История авиации 2001 01

ВВС РККА в польской кампании 1939

Окончание, начало в ИА №6/2000.

Еще до начала советского наступления на Польшу, была достигнута договореность с Германией на самом высоком уровне о согласовании военных усилий двух стран, в том числе и в области применения авиации. Так, посол Германии в СССР Шуленбург 17 сентября 1939 г. сообщал министру иностранных дел Германии И.Риббентропу: «Сталин в присутствии Молотова и Ворошилова принял меня в два часа ночи и заявил, что Красная Армия пересечет советскую границу в 6 часов утра на всем ее протяжении от Полоцка до Каменец-Подольска. Во избежание инцидентов Сталин спешно просит нас проследить за тем, чтобы германские самолеты не залетали восточнее линии Белосток – Брест – Литовск – Лемберг. Советские самолеты начнут сегодня бомбардировать район восточнее Лемберга. Я обещал сделать все, что возможно, в смысле информирования германских военно-воздушных сил, но просил, учитывая, что осталось мало времени, чтобы сегодня советские самолеты не подлетали к упомянутой линии слишком близко» [59].

Согласно материалам польских исследователей, с самых первых часов советского наступления СССР и Германия в разных формах проявляли согласованность в действиях авиации обеих сторон. Так, например, в районе Коломыи 17 сентября 1939 г. немецкая авиация уже не бомбила ни сам город, ни польских аэродромов. Советская же авиация рано утром того же дня произвела разведку польских аэродромов, а затем нанесла по ним бомбовый удар [60].

Согласно советским источникам, подобное взаимодействие началось даже раньше военных действий между СССР и Польшей. Так, 1 сентября 1939 г, советник посольства Германии в СССР Г.Хильгер передал наркому иностранных дел СССР В.М.Молотову просьбу начальника генштаба германских военно- воздушных сил. Речь шла о том, чтобы радиостанция в Минске в свободное от передачи время передавала «для срочных воздухоплавательных опытов» условные позывные знаки, а во время передачи своей программы – по возможности часто слово «Минск».

В.М.Молотов поставил на документе резолюцию: «"Минск" (но не другое)» [61]. Фактически, речь шла о согласии советской стороны на использование советской же радиостанции в качестве радиомаяка для германских самолетов, действующих против Польши.

С первых же дней советско-польской войны были приняты согласованные меры по обеспечению безопасности немецких войск от действий ВВС РККА. Уже 18 сентября 1939 г. командование Украинского фронта передало штабам Северной, Восточной и Южной армейских групп информацию, что командование германских войск приказало своим частям в случае приближения советских самолетов выкладывать опознавательные белые полотнища, по возможности в виде свастики, а также пускать вперемежку зеленые и красные ракеты [62].

Вопросы, связанные с авиационной тематикой, были затронуты и на переговорах К.Е.Ворошилова и Б.М.Шапошникова с представителями Германского военного командования в лице генерал-майора Е.Кестринга (военный атташе Германии в Москве), полковника Г.Ашенбреннера (занимал пост авиационного атташе Германии в СССР вплоть до июня 1941 г.) и подполковника Г.Кребса (с 1936 г. – помощник военного атташе в Москве, участник Польской кампании) о порядке отвода германских войск и продвижения советских войск на демаркационную линию, которые начались 20 сентября 1939 г. В подписанном 21 сентября советско-германском протоколе говорилось, что германским командованием будут приняты необходимые меры, чтобы сохранить от порчи и уничтожения до передачи представителям Красной Армии важные военные оборонительные и хозяйственные сооружения, в частности – аэродромы. В параграфе 6 сообщалось: «При движении на запад германских войск авиация Германской армии может летать только до линии арьергардов колонн германских войск и на высоте не выше 500 метров, авиация Красной Армии при движении на запад колонн Красной Армии может летать только до линии арьергардов колонн Красной Армии и на высоте не выше 500 метров» [63]. Точно такие же положения были зафиксированы в новом соглашении от 2 октября 1939 г. военных представителей сторон того же состава в связи с установлением новой линией границы и необходимости нового перемещения советских и германских войск [64]. Теперь за сохранность аэродромов отвечало уже командование Красной Армии. Командующий Белорусским фронтом командарм 2 ранга М. П. Ковалев 2 октября 1939 г. отправил в Москву телеграмму с критикой установленной линии границы между Германией и СССР, указывая на то, что «установленная граница по р. Буг у г. Брест-Литовска крайне невыгодна для нас… Замечательный аэродром у Малашевичи достанется немцам», – отмечал он и просил «пересмотреть границу в районе Брест-Литовска». Хотя на следующий день из Москвы пришел ответ, что границу невозможно изменить, советские войска, чтобы сохранить за собой всю Брестскую крепость, запрудили Буг и взорвали перемычки крепостного рва, выдав его немецким представителям за русло реки, по которому и была проведена граница [65]!

На территории, занятой РККА, находилось некоторое количество самолетов Люфтваффе в неисправном состоянии. После отказа пропустить технических специалистов для возможного восстановления этих машин, советская сторона сама доставила имевшуюся авиатехнику в разобранном виде к границе для передачи германским представителям [66].

Вышеприведенные факты свидетельствуют об определенном сотрудничестве Германии и СССР в области применения авиации в войне против Польши: помощь СССР в радионаведении самолетов Люфтваффе, согласование применения и опознания авиации друг друга, обеспечение одной стороной охраны и обороны от «польских банд» авиабаз перед передачей их другой стороне. Вместе с тем необходимо подчеркнуть, что это взаимодействие в основном касалось чисто технических вопросов, а в глобальном плане каждая из сторон преследовала свои стратегические цели, далеко не всегда совпадающие с интересами партнера.

Боевые действия советской авиации начались 17 сентября с ударов по местам дислокации польских войск, железнодорожным узлам, аэродромам. Последние успеха не имели. Так, капитан Станислав Цвинар командир 15-го бомбардирдировочного дивизиона позже вспоминал, что «в 07:30 над аэродромом Бучач появились шесть И-16. Мы не знали, что это значит. Их пилоты обнаружили нас. В Коломые находился генералы Зайоц и Уески со штабом. Им сообщили о виденных советских истребителях и о том, что большевики перешли границу Польши. Вернувшись в Бучач около 16:30 мы застали наши самолеты готовыми к вылету… Девять советских самолетов отбомбились по нашему аэродрому, но все бомбы легли мимо…»[67]. О том, насколько внезапным оказался для поляков советский удар говорит тот факт, что командир истребительного дивизиона IV/1 узнал об этом после того, как ему позвонили из полиции [68]! Фактически, на восточной границе Польши к этому времени практически не оставалось не только частей прикрытия, но даже пограничников!

В.Р.Котельников отмечал: «Случаи обнаружения польских самолетов на земле были лишь единичными» [68], как, впрочем, и встречи в воздухе советских и польских машин. Причем, последние имели место лишь в первые дни войны. В оперативной сводке Генштаба РККА от 17 сентября 1939 г. сообщалось: »Наша авиация сбила: 7 польских самолетов и вынудила к посадке 3 тяжелых бомбардировщика, экипажи которых задержаны» [69].«Сводка штаба ВВС РККА (с грифом «совершенно секретно» – Прим. авт.) упоминает всего о трех самолетах (типы не указаны – Прим. авт.), сбитых в районе Ковеля. Всеони сбиты советскими истребителями, летчики попали в плен», – сообщал В.Р.Котельников [70]. В оперативной сводке №2 Управления пограничных войск НКВД Киевского округа о действиях пограничных отрядов в период перехода границы частями Красной Армии на территорию Польши от 17 сентября 1939 г. сообщается о принудительной посадке в 09:25 советскими истребителями польского самолета (предположительно истребителя), который нарушил госграницу [71].

Интересно описание летчиком Зыкановым – командира звена истребителей – эпизода воздушного боя над Польшей (вероятно, 17 или 18 сентября 1939 г.), которое было опубликовано в 1939 г. в журнале «Самолет». «Вдруг мы заметили, что с аэродрома поднялся какой-то самолет. По опознавательным знакам мы установили, что это польская машина. Эге, думаю, не вовремя, малый, ты поднялся. Когда я подошел к нему метров на 50, он открыл по моему самолету огонь. Я дал одну пулеметную очередь, вторую, третью. Польский самолет задымился и быстро пошел к земле. Продолжаю стрелять. Бомбардировщик противника врезался в землю. При посадке летнаб погиб, а летчик-офицер побежал к лесу. Нет, не уйдешь! Дал по нему очередь и убил его.».

