Как сказано было в предшествующей главе, к концу XVII в. в экономическом развитии Ирана победила реакционная тенденция. Хозяйственный подъем к концу XVII в. сменился упадком. Непосредственной причиной этого упадка экономики Ирана был непомерный рост феодальной ренты и налогов, приведший к разорению деревни, к сужению внутреннего рынка, сокращению товарного производства и торговли, к сильнейшему обострению классовых противоречий. Вся история Ирана в XVIII в. отмечена крестьянскими восстаниями против усилившейся феодальной эксплуатации и освободительными движениями армян, грузин, азербайджанцев, курдов, афганцев, туркмен против ига ненавистного шахского государства, высасывавшего из этих народностей все соки. В то же время очень усилились и противоречия внутри класса феодалов, между отдельными его группами, боровшимися за власть и за перераспределение земель — источников уменьшившихся поступлений прибавочного продукта. Отсюда непрерывные феодальные междоусобия, красной нитью проходящие через всю историю страны в XVIII в. Знаком экономического упадка отмечен весь XVIII в. Упадок и все возраставшее отставание экономики Ирана от экономики европейских стран и еп> политическая слабость в конце XVIII в. подготовили почву для усиленного проникновения в Иран с начала! XIX в. иностранного промышленного капитала и для превращения Ирана в дальнейшем в зависимую, а потом и в полуколониальную страну.
Персидская историография и в XVIII в. дала много трудов, имеющих для нас значение важных источников. Упадок культуры Ирана в XVIII в. сказался и на историографии. Содержание повествовательных исторических сочинений, за немногими исключениями, подчиняется теперь литературной форме «высокого стиля», и живое изложение конкретных событий заменяется условными и трафаретными панегириками и цветистыми, но часто бессодержательными описаниями подвигов, шахов, ханов и полководцев. Из отдельных исторических сочинений на персидском языке наибольшее значение имеют нижеследующие.
Для первых четырех десятилетий XVIII в., как и для конца XVII в., источником важного значения является «Зубдат-ат-таварих» («Сливки историй»), составленный в 1741/2 г. Мухаммедом Мухсином, великим мустоуфием (главным казначеем или министром финансов) Надир-шаха, по заказу последнего, для его сына Риза-кули-хана. Это труд типа всеобщей истории, со сжатым, но богатым фактами рассказом об упадке Сефевидской державы и о возвышении державы Надир-шаха. Труд этот тенденциозен, чернит последних Сефевидов и рисует деятельность Надира в идеализованном виде. Труд известен в немногих рукописях,[285] не издан; в хранилищах СССР рукописей его не имеется или они пока не выявлены.
Шейх Мухаммед Али Хазин (1692–1766), потомок упомянутого раньше шейха Захида Гиляни, известный ученый своего времени, автор трактатов по зоологии и биографического труда о поэтах — своих современниках, много путешествовал и около 1740 г. составил автобиографию или, точнее, мемуары. Эти мемуары, под заглавием «Тазкират ал-ахвал и шейх Хазин, ке худ невиштэ аст» («Памятка жизненных судеб шейха Хазина, каковую он сам написал»), являются одним из ценнейших источников по истории Ирана 20–30-х годов XVIII в. Автор рисует картину хозяйственного упадка страны, бедственного состояния отдельных областей Ирана и Азербайджана во время турецкого и афганского вторжений, описывает народные движения, направленные против иноземных турецких и афганских захватчиков. Шейх Хазин сообщает много фактов и интересных деталей событий, очевидцем и внимательным наблюдателем которых он был. Шейх Хазин держался сефевидской ориентации. Имеется европейское издание его труда.
Специально о правлении и завоеваниях Надир-шаха написано в XVIII в. свыше двадцати исторических трудов на персидском языке, в Иране и Индии. Из этих трудов наиболее ценными являются сочинения Мирзы Мехди-хана и Мухаммед-Казима.
Мирза Мухаммед Мехди-хан Астерабади происходил, по некоторым данным, из фамилии Сефевидов, что не помешало ему служить Надир-шаху в качестве личного секретаря (мунши). Мирза Мехди-хан — образованный филолог, знаток тюркских языков, автор узбекско-персидского словаря «Санглах», грамматики персидского языка, участник сделанного по приказу Надир-шаха перевода Евангелия на персидский язык. Мирза Мехди-хан составил большой труд по истории правления Надир-шаха, под заглавием «Тарих и Надири» («Надирова история»). Труд этот снискал громкую славу, выше своих действительных достоинств, в странах Востока и Европы. Он выдержал двенадцать литографированных изданий на Востоке (в Иране и в Индии)[286] и сохранился во множестве рукописей в разных хранилищах мира,[287] в частности в хранилищах СССР.[288] Еще в XVIII в. вышло три перевода труда Мехди-хана на европейские языки.[289] Есть и более поздние переводы.[290] Но научно-критического издания персидского текста до сих пор нет.
Мехди-хан сознательно подражал персидскому историку начала XIV в. Вассафу, прославившемуся своим изысканным и вычурным стилем. Изложение Мехди-хана, пожалуй, в еще большей мере, нежели у Вассафа, отличается напыщенным языком, перегруженным метафорами, хронограммами, стихотворными загадками и различными словесными техническими, трюками. Но, в отличие от Вассафа, у Мехди-хана литературная форма подавляет содержание. По изяществу языка и стиля труд Мехди-хана не имеет себе равных в персидской историографии XVI–XVIII вв., — это-то и создало ему столь громкую, славу, — но он имеет значение скорее литературного, нежели исторического труда. Тем не менее, он сообщает ряд важных сведений по истории (преимущественно военной и политической) Ирана, закавказских стран и Афганистана времени правления Надир-шаха, также о народных движениях того времени; важно также то, что Мехди-хан отличается точностью в датировках событий. Труд Мехди-хана с начала до конца выдержан в стиле панегирика.
Как доверенное лицо Надир-шаха, Мехди-хан был хорошо осведомлен обо всех политических событиях своего времени, хотя и излагал их очень тенденциозно.
Другой труд Мехди-хана — «Дуррэ-йи Надири» («Надирова жемчужина») является вариантом первого труда и по содержанию почти тождествен ему. Он также сохранился в значительном числе рукописей и выдержал шесть литографированных изданий в Иране и Индии[291].
Мехди-ханом составлен также сборник официальных документов («Инша»), вышедших из-под его пера, написанных в том же напыщенном и цветистом стиле. В эту коллекцию вошли некоторые указы Надир-шаха о назначениях сановников, дипломатические документы, вакфные грамоты, донесения и письма. Автор подбирал документы не ради их содержания, а как образцы канцелярского литературного стиля. Поэтому составленная им коллекция не может претендовать на полноту. Есть литографское издание[292].
Долгое время труды Мехди-хана рассматривались исследователями как основные источники по истории времени Надир-шаха. Акад. В. В. Бартольдом введен в научный обиход (1919 г.) новый источник па истории этого времени, значительно более ценный. Это огромный труд Мухаммед-Казима. В. В. Бартольд признавал труд Мухаммед-Казима фундаментальным источником, превосходящим по значению все остальные источники времени, не исключая и труда Мехди-хана.
Известна лишь одна единственная рукопись труда Мухаммед-Казима (возможно, автограф или выполненный по заказу автора список) в трех томах. Первоначально были обнаружены только два последние тома этой рукописи, поэтому и заглавие труда не было известно[293]. Незадолго да Отечественной войны 1941–1945 гг. в Москве был обнаружен первый том той же рукописи,[294] после чего стало известно и заглавие труда Мухаммед-Казима — «Алемарай и Надири»[295].
Первый том труда Мухаммед-Казима излагает события истории Ирана до вступления на престол Надир-шаха, второй том — события 1736–1743 гг., третий том — события последних годов правления Надир-шаха (1743–1747).
Мухаммед-Казим, с юных лет состоявший на шахской службе (одно время он был везиром Мервской области), имел доступ к государственным архивам. Его труд «Алемарай и Надири» обнаруживает хорошее знакомство с документами, особенно с документами налогового ведомства и с состоянием финансов Ирана того времени. Конечно, Мухаммед-Казим выступает, как сторонник Надир-шаха, но, не в пример Мехди-хану, несравненно более последнего объективен в изображении событий. При всей своей лойяльности по отношению к Надир-шаху, Мухаммед-Казим не отказывается от критики отдельных его мероприятий. В частности, налоговую политику Надир-шаха, ложившуюся тяжелым бременем на трудовое население, Мухаммед-Казим считал большой несправедливостью. Наряду с описаниями походов Надира, Мухаммед-Казим дает обильный социально-экономический материал. Его у него больше, чем у других персидских авторов XVIII в. Мухаммед-Казим приводит подробные описания народных восстаний, о которых он, представитель шахской бюрократии, говорит во враждебном тоне; однако это скорее принятая официально-условная манера изложения, нежели личное мнение автора, поскольку в некоторых случаях он подчеркивает, что эти восстания вызывались полной невозможностью для крестьян, кочевников и горожан внести наложенные на них подати в пользу казны.
Труд Мухаммед-Казима — наиболее ценный источник по истории Ирана первой половины XVIII в. Он не издан и не переведен.
Для истории феодальных междоусобий, наступивших в Иране после гибели Надир-шаха, источником служит «Муджмал-и тарих-и бад Надирийэ» («Конспект посленадировой истории») Абу-л-Хасаеа ибн Мухаммед-Амина Гулистанэ в двух томах. В первом томе изложены события 1747–1750 гг., во втором — история Ахмед-шаха Дуррани и основания Афганского государства. Есть европейское издание персидского текста[296].
Мирза Мухаммед Садык Мусеви Нами, происходивший из исфаханской знати (умер в 1790 г.), составил незаконченную официальную историю Керим-хана Зенда (1750–1779), под заглавием «Тарих и гитигу-шай» («История покорителя вселенной»), иначе «Тарих и Зендийэ» («Зендская история»). После смерти автора два продолжения его труда составили мирза Абд-ал-Керим и Мухаммед Риза Ширази, доведя изложение событий до 1794 г. н. э. Персидский текст «Тарих и гитигушай» с упомянутыми продолжениями был издан в Иране[297].
Али Риза ибн Абд-ал-Керим Ширази составил труд по истории Зендской династии от смерти Керим-хана (1779) да гибели Лютф-Али-хана (1794), также под заглавием «Тарих и Зендийэ». Имеется значительное число рукописей[298]. Есть и издание персидского текста[299].
Абу-л-Хасан ибн Ибрахим Казвини составил «Фаваид и Сефевийэ» («Мораль рассказа о Сефевидах») — труд по истории Ирана при Сефевидах, Афшарах, Зендах, до утверждения династии Каджаров, т. е. до 1796/7 г. Оригинальна та часть труда, которая излагает события конца XVII и всего XVIII в. Труд не издан, известен в небольшом числе рукописей[300]. В СССР рукописей этого труда не имеется.
Абд-ар-реззак-бек Думбули (1762–1827), по происхождению курд из племени думбули, служил наследнику иранского престола Аббас-Мирзе (умер в 1833 г.). Составил «Маасир и султаиийэ» («Памятники султанские») — труд по истории правления первых двух представителей Каджарской династии — Ага Мухаммед-шаха и Фатх-Али-шаха, доведенный до 1813/4 г. н. э. «Маасир и султанийэ» — важный источник по политической истории Ирана конца XVIII — начала XIX в., автор — ярый сторонник Каджаров. Книга издана типографским способом в Тебризе (1241 г. х. = 1825 г. н. э.). Это одна из первых печатных иранских книг.
Тому же автору принадлежит сочинение по истории курдского племени думбули — «Тарих и данабилэ» («История думбулийцев»). Оно не издано, в рукописях встречается крайне редко[301].
Из армянских источников для истории Ирана имеет некоторое значение хроника по истории Агвании (Албании, т. е. Карабага), составленная патриархом-католикосом агванским Исайей Хасан-Джалаляном (Есай-католикос, умер в 1728 г.). В этом труде приведены подробности о налоговой политике шаха Султан-Хусейна. Есть два издания армянского текста[302] и французский перевод[303].
Петрос ди Саргис Гиланенц, армянин из Новой Джульфы, составил по-армянски красочный дневник осады Исфахана афганцами в 1722 г.[304]
Авраам Кретаци, патриарх-католикос армянской церкви (в Эчмиадзине), пользовался благоволением Надир-шаха и по его приглашению участвовал в курултае на Мугани, собранном в 1736 г. для избрания Надира шахом. Подробности об этом курултае и картину хозяйственной разрухи при вступлении на престол Надир-шаха Абраам Кретаци изобразил в своем дневнике, под заглавием «История моя и Натыра (Надира), шаха персидского». Имеется два издания армянского текста[305] и французский перевод[306].
Из русских источников наиболее важен дневник Артемия Волынского, известного русского государственного деятеля XVIII в., бывшего в течение 1715–1717 гг. послом в Иране. Дневник дает наглядную картину хозяйственного упадка Ирана при шахе Султан-Хусейне, разложения сефевидского государственного аппарата; сообщается много сведений о городах, торговле, народных и освободительных движениях начала XVIII в. Дневник полностью не издан[307].
Менее содержателен, но также сообщает много фактов дневник С. Аврамова, русского посла при шахе Тахмаспе II. Дневник также не издан[308].
