История хорошего человека

I

- Вы не могли бы как-нибудь ускорить свои мыслительные процессы? А то, гере Рюмпель, боюсь, когда вы решите сделать ход, мы все успеем состариться, - Плумкис откинулся на спинку стула, сложив руки на животе и всем своим видом демонстрируя крайнюю степень неудовольствия.

- И, правда, - сказал гере Крум, - вы бы поторопились, Рюмпель, а то, знаете...

Я вздохнул, наугад выбрал карту и бросил на стол.

Плумкис захохотал так, что задрожали цветные стекла в витраже, изображающем сурового вида мужа со свитком в одной руке и гусиным пером в другой. К нему присоединился Крум, выводя тоненьким голосом замысловатые рулады. Странное дело - когда Крум говорит, голос его звучит совершенно нормально, а когда смеется, то переходит на визг, приличествующий какой-нибудь базарной торговке, а не почтенному асессору из муниципальной Канцелярии.

Сидевший чуть в стороне младший советник Докс, вытянув шею, выглянул из-за кипы бумаг и беспокойно завертел головой. Он был существом безобидным и до невозможности трусливым, и я понимал, что сейчас душа его разрывается между желанием угодить Плумкису и боязнью причинить неудовольствие мне. Поэтому он изобразил на лице сложную гримасу, призванную удовлетворить всех, кто соблаговолит остановить на нем свой взор.

Я терпеливо ждал, пока Плумкис закончит смеяться. Пытаться остановить его было совершенно бесполезно. К тому же, я еще не так хорошо разбирался в триксе, чтобы понять причину смеха моих партнеров. Что поделать - старший советник Плумкис - он такой. Твердый и непоколебимый в убеждениях, как гранитная скала. К тому же его двоюродная сестра замужем за вице-бургомистром, так что даже сам гере Начальник Канцелярии вынужден считаться с его суждениями и снисходительно относится к маленьким слабостям.

- Ну, вы и сходили, - заливался Плумкис, вытирая выступившие слезы, - надо же сообразить выбросить двойку против "квадрата" на третьей раздаче! Помилуйте, Рюмпель, вы, верно, хотите уморить нас со смеха, ибо иного варианта отыграться у вас попросту нет! Вам надо было класть семерку на "крест"! Нет, право слово, вам нельзя садиться за трикс. Или нет, Рюмпель, садитесь! Давайте на ставочку - хотя бы по серебряному на фишку? Решайтесь! По серебряному, а?

Я смотрел на него, улыбался и чувствовал, какая на самом деле жалкая получается эта моя улыбка. Что делать, разве можно запретить господину старшему советнику высказывать мнение о молодом переписчике, без году неделя пришедшем на службу. Я ведь еще даже не асессор! А гере Плюмкис служит уже третий десяток лет, пересидел трех бургомистров и пятерых начальников Канцелярии, ему эти дубовые столы и шкафы с бумагами знакомы лучше, чем собственная спальня. Он может с закрытыми глазами определить, на какой полке лежит любой свиток, кем и когда он был составлен и наизусть, без единой ошибки, пересказать содержание!

Трикс был его единственной слабостью. Надо признать, играл он виртуозно, оттачивая мастерство ежедневной практикой. Не могу сказать, что разделяю всеобщую любовь к этой любимой игре чиновников средней руки, с которой начальство ведет бесконечную и безуспешную борьбу. И, что удивительно, стоит бывшему асессору или советнику пересесть в кресло повыше, как тотчас же он из заядлого игрока превращается в ревнителя порядка, тем более опасного для подчиненных, что на собственном опыте знает все уловки картежников, прячущих на рабочих местах игральные карты и фишки. У Плумкиса сейчас положение двойственное. Старший советник - должность достаточно высокая, можно сказать переходная между чиновником среднего и высшего ранга. Еще одно повышение, и придется ему распрощаться с триксом навсегда. Потому-то, предчувствуя неизбежное отлучение от игры, и пытается он использовать каждую минуту для того, чтобы переброситься картами.

Вот и сегодня Плумкис, закончив составление записки, отодвинул в сторону исписанные листы и заговорщицки подмигнул Круму, мигом сообразившему, что к чему, и ловко пододвинувшемуся к столу старшего советника. А гере Крум уже подозвал меня. Отказаться было просто неприлично.

