История черного лебедя

Количество глав: пролог + 32 глав + эпилог

Перевод: BellA (пр-10гл), Настя О (11гл), Виктория Горкушенко (12гл-эп)

Редактура: BellA (пр-10гл), Алена Короткова (11гл-эп)

Обложка: Ленчик Кулажко

Вычитка: Ольга Зайцева

Оформление: Ленчик Кулажко

Вступление

Теория Черного лебедя — это метафора, описывающая событие, которое является неожиданным, приводит к серьезному воздействию на окружающую среду или нашу личную жизнь, и после наступления, в ретроспективе, имеет рационалистическое объяснение, как если бы данное событие было ожидаемым.

Поскольку все мы — люди, то пытаемся придумать объяснение происходящему, которого иногда попросту может и не быть, но которое имеет смысл для нашего мышления. На основе анализа произошедшего события и найденного объяснения мы пытаемся предсказать подобные явления в будущем. Изучить. Возможно, чтобы лучше понимать, или сделать так, чтобы они никогда не повторились.

В шестнадцатом веке, когда была придумана эта фраза, Черный лебедь считался невозможным, несуществующим. Поэтому «теория Черного лебедя» сама по себе не имеет никакой ценности.

Однако невозможное возможно. Я — живое доказательство «теории Черного лебедя» и того, что иногда событиям нет никакого объяснения. Никакого в целом. Некоторые явления просто случаются. И, в конце концов, знание, почему это произошло, ничего не меняет. Ущерб уже нанесен.

Маверик ДеСото Шепард, 2016

Пролог

Настоящее

Маверик

Мое платье демонстрирует ложные истины. Макияж скрывает ложь. Фальшивые улыбки и нежные слова отвлекают и обманывают. Три карата на левой руке ослепляют всех, кроме меня.

Потому что мне известна правда.

Оглядываю себя с головы до ног, от идеально причесанных волос до наманикюренных пальцев, выглядывающих из открытого носка туфель. Я смотрю на себя в зеркало в полный рост, не узнавая женщину, которая взирает на меня оттуда.

Уголок ее рта опущен. Осуждение застилает необычные зеленые глаза. Печаль играет в тонких морщинках на ее лице и в слегка опущенных обнаженных плечах.

Она осуждает меня.

Она и должна.

Я — ужасный, омерзительный человек.

Меньше чем через десять минут я позволю отцу провести себя по проходу, украшенному свежими цветами и шелковыми бантами, прикрепленными по углам каждой скамьи.

Затем дойду до конца, позволив папе поцеловать меня в щеку со слезами, затуманившими его взор, и отдать меня другому мужчине.

Я возьму руку моего жениха в свою, посмотрю в его щенячьи глаза, переполненные радостью, и обручусь на всю жизнь с этим благородным верным и добрым парнем.

Пообещаю любить, уважать и лелеять его каждый день своей жизни.

Я обменяюсь клятвами в болезни и здравии перед Богом, нашей семьей и друзьями с прекрасным мужчиной из-за злобы и мести. Уловки. Гигантского «иди нах*й» человеку, которого действительно люблю, но не могу быть рядом.

Я выйду замуж за мужчину, которого искренне люблю и уважаю… но только как своего лучшего друга.

Кто так поступает?

Мерзкая, эгоистичная сука. Вот кто.

Позволяю своему взгляду скользнуть вниз по всему телу — по кружевному свадебному платью с бисером, пришитым вручную, что облегает все мои изгибы. То же самое платье, над которым рыдала моя лучшая подруга, когда я вышла из примерочной, заявив мне: «это оно».

Я выбирала не розовое или слоновую кость, не кремовое или что-то необычное, вроде серого.

Нет. Мой выбор пал на белое.

Символ чистоты.

Горький смех срывается с моих алых губ.

Я совсем не невинна. Моя душа потеряна. Сердце скованно льдом. Я — волк в овечьей шкуре, поймавший в ловушку мужчину, который мог бы заполучить любую женщину, но по какой-то причине хочет быть лишь со мной.

Зачем мне это?

Наверное, по той причине, что я мазохистка. Нужно бежать отсюда как можно дальше, но я не могу ничего сделать, кроме как идти в направлении единственного человека, которого люблю всю свою жизнь: его брата.

Единственного мужчины, с которым хочу быть на самом деле, несмотря на то, что он предал меня самым ужасным образом.

Еще есть время, Маверик. Поступи правильно.

Я должна все отменить. Сказать Кэлу, что это огромная ошибка. Признаться, что не люблю его так, как должна любить жена. Сказать ему, что все время, пока буду произносить свои клятвы, перед моими глазами будет стоять его брат. Позволить Кэлу найти настоящую любовь, потому что для меня он никогда не будет таковым.

Проклятье.

С таким же успехом я могла бы подписать свой собственный пропуск в ад. Если пройду через это, то именно там и буду гореть вечно. Уже чувствую, как пламя обмана лижет мои ноги.

Хоть раз в жизни поступи правильно, Мавс.

Снова нахожу свои глаза в зеркале. Я уже знаю, что не буду слушать тот голос в своей голове, умоляющий поступить честно. Не могу. По большей части я «заражена» возмездием, гневом и необходимостью причинить Киллиану хоть немного боли. Единственный способ все отменить — это если…

Стук в дверь заставляет меня вздрогнуть.

Пора.

Проклятье. Уже пора.

Делаю вдох, пытаясь успокоиться. Медленно выдыхаю. Отвернувшись от своих лживых глаз, я иду к двери и открываю ее после недолгого колебания, ожидая увидеть по ту сторону отца.

Но вместо седеющих волос и глубоких морщин от смеха, окружающих мягкую улыбку, меня встречает взгляд цвета темного шоколада и тонкие сердитые губы.

Он здесь.

Мое «если» прибыло.

— Киллиан? — вздыхаю я. Надежда поднимается во мне, как приливная волна. Щипаю себя украдкой за руку, чтобы убедиться, что это не сон. Нет. Оглядываю обе стороны коридора и понимаю, что мы одни. — Что ты здесь делаешь?

Мужчина заходит внутрь и закрывает за собой дверь. Затем он оказывается прямо передо мной, обхватив мое лицо своими огромными руками. Моя душа стонет, и я закрываю глаза, чтобы сосредоточиться на прикосновении, без которого, казалось, была парализована.

Это происходит.

Это действительно происходит.

Наконец-то он пришел за мной. Чуть не опоздал, но это не имеет значения.

Он здесь.

«Поцелуй меня, поцелуй меня, поцелуй меня», — беззвучно кричу я.

Не чувствуя поцелуя на своих губах, я открываю глаза. Киллиан смотрит на меня с беспокойством на лице. Мое сердце замирает. Он стоит здесь, прикасается ко мне, но нас все еще разделяет пропасть.

— Я люблю тебя, — меня тошнит от этой фразы.

Те же слова я произнесла в день его собственной свадьбы два года назад. Когда он женился на моей сестре.

Я умоляла его выбрать меня. Любить меня. Жениться на мне.

Но вместо этого он растерзал меня, взяв в жены ее.

— Не делай этого, Мелкая, — просит он напряженным голосом. — Умоляю тебя, не выходи за него.

Раньше мне нравилось это прозвище… теперь же я его ненавижу. Каждый раз, когда Киллиан произносит его, это слово напоминает мне о том, как мужчина относится ко мне.

— Брось ее, — требую я. — Скажи, что оставишь ее, и я не выйду за него.

Лицо мужчины искажается. Он закрывает глаза и тяжело опускает голову. И всегда отвечает мне тем же.

Он здесь не ради тебя, Маверик. И никогда не будет.

Вырываюсь из хватки Киллиана, отталкивая его. Сэндвич, который я съела час назад, грозит вырваться наружу.

— Убирайся, — задыхаюсь я, тыча пальцем в сторону двери.

Мужчина расправляет широкие плечи и выпрямляется во весь рост.

— Ведешь себя безрассудно и по-детски. Ты его даже не любишь.

— Пошел нах*й. Ты ни хрена не знаешь, — Киллиан ненавидит, когда я ругаюсь. Говорит, что это «не по-женски». Ну и черт с ним — с ним и его гребаным белым конем, на котором тот прискакал. «Нах*й» теперь мое любимое слово.

— Маверик…

— Не стоит, — шепчу я, готовая сорваться, хотя поклялась себе, что никогда больше не сделаю этого в его присутствии. — Если ты здесь не за тем, чтобы, наконец, признать, что женился не на той сестре, тогда проваливай.

— Подожди. Это все, о чем я прошу.

— Подождать? Чего, Киллиан? Пока ты отрастишь яйца, которые Джилли отрезала и засунула под подушку? Подождать, когда ты решишься сказать ей, что знаешь, какова я там на вкус, или что не можешь забыть о том, что кончил как никогда в жизни, когда я трахала тебя? Подождать, когда ты решишь признаться, что все, о чем можешь думать, это секс со мной, и что ты не можешь вынести даже ее вида в своей постели? Подождать, пока ее не собьет машина, чтобы ты мог быть со мной? Скажи мне… чего именно я должна ждать?

— Ты груба и раздражительна.

Мои глаза следят за его скрещенными руками. Ненавижу себя за то, что чувствую жар внизу, зная, как ощущается каждый мускул под этим смокингом. Каково его тело на вкус.

— Что ж… Видимо, критические дни виноваты в моих бешенстве и злобе.

Его чисто выбритая челюсть сжимается, а взгляд становится жестким. Он умоляет меня не выходить замуж за его брата, но это все, чего я достойна. Извинения, пустые обещания и никаких обязательств. Ничего. Как всегда.

Волна невероятной, почти изнуряющей горечи захлестывает меня, угрожая утопить в вечной печали от перспективы прожить жизнь без этого мужчины.

Я не понимаю. Не понимаю, как мы оказались здесь… в этом самом моменте. Не знаю, где «отвалились колеса» у судьбы, изменив наш курс, или почему он просто не признает, что совершил ошибку, женившись на ком-то, кто обращается с ним как с ничтожеством.

Киллиан Шепард любит меня. Всегда любил, и это не навязчивое желание сумасшедшей женщины, подпитываемое своим же собственным психическим заболеванием. Это правда. Всегда было правдой. Из-за чего его фарс, называемый браком с моей сестрой, смотрится еще более нелепо. У нее, должно быть, золотая вагина и способность изменять сознание. Наверняка. Я не встречала ведьмы сильнее, чем моя сестра Джиллиан.

— Тебе нужно уйти, — прежде чем я упаду на колени и выставлю себя еще большей дурой, чем сейчас.

Киллиан открывает рот, чтобы, несомненно, попробовать новую тактику, лишь бы заставить меня передумать, но голос моего отца звучит у него за спиной.

— Шеп, вот ты где. Тебе пора вернуться к парням.

Никто из нас не двигается. Я чувствую себя замерзшей, мертвой. Пустой.

— Готова, Сердечко?

Внутренне содрогаюсь, вспоминая, как звал меня отец в детстве. Ирония в том, что он назвал меня мальчишеским именем, при этом постоянно пытаясь превратить меня в леди. Безнадежное дело. Мне хочется, чтобы мой отец просто от меня отстал.

— Да, папа, — спокойно отвечаю я, не сводя глаз с Киллиана.

«Не дай этому случиться», — умоляют они.

«Не заставляй меня выбирать», — читается в его взгляде.

«Пошел ты», — говорю я беззвучно. — «Пошел ты со своей неуместной честью».

Обращаю внимание на папину голову, выглядывающую из-за широкого тела Киллиана.

— Давай, милая, церемония скоро начнется, — как удачно. Я не смогла бы поставить более грустный спектакль, не будь он написан по моему сценарию. Ловлю радостные глаза отца, испещренные глубокими морщинами и обожанием, и улыбаюсь так ярко, как только могу, позволяя себе скорбеть внутри.

Затем обхожу Киллиана Шепарда, беру отца за руку и оставляю любимого мужчину позади, гадая, как можно разлюбить одного и полюбить другого. Я пыталась сделать это годами, но так до сих пор и не смогла.

Глава 1

Настоящее

Маверик

Я не могу дышать.

Буквально.

Здесь нет воздуха.

Пытаюсь дышать глубже, но это бесполезно. Все, что слышу — жалкое сопение и звук моего будущего, разбивающегося на куски.

Взгляд застилает тёмная пелена. Словно меня затягивает в черную дыру.

Я склоняю голову между раздвинутых ног в попытке приблизиться к полу, и молюсь, чтобы благословенная тьма наконец-то забрала меня. Это мое желание. Если он умрет, я тоже не хочу жить.

Боже.

Этого не может быть. Почему так происходит? Почему врачи не выходят? Прошло уже шесть часов.

Это ведь плохо, да?

Слабое жужжание наполняет мою голову, с каждой секундой становясь все громче.

«Ты это заслужила, Мавс», — сладко шепчет мне кто-то на ухо.

Карма — злобная сука. Ее приторный тенор прорезает непрерывный звон.

«Все из-за тебя. Ты это заслужила».

Заслужила?

Не знаю. Может быть. Вероятно, это единственный способ искупить прошлые грехи. Потерять единственного человека, который мне дорог. Начинаю безудержно рыдать, моя поза приглушает стенания.

— Маверик, успокойся, — сурово говорит мужчина рядом со мной. Он тянется к моей руке, но его прикосновение обжигает. Я отскакиваю с шипением, как раненное животное, готовое напасть.

— Эй, — говорит мужчина мягче. Ласковый, успокаивающий голос, который я слышала всю свою жизнь, громко отражается от четырех белых стен, что сдерживают хаос, страдания и разрушенные жизни. Звучит так, будто мне в уши вбивают гвозди. — Все будет в порядке. С ним все будет хорошо.

Хорошо?

Хорошо, бл*дь?

В него стреляли! Какой-то псих выстрелил в него на работе, а он говорит мне своим жутким спокойным голосом, что все будет хорошо. Как будто мне десять лет, и моя песчанка (прим. грызун) только что умерла.

Ненавижу его. Ненавижу, что он здесь, говорит, дышит, живет, а человек, которого я люблю больше всего на свете, борется, чтобы вернуться ко мне.

— Просто дыши. Медленно. А то ты сейчас упадешь в обморок.

Его рука опускается мне на плечо в успокаивающем жесте и нежно сжимает.

Я выхожу из себя.

Вскакиваю и теряю контроль.

— Не хочу, чтобы ты был здесь, — мой голос звучит спокойно, но полон яда. — Это твоя вина.

Я веду себя иррационально, но как еще реагировать, когда любовь всей моей жизни борется за жизнь по его вине? Мне нужно каким-то образом пережить сокрушающую агонию и ослабляющий страх, которые угрожают настигнуть меня. Я задыхаюсь. Медленно тону в душераздирающих мучениях, сожалениях и неправильных решениях.