Важна как источник книга «Описание Каспийского моря» Ф. Я. Соймонова[309]. Некоторое значение имеют «Материалы по новой истории Кавказа с 1722 по 1803 г.» П. Г. Буткова[310]. Труд этот основан на первоисточниках, в том числе и на не дошедших до нас. Эта книга содержит материал не только по истории кавказских стран, но и по истории Гиляна и Мазендерана; в ней приводится много данных по политической истории и экономике. Однако автор не делает ссылок на первоисточники и часто не указывает их;; в его труде есть ляпсусы и фактические ошибки.
Записок западных путешественников, дипломатов и миссионеров об Иране XVIII в. много.
Иуда Фаддей Крусинский (Krusinski), поляк, католический миссионер ордена иезуитов в Исфахане, в своих записках «Tragica vertensis belli Persici historia» на латинском языке дал картину экономического и политического упадка Сефевидокого государства, междоусобий и народных восстаний в Иране в 1711–1728 гг. Есть французский и английский переводы[311]. Труд содержит столько важного фактического материала, что вызвал интерес и в странах Востока. Был сделан перевод на турецкий язык, а с турецкого на персидский; оба перевода имеют заглавие «Басират-намэ дар истилай и афган бар Исфахан» («Книга прозорливости о завоевании афганцами Исфахана»).
Значительный материал о событиях того же времени содержится у француза Мами-Клерак[312].
Значение немаловажного источника имеют и записки Корнелия Ле Брюн о его путешествии по Ирану[313]. Некоторый интерес для истории Ирана XVII–XVIII вв. представляют записи католической миссии ордена кармелитов в Исфахане[314] и для истории XVIII в. донесения миссионеров ордена иезуитов[315].
Обширный труд англичанина Ханвея,[316] тенденциозный, написанный с точки зрения сторонника английской колониальной политики, врага России, интересен из-за содержащегося в нем богатого материала об экономическом состоянии Ирана 30–40-х годов XVIII в., о политике Надир-шаха и т. д.
Выше уже говорилось о причинах экономического упадка Ирана в конце XVII в. Упадок этот повлек за собою обеднение крестьянства, а следовательно, и сокращение доходов феодального государства и отдельных феодалов. Между тем потребности бюрократического аппарата государства и феодальной знати не только не уменьшились, но, под влиянием развития товарно-денежных отношений в предшествующий период. еще увеличились. Для удовлетворения этих потребностей, шахское правительство знало и применяло только одно средство — увеличение налогового бремени. Чем больше нуждалась шахская казна, тем больше средств старалась она выжать из крестьян и горожан Ирана. Еще больше податной гнет ощущался на окраинах Сефевидского государства, с неперсидским населением.
Налоговая политика шахского правительства стала невыносимо тяжелой для крестьян и горожан при шахе Султан-Хусейне (правил в 1694–1722 гг.). Налоги с крестьян, ремесленников и купцов, в течение XVII в. повышавшиеся медленно, между 1698 и 1701 гг. были сразу увеличены в 2–3 раза. Размеры их казались современникам (Исайя Хасан Джалалян) баснословными. Введены были, кроме того, три новых податных сбора. Были резко увеличены податные сборы с кочевников, и если до конца XVII в. положение последних было сносным, то теперь оно должно было приблизиться к положению оседлых крестьян-райятов.
Мы не имеем сведений, как вводились новые налоги в Иране, но можем судить об этом по рассказу Исайи Хасан-Джалаляна о том, как производилась перепись в Азербайджане и Армении с целью введения нового налогового обложения.
Эта перепись приняла характер массового бедствия. Везир Азербайджана в 1698 г. прибыл в Гянджу с 1100 чиновниками и нукерами, которые, рассеявшись по селениям, приступили к проведению переписи. Перепись производилась так: в каждом селении брали несколько человек из старост, духовных лиц и уважаемых людей, рассаживали их по разным помещениям и заставляли каждого порознь давать чиновникам сведения о. людях, их хозяйстве, объектах обложения (полях, садах, виноградниках, маслобойках, рисовых мельницах, количестве скота и т. д.). Потом показания этих людей, записанные чиновниками, сличались. В случае несовпадения их сельчане, давшие, по мнению чиновников, неверные показания, подвергались избиению. Чиновники вымогали у них завышенные сведения о доходности хозяйств крестьян, дабы иметь возможность обложить селение как можно большей суммой податей.
Если, с одной стороны, введение этих повышенных налогов было следствием начавшегося процесса экономического упадка, то, с другой стороны, этот новый и притом резкий рост феодальной эксплуатации в свою очередь стимулировал дальнейшее разорение деревни и еще больше усилил состояние упадка. Теперь уже не могло быть и речи об отдаче крестьянами той или иной части прибавочного или даже необходимого продукта. Теперь с крестьян требовали зачастую больше, чем они производили. Шахские чиновники палками и истязаниями (подвешиванием и т. д.) заставляли крестьян отдавать последнее, и все же во многих районах крестьяне оставались вечными недоимщиками и дошли до грани нищеты. В то же время не развивалось и крупное хозяйство феодалов, прибыли с которого могли бы заменить падающий доход от мелких крестьянских хозяйств.
Налоговая политика шахского правительства подрывала в корне не только сельское хозяйство, но и ремесло и торговлю.
Как и можно было! ожидать, эта политика вызвала массовый уход обедневших и спасавшихся от сборщиков податей крестьян со своих земельных участков; стал ощущаться недостаток рабочих рук и плательщиков налогов. Если в XVII в. прикрепление крестьян к земле и запрещение права перехода в значительной мере утратили прежнюю силу и, по свидетельству путешественников (Шарден), в некоторых областях не применялись, то с начала XVIII в. возникла необходимость снова ввести этот режим.
В фермане шаха Султан-Хусейна, изданном в 1710 г., было подтверждено прикрепление крестьян к своим исконным местам поселения и объектам обложения. Райяты, самовольно переселившиеся в другие места, подлежали принудительному возвращению на свои прежние места поселения в течение 12 лет. По истечении этого срока их уже нельзя было разыскивать и возвращать, они должны были войти в податные реестры на новых местах.
Упадок сельского хозяйства вызвал понижение доходов не только шахской казны, но и отдельных феодалов. Один из современников этого смутного времени, шейх Мухаммед Али Хазин, сообщает, что из-за ухудшения условий жизни и беспорядков в разных местностях Гиляна, где находились наследственные поместья отца шейха, доходы с этих поместий с каждым годом падали, и, наконец, настолько сократились, что годового дохода не хватало на расходы одного месяца. Благодаря этому местные провинциальные феодалы также испытывали недовольство шахским правительством. Сильные феодальные владетели в окраинных областях Сефевидского государства теперь стали стремиться к отделению от него.
Общий экономический упадок Ирана повлек за собою, с начала XVIII в., и политический упадок. Шах Султан-Хусейн, неумный, слабовольный и безличный, был бездарным правителем. Но, конечно, не его слабость и ошибки были основной причиной распада Сефевидского государства, как думали некоторые буржуазные ученые (Малькольм, Эдуард Браун, Локхарт), а общая хозяйственная разруха, усиление противоречий внутри господствующего класса и, в связи с этим, разложение всего государственного аппарата. Убожество шаха Хусейна и его окружения только ярче оттеняло этот процесс распада органов центральной власти. Русский посол Артемий Волынский писал в своем дневнике о шахе Хусейне: «… редко такого дурачка можно сыскать и между простых, не токмо из коронованных»; «Того ради сам пи в какие дела вступать не изволит, но на всем положился на своего Ехтма-Девлета (итимад-ад-доулэ, великий везир), который всякого скота глупее, а однако у него такой фаворит, что шах у него изо рта смотрит, и что велит, то и делает. Того ради здесь мало поминается имя шахово, только его, прочие же все, которые при шахе были поумнее, тех всех изогнал».
Упадок внешней торговли стал заметен еще с 70-х годов XVII в. По словам Шардена, в первые шесть-семь лет правления шаха Сулеймана доходы таможен в портах Бендер Аббас и Конг, близ Ормуза, колебались от 400 тыс. до 500 тыс. ливров (примерно от 9100 до 1100 туманов), тогда как при шахе Аббасе II они доходили до 1 100 000 ливров (2 444 туманов). Причинами упадка внешней торговли были: переход торговли со странами прибрежья Индийского океана в руки голландских и индийских купцов и сокращение транзита по трансиранским караванным путям. В течение XVII в. европейскими странами полностью освоен был открытый еще в 1498 г. морской путь из Европы в Индию вокруг берегов Африки. Благодаря этому значение сухопутных караванных путей в течение XVII в. все более падало, и посредническая торговля Ирана сократилась.
Желая увеличить доходы от внешней торговли и ослабить влияние голландских купцов (Голландская Ост-Индская компания), добивавшихся монополии на торговлю Ирана со странами Европы, правительство шаха Хусейна заключило с Францией два торговых договора (1708 и 1715 гг.), которые устанавливали для французских купцов значительно большие льготы и привилегии, чем те, которые были предоставлены голландским купцам. Французским купцам была предоставлена не только свобода от пошлин и таможенного осмотра, но они были поставлены под особое покровительство шахских властей и получили право экстерриториальности: судить французов, находившихся в Иране, мог только консульский суд, а тяжбы между французами и подданными шаха должны были разбираться сообща шахским судьей и французским консулом. По существу это был тот же режим капитуляций, который в Турции был установлен для французов еще в 1535 г. Эти договоры могли, вопреки надеждам шахского правительства, принести выгоды не столько Ирану, сколько именно Франции. Но Франции не пришлось воспользоваться этими выгодами, ибо вскоре Иран стал ареной военных действий и междоусобий, и Сефевидское государство развалилось.
Разорение деревни повело к сокращению внутренней торговли и к ослаблению экономических связей между отдельными областями.
Несмотря на тесные связи Сефевидов с шиитским духовенством, в XVII в. последнее не занимало руководящего положения в государственных органах; ни один из представителей духовенства не входил в верховный меджлис. Но при шахе Хусейне, крайне фанатичном шиите, подпавшем под влияние известного мракобеса муджтехида Мухаммед-Бакира Меджлиси, управление государством перешло в руки шиитского духовенства и поддерживавшей его кучки придворной камарильи и дворцовых евнухов. При шахе Хусейне принадлежность к духовенству считалась достаточным основанием для занятия любого государственного поста. Этим шах раздражил и кочевую знать, и значительную часть гражданской бюрократии.
По внушению шиитских богословов шах Хусейн отказался от политики веротерпимости, проводившейся при его предшественниках, и открыл кровавое гонение на суннитов — на Кавказе, в Курдистане, Афганистане и других областях. В Ширване (Северный Азербайджан), где было много суннитов, суннитские мечети осквернялись или обращались в конюшни, духовенство подвергалось казни. Гонение распространилось и на «неправоверных» дервишей-суфиев и на крайние шиитские секты, вызывавшие подозрения со стороны власти своими уравнительными тенденциями. Не одним только фанатизмом были вызваны эти гонения: шахское правительство опасалось, что суннитство, распространенное на восточных и западных окраинах государства, может стать знаменем для сепаратистских движений, что вскоре и случилось.
Придворная камарилья, несмотря на падение доходов казны, и не думала отказываться от роскошной жизни и обогащения. Расходы на двор все увеличивались, для шаха строились дворцы, выписывались из Европы зеркальные стекла, хрусталь и другие предметы роскоши. Шах был больше всего озабочен делами своего гарема, и правители областей, наперерыв стараясь угодить женолюбивому шаху, принудительно собирали среди подданных красивейших девушек для отсылки в гаремы шаха и его родичей.
Тяжесть податного бремени, произвол шахских наместников и религиозный гнет особенно сильно чувствовались в окраинных областях Сефевидского государства, присоединенных при шахе Аббасе I или ранее. Неудивительно, что именно в этих областях ненависть к игу Сефевидов была всего сильнее и именно здесь произошел ряд народных восстаний. Так как в этих областях жили главным образом сунниты (в Дагестане, Ширване, среди курдов, афганцев и туркмен), подвергавшиеся прямым гонениям, или же христиане (армяне и грузины), поставленные в неравноправное положение и обложенные повышенными налогами, то движения покоренных народов приняли религиозную оболочку. Они проходили под лозунгами защиты гонимого суннизма и борьбы против «еретического» шиизма либо под лозунгами освобождения христиан от мусульманского ига.
На окраинах резче обозначались и противоречия внутри класса феодалов. Местная провинциальная оседлая знать, как и кочевая знать, отстраненная от участия в управлении и вынужденная уступить наибольшую долю дохода от эксплуатации райятов шахскому правительству, а также суннитское и христианское духовенство были недовольны политикой шахского правительства. Они стремились использовать движения широких масс угнетенных народов в своих целях, дабы, добившись независимости, самим стать у власти. Поэтому движения покоренных народов, обычно начинавшиеся как движения широких масс против владычества Сефевидов, нередко изменяли свой характер, когда руководство переходило к местным феодалам.
Подъем освободительного движения в начале XVIII в. наметился в Восточной Армении и Восточной Грузии, принадлежавших к числу наиболее развитых и в то же время наиболее угнетаемых областей Сефевидского государства. Армяне и грузины хорошо понимали, что им не удастся добиться освобождения без помощи и поддержки России. К тому времени экономические и культурные связи России с Грузией и Арменией окрепли. Армянское купечество, не только в самой Армении, но и в Иране, приняло активнейшее участие в освободительном движении армянского народа, возлагая все свои надежды на единоверную, экономически и политически растущую Россию.