Польские источники также извещают о воздушных схватках. Рано утром 17 сентября после получения сообщений о вторжении РККА, командующий польской авиацией генерал Иозеф Зайоц отдал приказ произвести воздушную разведку польско-советской границы. Выполняя его, над местечком Рокитно подпоручник Станислав Богуслав Заторский из 113-й истребительной эскадрильи, который вылетел с аэродрома Петляковце Старе близ Бучача (к югу от г.Тарнополь), сбросил в районе казарм Корпуса пограничной охраны пакет с сообщением. При возвращении он был атакован звеном советских истребителей. Сообщается, что в бою было повреждено два советских самолета, за которыми оставался дымный след, а польский пилот, приземлившейся под Пинском, был ранен и позже скончался по дороге в госпиталь [72].

Более успешно действовал его однополчанин поручик Микса, вылетевший на разведку одновременно с Заторским. Вот, что он позже писал:«После взлета иду на малой высоте. Спустя 10 минут я увидел на шоссе унтер-офицера ехавшего на легковой открытой машине на запад. Мне показалось, что что-то явно не в порядке, так как он мчался как сумасшедший. Уже через две минуты я оказался над городом, названия которого не помню и увидел въезжающие в него с трех сторон длинные колонны бронетехники. Чьи они были я понять не смог, а потому развернулся обратно к шоссе, на котором видел легковую машину.

Догнав автомобиль, я сел перед ним на шоссе и тут все и выяснилось. Это пехотинец был из гарнизона того города. Причем, когда он выехал из города, северо-восточная часть города уже была захвачена советскими войсками. В начале я не знал что делать: возвращаться или лететь дальше, так как приказ гласил, что концентрация советских войск должна быть лишь к востоку в нескольких км от границы, а они были уже рядом с Петляковцами. Я решил еще раз слетать и рассмотреть эти колонны повнимательнее. Лечу на северо-запад. Тут меня буквально затрясло. Трудно было даже представить такие огромные массы войск: впереди шли танки, за которыми двигалась кавалерия, за ними опять танки и кавалерия. Невероятно, этого не может быть, но я вижу все это собственными глазами. Огромные массы войск…

Возвращаюсь в направлении Петляковце. Долетаю до места где видел танки и бронемашины и вижу как моторизованный батальон польских пограничников движется в направлении советских войск. Их разделяло каких 15 км. Подлетаю, покачиваю консолями. Показываю направление и тут же забываю о всех приказах. Их. горста, а впереди страшная масса. И так немцы на нас навалились, а что теперь?!..

Лечу снова в сторону русских войск. По мне никто не стреляет, но кони встают на дыбы. Не знаю что делать, но затем решаю атаковать и делаю несколько заходов. В ответ загремели выстрелы из винтовок и ударили пулеметы. Снова поворачиваю в сторону пограничников. Батальон по прежнему двигается вперед, может быть так и должно быть, так как на аэродроме говорили, что русские не будут воевать с поляками, а идут бить немцев{!!..).

Боже мой, что делать?.. Вспоминаю приказ и поворачиваю. Однако погода начинает портиться, небо затягивают облака, быстро темнеет и вскоре начинается дождь, сквозь который почти ничего не видно. Вскоре вижу знакомые ориентиры, а затем и свой аэродром куда и приземляюсь. На аэродроме меня уже ждут полковник Павликовский и майор Вервицкий. Докладываю о результатах разведки и тут же получаю приказ лететь к командующему авиацией генералу Зайцу…» [73].

Имеется информация и о советских потерях. Сообщается, что перед отлетом в Румынию подпоручик Тадеуш Коц из 161-й истребительной эскадры сбил над местечком Делятын (станиславовское воеводство) советский самолет-разведчик [74]. Эта информация, согласно данным В.Р.Котельникова, не подтверждается отечественными документами, которые сообщают лишь о случае вынужденной посадки в этот день самолета P-Z в районе Инзука [75].

Неизвестный польский пилот-истребитель сбил два бомбардировщика и тяжело повредил третий (они бомбили железнодорожную станцию Тарновице Лесьна). Факт уничтожения как минимум одного самолета подтверждается показаниями очевидцев, согласно которым двух раненых советских летчиков отвезли на автомобиле в госпиталь. Из-за нехватки топлива истребитель не дотянул до румынской границы и сел в расположении советских войск, а его пилот попал в плен [76].

Как видно из анализа рассмотренных воздушных боев, все они носили эпизодический и случайный характер как с одной, так и с другой стороны и не могли оказать существенного влияния на дальнейший ход военных действий.

Специфика польской кампании заключалась в крайне непродолжительном периоде воздушных боев и ударов по аэродромам. Ситуация «авиация против авиации» практически сразу перешла в ситуацию «авиация против наземных войск» – для наступающей советской стороны (соответственно, «наземные войска против авиации» – для обороняющейся польской). Это объясняется двумя обстоятельствами: во-первых, измотанные непрерывными боями с немецкими силами значительно поредевшие польские ВВС и без того уже действовали на пределе возможного, а, во-вторых, открытие Красной Армией второго фронта ускорило экстренную эвакуацию уцелевших польских самолетов (о чем подробнее будет сказано ниже) и сам фактор наличия воздушного противника как такового для РККА уже на третий день войны просто перестал существовать. Сфера борьбы в прямом смысле слова переместилась «с небес на землю»: советская авиация могла целиком и полностью перейти на поддержку сухопутных войск, а ее противник, располагавший лишь сконцентрированным на авиабазах значительным количеством летно-технического персонала вынужден был противостоять стремительному натиску последних.

Видимо один из наиболее мощных авиаударов пережили жители города Ровно, над которым ранним утром 17 сентября появились, как пишет Иржи Синк «девять эскадрилий бомбардировщиков СБ, насчитывавшие по девять машин каждая.». Впрочем, как отмечает польский историк, целями для их экипажей стали "крупные склады и железнодорожная станция". Кроме того «крупные группы советских бомбардировщиков атаковали военные объекты и объекты транспортной инфраструктуры в Новой Вилейки, Тарновцев, и Лесной (район Надворной)» [77].

Авиация применялась также для экстренного снабжения топливом танковых и механизированных соединений Красной Армии. Так, 15-й ТК комдива М.П.Петрова не смог своевременно выполнить приказ командующего Дзержинской КМГ комкора И.В.Болдина о выступлении на Гродно: из-за нехватки топлива части корпуса остановились западнее Слонима. Только к утру 20 сентября движение смогло возобновиться в результате пополнения запасов благодаря вмешательству маршала С.М.Буденного, который приказал доставить топливо в Слоним транспортными самолетами [78]. На совещании высшего руководящего состава РККА 23-31 декабря 1940 г. Маршал Советского Союза, заместитель Народного комиссара обороны СССР С.М.Буденный приводил в пример этот случай: «Мне пришлось в Белоруссии (т. Ковалев (командарм 2-го ранга М. П. Ковалев командовал Белорусским фронтом.- Прим. авт.) знает) возить горючее для 5 мк (Вероятно, имелся в виду 15-й ТК Дзержинской КМГ. Других корпусов в обозначение которых входила цифра «5», кроме 5-го СК, в составе Белорусского фронта не было. – Прим. авт.) по воздуху. Хорошо, что там и драться не с кем было. На дорогах от Новогрудка (от советской границы до Новогрудка было около 100 км. – Прим. авт.) до Волковыска 75 процентов танков стояло из-за горючего» [79]. А.И.Еременко, генерал-лейтенант, командир 3-го механизированного корпуса, Прибалтийский особый военный округ (в сентябре 1939 г. командовал 6-м КК, входившим в состав КМГ. – Прим. авт.) вспоминал: -Когда я приехал в Белосток (к 23 сентября 1939 г. – Прим. авт.), меня снабдила авиация бензином, а танковому корпусу стали бросать возле Гродно с парашютом" [80].

Подпоручик Станислав Заторский из состава 113-й истребительной эскадрильи был в числе немногих польских летчиков, осмелившихся вступить в бой с ВВС РККА 17 сентября 1939 г. После завершения разведки он вступил в воздушный бой, в ходе которого повредил два советких истребителя, но был сам сбит и погиб в обломках своего Р.11. Благодаря высокому уровню боевой выучки летчиков и умелому использованию маскировки, польская истребительная авиация к середине сентября 1939 г. была отнюдь не разгромлена, однако предотвратить (в силу своей малочисленности) в надвигавшуюся катастрофу уже не могла.

Необходимо остановиться на организации взаимодействия действий авиации и сухопутных сил РККА. Так, вопрос о чрезмерной централизации подчиненности авиачастей рассматривался, в частности, на совещании высшего руководящего состава РККА 23-31 декабря 1940 г.

Ф.И.Голиков, генерал-лейтенант, заместитель начальника Генерального штаба Красной Армии, начальник Разведывательного управления, указывал следующее: «В отношении авиации. Я хочу остановиться на небольшом опыте похода в Западную Украину и подчеркнуть исключительную важность четкого решения этого вопроса в интересах армии и в интересах стрелкового корпуса. Я помню и испытал, как т. Смушкевич, командовавший несколько дней воздушными силами, допустил такое чрезмерное перецентрализовывание в этом вопросе, что мне, как командующему одной из армий (Осенью 1939 г. Ф.И.Голиков командовал 6 армией Украинского фронта. – Прим. авт.), пришлось остаться даже без разведывательной авиации и не удалось обеспечить даже разведывательными отрядами стрелковый корпус. Тем более это важно в ходе прорыва стрелковых корпусов, чтобы обеспечить приход ВВС к ним на помощь по вызову, а также путем заранее предусмотренного предоставления ряда средств боевой авиации некоторым корпусам, выполняющим особо важное задание» [81].