У нас было очень мало времени. Недостаточно.

Его рот открывается и тут же закрывается. Не говоря ни слова, мужчина встает, хватает меня за плечи и заставляет опуститься обратно на жесткий пластиковый стул, который служит мне опорой уже много часов. Я больше ничего не чувствую. Мое тело оцепенело, как и душа. Опустившись передо мной на колени, он берет меня за руки, крепко сжимает и просто дышит вместе со мной.

Мои плечи трясутся от безмолвного ужаса и мрачных мыслей. Страдание жалит лицо крошечными укусами. Они ранят. Мне больно. Все болит. Беру свои слова обратно. Это не оцепенение. Я — огромный перекошенный клубок боли.

Прошлое обрушивается на меня, когда я пытаюсь освежить в памяти каждое прикосновение, каждое слово, каждое воспоминание. Их так много. Так много.

Наши жизни навечно переплетены. Совместное будущее уже определено. Так было со дня моего рождения.

Он не может умереть.

Мы только начали жить вместе. Так и должно было быть.

Я не могу жить без своей родственной души.

Впиваюсь глазами, полными слез, в стоящего передо мной мужчину, который любит меня очень сильно, и выплевываю ядовитые ненавистные слова. Фразы, которые не имею в виду, но не могу вернуть назад, теперь, когда они прозвучали вслух.

— Хотела бы я, чтобы на его месте оказался ты, — говорю я бессердечно.

Игнорирую боль в его глазах. Боль, вызванную моими словами. Он и так уже опустошен из-за того, как все закончилось между нами несколько недель назад, а я… добавляю ко всему этому безжалостную вспышку раздражения и истерики.

Как бы хотелось, чтобы мне было не все равно.

Я уничтожена. И не переживу, если его у меня заберут.

— Если бы это избавило тебя от боли, Маверик, то я тоже хотел бы оказаться на его месте, — тихо и искренне отвечает он.

Мужчина не двигается. Не ослабляет свою хватку, даже самую малость. Держит меня здесь, привязывая к месту, частью которого я не хочу быть.

Он не двигается, и я тоже.

Мы сидим вот так, прислонившись друг к другу, и молимся, как никогда раньше.

Глава 2

Одиннадцать с половиной месяцев назад

Маверик

Паркуюсь на пустынной тусклой стоянке, поворачиваю ключ в положение «выкл» и сижу несколько минут, собираясь с мыслями. В свете уличного фонаря я замечаю блеск обручального кольца. Вытягиваю руку и изучаю его, игнорируя французский маникюр, который пора обновить.

Оно выглядит потрясающе. Почти безупречная огранка бриллианта в три карата в форме квадрата, который окружен россыпью таких же камней, заключенных в платину. Обручальное кольцо может похвастаться еще двумя каратами округлых бриллиантов, расположенных по всей окружности.

Оно было куплено с любовью. Подарено с доверием. Но ни того, ни другого я не заслуживаю.

Смотрю на дорогую вещицу и все еще не верю, что сделала это.

Я вышла замуж.

Замуж.

За Кэла Шепарда.

Своего лучшего друга с тех пор, как научилась ходить.

И брата мужчины, с которым я действительно хочу быть.

Теперь я миссис Шепард. Какая ирония. Фамилия, которую мне всегда хотелось носить. Вот только не совсем так, как я себе представляла.

Не могу вспомнить ни одной секунды своей свадьбы после того, как я ушла от Киллиана. Не помню, как отец подвел меня к алтарю и передал жениху. Не могу вспомнить ни клятв, которые я произнесла, ни приветственных криков толпы, когда мы с Кэлом вышли из церкви. Вкус нашего свадебного торта ускользает от меня даже сейчас — две недели спустя. Аккорды нашей свадебной песни — просто белый шум. Ощущение, как мой муж двигался внутри меня в нашу первую брачную ночь, было больше похоже на то, словно это происходило с кем-то другим, пока я отстраненно наблюдала сверху.

Ситуация настолько запуталась, что я едва могу справиться с ней. Во мне происходит саморазрушение. И непонятно, как это прекратить.

Я катаюсь на эмоциональных «американских горках» уже больше двух лет. С того дня, как Киллиан Шепард женился на моей старшей сестре. В одну секунду я все еще нахожусь в шоке, а в следующую уже хочу умереть. Внешне мне приходится изображать идеальную счастливую молодую жену, но внутри меня лишь блокада, не имеющая выхода. Наверное, так называется отчаяние.

А еще я злюсь. Ужасно злюсь.

Все время.

На Киллиана. На Джилли.

На Кэла, который женился на мне, отказываясь видеть то, что находилось прямо перед его носом.

На этот богом забытый городок и жизнь, к которой я теперь прикована.

Но больше всего злюсь на себя. Почему не могу отпустить мужчину, который изливал свою любовь загадочными словами, а в итоге показал истинное лицо реальными действиями. Почему я не могу ответить на любовь парня, который ценит меня больше, чем воздух или жизнь, или свой драгоценный отреставрированный Camaro 1969 года? Если бы могла, я бы вернулась назад во времени и изменила ход вещей.

Во-первых, никогда бы не позволила себе безнадежно влюбиться в Киллиана Шепарда. В этого лжеца. Предателя.

А как же чувство вины? Боже… чувство вины. Из-за него весь этот презренный сценарий завернут в аккуратный маленький и насквозь фальшивый пакет, туго завязанный блестящим бантом позора.

Тосковать по чьему-то мужу — это одно. Но тосковать по чьему-то мужу, когда находишься замужем за его братом… В этом случае безнравственность поднимается уже на совершенно новый уровень. Однако речь идет обо мне. А я всегда находила способы обойти границы приемлемого социального поведения.

Печаль и сожаление окутывают меня со всех сторон.

Мое обручальное кольцо символизирует предательство. Двуличность. Собственное саморазрушение. Оно должно принадлежать кому-то другому. Кому угодно, только не мне.

Я люблю Кэла. Люблю. И не могу представить себе ни дня своей жизни без него. Последнее, чего мне хочется, это причинить ему боль, но не знаю, смогу ли когда-нибудь полюбить другого мужчину так же, как люблю Киллиана. Совершенная мною ошибка не принесет ничего, кроме боли любимым людям. На этот раз я зашла слишком далеко и теперь не знаю, как это исправить.

Глубоко вздыхаю, зная, что ответов не найти. Во всяком случае ни одного, с которым я хотела бы столкнуться лицом к лицу.

Перевожу взгляд на часы. Половина пятого утра. Черт, пора зайти внутрь. Иногда мне трудно притворяться, и после двух предыдущих недель сегодняшний день станет для меня настоящим испытанием и покажет, насколько хорошо я усовершенствовала свои актерские навыки, раз вернулась обратно в эту чертову дыру в штате Айова.

Дасти Фаллс.

Население — пять тысяч триста тридцать девять человек по данным последней переписи. Конечно не совсем, как Уэт Чир (прим. Деревенька в штате Айова, с населением менее семисот человек), но уже близко. Каждый знает твое имя. В особенности мое, учитывая, кем является мой отец.

Глядя в зеркало заднего вида, я приклеиваю фальшивую улыбку и проверяю ее.

— Хорошо провела время? — шучу я, наблюдая за собственной реакцией.

— Супер! — отвечаю сама себе же.

Ай. Это было ужасно. Мой голос звучит, как расстроенное пианино.

Ещё разок.

— Хорошо провела время? — повторяю снова.

— Боже мой, это было потрясающе! — говорю я своему отражению, впрыскивая в себя фальшивый энтузиазм.

«Эй, убери-ка этот акцент гламурной девицы, и пройдешь тест. С грехом пополам».

Выйдя из машины, я иду по тротуару к заливу, освещенному единственным фонарем. Тем самым, что принадлежит мне. Позволяю себе немного побродить в тишине. Вдохнув запах сладостей, я практически сразу ощущаю аромат выпечки. Чувствую гордость за то, что хоть раз жизни сделала что-то правильно. Смотрю на еще не включенную неоновую вывеску, которую спроектировала я, и улыбаюсь.

Cygne Noir Patisserie.

Пекарня «Черный Лебедь». Мое детище. Единственное утешение, в которое я могу полностью погрузиться.

— Я скучала по тебе, — шепчу я, крепко сжимая ключ в кулаке.

Открытие французской пекарни в маленьком городке, который населен людьми со скромным достатком, было огромной авантюрой, но все прошло хорошо. Гораздо лучше, чем ожидалось. Хотя Кэл, конечно, так не думал. Он всегда считал, что пекарня — именно то, что нужно в этом душном городишке.

И оказался прав.

Вижу движение внутри и качаю головой. Визгливый голос Мэри-Лу раздражает — то есть приветствует — меня в ту же секунду, как я вхожу в стеклянную дверь.

— Как все прошло?

Я бы сказала, что меня выдал щелчок замка или звон колокольчиков, бьющихся о стальную раму, но это было бы ложью. Бьюсь об заклад, Мэри-Лу пришла сюда еще до четырех утра. Пантера, ждущая в кустах своего шанса наброситься.

Больше всего я боялась именно этого. Двадцати вопросов и испытующий, понимающий ястребиный взгляд. Она будет следить за каждым движением моих пальцев, слушать каждую интонацию в моем тоне, или следить за моей рукой, когда я буду заправлять непослушную прядь волос за ухо. Она найдет все необходимые ответы лишь в моих движениях.

Девушка слишком проницательна, но, ведь… она знает правду. Всегда знала. Мэри-Лу была моей лучшей подругой с первого класса, когда я спасла ей жизнь.

По крайней мере… она так считала. Я всего лишь спасла ее длинные, до пояса, волосы от стрижки, когда Пити Маршалл сунул в них не один, не два, а целых три гигантских комка жвачки. Прямо в корни. Девочка стояла в туалете, пытаясь вырвать их вместе с пучками своих светло-рыжих волос, когда я взяла ее за руку и отвела в столовую, попросив у буфетчицы немного арахисового масла. Через полчаса, и на несколько сотен прядей светлее, Мэри-Лу была избавлена от жвачки. От нее несколько дней несло арахисом, сколько бы она ни мыла голову, но, по крайней мере, девушка сохранила свои прекрасные локоны. Те, что у нее есть и по сей день. Точно такие же, как и в первом классе. Мэри-Лу определенно пора сменить образ.

— Ого, девушка даже не может выпить чашечку кофе до начала допроса? — отвечаю ей, с размаху бросая ключи на стойку. Наверное, я еще не совсем готова нацепить на себя фальшивую улыбку.

— Вот, — Мэри-Лу предлагает мне дымящуюся черную чашу «жизни и хороших манер».

— Лижешь задницу босса? — смотрю на нее поверх кружки и делаю большой глоток горячего сладкого напитка. На вкус как чашка сахара с ароматом кофе. Именно так, как мне нравится. Боже, как же я скучала по этому месту.

Она фыркает.

— Не люблю вкус чьего-то зада во рту.

Я смеюсь. Последние две недели мне не хватало болтовни с Мэри-Лу Джеймс. Потому-то мы и друзья.

— Ну..? Так как оно?

— Что именно ты подразумеваешь под словом «оно»? — спрашиваю я, пытаясь выиграть время. Два дня назад мы с Кэлом вернулись из нашего двухнедельного путешествия по живописному острову Каливигни, недалеко от побережья Гренады. Райский уголок. Мне бы стоило побольше наслаждаться нашим роскошным и полностью укомплектованным персоналом домом, прекрасным песчаным пляжем и непревзойденными закатами. Но этого не произошло.

В груди все сжимается. Именно такой медовый месяц я представляла себе с Киллианом.

— Ну, я не имею ввиду вид с твоего балкона.

— А почему бы и нет? Он был впечатляющим, — делаю еще глоток и жду, когда подруга заглотнет наживку.

— В этот вид входила голая задница твоего мужа? — спрашивает она, поигрывая своими округлыми бровями.

— Возможно, — поддразниваю я.

— А фотки есть? — ее голос поднимается на октаву выше. Я смеюсь еще громче.

— Возможно, — точно есть.

— Вот черт, — Мэри-Лу обмахивается обеими руками, и меня начинает трясти от смеха. У нее с девятого класса было какое-то нездоровое увлечение пятой точкой Кэла. С тех пор, как в один пятничный вечер мимо нас проехала машина с тремя парнями, один из которых засветил свой голый зад в окне авто. Я все время повторяла ей, что это был не Кэл, а Дэвид Брандт. Кэл в тот момент сидел за рулем, но что бы я ни говорила, Мэри-Лу не слушает.

— Кажется, у меня только что был мини-оргазм. Серьезно.

— Я в шоке! — восклицаю я, а затем комкаю бумажную салфетку и бросаю в нее. — Вообще-то, это мой муж!

— Эй, что поделать, если ты вышла замуж за охрененного мужика. И вообще я впервые слышу от тебя собственнические нотки по отношению к Кэлу. Наверняка, секс с ним был более чем просто хорош, а?

— Индус Матрос, сучка, — я могу использовать слово «бл*дь» как знак препинания, но, если произношу имя божье всуе, вкус лавы волшебным образом появляется у меня во рту. Клянусь. Видимо, это побочный эффект моего детства.

— Бесит, когда ты так говоришь. Вроде уже взрослая женщина…

— Ну… а меня бесит твое лицо.

Мэри-Лу широко улыбается, демонстрируя два слегка кривоватых передних зуба.

— Отстой, Мавс. Ты могла бы ответить и лучше.

Плюхаюсь на деревянный табурет за стойкой.

— Да знаю я. Просто устала. Я не вставала так рано уже две недели.

— Точно, ты ведь находилась в сексуальной коме целых четырнадцать дней.

Это не совсем так, но я не поправляю ее. И так уже чувствую себя виноватой. Верите или нет, пока мы с Кэлом «играли» в любовь, то не спали вместе до того, как поженились. Дело не в том, что я старомодна или тянула до последнего, пытаясь спасти свою честь, потому что определенно не была девственницей. Просто мне не хотелось пересекать с ним эту черту, чтобы не причинять тем самым еще больше боли, если вдруг откажусь идти к алтарю. И это было так… странно — заниматься сексом со своим лучшим другом. Парнем, который тайком проносил жаб через открытое окно моей спальни ночью, лишь бы напугать меня. Но, к счастью, Кэл, как и всегда, оказался понимающим. Он заверил меня, что у нас будет целая жизнь, чтобы узнать друг друга подобным образом.

В добавок ко всему, наш брак держался на честном слове, ведь мы поженились всего через шесть недель после помолвки. Я не хотела ничего особенного и уж точно не хотела долгой, затянувшейся помолвки. Хотя, если бы я это сделала, то, возможно, пришла бы в себя, пока не стало слишком поздно.