Пока Плумкис самозабвенно перечислял все ошибки, сделанные мной на последней раздаче, бдительный Докс привстал со стула и предостерегающе замахал руками. Через секунду дверь распахнулась, и в комнату как вихрь влетел сам гере Начальник Канцелярии. Докс выскочил из-за стола и застыл на месте в нелепой позе, став похожим на фигуру поверженного врага из скульптурной композиции, украшающей ратушную площадь. Крум поперхнулся и закашлялся, с ужасом глядя в суровое лицо начальника, напоминающего благородством черт и развевающейся от стремительных движений мантией бога возмездия. Несчастный асессор настолько растерялся, что не догадался встать. Плумкис, сохраняя достоинство, как и положено старшему советнику, не спеша поднялся со стула. Я незамедлительно последовал его примеру, только, разумеется, подскочил куда быстрее, и выражение лицу попытался придать благостное и ожидающе-радостное.

Могучий голос Начальника Канцелярии сотрясал стены кабинета подобно раскатам весеннего грома. Он очень живописно описал нашу родословную, красочно рассказал о порочных пристрастиях наших родственников, нелицеприятно отозвался о наших способностях и выразил твердое убеждение, что приверженность к карточным играм в самом скором времени приведет всех на виселицу, если, конечно, он собственноручно не лишит нас никчемных жизней. Впрочем, гере Начальник был мудрым политиком, и стрелы гнева достались Круму, Доксу и мне, а Плумкис стоял так, словно сам только что вошел и увидел все это безобразие, он даже с легкой укоризной покачивал головой, словно говоря: "Я же предупреждал!"

Интересно, что им всем так дались мои умственные способности? А ведь это именно Плумкис первый прошелся насчет моего ума, я подозреваю, что просто так, от нечего делать. А дальше пошло-поехало. Хотя, как мне казалось, я ничего не совершил, чтобы заслужить такую оценку - задания всегда выполняю усердно без нареканий Устав знаю не хуже других, а вот поди ж ты... Ну ничего, придет время, и гере начальники оценят... будьте уверены, оценят.

Высказавшись, гере начальник раздраженно смахнул карты и берестяные фишки со стола и не глядя уселся на ловко пододвинутый Плумкисом стул.

- Я никогда не был высокого мнения об умственных способностях Рюмпеля, но от вас, Крум и Докс, от вас я этого никак не ожидал.

- Да, гере начальник, - подхалимски подхватил Плумкис, - мы только что обсуждали именно умственные способности Рюмпеля.

Начальник минуту помолчал, обводя всех присутствующих печальным взором. Потом глубоко вздохнул и произнес:

- Сообщаю вам, что через день нас посетит комиссия Генерального Инспектора. Эта высокая честь, это такая честь, а вы... Гере Плумкис, поручаю вам организовать встречу и все такое, ну, вы знаете. И держите Рюмпеля от глаз подальше. Пускай он вообще из дома не выходит... Скажите, Рюмпель, может у вас что-нибудь болит? Вам ничего полечить не надо? День-два, например? Кроме головы, разумеется, ее вам лечить бесполезно.

За его спиной захихикал Крум, почувствовавший, что недовольство теперь направлено только на меня.

Я вздохнул и опустил глаза, не смея смотреть на грозное лицо гере Начальника. Тот безнадежно махнул рукой:

- Эх, Рюмпель, Рюмпель, - он еще раз махнул рукой и стремительно вышел из кабинета, кивком головы позвав за собой Плумкиса.

Воцарилась тишина. Крум только что сообразил, что все это время сидел на стуле и густо покраснел, а трусливый Докс, который единственный из нас был совершенно не причем, стоял, переминаясь, посреди комнаты и не решался вернуться на свое место.