С этим не согласился помощник начальника Генерального штаба Красной Армии по ВВС Я.В.Смушкевич: «Вчера т. Голиков говорил, что во время событий в Польше надо было авиацию придать армиям. Не могло быть речи о придании авиации, ибо сам командующий был потерян. Не представляю себе, как можно было там командующему армией командовать авиацией – это было невозможно. Я был в Белорусии и должен сказать, что я нашел положение очень плохим в отношении организации театра войны. Еще хуже было в Киеве. Когда фронт перешел в Проскуров, то он не имел связи с бригадами. Распоряжения до бригад от командования фронтов задерживались на несколько часов»[82].

Парадоксально, но главным врагом остатков польских ВВС на определенном этапе стали советские танковые и механизированные соединения, стремительно отрезающие польским авиаторам пути запланированного отхода за границу и рывком захватывающие аэродромы. Из отчета командующего танковыми войсками Украинского фронта следовало, что силами танкистов было захвачено 38 польских самолетов [83]. Значительная часть из них – 17 машин – пришлась на долю 38-й тбр из состава 6-й А [84]. А 25-й ТК 12-й А захватил 12 самолетов, в том числе 8 из них в Бучаче после боя 18 сентября [85]. В польской литературе описывается случай, когда советские танки ворвались на аэродром Бомбардировочной Эскадры во время подготовки к эвакуации и сумели уничтожить бомбардировщик типа «Лось», а остальным самолетам экстренно пришлось взлетать уже под огнем [86].

Было зафиксировано и несколько случаев столкновения между танковыми частями и немногочисленными польскими самолетами. Так, 18 сентября разведывательный батальон 5-й тбр 25-го ТК был атакован с воздуха и обстрелян пулеметным огнем во время переправы через реку Струпу [87]. Часть советских танков была оснащена установленными на башнях зенитными пулеметами, что могло некоторым образом способствовать отражению воздушных атак самолетов с небольшой скоростью полета. В.Р.Котельников рассказывает о подобной атаке тремя польскими разведчиками танкового подразделения на подходе к Дубно, которые бомбили и и обстреливали колонну. Огнем зенитного пулемета один из самолетов был сбит [88]. По польским данным это подразделение было оснащено танками типа Т-26 и входило в состав 36-й тбр комбрига Богомолова 8-го СК (5-я А Украинского фронта), которая заняла Дубно на рассвете 18 сентября [89]. На фотографиях бронетанковой техники видно, что зенитные пулеметы были установлены и на некоторых машинах других частей, например на БТ-7 из 6-й тбр 3- го КК и Т-26 из 25-й тбр, которые заняли Вильнюс (соответственно – из 11 -й А и 3-ей А Белорусского фронта), а также на БТ-7 из 24-й тбр 2-го КК (6-я А Украинского фронта), которая заняла Львов [90]. Подобная информация говорит о том, что советское командование накануне боевых действий с Польшей располагало определенными возможностями для того, чтобы обезопасить свои танковые части от авиации противника.

Примером обороны польских авиабаз от советских воздушных и наземных атак может служить история базы Каролин, расположенной рядом с Гродно. Эта база обеспечивала действия 5-го авиаполка из Лиды. За счет отступающих с немецкого фронта частей численность охраны базы выросла с двух взводов до трех рот. Вспомогательную службу на базе несли также несколько десятков юношей из отряда харцеров, прибывшие из Гродно 5-6 сентября. Три орудия и два зенитных пулемета обеспечивали ПВО базы. Затем прибыло еще два полевых орудия.

Во второй половине 18 сентября над Каролином появились советские разведывательные самолеты, которые, в целях маскировки своих намерений выполняли в воздухе различные фигуры высшего пилотажа. Вечером на базу был совершен первый авиационный налет. Загорелся авиационный ангар с находящимися там планерами и среди персонала база появились убитые и раненые. Парадоксально, но польская ПВО не открыла огонь – даже после налета среди некоторой части офицерского состава велись разговоры, что Советский Союз выступил против немцев!

Утром 19 сентября налет советской авиации повторился: позиции польской ПВО были обстреляны из пулеметов. Ответным огнем было сбито три самолета. В ночь с 19 на 20 и с 20 на 21 сентября на базу были предприняты атаки советской пехоты, которые удалось отбить. Во второй половине 21 сентября Каролин решено было оставить, после чего часть эвакуированных оттуда солдат и офицеров перешла к партизанским действиям [91].

Перейдем к обзору сопротивления польских наземных сил советским войскам и авиации. Р.Шавловски отмечал: «Подводя итоги можно утверждать, что Группа Корпуса пограничной охраны под командованием генерала Вилхелма Орлик-Рюкеманна вела наилучшим образом спланированные, продолжительные и, в общем, успешные военные действия среди всех операций польских войск против советской агрессии в 1939 году» [92]. Группа насчитывала до 8700 человек, в том числе 297 офицеров. Интересно, что в нее входил и личный состав школы авиационных механиков из Сарн [93]. Она действовала против советских 23-го СК и 15- го СК на самом стыке Белорусского и Украинского фронтов. Согласно рапорту командующего группой, она уничтожила 17 советских танков и один самолет 24 или 25 сентября, который «был поврежден и, окутанный дымом, вынужден был лечь на обратный курс», и, как, указывает Р.Шавловски, вероятно, упал на землю.

ДИ-6 из состава 14-го штурмового авиаполка.

P-Z из состава 6-го легкобомбардировочного авиаполка.

СБ из состава 4-й дальнеразведывательной эскадрильи.

P-Z из состава 5-го легкобомбардировочного авиаполка.

Существует также рапорт майора Журовского, в котором также сообщается об уничтожении двухместного советского самолета 24 сентября в зоне боевых действий Группы, но обстоятельства его уничтожения совершенно отличаются от описанных в рапорте генерала. Этот самолет выполнял атаку на бреющем полете перед фронтом обороны противотанкового орудия, пытаясь уничтожить его расчет пулеметным огнем. Наводчик быстро установил ствол на максимальный угол возвышения, поймал в прицел идущий прямо на орудие самолет и, выпустив снаряд, сбил машину [94]! Как видим, советской авиации поляки могли противопоставить лишь огонь немногочисленных оставшихся у них наземных средств ПВО, а их нехватка приводила к фантастическим примерам импровизации.

Представляют интерес действия польского бронепоезда ПВО №51 «Бартош Гловацкий», который взаимодействовал с Группой Корпуса пограничной охраны. Он был вооружен четырьмя орудиями, 26 пулеметами, двумя 40-мм зенитными атоматами "Бофорс". Позднее было установлено еще две такие пушки. Экипаж бронепоезда насчитывал около 200 человек. Со 2 сентября им командовал капитан Здислав Роккосовский.

17 сентября во время налета советской авиации в районе Сарны огнем ПВО бронепоезда был сбит советский самолет. На рассвете 18 сентября он разгромил колонну из двадцати грузовиков и шести гусеничных тягачей, которые сопровождались несколькими трехосными бронеавтомобилями. От огня бронепоезда загорелись два броневика, три тягача и часть автомобилей, часть техники была оставлена экипажами. Только часть колонны смогла отойти.

После боя бронепоезд обеспечивал безопасность отрезка железной дороги на участке между Бережнем и Немовицами под Сарнами от полетов советских самолетов-разведчиков, которые проявляли все возрастающую активность. 19 и 20 сентября он обстреливал обнаруженные самолеты. 20-22 сентября он действовал в интересах отступающих польских войск. 22 сентября около 22 часов при подходе к Ковелю на бронепоезд совершили налет около 40 бомбардировщиков, в результате чего он был поврежден, а его экипаж понес потери. По польским данным в этом бою было сбито два советских самолета было сбито, а еще два – получили повреждения. В час ночи 23 сентября капитан Роккосовский вследствии безнадежности положения приказал уничтожить бронепоезд. Он сам и часть экипажа – до 50 человек – присоединились к Группе генерала Рюкеманна, а с 1 октября – к Группе генерала Клееберга, с которой они приняли участие в Битве под Коцком с частями немецкой армии [95].

