Население Японского архипелага к началу периода Хэйан прошло длинный путь эволюции от первобытности к древнему государству. Период Нара завершает важнейший этап историко-культурного развития общества и государственности. Фактически провозгласив одной из своих основных целей создание высокоцентрализованного государства (когда всякое движение жизни в любой точке страны находится под неусыпным и безоговорочным контролем из центра), японская правящая элита обратилась к китайскому опыту государственного строительства. Начало этого процесса можно датировать приблизительно серединой VII в., когда были приняты первые указы, нацеленные на создание государственности, отвечающей тогдашним китайским представлениям (надельное землепользование, строительство постоянной столицы, повсеместное создание сети почтовых дворов и т. д.). При этом мыслилось, что основным «программным» документом станут законодательные своды («Тайхо: рицурё:», 701–702 гг.; «Ёро: рицурё», 757 г.), в соответствии с письменным словом которых и должна была быть выстроена вся совокупность внутригосударственных отношений. С определенными модификациями эти законодательные своды были смоделированы по китайскому образцу.
Выполнение заложенной в сводах программы по централизации страны с неизбежностью сопровождалось осуществлением крупномасштабных проектов, что потребовало колоссального напряжения сил, аккумулировавшихся с помощью внеэкономических средств принуждения (трудовая повинность). Синдром гигантомании, начало которого можно уверенно датировать «курганным периодом», не был еще изжит. На этом пути поначалу были достигнуты достаточно серьезные успехи. Так, была воздвигнута столица Нара — колоссальный по своим масштабам для этого времени город. В этом городе был выстроен громадный буддийский храм То:дайдзи (самое большое в мире сооружение из дерева), в «золотом павильоне» которого поместили 16-метровую бронзовую статую Вайрочаны (самая большая бронзовая статуя в мире). Еще одним крупным проектом было издание ксилографическим способом миллиона (видимо, наиболее массовый для всего мира того времени тираж) дхарани, каждый экземпляр которых был вложен в деревянную модель пагоды. В каждой из провинций согласно специальному указу был построен буддийский храм. Страна покрылась сетью дорог с расположенными на них почтовыми дворами. В школах чиновников осуществлялось планомерное и достаточно массовое обучение кадров государственного аппарата на основе овладения классическими памятниками китайской философской, государственной, исторической, литературной мысли. Сама организация чиновничества представляла собой, согласно законодательным сводам, стройную иерархическую систему, скопированную с китайских образцов. Создавались исторические хроники и стихотворные антологии на китайском языке, призванные подчеркнуть высокую степень овладения японцами континентальной культурой.
Главным инициатором всех этих проектов было государство, и казалось, что центр достиг высокой степени управляемости страной. Однако весьма скоро выяснилось, что реальный уровень экономического, политического, социального и культурного развития общества и государства не соответствует тем образцам, которые описывались в законодательных сводах. Поэтому «иератический автопортрет государства» (законодательные своды) достаточно быстро стал дополняться чертами, более похожими на заказчика (и одновременно исполнителя) этих законов.
Пересмотр законодательства начался достаточно скоро. Первый указ о его ревизии относится к 706 г. (касался изменений ранговых наделов). В 711 г. хроника «Сёку нихонги» уже сообщает, что «только один или два закона проводятся в жизнь; полное же осуществление невозможно», довольно наивно возлагая при этом вину на нерадивых чиновников.
Прослеживаемые по источникам изменения в законотворческой и текущей политике свидетельствуют в целом о реалистичной оценке постоянно изменяющейся ситуации и об отказе от осуществления тех проектов, которые требовали чрезмерных усилий (строительство То:дайдзи оказалось одним из последних проявлений «синдрома гигантомании»). С другой стороны, причинами невозможности исполнения планов правящей элиты можно считать давление местных культурно-социальных условий и обстоятельств. Так, на настоящий момент следует считать доказанным, что законодательные своды, состоящие из двух основных частей (рицу — «уголовный кодекс» и рё: — «гражданский кодекс»), реально «работали» только во второй своей часта, т. е. рё:. Что касается рицу, то на самом деле общество продолжало жить согласно нормам обычного права — фактически «уголовный кодекс» так и не был введен в действие, что свидетельствует его изначальной утопичности, т. е. несоответствии местным реалиям.