Это действительно было неприятно. Быть застигнутыми за игрой в рабочее время - это, знаете ли... Тем более, что гере Начальник вообще не одобряет азартные игры, говорят, он ни разу в жизни не притрагивался к картам, и даже будучи асессором выходил из кабинета, когда коллеги раскладывали трикс... Теперь можно забыть о праздничных свертках от Владетеля. Обидно, каждый захудалый клерк получит что-то к столу - добрый кусок говядины, головку сыра и кувшин вина, а нам придется выслушивать причитания жен и плач детей. Конечно, все это можно купить на рынке - слава святым, жалование позволяет накопить к празднику монету-другую, да только угощение от Владетеля куда слаще обычной еды. Эх, лучше бы, как в прошлые времена - всыпали бы десяток горячих по седалищу, и иди себе, да только Владетель уже пять лет как милостью своей освободил служителей канцелярий от телесных наказаний.

- Скажите, Рюмпель, почему мне так не везет? - спросил Крум, тоскливо глядя на дверь, за которой скрылся Начальник. Несомненно, что его тоже посетила удручающая мысль о потере праздничных свертков.

- Что делать, - я развел руками, - такова наша судьба.

- Почему Плумкис всегда выходит сухим из воды, - продолжал, не слушая меня, Крум, - и почему все шишки всегда достаются мне?

В его голосе было столько скорби и страдания, что со стороны могло показаться, что этот человек только что потерял всех своих близких. Я не стал его разубеждать, хотя очевидно, что на сей раз больше всего досталось именно мне. Да и какая, в сущности, разница - наказаны все равно будут все, за исключением, конечно, Плумкиса, и наказаны одинаково. Жалко, а я надеялся, что в следующем году меня допустят к экзаменам на следующую ступень. А теперь... Не быть мне на хорошем счету у гере Начальника, ох не быть.

Плумкис вернулся в кабинет собранный, решительный и подтянутый. Серый камзол застегнут на все пуговицы, двухцветный шарф лежит на плече строго по уставу, даже отблески свечей играют на лысине как-то по-особенному. Молча прошел на свое место, уселся и с суровой торжественностью окинул нас орлиным взором. Докс сгорбился за столом так сильно, что совсем скрылся за кипами бумаг, и еще усерднее заскрипел пером. Крум же, не отрываясь, глядел на Плумкиса, беззвучно шевеля губами, читая, по всей видимости, молитву. Я смотрел на старшего советника краем глаза, старательно переписывая очередной отчет муниципального комитета по благоустройству.

- Итак, гере канцеляристы, - тихо и торжественно сказал Плумкис.

Я почувствовал, как ноги сами поднимают меня со стула. Наверное, то же самое ощутили вставшие Докс и Крум, столько внутренней силы, трогающей тонкие струны канцелярской души, было в негромком голосе старшего советника.

- Итак, гере канцеляристы, - продолжил Плумкис, - сообщаю вам... Сообщаю вам, что через день в город приезжает комиссия Генерального инспектора.

Он замолчал, выдерживая интригующую паузу. Пока еще мы не услышали ничего нового, все это уже успел высказать начальник Канцелярии. Новость, конечно, интересная, но не настолько, чтобы в голосе спокойного и уверенного в себе старшего советника зазвучали такие торжественные ноты. Комиссия Генерального инспектора наведывается в город раз в два месяца. Разумеется, событие это рядовым назвать никак нельзя, после каждого наезда инспекторов нескольких чиновников из магистрата увозили в Столицу, где предавали высокому суду. Некоторые так и не возвращались, но, по правде сказать, такое случалось нечасто. Обычно через два-три месяца они благополучно появлялись дома - похудевшие на скудных харчах Каземата, подтянутые, и готовые не щадя живота своего трудиться во славу Владетеля. Это раньше, бывало, проворовавшегося бургомистра без лишних разговоров выводили под руки на площадь и подвешивали за ноги на ближайшем столбе. Где наказуемый находился, как было сказано в Уставе "до прихождения смерти по естественным причинам". А до того самого "прихождения" площадь оглашалась криками и стонами, что весьма благотворно сказывалось на законопослушности нового бургомистра. Но велика милость Владетеля - повелел он щадить людей своих и не наносить ущерба телам их...

Плумкис еще раз осмотрел нас, остановив взгляд по очереди на каждом.

- Ну, что же, гере, нам предстоит очень серьезная работа. Комиссия Генеральной инспекции во главе, - он со значением поднял палец, - с Первым Вице-Экзекутором прибывает с целью обследования состояния образовательных учреждений и беседы с учениками младшей ступени. Так-то, гере.