В.Р.Котельников сообщает о двух случаях других столкновений с польскими бронепоездами – 19 сентября в 5 км западнее Капуш, когда польским бронепоездом были обстреляны самолеты-разведчики, а также 18 сентября, когда танкисты взяли Вильно и ими были захвачены бронепоезд и пять самолетов [96]. Необходимо отметить, что Вильно (Вильнюс) согласно советской же оперсводки был взят на день позже – к вечеру 19 сентября. О бронепоезде же в том районе имеется противоречивая информация: так, Р.Шубаньски отрицает наличие на 18 сентября 1939 г. в полосе наступления Белорусского фронта каких-либо бронепоездов, а литовская исследовательница Р.Репкейте подтверждает данные В.Р.Котельникова [97].

С организованным сопротивлением советская военная авиация сталкивались редко. Несмотря на хорошую подготовку личного состава польских зенитчиков, слабое оснащение боевой техникой и урон в боях с Германией сыграли свою роль. Правда, 23 сентября советские бомбардировщики несколько раз атаковали корабли Пинской флотилии, отходившей из Каменя-Каширского к Кадаве. Последняя, располагала несколькими довольно мощными мониторами вооруженными 100-мм гаубицами и 76-мм полевыми орудиями и бронекатерами с 37-мм пушками, не считая многочисленных колесных пароходов. К счастью, мощных 40-мм «Бофорсов» у польских моряков не было и они отбивались только пулеметами, огнем которых все-таки смогли сбить один самолет. Поскольку вскоре флотилия практически в полном составе была захвачена нашими войсками, можно предположить, что удары «сталинских соколов» не нанесли ее кораблям существенных потерь [98].

Советские бомбардировщики активно и в широких масштабах применялись в первый день начавшихся военных действий, а также 24 сентября, когда была обнаружены польские силы численностью до дивизии [99]. Судя по польским данным, это были 2-й и 3-й батальоны 135-го пехотного полка. Польские источники фиксируют сильнейший налет примерно 40 советских самолетов, который продолжался около полутора часов. В одном только 3-м батальоне после бомбардировки насчитывалось около 130 раненых [100]. После этих ударов остатки полка были сведены в так называемую «группу Табачинского», продолжавшую отход на юго-запад.

29 сентября в районе Яблони совершавшие обходной маневр части территориальной дивизии «Кобрин» были атакованы звеньями P-5/P-Z, которых польским пехотинцам все же удалось отогнать пулеметным огнем. На следующий день эта дивизия снова пережила несколько налетов, но на этот раз ее обрабатывали пушечные И-16, причем один из них был сбит из пулемета сержантом Лацким [101]. Серьезный урон в тот же день был нанесен этими истребителями и кавалерийской бригаде «Пиле» полковника Пилсовского [102]. Менее эффективным оказались налеты в общей сложности 60 самолетов по частям оперативной группы «Полесье» генерала Ф.Клееберга [103].

«На южном крыле Белорусского фронта части 4 А пытались разбить отходившую на запад оперативную Группу "Полесье" генерала Клееберга. В период 29-30 сентября днем и ночью шли бои в районе Пуховей Гуры между 60 пд полковника Эплера и 143 сд комбрига Дмитрия Сафонова. Во время этих боев советская дивизия понесла потери (в том числе 200 красноармейцев попали в плен) и не смогла разбить польскую группировку, – писал Чеслав Гжелак [104]. 30 сентября бои с частями 4-й армии также вели 50-я пехотная дивизия и Подлясская кавалерийская бригада. «Русские, которые не смогли разбить польские соединения ударами танковых войск и пехоты, нанесли сильные удары авиацией как по позициям польских солдат, так и по польским населенным пунктам. Например, 30 сентября был серьезно разрушен Парчев», – сообщал он [105]. Одновременно 20 СБ (по польским данным) атаковали позиции оперативной группы «Полесье» в районе Милково – Сименье, но существенных потерь не нанесли [106]. Отметим, что советские источники отрицали преднамеренность подобных действий. Так, согласно данным М.В.Захарова, советским войскам «запрещалось обстреливать из артиллерии и бомбардировать с воздуха города и другие населенные пункты» [107]. Возможно, что подобные случаи могли иметь место из-за навигационных ошибок. Об этом, например, говорилось в донесении Главного управления пограничных войск в НКВД от 18 сентября 1939 г. о боевых действиях Славутского пограничного отряда Киевского округа в первый день войны: «В 15.00 курсом с запада на восток на высоте 300 м над селом Поддубцы прошло шесть самолетов с советскими опознавательными знаками. В районе заставы ими было сброшено три бомбы, после чего самолеты ушли в направлении Корец, сбросив на польской территории пять бомб»[108].

Наибольшая нагрузка выпала на долю самолетов-разведчиков войсковой авиации, именно они продолжали действовать практически до полного прекращения боевых действий на земле. Вплоть до 7 октября 1939 г. они фиксировали наличие польских частей перед фронтом [109].

В заключение необходимо напомнить, что существовал следующий приказ главнокомандующего польской армией маршала Эдварда Рыдз-Смиглы: «Советы вмешались. Приказываю отступать на Румынию и Венгрию кратчайшими путями. С большевиками не воевать, только в случае нападения с их стороны, либо угрозы разоружения частей. Задача Варшавы и городов, которые сражались с немцами, остается прежней. Города, к которым подошли большевики, должны обсудить с ними вопросы эвакуации гарнизонов в Венгрию или в Румынию» [110]. Это не могло не сказаться отрицательно на боевой активности польских войск, которые, по крайней мере в начале кампании, в массе своей и так не воспринимали Красную Армию как противника.

Решение об эвакуации было принято еще до вступления советских войск. Около 160 военных самолетов полякам удалось эвакуировать в Румынию [111]. Часть самолетов попала в Венгрию и Литву. Также практически без потерь прошла эвакуация самолетов польской гражданской авиации «Лот» [112]. Примечательно, что уже 19 сентября 1939 г., то есть уже на следующий день после окончания эвакуации остатков польских ВВС, по поручению своего правительства, посланник Румынии в СССР Николае Диану посетил главу советского правительства и наркома иностранных дел В.М.Молотова. Послу был задан вопрос: «Не могут ли произойти, в связи с тем, что на территории Румынии находится польское правительство, главные военные руководители и 500 польских военных самолетов, какие-нибудь неожиданности для Советского Союза?» [113].

Во время встречи с заведующим восточноевропейским отделом Наркомата иностранных дел СССР А.И.Лаврентьевым 23 сентября 1939 г. Н.Диану сообщил: «Вместо названных т. Молотовым 500 самолетов в Румынии находится 150 самолетов, из них лишь 60 военных. Остальные самолеты – туристского и гражданского типа. Из названных военных самолетов много самолетов повреждено». Он также указал, что «самолеты и вооружения будут оставлены в Румынии в качестве компенсации за содержание интернированных солдат и за содержание беженцев" [114]. Отметим, что румынская сторона несколько занизила общее количество польских самолетов, а также тот факт, что некоторые из них позже были использованы Румынией в войне с СССР на стороне Германии.

Переброшенные в Румынию в сентябре 1939 г. уцелевшие польские самолеты довольно существенно усилили авиацию короля Михая, но конечно никакой угрозы для СССР представлять не могли, что и было со всей очевидностью продемонстрировано в ходе возврата СССР Бессарабии и Северной Буковины.

В Румынию не успели эвакуироваться многие летчики-резервисты, персонал авиабаз и технический состав, находившийся в восточных районах Польши. В руки немцев их попало сравнительно мало. В то же время практически все они – около 1000 человек - оказались среди 217 тысяч поляков, взятых в плен советскими войсками к 21 сентября. Среди них находились и офицеры, многие из которых впоследствии погибли в советских лагерях. По данным польского исследователя Ч.Мадайчика только в двух лагерях оказалось около 800 офицеров-летчиков: в Старобельском – около 600, а в Козельском – около 200. Среди погибших в СССР были командующий авиацией армии «Модлин» майор Тадеуш Прасс, офицер Летного Штаба армии «Познань» капитан Казимир Чизельский, поручик Болеслав Челховский из самого результативного в Польше 3 дивизиона 3-го авиаполка в Познани, подпоручик Збигнев Франтишек Шуберт из 162-й эскадры 6-го Львовского авиаполка. В лагере под Козельском погибло 120 офицеров-летчиков.

Именно тот факт, что многие из польских авиаторов были выключены из дальнейшей борьбы вооруженных сил Польши (а часть из них просто была уничтожена) и является главным итогом советско-польской войны 1939 г. для дальнейшего существования польских ВВС. Потери во время собственно военных действий были не так велики, гораздо ощутимей были потери в людях после окончания боев, откуда им не дала выйти Красная Армия.

В связи с этим примечательно мнение генерала Владислава Андерса, который указал, что отсечение советскими войсками путей отхода за границу польских частей «лишило нас возможности спасти по крайней мере 200-300 тысяч человек, которые так пригодились бы нам потом на Западе» [115]. Что касается офицерского состава ВВС, то в СССР погиб весьма значительный процент от оставшихся в живых, например – почти 50%, по сравнению с уцелевшими польскими офицерами-летчиками, которые продолжали воевать с Германией в Великобритании (там их насчитывалось 1663) [116].

