История черного лебедя

Так что этим утром на рассвете я прячусь за сараем ДеСото и жду. Роса, все еще прилипшая к травинкам, пропитывает край моих высоких носков, но мне даже приятно, так как становится жарко, а влажность тоже большая.

Не знаю, сколько времени жду. Может, около часа. Затем вижу, как Маверик выскальзывает из боковой двери дома. Ее длинные темные волосы стянуты сзади в гладкий конский хвост, а сама она щеголяет в обычных обрезанных джинсовых шортах и одной из сшитых нами футболок ДеШепс. За спиной у Мавс рюкзак, и я задумываюсь, что же такого в нем лежит.

Наблюдаю, как девочка оглядывается, дабы убедиться, что она одна. Удовлетворенная, Маверик пересекает открытую равнину своего двора, пока деревья, что тянутся вдоль территории между нашими двумя участками, не поглощают ее силуэт.

Я следую за ней ту же секунду, как ее нога касается лесного покрова. Но, конечно же, держусь на расстоянии. Мне не хочется ее пугать. Так же, как и злить. Потому что Мавс словно фейерверк — поднеси спичку, и он взорвется. В такие моменты очень забавно наблюдать за реакцией девочки, и время от времени я нарочно завожу ее, но, если Маверик заметит меня сейчас, мне никогда не узнать, что она пытается скрыть. Девочка периодически оглядывается, но лесной массив настолько густой, что я легко успеваю спрятаться за одним из деревьев, прежде чем она успеет меня заметить.

Кажется, уже несколько часов мы петляем между упавшими, сгнившими бревнами и двухсотлетними дубами, пробираясь все глубже и глубже в душный, тихий и пышный лесной массив. Мы много раз бывали в этом лесу. Исследовали. Строили крепости из палок. Наблюдали за дикой природой. Играли в «призрак на кладбище» или просто в прятки. В общем, вели себя как обычные дети. Я люблю это место так же сильно, как и Маверик. И знаю местность почти так же хорошо, как и она. Однако даже в этом лесу есть невидимая черта, которую нельзя пересекать.

Собственность ДеСото и Шепардов граничит с землями старика Райли — затворника, которому принадлежит больше акров, чем двум нашим семьям вместе взятым. Он — здешняя легенда. Вроде греческого бога, вот только старик Райли совсем не похож на мифического красавца. Однажды в городе я наблюдал, как он выходил из «Мелочей от Маркелла». Страшный до ужаса. Старик Райли был похож на горца с лохматыми нечесаными волосами и густой седеющей бородой до пупка. На его фланелевой рубашке виднелись дыры, а футболка, которую он носил под ней, должна была быть белой. По моему мнению. Его джинсы казались дырявыми и не модными. Я был уверен, что чувствую смрад, исходящий от него, даже на другой стороне улицы. Однако мама отругала меня, сказав, что это просто мое воображение.

Но, как и в любом фольклоре, истории множатся и растут, пока не становятся полностью надуманными. Говорили, что якобы старик богаче, чем парень, владеющий большой компьютерной компанией — той самой, у которой яблоко на логотипе. Или о том, что каждый предмет мебели, стоящий в доме Райли, набит пятаками и десятками, потому что тот не доверяет правительству. Как сообщалось, он стреляет в бездомных кошек и собак ради развлечения, а потом хоронит их под кучей грязи, добавляя новый камень для каждого трупа, скрытого под ним. Думаю, там тысячи камней. Но я никогда не видел их воочию. Еще говорили, что старик делает ожерелья из зубов крыс и регулярно практикует вуду. И это далеко не все. Есть по крайней мере сотня еще более нелепых небылиц.

Но самый распространенный слух заключается в том, что вся его граница выложена ловушками, спрятанными под кустарником и грязью, чтобы их нельзя было обнаружить. Некоторые говорят, что там взрывчатка, которая разнесет вашу ногу на куски. Другие говорят, что там самодельные силки с настолько острыми зубьями, что они разорвут вашу лодыжку надвое, прежде чем вы успеете это почувствовать. А еще рассказывают, что Райли расставил заклятия Вуду по всему периметру своей территории.

Может, это просто слухи. Может, и нет, но все прекрасно знают: если ты хоть пальцем коснешься земли старика Райли, он узнает об этом, и ты умрешь.

За все время, что мы провели в нашем маленьком убежище, ни я, ни Мавс ни разу не пересекли эту воображаемую черту. Конечно же, мы подначиваем друг друга сделать это, но каждый, в конце концов, трусил.

И тот факт, что сейчас мы тащимся на неизвестную территорию, а конкретно по земле старика Райли, пугает меня до смерти. Не буду врать. Чем дальше в лес мы углубляемся, тем больше бунтует мой желудок и тем сильнее я нервничаю. С каждым сделанным шагом я ожидаю, что в любую секунду меня пронзит агония боли. Больше всего на свете мне хочется развернуться, но я не собираюсь терять из виду Мэверик, поэтому иду вперед.

Так вот чем она занимается? Рискует своей жизнью?

Если старик Райли нас поймает, кто знает, что он может натворить. Мне известно лишь то, что я не хочу оказаться напротив ствола дробовика с половиной лица, чтобы затем быть похороненным в безымянной могиле под вечнозеленым деревом. И Мавс тоже такой судьбы не желаю. Как только доберемся до места назначения, я выскажу Маверик все, что думаю по этому поводу.

В очередной раз она доказывает, что ей нужен тот, кто позаботится о ней. Беспечная, безрассудная девчонка. Я бы поставил всю свою коллекцию бейсбольных карточек и даже самую ценную, с автографом Кена Гриффи-младшего, на то, что ее родители понятия не имеют, куда сбегает Мавс. У ее отца будет припадок. Он очень заботится о своих дочерях, вот почему отвел меня в сторону, когда мне было восемь лет, и попросил не сводить глаз с Маверик. Ее отец понимал, что ей это нужно. Так же, как знал, что может рассчитывать на меня.

Гадая, когда же эта пытка закончится, я пытаюсь сделать глубокий вдох. Воздух обжигает мои легкие, которые кажутся пропитанными влагой. Без ветерка в этих лесах совершенно нечем дышать. Во рту пересохло, а в животе урчит. Если бы я знал, что мы будем так долго гулять, то бы захватил бутылку воды и что-нибудь поесть. Интересно, есть ли у Мавс в сумке какая-нибудь еда?

Вижу просвет между деревьев, и ускоряю шаг, чтобы не потерять Маверик из виду, потому что понятия не имею, что находится по другую сторону этой деревянной тюрьмы, в которой я оказался заперт. Мне требуется пара минут, чтобы наверстать упущенное. Все это время я занимаюсь тем, что репетирую речь в своей голове, и теперь она совершенна. Сначала Мавс получит нагоняй, а потом, если понадобится, я перекину ее через плечо. И мы уберемся отсюда как можно быстрее, пока нас не обнаружили.

Я так злюсь на нее, что меня трясет. Мой рот открыт, и гнев практически готов излиться из него. Но в этот момент…

Именно сейчас, когда моя пропитанная потом футболка прилипает ко мне, словно краска, а от недостатка слюны во рту ощущается сухость, я стою в саване деревьев и просто смотрю, не в силах произнести ни слова.

Не может этого быть.

Прямо в центре заросшего травой поля находится самое впечатляющее кристально чистое озеро. Оно не такое уж и большое. Я мог бы переплыть его за то же время, которое понадобилось бы, чтобы сделать пару кругов в нашем местном бассейне. Остролистные ивы и высокая трава окружают озеро по краям, придавая этому месту мирную, уединенную атмосферу. До меня доносится кваканье жаб, и я замечаю десятки лилий в дальнем углу. Этот рай кажется неуместным посреди лесной чаши, и все же… Вот он.

Я замечаю рюкзак, который несет Мавс — теперь открытый и небрежно брошенный на землю. Ремни плавают в воде, вызывая небольшую рябь по краю. Но что очаровывает меня больше, чем впечатляющий вид озера, так это сама Маверик.

Она стоит на коленях на огромном плоском валуне, который выступает из воды, всего в двух футах от травянистых берегов. Девочка хихикает и воркует, рискованно наклоняясь над водой и бросая наугад куски хлеба двум прекрасным белым лебедям, которые жадно пожирают предложенную пищу.

Улыбка Маверик настолько широка, что ослепляет. Захватывает дух.

От нее самой захватывает дух.

Лебеди, явно партнеры, кружат вокруг нее, ожидая продолжения обеда. Ее смех притягивает их ближе. И я не думаю, что это из-за еды. Мне кажется, все из-за ауры, окружающей девочку. Она словно магнит. Маверик и понятия не имеет, какую энергию излучает и какую власть имеет над людьми. Надо мной. Лебеди рядом с ней, кажется, чувствуют себя комфортно. Как будто знают ее. Настоящую. Как и я.

В течение долгих минут я просто смотрю на развернувшуюся сцену. Маверик поет. Разговаривает с ними. Она даже дала им имена. Я никогда не видел ее такой счастливой и расслабленной. Мне четырнадцать, а ей всего одиннадцать. Я знаю, что впереди у меня целая жизнь с моментами, которые не смогу постичь. Но когда стою здесь с горящим взглядом и странным чувством внутри, могу сказать наверняка: не имеет значения, какое количество людей я повстречаю или сколько девушек привлечет мое внимание…

Я всегда буду возвращаться к Маверик. Меня всегда будет тянуть к ней.

Мой лебедь.

Теперь я это понимаю.

Мавс всегда чувствует себя аутсайдером. Она не такая, как ее сестра или какой хотели бы видеть ее родители. Девчонка скорее будет рыбачить и охотиться, чем прикоснется к кукле. Боже, да она своими руками оторвала головы всем Барби Джилли, когда ей было всего шесть, после того, как остригла их почти налысо. Из-за чего, кстати, получила хороший нагоняй. Ей удобнее в рваных джинсах и мешковатых винтажных футболках, чем в дорогой одежде, которую покупает ей мать. Маверик проводила бы каждую минуту на свежем воздухе, если бы могла. Для того, чтобы устроить лагерь, а затем, лежа, рассматривать звезды, ей не нужны ни спальный мешок, ни палатка.

И сейчас, по блеску в глазах девочки, который замечаю даже на расстоянии пятидесяти футов, становится ясно, что Мавс готова рискнуть навлечь на себя гнев старика Райли, потому что находится в своей стихии. Она, наконец-то, нашла единственное место, где просто может быть собой, без всякого осуждения.

Чего Маверик пока не понимает, так это того, что у нее всегда было это место.

И всегда будет.

Со мной.

Глава 8

Десять с половиной месяцев назад

Маверик

— Привет, детка.

— Привет, — бросаю я через плечо.

Сетчатая дверь захлопывается, и Кэл шепчет мне на ухо:

— Тебя ведь съедят здесь живьем.

Его губы мягко касаются моей кожи. Мужчина замирает, словно вдыхает меня после долгого, тяжелого дня, а я — единственный источник, который может облегчить усталость. Позволяю себе сосредоточиться именно на этом чувстве и ни на чем другом, пока Кэл не лишает меня его. Когда он отодвигается от меня, мне становится немного грустно. Хочется вернуть это ощущение.

— Но не всю, — отвечаю я, шлепая насекомое, которое только что присосалось к моему бедру.

В этом году от комаров просто нет спасенья. У нас выпадает двойная норма осадков, вместо обычной, как это бывает весной. На полях неделями стоит вода, что не только задерживает посевы, но и является идеальной питательной средой для комаров размером с кулак. Сельсовет хочет залить самые запущенные местности фосфорорганическим инсектицидом, чтобы попытаться снизить размножение насекомых, но данное решение встречено огромным протестом не только среди фермеров, но и группы матерей, которые «не хотят, чтобы их дети заболели раком через пять лет от химических веществ, которые в конечном итоге окажутся в их питьевой воде».

Я считаю, что все мы умрем рано или поздно, и за то, чтобы залить кровожадных ублюдков химикатами. Хотя бы ради того, чтобы люди могли наслаждаться тем временем, что им отведено. Но, в конце концов, Сельсовет решил отказаться от этой затеи.

Нахожусь на улице всего десять минут и уже получаю с полдюжины укусов.

— Мэри-Лу дала мне на пробу новый органический репеллент, — серьёзно, подруга не умолкала, пока я не обмазалась им с головы до ног.

— Правда? — смеется Кэл, когда я прогоняю еще одного летающего кровососущего дьявола. — И как? Помогает?

Вытягиваю шею, чтобы посмотреть на своего мужа, и практически таю от обожания в его взгляде. От чего на глаза набегают слезы. Кэл хватает мою руку и подносит ее к своим губам, на которых все еще играет улыбка. И в этот момент я выдаю:

— Уж лучше вызывающие рак химикаты.

Он громко хохочет, прежде чем поцеловать меня в щеку, объявляя:

— Сегодня к нам в офис заходила твоя мама.

Я издаю стон. Конечно же. Если она не может добиться своего от меня, то идет прямиком к Кэлу. Я избегаю ее последние две недели. Потому что знаю, чего хочет моя мать, но не могу смириться с этой мыслью.

Прошло три недели с тех пор, как Киллиан навестил меня в пекарне. Джилли игнорирует меня, как обычно, за исключением случаев, когда ей что-то нужно. А моя мать? Ну, либо она не чувствует напряжения между нами четырьмя, когда мы вместе, либо ей просто все равно. Я бы проголосовала за последнее. Так что семейный ужин в честь маленького манифеста Джилли — последнее, что мне нужно.

— Дай угадаю. «Я пыталась дозвониться до Маверик. Но она как обычно меня игнорирует. Так что я подумала, может, ты сумеешь ее образумить. У тебя всегда получается», — пытаюсь имитировать высокомерный голос своей матери.

Кэл присаживается рядом со мной. Он все еще одет в костюм, а галстук болтается на шее. Должно быть, мой муж умирает от жары.

— Прекрасно описывает итог нашей беседы.

Я молчу. Мое внимание привлекает легкая вспышка желтого света во дворе. К тому времени, как я обращаю на нее внимание, она уже исчезает. Но затем появляется снова, чуть левее.

Светлячки.

Обожаю светлячков. В детстве я ловила их сразу по несколько штук. Но отпускала на следующий день, чувствуя себя плохо от того, что они медленно погибают.

— Ты не можешь игнорировать ее вечно, Мавс. Нам нужно сходить.

— Не хочу, — с губ практически слетает «блядь», но я вовремя замолкаю, иначе буду выглядеть избалованным ребенком.

— Для твоей мамы это важно, Лебедь, — отвечает мой муж.

Продолжаю наблюдать за светлячками, которые манят своим брачным «зовом» остальных, прежде чем ответить.

Вивиан ДеСото достигла своей цели.

