История хорошего человека

XVIII

Огромная змея с шипеньем раскрыла капюшон и подняла голову на уровень моего лица. Я спокойно встретил ее взгляд, казавшийся скорее странным, чем пугающим - будто кто-то пытается разглядеть меня сквозь вертикальные щели желтых зрачков.

Я не чувствовал угрозы, но был готов в любой момент вступить в схватку.

- Оглянись.

Странно, но слова змеи прозвучали чисто, без малейших примесей шипения. Сильный, звучный и благородный голос.

Я оглянулся. Из текущего, словно мутная река, тумана выходили трое: мужчина и женщина, ведущие за руки мальчика лет шести. Мальчика, очень похожего на Роника. Но это не Роник. А женщина... Очень красивая. Не такая, как Марта, другая, не соблазнительная, прекрасная как изображения матери Создателя в храмах.

- Мама... - я не услышал своего голоса.

Мальчик остался стоять на берегу туманной реки, а мужчина и женщина подошли ко мне. На лицах - улыбки, очень добрые и ласковые, какие я, пожалуй и не видел... Нет, видел. У Марты, когда она смотрит на Роника.

- Сынок, - женщина протянула руку и погладила меня по щеке.

Рука была мягкая и теплая.

Мужчина просто стоял и смотрел. Высокий, статный, с сильными руками. Я почему-то подумал, что он должен быть кузнецом. Да, именно такой человек должен быть настоящим повелителем железа, единственно, с тяжелым ремеслом не вязалось лицо - молодое и, какое-то неземное, воздушное. Глаза у обоих - небесно-голубые, прозрачные и веселые.

- Мы знали, что ты будешь... таким, - сказала мама.

Я точно знал, что она - моя мама, а мужчина - отец. И я почему-то ничуть не удивлялся нашей встрече в сознании учителя школы змеи Мали аш Баххара.

- Каким - таким? Ты знаешь, кто я?

- Мы знаем все, - улыбнулась мама, а отец, соглашаясь с ней, кивнул, - главное - не кто ты, а что у тебя в душе. Мы верили в тебя, всегда верили. Бедный мальчик, сколько тебе пришлось пережить.

Она произнесла это с такой любовью и состраданием, что я едва не расплакался. Представляете, первый раз в жизни почувствовал, как к глазам подступают слезы.

- Это, - я кивнул на мальчика, - неужели, это...

- Да, - твердо сказал отец, - это ты. Таким мы помним тебя. Сынок...

Голос отца дрогнул, и он замолчал, не желая показывать слабость перед женой.

- Мальчик мой, Гор, - мама снова дотронулась до моей щеки, - жалко, что у нас так мало времени.

- Подождите, - торопливо сказал я и схватил ее за руку, - не уходите!

- Нельзя, - мама стала очень серьезной, - мы не можем долго оставаться здесь. И они тоже хотят увидеть тебя.

- Кто они?

Отец повернулся к медленно текущей туманной реке и кивнул:

- Они.

Из тумана медленно выступали люди. Мужчины и женщины, идущие парами и поодиночке, некоторые с детьми - мальчиками шести-семи лет.

Их было много - сотни и сотни. Я отступил на шаг, и в этот момент услышал голоса, тихие, и призывные.

"Марк... Раф... Гасперс... Шах... Адди... Жаан..."

Мужские имена, очень много мужских имен, произносимых с нежностью и лаской. Но, Великий Создатель, почему все они обращаются ко мне?!

Мама печально улыбалась. Голоса слились в единый шелестящий поток, подхвативший меня и вынесший в провонявшую дымом таверну.

Несколько секунд я приходил в себя и безучастно наблюдал за тем, как Мали взмахом шеста охладил пыл разбойников, попытавшихся воспользоваться моей неподвижностью. Что же, благородно, конечно, правда, подозреваю, что и сам бы не позволил застать себя врасплох - какая-то часть сознания всегда была настороже.

Увидев мое возвращение, Мали снова поклонился.