— Это все, о чем ты думаешь? Секс? — спрашиваю я.

— Говорит мне женщина, которую, вероятно, трахали день и ночь с тех пор, как она уехала. Будь я на твоем месте, то не позволила бы этому пирожочку встать с постели, даже чтобы поесть. Ну… кроме тех случаев, когда он захотел бы попробовать мою…

— Так, ладно, — останавливаю подругу, пока ее не занесло еще больше. Затем меняю тему, не желая погружаться в свой, притянутый за уши, медовый месяц, во всяком случае, в сексуальном плане. — А как прошла ваша ночь в стиле «Пятьдесят оттенков»? — спрашиваю я, искренне интересуясь, действительно ли она позволила своему мужу, Ларри, выпороть себя плеткой, которую заказала онлайн в секс-шопе.

И судя по румянцу, который вижу на лице Мэри-Лу даже при тусклом освещении, я бы сказала, что она не только позволила себя выпороть, но ей еще и понравилось.

— Ну ты и шлюха.

— Эй, не говори, пока не попробуешь, — смеется она, швыряя в меня салфеткой, от которой я успешно уворачиваюсь.

— И чем же вы еще занимались?

Плечи Мэри-Лу быстро поднимаются и опускаются. Слишком быстро.

— Ну давай же, — хнычу я. — Не заставляй меня сидеть и выдумывать, — когда девушка прикусывает губу и отводит взгляд, я не могу устоять. — Зажимы для сосков? Или, может, анальные шарики? — ее глаза вспыхивают, когда упоминаю второе. — Серьёзно? Анальные шарики? — я практически кричу в неверии.

Мэри-Лу Джеймс всегда была приличной девушкой, и до тех пор, пока я не напоила ее, вынудив посмотреть со мной «Пятьдесят оттенков серого» в прошлом месяце, она никогда не подвергалась чему-либо, кроме ванильного секса.

— За две недели ты перешла от миссионерской позы и ванильной ерунды к флоггерам и анальным шарикам? Какого хрена, Мэри-Лу? Скажи еще, что заказала секс-качели, — ее взгляд начинает бегать. Движение быстрое, но все же я его замечаю. — О, черт. Просто перестань. Не хочу ничего знать.

Возможно, я забыла упомянуть, но Ларри является моим кузеном, и он мне как брат. Размышляя об этом, понимаю, что не стоило задавать такие вопросы.

Так что поднимаюсь и направляюсь через вращающиеся двери на кухню. У меня есть все, что нужно, чтобы начать шоколадные круассаны, которые у нас продаются лучше всего. Мэри-Лу уже приготовила две партии бриошей, и я чувствую запах багетов, которые мы будем использовать для панини на обед.

— С Наполеонами и яблочными пирогами покончено. Абрикосы не поступали, поэтому я договорилась с органической фермой в Гринвуде, и они продали мне двенадцать ведер крыжовника.

— Неужели? Последние три месяца мы пытались договориться с ними о приемлемых ценах. Но они уперлись рогом.

— Ну, оказалось, что сестра босса Ларри, Пэтти О'Ши, замужем за сыном подружки хозяина, Бертом Лиландом. Она не взяла его фамилию, поэтому мы никогда не предполагали эту связь.

Я хихикаю. Вот она — сельская Айова.

— Что ж. Рада, что у нас все получилось. Конечно мне хотелось бы покупать ингредиенты в основном здесь, если это возможно. Ну и как ягода на вкус?

Мэри-Лу перестает наполнять кофейный фильтр нашим ароматом дня, который пахнет как шоколадка Сникерс, и смотрит на меня.

— Скажу, если ты расскажешь, как прошел твой медовый месяц. И на этот раз никакого вранья. Не думай, что я не знаю, чем ты там занималась, используя свою тактику отвлечения.

Уголок моего рта изгибается в улыбке.

— Знаешь, я ведь могу попробовать сама. Так что просто ответь на мой вопрос.

— Мавс, — это все, что ей нужно произнести. Мое имя этим самым тоном.

Я выключаю печку и делаю глубокий вдох, прежде чем сказать:

— Было приятно.

— Приятно? — ее голос буквально сочится недоверием.

— Да. Приятно.

— Секс с самым потрясным парнем на планете просто… приятный?

Понятно, почему она так себя ведет. Кэл Шепард обалденный. Высокий. Худощавый, но с крепким телосложением. Томные глаза цвета выдержанного шотландского виски, густые ресницы, резкие скулы. Упругая задница. Огромные руки, и пальцы, от которых я без ума. Однако его великолепная внешность не меняет того факта, что он все еще мой лучший друг, к тому же мой сексуальный аппетит направлен в другое русло. А точнее на его брата.

Я пожимаю плечами.

— Знаешь, это было немного странно, — подруга моргает, поэтому я уточняю. — Наверное, именно так мне представлялся секс с лучшим другом. Было приятно, но…

«Он не Киллиан», говорю я про себя.

Ее вздох говорит сам за себя. Она разочарована во мне. Ну, что ж, гребаный клуб, принимай новых членов.

Один — ужасно одинокое число.

— Значит, говоришь, секс был приятным, да? — произносит девушка с сарказмом.

— Я стараюсь, Мэри-Лу, — тихо отвечаю я. — Просто не знаю, как исправить то, что натворила, — мои глаза щиплет. Пытаюсь сморгнуть слезу, потому что если пущу хотя бы одну, то хлынет целый водопад. Который может не прекратиться.

— А может, и не надо исправлять, Маверик, — так же тихо отвечает она. — Может, стоит просто попробовать.

Если бы все было так просто.

Я не отвечаю, и мы обе замолкаем, готовясь к предстоящему дню. Однако не могу выбросить ее слова из головы.

Не может быть, чтобы все было так просто… Или все-таки может?

Глава 3

Одиннадцать с половиной месяцев назад

Маверик

Маленькие городки. Говорят, в них случается кровосмешение. Жизни переплетены, прошлое связано, судьбы уже определены.

В некотором роде это правда. Конечно, мы говорим не об инцесте, однако анонимности здесь не существует, даже если очень этого хочется. Все друг друга знают. Посторонние люди суют нос в чужие дела. Сплетничают. Судят. Выражают свое мнение о том, кем, по их мнению, вы являетесь, только из-за того, что в день вашего рождения они решили послать вам цветы, а затем услышали слухи о том, как вы потеряли девственность в парке Харбор (что, кстати, неправда).

Нельзя проехать и мили по дороге, не помахав рукой дюжине знакомых. Невозможно быстро сбегать за молоком или яйцами, не наткнувшись на дальнего родственника или кого-то из выпускного класса средней школы, кто никогда вам не нравился, но который будет болтать с вами в течение получаса о ерунде, что заботит вас меньше всего. «У твоей тети Мардж геморрой? Как мило. Нет, показывать фото не обязательно, но спасибо, что поделился».

Вы узнаёте секреты и постыдные подробности о своих друзьях и соседях, которые никогда не хотели знать.

А они узнают ваши.

Первый день в месте, обычно наполняющим меня радостью и гордостью, сегодня становится каким угодно, но только не приятным. Я чувствую себя жуком, которого изучают под микроскопом. Раздвигают конечности. Прижимают к стеклу. Уверена, что обо мне сплетничают на каждом углу, и уж точно в «закусочной Большого Стэна», в двух кварталах отсюда.

Но чем больше я повторяю свою ложь, тем легче мне становится. С каждой историей о романтических ужинах при луне, о лучшем коктейле с ромом, который я когда-либо пробовала, или даже об укусах пауков, от которых проснулась однажды утром, во мне крепла вера в то, что это был идеальный медовый месяц. С мужчиной моей мечты.

Пока не появилась Саманта Хамфрис.

Сэм, или Хрюшка, как ее называют в определенных кругах из-за формы носа, всегда была влюблена в Кэла. Это чувство не взаимное, однако оно не мешает Хрюшке жить в своем маленьком иллюзорном мире.

Я знаю ее, как и остальных пятьдесят девять одноклассников католической школы, еще с детского сада. Однако друзьями мы не были. Ее зависть к богатству моей семьи всегда была больной темой. Гранты, финансируемые такими людьми, как мой отец, оплачивали приходское образование девушки. Ее семья изо всех сил старалась свести концы с концами, в то время как моя каждое лето отправлялась на каникулы в экзотическую страну. Сэм делала покупки в «Красотке Никель», местном комиссионном магазине; у меня же была дизайнерская одежда (которую, для ясности, я редко носила). На самом деле, девушка была настолько бедна, что здешние люди переименовали пенни в «хамфрис», и когда проезжали мимо ее дома, то бросали мелочь во двор. Однажды я тоже так сделала. И не смогла уснуть той ночью, настолько мне было стыдно.

Но все это не идет ни в какое сравнению с тем, что мне досталась ее мечта.

Любовь и внимание Кэла Шепарда.

Сэм никогда не забывает о своих чувствах к нему, и тот факт, что теперь я стала его женой, вероятно, пожирает ее так же, как меня сжигает осознание того, что Киллиан женат на моей сестре. Не считая того факта, что он влюблен в меня. Поэтому, когда девушка видит ослепительное кольцо, украшающее мою левую руку, то не просто выпускает когти, а приходит в бешенство. Как только взгляд Саманты падает на мою руку, он становится жестким, и я понимаю, что сейчас услышу нечто отвратительное.

— Я, конечно, слышала об этом, но сказала маме, что это всего лишь местные слухи. Маверик ДеСото, которую я знаю, ни за что бы не вышла замуж за такого хорошего, честного человека, как Кэл Шепард, потому что все еще любит мужа своей сестры. Но похоже, я ошибалась.

Слышу, как позади меня кто-то ахает, и болтовня в пекарне тут же стихает. Мгновенно, как игла, которую резко убрали с пластинки.

— Убирайся отсюда, — сердито рычит Мэри-Лу. Не очень вежливо проводив Хрюшку до двери, моя подруга кричит ей вслед. — Свиньям здесь не рады, если, конечно, не хочешь оказаться в меню, — а затем бормочет себе под нос. — Жирная задница со свиным рылом.

Из-за чего по маленькому бистро пробегает смешок.

— Да она просто ревнивая корова, — объявляет восьмидесятилетняя Эльда Хансен. Остальные согласно кивают. Эльда дарит мне сочувственную улыбку, когда я поворачиваюсь к ней и слабо улыбаюсь в ответ, пытаясь держать голову прямо в то время, как стыд грозит поглотить меня.

Мэри-Лу настояла на том, чтобы встать у прилавка, а я осталась на кухне, пока мы не закрылись в два часа пополудни. Она более работоспособна на кухне, а мне привычнее общаться с клиентами, но после той стычки я настолько потрясена, что не могу больше фальшиво улыбаться.

Следующие несколько часов мои мысли заняты лишь тем, что Эльда оказалась права. Сэм ревнует. Но, к сожалению, Хрюшка тоже не ошибается. Я вышла замуж за хорошего, честного человека, испытывая любовь к другому. И у нее хватило наглости сказать мне это в лицо. Как бы сильно Саманта мне не нравилась, сейчас я испытываю к ней уважение. Ну, что ж, теперь хотя бы ясно, что на самом деле обо мне думает половина населения.

После того, как мы закрываемся, Мэри-Лу вытаскивает свой запас «Джим Бима», практически заставляя меня сделать пару глотков этого пойла. Джим, Джек или Джонни, может, и не решают мировых проблем, однако отлично справляются с тем, что на время хоронят неприглядную правду.

Затем спустя два часа и бутылку вина мы сидим за кухонным столом в моем доме, а Мэри-Лу произносит самые резкие, но искренние слова, которые когда-либо говорила. Ее прямота — качество, которое я обожаю и ненавижу одновременно.

— Теперь ты замужняя женщина, Мавс. И сама согласилась стать женой Кэла Шепарда.

— Я в курсе.

— Он без ума от тебя. Именно Кэл всегда находился рядом с тобой, а не Киллиан. Потому что Киллиан — бесхребетный ублюдок.

— Повторяю, я в курсе, — отвечаю я, а в моем тоне слышится желчь. Возможно ли чувствовать себя еще хуже после ее слов?

Подруга смотрит на меня несколько секунд.

— Если ты не думала, что сможешь влюбиться в Кэла, то не должна была выходить за него замуж. Если считаешь, что неспособна на это, то должна поступить правильно и покончить со всем прежде, чем причинишь еще больше вреда.

— Хватит! — очевидно, все так, как она говорит.

— Правда ранит, как нож, верно?

Я киваю в знак согласия, потому что в горле стоит комок из эмоций. Зубами впиваюсь в щеку так сильно, что, наверняка, останется ранка.

Мэри-Лу перегибается через стол и берет меня за руку. Трудно разглядеть ее сквозь влагу, застывшую перед моими глазами.

— Не так уж и плохо влюбиться в своего мужа, Маверик.

— И как же это сделать, когда любишь другого? — шепчу я, отчаянно желая, чтобы кто-нибудь, хоть кто-нибудь ответил на этот вопрос. Если бы мне объяснили, каким образом разлюбить человека, от которого одни страдания, я бы воспользовалась этим советом. В то же мгновение. А затем сбросила бы этого ублюдка в реку, чтобы не поддаться искушению и вернуть все обратно.

— Это легко. Ты должна отпустить его первой.

— Все не так просто. Если бы было, я бы уже давно так поступила, — такую наивность можно услышать только от женщины, не испытывающей тоску по мужчине, который никогда не будет принадлежать ей.

— Все очень просто, Маверик. Знаешь, что я думаю?

— Нет. Но этот факт ведь не помешает тебе рассказать мне?

Мой ехидный комментарий нисколько ее не останавливает.

— Думаю, что пока ты шла по проходу церкви, то все еще надеялась на чудо.

Отвожу взгляд, смущенная тем фактом, что все написано на моем лице.

— Но, похоже, ты не видишь, что чудо все-таки есть. И оно прямо у тебя перед носом. Однако, если не соберешься с мыслями и не поймешь, какой дар Бог вручил тебе в лице Кэла Шепарда, ты потеряешь и его.

Я не отвечаю. И снова она права. Кэл — удивительный мужчина. Он хочет меня. Он женился на мне. Он любит меня. Он. Какими бы ни были оправдания у Киллиана, чтобы отказаться от нас, их недостаточно. Он потерян для меня навсегда. Правда в том, что он был потерян для меня в течение многих лет. Пришло время начать скорбеть и смириться с этим. Но боль от этой мысли настолько на меня давит, что появляется ощущение нехватки воздуха в легких.

