не забыл!

И все время, пока он пережевывал застывшую баранью отбивную, он беспрестанно вздыхал — то ли потому, что баранина на вкус оказалась такой же отвратительной, что и на вид, то ли оттого, что дети не захотели продавать ему амулет. А, может быть, он просто впервые по-настоящему осознал, что прошло уже много-много лет с тех пор, когда его в последний раз заставляли вовремя съесть свой обед.

После того, как Антея присоединилась к остальным детям, они разбудили Псаммиада, и он скрупулезно объяснил им, как пользоваться именем силы, чтобы заставить амулет говорить. Сразу же оговорюсь, что не собираюсь повторять вам все то, что он сказал, не то вы наверняка попытаетесь сделать что-нибудь подобное. Результаты этой попытки могут быть самыми катастрофичными, потому что, во-первых, у вас есть всего лишь один шанс из миллиарда, что вы когда-либо завладеете волшебным амулетом, а во-вторых, даже если вы и впрямь наткнетесь на него в какой-нибудь антикварной лавке, вы никогда не сможете найти джентльмена, достаточно ученого и любезного для того, чтобы он прочитал вам выгравированное на нем слово.

Дети с Псаммиадом сидели кружком на полу девичьей спальни — они не решились экспериментировать в гостиной, потому что туда в любой момент могла заявиться старая нянечка, которой уже пора было накрывать стол к чаю. Так что они уселись на ковре между кроватями, а в центр круга положили амулет.

На улице ослепительно светило солнце, и потому в комнате было очень светло. Сквозь открытое окно до них долетали свойственные огромному городу в любое время дня и ночи звуки — шум толпы, грохот экипажей и беспрестанные звонки трамваев, перекрываемые заунывными выкриками молочника, приближавшегося с нижнего конца улицы.

Когда все были готовы, Псаммиад подал знак Антее, и та произнесла слово силы.

В то же самое мгновение на детей словно бы набросили черное покрывало — дневной свет померк, и комната погрузилась в кромешную темноту. И не только комната. Каким-то восьмым чувством дети ощущали, что весь известный им до сегодняшнего дня мир был окутан беспросветным мраком. Вместе со светом исчезли и все звуки, так что дети были окружены настолько плотной тишиной, что вы не сможете представить ее себе, даже если будете целый год пыжиться да пучиться. Это было все равно что внезапно ослепнуть и оглохнуть, а потом еще для полноты ощущений быть выброшенным в космический вакуум.

Однако, прежде чем дети успели настолько оправиться от внезапного шока, чтобы начать бояться, в середине круга показалось слабое, но невероятно красивое свечение, и одновременно в ушах у них зазвучал слабый, но невероятно красивый голос. Свет был слишком нематериален, чтобы можно было разглядеть окружающую обстановку или хотя бы определить его источник, а голос — слишком далек и невнятен, но детям было приятно посреди этого внезапного угольно-черного безмолвия просто увидеть свет и услышать чей-то голос.

Постепенно свет разгорался все сильнее и сильнее. Он напоминал горящие в ночи зеленоватые фонарики влюбленных светлячков, тысячами кружащих по лесной поляне и подающих знаки своим крылатым подругам. Вскоре число светлячков возросло по крайней мере до нескольких миллионов, и в центре образованного детьми круга заплясало буйное изумрудное пламя. Голос приблизился тоже, и хотя он не слишком прибавил в громкости (хотя и это было), он стал в тысячу раз красивее. Таким чудесным стал этот голос, что, слушая его, детям хотелось заплакать и позабыть обо всем на свете. Он был как полуночная песнь соловья, как шум морского прибоя или рыдания скрипки. Он был похож на голос мамы, встречающей вас на пороге родного дома после долгих странствий.

И в голосе было:

— Говорите! Что вы хотите узнать? Говорите!

Я не могу вам сказать, на каком языке говорил амулет. Знаю только, что все присутствовавшие в комнате отлично понимали его. Вообще-то, я давно подозреваю, что на свете существует такой язык, который понимают все живые — от человека до полевой былинки, — да только никто и никогда не пытался прислушаться к нему. Точно так же я не могу сказать, каким образом безротый амулет вообще мог говорить. С другой стороны, у меня нет никаких оснований утверждать, что за амулет говорил кто-то другой. Даже наши четверо приятелей не до конца разобрались во всех этих тонкостях, а ведь они-то непосредственно присутствовали при разговоре. Правда, все это время они вынуждены были отводить глаза от амулета, потому что он стал светить чересчур уж ярко. Вместо этого они рассматривали бледно-зеленые узоры потертого киддерминстерского ковра, выступившие по краю залитого светом круга. И, что самое странное, они вели себя на редкость спокойно — не лезли, как обычно, с дурацкими вопросами и даже не шаркали ногами. Дело в том, что все происходившее ничуть не напоминало им прошлогодние приключения с исполнением желаний. Тогда они по большей части откровенно забавлялись, теперь же все было по-другому. Им показалось, что они вдруг попали в церковь или, по крайней мере, в одну из сказок «Тысячи и одной ночи». Никто не осмеливался проронить ни слова.