Около 1700 г. армянские мелики (мелкие феодальные владетели) к христианское духовенство Закавказья начали переговоры с правительством России, обещая ей поддержку закавказских христиан — армян и грузин в случае вступления русских войск в страны Закавказья. Переговоры эти велись при посредстве армянского патриота Израиля Ори. Сношения такого же рода завязала с Петром I и грузинская знать.
И среди связанных с торговлей горожан стран Закавказья, — не только армян и грузин, но и азербайджанцев все больше росла ориентация на Россию. Иезуит Крусинский писал: «Население, живущее около Каспийского моря, ни о чем так не молится, как о том, чтобы московиты как можно скорее пришли и освободили его от ига персидской монархии».
В 1709 г. произошло восстание горожан в Тебризе, о чем кратко упоминает А. Волынский.
В 1711 г. началось восстание лезгин и некоторых других дагестанских народностей: Местные феодалы во главе с Сурхай-ханом казику-мухским и представителем суннитского духовенства Хаджжи Давудом сумели подчинить движение своим целям и придать ему завоевательный характер. В 1712 г. Сурхай-хан и Хаджжи Давуд захватили и разграбили Шемаху; при этом было убито до трехсот русских купцов и захвачено на 4 млн. руб. товаров. По этим цифрам можно судить, каких масштабов достигли торговые связи России с закавказскими странами. В дальнейшем Сурхай-хан и Хаджжи Давуд стали откровенными агентами османской Турции. Шахскому правительству удалось подавить лезгинское восстание, но в 1719 г. оно вспыхнуло с новой силой. В 1721 г. Сурхай-хан и Хаджжи Давуд снова захватили Шемаху, устроив здесь резню шиитов.
В 1715 г. началось восстание курдов, продолжавшееся и в следующие годы. Восставшие курды не раз угрожали самой столице Исфахану. Арабский владетель Маската захватил острова Персидского залива.
В Хератской области восстало афганское племя абдали (1716 г.), глава которого Асадуллах-хан вступил в союз с узбеками.
В 1717 г. восстали племена шахсевенов на Мугани.
В 1722 г. началось восстание армян в Сюнике[317] под предводительством Давид-бека, продолжавшееся до 1731 г. В том же году восстала Восточная Грузия. Ставший во главе восстания царь Вахтанг VI, сторонник ориентации на Россию, двинул войско к Гяндже, осажденной отрядами Сурхай-хана и Хаджжи Давуда, и освободил город от осады.
Восстали также луры (1720 г.) и белуджи. (1721 г.).
Владетель Систаиа, мелик Махмуд, возводивший свое происхождение к династии Саффаридов, открыто отложился от шаха и объявил себя независимым государем. В 1723 г. он захватил Мешхед с его областью.
Самым крупным из восстаний покоренных народов против Сефевидской державы было восстание сильного афганского полукочевого племени гильзаев, жившего в Кандахарской области. Племя гильзаев было смешанного происхождения. Как думают некоторые исследователи, ядро этого племени составилось из тюркского кочевого племени халадж, или хильдж, игравшего заметную историческую роль в Х–XIII вв.; часть этих хильджиев, поселившаяся в Афганистане, смешавшись с афганцами и усвоив их язык, как думают, стала именоваться гильзарми. На рубеже XVI–XVII вв. гильзаи находились на стадии разложения родового строя и сложения патриархально-феодальных отношений. Поскольку складывавшиеся феодальные отношения у гильзаев, как и у других афганских племен, были прикрыты оболочкой патриархальных обычаев и родовой помощи, племенная знать пользовалась сильным влиянием на массу. Поэтому, когда началось восстание гильзаев, племенной знати легко удалось подчинить его своему руководству. Гильзаи, как и все афганцы, были суннитами. В начале XVIII в. главою племени гильзаев и вместе с тем наследственным калантаром города Кандахара был энергичный Мир Вейс. Его влияние на массу гильзаев и деятельность не без основания показались опасными Гурген-хану Грузинскому (иначе Георгий XI, царь Картлии, в мусульманстве Шахнаваз II), назначенному шахом беглербегом кандахарским и пытавшемуся крутыми мерами укрепить пошатнувшуюся шахскую власть в Афганистане. Гурген-хан арестовал Мир Вейса и отослал его в Исфахан на суд к шаху. Но хитрый Мир Вейс сумел убедить шаха Хусейна в своей невиновности.
Прибытие в Исфахан упомянутого армянского патриота Израиля Ори уже в качестве официального посла России (1708 г.) крайне напугало шаха и его двор и вызвало у них подозрение в приверженности к России всех армян и грузин. Эти подозрения использовал Мир Вейс, чтобы вызвать недоверие шаха к Гурген-хану как грузину, скрытому христианину и предполагаемому русофилу. Мир Вейс был освобожден и отправился в хаджж в Мекку. Здесь Мир Вейс тайно получил от мекканских суннитских богословов фетву (богословско-юридическое заключение), объявлявшую восстание суннитов против государя — шиита делом богоугодным. Вернувшись на родину, Мир Вейс сумел подчинить своему влиянию начавшееся движение гильзаев. В 1709 г. гильзаи восстали. Под руководством Мир Вейса они неожиданно захватили Кандахар, вырезали шахский гарнизон, убили Гурген-хана и открыто отложились от шаха. Восстание гильзаев было поддержано соседними афганскими племенами, недовольными шахским правительством. Мир Вейс разбил два шахских войска, посланных против гильзаев (1711 и 1712 гг.), и оставался независимым правителем до своей смерти (1715 г.).
Преемник Мир Вейса Мир Абдуллах (правил в 1715–1717 гг.) готов был примириться с шахом при условии отмены налогов, введенных шахом Хусейном, и превращения кандахарского беглербегства в наследственное владение потомков Мир Вейса. Эти переговоры были восприняты массой восставших афганцев как предательство. Мир Абдуллах был убит, его место занял девятнадцатилетний сын Мир Вейса, энергичный и смелый Махмуд (правил в 1717–1725 гг.). Махмуд и поддерживавшая его знать, подчинив массу своему влиянию, использовали движение для организации грабительских и завоевательных походов.
Общий развал шахской державы позволил Махмуду предпринять первый поход в глубь Ирана, окончившийся, правда, неудачей (1720).
Шахский полководец Лютф-Али-хан, действовавший уже раньше с успехом против арабов Маската, разбил гильзаев и. подготовил войско к походу на Кандахар. В этот ответственный момент бездарные советники шаха не нашли ничего лучшего, как распустить войско Лютф-Али-хана и сместить еп> самого ввиду его родства с итимад ал-доулэ Фатх-Али-ханом, ложно обвиненным придворными интриганами в сношениях с восставшими курдами и лезгинами и в покушении на жизнь шаха (1721 г.).
Этим воспользовался предводитель афганцев-гильзаев Махмуд-хан и, собрав более 20 тыс. афганцев, в конце 1721 г. предпринял поход на Исфахан по наиболее короткой, но и наиболее трудной дороге через Систан и Керман. Махмуд не смог взять крепостей Кермана и йезда, но не стал осаждать их и, не задерживаясь, подошел к Исфахану. Итимад-ад-доулэ Мухаммед-кули-хан предлагал выдержать осаду, указывая на пример неудачной осады афганцами Кермана и йезда; верховный меджлис, однако, решил дать сражение афганцам.
В войске Махмуда не было тяжелой артиллерии, но были легкие пушки (кулеврины), которые везли на верблюдах. Эти орудия, так называемые зембуреки (перс.: «пчелки»), оказались очень эффективными в бою. Сражение при Гульнабаде (8 марта 1722 г.) закончилось полным поражением шахской армии, в бою погиб храбрый куллар-агасы, грузин Рустам (Ростом) — мирза, брат царя Картлии Вахтанга VI, один из лучших полководцев шаха. Шахская тяжелая артиллерия (24 пушки) была захвачена афганцами во время атаки. После этого афганцы осадили и взяли Новую Джульфу, населенную армянами, и наложили на них огромную контрибуцию в 120 тыс. туманов, сниженную потом, ввиду явной невозможности собрать ее, до 70 тыс. Но все попытки взять укрепленный мост Аллах-верди-хана через реку Зиндэ-руд кончились неудачей, и Махмуд-хан предложил шаху Хусейну мир па условиях уступки гильзаям, помимо Кандахара, также Систана и Хорасана, уплаты контрибуции в 50 тыс. туманов и выдачи шахской дочери замуж за Махмуда. Шахский меджлис, вопреки осторожному мнению и'тимад ад-доулэ, в резкой форме отверг эти предложения. Началась осада Исфахана афганцами, продолжавшаяся семь месяцев (с марта по октябрь 1722 г.). Царь Картлии Вахтанг VI, занятый борьбой с лезгинским восстанием и ожидавший вступления в Закавказье войск Петра I, с которым он заключил союз, отказал в помощи шаху. Наследственный владетель Систана мелик Махмуд, как сказано, восстал и объявил себя независимым. Афганцы с большой энергией принялись за осаду Исфахана, и, несмотря на героическое сопротивление гарнизона, горожан и окрестных крестьян, довели столицу до голода и истощения. Попытка наследника престола Тахмасп-мирзы собрать на севере Ирана, в Казвинс, войско для выручки столицы не удалось, и даже шехсевены отказались выступить на помощь шаху. Отсутствие единого плана защиты, раздоры внутри иранского правительства и его нелепые действия деморализовали защитников. В конце концов шах упал духом и вступил в переговоры с Махмудом, предлагая ему теперь 100 тыс. туманов и свою дочь в замужество и, кроме просимых раньше Махмудом областей, также Керман. Но Махмуд потребовал уже безусловной сдачи, заявив, что теперь все области и средства Ирана и без того попадут в его руки, а всех шахских дочерей и жен он раздаст своим воинам, как рабынь.
После неудачной попытки бегства из столицы шах Хусейн со своими эмирами 22 октября 1722 г. отправился в лагерь Махмуда и передал ему город, свою власть и знаки шахского достоинства. Через два дня Махмуд со своим войском вступил в Исфахан и занял шахский престол. Часть сефевидских эмиров и военных чинов, а также сановники, присягнули Махмуду. Он на первое время оставил многих персидских сановников на их местах, но ряд должностей, в числе их важный духовный пост казия исфаханского, предоставил афганцам-суннитам.
Афганцы-гильзаи захватили значительную часть внутреннего Ирана с гг. Кашан, Кум, Казвин, Гульпайган и др. Если в начале восстания афганцы-гильзаи боролись за освобождение от ига Сефевидов, то теперь афганская знать сама выступила в роли завоевателей. В Казвине афганский полководец Амануллах-хан наложил на горожан контрибуцию в 20 тыс. туманов и потребовал выдать афганцам красивых девушек. Сперва притеснения и грабежи его воинов вызвали восстания персидских крестьян в округе Казвина, затем в самом шроде восстание городской бедноты и «людей базара» (авам ва мардум и базар), т. е. ремесленников и торговцев. Горожане перебили часть афганцев и обратили в бегство остальных (январь 1723 г.).
Народные восстания произошли также в Кашане, в Хунсаре и в других местах. Геройски сопротивлялся город Йезд; афганцы так и не смогли его взять. Современник этих событий, шейх Мухаммед Али Хазин, подчеркивает, что главную роль в восстаниях играло «простонародье» (авам). Именно народные массы Ирана взяли на себя инициативу борьбы с завоевателями.
Согласно показаниям современников — шейха Мухаммед-Али Хазина и Крусинского, масса персидского народа — крестьяне, ремесленники, мелкое и среднее купечество, не в пример упавшей духом сефевидской знати, проявили высокий патриотизм и активно, в ряде случаев геройски, сопротивлялись захватчикам, защищая независимость своей родины. Многие селения в течение ряда лет вели партизанскую борьбу с завоевателями. Так, большое селение Бен Исфахан, близ города Исфахана, не покорилось афганцам ни во время осады столицы, ни после ее падения, разбив и отогнав все афганские отряды, посылавшиеся Махмудом против этого селения. Наконец, афганский начальник заключил с крестьянами Бен Исфахана почетный мир. Желая иметь повод для нарушения этого договора и кровавой расправы с жителями Бен Исфахана, Махмуд послал туда своих тайных агентов, поручив им побудить жителей нарушить договор первыми. Но крестьяне задушили агентов и трупы их отослали Махмуду. По словам шейха Хазина, были селения, которые отбивались от афганцев в течение семи лет и так и не подчинились.
В Исфахане положение афганцев также было непрочным, и подозрительный Махмуд-шах решил предотвратить здесь восстание персов крайне жестокими мерами. Уже в январе 1723 г. он, пригласив персидских сановников к себе на пир, перебил их, перебил также кызылбашских курчиев. Затем последовали казни и резня горожан. На город Исфахан была наложена тяжелая контрибуция: 4 тыс. кип парчи, 105 кип шитых золотом и серебром тканей и т. д. Но город был так разорен, что жители смогли собрать только половину. Еще раз наложили тяжелую контрибуцию на армян Новой Джульфы; их калантар был обезглавлен. Английские, голландские, французские и индийские купцы также должны были заплатить выкуп. Город был разорен.
Сильное сопротивление афганским завоевателям было оказано: i на юге Ирана и также главным образом со стороны народных масс. Только преодолев героическое сопротивление горожан и гарнизона, афганским завоевателям удалось взять г. Шираз (1724 г.). Попытка афганцев захватить порт Бендер-Аббас кончилась неудачей. Махмуд предпринял поход для покорения горной области Кух Гилуйэ на северо-западе Фарса, но встретил сильный отпор и удалился ни с чем.