- Благодарю за доверие, благородный Гор. Имя прекрасное и сильное. Так звали великого бога, рожденного задолго до Древних. Впоследствии у него было множество имен, но именно Гор - изначальное и самое могущественное. Я счастлив сражаться с великим Убийцей Гором.

Я покачал головой.

- Я не хочу драться. Мы спокойно уйдем.

- Не получится, - улыбнулся Мали, - я не могу позволить тебе просто так уйти. Это противоречит моим понятиям о чести. Если хочешь, я могу отложить ихокиру, но, полагаю, тебя не волнует оружие в руках противника.

- Подожди! - я успокаивающе протянул руку. - Ответь на вопрос!

Я хотел, с одной стороны, получить ответы, а с другой... ничто так не успокаивает, как хороший разговор. Хотя этот парень не выглядит слишком взволнованным. Не знаю почему, но я страстно желал избежать поединка, хотя и был совершенно уверен в своем превосходстве.

- Я слушаю, - спокойно сказал Мали.

- Как это получилось? Я говорю о своем имени. Знаю точно - это не иллюзия.

- Все правильно, не иллюзия. В школе Змеи могут обучаться только люди, знающие свое имя. Нам известна техника общения с духами ушедших. Впрочем... Само слово "дух" употребляется только для понимания явления - на самом деле, все значительно сложнее, не существует простых сущностей, обитающих в некотором загробном мире. Но мы можем воспринять только то, что можно объяснить обычными простыми понятиями. Не спрашивай, как происходит общение с прошлым - не знаю. Среди старших есть мудрецы, осведомленные лучше меня. Я всего лишь боец.

Я кивнул. Объяснение достаточное.

- Кто были все эти люди? Отец, мать - понятно. Кто остальные?

- Не знаю. Это твое прошлое. У тебя есть еще вопросы?

Вопросов больше не было, мне требовалось время, чтобы все хорошенько обдумать. Стоящие полукругом разбойники в полнейшем изумлении переглядывались. Вместо смертельной схватки два поединщика спокойно беседуют о вещах странных и непонятных.

- Ну, тогда начнем!

Шест со свистом рассек воздух, и Мали неуловимо-точным движением принял боевую стойку. Поразительная техника исполнения! Боец стоял, не шелохнувшись, в неподвижности, почти невозможной для обычного человека, напоминая каменное изваяние.

- Прошу Мали аш Баххар, остановись! Я не хочу тебя убивать!

- Отчего же? - боец приближался плавными текучими шагами, его тело извивалось подобно ползущей змее.

- Почему ты стремишься к смерти?

- Вовсе нет! Я не стремлюсь, а всего лишь принимаю неизбежное. Именно сейчас я понял, что прошел путь до конца и нашел свое предназначение. Я счастлив, и мне незачем больше жить. Подумай сам, разве не понимаешь, что я всю жизнь шел к тому, чтобы сообщить тебе имя и встретиться в смертельном поединке. Чувствуешь?

Ничего подобного я не чувствовал, о чем не преминул сообщить Мали. И добавил, что если он будет продолжать в таком духе, то сломаю ему ноги, а потом спокойно уйду. Но, похоже, благие намерения плодов не принесли: боец стелящимся по земле броском метнулся ко мне и нанес длинный ударам ихокирой. Атака была столь стремительной, что боевой шест едва не снес мне голову. Пришлось включиться в полную силу.

Практически сразу я понял, что угроза сломать ноги была продиктована моей самоуверенностью. Мали со своим оружием ничем не уступал мне, первому Убийце! Если бы не соприкосновение с его сознанием, то я мог поклясться, что передо мной человек, прошедший Башню. Я действовал на предельной скорости, но всего, чего смог добиться - это избежать разящих ударов шеста, рук и ног противника, на то, чтобы ответить самому попросту не оставалось времени.

Оставалось надеяться на то, что Мали скоро устанет и рано или поздно допустит ошибку. Но он не показывал ни малейших признаков утомления и продолжал отчаянную атаку. Мое превосходство в быстроте движений сводилось на нет совершенной техникой боя и безупречным владением оружием. Да и скорость, которую показывал мастер-змея, превышала все, что видел я до сих пор.