Наконец Сирил набрался смелости и сказал:

— Извините, но нам бы хотелось узнать, где находится другая половинка амулета.

— Вторая половинка амулета, — начал прекрасный голос, — отломилась и затерялась в пыли у подножия ковчега, в котором она хранилась много тысячелетий тому назад. К настоящему времени и она, и скрепляющая обе половинки застежка уже сами обратились в пыль и были рассеяны над многими землями и водами.

— Ну ничего себе! — пробормотал Роберт, после чего внутри светового пятна воцарилось мертвое молчание.

— Значит, все кончено, — наконец произнес Сирил. — Бесполезно искать то, что уже несколько тысячелетий, как рассыпалось в прах и было развеяно по всему свету.

— Если вы действительно хотите заполучить мою половинку, — продолжал голос, — то вам следует искать ее там, где она еще не успела потеряться.

— Ничего не понимаю, — сказал Сирил.

— Вам нужно искать ее в прошлом, — пояснил голос.

— Ага! — скривил рот Сирил. — А еще лучше на Луне!

— О Господи, нельзя же быть таким тупым! — сердито зашептал ему на ухо Псаммиад. — Пойми же, в прошлом амулет по-прежнему цел и невредим. Если вы отправитесь в прошлое, то вполне можете найти его там. Почему я должен постоянно объяснять вам самые простые вещи? Видишь ли, пространство и время являются не более чем абстрактными понятиями, используемыми нашим мозгом…

— Понимаю, — сказал Сирил.

— Ничего ты не понимаешь! — оборвал его Псаммиад. — Хотя, с другой стороны, от тебя этого и не требуется. Так вот, я всего лишь хотел сказать, что если бы вы могли правильно пользоваться своими мозгами (что абсолютно невероятно), пространство и время были бы подвластны вам, как ручные мыши. Вы бы, например, могли видеть все, что происходило в данном месте во все времена и… э-э-э… наоборот. Но раз вы не умеете правильно пользоваться своими мозгами, то вам следует обратиться за помощью к амулету. Ну что, теперь понятно?

— Извини, пожалуйста, но ты только все окончательно запутал, — сказала Антея. — Я, наверное, очень глупая, но…

— Хорошо хоть, что ты это понимаешь, — удовлетворенно кивнул Псаммиад. — Так вот, потерянная половинка амулета находится в прошлом. Значит, в прошлом ее и нужно искать. Сам я не могу говорить с амулетом, так что спрашивайте его обо всем сами. Ну, что же вы молчите? Вперед!

— Где мы можем найти потерянную половинку амулета? — послушно спросил Сирил.

— В прошлом, — ответил голос.

— Где именно в прошлом?

— Я не имею права говорить об этом. Но вы можете выбрать любое время, и я перенесу вас в то место, где она тогда находилась. А потом вы уж сами будете искать ее.

— А когда вы видели ее в последний раз? — поинтересовалась Антея. — Я хотела сказать, когда она от вас отломилась?

Прекрасный голос отвечал:

— Это было очень давно — несколько тысяч лет тому назад. Тогда на мне не было ни единой царапины. Я лежал в уютном ковчеге (последнем своем ковчеге, как выяснилось) и, как обычно, творил всяческие чудеса. Потом пришло великое множество людей, и они были вооружены страшным оружием, и они разрушили ковчег, и похитили амулет, и унесли его среди прочего награбленного. Но один из пленников, бывший моим Верховным Жрецом, знал могущественное слово силы, и он произнес его надо мной, и амулет стал невидимым. Так я вернулся в свой ковчег, но ковчег вскоре был разрушен, и прежде чем мое волшебство смогло восстановить его, пришел жрец другого амулета и произнес надо мной слово силы, перед которым вся моя магия оказалась бессильной. Долгое время амулет лежал посреди разбитого ковчега — все еще невредимый, но порабощенный могучими чарами. Затем пришел какой-то человек, и он захотел починить ковчег, но случайно уронил на него огромный камень, и амулет разломился напополам, и так он лежал еще много и много лет. Сам я не мог соединиться со своей утраченной половиной, и рядом со мной не было никого, кто мог бы сказать слово силы. Многие тысячелетия пролежал амулет в песках пустыни, и вот однажды пришел маленький человек, и у него была огромная армия солдат, и он завоевал всю тамошнюю землю. А вслед за ним пришло много людей, которые жаждали найти в бескрайних песках древнюю мудрость, и один из них нашел амулет, и положил в свою сумку, и привез в вашу страну. Но никто не мог прочесть написанное на мне имя, так что я проводил дни в бездействии. Потом этот человек умер, а вслед за ним умер его сын и сын его сына, и те, кто пришли вслед за ними, продали амулет торговцу древностями, проживающему в вашем городе. У этого-то торговца вы и выкупили его, и вот, после того, как вы произнесли слово силы, я явился на зов и отныне нахожусь в вашем распоряжении.