Я сдаюсь. На ее стороне Кэл, а я не хочу его разочаровывать. Последние несколько недель у нас были отличные отношения. Я чувствую, что впервые действительно пытаюсь все исправить.

— И когда же?

— В воскресенье.

Поворачиваю голову в его сторону и мягко улыбаюсь. И все же меня что-то тревожит. Не думаю, что готова снова увидеть Киллиана. Мне нужно больше времени. Этот «трос» настолько толстый, что мне требуется топор, чтобы разрубить его. Возможно, стоит переехать в Техас.

— Ладно. Если ты этого хочешь.

— Думаю, все пройдет неплохо.

— Неплохо? — морщу лицо. Ужин с моей семьей — полная тому противоположность. Мне придется слушать, как мой отец бормочет о том, что я могу когда-нибудь возглавить ДСК, если решу вернуться. Но он будет действовать хитрее моей матери, которая просто скажет, что я достойна лучшего, чем целый день печь хлеб. А еще мне придется притворяться, что я счастлива за свою сестру, хотя все совсем не так.

— Ну, ладно. Терпимо. Они хотят пригласить моих родителей.

— Серьезно, — в моем голосе слышится утверждение, хотя, скорее всего, это вопрос. ДеСото и Шепарды когда-то являлись неразлучным дуэтом. Они работали вместе. Отдыхали. Проводили вчетвером все выходные. Наши матери всегда являлись постоянными прихожанами церкви и входили в состав стольких комитетов, что я теряю им счет.

Но когда пару лет назад Арни Шепард ушел на пенсию, наши семьи словно отдалились друг от друга. Арни и Айлиш Шепард начали проводить по полгода во Флориде, а когда возвращались в Айову, то казалось, что у них всегда появлялись другие дела. Мне было жаль моих родителей. Они словно потеряли лучших друзей, с которыми дружили тридцать лет.

— Не знала, что твои родители вернулись.

— Они возвращаются в субботу, — мой муж выглядит счастливым.

В каждой семье есть свои проблемы. И Шепарды не исключение. Последние несколько лет у Кэла с отцом напряжённые отношения, хотя он никогда не обсуждает этот момент. Зато Кэл любит свою мать, да так, как ни один мужчина на свете. Он ненавидит, когда она надолго уезжает.

— Хорошо. С нетерпением жду встречи с ними.

Я всегда чувствую себя гораздо более комфортно с родителями Кэла, чем со своими собственными. Айлиш, нахальная рыжеволосая ирландка, любит меня как дочь. Она принимает меня такой, какая я есть, и спокойно относится к моей профессии. И обязательно позвонит мне на следующей неделе. Мать моего мужа будет настаивать на том, чтобы я принесла ей целую коробку эклеров и круассанов. Затем она приготовит свою знаменитую солонину, горку ирландских картофельных оладий, и мы обе сядем в беседке объедаться углеводами. Моя собственная мать не притрагивается к ним уже двенадцать лет.

— Сама позвонишь ей, или мне набрать?

Делаю глубокий вдох, ощущая, как наполняются воздухом легкие. Затем неторопливо выдыхаю.

— Сама. Как раз к воскресенью закончу драть на себе волосы.

Кэл снова смеется.

Когда убиваю еще одного комара, он задает вопрос:

— Хочешь, возьму спрей от насекомых и пару бутылок пива?

— Звучит здорово.

Через пять минут мужчина возвращается на заднее крыльцо, одетый лишь в мешковатые черные шорты. В одной руке у него две бутылки «Michelob Ultra», а в другой — спрей от насекомых.

Кэл ставит бутылки на выбеленный деревянный стол между двумя креслами Адирондак, но не открывает их. Вместо этого мужчина начинает распылять на себя репеллент, медленно окутывающий туманом его руки, прежде чем переходит к остальному телу. Я откидываюсь на спинку кресла и смотрю, как мой муж щедро покрывает свой торс, прежде чем спуститься вниз, к бедрам.

Кэл похож на Киллиана во многих отношениях, но я понимаю, что это лишь поверхностный взгляд. У обоих одинаковый квадратный подбородок и точеные скулы. Цвет их глаз отличается всего на один-два оттенка. У Кэла он светлее, а вот цвет волос — точная копия. Мой муж на пару дюймов выше Киллиана. У него худощавое телосложение, в то время, как Киллиан немного более мускулистый.

Но если Киллиан действует безжалостно, то Кэл сострадателен. Мой муж общительный, а Киллиан более сдержанный. Его темперамент вспыльчивый, в отличие от жизнерадостного характера Кэла. И если Киллиан привык действовать как эгоист, Кэл готов на все ради меня.

Вспоминаю тот день, когда он последовал за мной к моему озеру. Ну, на самом деле к озеру старика Райли, но я быстро привыкла считать его своим. У нас со стариной Райли возникло взаимопонимание. Он не был чудовищем, каким все его считали. Просто одиноким стариком, чья жена умерла десять лет назад.

Когда однажды я наткнулась на него в лесу, то чуть не задохнулась от ужаса. Райли склонился над скулящим животным, и на долю секунды мне показалось, что все слухи о нем — правда. Я была уверена, что умру вместе с животным, которое мучил старик. Но потом наши взгляды встретились, и я поняла, что ничему нельзя верить. Мужчина жестом попросил меня помочь ему освободить рыжего лисенка, попавшего в охотничий капкан браконьеров.

Оказалось, что старик Райли, или Уильям, как он просил меня называть его, был странным, но милым человеком, который любил животных так же, как и я. Он забрал того лисенка к себе домой и выхаживал его, прежде чем отпустить на волю. Затем мужчина показал мне свое озеро. Сказал, что кроме Лилли, его покойной жены, я стала единственной, кто знал об этом месте, хотя это оказалось не совсем правдой.

В тот день, когда Кэл выследил меня, он посчитал, что двигался незаметно и осторожно. Но на самом деле, я заметила его еще за сараем. И уже думала о том, чтобы попытаться от него улизнуть. Хотя рано или поздно Кэл все равно бы узнал.

Я смеялась про себя всю дорогу. Треск стоял такой, словно за мной гналось стадо слонов. Он испугал бы и глухого. Когда мы добрались до озера, Кэл спрятался в кустах, наблюдая за мной оттуда. Он так и не вышел. Просто терпеливо ждал, когда я соберусь уходить, а потом последовал за мной обратно. Мой друг никогда не упоминал тот день. Но каждый раз, когда я приходила к озеру, то ощущала, что Кэл где-то там… Следует за мной… Защищает меня. Словно парень знал, что я не готова поделиться с ним своей тайной. Он спокойно принял мое решение, и я очень это ценила.

А следующим летом я сломала ногу, когда каталась на велосипеде.

Я не была прикована к постели, но уж точно не могла тащиться всю милю, чтобы добраться до своего личного рая. У меня постоянно текли слезы, но все считали, что мне просто больно. Так и было, но я испытывала боль не в ноге, а в сердце. И только Кэл знал истинную причину.

Шарлотта отложила яйца. Целых девять. И птенцы должны были вылупиться как раз в то время, когда со мной случился несчастный случай.

Кэл не произнес ни слова. Но через два дня он вернулся с фотографиями. Даже не спрашивая, парень каждый день ходил к моему озеру, чтобы проверить яйца и рассказать, как там дела. Вместе со стариком Райли они построили ограждение вокруг гнезда, в попытке защитить птенцов, когда те были наиболее уязвимы для хищников. В конце концов, выжили только двое из девяти. Но не думаю, что даже эти двое смогли бы уцелеть, если бы за ними не присматривал Кэл.

Все эти годы он проявлял бескорыстие бесчисленное количество раз. И похоже, я стала принимать его отношение ко мне, как должное. Кэл Шепард любит меня — любил, как никто другой. Даже Киллиан. Особенною Киллиан.

Я просто никогда не обращала на него внимания, потому что меня всегда ослепляла аура его брата.

Наблюдаю за тем, как Кэл пытается нанести репеллент на заднюю часть ног, понимая, что должна предложить свою помощь, но не произношу ни слова. Просто застываю на месте, разинув рот от его грубоватой мужественности. Я восхищаюсь тем, с какой грацией он двигается, как тугие мышцы проступают под загорелой кожей. Ощущаю, как мой рот наполняется влагой. Не думаю, что это от пива.

И тогда делаю то, что должна была сделать давным-давно. С самого первого раза, когда восемь месяцев назад согласилась на «настоящее» свидание с Кэлом Шепардом.

Я, наконец-то, решаюсь посмотреть на него не через призму друга, а как женщина.

А когда делаю это, то открываю дверь, которую шесть лет закрывал другой мужчина, глядя на своего мужа через совершенно новый фильтр. И то, что я вижу, поражает меня. Сбивает с ног.

Мое тело внезапно ощущает слабость и нужду.

А внизу живота начинает гореть, и не потому, что сегодня почти тридцать два градуса.

Все из-за Кэла.

Мне кажется, я впервые смотрю на своего мужа, как на непревзойденного представителя мужского пола, коим он и является.

Кэл прекрасен. Прекрасен до такой степени, что хочется упасть перед ним на колени. Его тело не рельефно, как у тех парней, которых вы видите в журналах о спорте. Бедра у Кэла мощные, но стройные. А кожа хранит здоровый блеск летних лучей. У него нет шести кубиков пресса, о которых пишут романисты. Однако он четко очерчен, и легко угадываются мышцы, что находятся прямо под напряженной плотью.

Видно, как скручивается его торс, и двигается бицепс, когда мужчина поднимает руку над головой, пытаясь достать до спины. Наверное, я издаю какой-то звук, потому что Кэл внезапно обращает на меня внимание. Его улыбка становится все шире и шире, чем дольше он смотрит.

— Что? — словно задыхаясь, спрашиваю я его.

Из меня вырывается смешок. Он больше похож на сексуальный рокот мотоцикла, ревущего вдалеке.

— Мне нравится, как ты смотришь на меня, Лебедь.

Мое прозвище. Черт возьми, с каждым разом оно звучит все более сексуально. Потому что Кэл произносит его так, словно хочет уложить меня в постель.

— Да? И как же? — откидываю голову назад и кладу ее на спинку кресла. Затем поднимаю ноги, скрещивая их по-индийски. На мне одет сарафан, и нынешнее положение ног открывает прекрасный вид на мои трусики. Они обычные. Безобидное нижнее белье, но, судя по грозовым тучам во взгляде Кэла, можно подумать, будто я надела кружевные трусики без промежности. Ощущаю, как выражение его глаз обжигает меня все сильнее и сильнее. Думаю, он тоже замечает реакцию моего тела, потому что его взгляд медленно скользит по мне, словно мужчина вышел на воскресную прогулку и наслаждается видом природы.

Он останавливается. Задерживается на моей груди. Сердце колотится. Грудь начинает ныть. Мои сверхчувствительные соски трутся о тонкий хлопковый материал. Клянусь, что чувствую каждую отдельную нить. Я облизываю пересохшие губы. Кэл замечает мое движение и тяжело сглатывает. Его кадык пару раз подпрыгивает вверх и вниз.

Как же я раньше всего этого не замечала?

Когда наши глаза, наконец, снова встречаются, что-то другое — новое вспыхивает между нами. Если бы я не ощущала жар его желания в десяти футах, разделяющих нас, то наверняка бы заметила «палатку на шесть человек», которая сейчас разбита в его шортах.

— Так как же я на тебя смотрю? — снова подсказываю я, целеустремленно опуская глаза к твердости, которая, похоже, овладевает всем моим вниманием.

Звук металлического баллона, бьющегося о деревянные балки под ногами Кэла, даже не пугает меня. Мужчина шагает — нет, двигается с грацией ягуара туда, где нахожусь я. Отчаянно его желая. Широко расставляя ноги, Кэл наклоняется и упирается коленями в мое кресло. Затем кладет ладони на подлокотники, опускает голову, пока его нос не оказывается рядом с моим. Напрягаю глаза, чтобы держать Кэла в фокусе, насколько он близко.

— Именно таким я мечтал видеть твой взгляд на меня всю свою жизнь, Маверик.

О Боги.

По всему телу распространяется озноб.

— И каким же? — хрипло отзываюсь я, извиваясь под его пристальным взглядом и сгорая от похоти.

Мятный запах его дыхания омывает меня желанием, прежде чем я слышу хриплые слова моего мужа.

— Голодным взглядом.

Боже.

Я не просто голодна. Я умираю с голоду. Словно готова съесть лошадь, настолько сильно желаю своего мужа. Это незнакомое, но пьянящее чувство.

И я не хочу, чтобы оно исчезло.

Протягиваю руку и позволяю пальцам пройтись по его эрекции. Только один раз. Медленно. От основания до вершины. Резкий вдох Кэла заставляет меня вздрогнуть. Взгляд его чуть приоткрытых глаз обжигает меня в равной степени любовью и вожделением. Я еще не занималась с ним оральным сексом. Кэл слишком порядочен, чтобы просить меня об этом, а я все еще с головой погружена в мутные воды отрицания.

Мужчина поощряет меня своим молчанием, но в то же время дает мне возможность отступить, если это то, чего я хочу. Как и всегда, Кэл оставляет решение за мной.

Но этим вечером я хочу отдать ему все, что он дарит мне безвозмездно.

Себя.

Прикрываю глаза и хватаю своего мужа за бедро. Большой палец моей руки оказывается рядом с пахом мужчины. Я сдвигаю его на полдюйма, и с губ Кэла с шипением срывается мое имя. Удерживая контроль, провожу рукой по коже, пока не чувствую липкость его плоти. Кэл весь вспотел. Я даже не замечаю насекомых, которые пируют мной. Потому что жажду своей трапезы.

Пробираюсь рукой под шорты мужа, пока приз, за которым я гонюсь, не оказывается в пределах досягаемости. И тут же замираю.

Бог ты мой.

Губы Кэла раскрываются.

Когда мужчина, наконец, говорит, в его голосе слышится гравий.

— Не останавливайся.

Звучит как приказ, но это не так. Кэл умоляет, хотя такое не в его характере.

И мне это нравится.

— А что насчет соседей? — дразню я его. Наш дом находится в черте города. Участок больше, чем у большинства, а старые клены и ясени, стоящие по обе стороны, дарят нам определенное уединение. Но если Хелена Уинтерс, восьмидесятидвухлетняя вдова, живущая от нас по правую сторону, решит подрезать клумбу, примыкающую к нашему заботу, то может подсмотреть через щель. Одна из реек сломана. Женщина уже не в первый раз следит за нами.

На губах моего мужа играет хитрое выражение.

— Думаю, Хелене не помешало бы взять пару уроков, раз уж ей нравится шпионить.

Обхватываю рукой его массивную эрекцию и сжимаю ее, наблюдая, как Кэл задыхается.