Вот это да! Каждый канцелярист, от посыльного, до начальника прекрасно знал, что скрывается за этими словами. Пришло время, и Владетель забирает лучших из лучших детей на воспитание и службу. Лучших из лучших. Великая честь и великая ответственность. Представляю, как сейчас задышат чинуши из Коллегии образования. В городе примерно триста детей в возрасте от шести до семи лет, всех их надлежит представить перед очами первого Вице-Экзекутора, который самолично произведет должное обследование на предмет физического и умственного развития, а также проверит знания, вложенные школьными обучателями. И не дай бог, если он сочтет эти знания неудовлетворительными, а тщение деятелей Коллегии образования недостаточным!

В Указе Владетеля об отмене смертной казни и телесных наказаний для чиновного сословия есть единственное исключение, и касается оно именно чиновников, ответственных за образование и воспитание учеников младшей ступени. Так что в лучшем случае нерадивые пастыри могут получить горячих по спине и ниже прямо на ратушной площади. А в худшем... Об изобретательности экзекуторов из Генеральной инспекции ходят легенды, так что какой способ разлучения чиновной души с телом будет выбран, остается только гадать. Определенно можно сказать только одно - экзекуторы очень не любят повторяться...

А все потому, что лучших из лучших детей Владетель забирает к себе под крыло - в далекую и прекрасную Столицу. Им предстоит пройти через одну из Башен Мастеров и стать искусным Инженером, непобедимым Легионером, недремлющим Стражем, или... или неподкупным Экзекутором. Лет двадцать назад родители боялись отдавать детей, бывало даже прятали... Но теперь все по иному. Действительно, каждая мать знает, что больше никогда не увидит своего ребенка, у него будет новое имя и новая судьба. Но зато, какая это будет судьба! Блистательная и великолепная, и семье будущего Человека Башни обеспечен почет и уважение. Для детишек в подвластных Владетелю землях нет более сладкой мечты, чем войти в Башню. Дети вырастают, сами становятся родителями и надеются на то, что удача улыбнется уже их детям.

Конечно, непросто бывает матерям навсегда расставаться со своими детками, слез и причитаний, ясное дело, хватает. Но ведь не на улицу их выбрасывают, а поручают заботам великого и светлого Владетеля. И, в конце концов, в семьях бывает по пять-шесть детей... Так что, когда матери за руку отводят сына, чтобы передать его Экзекутору, то в их глазах всегда есть немного слез печали и целые потоки слез радости...

Надо отдать должное Плумкису - он не только превосходно играл в трикс, но и умел при необходимости быстро организовать работу, за это, собственно, его и ценили начальники. О начальстве плохо не то, что говорить, даже думать не положено, мысли подобные каждый канцелярист должен гнать из головы своей, а если не удается избавиться от них, то доложиться по форме непосредственному руководителю. Все это так, но только слепой не заметит, что гере начальник Канцелярии и в обычные дни, не говоря уж о таких, как сегодня, предпочитает лишний раз не выходить из кабинета, передоверяя все дела Плумкису и другим старшим советникам.

Через пять минут Докс бодрой рысью направлялся в секретариат бургомистра, а Крум одну за другой строчил срочные депеши. Я же, как самый младший, несся, не жалея казенных подошв, в особняк Коллегии образования, расположенный несколько в стороне от центра города - в тихом парке, примыкавшем к ныне заброшенному замку, в котором раньше, до того как Владетель железной рукой установил закон и порядок, проживал барон, известный своей жестокостью и разгульной жизнью.

Надо сказать, что Коллегия образования всегда пользовалась особым расположением Владетеля. Если даже Канцелярия располагалась в неприметном казенного вида приземистом доме с узкими окнами-витражами, больше похожим на лабаз, чем на присутственное место, то Коллегия занимала чудесный особняк, который, по преданиям, был специально построен для прекрасной фаворитки барона. По тем же преданиям жестокий барон ослепил архитектора, чтобы не смог он создать ничего столь же красивого и совершенного... Не знаю, я, конечно, не великий знаток искусств, но выкалывать глаза из-за этого домика с колоннами и фигурными башенками уж точно бы не стал. Когда Владетель освободил город, то сам замок был почти полностью разрушен, а особняк передали Коллегии, дабы использовать достояние свергнутого тирана для заботы о детях малых.