Два не в меру ретивых разбойничка попытались вмешаться. Волосатый детина в короткой жилетке, какие вошли в моду среди провинциальных денди, довольно шустро орудовал двумя короткими клинками. Тратить на него времени я не стал - быстрый шаг навстречу, удар носком по коленке, а потом - сокрушительный прямой в лоб.

Второго, как ни странно, уложил Мали. Ловко и изящно, виртуозно-легким взмахом ихокиры боец попросту отбросил разбойника. Мимоходом, даже не удостоив взглядом, будто сказал "не лезь!"

Это событие почему-то не успокоило меня и не прибавило симпатии к противнику, а наоборот, пробудило дремавший где-то в темных углах сознания гнев.

На этот раз он не нарастал волной, а пришел сразу, ошпарив все тело - от пяток до затылка. Я выгнулся дугой и зарычал. Мали моментально нанес сокрушительный удар по ребрам, который мне все-таки удалось смягчить движением корпуса, но при этом потерять равновесие и опуститься на колено.

Второго удара не последовало. Звуки вдруг зазвучали басовито и неторопливо, свет на мгновение мигнул, а краски потеряли яркость. Я перекатился по полу, уходя от удара, и почувствовал, что воздух стал густым и вязким, словно вода. Как тогда, в Лабиринте, у машины Древних. Ихокира в руках Мали двигалась медленно, словно он исполнял одно из тренировочных упражнений, принятых в школах Южного боя, известное как танец ленивого монаха. В первое мгновение мне показалось, что он намеренно придерживает оружие, но затем я заметил, как неестественно медленно двигаются в воздухе концы пояса и взметнувшиеся вверх волосы бойца.

Гнев ушел - осталось спокойствие и понимание. Я не знаю слов, какими можно лучше описать это состояние. Спокойствие и понимание.

Представляю, как все это выглядит для окружающих. Что-то вроде темного вихря, мечущегося по таверне. Я даже успел подумать, что угроза сломать ноги противнику оказывается вовсе не пустой.

Мои не слишком своевременные рассуждения было прерваны самым неожиданным образом: Мали как будто ожил - создалось полное впечатление, что лопнула и рассыпалась сковывающая его корка прозрачного льда. Кристальные льдинки истаивали в воздухе, не долетая до земли. Он не медлил - боевой шест едва снова не поразил меня.

Но нет, сейчас я каждой частичкой своего тела чувствовал движения противника. Шаг в сторону и немного вперед, захват за кисть - резкий рывок... Мали сумел собраться и устоять на ногах, но я все-таки достал его ударом ноги.

Любой другой на его месте уже был бы мертв - при скоростях, на которых происходил поединок, даже слабое касание обладало колоссальной поражающей силой. Боец-змея изогнулся самым невероятным уровнем и смог мягко принять удар. Правда, "мягко" - весьма относительное понятие, я явственно услышал, как хрустнули ребра.

Мали отлетел к стене, но тут же поднялся. Лицо его оставалось непроницаемым, но было заметно, что движения давались с трудом. Ясное дело - попробуйте, попрыгайте со сломанными ребрами.

И тут произошло то, чего я никак не мог ожидать. Мали резко выбросил руки вперед. С кончиков пальцев слетел шар, внутри которого воздух переливался раскаленным маревом, какое бывает жарким летним днем над каменной мощеной дорогой. Шар на мгновение завис в воздухе, а затем метнулся ко мне.

Понятно, что ничего хорошего ждать от встречи с этой штукой не приходилось. Я инстинктивно выставил руки перед собой, и стремительно летящий шар столкнулся с возникшим вокруг меня полупрозрачным куполом, похожий на мыльный пузырь, который за монетку показывают детям ярмарочные искусники. Очень большой такой пузырь... Купол на мгновение вспыхнул радужными переливами и исчез.