— Не думаю, что в моем сердце есть место для кого-то еще, Мэри-Лу, — честно отвечаю я.

— Все потому, что ты даже не пыталась освободить место для кого-то еще. Тебе бы сделать это. Киллиан занимает место, которое ему больше не принадлежит. А теперь пошли. Давай попробуем испечь те religieuse (прим. Французское печенье), о котором ты говорила.

— Ладно.

Два часа выпечки наряду с алкоголем пролетают незаметно. Ну, пьянство, конечно, занимает большую часть времени. К тому моменту, как Мэри-Лу уходит, нам удается прикончить почти целую бутылку вина. За ней приезжает Ларри, а следом паркуется его брат — на моей машине, которую забрал со стоянки пекарни. Одно из преимуществ жизни в маленьком городке. Здешние люди ничего не ждут взамен, делая маленькие одолжения другим.

Потерявшись в виски, вине и разговорах, я уже достаточно навеселе, так что тяжелый день кажется далеким воспоминанием. Но конечно же, это не так. Завтра у меня появится еще одно сожаление в добавление растущей груде проблем: жуткое похмелье.

Я как раз вытаскиваю свежую порцию супа из духовки, когда открывается дверь гаража, ясно давая понять, что Кэл дома.

Дома.

Кэл возвращается домой.

В наш дом: скромный двухэтажный домик в викторианском стиле, который когда-то принадлежал мне, и в котором теперь мы живём вместе. Как муж и жена, а не пара соседей.

Ух ты. Потребуется время, чтобы привыкнуть к этому.

Взрослея, мы с Кэлом проводили настолько много времени вместе, что практически жили друг с другом. Никакой разницы, Мавс. И это так. Только теперь он спит голым в моей постели, а не валяется на полу в куче одеял и подушек, смотря сериалы по телевизору, пока не заснет.

Когда слышу его шаги, стараюсь сосредоточиться на двойной порции крема, который начала взбивать, и одновременно кричу через плечо:

— Привет, как прошел первый рабочий день?

Чувствую тепло его тела прямо перед тем, как Кэл прижимается к моей спине. Тяжелые руки опускаются на мои бедра, в то время, как его губы касаются моей шеи.

— Он был ужасно длинным. Я скучал по тебе.

— Я тоже скучала, — тихо отвечаю я, понимая, что должна ответить именно так.

— Что делаешь? — дышит мне в ухо мой муж. — У меня уже слюнки текут.

Пытаюсь забыть, насколько он похож на Киллиана, отвечая:

— Religieuse. Подумываю включить его в меню, но сначала нужно усовершенствовать crème pâtissière.

Я на третьей порции заварного крема. Первый свернулся. Второй был не совсем правильно приготовлен, но на этот раз похоже, что я, наконец-то, сделала как надо. Жаль, только наполовину.

— Обожаю, когда ты говоришь со мной по-французски, Мавс.

Из меня вырывается смех, но он больше похож на раздражение, когда Кэл снова целует меня в шею. Внутри проносится легкий трепет, когда его зубы касаются моей кожи. Затем он проводит языком по моей шее к уху, и я не могу подавить легкий стон.

— Ты невероятно пахнешь. Как сахар и мускатный орех. И, возможно, немного вина.

— Мэри-Лу заходила.

— Ммм. Это все объясняет.

— Хочешь стаканчик? — мой голос звучит хрипло и требовательно. Очевидно, это все, что нужно Кэлу.

— Нет. Мне хочется совсем другого.

Мужчина протягивает руку и окунает палец в заварной крем. Вязкая субстанция исчезает из поля зрения, и мне кажется, что он собирается попробовать ее, но затем я подпрыгиваю, когда Кэл проводит прохладным кремом вдоль моего плеча.

Сегодня жарко. И ужасно влажно. Август в Айове может быть невыносимым. Сейчас температура около тридцати семи градусов жары. Но всего час назад тепловой индекс составлял почти сорок четыре. Так жарко, что кондиционер работает круглосуточно, но все равно не справляется.

Мои кудрявые волосы собраны в беспорядочный пучок на макушке, а сама я стою в коротком сарафане без бретелек, изо всех сил пытаясь сохранять хладнокровие, однако, в данный момент, моя температура резко подскакивает вверх, сразу на десять делений. Мало того, что Кэл покусывает мою ключицу, а еще своей правой рукой он поднимает мое платье и проникает в трусики.

— На вкус просто рай, — жадно бормочет мой муж. Не уверена, говорит ли он о креме или о пальце, который толкает на север.

— Кэл, что ты делаешь? — извиваюсь я, отвечая на его прикосновение. Мой разум четко понимает, что я сплю со своим лучшим другом, но мое тело… ни в малейшей степени не смущено. Я пьяна. Возбуждена. И желаю разрушительного удовольствия — того самого, что предлагает мой муж. Пусть это звучит и странно, но мне легко признать, что Кэл очень искусный любовник.

— Я прекрасно знаю тебя, Маверик, — горячее дыхание обдувает мою щеку и спускается к шее, продолжая вызывать мурашки, покрывающие меня. — И мне известно, что ты не можешь сидеть спокойно больше пяти минут. Грызешь ногти, когда тебе скучно. Ты — сорванец, который странным образом полюбил блеск для губ и носит в своей огромной сумочке, наверное, штук тридцать всяких разных.

— О, черт, — выдыхаю я, когда он добавляет второй палец, из-за чего выделяется еще больше влаги.

— Но насколько бы хорошо я тебя не знал, — хрипит он, — понятия не имею, что заставляет тебя истекать желанием. Не понимаю, по какой причине ты воспламеняешься в моих руках.

Пока Кэл говорит, его пальцы неторопливо двигаются туда-сюда. Как будто мой муж пытается изучить каждую клетку внутри меня. Или свести с ума. Когда большим пальцем он начинает слегка касаться клитора, я откидываю голову на его плечо.

Возбуждает. Определенно возбуждает.

Нужно это прекратить. Остановить его. Я не должна хотеть секса… не должна ведь?

— Стоит раскрыть этот секрет, Маверик. И твое тело расскажет мне все.

Его ласка легка, как шепот, когда Кэл проводит линию по верху моего платья, касаясь округлости груди. Неторопливое томное движение, от которого покалывает кожу. Я задерживаю дыхание, когда он слегка наклоняется, чтобы подразнить сморщенную ареолу, прежде чем потянуть лиф вниз с одной стороны, освобождая грудь, которая внезапно становится чувствительной.

Мужчина нежно обводит пальцем вокруг соска, заставляя мою спину выгибаться, и у меня перехватывает дыхание.

О, Господи! Мне хочется большего.

— Ммм, даже легкое прикосновение заставляет тебя дрожать. Посмотрим, что еще можно сделать.

Останови его. Скажи ему прекратить.

Но, Боже, я не могу. Не хочу отказывать ему, как в последние три раза, когда Кэл пытался ко мне подкатить. И давайте посмотрим правде в глаза: то, как я извиваюсь, благодаря его рукам, явно говорит, что мне хочется продолжения.

Рука между моих ног все еще творит свою магию. Молча наблюдаю, как мой муж наклоняется вперед, чтобы окунуть палец другой руки в ганаш, которым я планировала покрыть печенье. Кэл поднимает покрытый шоколадом палец и обводит им мой заостренный бутон. Я громко ахаю, когда он щиплет сосок и дергает.

Возбуждающие грязные словечки просачиваются в мой разум.

— Ого. Ты вся сжимаешься там, Лебедь.

Можно даже не отрицать. Я, как и он, чувствую, что мои мышцы сжимают его пальцы изнутри.

— Нравится смешивать боль удовольствием?

Да, нравится. Очень нравится. Когда я не отвечаю, Кэл снова дергает за сосок, и я выдыхаю

— Да!

— Это потрясающе — знать, что ты в таком состоянии благодаря мне, — стонет он. — Бл*дь. Я хочу нагнуть тебя прямо над этим столом, Маверик. Сорвать с тебя мокрые трусики, задрать платье поверх голой задницы и украсить твои ягодицы своими отпечатками. Хочу сжать пальцами эти великолепные волосы и откинуть назад твою голову, чтобы увидеть твои глаза, когда скользну в тебя, чтобы пометить. Не забывай об этом.

Я сглатываю.

О, Боже!

У меня голова идет кругом, а тело словно расплавилось.

Кто-то только что подбросил в мой дом двойника Кэла? Что случилось сегодня на работе? За все месяцы, что мы были официальной «парой», он никогда не разговаривал со мной подобным образом. Обычно Кэл обращается со мной как со стеклянной вазой… или как с невестой, которая может сбежать в любую секунду. Даже в наш медовый месяц он был нежным и ласковым.

— Лебедь, я столько всего хочу с тобой сделать.

Боже, кто же знал, что прозвище, которым Кэл называл меня в детстве, может быть таким сексуальным, особенно когда он мурлычет мне его на ухо?

Мой муж умело возносит меня на самую вершину. Я горю. И жажду освобождения, но Кэл требует ответа.

— Скажи, что ты этого хочешь, Мавс.

Я киваю.

Чем больше разврата, тем лучше.

Хочу сказать ему о этом, но не успеваю. Сильной рукой он притягивает мое лицо к себе, чтобы оставить на губах страстный поцелуй. Это явный признак собственника, но в то же время прикосновение настолько чувственное, что у меня сводит пальцы на ногах. Ощущаю липкое шоколадное пятно на лице, но я слишком погружена в сексуальный дурман с примесью алкоголя, чтобы обращать на это внимание.

Хочу достичь оргазма.

Он нужен мне.

И получишь… Просто перестань думать.

Мое дыхание учащается, как и спазмы, когда мужчина набирает темп, переключаясь на высокую скорость. Время игр заканчивается. Кэл не шутит.

— Да, Мавс, — выдыхает он, подбадривая меня.

Да, Мавс. Такая тесная и мягкая. Хочу почувствовать, как ты кончишь, Мелкая. Ощутить, как сильно ты сжимаешь мои пальцы.

Черт, Маверик. Прекрати.

Оставайся с Кэлом.

Его член дергается, прижимаясь ко мне сзади. Давление на клитор, теперь зажатый между двумя пальцами, заставляет мои колени дрожать. Я умоляю о большем.

— Да, вот так, детка, — тихо мурлычет он.

Боже, как же хорошо, Маверик, — он настолько сильно сжимает мое бедро, что на коже остаются синяки. И мне нужны эти следы.

Нет. Пожалуйста. Нет.

Я жмурюсь, совершенно сбитая с толку. Мое тело движется в такт с пальцами, входящими и выходящими, туда-сюда. Пальцами, которые требуют от меня закончить начатое, в то время как прошлое и настоящее жестоко играют в перетягивание каната.

— Хочу, чтобы ты кончила.

Хочу, чтобы ты кончила.

— Ты уже близко. Давай же. Подари мне его.

Подари мне его. Твой оргазм принадлежит только мне.

Кэл ускоряет движение, умоляет, и я уже чувствую, как на меня практически накатывает экстаз. Мое платье стянуто с другой стороны, сосок перекатывается между ловкими пальцами. Я дрейфую в этом пространстве между настоящим и прошлым. Невидимая. Смущенная. Желающая разрядки.

— Осталось совсем чуть-чуть.

Черт, да. Еще чуть-чуть.

Да, почти.

— Почти, — отвечаю, прерывисто вздыхая. Боже, я сейчас кончу. Мои руки взлетают к его предплечьям, и пальцы впиваются в его плоть.

Я сейчас кончу, Киллиан. О Боже… я… — говорю ему, позволяя себе воспарить, преодолевая мощную волну экстаза, которая обрушивается на мое тело подобно цунами.

Падаю, кувыркаюсь и начинаю спускаться в кроличью нору блаженства и мрака, когда Кэл напрягается и выпускает меня из рук, словно обжигающий уголек. Я зависаю, отчаянно пытаясь достичь удовольствия, которое уже начинает ускользать.

А затем получаю шлепок. Поднимаю глаза, быстро моргаю и встречаюсь с холодным взглядом и напряженной челюстью.

О, нет. Вот черт. Неужели я произнесла имя Киллиана?

Кэл натягивает мое платье обратно, даже не потрудившись сначала вытереть меня. Сахарная субстанция, как паста, прилипает к внутренней стороне тонкой ткани, напоминая целлофан, прижимающийся к моим все еще жестким вершинам.

— В чем дело? — спрашиваю я, задыхаясь. Мне страшно.

Вот же бл*дь. Ой нет, нет, нет. Пожалуйста, скажите мне, что я не…

— Компания.

А?

— Компания?

— У нас компания, — повторяет мой муж, явно раздраженный.

О, Боже милосердный. Благодарю Тебя, Господи. Спасибо. Спасибо.

— Кто там?

— А ты как думаешь? — произносит Кэл сквозь зубы.

Как я думаю? Как я думаю? Трудно думать о чем-то ещё, кроме того факта, что я была на грани потрясающего оргазма, которого желала по-настоящему. Мне нужен оргазм. И плевать, кто там; я готова схватить Кэла за руку и засунуть ее обратно в свои трусики, чтобы он закончил начатое.

Тем временем мой муж хватает кухонное полотенце, висящее на ручке духовки, и энергично вытирает пятно с моего лица. Он груб. Мне больно. Когда Кэл закончит, на коже точно останется красная полоса.

Все его поведение изменилось с сексуального и игривого на откровенно злое. Мой мозг все еще пытается понять, что происходит, когда меня осеняет. Только один человек мог заставить его так реагировать.

Киллиан.

О, черт.

Киллиан.

Затаив дыхание, я слышу стук в дверь. Мы с Кэлом переглядываемся, вероятно, думая об одном и том же.

Добро пожаловать в реальный гребаный мир.

Глава 4

Девятнадцать лет назад

Кэл

Наблюдаю за ней с другого конца детской площадки, гадая, не нужна ли ей моя помощь. Маверик одна из самых склочных девчонок, которых я знаю, поэтому не думаю, что она обрадуется, если я приду к ей на помощь, но даже мне заметно, что с каждой минутой девочка злится все сильнее. Я не понаслышке знаю, на что она способна, когда кто-то ее раздражает. И с моей стороны — это не восхищение.

Томми Джонс вместе с Марком Флинном загнали Мавс в угол рядом с гигантской кучей снега в задней части площадки. Они стоят ко мне спиной, но я узнаю эту позу где угодно. Ноги расставлены, руки лежат на груди крест-накрест, плечи расправлены, а головы подняты. Режим «Задира» активирован.

В общем, мудаки. Отец бы вымыл мне рот с мылом, если бы услышал от меня такое. Мне запрещено ругаться, но он все время так делает, так что, какого черта. Отец все равно не узнает об этом.