Осанистый привратник сначала не хотел пускать меня - эка важность - какой-то переписчик из Канцелярии требует передать свиток от старшего советника лично в руки самому гере Директору. Не велики персоны - вот ящик для корреспонденции, клади сюда, пусть идет по инстанциям, как положено. А то каждый бродяга захочет лично к гере Директору. Дел у него больше нет, только с такими встречаться. Причем слова "с такими" произносились с выражением, показывающим, как именно этот уважаемый привратник относится к Канцелярии вообще, и к отдельным ее сотрудникам в частности. Но не зря Плумкис всегда говорил, что когда раздавали ум, то Создатель на мне отвлекся, а вместо этого добавил упрямства и настырности. После недолгих препирательств привратник плюнул и пропустил. Собственно даже не пропустил, а дабы сохранить лицо, попросту перестал замечать мое присутствие, чем я немедленно воспользовался, прошмыгнув в дверь.

Изнутри особняк не выглядел как-то особенно. Та же Канцелярия, только чуть просторнее. Я быстро взбежал по застеленной истертым ковром лестнице на второй этаж и уверенно вошел в приемную гере Директора.

- Свиток для гере Директора от гере Плумкиса! Срочно и лично в руки!

Я специально не упомянул о должности Плумкиса. Пакет от старшего советника - это, согласитесь, звучит как-то несолидно.

Симпатичная секретарша, на мой взгляд, слишком симпатичная для того, чтобы исполнять только секретарскую работу, округлила глаза, скользнула в кабинет Директора, вышла оттуда через секунду и пригласила меня войти.

Гере Директор изволил обедать. Как раз сейчас он запивал вишневой наливкой тушеную баранью ногу, судя по запаху, изрядно приправленную чесноком. Форменный камзол синего цвета был расстегнут до самого живота, а ботфорты из тонкой кожи валялись рядом со столом, видимо их обладатель предпочитал трапезничать босиком. Директор не удостоил меня взглядом, а что-то неразборчиво пробурчал под нос и протянул руку. Очевидно, баранья нога интересовала его куда больше депеш из Канцелярии. Я поклонился и молча передал свиток. Он посмотрел на бумагу, увидел, что отправителем является всего-навсего неизвестный старший советник и недовольно поморщился. Стоило ради этого отрываться от обеда.

Впрочем, выражение лица Директора претерпело серьезные изменения после того, как он вскрыл печать и пробежал глазами послание. Признаюсь, я не без злорадства на-блюдал за тем, как он выскочил из-за стола и, как был, в расстегнутом камзоле, шлепая босыми ногами по дорогому паркету, выбежал из кабинета. Секретарша подхватила с пола ботфорты и поспешила за ним, словно наседка за непослушным цыпленком. К сожалению, любоваться на суету в Коллегии образования, в один момент превратившейся в растревоженный муравейник, у меня не было времени, я спокойно вышел на улицу, помахал рукой изумленному привратнику и отправился назад в Канцелярию, где Плумкис уже рвал и метал, ожидая доклада. Когда я робко напомнил о настоятельном пожелании гере Начальника отправить меня подальше с глаз долой, то в ответ получил такой испепеляющий взгляд, что счел за лучшее больше не упоминать об этом. К тому же появился шанс, что в теперешней суете забудется досадное недоразумение с триксом.

Последующие несколько часов прошли в непрерывной беготне. Неуемная энергия Плумкиса сделала свое дело, и к концу дня все, кого хоть как-то касался приезд высокой комиссии, были поставлены в известность и усердно готовились к встрече. Срочно собранные со всего города рабочие что-то подкрашивали в Зале Большого Экзамена, согласно Уставу, расположенного в здании городской Ратуши, в секретариате бургомистра суетливые клерки сверяли списки, а члены Коллегии лично обходили дома и собственноручно вручали повестки родителям подходящих по возрасту учеников. Можно быть уверенным, что очень многие в нашем городе не будут спать в ближайшие две ночи. А вдруг их детям улыбнется удача, и светлое око Владетеля именно на них остановит свой благосклонный взгляд? Ибо нет большей мечты для любящих отцов и матерей, как прекрасное будущее их чад в объятиях великого Владетеля.