Я смеюсь.

— Не могу не согласиться.

Теперь мужчина выпрямляется во весь рост. Мое лицо почти на одном уровне с его пахом. Вместо того, чтобы стянуть с него шорты, я поднимаю ткань с одной стороны и прижимаю к его талии. Из-за чего напряженная длина вырывается на свободу. Кэл удерживает материал пальцами, чтобы тот не мешал мне. Провожу рукой по стальному стержню с бархатистой кожей и сжимаю основание.

Время словно замирает.

Делаю короткий вдох. По какой-то причине я нервничаю.

Выражение глаз моего мужа говорит само за себя.

Ну же, сделай это. Пожалуйста.

Мне этого достаточно.

Позволяю своему взгляду пройтись по эрекции, а затем обхватываю ее рукой. Из меня вырывается стон. Его плоть словно наркотик. Опьяняющая. Тяжелая. Влажная. Провожу большим пальцем по сливочным каплям, уже собирающимся на кончике, и кружу им по вершине. Кэл откидывает голову назад с долгим, умоляющим стоном.

Затем я наклоняюсь вперед. Мой нос атакует запах химикатов, смешанный с чистым мужским ароматом. Открываю рот и смыкаю губы на плоти. А затем кружу по ней языком. Кэл закатывает глаза и кладет руку мне на голову, пропуская пряди моих волос сквозь пальцы и сжимая их в беспорядочный пучок. Я вбираю головку все глубже, и до меня доносятся ругательства моего мужа.

Повторяю движение снова, на этот раз слегка сжимая рукой яички. Я осторожно перекатываю их между пальцами… Затем убеждаюсь, что мои губы надежно прикрывают зубы, когда скольжу ими по всей длине.

Кончиком языка кружу по отверстию на его головке, издавая стон, когда на мои рецепторы обрушивается еще более соленый вкус. Я ощущаю пульсацию его плоти. И когда двигаю рукой, то слегка подкручиваю ладонь. Кэл тянет меня за волосы, но эта боль приносит невероятные ощущения.

Я настолько влажная, что, скорее всего, на кресле останется пятно. Моя челюсть уже болит, настолько у Кэла крупный член. Пульсация между бедер ощущается как барабанный бой в такт с моим собственным сердцебиением.

Мужчина скользит пальцем по моему подбородку и мягко тянет вверх, так, что наши взгляды встречаются. Ему нужна эта связь. Возможно, даже жизненно необходима.

И меня это устраивает.

Я вижу, как он смотрит на меня.

Мне нравится его взгляд. Даже больше, чем раньше.

— Продолжай, — безмолвно призывает Кэл.

— Ничто меня не остановит, — спокойно передаю я.

— Мне нравится видеть тебя с моим членом во рту, Лебедь. Впечатляющее зрелище. Мне кажется, я сплю, — его последние слова вызывают такую грусть, что мне хочется плакать. Я сделаю все, чтобы Кэлу было хорошо. Чтобы он чувствовал себя любимым.

Начинаю двигать ртом быстрее. Я сосу до тех пор, пока мои щеки не впадают. Пока не чувствую, как его плоть набухает. Пока не осознаю, что Кэл близок к разрядке. А потом он забирает контроль, набирая темп, и я позволяю ему это. Кэл трахает мой рот так, будто владеет мной. В данный момент так и есть. Я полностью принадлежу ему.

— О, черт, да. Вот так.

Кэл совсем близко и пытается вырваться. Но я не позволяю. Вместо этого провожу свободной рукой по его спине и удерживаю, прижимая к себе. Он читает знаки, которые я подаю ему, поэтому расслабляется.

Еще один неконтролируемый толчок так глубоко, что я почти задыхаюсь, и с тихим стоном Кэл кончает. Он изливается мне в горло. Я сглатываю. Снова и снова. До тех пор, пока не поглощаю каждую каплю, а его стоны не затихают.

После того, как мужчина содрогается в последний раз, я выпускаю плоть изо рта с тихим хлопком, желая продолжения. Ткань шорт спадает вниз, но до сих пор топорщится, потому что эрекция еще не совсем ослабла.

Я двигаю челюстью вперед и назад, пытаясь ослабить дискомфорт. Хочется протянуть руку и облегчить свое состояние, но я даже не пытаюсь. Потому что этот момент принадлежит Кэлу, который сейчас склоняется надо мной. Тяжело вздыхая, он упирается лбом в предплечье, прислоненное к новому сайдингу, который мы установили за две недели до свадьбы. Я откидываю голову назад и смотрю на своего мужа с легкой улыбкой на лице. Той, на которую он сразу же отвечает своей.

Кэл наклоняется, чтобы погладить меня по щеке. Его ласка как шелк. Чистое обожание. Тот факт, что рука Кэла слегка подрагивает, вызывает у меня еще более широкую улыбку. Мое сердце отзывается нежностью.

— Мне кажется, я слышала шорох в кустах вон оттуда, — говорю я ему.

Не уверена, так ли это, потому что чувствую легкое головокружение. Ощущение, словно стою на улице посреди грозы.

Я только что боготворила своего мужа всем своим существом, но что более важно… Мне ни разу не пришли в голову мысли о Киллиане. Такое случается впервые за последние шесть месяцев, что мы с Кэлом близки. Приятно видеть, как сквозь пелену тьмы, в которую я погружена, пробивается лучик света. Словно вдох чистого глотка воздуха, который не испорчен пагубным влиянием Киллиана.

— Правда слышала? — смех Кэла все еще хриплый. От чего моя кровь наполняется силой. И я чувствую себя способной на все.

— Похоже, мы устроили ей отличное шоу.

Кэл переводит взгляд на забор, потом снова на меня. Его ухмылка убивает меня.

— Думаю я не против устраивать такое шоу почаще.

— Правда?

— Еще бы, — отвечает он мне мягко, придя в себя.

— Значит мы его устроим, — обещаю я. Мое душевное состояние совпадает с настроением Кэла.

Сделав шаг назад, он протягивает руку ладонью вверх.

— Пойдем.

— Куда? — спрашиваю я, хватаясь за нее.

Кэл помогает мне подняться, прижимая к себе.

— В душ. Затем нанесем спрей от укусов на твое тело.

— Ладно, — почему его слова вызывают у меня легкое разочарование?

— А потом, — шепчет Кэл мне в распухшие губы, — я проведу весь вечер, занимаясь любовью со своей невероятно сексуальной женой.

Я снова улыбаюсь.

— Разве ты не голоден? — Кэл все еще работает на моего отца. Пару лет назад он был назначен советником. Иногда мой муж проводит на работе долгие, изнурительные часы. Сейчас почти половина девятого, а Кэл появляется дома всего полчаса назад. Сомневаюсь, что он успевает поесть.

— Ужасно, Лебедь, — мой муж поигрывает бровями, вызывая у меня смешок. Затем подхватывает на руки, и я визжу во все горло, осознавая, что для нас это новое начало.

Глава 9

Настоящее

Маверик

— Вот, — игнорирую протянутую мне чашку кофе. — Маверик, тебе нужно, чтобы хоть что-то было в желудке, — умоляет Арни Шепард. Он тоже не в духе, как и все мы, однако я сомневаюсь, что мужчина имеет на это право.

— Во мне сейчас точно ничего не задержится.

— С ним все будет хорошо.

Меня раздражает этот самоуверенный тон. К тому же надоело слышать шаблонные фразы. Правда в том… Что никто из нас не знает, что происходит за закрытыми дверьми операционной. Нам не известен опыт врачей, которые пытаются спасти ему жизнь.

Мы ни хрена не знаем. И чем дольше ждем, тем больше негатива появляется в наших мыслях.

Мои, например, хуже некуда.

— Все так говорят.

Не отрываю взгляда от ковра подо мной. Интересно, сколько океанов заполнили впитавшиеся в него слезы, если бы можно было отделить их от волокон боли, которые поглотили влагу.

Держу пари, что много.

Наверняка они затопят весь мир.

Мой взгляд скользит мимо Арни к насмешливому циферблату настенных часов.

7:03

Я смотрю, как тикают секунды, оставляя за собой смятую надежду и неуверенность в будущем.

Восемь часов.

Прошло восемь долгих и мучительных часов.

Четыреста восемьдесят невыносимых минут.

Лишь час назад нам, наконец-то, сказали хоть что-то.

Он все еще в операционной. Как только будут известны подробности, мы обязательно сообщим.

Грузная медсестра выдает нам новость, которая ничего не дает. Ее голос был пронизан сочувствием, граничащим с опытом. Как видно, женщина познала немало скорби, что делает ее нечувствительной к боли других.

Я спрашиваю медсестру о том, сколько обычно времени занимает подобная операция.

Извините. Я ничего не знаю.

Лживая сука.

Она точно что-то знает. Просто не хочет говорить. Отсрочка боли не облегчит исход. Лишь продолжит удерживать на острие ножа, которое с каждым вдохом будет вонзаться все глубже. В любом случае, конечный результат один и тот же. Ты разваливаешься на части. Просто первый вариант является более медленным процессом, чем второй.

— Ты должна сохранять веру, дорогая, — смиренно произносит Арни.

Не уверена, кого он пытается убедить: меня или себя. Я слышу его горестный вздох. А затем мужчина исчезает, снова оставляя меня одну.

Отлично.

Именно этого я и хотела.

Мне не нужен комфорт.

Я заслуживаю его не больше, чем все остальные. У каждого из нас есть свой крест на плечах, и доля в событиях, которые происходят. Все мы играем свои роли, просто некоторые в большей степени.

Чувство вины за то, что я хотела отказаться от нашей связи, настолько удушает, что у меня нет сил вынести его огромный вес. Оно убивает.

Я смотрю в коридор — туда, где исчезла медсестра, и думаю: жив ли он? Борется ли за жизнь? Может быть, он уже мертв, а врачи лишь медлят, пытаясь найти слова, которые, как им кажется, успокоят нас. Однако это невозможно. Зачем вообще пытаться?

Я встаю и, не глядя ни на кого, выхожу из помещения. Оно похоже на гроб, крышка которого медленно закрывается.

Иду быстрее, игнорируя звуки своего имени, которое слышится снова и снова.

Мне нужен воздух. Или что-то другое. Что угодно, лишь бы чувствовать отчаяние.

Я останавливаюсь у кофеварки и смотрю на перечисленный выбор. Замираю на некоторое время и отвлекаюсь, когда кто-то похлопывает меня по плечу.

— Извините. Я могу я вам чем-то помочь? — спрашивает добрый женский голос.

Чудом?

— Не уверена, — вежливо отвечаю я, не глядя на женщину.

— Вот, — произносит она, бросая в щель монету. Затем нажимает пару кнопок и через несколько секунд открывает диспенсер. — Держите, — женщина протягивает мне бумажный стаканчик.

Здесь жарко.

Я смотрю вниз.

Жидкость пахнет приторно и слегка горелым. Она напоминает мне о нем.

Я отхожу, даже не уверенная в том, что поблагодарила незнакомку.

Надеюсь, что так.

Затем делаю один глоток. Он горький и ощущается пеплом у меня во рту. Замерзает внутри, а потом встречает свой конец в мусорном баке, мимо которого я прохожу.

Продолжаю бесцельно бродить по стерильным коридорам. Как долго? Не знаю. Но чем дальше углубляюсь в чрево больницы, тем больше нежелательных прихлебателей собираю.

Запах антисептика раздражает слизистую носа. Стоны агонии отзываются в моих ушах. Обреченность хлюпает под ногами. Она впитывается в мои ботинки, окрашивая носки в черный цвет.

Энергетика этого места печальна и носит смертельный покой, хотя повсюду кипит лихорадочная деятельность.

Каким-то образом я оказываюсь в часовне. Даже не знаю, где она находится, на каком этаже, и как я сюда попала.

Часовня пуста.

Чему я очень рада.

Падаю на жесткую скамью в тускло освещенной комнате, где до меня бесчисленное множество людей молились, умоляли и пытались обменять свои жизни на чьи-то еще.

Я не повторяю их действия, потому что уже молилась ранее, пока мой разум не опустел. Умоляю, пока моя душа не высыхает. Бог и так уже знает, что я готова променять все, что угодно на его жизнь. В том числе и свою.

Поэтому просто смотрю, как мерцают свечи, и предаюсь воспоминаниям.

Мысленно поворачиваю время вспять и вспоминаю, какой счастливой я была когда-то. Все начинается с него. И закончится вместе с ним, если он уйдет.

Я улыбаюсь и снова пускаю слезу, когда представляю его любящие карие глаза.

Глава 10

Десять месяцев назад

Маверик

Воздух наполнен глухими басами AC/DC «Back in Black», и мое сердце бьется в такт этому ритму. Я позволяю ему скользить по своей коже. Теряюсь в нем.

Сегодня в заведении «У Пеппи» вечер караоке. Предполагается, что он будет проходить раз в месяц по пятницам, но каким-то образом мероприятие стало проводиться чуть ли не каждую неделю. Похоже, благодаря Кэлу, караоке становится популярным.

— Что будешь, пиво или ром? — шепчет мне на ухо Кэл, и по моему телу проходит дрожь вожделения. Я чувствую его понимающую улыбку на своей щеке. Одной рукой он скользит вверх по моей талии сбоку. Затем перемещает большой палец прямо под холмик моей груди. И теперь я практически дрожу, отчего Кэл посмеивается, приглушенно и сексуально.

С прошлой недели наши отношения изменились. Пусть, мы занимались сексом не так уж и часто, однако он оказался лучшим из всех, что у нас был после того, как я сделала минет Кэлу на заднем крыльце. Наш секс был грубым и грязным в душе, а затем стал нежным и чувственным в спальне. Кэл выполнил свое обещание заниматься любовью всю ночь напролет, так что четыре часа утра наступили незаметно. И похоже, наша соседка все же заметила наше маленькое шоу, потому что с тех пор ни разу не посмотрела мне в глаза и двигалась намного быстрее, чем любая восьмидесятилетняя старуха с больным бедром, когда мы встретились у почтового ящика. Хелена явно пыталась избежать нашей встречи.

— Солодовую шипучку, — отвечаю я Кэлу с ухмылкой. Этим вечером мне хочется сохранить голову ясной в надежде на повторение того вечера. Некоторые говорят, что алкоголь раскрепощает, я же считаю, что он притупляет ощущения. Хочу чувствовать каждый медленный толчок, поймать великолепную волну и позволить ей обрушиться на меня, наслаждаться быстрым приливом эйфории, который гораздо труднее достичь, когда в тебе слишком большое количество алкоголя. Я хочу наслаждаться любовью со своим мужем, а не просто быть вынужденной спать с ним, как поступала с первого дня нашего брака.