Я отмахнулся от Мали, словно желая отогнать его, и вовсе не собираясь причинять какой-либо вред. Но проснувшаяся во мне сила не следовала моим пожеланиям - Большой Учитель школы Змеи Мали аш Баххара беспомощно взмахнул руками, на лице отразилось страдание, тело приподнялось в воздух и отвратительным чавкающим звуком скрутилось, как скручивается белье при отжиме после стирки. Затем груда разорванных мышц и обломков костей, всего несколько секунд назад бывшая великим воином, бессильно упала на землю.

Возвращение к обычному восприятию на этот раз произошло почти незаметно. Причина этого - тишина, царящая в таверне. Разбойники молча стояли, неотрывно глядя на то, что осталась от Мали. Мне стоило поднять глаза, как толпа дрогнула и отступила на несколько шагов. Зазвенел упавший нож, и, словно услышав сигнал, разбойники бросились к выходу, крича и отталкивая друг друга.

А я бросился к столу - туда, где последний раз видел Мотта. Оправдались самые худшие ожидания: Ночной Хозяин раскинув руки лежал на спине и смотрел безжизненным взглядом в потолок таверны. Мне не надо было дотрагиваться, чтобы понять причину смерти. Укол в сердце длинной и тонкой иглой - любимым оружием Шашуновских подручных. Я тяжело опустился на стул. Глупая ирония - двадцать лет назад именно я забрал жизни самых близких людей Малыша Мотта, а теперь стал невольной причиной его гибели. И что, теперь тоже предаваться рассуждениям о том, что он исполнил свое предназначение, как и Мали?

Я поймал себя на мысли, что, наверное, впервые в жизни в смертельном поединке старался сохранять жизни противников. Да, Шашун должен был умереть, но остальные... возможно, они такие же мерзавцы, как и их главарь, но я не судья, и действовал исключительно по необходимости. Большинство из валяющихся на полу разбойников были живы. Но это происходило до того, как пришел гнев, придавший мне новые силы. То, что случилось после, можно описать поговоркой, ходящей среди маронских селян: "лютый как лють лесная". Точнее состояние не определить. Переходу в состояние всемогущества, всевидения и холодного спокойствия предшествует истинно лютая злоба, ярость и готовность без сожаления разорвать голыми руками любого встречного.

И тут меня, наконец, достал приступ дикой усталости после невероятного сражения. И снова дикий голод скрутил спазмой желудок, и я набросился на оставшуюся на столе еду. Не могу вспомнить, когда получал такое наслаждение. Мне было все равно, что это - жареная баранья нога или засахаренные ягоды, я поглощал без разбора, жадно запивая пивом - никаких других напитков разбойники не признавали.

Сложно сказать, сколько длилась эта безумная трапеза. Насыщение пришло вместе со сладкой истомой, теплой волной растекшейся по телу. Не было сил двинуть рукой, ноги стали ватными, а глаза слипались, словно намазанные густым медом. Последний образ, промелькнувший перед внутренним взором, прежде чем я провалился в забытье - это печальное лицо мамы.

Липкое и мерзкое. Согласитесь - неприятная мысль при пробуждении. Я поднял руку к лицу и уловил неприятный запах свернувшейся крови. Несколько секунд вообще был не в состоянии понять, где нахожусь. И это - удивительно, е могу припомнить, чтобы подобное случалось со мной прежде.

Я с трудом приподнялся на локоть. Звезды заглядывали в распахнутое настежь окно таверны, и легкий ветерок скользил по дощатому полу. По всей видимости, уснув, я свалился под стол. Не хотелось думать о том, что во время сна я был совершенно беззащитен. Оказывается, открывшиеся способности имеют довольно неприятную обратную сторону.

Не собираясь долго задерживаться в таверне, я остановился на выходе. Сегодня многое происходило впервые, не могу сказать, что стал излишне сентиментальным, скажем так: к моим понятиям о долге прибавились новые пункты. Помимо порожденного Башней долга Убийцы, неумолимо влекущего к жертве и неистового желания спасти семью, я ощутил искреннюю потребность совершать поступки, свойственные обычному, нормальному человеку. Конечно же, понятия "обычный" и "нормальный" представлялись мне в идеализированном варианте, хотя кому еще как не Убийце знать возможную низость "обычной" человеческой натуры.