Вечером нас собрал Плумкис. Оглядевшись по сторонам, он засунул руку куда-то под стол и выудил оттуда изрядную бутыль, оплетенную молодой лозой, как это обычно делают селяне.

- Ну что, гере канцеляристы, - сказал Плумкис, - мы славно потрудились и можем позволить себе по капле этого божественного нектара. По капле, гере, именно по капле, завтра с утра всем надлежит быть на месте. И не дай бог кому-то опоздать, - последние слова он говорил, сурово глядя на меня. А я, между прочим, за все время ни разу не опоздал на службу. Ни разу!

Старший советник не обманул - напиток, и правда, оказался волшебным - из тех, что сельские умельцы настаивают на одних им ведомых травах. Все-таки хороший парень этот Плумкис. Жалко будет, если получит повышение... Тепло из желудка с током крови распространялось по всему телу, приятно расслабляя и снимая усталость. Увидев блаженные улыбки на лицах Крома и Докса, я живо представил, что сам выгляжу так же глупо. Вот только противиться такому расслабленному состоянию совсем не хотелось. Я закрыл глаза. Завтра будет новый день. Очень трудный день...

Аптекарь дядюшка Штокс не мог поверить в удачу. Три дня назад объявился заезжий перекупщик, предложивший целый мешок синекамня по смехотворной цене. Вы спросите, почему дядюшка Штокс не сообщил куда следует о столь подозрительном предложении? Ну что вы, старый аптекарь не зря дожил до семидесяти лет и сам может научить кое-кого правильным мыслям. Украл-не украл продавец этот несчастный синекамень, только если за дело возьмутся стражники, мешка точно не видать. А товар хороший, ох какой хороший, хотя сейчас не сезон, и покупателей быстро не найти. Зато весной товар улетит за милую душу. Здесь повсюду бахчи, а если его развести водой и как следует полить грядки, то арбузы растут как на дрожжах, а дыни получаются размером с крупную тыкву. Так что, через полгода можно если не озолотиться, то пару-тройку полновесных монет с профилем Владетеля положить в заветный тайничок у дальней стенки дома.

И вдруг - вторая удача! Сегодня приходит человек, и просит - вы не поверите - именно мешок синекамня. И готов отдать за него любые деньги! Ну что же, если этот несчастный решил подзаработать на удобрениях, не стоит ему мешать, пусть поймет, как горек хлеб бедного аптекаря. Он, что, думает, это так просто сохранить такой деликатный товар до весны? Как бы ни так! Чуть не досмотришь за сыростью, и все - драгоценный синекамень втягивает воду как губка и превращается в булыжник, не уступающий по прочности граниту, его-то и кайлом непросто раскрошить будет. А если, не дай Создатель, попадет в него известь сухая, то полежит-полежит, да и полыхнуть может. Два года назад в столице лабазная улица выгорела дотла. Дым стоял такой едкий, что залетевшие в облако птицы замертво падали на лету, а люди бежали из своих домов.

Вообще-то, синекамень этот - весьма полезная штука. На рудниках его варят в горном уксусе, снимают осадок и мешают с угольной пылью и серой. Получается порошок, горящий жарким бездымным пламенем и производящий гром, которым можно крушить скалы.

Дядюшка Штокс, тяжело вздыхая, так, словно он только что разорился, собрал монеты в мешочек и собрался совершить приятный поход к заветному тайничку. Однако, привычка к порядку взяла свое, он смел мягкой щеточкой со стола остатки синекамня, просыпавшегося, когда покупатель смотрел, не отсырел ли порошок. И тут у него возникло странное ощущение, что произошла какая-то ошибка. Аптекарь взял щепотку, поднес к носу и принюхался. Потом быстро положил в бронзовую ступку, взял с полки флакончик с прозрачной жидкостью и добавил в ступку несколько капель. Порошок вспенился и зашипел. Аптекарь не смог сдержать удивленного возгласа.