— Значит будет тебе солодовая шипучка, Лебедь, — Кэл слегка приподнимает уголок губы в улыбке в ответ на нашу шутку, когда отходит от меня.

— Ох уж эти ваши странные словечки.

Я просто пожимаю плечами, не отрывая взгляда от спины мужа.

Когда мне было шесть, он украл бутылку «Bud» из гаражного холодильника своего отца и обманом заставил меня ее выпить. Кэл сказал, что это «солодовая шипучка». Видите ли, в чем дело… Мне очень нравилась содовая. Но мои родители не покупали ее, так как «от нее портятся зубы». Вообще-то я не была наивной, даже в шесть лет, однако Кэлу известно, как я падка на содовую.

Шутка все же не сошла ему с рук. Потому что лицо мальчишки оказалось все в пиве, а остальная часть «солодовой шипучки» впиталась в лесной покров.

— Выглядишь счастливой, Мавс. Как и Кэл, если уж на то пошло. «Счастье-так-и-прет-из-меня» — вот настолько вы оба выглядите счастливыми.

Отрываю взгляд от шикарного зада своего мужа, который, по моему скромному мнению, идеально облегают темные джинсы, только тогда, когда Мэри-Лу подносит свой палец к моему подбородку и поднимает его, таким образом закрывая мой рот.

Затем подруга усмехается. Как и я. Кажется, улыбка достигает моих глаз, проникая прямо в душу.

— Так и есть, — я поворачиваюсь к Мэри-Лу, просовывая правую ногу под левое бедро, и использую эти несколько минут, чтобы выплеснуть свои эмоции, на всякий случай посматривая за Кэлом и Ларри. — Впрочем, некоторые дни тяжелее других.

Уголки губ Мэри-Лу расплываются в грустной улыбке.

— Как, например, понедельник?

— Да, как понедельник, — в прошлый понедельник Киллиану исполнился тридцать один год. Но я не позвонила, чтобы поздравить. Даже не написала смс и не поздравила в Facebook. Я притворилась, будто это обычный день в Дасти Фалл. За что метафорически похлопала себя по спине, однако промучилась всю ночь из-за этого решения, гадая, не обидела ли я Киллиана. Неужели он считает, что я веду себя по-детски? Но разве меня волнует его мнение? Я ненавижу себя за то, что ответ оказывается утвердительным.

— Наверное, такие дни еще будут.

— Пожалуй. Но скажу честно: я чувствую, будто, наконец-то, делаю крошечные шаги вперед, а не просто топчусь на месте. По крайней мере, хотя бы так.

— Дюйм есть дюйм, Маверик. Пока движешься вперед, ты движешься в правильном направлении.

— Я чувствую, что оболочка Киллиана вокруг меня, наконец-то, треснула. И чем больше трещин расходится, тем больше места появляется для Кэла. Он постепенно проникает в мое сердце, — в том смысле, в каком должен ощущаться муж, чуть ли не добавляю я.

Оглядываюсь и вижу, что Кэл наблюдает за мной. Он выглядит напряженным. Как будто знает, о чем мы говорим. Мне хочется поднять руку и потереть ноющую от боли грудь. Чего я, конечно же, не делаю. Вместо этого позволяю уголкам своих губ ободряюще приподняться. И Кэл отвечает мне тем же.

— Я очень рада, — говорит Мэри-Лу.

— Как и я, — бормочу ей в ответ, потому что так и есть.

Наш разговор переходит к обсуждению меню пекарни, когда парни возвращаются с бокалами в каждой руке. Они ставят их на стол, и я вижу, что у Мэри-Лу прозрачный напиток. Никаких пузырьков, не как обычно. Затем я замечаю, что подруга нашла что-то чрезвычайно увлекательное в поверхности столика.

— Эй, — говорю я, когда Кэл проскальзывает за столик и садится рядом, обнимая меня за плечи. Я поворачиваю голову, желая поцелуя, который он тут же оставляет на моей щеке. — Эй, — снова повторяю я, на этот раз чуть громче. Мэри-Лу все так же не поднимает глаз, и я пинаю ее ногой под столом.

— Ай, — подруга наклоняется, чтобы потереть голень, при этом уставившись на меня злобным взглядом.

Отлично. По крайней мере, мне удается привлечь ее внимание.

— Это что такое? — указываю я на ее стакан.

— О чем ты?

Я тянусь к ее напитку, но Мэри-Лу оказывается быстрее. Она хватает стакан и отдергивает руку назад, расплескивая при этом жидкость. Теперь подруга думает, что одержала надо мной верх. Я замечаю это по ее самодовольной ухмылке. Но ей следовало бы знать меня получше.

Потому что я провожу пальцем по каплям на столе и засовываю его в рот.

Это отвратительно. Я в курсе. Кто знает, насколько хорошо протерты эти столы, к тому же в таком уединенном уголке бара могли происходить гораздо более неприятные вещи. Хотя, знаете… В моем рту имели место быть вещи и похуже.

— Ненормальная, — упрекает меня Мэри-Лу. — Ты хоть представляешь, чьи микробы ты только что засунула себе в рот? Я слышала, что в прошлые выходные Эндрю Болджер трахал Холли Браммер именно на этом столе. Она кончила прямо тут.

Кэл с Ларри начинают смеяться. Но я игнорирую отвлекающий маневр подруги. Если бы это было правдой, она выбрала бы другой столик. Тем не менее, через минуту я обязательно схожу в туалет и воспользуюсь бесплатным ополаскивателем для рта.

— Ты пьешь воду. Почему?

Не то, чтобы меня заботило, что Мэри-Лу решила выпить воды. Я не собираюсь напиваться до бесчувствия, даже если двухдневное похмелье будет хорошим предлогом для того, чтобы не прийти на воскресный семейный завтрак. Так что мне не нужен собутыльник. Но Мэри-Лу может перепить любого мужчину за нашим столом. И тот факт, что она пьет воду, весьма подозрителен.

— Ты беременна? — спрашиваю я, будучи слегка ошарашенной. Это единственная причина, по которой Мэри-Лу станет пить воду. Почему она не сказала мне, что беременна?

Я замечаю, что Ларри отводит взгляд. И от этого мне становится еще хуже.

— Нет, — быстро отвечает Мэри-Лу. — Но мы продолжаем попытаться дальше, — протянув руку через стол, она соединяет наши пальцы. Я позволяю ей это, даже если хочу отстраниться, чтобы причинить Мэри-Лу такую же боль, как и она мне сейчас. То, что моя лучшая подруга скрывает от меня что-то настолько важное, жжет сильнее, чем я могу выразить словами.

Да уж.

Сначала Джилли. А теперь и Мэри-Лу.

Я чувствую себя так, словно жизнь проходит мимо меня. Мужчины. Любовь. А теперь еще и младенцы. Глядя на всеобщее счастье, я начинаю задыхаться.

Кэл сжимает мое плечо. Он знает, что я расстроена.

— Эй, Ларри, как насчет игры в дартс?

Но невежественный засранец отказывается.

Кэл выскальзывает из кабинки, хватает стакан Ларри и уходит. Он знает, что Ларри будет следовать за ним, как ищейка, когда дело касается алкоголя.

Мужчины уходят, я задаю вопрос:

— Почему ты ничего мне не сказала? — не могу сдержать обиду от того, как ранят меня эти слова. Но все же стараюсь. На самом деле стараюсь.

Мэри-Лу лишь смотрит на меня в ответ, пока мой мозг, наконец-то, не начинает работать.

Ах.

Понятно.

— Ты могла бы сказать мне, — твердо говорю я ей. — Мы ведь делим с тобой все.

И я имею в виду абсолютно все. От совместного обучения использованию тампонов до практики французских поцелуев друг на друге, когда нам было по десять лет, и мы влюбились на одного и того же мальчика. Во всем округе не было ни одной девчонки, которая не влюбилась бы в Киллиана Шепарда.

— Прости. Нужно было так и сделать. Просто ты через многое прошла, и мне не хотелось добавлять проблем.

— А стоило бы, Мэри-Лу. Мы ведь лучшие подруги. Не желаю, чтобы ты чувствовала, будто я не стану радоваться за тебя только потому, что в моей жизни не так уж много места для радости. А я очень за тебя рада.

— Я все понимаю, — раскаивается подруга. — Но, по большей части, я была просто напугана. Казалось, если начну рассказывать о беременности, то это будет давить на меня и…

Ей больше ничего не нужно говорить. Мэри-Лу забеременела сразу, как только вышла замуж. На сроке пять месяцев она потеряла ребенка. Оба — Мэри-Лу и Ларри были опустошены. Как и я. Затем они попытались еще раз. Потом еще дважды. Потерпев неудачу, пара сдалась. И каждый раз из-за страданий подруги мое сердце истекало кровью.

— Эй, — отвечаю я, замечая капельку влаги на ее ресницах. — Знаешь, что я думаю? Те секс-качели можно использовать и по другому назначению, — когда Мэри-Лу начинает смеяться, по ее щеке скатывается крошечная слеза. — А когда закончите, твой муж перевернет тебя и даст немного «побродить».

Она притворно дает мне пощечину.

— Ты просто ужасна.

— Да. Но по блеску в твоих глазах я вижу, что ты считаешь это хорошей идеей.

Подруга борется с улыбкой в течение всех пяти секунд, прежде чем заговорщически прошептать:

— Я никогда об этом не думала.

— Вот видишь… Для этого и существуют лучшие подруги.

— Спасибо, Маверик, — ее облегчение ощутимо. Вес секретов — это та тяжесть, с которой Мэри-Лу справиться не в состоянии. Жаль, что я не такая.

— Без проблем, детка.

Мы ненадолго переключаем внимание на наших мужчин. Кэл выглядит самодовольным и самоуверенным. Ларри злится. Похоже, мы знаем, кто победит.

— Через несколько минут начнется караоке. Давай сходим в туалет, пока Пол не начал петь «Иди, как египтянин».

Пол, наш сорокапятилетний городской аптекарь, не только хорошо исполняет самую знаменитую песню «The Bangles», но и ставит довольно забавный маленький спектакль. Он даже приносит свой собственный бубен и закатывает глаз лучше, чем Сюзанна Хоффс. И поскольку Пол до сих пор носит причёску 80-х, на него очень интересно смотреть. Обычно именно ему разрешают открыть вечер караоке.

— Хорошая мысль, — говорю я.

А затем следую за подругой в дамскую комнату. Мы болтаем через стены кабинок, как и всегда. После того, как моем руки, и я хорошо промываю рот ополаскивателем для рта, останавливая взгляд на Мэри-Лу, которая прихорашивается, одновременно давая клятву быть лучшей подругой на свете.

Я хочу быть рядом с ней, как и она со мной. И могу понять, почему она мне ничего не сказала. В последнее время я та еще эгоистка.

— У нас все хорошо? — спрашивает она, поглядывая мне за спину.

— Конечно. Почему нет-то?

Мэри-Лу бросается в мои объятия обнимает в ответ, как удав. Подруга делает глубокий вдох, и я знаю, что она снова собирается извиниться. Так что решаю прервать ее.

— Не надо, все в порядке. Я вовсе не злюсь.

Мэри-Лу вырывается из моих объятий и оставляет липкий поцелуй на моих губах.

— Я тебя обожаю, ты ведь это знаешь?

— Как и я.

Когда мы выходим из туалета, я издаю смешок. А потом чуть ли не впадаю в истерику, глядя на то, как Мэри-Лу скачет на одной ноге, пытаясь стянуть длинную ленту туалетной бумаги, которая прилипла к подошве другой. Я так сосредоточена на подруге, что меня практически отбрасывает назад, когда я натыкаюсь на твердую, массивную стену. Теплые руки обнимают меня за талию, не давая моей заднице оказаться на липком полу.

— Прошу про… — начинаю я. Но, когда поднимаю голову вверх, мои извинения валятся с обрыва замешательства. Потому что я натыкаюсь вовсе не на стену.

Это Киллиан.

Запах «Берберри Брит», смешанный с дорогой кожей, проносится сквозь меня с опозданием в две секунды. От чего у меня слабеют колени, а сердце просто заходится в груди. И я хочу того, чего точно не должна хотеть.

Черт бы его побрал! У меня все шло так хорошо.

В основном.

— Что ты здесь делаешь? — требую я ответа, начиная злиться от того, что он здесь.

Вообще-то я даже в бешенстве.

Одна из невысказанных причин, по которой мы с Кэлом пришли сюда вместе, заключается в том, что Джиллиан отказывается опуститься до посещения «Пеппи», а поскольку Джиллиан отказывается, Киллиану тоже не разрешается сюда приходить. Если бы он был со мной, я бы никогда так на его не давила. И он это прекрасно знает.

— Это общественное место, Мелкая.

Почему Киллиан совсем не удивлен, увидев меня? Потому что засранец знал, что мы будем здесь.

— Не называй меня так, — выплевываю я.

Внезапно я осознаю, что Мэри-Лу тихо наблюдает за мной, а дверь туалета теперь заблокирована нами троими. Затем подруга начинает двигаться быстрее светлячка.

— Пошли, Маверик, — Мэри-Лу проносится мимо и протягивает мне руку. Она начинает тащить меня по коридору в тот момент, когда Киллиан хватается за другую мою руку. Его хватка очень крепкая. Непоколебимая. И обжигает мою кожу одновременно самым отвратительным и восхитительным образом. В голове мелькает вспышка воспоминаний об этой ладони, которая идеально обхватывает мои ягодицы, когда Киллиан входит в меня. И, судя по голодному взгляду мужчины, он вспоминает то же самое.

Черт. Мне нужно убраться отсюда и как можно скорее.

Вот только Киллиан не собирается мне этого позволять.

Он тянет меня в одну сторону, а Мэри-Лу — в другую. Оба тянут так сильно, что я начинаю чувствовать себя пластилиновой куклой.

— Киллиан, пожалуйста, — умоляю я.

Мы не можем оставаться наедине в темном коридоре. Особенно из-за Кэла. Ни за что не поверю, что он не обратил бы внимания на появление Киллиана.

— Две минуты. Это все, о чем я прошу. Пожалуйста, Маверик.

Мой взгляд скользит между Мэри-Лу и Киллианом. Взгляды на обоих лицах одинаковы, и все же различны. Его взгляд умоляет меня согрешить. А ее — выбрать спасение.

— Две минуты, — отвечаю я Киллиану. — Начиная с этого момента.

Похоже, я грешница. Что ж… Запишите это на мой счет.

Мэри-Лу громко вздыхает, но отпускает мою руку. Я могу назвать время ухода подруги с точностью до секунды, потому что энергия, оставшаяся в этом маленьком замкнутом пространстве, только что зарядилась на тысячу киловатт.

Мои подмышки начинают потеть.