Проходит еще тридцать секунд. Прокручиваю их в голове, одну за другой, молясь, чтобы парни заскучали и ушли. Пусть Мавс и пытается игнорировать их, но уже ясно, что они от нее не отстанут. Хулиганы из третьего класса обычно выбирают тех, кто младше и слабее их. Таких, как детсадовцы, которые плачут по мамочкам во время перерыва. Сегодня, однако, детский сад и первый класс находятся на экскурсии в Центре искусств в Де-Мойне, поэтому их добыча ограничена, и они обратили свое внимание на Мавс.

Я знаю, что она может о себе позаботиться, но мне все равно это не нравится. Ничуть. Мои защитные инстинкты восстают против несправедливости. В десять лет мне не понять, откуда берутся эти чувства, когда дело доходит до Маверик ДеСото, но я всегда ощущал их по отношению к ней, с самого ее рождения. И похоже, от них никуда не деться. На самом деле мои чувства к Мавс с каждым годом становятся все сильнее.

Убеждая себя в том, что поступаю так скорее для того, чтобы защитить их, чем ее, я решаю побродить рядом, даже если это означает, что вплоть до конца недели мне придется слушать ее нытье по дороге от школы до дома. Мавс еще не знает, но она моя, и я защищаю то, что принадлежит мне. Так мой отец учил нас с братом.

Когда подхожу чуть ближе, у меня закипает кровь от слов, которые я слышу. И мне приходится крепко сжать кулаки.

— Телка, телка. Твое имя означает телка, — фальшиво поет Томми Джонс.

Они называют ее коровой?

О, черт.

— Заткнись, — говорит Мавс ровным голосом, как будто то, что говорят эти придурки, ее не волнует. Но я-то вижу, что все наоборот, потому что зеленые глаза моей мечты превратились в узкие щелочки, а пухлые щечки стали темно-розовыми.

Если бы в этот момент кто-нибудь обратил внимание на Маверик, то подумал бы, что она просто замерзла. Но это не так. Когда ей холодно, розовый цвет на щеках становится ярче, напоминая засахаренные яблоки. Когда она смущена, это скорее легкий румянец, который начинается от линии волос девочки и исчезает под воротником ее рубашки. Ближе к оттенку ее балетных туфелек. Но когда Мавс собирается ударить кого-то в лицо, как она и поступила со мной раньше, цвет ее лица больше похож на использованную жвачку, перед тем, как весь сахар исчезнет. Самые кончики ее ушей становятся чуть темнее, напоминая малиновый соус.

И сейчас этот цвет говорит мне, что двум придуркам лучше следить за своими словами, потому что Мавс уже конкретно на взводе.

— Телка, ты хоть знаешь, что такое «телка»? — насмехается Марк Флинн, следуя примеру Дыры.

Так мы зовем Томми Джонса за его спиной, потому что тот упал в заброшенный колодец, когда ему было пять лет. Тупица думал, что сможет спуститься туда, обвязав веревкой ствол дерева. Вот только ему было всего пять. Он не мог завязать узел достаточно крепко, чтобы суметь удержаться. И пробыл в этой темной, сырой темнице почти два дня. Мальчишка чуть не умер.

Я не злой человек, и надеюсь, что Бог не поразит меня за такие мысли, но не думаю, что мир стал бы хуже, если бы в нем не было Дыры.

— Не-а… Она слишком тупая, чтобы знать, что такое телка, — издевается Дыра.

Как в замедленной съемке Маверик поднимает взгляд от ямки в снегу, которую копала. Стоя и не сводя горящих глаз с лица Томми, она неторопливо стряхивает прилипший к рукавицам снег. Я смотрю, как крошечные комочки замерзшей воды плывут по земле, понимая, что Дыра вот-вот присоединится к ним. Вероятно, лицом к лицу.

И это значит, что Мавс отправят в кабинет директора. Снова. А затем она будет наказана. Снова. Может быть, ее даже выгонят из школы, к чему девчушка уже была близка ранее. Вероятно, Маверик отстранят от учебы, потому что малой кровью это не закончится. Второклассница-семилетка сама по себе является проблемой. И в этом слове все буквы гигантские, а не только начальная «П».

— Дыра, а почему бы тебе не забиться в угол и не слизать телячий навоз со своих вонючих ботинок? — произносит Мавс, делая шаг вперед.

Говнюки.

Девчонка точно намерена драться с ними.

И не имеет значения, что она права. Дыра живет на ферме в пяти милях от города. И его ботинки ужасно воняют. Я постоянно замечаю в столовой их отвратительный запах. И обычно задерживаю дыхание, когда нахожусь рядом с Томми.

Теперь у меня есть примерно две с половиной секунды, чтобы принять решение: позволить этой сцене разыграться по определенному сценарию или же взять дело в свои руки, спасая Мавс от нее же самой. А спасать ее нужно постоянно. Но, по крайней мере, у нее есть я. Маверик нуждается во мне гораздо больше, чем догадывается на самом деле.

Поэтому я делаю единственное, что могу — то же самое, что делаю всю свою жизнь ради этой безрассудной раздражающей девчонки. Моей девчонки.

Протягиваю руку, хватаюсь за зимнюю куртку Дыры и наношу первый удар.

Глава 5

Одиннадцать с половиной месяцев назад

Маверик

Когда мне было одиннадцать, я чуть не умерла.

Это случилось в канун Нового года.

На Рождество мы с Джилли получили по паре идеально белоснежных коньков. В своей типично высокомерной манере моя сестра сунула нос в подарок, а затем забросила коньки в шкаф.

— Боже мой, Джилли, тебе, что, не нравятся коньки? Это же потрясающий подарок! — визжу я.

— Нравятся? Ненавижу холод. Моя кожа становится сухой, — отвечает она своим сопливым голосом.

Джиллиан никогда не вынимала коньки из коробки. Ну, может, лишь разок.

Я же, с другой стороны, обожала свои. Как обычно, каждая из нас получала огромное количество подарков, в которых мы не нуждались, и большинство из них, вероятно, так ни разу и не использовали. Коньки являлись наименее дорогими из моих подарков в тот год, но я дорожила ими, словно они были покрыты золотом.

Я помню то время, словно это было вчера.

И Киллиан, и Кэл очень от меня отдалились. В сентябре Киллиану исполнилось шестнадцать, и он получил водительские права. Его никогда не было рядом. Парень выпал из нашей заурядной рок-группы, которую мы (как нам тогда казалось) ловко назвали «ДеШепсом» — комбинацией наших фамилий. Но, так как он являлся барабанщиком, а кроме него никто не умел на них играть, «ДеШепс» быстро зашипел и сник.

В том году Кэл пошел в девятый класс средней школы и начал меняться. Он занимался футболом, который отнимал у него много времени. А после футбола, парень сразу же шел на баскетбол. Кэл регулярно возвращался из школы не раньше семи, а затем делал уроки. Мне везло, если мы виделись хотя бы раз в неделю.

Я ужасно скучала не только по мальчику, в которого влюбилась, но и по своему лучшему другу. Особенно запомнилось ощущение того, что я словно осталась для них маленьким ребенком, в то время как они резко выросли. Моя сестра же, напротив, неизменно вела себя, как капризная стерва, и никогда не уделяла мне времени.

Мне было одиноко. Думаю, что именно чувство одиночества подвигло меня выйти в тот день, пусть и я знала, что не должна. Я обладала достаточной сообразительностью, чтобы понимать все это.

В начале сезона было холодно и снежно, и пруды с ручьями замерзли раньше обычного. Но за две недели до Рождества резко потеплело. За несколько дней температура взлетела до пяти градусов выше нуля. А при такой погоде лед быстро тает.

Я умирала от желания опробовать свои новые коньки, каждый день умоляя об этом родителей. Но они отказали мне.

— Это небезопасно, Сердечко, — сказал тогда отец.

Он даже спрятал коньки, потому что знал меня. Отец осознавал, что я не стану слушать его и поступлю по-своему. А мне были известны все его тайники. Потребовалось всего три минуты, чтобы найти коробку в сарае, на верхней полке, за ящиком с украшениями для Хэллоуина.

Так что в то утро, когда он отправился охотиться на оленей, а моя мать пыталась отойти от новогоднего похмелья, я связала шнурки коньков, перекинула их через плечо и отправилась в путь.

Когда я была ребенком, то обожала уединение сельской Айовы, особенно потому, что мы жили на двадцати акрах земли, на окраине города. Прямо по соседству с Шепардами.

Мне нравилась тишина. Покой. Свобода. Я ощущала умиротворение внутри, даже когда просто сидела и вдыхала свежий воздух. Мне нравился цвет неба, стрекотание сверчков, потрескивание костров по ночам. Жизнь в сельской местности помогала чувствовать себя цельной и настоящей. Это был баланс, который я не могла больше найти нигде.

И в тот день, в ту секунду, когда пересекла открытый участок и ступила в густой лес за нашим домом, скрывший меня от реального мира, то почувствовала себя лучше. Ощутила спокойствие. Как будто вошла в зачарованный сон.

Катание на коньках тогда казалось именно тем, что мне было необходимо.

Воспоминания о том, что произошло дальше, довольно расплывчаты.

Помню волнение, когда вышла из-за деревьев и оглядела свой личный рай. Вспоминаю трепет, который пробежал по мне, когда я туго зашнуровала коньки вокруг лодыжек. И до сих пор не забыла, каким тёплым был воздух в тот день, пусть мои щеки и стягивало от холода, напоминая, что зима еще не закончилась. Текстура гладкого льда, когда я впервые на него ступила, все еще иногда всплывает в моей памяти.

Тогда как остальные воспоминания ускользают. Помню, что меня била дрожь. Я была насквозь мокрой. Замерзшей. Неподвижной. Мои легкие горели, а пальцы рук и ног, казалось, онемели. Разум был совершенно пустым. И меня несли в сильных руках.

— Держись, Маверик ДеСото. Я успел тебя вытащить. У меня есть планы насчёт тебя, и они не включают твою смерть.

Его голос. Мне не удавалось открыть глаза. Они оказались склеенными слоем льда, покрывающего мои ресницы, но я узнала бы этот голос где угодно.

Меня нес Киллиан, и я ощущала себя в безопасности. Прижимаясь к теплому телу, я позволила его жизни медленно проникнуть в свое тело, и меня поглотила тьма. Когда мне все же удалось открыть глаза, до меня донесся ровный гул медицинских аппаратов.

Пришлось провести целых три дня в больнице. Гипотермия понизила температуру моего тела до тридцати двух градусов, и меня подключили к аппарату гемодиализа, чтобы согреть организм. Никто не знает точно, сколько времени я пробыла в воде, но, видимо, достаточно долго, раз мои внутренние органы почти отказали.

В тот день мне несказанно повезло. Потому что я не утонула, и меня смогли найти в такой отдаленной местности, где никого не должно было быть.

Оказывается, Киллиан и Кэл со своими друзьями катались на снегоходах и вовремя оказались рядом. Кто-то заметил мою ярко-оранжевую вязаную шапочку, выглядывающую из воды.

Джилли всегда ругала эту шапку. Она говорила о том, что меня видно даже из космоса, что мне стоит носить нечто более женственное и перестать вести себя как парень. Но мне нравилась моя шапочка. Киллиан подарил мне ее на день рождения, годом ранее. Он купил ее у женщины, которая вязала и продавала по дешевке. Шеп сказал, что мне идет оранжевый.

В тот день мне был подарен еще один шанс на жизнь.

Эта шапка спасла меня. Киллиан спас меня.

Именно в тот день, когда я услышала тихие обещания в его голосе, умоляющем меня остаться в живых, то поняла, что безнадежно влюблена в Киллиана Шепарда.

И никогда не оглядывалась назад.

***

Напряжённость на нашей кухне ощущалась настолько сильно, что, казалось, можно было протянуть руку и коснуться ее в воздухе. Когда Киллиан и Джиллиан, или «Иллианцы», как теперь их все называют, вошли в наш дом полчаса назад, взгляд Киллиана немедленно опускается на мою грудь.

— Мы что-то прервали? — спрашивает он натянутым голосом.

Мне показалось, что мужчина говорит о моих сосках, которые все еще торчат, но, опустив свой взгляд, я замечаю, ганаш, размазанный выше линии платья. Вполне очевидно, куда ведет след. Я ощущаю что-то прохладное у основания шеи. А когда протягиваю руку и провожу по тому месту, на пальцах остается заварной крем.

Мое лицо вспыхивает, прежде чем вмешивается Кэл со своим «да, прервали» и предложением встретиться всем вместе в «Красном петухе» (он же «Кровавый Член» (прим. Игра слов в английском языке) через полчаса за ужином.

Затем Иллианцы выходят за дверь, а я остаюсь с внезапной головной болью, тянущим ощущением немного южнее и раздраженным мужем. Ясно, что встреча с Киллианом неизбежна, но я надеялась отложить ее хотя бы на несколько дней. Или даже месяцев. В общем, на некоторое время, чтобы начать медленный процесс вырывания Киллиана Шепарда из своего сердца, что следовало сделать еще в ту секунду, когда он женился на моей сестре.

— Что ты выбрала? — ко мне наклоняется Кэл, задавая вопрос напряженным голосом.

Мой желудок сжимается, и мне приходится спрятать лицо за меню. Похоже, вино, которое я пила ранее, начало бродить. Чувствую на себе оценивающий взгляд Киллиана. Ощущаю, как его гнев медленно просачивается наружу. Он тяжелый и густой. Мужчина не перестает поджимать губы с тех пор, как мы сели. Меня раздражает его злоба. У Киллиана нет на нее никакого права. Именно он виноват в этом хаосе. Но что сделано, то сделано, и как бы мне ни хотелось, уже ничего не изменить. Для всех нас.

— Пока не знаю, — отвечаю я. Все, что вижу — одно большое темное пятно перед глазами. На самом деле мне даже не нужно заглядывать в меню. В Дасти Фаллс есть всего два приличных ресторана. И мы завсегдатаи обоих. А это значит, что меню каждого изучено вдоль и поперек.

— Ну, как прошел медовый месяц? Рассказывайте, — звучит знойный тембр Джилли. Может быть, именно им она заманила Киллиана. Возможно, своим голосом сестра околдовала его, словно морская нимфа, и однажды пойманный, Киллиан не мог выбраться из ее титановых тисков.

Кэл выхватывает меню из моих рук и кладет его на стол. Затем закидывает руку мне на плечо и тянет к себе, пока я практически не оказываюсь у него на коленях. Можно даже не поднимать взгляд на мужа, чтобы догадаться, кому он адресует свой ответ. Конечно же брату, а не Джилли. Предпочитаю смотреть куда угодно, только не на двух людей, сидящих напротив нас.