Данная статья лишь вкратце коснется истории трофеев Красной Армии. Об этом достаточно подробно писал В.Р.Котельников. Хочется привести лишь некоторые детали, обнаруженные во время работы с архивными документами.

Показательна история исследования и применения польской авиатехники, попавшей в Советский Союз. Согласно официальным советским данным только за период с 17 по 20 сентября 1939 г. было захвачено 120 польских самолетов [117]. М.И.Мельтюхов, ссылаясь на монографию польского исследователя В.К.Цигана, приводит данные о захвате РККА в ходе войны около 300 польских самолетов (по всей видимости – всех типов, включая и гражданские машины) [118]. Окончательный учет трофейной авиатехники был закончен к маю 1940 г. Так, только в Киевском Особом военном округе, даже без учета тех машин что уже были перегнаны за пределы округа, насчитывалось 253 польских самолета, из них 155 исправных [119]. Трофейные польские самолеты PZL Р.23 Karas («Карась»), PZL Р.37 Los («Лось») и Lublin R-XIII («Люблин») были продемонстрированы населению на специальной выставке в Киеве в 1940 г. [120].

В советских научно-исследовательских институтах активно изучались попавшие в СССР образцы польской техники и авиационных материалов.

Так, в лаборатории №3 ЦАГИ на предмет исследования внешних нагрузок на хвостовом оперении в период с 27 июня по 20 октября 1940 г. испытывался «польский самолет PZL- Лось, двухмоторный бомбардировщик-моноплан со средним расположением крыла, с двойным вертикальным оперением», причем указывалось, что «самолет достаточно изношен» [121]. Судя по этим признакам, а также по двигателям «Бристоль Пегас»ХИ, этот самолет относился к модификации PZL Р.37А bis, которая к началу войны использовалась в Польше, в основном, для учебных целей. На нем летал летчик В.И.Терехин, а отчет об испытаниях был составлен 18 ноября 1940 г. ведущим инженером В.В.Волковичем [122]. В работе указаны результаты летных испытаний на распределение давления по поверхности горизонтального и вертикального оперения самолета на различных режимах полета [123].

Вышеприведенные данные о самолете «Лось» отличаются от информации, приводимой В.Р.Котельниковым в статье «"Лось" в небе». Он сообщал, что ни один из двух попавших в СССР экземпляров после весны 1940 г. не восстанавливался и не неэксплуатиовапся [124]. Но этр было не так. Как явствует из документов, на 8 октября 1940 г. в составе самолетного парка 8-й лаборатории ЦАГИ значилось два типа польских машин. Одной из них был ПЗЛ «Лось», выпущенный в 1938 г., который находился в лаборатории с апреля 1940 г. К этому времени он налетал 127 часов и один раз побывал в ремонте [125]. Эти данные практически полностью совпадают с описывавшимся В.Р.Котельниковым PZL Р.37А bis из НИИ ВВС: во-первых, он был также выпущен в первой половине 1938 г., во-вторых также имел налет более 100 часов, а в третьих работы по его обследованию в НИИ ВВС завершились именно в конце весны 1940 г. Так как других самолетов типа «Лось» в авиапарке ЦАГИ не было, с уверенностью можно сказать, что он был передан туда из НИИ ВВС и, в отличии от версии В.Р.Котельникова, его изучение, включая летные испытания, все-таки было продолжено.

В своих воспоминаниях известный советский летчик-испытатель П.М.Стефановский характеризовал «Лось» как «вполне современный бомбардировщик». Он указывал, что перед тем как передать польские машины в НИИ ВВС, «"Лосей" продемонстрировали нашему правительству на земле и в воздухе» [126].

Польская авиатехника из состава самолетного парка 8-й лаборатории ЦАГИ на 8 октября 1940 г. была также представлена еще одним типом. Это был учебный самолет RWD-8 (РВД-8), попавший в лабораторию в июне 1940 г. в двух экземплярах. В документе указано, что они налетали по 34 часа каждый, хотя, вероятно, в данном случае его составители ошиблись – такой одинаковый синхронный налет маловероятен и, по всей видимости, эта цифра относилась только к одной из двух машин [127].

Осенью 1939 г. был захвачен принадлежавший Польше американский пассажирский самолет «Локхид Электра» (Lockheed L-10A «Electra»). Известно, что к началу войны авиакомпания "ЛОТ" имела семь самолетов этого типа, пять из которых позднее были эвакуированы в Румынию, а два поврежденных были оставлены в Городеньке и в Коломые [128]. Согласно отчету об испытаниях, проводившихся с 31 марта по 12 апреля 1941 г., начальником НИИ ГВФ Авербахом и начальником летного отдела института Табаровским констатировалась «полная возможность эксплуатации самолета без ограничений» и было решено эту машину «отнести ко второму классу самолетного парка ГВФ» [129].

Секретный отдел Научно-исследовательского Химического института (НИХИ) РККА направил письмо 15 мая 1940 г. на имя директора Всесоюзного института авиационных материалов (ВИАМ) за подписями зам-начальника НИХИ и начальника секретного отдела института военинженера 3-го ранга Кондратьева. В нем сообщалось: «Направляю вам образец польского авиационного клея и его анализ для изучения и возможного использования в Вашей работе-. К письму прилагалась банка с клеем и анализ №8 на одном листе «Испытание польского авиационного клея», который был подписан начальником 1-го отдела НИХИ РККА военинженером 2-го ранга Рулиным и научным сотрудником Ю.Н.Дагаевой. Последняя вместе с лаборантом Кузьминовой произвела анализ клея в марте 1940 г [130]. Эти материалы 25 мая 1940 г. передавались зам-начальника 9-й лаборатории ВИАМ Чеботаревскому [131].

К сожалению автор не располагает итоговыми данными – насколько специалистам пригодились результаты испытаний самолетов и клея и как это повлияло на развитие отечественного авиастроения, однако есть все основания полагать, что начавшаяся война с Германией серьезно повлияла на попытки внедрить какие-либо новшества в отечественную авиапромышленность, даже если они и были осуществлены.

С одной стороны, война с Польшей не прибавила славы советским ВВС. Потери в этой войне и в людях, и в технике были незначительными и не могли превышать даже в самом неблагоприятном случае нескольких десятков машин (включая небоевые), что составляло долю процента от задействованных сил. Вот что писал по этому поводу В.Р.Котельников: «В советских документах слово "война" нигде не упоминается, хотя боевые донесения вполне соответствуют – "противник", "боевое патрулирование", "нанесли бомбовой удар" и т. п. Да и война была довольно странная – "в одни ворота". Красная армия ломилась в открытую дверь. Против нас стояли остатки уже потрепанных на западе и отведенных в тыл частей. Кроме того сказывался национальный фактор. Запомнился протокол допроса командира кавдивизии, сдавшегося без боя: "Кто здесь будет воевать за Польшу? У меня было 17 поляков, а остальные – местные призывники". Упорно оборонялись только в укрепрайонах. Польская армия была дезорганизована, потеряла управление. Сдавались полками и бригадами. Самые настойчивые, вроде Андерса, рвались к венгерской и румынской границам. Но и в трофейных приказах группы Андерса четко сказано – "через немцев прорываться, от боев с Красной Армией по возможности уклоняться". Наши же лупили всех подряд. Так что вряд ли это можно назвать войной – с советской стороны это была практически бескровная операция. Танкисты, например, понесли потери, но в основном бросая неисправную технику при марше без сопротивления. ВВС РККА работали в условиях типичного локального конфликта – истребителей у противника уже нет, ПВО тоже нет. Донесения польской кампании сильно напомнили мне такие же документы периода борьбы с басмачами: стреляют и бомбят как на полигоне, проблемы в основном технические и поиска противника. Так что на мой взгляд, эта кампания не стоит термина "война"» [132].

Можно согласиться с В.Р.Котельниковым, что действия авиации действительно не были ожесточенными (как, например, на Халхин-Голе). Но по причинам указанным выше вряд ли можно все-таки не назвать эту кампанию «войной».

С другой стороны, необходимо шире смотреть на все мероприятия, проводимые советским командованием. По сути дела, это было первое стратегическое развертывание во Второй Мировой войне реальной авиационной группировки и применение ее в условиях «максимально приближенных к боевым». В день начала войны с Польшей военная авиация была приведена в боевую готовность вплоть до тыловых округов Советского Союза. Вот что пишет А.А.Гокунь об обстановке в Приволжском военном округе 17 сентября 1939 г.: «В тот сентябрьский день в училищах и частях округа прозвучал сигнал тревоги. Авиаторы заняли готовность к выполнению любого возможного боевого приказа. Плановые занятия и полеты были приостановлены» [133].

Если война на Халхин-Голе была «войной истребителей», а война с Финляндией легла колоссальной нагрузкой на бомбардировочную авиацию, то война с Польшей показала значимость тактической авиации.