Дрейф государства и общества в сторону более адекватной местным условиям модели проходил по следующим основным направлениям.
1. Земельные отношения. Основной «экономической» идеей законодательных сводов была система надельного землепользования с сохранением государственной собственности на землю. Однако с течением времени все большее количество земель переходило в частые руки с правом передачи по наследству: «жалованные» (давались за особые заслуги); земли синтоистских храмов и буддийских монастырей; целинные земли (с 743 г.). Начиная с 902 г. передел земель стал осуществляться один раз в двенадцать лет (согласно сводам, время между переделами должно было составлять шесть лет). Все это привело к концентрации пахотной земли в частных руках и подрыву экономической основы «государства рицурё» — государственной собственности на землю. На смену пришла система поместного частного землевладения — сёэн.
2. Отношения между центром и периферией. Территориальное деление страны включало в себя более 60 провинций и около 600 уездов. В отличие от Китая, чиновники из центра присылались только на должности управителей провинций. Что касается уездов и сел, то на должности управителей и старост всегда назначались только представители местной знати. В период Хэйан вместе с развитием поместного землевладения уезды фактически превращаются в вотчины и утрачивают свое значение в качестве административной единицы государства. Таким образом, центр практически не был в состоянии обеспечить контрольные функции на административном микроуровне. Поскольку основная тяжесть сбора первичных данных (сведения о податном населении, уплате налогов и т. д.) лежала именно на уездах, то и наши совокупные знания о состоянии государственности после Нара (вплоть до сёгуната Токугава) сильно уступают в своей точности, подробности и конкретности знаниям о VIII в.
3. Армия. Пришлось распроститься и с мечтами о сильной армии. В начале VIII в. одна «дивизия» (гундан) формировалась 3–4 уездами. В отсутствие реальной внешней угрозы, в результате неоднократных пересмотров системы в сторону облегчения рекрутчины, в 792 г. она была практически полностью ликвидирована (за исключением провинций Муцу, Дэва и Садо). В то же самое время личные дружины поместных владельцев имеют явную тенденцию к увеличению, что приводит в перспективе к кровавым междоусобным столкновениям.
4. Статус правителя. Самые серьезные изменения произошли и в статусе самого государя. Если для VIII в. характерна концепция «сильного» и деятельного правителя (другое дело, что в действительности так было далеко не всегда), то политическая борьба между императорским родом и родом Фудзивара привела к тому, что в период Хэйан окончательно складывается политическая система доминирования рода Фудзивара, когда правитель продолжает оставаться верховным синтоистским жрецом, но его властные полномочия имеют постоянную тенденцию к сокращению. При этом подтверждает свою действенность более ранняя система управления, когда один из влиятельных родов является поставщиком главной жены для правителя. Сыновья от этого брака становятся императорами, но их действия в значительной степени контролируются их дядьями (дедами) по материнской линии (так называемый авункулат; в VI–VII вв. такую роль играл род Сога).
5. Геополитическое положение. После ряда поражений японской экспедиционной армии на Корейском полуострове в середине VII в. Япония фактически отказывается от проведения активной внешней политики, ставящей своей целью вмешательство в дела на континенте (несколько неосуществленных попыток «наказать» Силла отнюдь не выглядят следствием сколько-нибудь продуманной стратегии). Однако в это время Япония еще сохраняет живой интерес по отношению к континенту. Он был обусловлен как потребностью в новой информации (приобретение технологии государственного строительства, различных умений, навыков, знаний), так и заинтересованностью в «международном» признании. Япония пытается моделировать свое поведение по отношению к внешнему миру в качестве местного гегемона и носителя «цивилизующего» начала. Осуществляется регулярный обмен посольствами с Китаем, Силла и Бохай, который, однако, вместе с нарастанием самодостаточности и интровертности японской культуры был прекращен (за исключением Бохай).