Сопротивление персов завоевателям в этот период не имело еще своего центра. Сын низложенного Хусейна Сефевида, с 1722 по 1732 г. номинально признаваемый в не покорившихся Махмуду-шаху Афганскому областях — Гиляне, Мазендеране и Южном Азербайджане законным шахом Тахмаспом II, держался пассивно, не решаясь возглавить массовое народное движение против завоевателей. Сефевидская знать боялась вооружения народных маос.
Петр I, удачно закончив войну со Швецией (1721), использовал обстановку, сложившуюся в Иране, благоприятную для оккупации Россией прикаспийских областей. Правительство Петра I имело в виду занятие местностей по Волго-Каспийскому пути и основных шелководческих районов Каспийского побережья. Петр I также не мог не считаться с просьбами о помощи со стороны грузин и армян, которые, как сказано, к тому времени восстали; картлийский царь Вахтанг VI с ополчением три месяца ожидал близ Ганджи прихода русских войск. Но едва ли не главной причиной, побудившей правительство Петра I предпринять поход в страны Закавказья, было стремление не допустить захвата этих стран и побережья Каспийского моря османской Турцией, что оказалось бы серьезной угрозой для России и в военном, и в торговом отношении. Эта угроза была очень реальна, так как правительство султана Ахмеда III в Стамбуле явно готовило вторжение в страны Закавказья и в Иран. Таким образом, вмешательство России не было направлено против Сефевидов, а имело целью предупредить турецкую агрессию. Еще в июне 1722 г. Петр I выпустил манифест, в котором заявлял, что выступает не против правительства шаха Хусейна (который тогда уже и не мог рассматриваться как серьезный противник), а для обуздания Сурхай-хана и Хаджжи Давуда, как сказано выше, перебивших во взятом ими г. Шемахе до трехсот русских купцов, и для защиты и освобождения христиан — грузин и армян.
Русские войска заняли гг. Дербенд (1722) и Баку (1723 г.). Гилянцы обратились к России с просьбой помочь им в борьбе против афганских завоевателей, и Петр I направил русские отряды в Энзели и Решт. Шах Тахмасп II, державшийся в Ардебиле, желая заручиться помощью России против Махмуд-шаха афганского, отправил в Россию опытного дипломата Нам аил-бека, который и заключил в С.-Петербурге 23 сентября 1723 г. договор. По договору Россия обязывалась помочь Тахмаспу II в борьбе с афганцами, за что получала прибрежную полосу Дагестана и Азербайджана, а также Гилян, Мазендеран и Астерабад. Но Тахмасп II заявил, что Исмаил-бек превысил данные ему полномочия, и петербургский договор не признал.
Турция, которая долго сохраняла с Сефевидами мирные отношения (1639–1723 гг.), теперь спешила использовать развал державы Сефевидов. Еще в 1722 г. давние агенты Турции, предводители лезгин Сурхай-хан казикумухокий и мударрис Хаджжи Давуд, овладевшие Ширваном и частью Северного Азербайджана, формально признали над собой власть турецкого султана Ахмеда III. В Исфахан к Махмуд-шаху Афганскому был послан некий Осман, под видом турецкого посла, а в действительности со шпионскими заданиями, который, вернувшись в Стамбул, изобразил положение дел в Иране в самых мрачных тонах. Правительство Ахмеда III решило напасть на страны Закавказья и Иран еще и потому, что желало победами и захватами поднять свой авторитет, пошатнувшийся в самой Турции. Турецкие войска уже в 1723 г. вступили в Армению и Восточную Грузию, захватив Ереван и Тбилиси. Угроза со стороны Турции побудила Тахмаспа II признать петербургский договор, формально уступить России западное и южное побережье Каспийского моря с Дербендом, Баку, Гиляном, Мазендераном. Россия обязывалась помочь правительству Тахмаспа II очистить Иран от афганских завоевателей. На основании договора Россия ввела войска в Гилян. Но Мазендеран и Гурган (Астерабад) никогда не были заняты русскими войсками.
Договор 1723 г. и вторжение турецких войск в страны Закавказья и в Керманшах сильно обострили отношения между Турцией и Россией. Дело едва не дошло до русско-турецкой войны. Однако Петр I, после двадцатилетней тяжелой войны со Швецией, не счел возможным втягивать свою страну в новую войну с Турцией, которую поддерживали Англия и Франция. При активном содействии Франции 24 июня 1724 г. в Стамбуле был подписан. Константинопольский русско-турецкий трактат, по которому к России должны были отойти все прикаспийские области, перечисленные в Петербургском русско-сефевидском договоре 1723 г., а к Турции — все остальные территории стран Закавказья. Турция должна была получить также весь Западный Иран с городами Керманшахом и Хамаданом; округ г. Ардебиля, как наследственный домен Сефевидов, оставлялся по трактату шаху Тахмаспу II (но наделе также был оккупирован Турцией). Обе державы обязались сообща добиваться от Тахмаспа II исполнения трактата 1724 г., в зависимость от чего ставилось признание его шахом. В случае неуступчивости Тахмаспа II обе державы условились посадить на шахский престол в Иране избранного ими сообща «достойнейшего из персиян», т. е. покорного исполнителя их воли.
Столь выгодные для Турции условия Константинопольского трактата объяснялись поддержкой, оказанной Турции со стороны Франции, которая боялась усиления России. Сейчас же после заключения трактата турецкие войска двинулись в Западный Иран, осадили и взяли Хамадан (1724 г). Здесь, как и в других городах, персидские народные массы оказали активное сопротивление турецким завоевателям; последние, взяв Хамадан, частью вырезали, частью изгнали горожан. Турция и не думала довольствоваться территориями, упомянутыми в трактате 1724 г.; ее войска заняли Казвин (1725 г.). Не только персидские, но и азербайджанские народные массы активно боролись с турецкими захватчиками. «Простонародье», т. е. ремесленники и беднота героически обороняли Тебриз. В конце концов турки одолели, но защитники Тебриза выговорили для себя свободный выход из города с оружием и семьями. Об обороне Тебриза подробно рассказал шейх Али Хазин. Шах Тахмасп II пассивно держался в Мазендеране, при помощи Фатх Али-хана, беглербега астерабадокого и главы племени каджар.
Тем временем Махмуд-шах, боясь восстания персов, велел перебить всех мужчин из семейства Сефевидов (39 человек), кроме бывшего шаха Хусейна (февраль 1725 г.). Эта резня была вызвана тем, что восстание бахтияров возглавил самозванец, называвший себя сыном шаха Хусейна, Сефи-мирзой. Сопротивление народных масс центральных областей Ирана завоевателям продолжалось. Среди самой афганской знати началась борьба группировок, в результате которой Махмуд-шах был низложен и умерщвлен, а на шахский престол был возведен двоюродный брат его, сын его дяди Мир-Абдуллаха — Ашраф.
Ашраф был несравненно более тонким политиком, нежели Махмуд. Понимая, что нельзя укрепить власть над Ираном, оставаясь только предводителем афганских племен, каким по сути дела был Махмуд, Ашраф старался держать себя как государь Ирана. Он установил дисциплину среди своего войска, прекратил грабежи и насилия над персами, старался привлечь на свою сторону знать Ирана и «некоторых из людей Фарса и Ирака (т. е. коренных персов) охотою или неволею взял к себе на службу». Зато Ашраф оттолкнул от себя афганскую знать, которая хотела распоряжаться в Иране, как в завоеванной стране. Ашраф вступил в переговоры с Тахмаспом II, пытаясь завлечь его в ловушку, но Тахмасп II был вовремя предупрежден. Попытка Ашрафа заключить договор с Турцией не удалась, — Турция стремилась к захвату всего Ирана. Ашрафу пришлось воевать с Турцией. Ему удалось одержать победу над турками, подходившими уже к Исфахану (1726 г.). Тогда только Турция согласилась вести переговоры.
Не обольщаясь своим успехом, Ашраф заключил с Турцией договор (1727 г.) на следующих условиях: 1) Ашраф признавал турецкого султана Ахмеда III халифом всех мусульман-суннитов; 2) султан признавал Ашрафа государем Ирана, но в вассальной зависимости от Турции; в мечетях Ирана имя султана Ахмеда III должно было поминаться в хутбе прежде имени Ашрафа; 3) Ашраф уступал Турции не только области, перешедшие к ней по константинопольскому русско-турецкому трактату 1724 г., но и, сверх того, Хузистан, Зенджан, Казвин, Султанийэ и Техран (Тегеран) с их округами, т. е. добрых 2/5 территории всего Ирана.
Положение Ашрафа оставалось трудным из-за сопротивления народных масс Ирана, а также недовольства политикой Ашрафа со стороны афганской знати, поднявшей против него мятеж в Кандахаре. Мелик Махмуд Систаиский вел борьбу и с Ашрафом и с шахом Тахмаспом II.
Сопротивление афганским и турецким завоевателям на севере Ирана усилилось, когда в Мазендеране определился центр движения. Во главе движения вскоре стал энергичный и талантливый полководец Надир-кули. Он происходил из азербайджанского (кызылбашского) племени афшар, часть которого еще шахом Исмаилом I была переселена из Азербайджана в Хорасан; здесь в 1688 г. и родился Надир-кули в незнатной и бедной семье, занимавшейся выделкой овчин. Восемнадцати лет от роду Надир-кули со своей матерью был угнан в рабство узбеками Хорезма. Надир бежал и, вернувшись в Хорасан, служил г. ополчениях разных феодалов, в частности у мелика Махмуда Систанского, и со временем заслужил славу способного военачальника. Во время междоусобий, охвативших Иран с 1722 г., Надир сделался даже атаманом шайки разбойников. Позднее он собрал значительное ополчение из афшаров и курдов Хорасана, овладел здесь крепостью Келат, укрепил и сделал ее главной своей твердыней.
В 1726 г. Надир-кули поступил на службу к шаху Тахмаспу II, по приглашению его, и был назначен наместником Хорасана. Надир уговорил безвольного шаха Тахмаспа II дать приказ об умерщвлении, влиятельного Фатх-Али-хана Каджара, деда основателя династии Каджаров, которого Надир считал главным своим соперником в борьбе за власть в Иране. Надир разбил мелика Махмуда Систанского и отнял у него Мешхед (1726 г.), подчинил Хорасан, разбил афганцев-абдали и захватил Херат (1729 г.). Надир, принявший имя Тахмасп-кули-хан (букв, «хан — раб Тахмаспа»), взял в свои руки управление всеми областями Тахмаспа II, превратившегося в простое орудие в руках своего «раба».
В 1729 г. Надир дважды разбил афганцев-гильзаев: при Михмандустe и в ущелье Деррэ и Хар, в горах Альбруса. По возвращении в Исфахан Ашраф, опасаясь восстания горожан, казнил три тысячи из них, а остальных выселил из города и расселил по окрестным селениям. Несмотря на помощь, оказанную Ашрафу Турцией присылкой артиллерии, Ашраф был еще раз разбит Надиром при Мурчехурте (29 ноября 1729 г.), после чего Ашраф оставил Исфахан, разграбив базар, увезя богатства и умертвив бывшего шаха Хусейна. Надир последовал за афганским войском в Фарс, в 1730 г. еще раз разбил его и рассеял. Сам Ашраф был убит во время бегства главою одного из белуджских племен. Успех Надира объясняется не только его военным талантом, но и, главным образом, той поддержкой, какую оказали ему народные массы, желавшие освобождения своей страны.
Оккупация Россией прикаспийских областей, разоренных войной, не принесла ей ожидаемых выгод, а напротив, вызвала большие расходы, доставив много затруднений во внешнеполитических отношениях. Поэтому уже в 1725 г., после смерти Петра I, царское правительство приняло решение вернуть эти области Тахмаспу II, если он окажется в силах не допустить перехода их в руки Турции. В 1730 г. войско Надира разбило турецкие войска и очистило от них Хамадан, Керманшах и Южный Азербайджан. Пока Надир был занят подавлением восстания афганцев-абдали в Хорасане (1731 г.), шах Тахмасп II, опасаясь, что завоевание стран Закавказья войсками Надира еще больше усилит могущество последнего, решил выступить против турок сам, чем надеялся поднять свой авторитет, однако потерпел поражение и в 1731 г. вынужден был заключить с Турцией мир, по которому последняя удерживала за собою закавказские территории к северу от р. Аракса; кроме того, Ахмед-паша Багдадский получал в кормление (арпалык) девять округов в области Керманшаха. В 1732 г. был подписан русско иранский договор в Реште. Россия возвращала Ирану Гилян немедленно, а земли к северу от р. Куры обязывалась вернуть в случае очищения закавказских территорий Турцией. Надир объявил договор шаха с Турцией позорным и не признал его. Он созвал собрание (кенгеш, тюрк., или курултай, монг.) ханов и знати, добился низложения Тахмаспа II и провозглашения шахом восьмимесячного сына Тахмаспа, Аббаса III (считался шахом с 1732–1736 гг.). Реальная власть осталась в руках Надира.
Вслед затем войска Надира разбили турецкие войска при Керкуке (1733 г.), очистили от них Северный Азербайджан, Восточную Грузию и Северную Армению (1734–1735 гг.). Тогда же (1735) Надир совершил свой первый поход против враждебных Ирану ханов и «вольных (патриархально-родовых) обществ» Дагестана, не давший, однако, больших результатов.