— Одна минута пятьдесят секунд, — объявляю я, скрещивая руки на груди в надежде, что Киллиан не заметит, какое действие он оказывает на меня. Черт бы его побрал. Пять секунд в присутствии Киллиана — и все мои успехи испаряются, как роса. Откуда у этого мужчины такая власть надо мной?

— Должно быть, я пропустил твой звонок в понедельник, — говорит Киллиан с забавной улыбкой на губах, но его безразличие призвано скрыть обиду. В темных глазах мужчины все ясно, как божий день. Отчего я чувствую себя виноватой размазней. Ненавижу, что Киллиан может заставить меня чувствовать себя так с помощью одного простого заявления или взгляда. Я ненавижу, что он все еще оказывает на меня такое влияние. Ненавижу, что Киллиан — мой кукловод, который держит меня за ниточки, а я не могу понять, как их обрезать… И неважно, сколько усилий прикладываю.

— Мой телефон вышел из строя, — уголок губ Киллиана дергается вниз, отчего мое раскаяние переходит на новый уровень. — Это все, чего ты хотел? Слегка потешить свое эго? — в моем голосе слышен сарказм. Он, словно уксус, остро действует на мои вкусовые рецепторы.

Однако Киллиан не обращает внимания. С каждым последующим словом, слетающим с его губ, я чувствую себя еще хуже, чем прежде. Как будто такое вообще возможно.

— Я с нетерпением ждал свой шоколадный торт. Похоже, это первый раз, когда я не получил ни один из твоих шедевров, даже печально известных.

Я склоняю голову и тяжело вздыхаю. Затем пробегаю языком по зубам, осматривая темный, покрытый губчатыми пятнами пол.

Даже когда мы были далеко друг от друга, я каждый год готовила Киллиану что-нибудь на день рождения. Потому что никогда не забывала дату. Когда мне было четыре, все началось с жидкого пирога с грязью. И речь идет не о каком-то шоколадном пудинге с крошкой из печенья сверху.

Я помню огонек в глазах Киллиана и его хриплый смех, когда тот делал вид, будто ест мой пирог. Довольно скоро «лакомство» исчезло. Киллиан убедил меня, что проглотил каждый кусочек. На самом же деле парень незаметно выкинул его. Возможно, таким образом Киллиан пытался успокоить четырехлетнего ребенка, но я сделала то же самое на следующий год. И так каждый год, пока не научилась печь. А потом приготовила ему настоящее угощение. Выпечка всегда была шоколадной. Его любимой.

В прошлом году я провела несколько часов, совершенствуя торт с шоколадной глазурью, посыпанный смесью сахарной пудры, корицы и свежей мускатно-ореховой стружки. Я лично доставила торт в офис Киллиана.

Именно в тот момент до меня дошло, что так больше нельзя. Киллиан женат. И больше не доступен. Мужчина больше не принадлежит мне. Необходимо прекратить традицию, которая стала только нашей, потому что нас уже не существовало. Никаких «нас», и точка.

Вот почему я поняла, что не смогу продолжить традицию в этом году.

Пытаться забыть свою любовь — это полный отстой.

— Мавс, пожалуйста. Я… — мужчина откидывает голову назад, и она с глухим стуком бьется на стену. Взгляд Киллиана поднимается к потолку, а потом возвращается ко мне. Он выглядит таким же печальным и потерянным, какой я чувствую себя почти каждый божий день. — Я скучаю по тебе. Ужасно скучаю.

Во мне разрастается странная неуверенность. Я прокручиваю в голове каждое мгновение, задаваясь вопросом, в какой момент мы совершили ошибку. Что я сделала? Или чего не сделала? Почему этого было недостаточно? Я отдала ему все, а он оставил меня.

Будь сильной, Мавс. Будь храброй. Будь какой угодно, только не размазней в его ох-каких-умелых руках.

Я думаю о Кэле. Должно быть он интересуется, где я. Что случится, если мой муж узнает, что я стою здесь одна — с его братом.

— У тебя осталось меньше минуты, — мне нужно сбежать отсюда к чертовой матери, прежде чем позволю ему то, что не должна. Мои губы не касались Киллиана больше двух с половиной лет. С момента объявления о его помолвке. И в данный момент из-за этого я испытываю физическую боль. Даже больше, чем раньше.

Мужчина выпрямляется во весь рост и делает шаг ко мне. Я делаю шаг назад, качая головой.

Глубоко вздыхая, он спрашивает:

— Мы можем как-нибудь встретиться? Только вдвоем? Мне бы хотелось поговорить.

С тех пор, как он женился на Джиллиан, я стараюсь не оставаться с ним наедине. Особенно наедине. Ни один из нас, кажется, не в состоянии удержать свои мысли или желания. Похоже, мы оба знаем, что если окажемся одни в тесном пространстве, то станем еще и прелюбодеями вдобавок ко всему остальному. А это та самая жесткая грань, которую я просто не смогу переступить.

— Не думаю, что это хорошая идея.

— Почему? — Киллиан продолжает подкрадываться ко мне. И на этот раз я стою неподвижно. За что ужасно себя ненавижу.

— Ты знаешь почему, Киллиан.

— Ты все еще любишь меня, — шепчет мужчина. Его голос хриплый, чарующий. И такой родной. — Я вижу это каждый раз, когда ты заглядываешь мне в душу. Никто никогда не смотрел на меня так, как ты, Маверик.

Киллиан скользит взглядом по моему лицу, обращая внимание на губы, которые я только что облизала. Я чувствую, как чья-то рука касается моего бедра, и понимаю, что это не какой-то случайный знакомый, проходящий мимо. Этот коридор опустел в самое неподходящее время.

Киллиан наклоняется и проводит губами по линии моего подбородка. Его касание напоминает лучик света. Едва заметное прикосновение… Журчание воды, омывающей камень.

До меня доносится мужской стон, и я слегка поворачиваю голову, прижимаясь своим ртом к губам Киллиана и прекращая пытку, которую мы оба переживаем. Переступаю черту, которую считала, что не смогу пересечь.

Я тяжело сглатываю. Пытаюсь смочить больное горло из-за комка эмоций, застрявшего в нем.

Господи, если ты слышишь… Пожалуйста, дай мне сил. Мне так нужна твоя помощь.

— Теперь я с Кэлом, — выдавливаю я из себя почти несуществующий поток воздуха.

Киллиан отстраняется. Далеко, но все же недостаточно. Я не двигаюсь, когда жар его гнева опаляет мои щеки и лоб.

— Ты моя. И всегда была моей.

Тогда почему же ты выбрал в жены другую? Почему обращаешься со мной так, будто я вообще ничего для тебя не значу? Почему ты нарушил все свои обещания? Почему бы тебе просто не объяснить мне, какого хрена ты так поступил?

Как можно любить кого-то так сильно и в то же время ненавидеть с одинаковой страстью? Киллиан — бесчувственный, тщеславный, лицемерный ублюдок. Ведет себя, как собака на сене. Ни себе, ни другим? Да пошло оно все к черту. Пошел он!

— А вот это кольцо говорит совершенно о другом, — парирую я, поднимая руку и указывая на палец, на котором сверкает мой обет моногамии и вечности его брату. Затем хватаю Киллиана за руку и указываю на кольцо, обвивающее его четвертый палец. — И вот это тоже.

— Сердце не лжет, — горячо возражает мужчина, прижимая другую ладонь к моей груди. Прямо над моим сердцем, которое беспорядочно бьется, ощущая тепло его плоти.

Что за дурацкие игры он затеял? Сколько лет Киллиан продолжает так себя вести?

Как же я устала.

От всего.

От Киллиана.

Как будто он забавляется тем, что держит меня на привязи. Сколько еще я смогу удерживать ее рядом, прежде чем она сдастся?

Киллиан даже не подозревает, что эти эгоистичные поступки помогают мне изгнать его из своего сердца. И я надеюсь, что дверь хорошенько ударит по его заднице на выходе.

Одним быстрым движением я поднимаю свою руку и отталкиваю ладонь мужчины прочь.

— Время вышло.

Затем поворачиваюсь и практически убегаю прочь, мысленно пытаясь растворить тот узел, который насколько глубоко во мне засел. Интересно, когда мне, наконец, станет легче?

Я решаю не возвращаться обратно в кабинку. А вместо этого смотрю прямо, из опасения, что меня выдаст мое раскрасневшееся лицо.

В баре «У Пеппи» уже полно народа. В воздухе гудит предвкушение предстоящей ночи.

Я плетусь, пробираясь сквозь толпу. Извиняясь, когда толкаю плечом людей, я направляюсь прямо к бару. Жду, пока подойдет бармен, когда до меня доходит, что Пол уже начал свое выступление.

Черт.

Это значит, что Кэл и Ларри уже вернулись в кабинку и ждут меня.

Моя грудь вздымается. Голова идет кругом. Сердце колотится так сильно, что кажется, будто от его ударов внутри появляется гематома. Жаль, у меня нет возможности выключить свои эмоции. Каждую боль. Каждое желание. Абсолютно все. Я так запуталась в том, что только что произошло… В том, что почти случилось, и совсем не слышу, как Кэти зовет меня по имени, спрашивая, что я буду заказывать.

— Хосе Сильвер и Спрайт. Сделай двойной. В низком бокале, — рявкаю я, перекрывая шум.

Кэти хмурит брови. Она прекрасно помнит мой обычный заказ. Но дело не в этом. Однако, как хороший бармен, девушка уходит и без всяких вопросов выполняет мой заказ.

Через минуту я уже держу в руке холодный стакан, и половина его содержимого льется мне в горло. Жестом я показываю ей повторить, желая, чтобы заказ был выполнен сиюминутно, а не через четверть часа. И подпрыгиваю от того, что кто-то нежно сжимает пальцами мою шею за секунду до того, как пройтись по щеке щетиной, а затем слегка покусывает зубами мочку моего уха.

— Что случилось, Лебедь?

— Ничего, — хрипло отвечаю я, когда Кэти ставит передо мной еще один прозрачный стакан. Девушка быстро переключает свое внимание на Кэла, прежде чем перейти к следующему клиенту.

— Неужели? А почему ты сразу перешла к тяжелой артиллерии?

— Я… — я замираю. Мне не хочется лгать Кэлу.

Это не лучший способ начать жизнь в браке. Но не желаю, чтобы он знал о моем общении с Киллианом в темноте задней части бара, если конечно Кэл уже об этом не знает. О том, что я почти поцеловала его брата. О том, что я все еще хочу поцеловать Киллиана. И не могу сказать по тону Кэла, знает он об этом или нет.

— Все из-за Мэри-Лу, да?

Я закрываю глаза. Не уверена, из-за чего именно — то ли от облегчения, то ли от чувства вины.

Ты прекрасно знаешь из-за чего, отчитывает меня мое внутреннее «я».

Кэл дает мне выход из ситуации, так что же выбрать? Ответить честно? О черт, нет. Это было бы слишком тяжело. В данный момент я просто не готова к последствиям.

Мне заказана прямая дорога в ад.

Поэтому я принимаю подарок, который мне вручает муж.

Беру его и бегу дальше.

— Ага, — не уверена, что Кэл меня слышит, но он чувствует, как я киваю головой.

Мой муж забирает стакан, за который я цепляюсь, словно за буй, и ставит его на стойку бара, прежде чем мягко развернуть меня к себе.

Завсегдатаи толкаются локтями с обеих сторон в попытке получить очередную дозу алкоголя, но Кэл прикрывает меня от них. Защищает. Как и всегда.

Когда мужчина берет мое лицо в свои ладони, слегка приподнимая его вверх, из уголка моего глаза выскальзывает капелька влаги. И Кэл вытирает ее большим пальцем руки.

— Детка, не плачь.

— Я не плачу. Просто мне…

— Больно? — предполагает Кэл.

— Да, — по факту это даже не ложь. Мне очень больно. Мне и сейчас больно. Только не по тем причинам, о которых думает мой муж.

— Для них это большой шаг. Уверен, Мэри-Лу просто не хочет себя обнадеживать, чтобы потом все узнали, что у них снова не получилось.

— Я знаю, — с трудом выговариваю я.

Мне стоило бы подумать о Мэри-Лу. О Кэле. Обо всех, кроме себя.

Вместо этого я хочу оглянуться. Проверить, может, Киллиан все еще здесь. Наблюдает за мной. Ждет еще одной возможности нанести удар.

В каком-то смысле я хотела бы, чтобы Кэл знал, что его брат находится здесь.

Возможно, тогда бы Киллиан оставил нас в покое.

Может, стоит рассказать Кэлу?

Будь мужественной. Поступи верно.

Я смотрю в бесхитростные, любящие глаза мужа и понимаю, что меня сейчас прорвет, и я выложу ему все. Мне хочется заслужить взгляд Кэла. И я почти открываю рот, как Джей Тон — он же Джонни Литтлтон — объявляет имя моего мужа.

Толпа просто сходит с ума. И я сейчас серьезно. Люди вскакивают на ноги, хлопают, кричат, громко аплодируют. Этот бар полон сумасшедших.

На лице Кэла появляется мальчишеская улыбка. Освещающая все вокруг. Которая ошеломляет меня, и я забываю обо всем, что происходит всего несколько минут назад.

— Что происходит? — смеюсь я, когда он тащит нас через толпу к крошечной сцене в виде полумесяца.

Когда мы добираемся до сцены, прямо передо мной кто-то ставит стул. Кэл жестом велит мне сесть, затем наклоняется и целует меня крепко, медленно и очень скурпулезно. Кошачьи вопли подстегивают моего мужа, и он целует меня еще раз. Я тяжело дышу и становлюсь влажной во всех стратегических местах.

Кэл вскакивает на сцену, где Джей Тон ставит табурет, а затем протягивает Кэлу гитару. Озорной взгляд моего мужа устремляется на меня в тот же миг, как он садится и кладет гитару себе на колени.

Именно так Кэл и поступил в ту ночь, когда попросил меня выйти за него замуж. Он не только умеет играть на гитаре, как настоящий профессионал, но еще и владеет восхитительным глубоким голосом. В тот раз Кэл поднялся на сцену и превратил меня в рыдающую тряпку, когда спел песню Ленни Кравица «Я буду ждать».

Если вы когда-нибудь слушали эту песню, то в курсе, что она начинается с того, как парень поет о том, что кто-то разбил сердце девушки, и он об этом знает. Поет о том, что дает ей время. О том, что он единственный, кто по-настоящему ее любит. И что будет ждать эту девушку, пока та не будет готова.

Все это время Кэл не сводит с меня глаз. Каждая идеально настроенная нота, каждое навязчивое слово спеты только для меня.

Закончив, он спрыгнул вниз, опустился передо мной на колени, достал из кармана бриллиант в три карата и чуть не заплакал, открывая мне свою душу.