6. Система образования и конкурсных экзаменов. Формально в Японии была воспринята китайская идея конкурсных экзаменов на занятие чиновничьих должностей. Однако на практике заложенная в ней потенция вертикальной мобильности оказалась выхолощенной. Все исследования показывают, что для детей чиновника 6-го ранга и ниже было практически невозможно достичь 5-го ранга — минимально высокого для занятия должности при дворе. Продвижение по служебной лестнице в намного большей степени определялось происхождением, чем служебными заслугами. В значительной степени именно по этой причине в период Хэйан государственные школы чиновников сменяет домашнее образование и частные школы. Получается, таким образом, что и вся система чиновничьего ранжирования, целиком заимствованная из Китая, утеряла свой первоначальный смысл и оказалась полностью предписанной.
Еще одним фактором, способствовавшим самогерметизации аристократии, было преодоленное ею давление служилой знати, значительную часть которой составляли переселенцы из Кореи и Китая.
7. Дорожная инфраструктура. В VIII в. была создана сеть так называемых «государственных дорог» (кандо:), которая соединяла столицу со всеми основными регионами. По сравнению с более поздним временем эффективность системы сообщений не вызывает сомнений. Однако в период Хэйан она приходит в упадок. Это явилось одним из проявлений утери центром значительной части своих полномочий, ослабления информационного обмена с периферией и контроля над ней. Ослабление обратной связи между центром и периферией находит свое выражение в том, что все большее количество документации имеет адресатом и адресантом сами центральные ведомства в столице.
8. Деньги. Желание походить на Китай продиктовало необходимость в чеканке монеты (впервые пущена в обращение в 708 г.). Следующий выпуск был осуществлен только в 760 г. До 958 г. зафиксировано еще 10 эмиссий. Несмотря на настойчивые меры государства по активизации денежного оборота, в стране (за исключением столицы) продолжал господствовать натуральный обмен. В X в. чеканка собственной монеты полностью прекратилась, в Японии стали использовать китайские монеты.
9. Буддизм. Значительная часть периода Нара проходит под знаком предпринимаемых правящим родом попыток инкорпорирования буддизма в систему официальной идеологии. Однако с течением времени стало понятно, что только синтоизм с его системой сакральных генеалогий, уходящих своими корнями в мифологию, способен гарантировать традиционной аристократии занимаемое ею положение, зафиксировать социальную иммобильность. В связи с этим государственная поддержка буддизма становится намного слабее, происходит повторная актуализация всего синтоистского мифологическо-ритуального комплекса. В начале IX в. наблюдается окончательное оформление синтоистского пантеона, что способствовало созданию властных структур, абсолютно закрытых для проникновения посторонних элементов.
10. Пространство. В начале VIII в. японское государство и культура стремятся к расширению своих границ. Это находит свое выражение и в попытках продвижения на север Хонсю, и в сельскохозяйственном освоении новых земель, и в модусе описания пространства в письменных источниках (широкое употребление топонимов, локализуемых в различных частях страны, описание перемещения в пространстве тех или иных лиц).
В период Хэйан после отмены военной экспедиции против эмиси (805 г.) планы по интеграции северо-восточного региона явно отходят на второй план, колонизация не проводится, отношения с обитателями этих мест ограничиваются в основном принесением теми символической дани ко двору. Исторические источники описывают по преимуществу пространство столицы и двора, литературные — ограничивают свое видение тем пространством, которое физически доступно взгляду (действие происходит главным образом в интерьере). Путешествия (во всяком случае, как объект изображения) сходят на нет, активное развитие получает моделирование природы, приближаемой таким образом к собственному дому (садово-парковое искусство).