Нечто среднее между вздохом и смехом слетает с моих губ, когда Кэл самодовольно отвечает:

— Активно.

Ничего подобного. Когда мой взгляд инстинктивно останавливается на Киллиане, я замечаю, что он не смотрит на меня. Вместо этого мужчина пригвождает брата жестким, почти ненавистным взглядом. Но за блеском его глаз скрывается что-то еще. Что-то похожее на тоску. Мне нужно отвести взгляд, прежде чем я разрыдаюсь.

— Звучит сексуально, — добавляет Джилли, совершенно ничего не замечая. А может, все наоборот. И она специально себя так ведет. Возможно, Киллиану не нравятся сильные дерзкие женщины, которые могут справиться с четырехколесным фургоном, филе только что пойманной рыбы или основанием собственного бизнеса. Может, он в восторге от слабых, зависимых, вечно ноющих женщин с кошачьими когтями, язвительным языком, и помешанных на Louis Vuitton.

— Так и есть, — говорю я, внезапно взбешенная тем, что Киллиан думает, будто имеет право вести себя высокомерно только из-за того, что я вышла замуж и имела наглость заниматься сексом. С. Моим. Же. Мужем. — На самом деле мы почти не выходили из спальни.

Отчасти верное заявление. Думаю, первые три дня я была настолько расстроена своим поступком, что меня без остановки тошнило. Либо это, либо суши, которые мы ели в самолете. Конечно же я винила во всем суши.

Поднимаю взгляд на Кэла, прекрасно осознавая, что он смотрит на меня вместе с Иллианцами. Когда вижу широкую улыбку и огонек в его глазах, то отвечаю ему тем же. И тут же таю, когда мой муж наклоняется и целует меня в губы. Это мило и искренне, и не в смысле «отъ. ись» своему брату, а как «я очень тебя люблю».

Мои щеки горят. Я не заслуживаю этого человека. На всех уровнях.

Слова Мэри-Лу до сих пор крутятся в голове. Все потому, что ты даже не пыталась освободить место для кого-то еще. Думаю, она права. Я не пыталась. Пора попробовать влюбиться в мужчину, который смотрит на меня так, словно я единственный огонек, которой освещает весь его мир.

— Неужто братья Шепард вместе? Что привело вас сюда в этот вечер?

Слава Богу… Спасательный круг в виде Пэтси Ледди. Подмигнув и чмокнув меня в щеку, Кэл поворачивается к официантке.

— Решили отметить событие. Мы с Мавс только вернулись из медового месяца. Сидим и выкладываем всю подноготную нашим уважаемым родственникам.

— Мои поздравления. Вам давно пора было это сделать. Мне всегда казалось, что вы созданы друг для друга.

Закусываю губу, заставляя себя смотреть на Пэтси, а не на Киллиана. Девушка того же возраста, что и Кэл, но обучалась в государственной школе, тогда как мы в частной. Пэтси всегда вела себя дружелюбно и не была костью в горле. И если произнесла такое, то не потому, что до нее дошли слухи и она злилась, как Хрюшка, а потому, что действительно верила в свои слова.

— Спасибо, Пэт. Как Томми? Все еще обходит колодцы стороной? — Кэл поворачивается ко мне и улыбается, как ребенок в кондитерской.

Пэтси смеется, воспринимая шутку в хорошем духе. Может, она и не ходила школу Святой Бернадетт, но все знают историю о том, как Кэл Шепард нокаутировал Томми Джонса одним ударом в челюсть и был не только отстранен на три дня, но и наказан на месяц. Я была в ярости от его выходки. Потому что считала этот поступок своей прерогативой. Мне хотелось стать той, кто в тот день даст Дыре под зад. Преподаст ему урок. Даже сейчас мне все еще плевать на Томми Джонса, хотя с Кэлом они отлично ладят. Опять же, Кэл неотразим. Он ладит с кем угодно.

И теперь Пэтси помолвлена с Томми «Дырой» Джонсом. Они поженятся на следующий день после Рождества.

— Не так уж много заброшенных колодцев на углу Мейн и Лейк-стрит. И ты знаешь, что теперь он просто Том.

— Да, да. Но для меня он навсегда останется Дырой.

Пэт снова хихикает, а затем спрашивает:

— Итак, что я могу предложить молодоженам?

Кэл смотрит на меня первым. Я мягко улыбаюсь ему.

— Хэнк сегодня готовил свой потрясающий мясной рулет? — спрашиваю я ее.

— Ты ведь знаешь, что да.

— Тогда возьму его.

Кэл заказывает то же самое. Киллиан просит бургер средней прожарки. А Джиллиан берет салат.

— Никакой заправки. Никаких оливок. Никакого лука. Никаких гренок. Никакого сыра. Перец «банановый десерт», если он у них есть. Если его нет, скажите, чтобы не клали болгарский, потому что это не одно и то же. Да, и убедитесь, что помидоры лежат с краю. С краю. Если их там не будет, я верну заказ.

С каждым отрывистым требованием лицо Киллиана становится все более грозным.

— Видимо… ты решила заказать себе еду для Гуччи, — говорит он жене. Гуччи была домашней ящерицей мальчиков Шепард, и умерла лишь в прошлом году. Она питалась в основном салатом.

— Шеп, прекрати, — сестра дарит ему свое фирменное безобразное выражение лица. — Ты же знаешь, я пытаюсь скинуть пару фунтов, — у Джиллиан примерно сороковой размер одежды. В первый день месячных. А в остальное время она тридцать восьмого.

Кэл прочищает горло, и мои губы плотно сжимаются. Мы оба сдерживаем смех, который может окончательно вывести Джилли из себя.

— И принеси нам кувшин «Миллер Лайт», — добавляет Кэл, прежде чем Пэтси решается отойти от стола.

— Тебе нечего скидывать, Джилл, — рычит Киллиан.

— Ты ничего не знаешь о том, как быть женщиной, Шеп. Я буду чувствовать себя лучше, если сброшу пять фунтов.

— Когда пара фунтов успела превратиться в пять?

— Ну, все знают, что первые два — это просто вода.

— Очевидно, не все, — бормочет Киллиан, разрывая в клочья края бумажной салфетки. Даже я знаю, что это признак его растущего гнева, а его собственная жена и понятия не имеет.

— Скажи ему, Маверик, — говорит Джилли.

— Сказать ему что? — раздражаюсь в ответ на то, что она пытается втянуть меня в этот глупый разговор. Вот вам еще одно различие между мной и моей сестрой. Мой размер — соблазнительный сорок четвёртый, и, хотя, время от времени, я замечаю небольшой целлюлит на задней части бедер, мой вес никогда не был для меня проблемой.

— Ну, ты знаешь. Объясни ему, как это хорошо — скинуть несколько фунтов.

Сука.

Позволяю своему рту изогнуться в сладкой улыбке.

— Откуда мне знать, Джилли? Я довольна своим весом.

Парни начинают смеяться. А Джилли фыркает и обращает свое внимание на кабинку позади нас. Когда ее взгляд возвращается ко мне, я уже знаю, что наш разговор окончен. Вместо того, чтобы заняться чем-то полезным, моя сестра живет за счет своего трастового фонда и считает, что быть сплетницей Дасти Фаллс — ее основная работа.

— Ты слышала, что Салли Джеймсон сошлась с Исааком Ньютоном?

Да, да. У нас есть свой собственный Исаак Ньютон. Его мать — преподаватель естественных наук в государственной средней школе и, по-видимому, писала кандидатскую диссертацию о взглядах сэра Исаака на пространство, движение и время. Женщина, очевидно, являлась большой его поклонницей.

— А что за проблемы с Исааком? — губы сводит от всех этих приторных реплик.

— Джиллиан, — предупреждает Киллиан.

— Ну, он ведь совершенно ниже ее по статусу. Я имею в виду… он же механик, ради Бога, — говорит сестра шепотом, который больше похож на крик. Думаю, половина ресторана слышит, что она только что сказала. Мне так неловко, что хочется провалиться сквозь землю. Нет уж. Пусть лучше провалится Джилли.

— Ух ты, — бормочет Кэл рядом. Киллиан выглядит так, будто готов взорваться, его салфетка практически уничтожена.

Я упоминала, что моя сестра — грубая эгоистичная сука, которая совершено на меня не похожа? Нет? На заметку: так и есть.

— Ага, а еще он талантливый и владеет собственным бизнесом. Нелегко иметь собственное дело, знаешь ли, — бросаю я ей достаточно громко, чтобы отомстить за сэра Исаака.

— Я знаю, — Джилли пожимает плечами, не придавая вида, что это касается и меня тоже. В конце концов, я всего лишь скромный пекарь. Ее слова. Не мои. — Просто говорю, что он весь день работает руками.

Боже, как же я ее ненавижу! Не могу поверить, что у нас одна ДНК. Мне все больше и больше кажется, что меня удочерили.

Внезапно чувствую, что у меня нет сил терпеть все это. Сестру. То, как Киллиан неприкрыто изучает каждое прикосновение, которое дарит мне Кэл. Эту напряженную обстановку.

Мне становится сложно дышать. Понятия не имею, почему Иллианцы появились у нас без предупреждения, но я бы поставила половину своего наследства на то, что все это — идея Джилли. Ей нравится, что она замужем не только за тем, кого, как ей известно, я любила всю свою жизнь, но и за одним из самых привлекательных мужчин Дасти Фаллс. Она расхаживает с Киллианом Шепардом, как будто тот — скаковая лошадь. Странно, что Джилл до сих пор не привязала его. Хотя, кто знает, что происходит в их спальне.

Даже думать об этом не хочу.

— Мне нужно в туалет, — говорю я, подталкивая Кэла, чтобы тот встал и выпустил меня. Пробираясь между столиками, наполовину заполненными посетителями, молюсь, чтобы никто не последовал за мной. Мне не нужны ни утешения Кэла, ни язвительные замечания Джилли, ни извинения Киллиана. Всего пять минут на себя, чтобы избавиться от гнетущего чувства внутри.

Закрываюсь в кабинке и делаю долгие, глубокие вдохи, пытаясь выдохнуть нарастающую тоску. Вспоминаю свое озеро, и на меня находит мгновенный покой. Казалось бы, после случившегося, мне стоило бы избегать озера, как чумы, но это не так. Я до сих пор хожу туда иногда, даже будучи взрослой.

К тому времени, как начинаю мыть руки, мне становится немного лучше. По крайней мере смогу пережить остаток ужина. Очевидно, у меня не получается продумать все до конца. Последние два года я старательно избегаю встреч с Иллианцами, но теперь это будет невыполнимой задачей, поскольку Кэл — мой муж.

Слышу, как позади скрипит дверь, и мой желудок ухает вниз. Я уверена, что это Джилли, но ловлю в отражении зеркала никого иного, как Салли Джеймсон.

— Здравствуй, — приветствует она меня.

— Привет, Сэл, — хватаю три бумажных полотенца, потому что они настолько тонкие, что даже сложить вдвое не получается, а затем поворачиваюсь к женщине, которую моя сестра только что бессердечно оскорбила. И, судя по выражению ее лица, она все слышала.

— Извини…

— Перестань. Даже не извиняйся за эту корову.

Салли Джеймсон на пять лет младше меня и является дочерью окружного прокурора. Она яркая и жизнерадостная, но ей постоянно не везет в отношениях. Исаак, может, и странный немного, но все же порядочный парень с добрым сердцем. Очень надеюсь, что у них все получится.

— Не понимаю, как ты ее терпишь.

Я фыркаю.

— Приходится.

— Да ты просто святая. Я бы уже подожгла ее.

— Ух ты, — смеюсь в ответ. — Сурово, — мы с сестрой можем быть абсолютными противоположностями, и она, возможно, растерзала меня, выйдя замуж за Киллиана, но Джилл все еще моя плоть и кровь. И, несмотря ни на что, всегда ею останется. Сестра никогда не сможет полностью освободиться от этой связующей цепи. Семья есть семья. Навсегда. На самом деле под толстыми слоями требований и надменности скрывается достойный человек. И я должна в это верить. Во всяком случае стараться.

— Зато честно. Поздравляю с вашей свадьбой. Кэл — хороший парень. Вы отлично смотритесь вместе.

Внутри все сжимается. Может, все же из-за вина? Улыбка на моих губах причиняет боль. Я изо всех сил стараюсь казаться беззаботной, когда отвечаю:

— Надо идти. Кэл, наверняка, уже готов вызвать поисковую группу.

Похоже, сработало. Салли хихикает. Я обхожу девушку и открываю дверь.

— Маверик.

— Да? — оборачиваюсь к ней. Через приоткрытую дверь доносится гул голосов.

— Возможно, это не мое дело, но тот, кто решил жениться на этой женщине, не может быть достоин тебя.

О.

Господи.

Долбаные маленькие городки.

— Спасибо, — хрипло отвечаю ей. Снова пытаюсь приподнять уголки рта, но они тяжелы, как свинец, и не двигаются. Услышав за спиной щелчок замка, я прислоняюсь к стене коридора и с удивлением обнаруживаю, что по лицу течет слеза. Вытираю ее вместе с той, что следует за ней.

Единственное, чего мне сейчас хочется — сесть в машину и уехать. В никуда. Без каких-либо мыслей. Без ощущения вины. Хочется удариться в бега, но единственный человек, от которого действительно желаю сбежать — я сама. Хотелось бы мне, чтобы это было возможно. Если бы такое случилось, я бы давно потеряла себя.

Сделав несколько глубоких вдохов, я возвращаюсь в кабинку и сажусь рядом с Кэлом. Его большие карие глаза бегают по моему лицу, и он обеспокоенно морщит лоб.

— Лебедь, все хорошо? — сладко шепчет мой муж.

Я киваю, сосредоточив свое внимание на неаппетитном куске мяса, ожидающем меня вместе с пивом, которое не собираюсь пить. Чувствую тепло ладони мужа на своем бедре, прежде чем он успокаивающе сжимает его. Я выдавливаю слабую улыбку, которая, кажется, отвлекает Кэла… На время.

Несколько минут мы едим в тишине. Мне необходимо это благословенное спокойствие. Но как только начинаю думать, что смогу выбраться отсюда, при этом не вырывав чьих-то обесцвеченных волос, внезапное и очень неожиданное объявление Джилли снова лишает меня покоя.

Ее приборы звякают о тарелку, прежде чем сестра отодвигает ее. Недоеденный салат насмехается над вилкой с картофельным пюре, которую я только что засунула в рот. Джиллиан разыгрывает спектакль, хватая Киллиана за руку и глядя на него с любовью, прежде чем повернуться ко мне и сказать:

— Вы должны первыми узнать, что пришло время.