При завоевании стран Закавказья войска Надира грабили и опустошали страны Закавказья так же, как и турецкие войска, захватывая в рабство десятки тысяч человек из мирного населения.
При осаде занятых турками крепостей (Гянджи и др.) Надир пользовался помощью русских инженеров и артиллерии. Это обстоятельство не помешало Надиру потребовать от России очищения прикаспийского побережья (Баку и Дербенда). Россия согласилась на это с условием, что Иран будет в союзе с Россией продолжать борьбу против Турции и не заключит с ней сепаратного мира (Гянджинский договор 1735 г.). Условие это было вскоре нарушено Надиром; в 1736 г. в Эрзеруме был заключен мир с Турцией, по которому Турция возвращала Ирану все территории, принадлежавшие ему до 1722 г.
Политическое объединение государства было закончено, территории с персидским населением, потерянные в 20-х годах XVIII в., вновь завоеваны. Но внутреннее состояние Ирана было крайне тяжелым. Владычество афганских и турецких захватчиков и войны разорили страну. Экономический упадок в правление шаха Хусейна сменился состоянием полной хозяйственной разрухи. Больше всего, конечно, пострадала деревня. В одном только Исфаханском оазисе было разорено и опустело около тысячи селений, т. е. две трети их. Плотины, каризы и другие оросительные сооружения были разрушены или приведены в негодность. В частности, знаменитая плотина Бенд и Султан на р. Мургабе близ Мерва была разрушена. Множество крестьян было перебито вражескими войсками, угнано в рабство турками или погибло от голодовок и эпидемий — обычных спутников иноземных нашествий, войн и междоусобий. Состояние сельского хозяйства было тем более катастрофическим, что оно было уже раньше подорвано налоговой политикой шаха Хусейна.
О том, как жилось крестьянству в это время, можно судить по персидской надписи, высеченной над порталом мечети в селении Вананд в Нахчеванском округе, датированной 1145 г. х. (1732/3 г. н. э.). Там, между прочим, говорится: «Был сущий ад благодаря голоду и утеснению разными нуждами несчастливого времени, так что на протяжении одного года селение Вананд и ближние соседние [селения] три раза подвергались нападению и ограблению, и многие правоверные — мужчины и женщины — были убиты и угнаны в неволю, а прочие рабы божии, рассеявшись и перейдя реку Аоакс, поселились в деревнях того берега. И в те дни неблагоприятного сочетания планет[318] торговля также была прекращена». Очевидец, армянский патриарх Абраам Кретаци, сообщает, что в 1735–1736 гг. голод господствовал повсюду в Восточной Грузии, Армении и Азербайджане; повсюду пшеница и ячмень резко поднялись в цене. Так было в странах Закавказья, но и в Иране было не лучше.
Города, особенно в Западном и Внутреннем Иране, также были разорены. Были разграблены Исфахан, Шираз, Казвин, Йезд, Тебриз. Эти города потеряли более двух третей своего населения. Очевидец, шейх Мухаммед Али Хазин, говорит, что, приехав в Тебриз, он нашел город в запустении и почти необитаемым. По его словам, подобную картину представлял собой весь Южный Азербайджан, когда-то многолюдный и богатый, а Ирак Персидский находился в состоянии такого опустошения и обнищания, что и описать невозможно. Резкое сокращение покупательной способности крестьян и горожан привело к упадку торговли и ремесла. Падение шелководства (в Гиляне, по данным Ханвея, выход шелка-сырца сократился более чем в шесть раз), разбои на караванных дорогах и отсутствие безопасности для иноземных купцов привели к тому, что и внешняя торговля замерла.
Хуже всего было то, что, невзирая на крайнюю хозяйственную разруху, ни турецкие, ни афганские захватчики, ни местные феодальные владетели, а потом Надир не думали об уменьшении податного бремени райятов и пытались взимать с них подати в прежних размерах. Взыскивать их полностью обычно не удавалось из-за бедности райятов, которых часто обдирали до нитки, но они. все еще оставались в недоимщиках. Вот почему шейх Мухаммед Али Хазин говорит, что изгнание афганцев из Ирана не принесло облегчения народу. Тот же автор рассказывает, что в город «Пар прибыл вновь назначенный Надиром хаким. Он нашел город разоренным; в городе было мало продовольствия, ибо из-за разбоев на дорогах подвоза из сельских местностей почти не было, и цены на него стояли очень высокие. И все же хаким взыскал с крайней строгостью с населения города и округа подати сразу за два года — текущий и следующий, в повышенном размере. Кончилось дело тем, что крестьяне и горожане восстали, и хаким был убит.
Еще со времени шаха Хусейна выпускалась порченая монета, с уменьшенным содержанием серебра. Махмуд-шах Афганский пытался восстановить чеканку полноценной монеты (1723 г.), но, в обстановке войны и общей разрухи, эта реформа не могла иметь прочных результатов. Порча монеты и общий недостаток продовольствия, в связи с упадком земледелия, привели к резкому уменьшению реальной стоимости денег, раз в 10–12, местами и более, по сравнению с концом XVII в.; соответственно возрастали цены. Так, по свидетельству Мухаммед-Казима, в начале правления Надира в округе Мерва 1 ман зерна стоил 200 динаров. По словам Абраама Кретаци, тогда же 1 ман зерна в Тебризе стоил 900 динаров[319].
Надир (Тахмасп-кули-хан) ясно видел, что династия Сефевидов утратила не только реальную власть, но и авторитет среди большей части феодальной знати. Надир решил использовать свои военные успехи и свою славу «освободителя Ирана» для захвата шахского престола. Для этого Надиру нужна была поддержка феодалов и видимость одобрения п признания со стороны народных масс. Он решил созвать для этой цели большой курултай, состоящий не из одной только знати, военной, чиновной и духовной, но из городских и некоторых сельских старост, прекрасно понимая, что эти последние, не привыкшие к участию в государственных делах и запуганные, примут именно такое решение, какое им будет внушено приспешниками, Надира.
Этот съезд был созван Надиром в январе 1736 г. в военном лагере Надира в Муганской степи и распущен в марте того же года. Описание этого курултая дано у Мирзы Мехди-хана и Мухаммед-Казима — тенденциозное, с точки зрения сторонников Надира; шейх Мухаммед Али Хазин и армянский патриарх-католикос Абраам Кретаци дают более объективное описание того же курултая, с независимой точки зрения.
На курултай были вызваны шиитские муджтехиды, имамы соборных мечетей и казии, армянский патриарх-католикос Абраам Кретаци, беглер-беги, ханы и другие владетельные феодалы, главы кочевых племен, калантары (городские старшины) и даже многие кедхуды (квартальные старосты городов и сельские старосты). Всего собралось до 20 тыс. человек, по официальным данным — даже 100 тыс. (вместе с челядью). Для собравшихся было воздвигнуто до 12 тыс. временных построек из камыша, в числе их мечети, бани и базары. Руководящую роль на курултае играли ханы, числом 54, прочие занимали положение простых статистов.
К празднику солнечного иранского (гражданского) нового года (ноуруз, 21 марта) Надир предложил «ханам, султанам, бекам, агам, почтенному халифэ армян (т. е. патриарху-католикосу), кедхудам, знатным людям и всем прибывшим» избрать из своей среды нового шаха, ибо Аббас III — ребенок и шах только по. имени, сам же Надир утомился от дел и желает удалиться на покой. Конечно, Надир отказывался от власти притворно, и ни о каком свободном выборе шаха не могло быть и речи. Курултай с заранее подобранным составом не осмелился избрать никого иного, кроме самого Надира. Против Надира втайне было настроено шиитское духовенство, связанное прочными узами с династией Сефевидов. Но едва только мулла-башы (глава шиитского духовенства) высказался за сохранение династии Сефевидов, как был убит по приказанию Надира; после этого прочие улемы уже не осмелились выступить. Среди кочевой знати кызылбашских племен некоторые были настроены против Надира (не надо забывать, что Надир был хоть и кызылбаш из племени афшар, но не знатного происхождения) и за сохранение династии Сефевидов, которой они были обязаны своим возвышением, однако молчали, понимая, что реальная власть и военная сила — в руках Надира. Из кызылбашских эмиров только Угурлу-хан каджар, беглербег карабахский, открыто высказался за избрание шаха из семьи Сефевидов, за что позднее поплатился утратой двух третей своих владений.
Когда курултай «избрал» Надира шахом, последний сперва разыграл комедию отказа, заставив себя долго упрашивать, потом согласился, выставив, однако, ряд условий. В частности, шиитское исповедание имамитского толка официально должно было быть заменено исповеданием компромиссного характера[320]. Прежние шииты должны были составить, наряду с четырьмя суннитскими «правоверными» толками, пятый «правоверный» толк джа'фаритов, поставленный под особое покровительство святого имама Джа'фара Садыка. План соединения шиитов с суннитами имел для Надира, лично равнодушного к религиозным вопросам и совсем не фанатика, политическое значение: Надир видел, что преследование суннитов при Сефевидах служило поводом для восстаний в Курдистане, Северном Азербайджане, Дагестане, Афганистане и т. д. и для вмешательства Турции и узбекских ханств в дела Ирана. Надир хотел привлечь на свою сторону суннитскую знать из афганцев и прочих народностей. Кроме того, этой мерой Надир думал нанести удар влиянию шиитского духовенства, бывшему сильнейшей опорой низложенной шиитской династии Сефевидов. Присутствовавшее на курултае шиитское духовенство не осмелилось открыто защищать шиитское исповедание. Но скрытая оппозиция как шиитских, так и суннитских фанатиков этой мере была сильна; провозглашенная Надиром уния (соединение) шиитов и суннитов оказалась мертворожденной и существовала только на бумаге. Официальное исповедание — толк джа'фаритов не было признано «правоверным» ни в Узбекистане, ни в Турции.
После «выборов» новый шах роздал всем участникам курултая подарки, различные для разных чинов и званий. Ханы, например, получали в числе прочего халаты из золотой парчи, стоимостью по 5 туманов, кедхуды же всего по 1 туману деньгами; всем шах дарил также рабов и рабынь (грузин и армян). Низложенный четырехлетний шах Аббас III был отослан к отцу в Хорасан, где оба они позднее были умерщвлены. Династия Сефевидов окончательно пала, на ее месте утвердилась династия Афшаров.
Надир-шах (правил в 1736–1747 гг.) не ограничился восстановлением единства Ирана и даже отвоеванием ранее захваченных, а затем потерянных Сефевидами стран. Все его правление протекало в завоевательных и грабительских войнах. Основной причиной, побудившей Надир-шаха вести завоевательную политику, было стремление привлечь на свою сторону феодальную знать, кочевую и оседлую, и примирить ее с новой династией. Надир-шах давал возможность знати обогащаться за счет военной добычи. Завоевания и военная добыча нужны были Надир-шаху также для того, чтобы пополнить опустевшую казну и иметь возможность содержать сильное войско, которое трудно было набрать и еще труднее содержать в разоренном и опустошенном Иране. Войско же было необходимо Надир-шаху для укрепления его власти в Иране и для подавления народных восстаний и мятежей феодалов внутри страны. Наконец, завоевания должны были создать славу новой династии и обогатить ее членов.
В 1735 г. Надир-шах жестоко усмирил непокорных иранских кочевников-бахтияров, а в 1737–1738 гг. покорил племена афганцев. Надир-шах сумел отклонить от помощи афганцам узбекские ханства, уверив их в своей дружбе. Обезопасив себя со стороны узбеков, Надир-шах объявил войну державе «великих моголов» Индии, предоставившей убежище афганским повстанцам.
Надирово войско разбило войско «великого могола» Мухаммед-шаха, взяло его столицу г. Дели, которая была затем разграблена (1739 г.). Держава «великих моголов» обязалась уплатить огромную контрибуцию (по некоторым данным до б млн. рупий деньгами и на 500 млн. рупий драгоценными камнями, по данным европейцев — от 30 до 87 млн. фунтов стерлингов); в контрибуцию вошли знаменитый бриллиант «кух и кур» («гора света») и усыпанный драгоценными камнями «павлиний трон». Военную добычу надирова войска оценивали, по меньшей мере, в 700 млн. рупий. При этом Надир-шах изъял из военной добычи, пущенной в раздел войску, все драгоценные камни, оставив их для себя, что вызвало недовольство среди воинов.
В 1740 г. Надир-шах предпринял походы в узбекские ханства — Бухару и Хиву. Государь Бухары Абу-л-Фейз-хан (правил в 1711–1747 гг.) признал себя вассалом Надир-шаха; Хива (Хорезм) после упорного сопротивления также вынуждена была подчиниться. При этом Надир освободил из неволи в Хорезме 30 тыс. иранских рабов-пленников; русским пленникам, находившимся в рабстве в Хиве, он позволил вернуться на родину.
В 1741–1743 гг. Надир предпринял трудную экспедицию с целью покорения ханств и вольных обществ (патриархально-родовых общин) нагорного Дагестана, но потерпел неудачу, так как сопротивление дагестанских народностей вылилось в настоящую народную войну. Несмотря на отдельные победы, поход этот не дал прочных результатов. На обратном пути шахское войско страдало от морозов и голода, так что дорога от ущелья реки Самура до кочевий Муганской степи была покрыта трупами.
Дагестанская военная экспедиция была первой военной неудачей Надир-шаха. Так как этот поход не дал военной добычи и подорвал авторитет Надир-шаха, последний думал поправить дело, начав новую войну с. Турцией с целью завоевать Ирак Арабский и захватить там богатую военную добычу.