Было очевидно, что большая часть огромного советского авиапарка, включающего тысячи бипланов P-5/P-Z, на которые легла львиная доля нагрузки в Польше, абсолютно непригоден для боевых действий в современных условиях и нуждается в авральной модернизации. Это нашло отражение в докладе К.Е.Ворошилова о необходимости изменений в план реорганизации Красной Армии, который 23 октября 1939 г. был направлен И.В.Сталину и В.М.Молотову. Согласно пометкам сделанных на документах (предположительно рукой И.В.Сталина), старая техника оценивалась весьма критически. Так, в графе о наличии самолетов были выделены типы Р-5, ССС, Р-10, которых на 1 октября 1939 г. только в строевых частях (без вузов и вспомогательных частей) насчитывалось 2097 (вместо 1631 по штату) и рядом с ними от руки было вписано красноречивое «Ха-ха» рядом с графой о двухместных истребителях появилась надпись «Это какие?»; в том месте, где указывалось о наличии 13 легко-штурмовых полков было приписано -«Это что еще за легко-штурмовые?» [134]. Кстати, необходимо отметить, что самолеты типа ДИ-6 использовались в Польше и, по всей видимости, это был единственный случай их боевого применения вообще. Так, автор статьи о ДИ- 6 Н.Сайко указывает, что на Халхин-Голе ни одна из строевых частей на них не летала, а в войне с Финляндией в ведомостях потерь эти самолеты также не значатся. Но польскую кампанию он вообще не упоминает, хотя достоверно известно, что 14-й ШАП, в состав которого входили ДИ-6, взаимодействовал с Конно-механизированной (Дзержинской) группой Белорусского фронта [135].

Несмотря на подавляющее превосходство советских ВВС и удары по польским аэродромам, полякам, тем не менее, удалось перегнать за рубеж несколько сот боевых и учебных машин. А это не могло навести на мысли, что в войне в серьезным противником нельзя делать ставку только на удары по аэродромам и, возможно, придется иметь дело с сотнями машин в воздухе, которые будут не эвакуироваться, а атаковать.

Отметим также роль авиации при решении проблем со связью, которые возникли с первого дня войны: рвалась проводная и возникали затруднения с радио. В сложившихся условиях большая нагрузка ложилась на самолеты с делегатами связи [137].

Применение советской военной авиации в сентябре – октябре 1939 г., которое было тесно увязано с проведением в жизнь новой внешней политики СССР, включало в себя не только боевые действия против Польши. Хотя с одной стороны – это тема отдельного исследования, но с другой – эти факты показывают общую огромную нагрузку на ВВС РККА в кризисный период начала второй мировой войны, а также крайне важную роль, которую играла авиации в планах советского внешнеполитического руководства. Относительно к теме советско-польской войны они позволят хотя бы частично представить скрытый фон механизма подготовки ВВС РККА к возможному глобальному столкновению с крупнейшими мировыми державами, что вне всякого сомнения не могло не влиять на проведение операций против Польши. Потому, хотя бы и в сжатом виде, мы коснемся их.

Выше уже было отмечено два обстоятельства, которыми сопровождалось развертывание авиасил на западе СССР. Несмотря на огромную численность авиации, которая, согласно господствовавшей доктрине, должна была одновременно вести бои как на Дальнем Востоке, так и на западных границах, было принято решение о снятии с действующего фронта против японской группировки на монголо-манчжурской границе часть великолепно подготовленного командного состава ВВС. Затем, уже после начала войны с Польшей, вплоть до начала октября 1939 г. происходил общий рост численности авиации двух действующих фронтов при одновременном снижении непосредственно задействованных в боевых операциях авиачастей.

Уже два этих фактора показывали как резко выросшую значимость европейского ТВД, так и подготовку к возможному столкновению с каким-либо иным в отличие от Польши противником, тем более что ни польская ВВС, ни польская ПВО благодаря целому ряду обстоятельств практически с самого начала боев так и не проявили себя в полной мере.

Какие противники потенциально могли противостоять действиям СССР?

Начнем с того, что далеко не все было однозначно в советско-германских отношениях периода войны с Польшей. Отношение к Германии боевых летчиков того времени очень хорошо передано в воспоминаниях Героя Советского Союза Б.А.Смирнова. Экстренно прибыв с Халхин-Гола с группой боевых товарищей в Москву, он попал на прием к И.В.Сталину. «Никто из нас тогда не мог, конечно, предугадать, как сложатся события там, на польской границе, но мысль о том, что у нас при этом может даже начнется война с Германией, у меня, например, была. И не у меня одного. Мы потом делились друг с другом своими мыслями», – описывал свои ощущения Б.А.Смирнов [138]. Во время советско-польской войны он находился при штабе 12-й А Украинского фронта, которой командовал И.В.Тюленев, в качестве представителя оперативной группы ВВС, прибывшей из Москвы во главе с комкором Я.В.Смушкевичем, и принимал участие в переговорах с германским командованием по поводу нарушения немецкими передовыми частями демаркационной линии. «Никто не мог сказать в то время, начнется ли война между Советским Союзом и Германией, когда на западной границе вертятся вооруженные силы двух противостоящих армий. Это обстоятельство заставляло нас быть готовыми ко всяким неожиданностям, тем более, что передовые части 14-й немецкой армии форсировали реку Сан, нарушили границу Украины и заняли часть ее территории. В связи с этим развернулись в боевые порядки и части армии Тюленева. На аэродромах дежурные эскадрильи находились в готовности номер один. Мне думается, начнись война в те дни, не стала бы она столь трагической для нас, как в сорок первом», – давал Б.А.Смирнов оценку сложившейся обстановке [139].

Интересно в связи с этим следующее замечание В.Р.Котельникова: «Но в свете этой информации (речь идет о его работе с архивными документами. – Прим. авт.) говорить о советско-германском сотрудничестве в Польше тоже нельзя – обе стороны настороженно глядели друг на друга, постоянно готовые ударить» [140].

Единственного, но более чем странного примера достаточно, чтобы продемонстрировать недостаток координации внешней и военной политики: 17 сентября 1939 года генерал Йодль, будучи извещен о том, что войска Красной Армии вступают на территорию Польши, с ужасом спросил: «Против кого?!..» Отмечал неопределенность отношений между СССР и Германией даже после начала советско-польской войны заместитель начальника штаба оперативного руководства вермахта в апреле 1941 г. – сентябре 1944 гг. генерал Вальтер Варлимонт [141].

Не следует также забывать и о том, что в июле 1939 г., то есть менее чем за два месяца до нападения Германии на Польшу, майор Теодор Ровель, командир специальной авиационной разведывательной группы, которая тайно от венгерского правительства действовала с начала 1939 г. из Будапешта против Польши и стратегических районов Украины, представил результаты ее работы шефу абвера адмиралу Вильгельму Канарису и последний остался весьма доволен ими. А уже в начале 1940 г., то есть всего через три месяца после разгрома Польши, разведка западных областей СССР, в том числе с захваченных польских аэродромов, резко активизировалась [142].

Отношения СССР с другими участниками начавшейся второй мировой войны также были далеки от нормальных. Согласно данным К.Б.Стрельбицкого с 17 по 26 сентября 1939 г. на всех четырех советских флотах была введена самая высокая степень оперативной готовности. На Северный флот, где были обстреляны два британских эсминца, пытавшиеся проникнуть в советские территориальные воды, прибыли представители Наркомата ВМФ во главе с Н.Г.Кузнецовым, а на Черноморском флоте с полной серьезностью рассматривался вариант появления объединенной средиземноморской эскадры союзников Польши – Англии и Франции, причем на ближних подходах к Одессе и к Севастополю велась постоянная воздушная разведка силами морской авиации [143].

Подобная ситуация весьма точно характеризуется в новейшем исследовании М.И.Мельтюхова: «Конечно, 17 сентября 1939 г. СССР вступил во вторую мировую войну, но не на стороне Германии, как полагают некоторые исследователи, а в качестве третьей силы, действующей в собственных интересах» [144]. В подобной ситуации ВВС РККА, частично задействованные в Польше, играли огромную роль по подстраховыванию действий советского военно-политического руководства. Именно поэтому накапливались мощные резервы и части АОН перебазировались как можно дальше на запад.

Обстановка диктовала руководству СССР необходимость экстренных действий для как можно более быстрого закрепления сферы своего влияния на западе. Именно поэтому даже не дожидаясь полного прекращения военных действий в Польше Советский Союз рискнул пойти на открытое силовое давление на балтийские страны опираясь, в том числе, и на мощь своих ВВС.

СССР обрушился с угрозами на Эстонию и потребовал разместить на ее территории свои авиа и морские базы. Великолепным предлогом для этого стало бегство из Таллинна интернированной польской подводной лодки «Орел» (Orzel). Уже вечером 19 сентября корабли Балтфлота вошли в устье Финского залива. Над самим заливом летали советские военные самолеты. По свидетельству современников девятка боевых самолетов демонстративно облетела Таллинн.