— Время для чего? — спрашиваю я ровным голосом, мне не нравится кошачий блеск в глазах моей сестры. Кладу вилку на стол, убирая ее под свою тарелку, в опасении, что схвачу прибор и проткну им Джилл за следующие слова.

С широкой ухмылкой на лице сестра произносит то, от чего болит мое сердце.

— Мы с Киллианом, наконец-то, готовы к семье. И официально начали пытаться забеременеть.

Я перестаю дышать. Уверена, это так. Моргаю, моргаю, моргаю. И продолжаю моргать. Может быть, если буду моргать достаточно быстро, то волшебным образом перенесусь в другое место и время, где перестану чувствовать эту мучительную боль.

Киллиан пытается привлечь мое внимание. Боковым зрением вижу, как он наклоняет голову, молча умоляя меня заглянуть в его обманчивые поцелованные Иудой шоколадные лужи.

Но я не смотрю на него.

У меня больше нет на это сил. Не уверена, что смогу переварить молчаливый разговор, который у нас случится, если сделаю это.

Прости, Мелкая.

Мне насрать.

Ненавижу, когда ты ругаешься.

А я ненавижу тебя.

Я люблю тебя. Пожалуйста, прости меня.

Не смогу.

Сможешь.

Нет. Я больше не в состоянии обращать внимание на эти невысказанные извинения и банальности.

После того, как снова обретаю голос, произношу равнодушные поздравления. Во всяком случае, с моей стороны. Кэл кажется искренним и счастливым, возможно, даже слишком. Оставшуюся часть ужина мне приходится терпеть Джиллиан, болтающую о цветах в детской, именах и частных школах.

В ту ночь, после секса, в попытке забыть свою неудавшуюся жизнь и Киллиана Шепарда, я засыпаю в объятиях Кэла, теплая снаружи, и смертельно холодная внутри. В том месте, где это имеет первостепенное значение.

Глава 6

Одиннадцать месяцев назад

Маверик

— Когда планируешь вернуться? — изо всех сил стараюсь скрыть разочарование в голосе, но мне это трудно дается. Я скучаю по нему.

— Скоро.

— Определись уже, — настаиваю я. Киллиан повторяет одно и то же уже несколько недель. Три месяца назад он устроился на работу в Пенсаколе, штат Флорида, оставив строительный бизнес моего отца, чем застал нас всех врасплох.

ДеСото Констракшн Индастрис — самая крупная и успешная компания по строительству транспортной инфраструктуры на всем Среднем Западе. Киллиан был лучшим менеджером по продажам с политической смекалкой, необходимой для того, чтобы привлечь крупных клиентов, и делал все необходимое, чтобы они оставались довольными.

Вообще-то, на «ДеСото Констракшн» работали все мужчины Шепард. Арни Шепард, отец Киллиана, являлся финансовым менеджером и входил в совет директоров. Кэл только недавно присоединился к команде, устроившись в компанию юристом, а Киллиан занимался продажами. Да что тут говорить, три четверти жителей Дасти Фаллс работали на Ричарда ДеСото. Даже я числилась менеджером проекта.

— Мавс, тебе нужно набраться терпения.

Терпения? Я провожу всю свою жизнь, утопая в терпении и ожидая этого мужчину. Сначала он уезжает учиться в колледж. Потом возвращается, но я все еще считаюсь слишком юной. Затем настает моя очередь поступить в Университет Айовы, и, хотя лето я провела дома и проходила стажировку у отца, Киллиан ко мне не прикасался. Все изменилось в начале этого лета, одной ночью, за хранилищем зерна.

— Прошло всего два месяца после того, как я вернулась из колледжа, а ты уже бросил меня здесь одну. Я терпела почти двадцать три года, Киллиан. У меня больше нет сил. Я устала ждать. Устала прятаться. И не понимаю, почему тебе пришлось уехать.

— Мы уже говорили об этом, Мелкая. Мне нужно доказать, что я добился успеха благодаря своим силам, а не фамилии твоего отца. Не желаю, как мой отец, находиться под его каблуком всю оставшуюся жизнь. Я не хочу такой жизни для нас, — средства к существованию всей семьи Киллиана зависят от моего отца, Ричарда ДеСото, и парень не хочет перечить ему. Хоть сей факт и злит меня, я не могу винить Киллиана в этом.

— Да знаю, — вздыхаю я, осознавая, что он прав. — Извини. Просто…

— Не извиняйся. Ты ведь понимаешь, что ему пока нельзя знать о нас. Твой отец и так уже начал что-то подозревать.

По факту, мы с Киллианом не вместе. Потому что не встречаемся, как другие пары. Мы видимся в темноте. Прячемся, как парочка женатиков, которые крутят роман на стороне. Наша ситуация абсолютно нелепа. На самом деле она меня бесит. Но мой отец не поддерживает никаких отношений, кроме дружбы, если это касается нас с Киллианом. Могу сказать наверняка, он получает все, чего захочет. Ненавижу огорчать своего отца, но сейчас мне попросту плевать. Это не его дело, кого мне любить.

— Так, когда ты ко мне вернешься?

— Постараюсь на следующих выходных.

— Постараешься?

Его выдох тяжелый и долгий.

— Маверик, ты же знаешь, что произойдет, как только я переступлю черту города. Отец вынесет мне мозг в попытке заставить вернуться в ДСК.

— Ладно. Тогда давай я приеду к тебе. Не могу больше ждать.

— Не очень умный шаг. Кто-нибудь обязательно догадается.

И под этим «кто-нибудь» имеется в виду мой отец.

— Ты не хочешь, чтобы я приезжала? — мой голос немного дрожит.

— Детка, — уговаривает Киллиан, — это не так, ты же знаешь. Я хочу, чтобы мы были вместе. Просто пока не подходящее время. Все будет. Но не сейчас.

Мой взгляд перемещается к окну спальни. Жалюзи подняты до упора. Я наблюдаю, как барабанит дождь. Вода питает землю и очищает воздух от пыли, а также насыщает корни кукурузы и сои, растущих вдоль ветреных дорог нашего сельского городка. Обычно мне приятен мягкий стук капель, бьющихся о металлические желоба. Но сегодня мое настроение соответствует погоде. Оно тоскливое и беспокойное. Я ощущаю какое-то чувство обреченности, от которого непросто отвлечься. Оно появилось в ту самую секунду, когда Киллиан ступил на борт самолета, направляющегося в Де-Мойн.

— Я так по тебе скучаю.

Голос Киллиана становится низким и хриплым.

— Я тоже скучаю по тебе, Мелкая.

— Хочу выйти за тебя замуж.

— А я хочу, чтобы ты родила мне детей.

Эти разговоры кружат мне голову. Наши романтические отношения — что-то новое, и все-таки я знакома с Киллианом Шепардом всю свою жизнь, так что прекрасно знаю, чего он хочет и о чем думает.

— И сколько бы их было? — подначиваю я, уже зная ответ.

— Пять. Все мальчики. Буду держать тебя беременной целых шесть лет.

Теперь я сияю от уха до уха, моя тоска почти забыта.

— Сначала ты должен жениться на мне.

— Терпение — добродетель.

— Добродетель слишком переоценивают.

— Нет. Именно благодаря ей ты такая, какая есть, Маверик. Никогда не теряй это качество. Именно оно привлекло меня к тебе.

У меня перехватывает дыхание.

— Я люблю тебя, Киллиан.

— Мне нравится, когда ты произносишь мое имя таким тоном, — практически слышу улыбку в его голосе.

— Каким именно?

— С придыханием и желанием.

— Все верно. Если вернёшься домой на следующих выходных, то услышишь этот звук в живую.

— А как насчет того, чтобы услышать сейчас? Я хочу этого, — отвечает Киллиан с тихим стоном.

Обожаю, когда мне бросают вызовы.

— Ммм… Ну, ладно.

Я скольжу пальцами все ниже и ниже…

***

Шутка Мэри-Лу отвлекает меня от лучшего момента своих воспоминаний.

— Знаешь… а может, это именно то, что тебе нужно? — нет… все, что мне нужно — это снова погрузиться в свои мысли.

— О чем ты, блядь, вообще? — отрываю взгляд от своей работы и наблюдаю, как подруга аккуратно раскладывает малину на каждый мини-чизкейк, стоящий перед ней на подносе.

Миссис Кеннер сегодня обедает в ложе Федерации женского клуба и заказала тридцать три из них, а также равное количество пирожков с ветчиной и сыром. Еще нам нужно выполнить два небольших заказа, так что признаюсь… Я укусила. В смысле огрызнулась. Мое раздражение по поводу последних новостей, сбивших меня с толку, гораздо более явственно, чем я вправе выразить. Это у меня должны были появиться дети от Киллиана… а не у нее.

Мэри-Лу прекращает свое занятие и смотрит вверх. Она разглядывает меня целых две секунды, а затем начинает смеяться.

— Прошло ведь уже несколько дней.

Да. Но мое отношение к ситуации совершенно отличается от того, как ее видит Мэри-Лу.

— Иди в задницу, — хватаю кондитерский мешок, а следом печенье макарон, но слишком сильно сжимаю хрупкую выпечку, и она крошится в моей руке. Подруга хватает меня за запястье и прижимает его к столешнице, но поскольку я сопротивляюсь — в процессе раздавливаю еще минимум дюжину печений. — Какого хрена, сучка? — кричу я.

Мэри-Лу лишь смеется громче.

— Ты можешь испечь еще. Нужны всего лишь яйца и сахар.

— Дело не в этом.

— А я думаю, что в этом все и дело, — со всей серьезностью заявляет она. Взяв пригоршню уже уничтоженных разноцветных дисков, подруга медленно пропускает остатки сквозь пальцы, возвращаясь к своему рабочему месту. Мы обе пялимся на беспорядок перед нами, как будто крошки мистическим образом дадут ответы на все нерешенные вопросы мира… Например, что происходит со всеми теми людьми, которые исчезают в Бермудском треугольнике, и скрывало ли на самом деле правительство катастрофу НЛО в Зоне 51? Или, возможно, но только возможно, почему я теперь миссис Кэл Шепард, а не миссис Киллиан Шепард.

— Разберись со свои мыслями и чувствами. Уничтожь их до самого основания, а затем начни с нуля.

Что? Начать все сначала? Притвориться, будто я никогда не была влюблена в Киллиана Шепарда?

Именно это предлагает Мэри-Лу?

Нет никакого шанса, чтобы ответ лежал в крошках передо мной.

Ну и как это сделать? Как такое вообще возможно после стольких лет? Любовь к Киллиану засела во мне настолько глубоко, что буквально вплетена в каждую клетку организма.

Невозможно. С моей стороны — это не притворство. И не забвение. Моя жизнь имеет четкое разделение. На тогда и сейчас. На прошлое и настоящее. На Киллиана и Кэла.

Мне хочется высказать кучу гадостей, которые вот-вот готовы сорваться с моего языка. Желая выплеснуть их на единственного человека, который, как ни странно, не обидится и не перестанет меня любить. Однако это несправедливо по отношению к Мэри-Лу. Ведь она всего лишь пытается помочь.

— Я просто не могу поверить, что Киллиан действительно на это согласился.

— Почему? — отшатывается моя подруга.

— Потому что он не любит Джилли. Киллиан едва может смотреть на мою сестру. Зачем ему иметь от нее ребенка?

— Да я не о том, почему у него будет ребенок. А о том, почему тебя это волнует, Маверик? Все, что у тебя было с Киллианом, закончилось в тот день, когда он вернулся в Дасти-Фаллс, встал перед тобой в доме твоего отца, удерживая руку Джиллиан в своей, и объявил об их помолвке. Ты заслужила по крайней мере объяснение, а не просто уведомление о его выборе. Но не получила ни черта. Даже если бы и получила, объяснения все равно было бы недостаточно. Ничего из слов Киллиана не смогло бы оправдать его поступка. Перережь этот гребаный шнур, детка. Киллиан того не стоит. Если он хочет породниться с ведьмой и создать стайку маленьких ведьмочек, это его личное дело. Не твое.

Мои губы кривятся в ухмылке, и я не сдерживаю себя. Как и Мэри-Лу. Когда из моего горла вырывается звук, странно похожий на хихиканье, подруга отвечает мне тем же. А затем, ровно через десять секунд, мы обе сгибаемся пополам от такого громкого хохота, что слезы текут по нашим лицам.

— Стайку? — спрашиваю я между прерывистыми вдохами.

— Ага… Стайку! — отвечает она таким высоким воем, что мои ноги больше не держат меня, и я соскальзываю на пол, умирая со смеху. Вскоре ко мне присоединяется Мэри-Лу, и мы хватаем ртом воздух.

— Видимо, ты имеешь в виду шабаш, — поправляю я, когда, наконец, снова могу дышать.

— Шабаш, выводок, стайка. Без разницы. Все, что я представляю — кучка маленьких метел, выстроенных вместо обуви в прихожей.

И мы снова смеемся.

— Боже, ты ужасна.

— Возможно, — Мэри-Лу вытирает слезы, которые собираются у нее под глазами. — Только не говори мне, что не можешь представить того же.

— Могу, — отвечаю я ей. К несчастью, могу.

Как только мое веселье проходит, улыбка тут же исчезает с моего лица. Единственный звук, который раздается в комнате — наше затрудненное дыхание и мои хаотичные мысли. Мэри-Лу обхватывает мою руку своей и крепко сжимает. Ни одна из нас даже не пытается посмотреть на другую.

— Я люблю тебя, Маверик. И буду любить. Я всегда прикрою тебя. Но хочу быть честной. Мне надоело видеть, как ты заставляешь себя жить. Одно из качеств, которым я больше всего в тебе восхищаюсь — то, что ты никому не позволяешь себя унижать. Я скучаю по этой девушке. Той, что ходит с высоко поднятой головой и средним пальцем, направленным на окружающих. Той самой, которая приехала в Де-Мойн, чтобы получить ссуду на свой маленький бизнес, потому что хотела, чтобы ее оценили по заслугам, а не из-за фамилии отца. Ты легко могла попросить у него денег или взять из своего трастового фонда, однако не сделала этого. И мне грустно — нет, я злюсь. Злюсь, потому что вижу, как ты барахтаешься в воспоминаниях, словно бывшая любовница. Тебя бросили. Так забудь, блядь, об этом. Многие люди оказывались на твоем месте и раньше. И они не только выживали, но и процветали. Вспомни хотя бы Пенни Лейн.

— Песню «Битлз»? — растерянно спрашиваю я.

— Господи, да нет же. Ты, как всегда, невпопад со своими древними группами. Пенни Лейн из Хани-Брук.

Я мысленно закатываю глаза.

— Не помню.

Мэри-Лу размахивает рукой, словно отгоняет муху.