— Я знаю, что слишком тороплюсь, Лебедь. Но в то же время — это не так, ведь мы были рядом всю нашу жизнь. Никто не знает тебя лучше, чем я. Ты дышишь, и я дышу. Тебе больно, и я тоже мучаюсь от боли. Когда ты улыбаешься… Меня ослепляют звезды. Каждый раз, когда ты смеешься, я все больше влюбляюсь в тебя, если такое вообще возможно. Мне хочется быть рядом с тобой до тех пор, пока мы не станем седыми и морщинистыми, и плевать, если наши слова оскорбляют людей. Никто не будет любить тебя так, как я, Лебедь. Твоя душа принадлежит мне. Все, что тебе нужно, находится здесь и сейчас. Если ты еще не готова, я пойму. Но знай, что я буду ждать тебя. Столько, сколько потребуется. Столько, сколько тебе нужно. Но если готова… Избавь меня от страданий и стань моей женой. Я обещаю, что ты не пожалеешь ни об одной секунде нашей совместной жизни.

Я смеялась и рыдала, слушая искреннее и трогательное предложение Кэла. Ну какая девушка смогла бы ему отказать? Ни одна в здравом уме.

У всех одиноких женщин и половины мужчин в баре в тот вечер были заплаканные глаза. Мне не удалось заполучить мужчину, которого я желала, зато здесь стоял тот, кто желал именно меня. Кэл любил меня так сильно, что я практически осязала его любовь.

В общем, я согласилась за него выйти.

Имя Кэла уже стало нарицательным, и после той ночи люди из соседних городков начали приезжать на пятничные вечера караоке только для того, чтобы посмотреть, выступит ли он повторно.

Наверное, Кэл решает сделать это сегодня. Я задаюсь вопросом, совпадение ли это или нет?

Подмигнув и ухмыльнувшись, Кэл перебирает струны, возвращая меня из прошлого в настоящее. Он прочищает горло и объявляет:

— Эта песня посвящается моей безумно сексуальной жене, Маверик Шепард. Нет никого, с кем я предпочел бы тратить время впустую, кроме тебя, Лебедь.

Его последние слова звучат низко и знойно, с обещанием продолжения чувственного вечера.

Все женщины млеют. Включая меня.

А затем мой муж начинает петь.

— О черт, — бормочу я, прежде чем прикрыть рот рукой. Вздрагиваю, когда раздается хриплый голос Кэла, решившего спеть балладу Saint Asonia «Впустую трачу свое время». Толпа уже тихо гудит в предвкушении.

Текст песни мягкий и красивый. И снова наш мир сужается.

Здесь только я и Кэл.

Мой муж говорит мне о том, что я единственная, с кем он хочет лежать в прохладной траве под лунным небом и больше ничего не делать. О том, что такие моменты совершенны. И что лежать вот так — не значит тратить время впустую, а эти мгновения будут жить внутри нас всегда, независимо от того, что происходит вокруг. Потому что рядом с ним тот самый человек. Все просто.

Я всегда чувствую то же самое с Кэлом. С ним мне комфортно, как ни с кем другим. Даже с Киллианом.

При этой мысли трещины, о которых я рассказывала Мэри-Лу, расходятся еще больше. Я чувствую, как они разрывают меня на части. Дух Кэла вливается в меня настолько бурно, что у меня перехватывает дыхание. Я погружаюсь в слова его песни. Ощущаю свет своего мужа. И трещин становится все больше.

Песня заканчивается слишком рано, а в помещении царит тишина. Ни шмыганья носом, ни кашля.

Мы смотрим друг на друга, пока Кэл не признается:

— Я буду любить тебя до самой смерти, Мавс.

Я шепчу ему в ответ то же самое, потому что у меня пропал голос. На моем лице написано волнение. Сердце пытается вырываться из груди.

Однако, наша связь прерывается, когда рядом раздаётся низкий мужской голос:

— Ну, спасибо, что выставил нас всех в плохом свете, чувак.

Бар взрывается смехом, свистом и оглушительной болтовней. Затем кто-то начинает скандировать: «на бис, на бис», и его подхватывают остальные.

Кэл смотрит на меня и вскидывает бровь. Он молча просит разрешения.

В эту секунду единственное, чего мне хочется, так это вывести своего мужа на улицу, расстегнуть молнию на джинсах и высосать его досуха. Но Кэл является шоуменом, и могу сказать наверняка — ему не терпится выступить на бис.

Поэтому я пожимаю плечами и ухмыляюсь. Поднимаю указательный палец вверх, разрешая спеть еще одну песню.

К Кэлу подходит Джей Тон, и они тихо совещаются. Затем Кэл протягивает ему гитару. Через несколько секунд в динамиках громко звучат знакомые ноты «Я никогда тебя не отпущу» группы «Steelheart» из восьмидесятых. Мой муж снова хватает микрофон и продолжает не только выдавать ещё одно шоу. Он плавит меня своей песней, которую пел, еще когда мы были подростками. Кэл даже падает на колени во время крещендо, как и всегда.

Бар стоит на ушах. Люди вскидывают кулаки в воздух. Машут зажигалками в руках и светят сотовыми телефонами. Подпевают Кэлу.

Все равно что вернуться на десять лет назад. Единственное, чего не хватает моему мужу, так это длинных волос и повязки в красную клетку.

Я смеюсь.

Он тоже смеется.

Вместе мы делаем еще несколько маленьких шажков вперед.

И я не оглядываюсь, чтобы проверить, там ли еще Киллиан.

Мне уже все равно.

Глава 11

Десять месяцев назад

Маверик

— Слышала, ты устроил небольшое представление в пятницу ночью, — сказала Джилли язвительным, как у стервы, тоном.

К черту ее.

К чету меня. Это последнее место, где мне хотелось бы быть. Мы с Кэлом почти не вылезали из спальни, с тех пор как приехали домой в пятницу вечером. По правде говоря, мы даже не добрались до кровати в первый раунд. Как только оказались в машине, я в ту же секунду набросилась на него. Дверца еще даже не захлопнулась, а моя рука уже была в его штанах. Мои губы сжимали его уже твердый член еще до того, как мы выехали с парковки. Я была абсолютно уверена, что он кончит до того, как мы приедем домой. Тем не менее, выносливость парня была выше всех похвал. Наоборот, он заставил объездить его, как только заехал на подъездную дорожку, мы оба не могли дождаться, когда попадем внутрь дома. Без сомнений мои крики доносились до открытых окон Хелен. Ой. Ну да ладно.

Тем не менее, Кэл вполне спокойно реагирует на подстрекание Джилли.

— О, я уверен, что раздули из мухи слона. Там было-то всего пару песен.

Он проводит губами по моему виску, а я улыбаюсь.

— Малыш, они не преувеличивают, — говорю самодовольно, глядя с ликованием на сестру. Интересно, кто ей рассказал об этом? Киллиан? Выходит, он остался и смотрел? Стал ли он свидетелем того, что, по-моему, было явной переменой в наших с Кэлом отношениях? Даже если и так, я не могу прочитать это на его лице. Он избегает меня с тех пор, как мы приехали сюда, а минут десять назад исчез, прижав к уху телефон. Вечно работает. Двадцать четыре на семь. Надо отдать ему должное, но я предполагаю, что он просто избегает жену.

— Он был почти так же великолепен, как и в ночь, когда сделал мне предложение, — добавляю я. Ночь, за которую я не перестаю его благодарить. Жаль, что ее уже не вернуть.

— Спасибо, Лебедь, — шепчет Кэл напротив мочки моего уха.

Джилли со злостью смотрит в сторону. С завистью, что более вероятно.

Никогда не могла понять причину, но сестра всегда против меня. Если я счастлива, она прилагает все усилия чтобы это испортить. Она увела мужчину, которого я любила, и все же, кажется, ее это не удовлетворяет.

История, которую она рассказывает о том, как Киллиан сделал ей предложение руки и сердца, должно быть, приукрашена или просто-напросто выдумана. Это так убого. Киллиан бы никогда не сделал ничего такого. Нанял мексиканскую группу? Да он их ненавидит. У него изжога от мексиканской кухни. И он не выпендрёжник ни в каком смысле этого слова. Как и не великий деятель. Но он всегда отмалчивается, когда она рассказывает эту байку. Никогда не подтверждает и не опровергает. Просто молчит и гримасничает.

— Итак, Кэл, как дела с контрактом в округе Миллс? — спрашивает мой отец. — Нам нужно получить этот проект, сынок. Потенциальный бонус от него просто огромный.

Кэл слегка замирает рядом. Он никогда не обсуждает работу со мной. Никогда. Это похоже на большую черную дыру, и он не хочет, чтобы я завязла в ней вместе с ним. Мой отец — требовательный, целеустремленный и беспощадный. Иногда я сомневаюсь, что все его дела законны. Я работала на него два года, и не видела откровенно бессовестного поведения с его стороны, но иногда оно не внушало доверия. Правительственные контракты коварны. Вы говорите о миллионах и миллионах долларов налогоплательщиков. Слишком легко перетасовать эти деньги с помощью простой ловкости рук, а финансовым инспекторам понадобятся годы, чтобы обнаружить это, если им вообще удастся.

— Есть пара загвоздок с выполнением требований, но мы работаем над этим, Ричард. Не беспокойтесь. Я всегда довожу дела до конца, — отрезает Кэл, будто говоря отцу, что бы тот не вмешивался.

— А что на счет судебного разбирательства Фриджит Еирвейс? Ты опроверг показания?

Вот, сейчас я его узнаю. Небольшая авиакомпания подала в суд на компанию моего отца, потому что часть взлётно-посадочной полосы была повреждена и Cessna Crusader, на борту которого было 8 пассажиров, потерял управление и попал в аварию. К счастью, серьёзно никто не пострадал, но «ДеСото Констракшин» ответственна за укладку именно той части полосы, которая указывается в иске.

Кэл что-то говорит о юриспруденции и убирает от меня руку, наклоняясь вперед, и я теряю к разговору интерес, мое внимание переключается на мать.

Она взволнована. Это очевидно. Я хочу спросить ее, почему она вообще впускает нас в свое маленькое священное место, если ей нужна целая баночка Ксанакса, чтобы вытерпеть это. Ее внимательный взгляд продолжает скользить по плюшевому белоснежному ковру, покрытому десятками следов. Я надеюсь, что, когда приедут родители Кэла, напряжение хоть немного спадет, но это маловероятно, ведь еще два человека будут топтать ковер.

Роскошная гостиная, в которой мы располагаемся, это святыня, в которую в детстве нам запрещалось заходить под каким-либо предлогом. Никогда не понимала, почему. Это ведь просто комната. Мне всегда интересно, было ли это каким-то святилищем. Может тут хранится чей-то прах? Драгоценные артефакты? Семейные секреты? Нас с Джилли несколько раз ловили, когда мы пытались проскользнуть сюда. Мы пытались замести следы. Но каждая попытка была провальной. Каким-то образом мама всегда узнавала. Ради всего святого, у нее есть гребешок для ковра! Гребешок. Для. Ковра. Кто расчесывает чертов ковер? Это же ковер.

Пока продолжается скучная дискуссия, я решаю воспользоваться возможностью и на несколько минут сбегаю от семьи. Убедившись, что вдавливаю пальцы в ворс ковра, плетусь на кухню за стаканом холодного чая. Несмотря на все недостатки, она делает отличный сладкий чай. На часах всего 10 утра, но день обещает быть действительно жарким, что довольно необычно для конца сентября. Стакан холодного чая прекрасное спасение от жары.

Я останавливаюсь на полпути к кухне. Киллиан стоит слева от холодильника. Между нами нет и метра. Он пялится на меня. Его глаза горят. Я знаю, это из-за меня. Хочется развернуться и снова броситься в безопасные руки Кэла, но, черт возьми… чая я хочу больше. Меня до боли мучает жажда. И я не позволю его блуждающему по мне взгляду остановить меня. Как бы не хотелось избегать его остаток жизни, но это просто невозможно. Мне нужно просто набраться жестокости, что бы он не смог больше проникать в мою душу.

Ух. Неудачный выбор слов.

— Выглядишь сногсшибательно.

— Спасибо, — строго отвечаю, пытаясь обойти его. Но когда проскакиваю мимо, он нежно обхватывает пальцами мой локоть, останавливая меня.

— Не… — он слегка запинается. — Не уходи пока. Пожалуйста.

«Не делай этого», — наставляю себя. — «Не смотри на него. Не доставляй ему такого удовольствия». К сожалению, всякий раз, когда он прикасается ко мне, любая моя решимость тает, как кубик сахара в воде.

Я оборачиваюсь даже несмотря на то, что приказываю себе смотреть прямо. Когда мои глаза останавливаются на нем, его взгляд пронзает меня насквозь. Я должна чувствовать себя уязвимо. Продолжаю стоять секунды, минуты. Не знаю точно, потому что время кажется сейчас бесполезным.

Впитываю его в себя. Действительно смотрю на него, пронзительно и долго.

В пятницу ночью было темно, но при свете дня он выглядит… разбитым.

У него больше морщин вокруг глаз и на лбу. Складки, что обрамляют его рот, выглядят грубо, врезаясь в его молодое лицо. Его глаза… скрывают приведения, секреты. Выглядит так, будто он женат уже десять лет. Он заслуживает это, Мавс. Иногда кровать, на которой лежишь, забита осколками стекла и двуличностью, и ночь за ночью на ней чертовски больно спать. Кому, как не мне это знать.

— Я не хочу этого ребенка. Это то, о чем я пытался с тобой поговорить. Просто хотел, чтобы ты знала, — шепчет он.

Я отшатываюсь от зародившейся во мне надежды. Здесь больше нет места для нее, и если я себе позволю хоть один чертов раз ее вдохнуть, то не выживу.

— Так может тогда вам с женой нужно прийти к согласию, — резко возражаю.

— Ты же знаешь свою сестру, когда ей что-то взбредет в голову.

Мальчик, я знаю ее, как никто другой.

— Что ты хочешь, Шеп? — наконец-то заставляю себя спросить.

— Мне не нравится, когда ты меня так называешь, — низко рычит он.

Какого черта? Даже жена зовет его Шеп.

— Почему? Остальные ведь называют.

— Ты — не остальные. Ты — особенная, Маверик.

Наши взгляды продолжают цепляться друг за друга. Они мечутся туда-сюда, оценивая. Однажды, когда он произнес такое, это вызывало во мне глубокий трепет. Я повторяла эти слова дни напролет, и каждый раз находила новый, поэтический смысл. Теперь все, что я чувствую — смесь замешательства, гнева и сожаления, пока ощущения не становятся похожими на диарею и не начинают пахнуть дерьмом.

Я тяжело вздыхаю, утомленная его долбаным выражением собственного превосходства.

— Вернемся к моему вопросу. Что ты хочешь, Шеп?