24 сентября Молотов заявил министру иностранных дел Эстонии Карлу Сельтеру: «Если вы не хотите заключать с нами пакт о взаимопомощи, то нам придется использовать для обеспечения своей безопасности другие пути, может быть, более крутые, более сложные. Прошу Вас, не вынуждайте нас применять по отношении к Эстонии силу.»

Советское руководство было настроено в отношении Прибалтийских стран, и в частности Эстонии, весьма решительно, вплоть до применения военной силы, если политические средства не приведут к успеху. 26 сентября 1939 г. нарком обороны К.Е.Ворошилов отдал приказ о подготовке к наступлению, чтобы 29 сентября «нанести мощный и решительный удар по эстонским войскам». Одновременно предусматривалось быстрое и решительное наступление 7-й армии в направлении Риги, если латвийская армия выступит в поддержку Эстонии. На границе с Эстонией было сосредоточено до 650 военных самолетов.

Телеграмма германского военного атташе в Эстонии и германского посланника в Эстонии, которая была направлена чиновником МИДа Германии из Берлина, 27 сентября 1939 г., для ознакомления Риббентропу, находившемуся в Москве сообщала о роли советской военной авиации в давлении на Эстонию: «Эстонский начальник штаба сообщил мне, что русские настаивают на союзе. Он заявил, что русские требуют военно-морскую базу в Балтийском порту и военно-воздушную на эстонских островах. Генеральный штаб рекомендовал принять эти требования, поскольку германская помощь маловероятна и ситуация может стать только хуже. 25 и 26 русский самолет произвел широкий облет эстонской территории. Генеральный штаб отдал приказ не стрелять по самолету, чтобы не усугублять ситуации. Рессин. Фрохвейн. Брюклмейер.»

Не следует забывать, что уже одна только демонстрация авиации – современной военной техники, которая была наглядным символом мощи советского государства, производила сильное морально-психологическое впечатление (особенно – на гражданское население), что проявилось уже в Польше. «Я был с отцом и братьями в нашей маленькой слободской синагоге (был праздник Рош Хашана – еврейский Новый год – Прим. авт.) среди встревоженных испуганных людей, когда над городом загудели самолеты, совсем низко. Все мы бросились на улицу (сердце у меня замирало) – и вдруг увидели: на самолетах – красные звезды!» – так описывал в мемуарах свои впечатления о появлении над Гродно советских самолетов заслуженный деятель науки и техники России, доктор технических наук, профессор, заведующий кафедрой Поволжского института информатики, радиотехники и связи Д.Д.Кловский [145]. Неудивительно, что появление советских самолетов вызвало панику в Эстонии, где 26 сентября советские самолеты открыто следили за возможной мобилизацией, а один из них пролетел над президентским дворцом в Кадриорге.

Командующий эстонскими войсками Лайдонер утром 28 сентября отдал приказ командующим трех дивизий, начальнику ПВО и командующему морскими силами: «Если наш восточный сосед начнет военные действия против нас, дивизии, морские силы и ПВО должны действовать в основном по программе прикрытия "восточного варианта"… я требую, чтобы дивизии, морские силы и ПВО, невзирая на обрыв связи, смело действовали по своей инициативе». Особое беспокойство вызывало состояние ПВО: ни один город или округ не был прикрыт от возможных воздушных налетов. Несколько десятков устаревших самолетов не могли противостоять советской авиационной армаде. К началу этих событий эстонцы не успели получить более 20 современных самолетов (в том числе новейшие истребители «Спитфайр») и 34 зенитных орудия, хотя часть из заказа уже была оплачена. Если на земле боевые действия могли продолжаться по оценке экспертов месяц-полтора при условиях партизанской войны, то массированные авианалеты не могли не привести к огромным жертвам среди мирного населения. Именно это решающее обстоятельство заставило правительство Эстонии дрогнуть и 26 сентября согласиться с советским ультиматумом.

За тем настал черед Латвии и Литвы. Из записи беседы И.В.Сталина и В.М.Молотова с латвийским лидером Вильгельмом Мунтерсом можно узнать следующее о советских требованиях:

Сталин: «Наши требования возникли в связи с войной Германии с Англией и Францией».

Молотов: «Мы не можем допустить, чтобы малые государства были использованы против СССР. Нейтральные прибалтийские государства – это слишком ненадежно».

Мунтерс: «Но на Балтийском море правят Германия и СССР, и пока у вас дружба с Германией, нас никто не может использовать.»

Сталин: «Англия уже затребовала у Швеции несколько аэродромов…»

Затем Молотов извлек проект. Сталин начал сыпать различными цифрами:

«Аэродромов требуется четыре: в Лиепае, Вентспилсе, у Ирбенского пролива и на литовской границе… Если аэродромы будут нашими, то станут немного побаиваться. Небо будет пылать от борьбы гигантов». Этот диалог, состоявшийся 2 октября 1939 г. окончательно предопределил последующие события – согласие на базы было получено. Не последнюю роль в этом сыграла судьба Польши.

Так, еще до завершения войны с Польшей советские ВВС параллельно обеспечивали военное давление на страны Балтии. Имевшихся сил хватило на то, чтобы проводить эти операции, сохраняя при этом сильный авиационный кулак для нейтрализации возможного вмешательства в действия СССР великих держав. Фактически, ведя войну в Польше, СССР готовился к возможному новому столкновению с гораздо более серьезными противниками, поэтому на ВВС РККА ложилась особая ответственность. Это обстоятельство также необходимо помнить при рассмотрении авиационных аспектов советско-польской войны 1939 г.

59. СССР-Германия 1939-1941. Документы и материалы о советско-германских отношениях с сентября 1939 г. по июнь 1941 г. Том 1. Вильнюс: Mokslas, 1989.С.95.

60. Polski silyzbrojne wdrugiej wojne swiatowei. – Instilut polski u muzeum Im. gen. Sikorskiego, London, 1986. – Tom 1. Kampania wrzesniowa 1939 / Czesc 4. Przebieg dzialan od 15 do 18 wrzesnia. S. 519.

61. Документы внешней политики. 1939. – T.XXII: В 2-х кн. – М.: Международные отношения. 1992. – KH.2.C.6 – 7.

62. Лебедева Н. С. Польша между Германией и СССР в 1939 году// Война и политика, 1939-1941 / Отв. ред. А.О.Чубарьян. – М.:Наука, 1999. С.76.

63. Цит. по: Мельтюхов М. И. Упущенный шанс Сталина. Советский Союз и борьба за Европу: 1939-1941 гг. М.: Вече, 2000. С. 124.

64. Указ. соч. С. 130-131.

65. Указ. соч. С. 131-132.

66. В.Р.Котельников. Указ. соч. С.10.

67. Jerzy B.Cynk. Polskie Lotnictwo Mysliwskie w boju wrzesniowym. AJ-Press, Gdansk. S.392.

67. Jerzy B.Cynk. Polskie Lotnictwo Mysliwskie w boju wrzesniowym. S.392.

68. Котельников В. P. Указ. соч. С. 6.

69. Известия, 1939. №217. 18сентября.

70. Котельников В. Р. Указ. соч. С. 6.

71. Органы государственной безопасности СССР в Великой Отечественной войне. Сборник документов / Редкол.: Степашин С.В. (председ.) и др. Т. 1. Накануне: В 2 кн. М: А/О "Книга и бизнес", 1995. Кн.1 (Февраль 1938 г. – 27 декабря 1940 г.). С. 85.

72. Szawlowski R. Wojna polsko-soweiecka 1939. Wydanie III. Wydawnictwo Antyk Marcin Dybowski. Warszawa, 1997. Tom 1. Monografia. S.166 – 167,270.

73. Jerzy B.Cynk. Polskie Lotnictwo Mysliwskie w boju wrzesniowym. S.394.

74. Ibidem. S.271.

75. Котельников В. P. Указ. соч. С. 7.

76. Szawlowski R. Wojna polsko-soweiecka 1939. S. 270-271.

77. Jerzy B.Cynk. Polskie Lotnictwo Mysliwskie w boju wrzesniowym. S.392.

78. Grzelak C. Dzialania Armii Czerwonej na Bialorusi we wrzesniu 1939 roku // Spoleczenstwo bialoruskie, litewskie i polskie na ziemiach polnochno-wschodnich II Rzeczypospolitej (Bialorus Zachodnia i Litwa Wschodnia) w latach 1939-1941/ Pod redakcja Gizejewskiej M„ Strzembosza T. – Instytut studiow politycznych Polskej Akademii Nauk,Warszawa, 1995. S. 80.

79. Русский архив: Великая Отечественная / Под общ. ред. Золотарева В. А. М.: "ТЕРРА", 1993. Т.12 (1). Накануне войны. Материалы совещания высшего руководящего состава РККА 23 – 31 декабря 1940 г. / Сост. Аристов А. П. и др. С.213.