Вот что поведал голос детям. Полагаю, что под маленьким завоевателем он имел в виду Наполеона, потому что в учебниках по истории черным по белому написано, что однажды он со своей армией побывал в Египте и даже завоевал его. И что по его следам в Египет привалило огромное количество ученых людей, которые изрыли тамошние пески вдоль и поперек и выудили оттуда множество всяческих ценных вещей. Вещи эти были бесконечно древними, и потому ученые немедленно вывезли их в Европу. Насколько я понимаю, одной из этих вещей был амулет. И это было самое ценное, что вообще когда-либо имелось в Египте.

Четверо наших друзей напряженно внимали амулету, пытаясь на ходу сообразить, что им делать дальше. А это, я вам скажу, не так-то просто, особенно если вы напряженно внимаете говорящему изумрудному свету.

Наконец Роберт сказал:

— А вы можете перенести нас в то самое прошлое… то есть, в тот самый ковчег, где вы лежали вместе со своей потерянной половинкой. Если бы мы оказались там, то мы бы нашли амулет целым и невредимым, несмотря на все прошедшие тысячелетия.

— Какие тысячелетия, тупица! — взвился на него Сирил. — Неужели ты не понимаешь, что когда мы перенесемся в прошлое, никаких тысячелетий еще не будет? Прошлое станет для нас настоящим, не так ли? — добавил он, обращаясь к Псаммиаду за поддержкой.

Псаммиад небрежно кивнул:

— На этот раз ты не так уж далеко ушел от истины.

— Так что же, — сказала Антея, — вы перенесете нас в то время, когда вы еще состояли из двух половинок и преспокойно лежали себе в ковчеге?

— Конечно, — ответил голос. — Вы должны поднять меня высоко над головой, произнести слово силы, а затем один за другим, начиная с самого старшего и кончая самым младшим, пройти сквозь меня в прошлое. Но пусть тот, кто будет держать меня, проходит последним и пусть он ни на секунду не ослабляет своей руки, иначе вы потеряете меня и останетесь в прошлом на веки вечные!

— Только этого нам еще не хватало! — сказал Роберт.

— Когда вы пожелаете вернуться назад, — продолжал прекрасный голос, — встаньте лицом на восток, снова поднимите меня как можно выше и снова произнесите слово силы. Затем в том же самом порядке проходите сквозь меня в ваше время, и когда вы окажетесь в нем, оно станет для вас настоящим.

— Но как же…?

В этот момент посреди окружавшего детей черного безмолвия раздалась оглушительная трель колокольчика.

— Вот черт! — воскликнул Роберт. — Это нас зовут на чай. Прошу вас, сделайте поскорее так, чтобы снова был день и мы могли, не поломав по дороге рук и ног, спуститься в гостиную? Да, кстати, огромное вам спасибо за все, что вы намереваетесь для нас сделать.

— Говорить с вами было сущим удовольствием, — добавила изощренная в этикете Антея. — Большое спасибо.

Прекрасный изумрудный свет медленно померк, и дети вновь оказались а полной темноте. К счастью, это длилось недолго, и уже в следующую секунду комната была вновь исполнена лучами ослепительного послеполуденного солнца и теми шаркающими, шелестящими и шипящими звуками, что так свойственны ворочающемуся во сне огромному мохнатому зверю и замершему в ожидании вечерней прохлады городу по имени Лондон.

Пока дети на все лады протирали глаза и мотали головами, стараясь как можно быстрее прийти в себя, Псаммиад ретировался под кровать и молниеносно зарылся в песок. Спустившись наконец на первый этаж, дети уселись за стол, но им пришлось выпить не менее двух чашек чаю каждому, прежде чем знакомая им до последнего гвоздя гостиная приобрела плоть и кровь, а прекрасный голос и чудесный изумрудный свет отступили в область воспоминаний.

После чая Антея убедила остальных в том, что для всеобщего блага необходимо как можно скорее продеть сквозь амулет веревочку и в таком виде повесить его ей на шею.

— Представляете, какой будет ужас, если он вдруг потеряется? — сказала она, когда с этой операцией было покончено. — А ведь он может потеряться не только в нашем времени, а где и когда угодно. Не знаю, как вы, а я вовсе не хочу оставаться в прошлом на веки вечные.