Война с Турцией (1743–1746 гг.) велась с переменным успехом, но не сопровождалась прочными завоеваниями, отчасти из-за того, что в это время в Иране и в покоренных странах вспыхнули большие восстания, для подавления которых пришлось снять с театра военных действий часть войска. По мирному договору 1746 г. границы между Турцией и Ираном остались прежние. Надир-шахом были дважды (1737–1738 и 1741–1743 гг.) посланы войска для завоевания Омана в Юго-восточной Аравии, но прочных успехов эти походы не дали.
Таким образом, завоевательная политика Надир-шаха после 1740 г. оказывалась вое более и более неудачной.
Она требовала огромных расходов и не приносила значительной военной добычи и новых завоеваний. Надир-шах явно переоценивал финансовые средства и, военные силы своего государства, и его военные планы Становились все более и более авантюрными.
Согласно некоторым источникам, Надир-шах думал о завоевании всего побережья Каспийского моря. Благодаря этому отношения с Россией, дружественные в начале правления Надира, затем испортились. Походы Надир-шаха в Дагестан и попытка строительства иранского флота на Каспийском море под руководством английского авантюриста Эльтона, представителя английской торговой компании (с 1743 г.), вызвали беспокойство у России. Русские военные силы были сконцентрированы в Кизляре, близ иранской границы.
Деятельность Надира по объединению Ирана и изгнанию иноземных завоевателей в первый период его правления, до провозглашения его шахом, встречала поддержку персидского народа. Но в дальнейшем политика завоеваний и непрерывные войны легли тяжелым бременем на и без того разоренную страну. Завоевания Надира сопровождались ограблением покоренных стран, ноне обогащали Ирана. При Надир-шахе мы не видим в Иране того подъема производительных сил, какой был при шахе Аббасе I и его ближайших преемниках. Взыскав огромную контрибуцию с державы «великих моголов», Надир на три года освободил своих подданных от уплаты податей. Но индийские сокровища частью были израсходованы на военные нужды, частью лежали в сокровищнице Надира в Келате и не были использованы для восстановления производительных сил Ирана. Затем Надир, нуждаясь в средствах и не получив их от дагестанского похода, отменил данную им же льготу и с 1743 г. приступил ко взысканию податей за те три года, когда подати не собирались.
Это взыскание податей сопровождалось пытками, истязаниями, ограблением райятов. По словам Мухаммед-Казима, неплательщиков податей лишали глаз и языка, а у тех, кто подстрекал народ к волнениям, отрезали уши, нос и язык, конфисковали все имущество. По словам того же автора, в некоторых областях «у всякого, кто не доставлял установленной суммы, жену и детей его продавали сборищу франков и купцам индийским». До таких жестокостей никогда не доходили сборщики податей при Сефевидах, даже при шахе Хусейне. Членовредительство и продажа в рабство за неплатеж податей были открытым нарушением положений мусульманского права. По словам того же Мухаммед-Казима, за эти 2–3 года было изувечено и посажено в тюрьму за неплатеж податей от 200 до 300 тыс. райятов. Мало того, с 1744 г. последовало новое, очень сильное увеличение податей. Например, Хойский округ, раньше плативший 3 тыс. туманов в год, должен был впредь давать 100 тыс. туманов; уплатить эту сумму округ был не в состоянии, и население восстало. По словам Ханвея, годовой доход империи Надир-шаха достигал 2950 тыс. туманов, но если учесть падение стоимости денег, эта сумма оказывалась вдвое меньше суммы годового дохода при последних Сефевидах.
Во второй половине 1743 г. в ряде областей начались восстания. Европейские путешественники отмечают, что к концу правления Надир-шаха повсюду видны были следы разрушения, упадка земледелия и ремёсел, запустения городов. Город Исфахан находился в развалинах и был почти пуст. Сблизившись с английскими купцами, Надир-шах покровительствовал попыткам английской торговой компании «Россия» захватить в свои руки весь вывоз шелка из Ирана, через Россию, в Западную Европу. В Реште и Мешхеде были основаны английские торговые фактории. Деятельность английских купцов и авантюриста Эльтона вызвала ответные меры правительства России, в результате которых вывоз шелка из Ирана по Волго-Каспийскому пути сократился еще в четыре раза.
Нельзя сказать, чтобы правительство Надир-шаха совсем не думало о восстановлении производительных сил Ирана. В некоторых, преимущественно в восточных, областях государства проводились строительные работы, восстанавливались оросительные системы (в частности, была восстановлена Султанбендская плотина на р. Мургабе), вновь заселялись запустевшие города и местности, путем принудительного переселения горожан, крестьян и кочевников. Но строительные мероприятия проводились бессистемно и непоследовательно, часто технически небрежно; нередко это было показное строительство, ради прославления имени Надир-шаха. Вдобавок это строительство проводилось в порядке принудительных работ, без оплаты, руками и без того разоренных райятов. Некоторые постройки нужны были для войн Надир-шаха, а не для восстановления экономики Ирана. Так, в Бушире на берегу Персидского залива, был построен пушечный литейный завод, а близ Амуля в Мазендеране — железоделательный завод, производивший пушечные ядра. На берега. Персидского залива строительный лес доставлялся из Мазендерана, при помощи дарового труда райятов, собранных из разных мест Ирана. При. помощи дарового труда Надир-шах построил для себя на неприступной горной вершине в Хорасане крепость Келат, с дворцом и казнохранилищем. Глыбы мрамора для этого дворца весом до 50 харваров[321] доставляли в порядке повинности азербайджанские крестьяне. Принудительный труд и насильственные переселения еще больше разоряли райятов и кочевников (илятов). Поэтому восстановительные мероприятия Надир-шаха не дали положительных результатов.
Надир-шах пытался проводить нейтралистскую политику. Но если такая политика могла иметь некоторый успех при шахе Аббасе I и его ближайших преемниках, в условиях экономического подъема, то при Надир-шахе, в обстановке жестокой хозяйственной разрухи и ослабления связей между отдельными областями, была явной утопией. Стремясь, в целях укрепления центральной власти, увеличить фонд государственных земель, Надир-шах конфисковал большую часть вакфных земель, стоимостью на 1 млн. туманов. Он также урезал земельные фонды (юрты), принадлежавшие некоторым кызылбашским кочевым племенам, особенно племени каджар. Эти меры должны были ослабить влияние прежних владельцев этих земель — шиитского духовенства и кызылбашских кочевых феодалов, преданных низложенной династии. Но вместе с тем он озлобил эти влиятельные группы класса феодалов. Надир-шах посягнул также на обычай наследственности беглербегств и пытался заменить земельные пожалования высшим сановникам, военным и гражданским, денежным жалованьем.
Все эти меры вызвали сильное недовольство большей части феодалов Ирана внутренней политикой Надир-шаха. Неудачные войны 40-х годов XVIII в. усилили это недовольство. Зная об этом, Надир-шах пытался опереться на феодалов, преимущественно кочевых, восточных областей своей империи, именно на туркменскую, узбекскую и афганскую кочевую знать. Знать эта сильно обогатилась во время похода в Индию. Восточные области не были так разорены, как Внутренний Иран. Поэтому здесь Надир-шах и обосновался. Столицу он перенес из разоренного Исфахана в Мешхед. Поблизости находилось горное гнездо — убежище шаха — крепость Келат.
При слабости хозяйственных и этнических связей между отдельными частями империи Надир-шаха, эта империя — конгломерат племен и народностей, объединенных завоеванием, не могла быть прочным государством. Его единство центральная власть могла поддерживать только при помощи террористического режима. Поэтому в централистской политике Надир-шаха не было никаких прогрессивных тенденций.
Налоговая политика Надира была непосредственной причиной ряда восстаний крестьян и беднейших кочевников как в завоеванных странах, так и в самом Иране. Недовольная Надиром часть феодальной знати н шиитское духовенство стремились использовать народное недовольство в своих интересах, в ряде случаев примыкая к восстаниям и стараясь возглавить их. Еще в 1742 г. вспыхнули волнения в Хорезме и восстание в Балхе. В Ширване произошло два крестьянских восстания (в 1740 и 1743 гг.), во главе которых стояли самозванцы, носившие оба имя сефевидского царевича Сам-мирзы. Насколько жестоко расправлялись чиновники Надир-шаха с народными восстаниями, можно судить по тому, что после подавления второго восстания в Ширване, шаху были отосланы 14 батманов (около 42 кг) вынутых глаз «мятежников». Во главе народного восстания в Восточной Грузии (1743) стал Гиви Амилахвари, эристави (владетель) ксанский. В 1743–1744 гг. весь Фарс был охвачен восстанием кочевников и крестьян, принявшим грандиозные размеры; беглербег Фарса Таги-хан счел для себя выгодным присоединиться к восстанию и даже возглавил его.
В районе Астерабада в 1744 г. восстало кызылбашcкое племя каджар, во главе которого стал наследственный — вождь племени, Мухаммед-Хасан-хан Каджар, отец которого Фатх-Али-хан, как сказано выше, был убит по воле Надира еще в 1726 г. К восстанию присоединилось туркменское кочевое племя йомуд, а вскоре также крестьяне и городская беднота областей Астерабада и Мазендерана. Уже после того, как восстание кочевых племен было жестоко подавлено, крестьяне Мазендерана и Астерабада продолжали бороться еще несколько месяцев. Правитель Астерабада, получив от шаха приказ казнить всех участвовавших, в восстании, ответил, что это невозможно, так как тогда пришлось бы перебить всех жителей области. Все-таки, по рассказу Ханвея, правитель Астерабада некоторых участников восстания сжег живьем, многих повесил, целые толпы крестьян ослепил, а жен их роздал в рабство воинам Надир-шаха.
В том же 1744 г. произошло восстание курдского кочевого племени думбули в округах Хой и Салмас. К восстанию присоединилась племенная знать, а также крестьяне. Мухаммед-Казим признает, что у думбулийцев не осталось иного выхода, кроме восстания, ибо они были не в состоянии уплатить наложенных на них огромных податей. Это восстание было подавлено с трудом.
Несколько раньше, в 1743 г., на турецкой территории, в районе Карса, беглецами из Ирана подготовлялось выступление самозванца, выдававшего себя за одного из сыновей шаха Хусейна Сефевида, Сефи-мирзу. Этот мнимый Сефи-мирза был дервиш, который еще в 1730 г. возглавлял восстание городской бедноты (лути) в Шуштере, потом укрывался в Турции. Теперь в его лагерь стеклось много беглых крестьян, кочевников и даже кочевых феодалов со своими ополчениями. Это опасное для Надир-шаха движение грозило охватить Азербайджан, Восточную Грузию и Дагестан. Но войскам Надир-шаха удалось разгромить его, а самого мнимого Сефи-мирзу схватить.
Не подлежит сомнению, что во всех этих восстаниях принимали широкое участие крестьяне, юродская беднота и кочевники. Об этом ясно говорят источники, в частности Мухаммед-Казим.
Значительные размеры приняли также восстания арабских кочевников в Бахрейне и Маскате, временно занятых войсками Надир-шаха (1743–1744 гг.).
Между 1743 и 1746 гг. волна восстаний крестьян и кочевников прокатилась по Хорасану, Керману, области бахтияров и Луристану. Все они были подавлены войсками Надир-шаха.
В те же годы происходило массовое бегство крестьян в Индию, к узбекам, в арабские области, в Дагестан и т. д.
Народные движения не послужили уроком для Надир-шаха, и он не отказался от своей налоговой политики и от террористического режима. Между тем кровавые расправы с народными движениями еще больше углубили хозяйственную разруху страны и тем самым расшатали империю Надир-шаха.
Когда стало известно, что область Систан должна выплатить огромный налог на сумму в 500 тыс. туманов, там вспыхнуло народное восстание, к которому присоединились и местные феодалы (1747 г.). Надир-шах послал против восставших своего племянника Али-кули-мирзу с войском. Прибыв в Систан, Али-кули-мирза убедился в том, что режим Надир-шаха вызвал общую ненависть, и что подавить это грандиозное восстание будет очень трудно. Поэтому Али-кули-мирза решил использовать это восстание в своих целях, именно, пожертвовав Надиром, сохранить престол для себя и для династии Афшаров. Али-кули-мирза, присоединившись к восстанию, возглавил его и провозгласил себя шахом.
Политика централизации, которую проводил Надир-шах, вызвала всеобщую ненависть и оттолкнула от Надир-шаха большую часть феодальной знати. Покушение на его жизнь во время проезда через леса Мазендерана (1741 г.), в организации которого он заподозрил своего сына Риза-кули-мирзу, неудачи в Дагестане и в Турции, а больше всего восстания 1743–1747 гг. озлобили Надира и сделали его болезненно подозрительным. Он стал проявлять признаки ненормальной садической жестокости и прибег к массовым казням, казня также и знатных людей, особенно в своей резиденции Мешхеде. Против Надира составился заговор придворных, в числе их были даже афшарские ханы, и он был убит заговорщиками в своем шатре (1747 г.).
После его смерти в Иране начались междоусобия, борьба феодальных группировок за власть.