Его взгляд ожесточается, когда я выделяю его прозвище, которое используют «остальные». Он наклоняется ко мне до тех пор, пока у меня не возникает мысль, что он собирается меня поцеловать. Все мое тело напрягается, я не уверена, хочу ли, чтобы на его лице осталась моя помада или отпечаток руки.

— Я хочу каждую чертову вещь, которую не смогу иметь, — говорит он страстно.

Отпечаток руки, без сомнений.

— И кто в этом виноват? — спокойно подстрекаю и горжусь собой, что так долго держусь вместе с ним. — Ты бросил меня. Оставил все, что у нас было. Без ответов. Без объяснений. Без сомнений. Вообще ничего. Даже сейчас. Я ничего от тебя не получаю, кроме… не-а, ничего. Ты не достоин меня.

— Ты ни хрена не знаешь, — практически гремит он. — Все, что я делаю — ради тебя. Думая о тебе.

Какого? Бл*дь.

— Звучит как какая-то фраза из песни. Или из действительно плохого фильма с Кевином Костнером, — говорю с раздражением.

Его ухмылка полна самоиронии. Удачи в попытках убедить меня, что он переспал с моей сестрой и женился на ней ради меня. Как бы ни так. Но это все и не для него тоже. Я в этом уверена. Но, черт возьми, это не ради меня.

Вырвавшись из его хватки, я отступаю на хороших полметра.

— Перестань вешать мне на уши гребаную лапшу. Ты женат на моей сестре. Я замужем за твоим братом. Тебе нужно отпустить это. Как это сделала я, — добавляю эту ложь с удивительной легкостью.

— Отпустить что? — спрашивает он мрачным голосом, шагая в право и преодолевая расстояние между нами.

Черт его побери. Почему он продолжает делать это? Я изо всех сил стараюсь забыть эту любовь к нему, что заседает в глубинах души, и мечты, которые он разбивает. Я изо всех сил стараюсь на все сто отдаться браку и полюбить Кэла так, как должна. И все же, Киллиан полон решимости вмешаться при любой возможности.

Почему? Почему сейчас, если я могу бросить все ради него всего несколько недель назад… да еще и в день свадьбы?

Сейчас уже слишком поздно. Я смиряюсь с этим. Ему следует поступить так же.

Мой взгляд размывается. Я борюсь с тем, чтобы сдержать каждую соленую каплю, грозящую сбежать. Если кто и не заслуживает моих слез, так это он.

— Нас, — шепчу, просящим голосом. — Ты должен отпустить нас. Умоляю.

«Позволь мне забыть тебя», — я хочу закричать на весь голос.

— Никогда. Я так близко сейчас.

Близко? К чему?

— Не проси меня бросить тебя. Я сделаю все, что угодно, но, Маверик, это…

Его ласковый, мягкий с придыханием голос, которым он шепчет мое имя, утаскивает меня в неприятное воспоминание, которое я пытаюсь похоронить внутри. Он руками крепко сжимает меня, стонет мое имя в шею, когда проникает внутрь меня в первый раз. Я тону в тех днях, даже не осознавая, что рука Киллиана на полпути к моему лицу, когда твердый, жесткий голос Кэла рычит позади меня

— Шеп, тебя ищет жена.

Рука Киллиана просто опускается на мою талию, а его взгляд скользит за мое плечо, а затем снова ко мне. Он не выглядит шокированным или раскаивающимся. Он выглядит рассерженным.

— Да. Я как раз прихватил ей бутылку воды из холодильника.

Я отхожу назад, смотрю вниз и вижу, что в другой руке он держит стеклянную бутылку «90Н2О».

— «Эвиан» уже не подходит? Ей теперь нужна элитная вода? — фыркает Кэл, также замечая это.

— Ты же знаешь Джилли, — возражает он с горечью. Он больше даже не пытается скрыть свое презрение к собственной жене.

Мой муж тёплой и сильной рукой обвивает мою талию и притягивает меня к груди. Губами прикасается к моему виску, прежде чем начать играть с огнем. Жестко.

— К моему счастью, я женился на правильной сестре. Мавс не такая претенциозная.

Оу. Хорошо сработано.

Лицо Киллиана каменеет. Расширенные зрачки шоколадного цвета теперь заливаются оранжевым пламенем, сверля младшего брата. Вот-вот начнётся драка, и я понесу сопутствующий ущерб.

Когда чувствую, что Кэл напрягается рядом со мной, готовясь к выпаду, то вмешиваюсь, чтобы разрядить ситуацию до того, как она выйдет из-под контроля. Мне не нравится то, что я вбиваю клин между двумя братьями, которые когда-то были близки. По крайней мере, я могу сказать, что неприязнь между мной и сестрой не вызвана тем, что она увела моего будущего мужа. Наша война началась задолго до этого.

— Эй, — говорю, слегка поворачиваясь к мужу, предупреждая какие-либо удары в сторону Киллиана. Обхватываю его лицо руками, наклоняя голову вниз, и заставляю посмотреть мне в глаза. Когда его взгляд останавливается на мне, он несколько смягчается, но все еще наполнен злобой.

— Мне нужно кое о чем с тобой поговорить, — его челюсти сжимаются, и я быстро добавляю. — Наедине.

Я не даю ему шанса ответить. Не оглядываясь на Киллиана, хватаю мужа за руку и тащу его за собой. Мы заходим в прачечную, слева от кухни, и я закрываю за нами двери. Прислоняюсь к толстому дереву, в то время как Кэл гордо идет в противоположную сторону, останавливаясь у окна, выходящего на густой лес позади роскошного поместья моих родителей. Его мускулы напряжены. Дыхание учащенное, если судить по тому, как быстро поднимаются и опускаются лопатки.

Я ненавижу неловкость, которая сейчас висит между нами.

— О чем ты хотела поговорить? — рассеянно спрашивает он и проводит рукой по волосам, заставляя их встать дыбом. Следы гнева делают его и без того хриплый голос еще более хриплым.

Будет ли так каждый раз, когда наши семьи соберутся вместе? Неловко? Неудобно? Напряжение будет таким, что хоть ножом режь?

Да, пока ты любишь его брата, а он любит тебя. Это из-за тебя, Маверик. Если бы ты с самого начала поступила правильно…

Когда мы одни, только вдвоем, то можем почти притвориться, что вступили в этот брак из благородных побуждений, хотя мы оба знаем, что это не так. Я хотела кое-кого другого. Он хотел меня несмотря ни на что.

Но когда мы перед своими семьями, притворяемся крепкой, безумно влюбленной парой молодоженов — или, может быть, притворяюсь только я. Мы позволяем другим цепляться за наши нити и попробовать разорвать нас по швам. Если мы позволим им, они нас погубят. И я не хочу в конечном итоге быть сломленной, грустной и наполненной ненавистью к тому, кого люблю с рождения.

Я не позволю ни Киллиану, ни сестре, ни даже себе разрушить этот брак.

— Ни о чем, — наконец отвечаю я.

Он поворачивает голову, его напряженный, пламенный взгляд цвета ириски цепляется за меня. Бурлящее сочетание конфликта, которое я вижу — чувствую — почти подгибает мои колени. Ему больно. Я раню его. Так чертовски сильно.

Мы никогда не говорим о чувствах между мной и его братом. Ни разу. И я должна задаваться вопросом, почему он никогда не требует от меня объяснений об этом грязном позоре, особенно перед тем, как делает мне предложение. Раньше я думала, что это либо слепая глупость, либо иррациональное отрицание, но теперь мне кажется, что это потому, что Кэл хороший человек. Возможно, лучше, чем я когда-либо предполагала.

Он безоговорочно любит меня. Ни смотря ни на что. И это всегда будет неизменным.

Эмоции захлестывают меня. Внезапно одолевает ненасытная потребность облегчить его боль, доказать, что я достойна быть той, кого он выбрал в спутницы жизни. Быть той, что ему нужна, ту, которую он хочет, что еще важнее, заслуживает.

Я клянусь усерднее работать над тем, чтобы исправить то, что творится внутри меня. Как бы сильно вы не хотели или не должны были, но вы не можете перестать любить кого-то только потому, что говорите себе это. Хотела бы, чтобы это сработало.

А пока что ему нужно подтверждение, что я привязана к нему и только к нему. Что у меня это всерьез и надолго. Что он принял правильное решение, женившись на мне. И это ему нужно дать сейчас, а не позже.

Протягиваю руку назад и расстегиваю молнию, удерживающую мое платье, позволяя тому растечься по полу. Его глаза следят за каждым моим движением, становясь мутными, когда я расстегиваю бюстгальтер и позволяю ему упасть на руки, оставаясь стоять перед ним в мятно-зеленых трусиках и десятисантиметровых красных шпильках, которые кричат: «Возьми меня».

— Что ты делаешь? — спрашивает он охрипшим голосом.

Я позволяю глазам опуститься на его достоинство, радуясь тому, что его тяжелые очертания теперь выделяются на коричневых классических брюках.

— Я думаю, это довольно очевидно, — дерзко отвечаю я, не двигаясь ни на миллиметр… в предвкушении, что он будет делать дальше.

— Ты хочешь заняться сексом в прачечной своих родителей? — в неверии спрашивает он, морща лоб.

Боже, помоги мне, да. До этой самой секунды я не понимала, как сильно этого хочу. Хочу его. И мне нужно, чтобы он хотел меня, независимо от всего дерьма за пределами этого момента.

— Да, — стараюсь придать уверенности своему ответу, хотя сама ее ни на грамм не чувствую. Боюсь, что он откажет.

— Любой может оказаться за дверью и услышать, — добавляет он и поднимает голову, подзадоривая меня. Мы оба знаем, кого он имеет в виду.

— И что? — я самодовольно возвращаю его же вызов.

Его глаза вспыхивают, перед тем как закрыться. Я смотрю, как он пытается сглотнуть. Получается со второй попытки. Когда его ненасытный взгляд скользит по моим практически обнаженным изгибам, задерживаясь на долгие секунды на моих напряженных сосках, внутри поднимается трепет. Меня пробирает дрожь от голода по мужу.

— Просунь руку в трусики и проведи пальцем по киске, Мавс. Если ты достаточно мокрая, я тебя трахну. Прямо здесь и сейчас.

Ах… окей. Я чуть не задыхаюсь от переизбытка чувств.

Знаю, что если сделаю это, то получу желаемое, так что подчиняюсь и провожу средним пальцем по изобильному возбуждению, достаю палец наружу и показываю, что действительно отчаянно в нем нуждаюсь.

— Пососи его.

Подождите. Что? Я быстро моргаю, пытаясь убедиться, что правильно его расслышала. Кэл много раз говорил со мной грязно и раньше, но никогда не был таким доминирующим или властным. И от меня не ускользает тот факт, что он выбирает это место и время, чтобы открыть эту свою сторону.

Он широко расставляет свои мускулистые ноги, прислоняется спиной к подоконнику и скрещивает руки.

— Если ты хочешь, чтобы я нагнул тебя через эту стойку и трахал до тех пор, пока ты не сможешь идти прямо, засунь этот палец в рот, Маверик. Сейчас.

— Дерьмо, — выдыхаю. Я чертовски возбуждена прямо сейчас.

Проходит несколько мгновений, и его бровь изгибается, прежде чем я, наконец, подчиняюсь. Подношу свой блестящий палец ко рту и действительно стону, когда мускус касается моего языка. У меня текут слюнки, но только потому, что первобытный рык, вырывающийся из его горла, — едва ли не самая сексуальная вещь, которую я когда-либо слышала.

— Так чертовски горячо, — бормочет он. Протягивает ладонь и приказывает. — Иди сюда.

Я практически бегу, оставив свое платье «Gap» валяться лужицей у двери. Мне не нужно беспокоиться о складках или пыли на одежде за две тысячи долларов, поэтому, в отличие от моей сестры, я делаю покупки в таких местах, как «Gap».

— Ты так прекрасна, — в ту секунду, когда он заключает меня в свои объятия, осыпает поцелуями мою челюсть, горло и ключицу, прежде чем начать свой путь вниз. — Так чертовски идеальна и прекрасна, Мавс. Я не могу поверить, что ты действительно моя.

— Твоя, — признаюсь, выдыхая, когда его губы смыкаются вокруг дерзкого бутона, посасывая его так сильно, что мне приходится сдержать стон.

— Никогда не смогу насытиться ими. Они прекрасны, — остается прохладный след, когда он переходит ко второй ноющей груди. Тянусь руками к его затылку, прижимая его к себе, пока он пирует.

Во мне все пульсирует, я корчусь и ерзаю, пытаясь подобраться к нему поближе. Все тело кажется жидким, невесомым. Окружающая нас энергия бьет мощным электричеством. Так сильно, что я уверена, каждый за пределами этих четырех стен должен будет почувствовать, что здесь происходит. Я никогда в жизни не чувствовала себя такой раскованной и распутной.

Он натягивает кружева на моих бедрах.

— Я собираюсь испортить их насытится своей женой.

— Боже, да, — молю я, желая этого даже больше, чем кислорода.

Холодный воздух ударяет по моей разгоряченной киске, когда Кэл падает на колени и раздвигает сначала мои ноги, а затем складочки. Без предупреждения подается головой вперед.

При первом толчке его языка я громко стону.

— Черт, Кэл, — мои колени подгибаются под тяжестью удовольствия, давящего на меня, когда ощущения, которые дарит его рот, заставляют меня взлетать. Противоположные чувства сбивают с толку и волнуют. Я следую за ними, больше всего на свете нуждаясь в этом кайфе.

Когда он пальцем проникает внутрь, я хватаюсь за его короткие волосы, пытаясь опереться хоть о что-то. Он творит дьявольские вещи с моим клитором этим языком прямо в центре комнаты, и мне больше не за что держаться, кроме него.

Как будто чувствуя мое затруднительное положение, он крепче сжимает мои бедра другой рукой и бормочет:

— Я тебя поймал, Маверик. Всегда это делаю. Отпусти, — говорит он, прежде чем вернуться и закончить начатое.

Я задыхаюсь. Извиваюсь. Тихо вскрикиваю, когда он толкает меня туда, куда я хочу. Когда он погружает второй палец внутрь и сгибает их, я вскрикиваю. Пронзительно и громко.

Я почти кончаю, когда Кэл тянется себе за спину и несколько секунд с чем-то возится, прежде чем включается жужжание сушилки.

— Что ты делаешь? — тяжело дышу, затаив дыхание, и теперь мой оргазм начинает отступать.

Он останавливается и смотрит на меня. Губы влажные. Глаза дикие. Черт, он такой сексуальный.

— Меня не волнует, знают ли они, что мы делаем, но я не хочу, чтобы это слышали. Звук того, что ты кончаешь, принадлежит мне. Только мне.