Это был не синекамень. Камеш - редкий минерал, добываемый в Багровых Горах. Куда дороже обычных удобрений. Его используют при изготовлении красок, и еще для чего-то, ведомого лишь Инженерам Владетеля. Как же он прогадал! В руках было целое состояние, а он отдал все этому мошеннику за бесценок. Дядюшка Штокс чуть не расплакался. Ну, надо же! Камеш - это не шутки, это, знаете ли... Правда, если кто-то вздумает вываривать его в горном уксусе, тому не поздоровиться. Громыхнет так, что костей не соберешь. А ведь по виду с синекамнем не различишь. Только на ощупь... он колучее, что ли... и пахнет... пахнет пылью. Даже опытный аптекарь может ошибиться...

В то самое время, когда бедняга Штокс сокрушался о своих потерях, в трех милях от тракта, ведущего в Столицу, полыхнул белым жарким пламенем и загорелся как стог сухого сена деревянный лабаз, три дня назад арендованный столичным торговцем. Когда увидевший зарево староста соседнего хутора подъехал к месту пожара, то от добротного здания, сложенного из толстенных бревен еще при прошлом императоре, осталась лишь груда дымящихся головешек. Подошедшие крестьяне только чесали затылки - это какой же жар должен быть, чтобы этакие бревна сгорели дотла, да еще так быстро.

Староста сначала велел разобрать пепелище, не дай бог в лабазе был кто из людей, но потом махнул рукой. Даже если и сгорел кто-нибудь, все равно не найдешь, от косточек один пепел остался. Да и разве добрый человек останется в таком месте на ночь? Сторожа тут отродясь не было, лабаз давно стоял пустым. Бродяг да разбойничков - слава Владетелю - повывела дорожная стража, может и шалят они где поближе к окраинам, до только здесь, у самой Столицы, уже лет пять никого такого не видно. Говорят, днем приезжий торговец затащил в лабаз большой мешок, да только не остался же он этот самый мешок ночью караулить. Укатил, наверное, на постоялый двор, завтра придет, увидит, поди не обрадуется. Староста не смог сдержать злорадной ухмылки - он очень не любил столичных торговцев.

- Итак, вы докладываете мне об очередной неудаче.

Голос Владетеля звучал неожиданно спокойно. Он не спрашивал, а просто констатировал факт. И от этого спокойствия у Элиаса Бериара, Великого Маршала Тайной Стражи, перехватило дыхание и похолодело в груди, как раз там, где у обычных людей должно находиться сердце. Слишком многие утверждали, что у страшного начальника Тайной Стражи его нет, а вот, оказывается, что есть оно, и трепещет также как и у всех остальных.

- Да, Владетель.

Владетель сидел на своем любимом кресле, обитом мягчайшей кожей снежной косули и задумчиво смотрел на коленопреклоненного Бериара.

- Что же, - сказал Владетель, - похоже, мальчишка действительно ведет свою игру. Что произошло?

Бериар поднял взгляд.

- Точно не известно. Убийца погиб при пожаре на старом складе. Возможно это случайность.

- Случайность? - усмехнулся Владетель, - Четыре лучших Убийцы выходили по его следу. И где они, эти четверо? Все случайно погибли. А я думал, что это ты у нас главный мастер случайной смерти.

- Простите, Владетель...

- Простить? За что? За то, что этот мальчишка умнее всех вас вместе взятых? Так это не твоя вина. Мне не раскаяние нужно, а твоя работа. Что ты собираешься делать?

- Владетель, - сказал Бериар, тщательно подбирая слова, - Владетель сказал, что это были лучшие Убийцы...

- Не хочешь ли ты сказать, что осмелился послать не самых лучших?!

- Нет, нет, - заторопился Маршал, - это и вправду были лучшие... из тех, кто у нас есть.

- Что ты имеешь в виду?

- Владетель помнит славную битву с герцогом Маронским?

Владетель привстал на кресле и вонзил в Бериара пронзительный взгляд.

- Да. Есть еще один. Самый лучший. Первый и последний. Только я сам приказал умертвить Мастеров, вырастивших его. Нам не нужно оружие, которым так трудно управлять. И не забывай, было сказано Слово. Как ты намерен заставить его повиноваться?

- У меня есть план, - просто сказал Бериар, - я прошу дозволения Владетеля рассказать его.