В 1747 г. в Хорасане (в Мешхеде) был провозглашен шахом племянник Надира, Али-кули-мирза Афшар под именем Адиль-шаха, но в 1748 г. был свергнут и ослеплен своим братом Ибрахимом, который в свою очередь был убит и заменен внуком Надира Шахрухом. Против последнего организовало мятеж шиитское духовенство г. Мешхеда, выдвинувшее своего претендента — муджтехида мирзу сейида Мухаммеда, родственника семьи Сефевидов по женской линии; Мухаммед свергнул и ослепил Шахруха, провозгласил себя шахом под именем Сулеймана II, но был свергнут и казнен полководцем Юсуф-Али-ханом, который восстановил Шахруха в качестве номинального шаха и стал управлять от его имени;: Шахруха (1748–1796 гг.) признавали шахом только в Хорасане.
В Афганистане утвердился Ахмед-хан из племени абдали (дуррани). Он провозгласил Афганистан отдельным государством принял титул шаха и завладел Хератом и Систаном. В Астер аба де и Мазендеране утвердился глава племени каджар Мухаммед-Хасан-хан, в южном Азербайджане — афганец Азад-хан, бывший сардар (полководец) Надира. Ханства Северного Азербайджана и Армении и царства Восточной Грузии фактически стали независимыми.
В Южном Иране у власти оказались Али-Мардан-хан глава племен бахтияров, и Керим-хан, глава кочевого иранского (лурского) племени зенд. Город Исфахан они разделили на две части. Правили от имени выдвинутого ими же шаха Исмаила III, последнего Сефевида. Вскоре между обоими союзниками началась борьба, кончившаяся гибелью Дли-Мардан-хана и торжеством Керим-хана Зенда. Он явился основателем династии Зендов, просуществовавшей с 1750 по 1794 г.
В дальнейшем борьба за овладение Ираном велась главным образом между тремя феодальными группировками, захватившими власть в Фарсе, Астерабаде и Южном Азербайджане и возглавлявшимися соответственно Керим-ханом Зендом, Мухаммед-Хасан-ханом Каджаром и Азад-ханом. Эта борьба кончилась решительной победой Керим-хана Зенда (к 1758 г.), но лишь к 1763 г. Керим-хану удалось объединить под своей властью весь Иран, однако, без Хорасана, где удерживался слепой шах Шахрух Афшар. Афганистан, ханства Северного Азербайджана и Восточной Армении и царства Восточной Грузии также остались независимыми.
Керим-хан сделал своей столицей Шираз из-за близости его к кочевьям своего племени. Устранив подставного шаха Исмаила III, ставшего уже ненужным, Керим-хан стал управлять Ираном от своего имени, однако, не принимая шахского титула и довольствуясь званием векиля (регента).
Керим-хан был первым после падения династии Бундов (1055 г.) правителем всего Ирана из иранцев, а не из тюрков или монголов. Он проявил себя способным и деятельным правителем. Происходя сам из мочевой знати, Керим-хан, однако, старался опираться не только на кочевых, но и на оседлых феодалов, а также на купечество; купцам, в частности армянским, он дал разные привилегии. Правительство Керим-хана Зенда пыталось возродить ремесло, создавало большие мастерские: фаянсовые, стекольные и другие. В Шираз были переселены ремесленники, уведенные Надир-шахом из Индии. Размер податей с райятов был уменьшен. Были изданы также указы, ограничивающие произвол землевладельцев по отношению к крестьянам. Частично была восстановлена оросительная сеть в Фарсе и на юге Ирана. Эти меры проводились в целях подъема производительных сил.
В своей столице Ширазе Керим-хан построил новые здания, базары, соборную мечеть, дворец. Керим-хан был необразованный кочевник, даже неграмотный, но он понимал значение образования и окружил себя образованными людьми. Он восстановил надгробные мавзолеи великих персидских поэтов Са'ди и Хафиза в Ширазе. Он старался быть популярным и ежедневно два-три часа отводил для приема всех, у кого были жалобы и просьбы. Керим-хан покровительствовал шиитству и шиитскому духовенству, но в то же время проводил политику веротерпимости.
Керим-хан предоставил ряд льгот английской Ост-индской компании — исключительное право ввоза шерстяных товаров в Иран, освобождение от уплаты пошлин при ввозе и вывозе, право основания торговой фактории в Бушире. Английским купцам при этом было поставлено условие: не вывозить из Ирана золото и серебро, а взамен ввезенных английских товаров, преимущественно текстильных, приобретать иранские товары. Ввоз европейских товаров до конца XVIII в. был невелик; и Иран не превратился еще в зависимую страну или полуколонию какого-либо европейского государства. В целях поднятия иранской внешней торговли Керим-хан отнял у Турции Басру (1775 г.), бывшую в то время главной гаванью Персидского залива.
Англичане нашли для себя невыгодными условия, поставленные им Керим-ханом Зендом и в 1770 г. перенесли свою торговую факторию из Бушира в Басру, на турецкую территорию. С английскими купцами успешно конкурировали голландские купцы. Они захватили остров Керрак (Харг) в Персидском заливе, укрепили его и стали контролировать морской путь из Басры в Бушир и Индию; голландцы основали в Харге торговую факторию и жемчужные ловли. Но уже через несколько лет остров этот был захвачен пиратом Мир Муханной (1776 г.).
После смерти Керим-хана (1779) начались междоусобия среди членов династии Зендов. В правление сына Керим-хана, Абу-л-Фатх-хана, бывшего в течение 1779–1782 гг. номинальным государем, фактическую власть оспаривали братья и полководцы Керим-хана Садык-хан и Зеки-хан и их племянник Али-Мурад-хан и поддерживавшие их феодальные клики. После долгой борьбы одолел Али-Мурад-хан (правил в 1782–1785 г.г.), его в свою очередь победил двоюродный брат его Джа'фар-хан (правил в 1785–1789 гг.), но правители ряда областей не признали его, и Иранское государство снова распалось.
Наиболее сильным противником династии Зендов оказался евнух Ага Мухаммед-хан, сын упомянутого Мухаммед-Хасан-хана, главы астерабадской ветви тюркского кочевого племени каджар. После гибели отца в борьбе с Керим-ханом Зендом, Ага Мухаммед жил заложником при дворе последнего в Ширазе. После смерти Керим-хана он бежал в родной Мазендеран и стал во главе своего племени. Честолюбивый и энергичный, крайне озлобленный и садически жестокий Ага Мухаммед-хан (1779–1797 гг.) или, как его называли, Ахта-хан, проявил себя энергичным политиком и организатором. Ему и суждено было стать основателем шахской династии Каджаров.
Разбив Джа'фар-хана Зенда и отняв у него Исфахан, Ага Мухаммед-хан путем искусных переговоров объединил вокруг себя ханов и кочевую знать Северного Ирана. Столицей своей он сделал Тегеран (точнее Техран, расположенный близ развалин древнего Рейя), ввиду его близости к кочевьям своего племени, а также потому, что он находился на важном караванном пути. Разгромленный Джа'фар-хан Зенд бежал в Шираз, где погиб в результате заговора. В смене правителей из династии Зендов видную роль играл «делатель царей», калантар города Шираза Хаджжи Ибрахим, из местной знати, стараниями которого на престол был посажен сын Джа'фар-хана, юный Лютф-Али-хан (1789).
Борьба между ясно определившимися теперь двумя группировками феодальной знати Ирана — северной во главе с Каджарами и южной во главе с Зендами — кончилась победой каджарской группировки. Хаджжи Ибрахим, игравший руководящую роль в зендской феодальной группировке, изменил Лютф-Али-хану и передал Шираз Ага Мухаммед-хану Каджару, за что был вознагражден постом первого везира. Лютф-Али-хан некоторое время еще держался на юго-востоке, в Кермане, но благодаря предательству, попал в плен к Ага Мухаммед-хану, который лично ослепил его (1794 г.). Ага Мухаммед-хан с обычной для него садической жестокостью расправился с жителями Кермана за поддержку, оказанную ими Лютф-Али-хану: молодых женщин Кермана Ага Мухаммед-хан роздал своим воинам как рабынь, а всех мужчин велел ослепить; воины доставили деспоту 20 тыс. пар вынутых глаз.
Победа северной, каджарской группировки феодалов в борьбе за. Власть в Иране не была делом случая. В течение XVIII в. ясно определилась первенствующая экономическая роль северных областей Ирана. Оттуда вывозили шелк-сырец и хлопок, через них проходили караванные пути, соединявшие Россию и Турцию с Ираном и Средней Азией, там находились гавани Каспийского побережья. Расширение торговых связей с Россией также имело очень большое значение для экономики Северного Ирана. Южные области Ирана, несмотря на все старания Керим-хана Зенда, не могли достигнуть того состояния, в каком они находились до афганского вторжения. Вывоз товаров из портов Персидского залива в то время имел меньшее значение, нежели торговля с Россией. Таким образом, северные феодалы были богаче и сильнее южных, и Ага Мухаммед-хан Каджар в борьбе с зендской группировкой феодалов мог располагать гораздо большими материальными средствами, а следовательно, и большей военной силой. С победой каджарской группировки на престоле Ирана опять утвердилась тюркская династия.
Ага Мухаммед-хан принял меры к укреплению центральной власти, круто расправившись с непокорными ханами Курдистана, Фарса, Арабистана и т. д., и к восстановлению торговых связей, нарушенных междоусобной войной. Для райятов он установил террористический режим, но намного повысить подати не решился. Ага Мухаммед-хан придавал важное значение завоеванию стран Закавказья, ставших фактически независимыми после смерти Надир-шаха. Они могли стать источниками сырья и рынком сбыта для иранской ремесленной промышленности. В 1795 г. он совершил поход в Азербайджан и. Армению, начав его с осады г. Шуши, так и не взятой им, и закончив взятием и разгромом г. Тбилиси и уводом из Грузии 22 тыс. мирных жителей обоего пола в рабство. Правительство Екатерины II, обещавшее помощь России ханам Северного Азербайджана и царю Картлии и Кахетии Ираклию II, не выполнило обещания.
В 1796 г. Ага Мухаммед-хан короновался в Тегеране, приняв титул шаха (точнее шаханшаха). Вскоре после того он завоевал Хорасан. Слепой Шахрух Афшар был взят в плен и, подвергнутый пытке, должен был выдать свои зарытые сокровища. Тем временем правительство России с большим запозданием послало в страны Закавказья отряд генерала В. Зубова (1796 г.), который, однако, был отозван после смерти Екатерины II и вступления на престол императора Павла, отказавшегося на время от активной политики в Закавказье. Благодаря этому весною 1797 г. Ага Мухаммед-шах мог еще раз беспрепятственно вторгнуться в Закавказье, заняв на этот раз город Шушу, который после этого он превратил в застенок. Он тысячами казнил своих действительных и мнимых противников: одних сажал на кол, других бросал в клетки к тиграм на съедение и т. д. Здесь же он был убит (май 1797 г.), ночью во время она, в результате заговора некоторых придворных и ханов, трепетавших за свою жизнь; они захватили его богатства и бежали. Войско его отступило в Иран, где племянник Ага Мухаммед-шаха, Баба-хан, был провозглашен шахом под именем Фатх-'Али-шаха (правил в 1797–1834 — гг.). Власть династии Каджаров в Иране была упрочена надолго (1796–1925 гг.).
В культурной жизни Ирана данного периода постепенно угасал тот творческий подъем, каким отмечена была культура Ирана X–XV вв. Причины этого явления еще не изучены вполне. Несомненно, однако, что суровый гнет фанатичного шиитского духовенства при Сефевидах, а также разрыв культурных связей со Средней Азией и другими странами Востока, в которых господствовали сунниты, уже в XVI–XVII вв. сказались неблагоприятно на умственной жизни страны. А в XVIII в. культурное отставание было неизбежным следствием почти непрерывных войн и междоусобиц и глубокого экономического упадка страны. Однако упадок проявился далеко не сразу и не одновременно во всех отраслях культуры; некоторые из них в течение указанного времени пережили свои периоды подъема и даже расцвета. Только к концу XVIII в. упадок стал более или менее всеобщим явлением.
Персидская архитектура XVI–XVII вв. еще представлена высокохудожественными памятниками. К XVI в. относится мечеть Сефевидов в Ардебиле, с мавзолеями шейха Сефи-ад-Дина и других шейхов и шахов из этой фамилии. Городом высокого архитектурного искусства в этот период стал Исфахан. Здесь в XVI в. были воздвигнуты мавзолей Харун Вилайет с мозаиками, мечеть Масджид и Али с куполом оригинальной конструкции и другие здания.
При шахе Аббасе I Исфахан, как сказано выше, стал столицей Ирана и большим городом с более чем полумиллионным населением. Тогда же он был заново перепланирован. Широкие прямые улицы, уходящие вдаль перспективами, были обрамлены величественными зданиями, а на окраинах — парками. Посреди города была создана новая площадь — Мейдан и Шах, представлявшая в плане прямоугольник, около 500 м длиной и 160 м шириной, окаймленный каналом. Канал был обнесен стенкой, оштукатуренной гипсом (ахак-и сийах — черная известь), и обсажен деревьями. Посреди площади возвышалась мачта, служившая мишенью для стрельбы, и две мраморных колонны, отмечавшие пределы поля для игры в поло (перс. чоуган — конная игра шарами). С юга к площади примыкает Масджид и Шах («Шахская мечеть»), законченная в 1616 г., с четырьмя порталами, двором, обрамленным стрельчатыми арками в два яруса; центральное здание мечети имеет портал со стрельчатой нишей с двумя минаретами и высокий купол. Все здание мечети покрыто глазурованными плитками разных цветов. При шахе Сефи мечеть была украшена серебряными воротами и облицована ардистанским мрамором. Шахская мечеть — один из лучших памятников архитектурного искусства мира.