— Без разницы. Важно то, что Пенни Лейн была помолвлена с Людвигом Ванденбергом. Они договорились со священником. Пенни уже выбрала себе свадебное платье. Они даже купили билеты на самолет, чтобы бабушка Лейн смогла прилететь на церемонию из Луизианы. Затем Пенни уехала на учебный семестр в Лондон. К тому времени, когда она вернулась, Людвиг не только изменил ей, но и женился на прелюбодейке. И знаешь, на ком он женился, Мавс?

Мне плевать, на ком женился этот Людвиг, но придется играть в игру Мэри-Лу, потому что, если не сделаю этого, подруга будет сидеть молча до тех пор, пока я не сдамся и не спрошу.

— И на ком же?

— На сестре Пенни, конечно.

Я поворачиваю голову в ее сторону.

— Ты все выдумала.

— Неа, — невозмутимо отвечает она. — Ларри знаком с братом нынешней подружки Пенни.

Неведомая сила поднимает мои брови вверх.

— Подружки? Разве не ты только что сказала, что она была помолвлена с парнем?

— Вот именно! — Мэри-Лу шлепает своим «и» так громко, что у меня болят барабанные перепонки. — Когда жизнь предлагает тебе лимоны, ты не делаешь из них лимонад. Это для слабаков. Нет. Ты морщишься, но высасываешь лимоны досуха, а затем бросаешь использованные корки обратно в лицо жизни с гигантским «иди нахрен» и выразительным жестом в придачу.

Я фыркаю, прежде чем понимаю, что подруга говорит серьезно. Это отрезвляет меня, и я, признаюсь.

— Думаю, что уже сделала это.

— Нет. Тебе кажется, что брак с Кэлом оказался средним пальцем для Киллиана, но ты ошибаешься. У тебя была возможность выйти замуж за кого угодно, однако ты выбрала Кэла. И вышла за него замуж, потому что любишь его, Маверик. Если ты пристально вглядишься в то, что у тебя на сердце, то увидишь боль и предательство, но под этим слоем скрывается настоящая любовь. Тебе просто нужно отыскать ее. И на этот раз подарить правильному человеку. Тому, кто достоин тебя. И это не старший сын Шепард. Он никогда им не был.

У меня слезятся глаза. Мэри-Лу тянет меня на себя до тех пор, пока моя голова не падает ей на плечо. В детстве мы иногда сидели так на детской площадке, прижимаясь спиной к кирпичной стене. Другие девчонки уже рыдали бы горючими слезами, но мы с Мэри-Лу… даже тогда были сделаны из другого теста. И вместо слез строили планы о том, как будем завоевывать мир, когда вырастем. Или о том, как запретили бы платья, жевательную резинку и любую другую обувь, кроме теннисных туфель. Мы бы сожгли каждую пару колготок. А еще продлили бы большую перемену на два часа и исключили обществознание из школьных предметов, потому что обществознание — пустая трата времени. Вместо этого обязательным предметом стало бы выживание в естественной среде. Каждый должен знать, как продеть леску в рыболовный крючок и зарядить ружье.

Когда моя подруга начинает говорить, вибрация ее голоса проходит через меня вместе со словами.

— В какой-то степени ты всегда будешь грустить из-за Киллиана, и это нормально. Но такая печаль подобна медленно растущим метастазам. Довольно скоро они поглотят тебя целиком, вытеснив все хорошее. Не позволяй Киллиану Шепарду погубить свою душу. Он того не стоит.

Немного помолчав, мне приходится признаться ей.

— Я знаю, — потому что знаю на самом деле. Все, что говорит Мэри-Лу, соответствует действительности. Продолжать любить Киллиана — все равно, что съесть целую пинту мороженого за один присест. Ты прекрасно знаешь, почему должна убрать эту дрянь обратно в холодильник сразу после первой ложки, но не можешь остановиться и продолжаешь есть холодный десерт, потому что он ужасно вкусный. Затем смотришь в пустую банку и ненавидишь себя еще больше, желая повернуть время вспять и вовремя отказаться. Именно так я себя и чувствую. Ненавижу себя за то, что все еще люблю его, но перестать почему-то не могу.

— Э-э… Здесь есть кто-нибудь? — зовет бестелесный голос. Мы с Мэри-Лу поворачиваемся друг к другу, и она одаривает меня слабой улыбкой, вытирая мои слезы большими пальцами рук, прежде чем мы обе одновременно вскакиваем.

— Да. Тебе что-то нужно, Кэрол? — спрашиваю я, радуясь тому, что мой голос не дрожит.

Взгляд Кэрол мечется между нами, прежде чем она объявляет:

— Там к тебе кто-то пришел, Маверик. Сказать, что ты занята? — меньше всего мне хочется натягивать на лицо улыбку и делать вид, будто мне не все равно, но бизнес есть бизнес. Я не могу позволить личным проблемам разрушить все, ради чего надрывала свой зад.

— Нет. Сейчас подойду.

— Я закончу сама, — говорит Мэри-Лу, когда я встаю с места.

— Спасибо.

Однако, пройдя через двери, застываю на полпути, когда улавливаю знакомый силуэт Киллиана Шепарда, методично барабанящего пальцами по столешнице в ожидании. Мужчина выглядит уставшим, с мешками под глазами и двухдневной щетиной. Но в то же время он невероятно привлекателен. Киллиан настолько великолепен, что у меня перехватывает дыхание — за одно лишая кислорода клетки моего мозга — всякий раз, когда я смотрю на этого потрясающего мужчину.

У меня крутит живот, пока мы безмолвно разглядываем друг друга. Прошло две недели с того вечера в «Красном Петухе». И до этого момента от Киллиана не было никаких вестей. Что казалось одновременно и благословением, и проклятием.

Вспоминая, где мы находимся, я оглядываюсь и понимаю, что он один, без жены на хвосте.

— Что ты здесь делаешь? — спрашиваю я резко, ожидая, когда за мной закроется дверь.

Сегодня понедельник, почти полдень. Толпа поредела, так как завтрак уже закончился, но для обеда еще слишком рано, поэтому я прекрасно понимаю, что все взгляды в помещении нацелены на меня. Включая Кэрол. Смотрю на нее и поджимаю губы, давая понять, что девушка совершила серьезную ошибку. Ей следовало сказать мне, что посетитель оказался моим шурином.

Да… шурином. Запомни уже.

Шурин.

Ш. У. Р. И. Н.

Он просто шурин.

Ага… Которого ты уже попробовала со всех сторон.

Блядь.

Киллиан мешкает, и я снова задаю тот же вопрос:

— Что тебе нужно? С Джилли все в порядке? — последний вопрос звучит настолько естественно, что мне могли бы вручить «Оскар». А Киллиан, наконец-то, прерывает молчание. Хотелось бы спрятать самодовольную улыбку, которая кривит мои губы, но на данный момент гравитация в проигрыше.

— С ней все нормально.

— Приятно слышать, — вот так. И Кэтрин Хепберн не сыграла бы лучше. Представляю, как мои пальцы сжимают увесистую статуэтку. — Так чем я могу тебе помочь?

На секунду Киллиан выглядит ошарашенным моей отчужденностью. Но затем быстро приходит в себя.

— Я… э-э… хотел бы обсудить заказ.

Лжец.

Киллиан лишь трижды ступал ногой в «Cygne Noir Patisserie». Первый раз, когда мы разрезали ленту в день открытия. Другой, сразу после того, как мы с Кэлом объявили о помолвке. Можете представить себе, что там происходило. И вот сейчас…

Мужчина здесь по какой-то причине, но, как обычно, думает лишь о себе.

Гнев начинает затмевать мой взгляд. Да как он смеет появляться здесь, придумывая дурацкие отговорки. Даже если они у него имеются. Вообще-то Киллиан — директор по продажам в ДеСото Констракшн. И у него есть целых два помощника.

— Окей, — подыгрываю я. — Дай, только возьму блокнот, — в кармане моего фартука уже лежит один, но я поворачиваюсь к мужчине спиной, в основном для того, чтобы обрести самообладание. В моих движениях явно читается раздражение, пока я открываю ящик и достаю оттуда блокнот и ручку. Когда поворачиваюсь обратно, то не смотрю на Киллиана, а сразу же направляюсь к столику в углу, у окна. Мне нужно, чтобы этот фальшивый заказ оказался на виду у как можно большего количества людей.

— Может быть, есть место, где мы могли бы поговорить более… приватно? — тихо спрашивает Киллиан, опускаясь в кресло напротив меня. Окидывая взглядом стол с тремя старушками, которые проявляют к нам живой интерес, он бросает им сногсшибательную улыбку, прежде чем снова посмотреть на меня. Я закатываю глаза, когда слышу их восторженные вздохи. Предательницы.

— И зачем же? Не думала, что заказ круассанов или пирогов — сверхсекретное дело.

В ответ Киллиан только тяжело вздыхает.

Подношу ручку к бумаге и жду, в надежде, что мой взгляд покажется ему пустым. Если Киллиан хочет в эти игры, то почему бы и нет. Именно в этот момент я решаю, что пора закончить этот фарс. Нужно покончить с его ложью, которая тащит меня за собой, пока я цепляюсь за ее «штанины», валяясь в грязи и сдирая кожу со своей гордости.

Я заслуживаю большего. От него. От себя. Для себя.

— Я хотел поговорить с тобой о том вечере.

Ну, а я нет.

— Значит, заказа на самом деле нет? — вежливо спрашиваю я.

Киллиан увиливает от ответа. Недолго, но это все, что мне нужно. Я и так знала, что он лжет.

— Да, но… — мужчина прерывает свою фразу и выглядит смущенным моим обращением к нему.

Бросаю взгляд на тротуар, ощущая, как волосы встают дыбом на моей шее. Великолепно. На меня пялится не кто иная, как Хрюшка со своей подругой. Обе стоят возле салона красоты. Сэм, не скрываясь, указывает в нашу сторону, а ее рот не закрывается ни на секунду.

Даже отсюда я вижу презрение на их лицах.

И неважно, что в моих действиях нет ничего плохого. Не имеет значения, что Киллиан пришел ко мне, а не наоборот. И совершенно без разницы, что мы находимся на публике, а не замечены на заднем дворе за кустами роз. Слухи не нуждаются в правде; достаточно лишь одной спички, чтобы разгорелось пламя.

Я вновь поворачиваюсь к Киллиану, игнорируя осуждающую аудиторию. Чем скорее покончу с этим, тем лучше.

— Тогда почему бы нам не перейти сразу к обсуждению заказа?

— Мавс…

— Сейчас не время, Киллиан, — ворчливо шепчу я. — И, определенно, не место, — повысив голос на пару тонов, заканчиваю в деловом стиле. — А теперь… если ты объяснишь, каким видишь мероприятие, и какое количество людей будет на нем, я предложу тебе несколько вариантов.

Смиренное выражение, расползающееся по его лицу, почти заставляет меня чувствовать себя плохо.

Почти.

Мэри-Лу права. Нет никакого оправдания тому, как Киллиан поступил со мной. Я доверяла ему, а он не просто разрушил наши отношения… а взорвал их к чертовой матери. Во благо. Даже если бы в эту секунду Киллиан оставил Джилли и встал передо мной на колени, умоляя о прощении, не уверена, что смогла бы ему его дать. И вообще хочу ли сделать это.

Я провела большую часть своей жизни, тоскуя по этому мужчине. И посмотрите, куда это меня привело. Я стала одним сплошным комком из ярости и горечи. И поступила ничуть не лучше него, выйдя замуж за нелюбимого человека, невзирая на причины. На самом деле, во многих отношениях я даже хуже, потому что искренне люблю Кэла, пусть и как друга, а Киллиан только и мог, что терпеть Джилли. Даже в детстве.

Похоже, мое отречение займет какое-то время. Возможно даже годы. Но я клянусь — здесь и сейчас — что вырву Киллиана Шепарда из своего сердца. Мне будет больно. Я споткнусь. И даже упаду. Возможно сдеру кожу с рук и коленей, когда сделаю это. Но затем снова возьму себя в руки, отряхнусь и попробую еще раз. Я никогда не была так решительно настроена разорвать невидимую власть Киллиана надо мной раз и навсегда.

И сделаю это. Не только ради себя, но и ради своего мужа.

Кэл заслуживает всю меня, а не только половину.

Глава 7

Пятнадцать лет назад

Кэл

Спустя два месяца я, наконец-то, выяснил, что скрывает Маверик ДеСото. В последнее время она избегает меня все чаще и чаще. Исчезает на долгие часы, не говоря ни слова.

Когда Мавс появляется, я спрашиваю, где она была. Девочка уходит от ответа. Я начинаю злиться. Она разворачивается и сбегает. А я кричу ей вслед. Через день Маверик прощает меня, и мы возвращаемся к обычной жизни. Пока все не повторяется снова.

Я устал от этого.

От того, что Мавс избегает меня.

От секретов.

Ссор.

У нас не такие отношения.

Поэтому сегодня я следую за ней. У Маверик выработана определенная закономерность. Похоже, она этого даже не замечает. Но все именно так, как я и говорю. Каждое утро вторника девочка просто исчезает. И по пятницам тоже. А иногда я не вижу ее до полудня и по субботам. И меня это сводит с ума.

Пончиковая «Tastie» открыта ровно три месяца в году. Июнь, июль и август. Она закрыта по воскресеньям, потому что владелец не работает в «день Господень». И открыта только до полудня по субботам. Вот уже три лета, каждую субботу по утрам мы с Мавс ходим пешком в город, стоим в длинной очереди перед будкой, которая не больше крошечной ванной, и смотрим, как старая замысловатая машина делает свежие дырочки для пончиков прямо у нас на глазах. Когда наступает наша очередь, мы вручаем мистеру Хиггинсу по два четвертака. Он улыбается своей широкой улыбкой, затем встряхивает жареные шарики теста, смешивая их с корицей и сахаром, прежде чем наполнить наши пакеты до отказа.

По дороге домой мы уплетаем выпечку за обе щеки, как обычно обещая Киллиану и Джилли, что оставим немного для них. Но никогда этого не делаем. Мы оба считаем, что если бы они хотели, то могли бы прогуляться вместе с нами. Чего ни Киллиан, ни Джилл никогда не делают.

«Tastie» — главная тема лета в Дасти Фаллс. Традиция. И Мавс нарушает ее, даже не объясняя причин. Уже две субботы я остаюсь без пончиков от «Tastie» и начинаю злиться. Мне нужно выяснить, что такого важного происходит, раз она отказывается от нашего еженедельного ритуала. И, по правде говоря, ее скрытность немного задевает мои чувства, потому что Маверик не хочет делиться своей тайной. А ведь мы ничего не скрываем друг от друга.