— Ох, — я слышу скрытый подтекст. — Хорошо.

— А теперь будь хорошей девочкой и кончи мне на лицо, Мавс, чтобы я мог жестко трахнуть тебя.

Изгибаю губы в улыбке, обожая эту сквернословную, грязную сторону моего мужа.

— Чтобы это произошло, твое лицо должно быть похоронено в моей киске, Кэл.

Я смеюсь. Но недолго, потому что моя провокация делает свое дело. Рот Кэла возвращается ко мне, и, если раньше я думала, что он сосредоточен, то теперь он абсолютно беспощаден. С целеустремленным намерением он поглощает меня. Нет других слов, чтобы описать это.

А затем я кончаю. Мощно. Долго. И, наверное, так громко, что могу разбудить мертвых, если бы сушилка не гудела на заднем плане. Раскаленный добела жар устремляется от моей киски вверх по позвоночнику, вниз по рукам и ногам. Я гонюсь за ним, пока он распространяется и проходит через каждую клетку, пока я не превращаюсь в жидкую массу абсолютного, пресыщенного блаженства.

— Боже мой! — выдыхаю, пытаясь вдохнуть свежий воздух в легкие.

Я сижу на мраморной столешнице, холодный камень пытается украсть тепло, все еще текущее через мою кровь. Кэл яростно снимает с себя одежду, не заботясь, что она сомнется или испачкается, когда бросает ее на пол.

Мои мышцы напряжены, и я думаю, это из-за ужасно прекрасной кульминации, которая только что проходит сквозь меня. Но нет. Причина — это откровенный голод на лице Кэла. Это так брутально, что заставляет нервничать.

— Я думала, ты собирался меня нагнуть, — фыркаю я, пытаясь облегчить давящую атмосферу. Он наступает на меня, хватает за бедра и стаскивает вниз, так что я сижу прямо на краю. Нужно напрячь мышцы живота, чтобы удержаться.

— Предпочитаю смотреть, как засияет твое лицо, когда я заставлю тебя кончить снова.

— Да? — я задыхаюсь, когда он проводит головкой члена сквозь влагу между моими ногами, слегка подаваясь внутрь. Член у Кэла мощный и толстый. Каждый раз, когда он внутри меня, то растягивает до предела.

— Бл*дь, да, — самодовольно отвечает он, входя на еще пару дразнящих сантиметров.

Черт подери, он так хорошо ощущается.

Я провожу пальцами по небольшой полоске волос на его обнаженной, накаченной груди. Его пресс дрожит, когда я спускаюсь пальцами мимо него, чтобы схватить основание его члена.

— Это довольно благородная цель, мой муж, но я не уверена…

Его ноздри раздуваются. Не уверена, из-за того, что я употребляю слово муж, или из-за того, что видит брошенный ему вызов, который он подхватит или нет. Вообще, я не отношусь к девушкам, испытывающих множественные оргазмы, как бы партнер ни старался. Я не тот тип. Он, наверное, думает иначе. Вот так я устроена. Но Кэл любит сложные вызовы. И принимает этот. Наклонившись так, что его губы оказываются в миллиметре от моих, он шепчет:

— Уверен. И я определенно щедрый, моя жена.

Пообещав это и прижавшись к моему рту, Кэл входит в меня. Грубо и резко. Я чертовски мокрая и готова к этому, так что он легко скользит внутрь. Он трахает меня быстрыми, уверенными движениями, прежде чем переключиться на длинные, неторопливые. Он плавно чередует их, удерживая меня на острие ножа, независимо от того, куда он меня ведет. За последние пару месяцев я начинаю ценить Кэла не только как замечательного друга, но и как любовника. Чем больше он во мне, тем больше кажется, что я все время что-то упускаю.

Сколько бы места в моем сердце все еще не занимал Киллиан, Кэл быстро его вытесняет. Я действительно верю, что на самом деле влюбляюсь в своего мужа, медленно, но совершенно точно.

— Ты чувствуешься феноменально, — тихо хвалит он. — Такая скользкая, горячая и чертовски нереальная. И такая моя.

— Не останавливайся, — молю я. — Никогда, черт, не останавливайся.

Он только начинает показывать, что собирается подарить мне второй оргазм, когда мы слышим шаги, приближающиеся к двери. Он останавливается на полпути и закрывает мне рот рукой, прежде чем я успеваю возразить.

Легкий стук сопровождается низким голосом:

— Дорогая, все в порядке?

Вот дерьмо. Я чувствую себя шестнадцатилетней девчонкой, которая целуется с Джей Си Феррера на качелях на заднем крыльце. За исключением того, что вместо руки Джей Си, тянущейся к моей блузке, на этот раз я с голой задницей, внутри меня член мужа, а между нами и главой дома лишь хлипкая незапертая дверь. Я не делаю ничего аморального, но, наверное, считается неприличным заниматься сексом посреди дня в родительском доме, когда они дома. Даже для женатых людей.

— Избавься от него, или он все увидит, — протягивает Кэл с насмешкой.

Кэл убирает руку и ухмыляется, возобновляя свои толчки, но на этот раз они мучительно медленные, глубокие и кажутся такими умопомрачительно хорошими, что я почти стону, отвечая отцу.

— Ты не серьезно, — шиплю я, желая быть более скромной. Его ухмылка только шире, и он как-то поворачивает бедра, как не делал раньше, заставляя меня стонать. — Стоп, — хватаю его ягодицы и пытаюсь прекратить движения, но все, что он делает, это сжимает мои запястья пальцами и заводит их за мою спину, не давая мне ни секунды перевести дыхание.

— Маверик, все в порядке? — звучит озабоченный голос моего отца.

Дерьмо. Узнаю этот тон. Через две секунды он откроет дверь. Живя в доме с тремя женщинами, мой папа довольно быстро научился не врываться просто так. Мои две минуты почти истекают.

— Да, папочка. Все в порядке, — с трудом удается произнести мне.

— Уверена? Голос звучит… расстроено.

Расстроено? Я очень далека от грусти, это прям смешно.

— Пожалуйста, остановись. Просто на секунду, — молю Кэла.

К счастью, он дает мне передышку. Но лишь незначительную. Интересно, где все это время был этот негодяй, который теперь лениво раскачивает бедрами взад и вперед.

Я ломаю голову, как безобидно солгать, но звук сушилки дает мне необходимое оправдание.

— Кел пролил воду на рубашку. Мы просто бросили ее в сушилку, — кричу я, надеясь, что это звучит убедительно.

— Ой. Что ж, Арни и Эйлиш только что приехали, и твоя мать объявила пятнадцатиминутное предупреждение, так что…

Я закатываю глаза на ее глупый ритуал. В течение следующих пятнадцати минут нам всем лучше сидеть за столом в назначенных местах, сложив ладони, закрыв глаза, и готовыми читать молитву перед едой.

Я сдерживаю в стон, когда Кэл пальцем касается моего сверхчувствительного клитора и начинает тереть его круговыми движениями. Я не могу ничего сделать, чтобы остановить его, потому что мои собственные руки все еще в заточении, поэтому я изо всех сил стараюсь снова не обращать внимания на накапливающийся во мне жар, но, черт возьми, это так хорошо.

— Эм, без проблем. Мы почти закончили.

— Тогда хорошо. Поторопитесь.

— Ты слышала своего отца. Нам лучше поторопиться, — тихо посмеивается Кэл мне в ухо.

Мы все еще слышим удаляющиеся шаги, когда Кэл накрывает мой рот своим и начинает безжалостно трахать, беря меня так, как будто он владеет мной. И он это делает. Я чувствую, что становлюсь его, кусочек за кусочком. Я думаю только о нем и о грехах, которые он делает со мной, заставляя их прочувствовать.

— Моя грязная девочка, — бормочет он. — Позволила мне угоститься тобой, затем трахнуть прямо под носом у семьи. Тебя это возбуждает, не так ли?

Да, Боже, да. Миллион чертовых да.

Киваю, не в силах отыскать свои голосовые связки в данный момент, не говоря уже о том, чтобы воспользоваться ими.

У Кэла перехватывает дыхание; его хватка усиливается. Он близок. Я знаю признаки. И чувствую, как набухает его член. Слышу паузы между его вдохами.

— Тебе нравится, когда я так говорю с тобой, Лебедь.

Это не вопрос, но я в любом случае отвечаю:

— Да.

— Я знаю, — выдыхает мне в ухо. — Твоя маленькая киска так восхитительно сжимается вокруг меня.

Мои внутренние мышцы реагируют, и он издает низкий, похожий на волчий стон. Боже всемогущий, этот звук горяч.

Несколько секунд спустя, мы оба на пике и готовы кончить. На местах, где Кэл меня держит, останутся синяки. Его большой палец яростно и безжалостно трет мой клитор. Мастерски. Все это время он трахает меня, как будто мы одни в этом большом доме.

— Ты близко, Лебедь, — так близко. Так чертовски близко, что я могу представить это. — Кончи для меня. Кончи со мной. Прямо, бл*дь, сейчас.

Его пристальный взгляд уговаривает. Но его член, его прикосновение убеждают. Опаляющий огонь накапливается, пока не взрывается. Тогда я падаю. Кончаю, а он следом за мной. Все, что я могу сделать, это держать глаза открытыми и смотреть на него, когда волна за волной эйфория накатывает на меня.

Мой муж с точеной челюстью и полными губами более чем красив. Он великолепен. Я завидую большинству одиноких — и некоторых замужних — женщин в Дасти Фаллс, но в этот особенный момент, когда он запрокидывает голову и стонет от блаженного освобождения, от него просто захватывает дух.

И он принадлежит мне.

И когда он открывает глаза, прижимая меня к себе с удовлетворенной, грешной, радостной улыбкой, которая без слов говорит мне, что я его все, я вижу совершенно другого человека.

Того, которого я всегда знала, но никогда не впускала.

Того, кто отдает мне всего себя, пока я торможу.

Того, с чьей потерей я не смирюсь. Никогда.

Он тот, кто всегда идет со мной рука об руку. Молча. Стойко. Без исключений. Без ожиданий.

Все еще переводя дыхание, он признается:

— Я люблю тебя, Лебедь, — прижимается полными губами к моему лбу, крепко обнимая меня. — Не думаю, что ты понимаешь, насколько глубока моя любовь к тебе.

— Думаю, понимаю, — шепчу в его потную грудь, и действительно понимаю.

Нет никакой ошибки, когда он вошел на кухню. Два человека, которые все еще слишком заботятся друг о друге, учитывая тот факт, что они оба женаты на других. Эта связь была моим предложением ему. Моя самоотверженность. Но опять же, с моей стороны все было не так. Для меня это было не меньше, чем для него. Может быть, даже больше. Это был еще один способ искоренить этот яд, заражающий наши отношения, наше будущее. Чтобы освободить место для нашей любви. Он дает мне то, о чем я не имею права просить у него. Он дает это бесплатно. И я чертовски люблю его за это.

— Я люблю тебя, Кэл.

И я имею это ввиду. Действительно люблю его. И хотя я говорю ему эти слова бесчисленное количество раз на протяжении многих лет, то, как сказала их сейчас, не похоже на то, как я произносила их когда-либо раньше.

И по реакции Кэла это заметно.

— Боже, Маверик, — его голос надламывается. Его руки сжимают меня, пока мне не становится нечем дышать. Клянусь, его тело дрожит.

— Я… — хочу сказать, что мне жаль. За все. За потерянные годы. За то, что ранила его. За то, что любила Киллиана. За все мои неудачи и недостатки как друга, как жены. Но я не хочу испортить нежный момент, который мы еще не пережили как настоящая пара, поэтому довольствуюсь еще одним «Я люблю тебя» и надеюсь, что он услышит слабое скрытое извинение, которое я ему вместо этого приношу.

Когда Кэл отступает, обнимает мое лицо и наклоняется к моему рту, я вижу все, что он хочет, чтобы я увидела.

Понимание.

Преданность.

Прощение.

Нас: навсегда.

Так было всегда.

Когда его губы сливаются с моими губами, я почти не сомневаюсь, что это бешено бьется в центре моей груди. В глубине живота.

Я влюбляюсь в своего мужа.

Глава 12

Маверик

Десять месяцев назад

В какой-то момент своей жизни я была увлечена, охвачена похотью, влюблена или просто одержима Киллианом Шепардом. Сложно объяснить, как трудно отключить чувства, которые испытываешь к одному и тому же человеку в течение двадцати с лишним лет. Это похоже на кран, который не можешь закрыть. И, даже если ты попытаешься, все равно останется эта медленная струйка, которую ты не сможешь перекрыть. Он там, постоянно на заднем плане. В конце концов, я думаю, ты просто учишься отключаться от медленного, раздражающего капания. По крайней мере, по большей части. Но иногда звук капель — все, что ты слышишь. Все, на чем ты можешь сосредоточиться. Это все поглощает, пока не сделает тебя невротиком.

Как сейчас.

Кэл уехал из города по делам, и я остаюсь одна, чтобы предаться воспоминаниям. И по какой-то причине я возвращаюсь к тому времени, когда Киллиан находит меня в грузовике Робби Римса. Насколько я знаю, Кэл так ничего и не узнал, и за это я благодарна. Это был не мой звездный час.

Мой семнадцатый день рождения. Кэл учился в колледже, а Киллиан работал у моего отца. За две недели до начала занятий мои друзья по своей бесконечной мудрости решили устроить мне вечеринку с пивом, чтобы отпраздновать не только мой день рождения, но и начало нашего выпускного года.

Отец Кимми Римс был фермером, и она имела доступ к нескольким заброшенным зерновым бункерам в сельской местности, а также к старшему брату Робби, который был слишком счастлив заполучить группу несовершеннолетних с тринадцатью галлонами самого дешевого пива, известного человечеству. Тем более, что он был влюблен в меня.

***

— Какую специализацию ты будешь изучать в следующем году? — невинно спрашивает Робби, протягивая мне бутылку воды. Я открываю ее и делаю глоток, прежде чем ответить.

— Двойную. Бизнес и финансы.

Он вытирает несколько случайных капель, упавших мне на ногу. Его большой палец задерживается. Я позволяю этому случиться, приоткрыв губы, чтобы глотнуть воздуха. Он подбирается к моей короткой юбке и проводит по коже прямо под подолом. Я вздрагиваю, когда он приближается к внутренней стороне моего бедра.

Прикрыв глаза, он берет у меня воду, закрывает ее крышкой и отставляет в сторону. Мы ложимся на траву. Небо темное. Звезды начинают появляться одна за другой. А Робби Римс просто вкладывает свою руку в мою. У меня гудит голова. Мой разум затуманен от всего выпитого пива. Я слышу, как он поворачивает ко мне голову и делаю то же самое. Его глаза сверкают в лунном свете. Они красивые.