11. Время. «Государство рицурё» начиналось с письменного оформления удовлетворявшей его концепции прошлого, имеющей своим формальным прототипом китайское летописание. Однако после того, как осознание непререкаемой легитимности правящего рода прочно входит основным элементом в модель государственного устройства, потребность в ведении хроник отпадает. Вместо составлявшихся по указу правителя хроник теперь указы предписывают составление японоязычных поэтических антологий, акцентирующих прежде всего идею циклического времени (годовой природный цикл).
12. Язык. Поскольку язык сам по себе является мощнейшим носителем вмонтированных в него культурных смыслов, то использование того или иного языка (или же соотношение нескольких) во многом определяет не только облик общества, но и его внутренние смыслы. Если VIII в. можно признать за время почти безраздельного господства китайского письменного языка, то впоследствии его коммуникативные (а значит, и смыслопорождающие) функции имеют тенденцию к сокращению: появляются новые классы текстов в прозе и поэзии (японоязычные поэтические антологии, прозаические жанры, функционировавшие на японском языке), полностью игнорирующие «государственную» тематику в ее китайском понимании. Подобная же японизация общего строя жизни видна и в других областях культуры, доступных нашему видению (живопись, скульптура, архитектура, костюм и т. д.).
Вышеприведенные данные показывают, что японское государство периода Нара (со всеми его атрибутами, включая летописание и законодательство) было в значительной степени конструктом волевой деятельности определенного и ограниченного круга лиц, а не следствием «естественной» эволюции. В связи с этим «оболочка» этого государства и его «чрево» отличались разительным образом. И если внешние проявления имели все признаки высокоцентрализованного государства современного (т. е. «китайского») типа, то реальные процессы адаптации и «переваривания» новых для общества идей, установлений и институтов привели совсем не к тем результатам, на которые рассчитывали творцы законодательных сводов. Архитекторы реформ жили во времена максимальной информационной открытости страны и хотели построить империю, напоминающую по своей мощи, размаху и централизации Китай. В результате же их не слишком далекие потомки оказались в стране, где периферия вела жизнь от центра вполне независимую, где власть «императора» была в значительной степени номинальной, где вместо чаемой экстравертной культуры сформировалась в высшей степени интровертная, где большинство начинаний VIII в. приобрело не слишком узнаваемый вид. Начиная с этого времени «утопичность» как форма государственного сознания в значительной степени утрачивает свое значение.
В то же самое время необходимо помнить, что к концу периода Нара формируются некоторые важнейшие историко-культурные установки, которые будут играть огромную роль в последующие эпохи. К наиболее значимым из них мы относим следующие.
• Установка на несменяемость правящей династии.
• Установка на сосуществование двух центров власти (фактической и «духовной», сакральной).
• Установка на первостепенную важность письменности в управлении и культуре. Восприятие письменного текста как основного возможного источника технологической и управленческой информации.
• Восприятие континента как поставщика важной культурной, технологической и управленческой информации.
• Установка на сознательный отбор и «редактирование» информации, поступающей извне.
• Установка на исключение страны из системы международных отношений на Дальнем Востоке (с Китаем в ее центре).
• Установка на самодостаточность собственной культуры (служит в будущем основой для формирования этнического самосознания).
• Установка на закрытость властных структур, обусловленная признанием дальнего прошлого (синтоистского мифа) прообразом современного социального положения.
• Установка на важность происхождения при определении места каждого человека в социальной иерархии.
• Установка на функционирование официальной идеологии как сочетания синто, конфуцианства и буддизма с ведущей ролью первого.
• Установка на сосуществование двух основных хозяйственных укладов: заливное рисосеяние и морской промысел. Отказ от скотоводства.
• Реальная экономическая самостоятельность регионов, обусловленная их экономической самодостаточностью (сосуществование в каждом регионе-провинции разных хозяйственных укладов с развитыми обменными процессами между носителями разных укладов), что ведет к автономизации регионов от центра.
• Установка на интенсивные методы хозяйствования.
• Отказ от ресурсопотребляющих технологий в пользу ресурсосберегающих и трудозатратных.