80. Там же. С.285.

81.ТамжеС.166.

82. Там же. С. 197.

83. Magnuski J., Kolomiec М. Czerwony blitzkrieg. Wrzesien 1939: Sowieckie wojska pancerne w Polsce. Wydawnictwo Pelta, Warszawa, 1994. S.74.

84. Op. cit. S.78.

85. Op. cit. S.82-83.

86. Ledwoch J. 17 wrzesnia 1939 // Skrydzlata Polska, Warszawa. 1989. №36. S.3.

87. Ibidem.

88. Котельников В. P. Указ. соч. C.7.

89. Magnuski J., Kolomiec M. Czerwony blitzkrieg. S.74-76.

90. Op. cit. S.68-69, 77.

91. Szawlowski R. Wojna polsko-soweiecka 1939. Wydanie III. Wydawnictwo Antyk Marcin Dybowski. Warszawa, 1997. Tom 1. Monografia. S.128-129.

92. Op. cit. S.189.

93. Op. Cit. S.178.

94. Op. Cit. S. 188-189.

95. Ibidem. S.173-175.

96. Котельников В. P. Указ. соч. C.8.

97. См.: Известия, 1939. №218. 20 сентября: Szubanski R. Polska bron pancerna 1939. Wydanie II poprawione i uzupelnione. Wydawnictwo Ministerstwa Obrony Narodowej. Warszawa, 1989. S.254: Zepkajte R. Okupacja Wilna przez Armie Czerwona (19 wrzesnia – 27 pazdziernika 1939 r. // Spoleczenstwo bialoruskie, litewskie i polskie na ziemiach polnochnowschodnich II Rzeczypospolitej (Bialorus Zachodnia i Litwa Wschodnia) w latach 1939-1941. S.305.

98. Jerzy B.Cynk. Polskie Lotnictwo Mysliwskie w boju wrzesniowym. S.408.

99. Котельников В.P. Авиация в советско-польском конфликте сентября 1939 года (по документам советских архивов) //Авиация и космонавтика, 1999. №9. С.7-8.

100. Szawlowski R. Wojna polsko-soweiecka 1939. – Wydanie III. – Wydawnictwo Antyk Marcin Dybowski, Warszawa, 1997. – Tom 1. Monografia. S.205-206.

101. Jerzy B.Cynk. Polskie Lotnictwo Mysliwskiew boju wrzesniowym. S.409.

102. Jerzy B.Cynk. Polskie Lotnictwo Mysliwskiew boju wrzesniowym. S.409.

103. Szawlowski R. Wojna polsko-soweiecka 1939. – Wydanie III. – Wydawnictwo Antyk Marcin Dybowski, Warszawa, 1997. – Tom 1. Monografia. S.196

104. Grzelak C. Dzialania Armii Czerwonej na Bialorusi we wrzesniu 1939 roku // Spoleczenstwo bialoruskie, litewskie i polskie na ziemiach polnochnowschodnich II Rzeczypospolitej (Bialorus Zachodnia i Litwa Wschodnia) w latach 1939-1941/ Pod redakcja Gizejewskiej M., Strzembosza T. -Instytut studiow politycznych Polskej Akademii Nauk,Warszawa, 1995. S.84.

105. Ibidem.

106. Jerzy B.Cynk. Polskie Lotnictwo Mysliwskie w boju wrzesniowym. S.409.

107. Захаров M.B. Генеральный штаб в предвоенные годы. М.: Воениздат, 1989. С. 174.

108. Пограничные войска СССР. 1939 – июнь 1941. Сборник документов и материалов / Сост. Цибульский Е. В., Чугунов А. И., Юхт А.И. М.: Наука, 1970. С.240-241.

109. Котельников В.Р. Авиация в советско-польском конфликте сентября 1939 года (по документам советских архивов) // Авиация и космонавтика, 1999. №9. С.6-8.

110. Polski sily zbrojne w drugiej wojne swiatowei. – Institut polski u muzeum im. gen. Sikorskiego, London, 1986. – Tom 1. Kampania wrzesniowa 1939/ Czesc 4. Przebieg dzia(an od 15 do 18 wrzesnia. S.566-567.

111. Konarski M. Ewakuacja do Rumunii // AERO- Technika Lotnicza. 1990. №5. S.35.

112. Jonca A. Samoloty linii lotniczych 1931 – 1939. – Wydawnictwo Komunikacji i Lacznosci, Warszawa, 1985.S.1.

113. Севостьянов П. П. Перед великим испытанием. Внешняя политика СССР накануне Великой Отечественной войны. М.: Издательство политической литературы,1981. С.84-85.

114. Документы внешней политики. 1939. – Т.ХХИ: В 2-х кн. – М.: Международные отношения, 1992. -Кн.2. С. 126.

115. Мадайчик Ч. Катынская драма // Катынская драма: Козельск, Старобельск, Осташков: судьба интернированных польских военослужащих / Сост. и общ. ред. Яснова О.В. М.: Политиздат, 1991. С.24-25.

116. Андерс В. Без последней главы. Пер. с польского // Иностранная литература. 1990. № 11. С.236-237.

117. Подсчитано по: Мадайчик Ч. Катынская драма// Катынская драма: Козельск, Старобельск, Осташков: судьба интернированных польских военослужащих С.20-21, 24-25.

118. Известия, 1939. №219. 21 сентября.

119. Мельтюхов М. И. Упущенный шанс Сталина. Советский Союз и борьба за Европу: 1939 – 1941 г.г. С. 132, 537.

120. Котельников В.Р. Авиация в советско-польском конфликте сентября 1939 года (по документам советских архивов) // Авиация и космонавтика, 1999. №9.С.9.

121. Krysztof Т. J.. Sikora К. Р.23 Karas. – AJ- Press, Gdansk, 1995. S.42.

122.Самарский филиал Российского государственного архива научно-технической документации (РГАНТД). Ф.Р-217. Оп.3-1. Д.90. Л.6, 16.

123. Там же. Л.2.

124. Там же. Л.З.

125. Котельников В.Р. "Лось" в небе. Польский бомбардировщик PZL-37 // Крылья Родины. 1998. №3. С.26.

126. РГАНТД. Ф.Р-220. Оп.2-6. Д.З. Л.4.

127. Стефановский П.М. Триста неизвестных. М.:Воениздат, 1968. С.143.

128. РГАНТД. Ф.Р-220. Оп.2-6. Д.З. Л.4.

129. Jonca A. Samoloty linii lotniczych 1931 – 1939. – Wydawnictwo Komunikacji i Lacznosci, Warszawa, 1985.S.15.

130. РГАНТД. Ф.Р-4. On. 2-1. Д. 290. Л.1,1a.

131. Там же. Ф.Р-124. Д. 86. Л.54.

132. Из письма В.Р.Котельникова от 7 декабря 1999 г. автору.

133. Гокунь А. А. Приволжские крылья. Очерки истории авиации Краснознаменного Приволжского военного округа 1917 – 1980 г.г. Куйбышев: Издательство ВВС ПриВО, 1980. С. 162.

134. Красная Армия за год до фашистской агрессии (публикация Анфилова В.А.) // Военно-исторический журнал. 1996. №3. май-июнь. С.20.

135. Сайко Н. Затерявшийся в строю. О самолете ДИ-6//Крылья Родины. 1999. №12. С. 12;

136. Из письма В.Р.Котельникова автору от 7.12.1999 г.

137. Grzelak С. Dzialania Armii Czerwonej па Bialorusi we wrzesniu 1939 roku // Spoleczenstwo bialoruskie, litewskie i polskie na ziemiach polnochnowschodnich II Rzeczypospolitej (Bialorus Zachodnia i Litwa Wschodnia) w latach 1939-1941/ Pod redakcja Gizejewskiej M., Strzembosza T. – Instytut studiow politycznych Polskej Akademii Nauk,Warszawa, 1995. S. 78.

138. Ibidem.

139. Смирнов Б.А. Небо моей молодости. М.: Воениздат, 1990. С.203.

140. Там же. С.205-207.

141. Варлимонт В. В гитлеровских высших штабах // От Мюнхена до Токийского залива. Взгляд с Запада на трагические страницы истории второй мировой войны: Перевод / Сост. Трояновская Е.Я. М.: Издательство политической литературы. 1992. С.127-128.

142. Kurowski F. Luftwaffe uber Russland. – Arthur Moevig Grnbh, Rastatt, 1987. S.15.

143. Стрельбицкий К.Б. В сентябре 1939 г. // Родина. 1996. № 7-8. С.94-95.

144. Мельтюхов М. И. Упущенный шанс Сталина. Советский Союз и борьба за Европу: 1939-1941 гг. С. 134.

145. Кловский Д. Д. Дорога из Гродно. Самара, 1994. С. 19.

САМОЛЕТЫ ВТОРОЙ МИРОВОЙ

Александр Булах