Следующий час я потратил, копая могилы для Мотта, Мали и Шашуна, больше тел в таверне не оказалось. Скорее всего, выжившие разбойники, придя в себя, поспешили убраться. На счастье, никто не обратил внимания на объятого мертвым сном Убийцу.

Я попытался вспомнить молитву, произносимую священником при прощании с покойным. Попытался - и не смог. У меня совершенная память, раскрывающаяся словно книга, по которой можно восстановить мельчайшие деталей событий, произошедших десятилетия назад, кроме, правда, закрытых по воле Мастеров, но нужные сейчас слова были не доступны. И тогда я закрыл глаза и обратился к Создателю как мог, своими словами.

Никогда прежде не доводилось мне разговаривать с Создателем. Владетель никогда не был богобоязнен, любую религию он рассматривал, прежде всего, с точки зрения пользы для собственной власти. Хотя Храмы поддержали бывшего Первого Министра после свержения Императора, у него, как, кстати, у многих жителей Столицы, сохранилось настороженное отношение к священникам. Во многом, кстати говоря, обоснованное.

Будь я на месте Создателя, то никогда не доверил бы этой публике представлять свои интересы на земле. Мастера тем более не собирались уделять время религиозному воспитанию. О чем судачат кумушки на рынке и обыватели в трактире за кружкой-другой пятничного пива? Ясное дело: "а наш-то, с квартального Храма, опять нажрался. Деньжищ на поминках содрал, да и нажрался". Судачить-то судачат, да вот только если беда какая настоящая - куда первым делом идут? К чиновникам это, правда, не относится. Не то что запрещено - нет такой статьи в Уставах и Уложениях, но и не одобряется. Увидят тебя пару раз в Храме, напишет какая добрая душа докладную - и все, об экзаменах на следующую ступень можно забыть. Хотя по большим праздникам приходят бумаги из Столицы - обеспечить столько-то и столько-то лиц мужского пола чиновного сословия на службе в таком-то Храме.

Нет, Владетель вовсе не был гонителем Храмов, он иногда самолично появлялся на праздничных богослужениях, чем вызывал несказанный восторг паствы. Но при этом он же решительно пресекал не только любые попытки вмешательства в политику, но и даже робкие советы слуг Создателя. И сан священника вовсе не был защитой от наказания.

А у меня именно сейчас возникли вопросы к Создателю. Возможно потому, что я только что похоронил двух человек, отдавших жизнь за меня. Как много я должен узнать, и как долго не решался, или не умел спросить. Скажи, Создатель, что мне делать, кому верить, куда идти? Я все сделаю сам, ты только скажи.

Доверять Владетелю? Ну, нет, легче доверять песчаной змее которая известна нравом коварным и вероломным. Жаль, что особые способности Убийцы можно использовать только для Большой Охоты. Возможно, я сделал ошибку, приняв новую цель, а не бросился на выручку жены и ребенка. Только поздно об этом сожалеть, Большая Охота прекратится только тогда, когда один из двух - Убийца или жертва - закончит свой земной путь.

На что я рассчитывал, обращаясь к Создателю? Возможно, на чудо, ведь все произошедшее со мной можно смело назвать знамением. А вдруг громовой голос раскроет истину прозревшему Убийце? Успокоит, что, мол, жизни, которые ты забирал - это на самом деле жертвы во имя великого дела. Если не ошибаюсь, в священных книгах есть что-то подобное. Или хотя бы подскажет как спасти Роника и Марту. А ведь мне ничего больше не надо, а ведь ты всемогущий... А если не поможешь, то посоветуй, наставь на путь!

Но небеса молчали, насмешливо глядя на меня глазами звезд.

Я быстро шагал по ночной дороге туда, где среди знакомых созвездий сияла зеленая путеводная звезда Убийцы.