Напротив Шахской мечети к Шахскому мейдану прилегало здание Царского базара (Кайсарийэ) с фаянсовым порталом и куполом; здесь продавались лучшие ткани. Большой шахский дворец прилегал к той же площади, выходя на нее портиком Ала Капи. К шахскому мейдану примыкает также мечеть Садра (теперь известная под именем мечети шейха Лютфуллаха) с высокохудожественной декоровкой — фаянсовой мозаикой и с самым красивым в Исфахане куполом (построена в 1602 г.). При шахе Аббасе II на Шахском мейдане был построен павильон с курантами, звонившими каждый час. В целом Шахский мейдан представляет один из лучших архитектурных ансамблей мира, воздвигнутый на полстолетия раньше знаменитого ансамбля Версаля. Итальянский путешественник Пьетро делла Валле, восхищаясь архитектурным ансамблем Шахского мейдана, отдавал ему преимущество перед прославленным ансамблем площади Навона в Риме.
Одним из лучших памятников Исфахана времени шаха Аббаса I является мечеть Максуд-бека. При том же шахе были проведены работы по реставрации и декорированию старой исфаханской соборной мечети (Масджид и Джума'). При шахе Аббасе I был воздвигнут также большой мост через р. Зиндэ-руд, названный мостом Аллах-верди-хана, по имени своего строителя, известного полководца. Этот мост, на 33 арках, имеет около 300 м в длину и около 14 м в ширину. При том же шахе было застроено новое предместье Исфахана — Новая Джульфа, куда шахом были переселены армяне из старой Джульфы на р. Араксе. В Новой Джульфе заслуживает внимания армянская кафедральная церковь, центрально-купольная, в смешанном персидско-армянском стиле. В окрестностях Исфахана при том же шахе был построен мавзолей шейха Баба Рукн-ад-Дина, пятиугольный в плане, с куполом в виде многогранной пирамиды, покрытым мозаикой из фаянсовых плиток синего, белого и черного цветов, на общем бирюзовом фоне, а также загородные дворцы в парках Чахар-баг и Хазар-джериб, с павильонами и фонтанами.
Из памятников Исфахана, построенных при преемниках шаха Аббаса I, следует отметить группу мавзолеев. Дарб-и Имам, воздвигнутых во второй половине XVII в. вокруг первоначального здания середины XV в. и построенное шахом Султан Хусейном в честь своей матери медресэ Мадар и Шах («Шахской матери»), оконченное в 1714.г., с высоким порталом и величавым куполом. По своим стройным пропорциям и красоте фаянсовой орнаментовки это медресэ является одним из лучших памятников персидского зодчества. Ни один из памятников Исфахана не вызывал такого восхищения европейских путешественников, как это медресэ. О нем французский писатель XIX в. П. Лоти писал: «Необузданная сложность в деталях (т. е. в орнаментовке), однако, приводит к тому, что в целом создается впечатление простоты и спокойствия: такова здесь, как и везде, великая тайна персидского искусства».
Из памятников строительного искусства времени шаха Аббаса I вне Исфахана выделяются шахские дворцы в Мазендеране — в Ферахабаде и в Ашрафе и большая шоссированная дорога вдоль южного берега Каспия, длиною до 270 км.
Во второй половине XVIII в. Керим-ханом Зендом, были воздвигнуты дворец, мечеть и здания базара в Ширазе, а также мавзолеи на могилах поэтов Са'ди и Хафиза в том же городе и мавзолей в Исфахане. Эти здания уже не столь совершенны, как памятники XVII — начала XVIII в. К концу XVIII в. упадок персидской архитектуры стал уже явным.
Искусство миниатюры в Иране пережило новый период расцвета в XVI — первой четверти XVII в. В XVI в. продолжала существовать сложившаяся в XV в. знаменитая хератская школа миниатюры, продолжавшая художественные традиции великого Бехзада. Сам Бехзад после образования Сефевидского государства перебрался в столицу последнего — Тебриз и был поставлен шахом Исмаилом во главе созданной там художественной академии. Бехзад оставался придворным живописцем шахов Исмаила I и Тахмаспа I до своей смерти (1533 или 1536 г.). Бехзад и его талантливый ученик Ага Мирек положили основание тебризской школы живописи. Ага Мирек, между прочим, иллюстрировал миниатюрами рукописи произведений поэта XII в. Низами[322]. Лучшая миниатюра Ага Мирека — «Вознесение Мухаммеда» — одно из замечательнейших произведений персидской живописи; в ней исключительно хорошо сочетание красок — ярко-синего неба золотой почвы, темно-серебристых ручейков. Если у Бехзада редки женские образы, то в миниатюрах Ага Мирека образы женщин занимают большое место. Крупным мастером тебризской школы миниатюры был ученик Бехзада и Ага Мирека — Султан Мухаммед. Он принимал участие в иллюстрировании миниатюрами (всего 256 миниатюр) ценного списка «Шах-намэ» 1537 г. Ряд миниатюр Султан Мухаммеда хранится в Ленинградской Публичной библиотеке. Миниатюры Султан Мухаммеда Полны жизни. Типы лиц чисто иранские. Особенно любил мастер изображать сидящих под цветущими деревьями юношей с поднятыми углами глаз, с тонким полукруглым изгибом бровей и с мягкой улыбкой, Одетых в узкие элегантные одежды. Султан Мухаммед — художник счастливой беззаботной жизни иранской аристократии.
Ученик Султан Мухаммеда, мастер (устад) Мухаммеди (вторая половина XVI в.), в противоположность своему учителю, любил сюжеты из народной жизни: крестьянин, пашущий на быках в поле, пастух с собакой, пляшущие скоморохи и т. д. Лица фигуры, образы природы на миниатюрах Мухаммеди отличаются жизненной правдой и глубоко реалистической трактовкой. Среди многих других художников тебризской школы известна женщина-живописец — Бибиджэ из Мерва. Живописцы тебризской школы не ограничивались областью миниатюры, они расписывали также лакированные переплеты книг и делали эскизы для ковров.
Ученик Бехзада, устад Махмуд (первая половина XVI в.), положил основание бухарской школе живописи, переселившись в Бухару, где до того не было прочной художественной традиции.
В начале XVII в… на базе основанной шахом Аббасом I художественной академии в Исфахане сложилась исфаханская школа живописи. Впервые в истории Ирана шах Аббас I стал посылать учеников-стипендиатов в Рим для изучения итальянской живописи. То же делали преемники Аббаса I. Наиболее известным из этих стипендиатов был Мухаммед Заман, в 40-х годах XVII в. учившийся в Риме и там втайне принявший христианство. Он вернулся в Иран ко двору шаха Аббаса II, но вскоре перебрался в Индию, работал при дворе «великого могола» Шах Джехана и дворах других индо-мусульманских государей. Около 1675 г. Мухаммед Заман вернулся в Иран. Он иллюстрировал миниатюрами рукописи «Шах-намэ» и поэмы Низами, кроме того выполнил несколько копий с картин итальянских художников и переводил латинские сочинения на персидский язык.
Влияние «франкской» (по сути дела итальянской) живописи на творчество живописцев исфаханской школы сказалось не столько в художественных приемах, сколько в выборе новых для персидской живописи сюжетов — таких, как, например, «Слепые», «Оплакивание Христа»[323] и др. Величайшим художником исфаханской школы был Риза Аббаси-Старший, миниатюрист и каллиграф. Для него характерны тонкость линии и особая комбинация цветов — сопоставление красновато-фиолетового с голубым. Некоторые миниатюры Риза Аббаси стали известны и репродуцировались в Западной Европе уже в 30-х годах XVII в. Современником его был Мухаммед Риза из Тебриза (умер в 1627 г.), работавший и в Исфахане, и в Константинополе. Крупным художником той же школы был Муин Мусаввир, написавший, между прочим, портрет Риза Аббаси. Для исфаханской школы характерны портретные миниатюры, особенно портреты изящных юношей к молодых женщин, в аффектированных позах, в вычурных головных уборах (в частности, юношей в высоких чалмах) и костюмах, иногда подражавших «франкским» костюмам.
Начиная с конца XVII в. отмечается глубокий упадок искусства персидской миниатюры. Хотя ее художественные традиции сохранялись, и в XVIII, и в XIX вв., но миниатюристы ограничивались рабским подражанием мастерам прежних веков, не создавая ничего нового.
Искусство каллиграфии в Иране в XVI–XVII вв. стояло еще высоко. Начиная с Махмуда Нишапури, придворного каллиграфа шаха Исмаила I, известен ряд искусных мастеров каллиграфии. В самом конце XVI в. казий Ахмед ибн Мир. Муншк ал-Хусейни написал специальный трактат о каллиграфах и художниках[324]. В те же столетия славилось искусство оформления книги (еще рукописной). Применяли покрытие фона золотой пылью (перс. афшан — «розбрызг»), золочение, орнаментовку, фронтиспис, кожаный переплет и т. д. В XVIII в. и это искусство пришло в упадок.
Искусство облицовки стен мозаикой из фаянсовых плиток еще г XVII в. процветало. Прекрасна фаянсовая облицовка павильона Чихиль Сутун в Исфахане: сцены с влюбленными юношами и девушками среди кипарисов и цветущих кустарников. В XVIII в. это искусство переживало резкий упадок.
В XVI–XVII вв. высоко стояло и ковровое искусство. Персидские ковры этого времени можно разделить на две группы: произведения придворных мастерских и произведения народного творчества (частью-мастерство кочевников). Замечателен огромный ковер, выполненный мастером Максудом Кашани для мечети Сефевидов в Ардебиле, с богатой растительной орнаментацией разных цветов по голубому фону. Известно несколько групп персидских ковров со стилизованными звериными или растительными орнаментами. Ковры из Южного Ирана XVI–XVII вв. носят на себе черты индийского влияния. Не чужды коврам Ирана этого времени и китайские мотивы.
Персидские фигурные ткани XVI–XVII в. отличались высокой техникой рисунка и богатством красок. На этих тканях чувствуется сильное влияние тебризской и исфаханской школ миниатюры. И эта отрасль прикладного искусства пришла в упадок в XVIII в.
Если в перечисленных выше отраслях искусства упадок начался только с конца XVII в. или в XVIII в., то в области художественной литературы упадок заметен уже с начала XVI в., вскоре после смерти последнего великого персидского поэта Джами. Правда, художественная традиция и технически совершенная форма стиха, выработанные поэтами прежних веков, сохранялись и в XVI–XVIII вв. Но эта форма омертвела и превратилась в самоцель. Развитие искусственности и вычурности формы сопровождалось крайним обеднением содержания и утратой оригинальности. Новых идей и сюжетов не было. Поэты давали перепевы образов и аллегорий суфийской поэзии, подражали старым мастерам поэзии XI–XV вв., заимствуя у них сюжеты, либо слагали длиннейшие гимны в честь шиитских имамов.
Из поэтов XVI в. наиболее известны Хатифи (умер в 1521 г.), автор поэмы о Тимуре, являющейся подражанием «Шах-намэ»; Хилали Астерабади (умер в 1532 г.), автор поэмы «Шах у гада» («Царь и нищий») — вариации на старую суфийскую тему; Касими (умер после 1572 г.), автор-поэм на сюжеты, уже разработанные многими прежними поэтами, — «Лейла и Меджнун» и др., а также поэмы о подвигах шаха Исмаила I — «Шах-намэ-йи шах Исмаил»; Зулали (умер в 1616 г.), автор семи поэм под общим заглавием «Саб саййарэ» («Семь планет»), из которых лучшая седьмая — «Султан Махмуд (Газневи) и Айяз»; шейх Беха-ад-Дин Бехаи Амили (умер в 1621 г.), известный сборником суфийско-дидактических рассказов «Кешкуль»[325]; Саиб Исфахани, автор многих газелей, в большей своей части подражательных, незаслуженно прослывший Хафизом своей эпохи.
Персидская поэзия, однако, в то время еще нашла убежище в Индии. Там творили крупные персидские поэты Урфи, родом из Шираза (умер в 1591 г.), и Фейзи (умер в 1595 г.). В Иране же она в XVIII в. пришла в полный упадок.
Персидская историография до середины XVIII в. дала ряд ценных трудов, хотя и написанных большею частью напыщенным и безвкусно вычурным языком[326]. Во второй половине XVIII в. и в этой области заметен упадок.
В области точных наук — в математике, астрономии, медицине — уже с XVI в. не создавалось ничего нового. Единственный заслуживающий внимания факт в этой области — попытка, при шахе Исмаиле I, восстановления обсерватории в Мараге, построенной еще при Газан-хане. В дальнейшем, под давлением религиозной реакции, в Иране постепенно было утрачено и то наследие прежних веков в области точных наук, какое еще сохранялось, и эти науки в XVIII в. почти исчезли. Их заменила убогая схоластическая литература официального шиитского богословия.
Конечно, в условиях религиозной реакции и полного оскудения точных наук не могла процветать и независимая светская философия. Она и преследовалась шиитским духовенством и в перспективе была обречена на угасание. Однако, прежде чем исчезнуть, персидская светская философия, даже в самой неблагоприятной обстановке, дала еще одну яркую вспышку в лице философа Садры Ширази (умер в 1641 г.).
Садра — глубокий и оригинальный мыслитель-вольнодумец, прикрывавший свое по существу чуждое исламу мировоззрение и радикальные выводы относительно господствующей идеологии и общественного строя труднодоступным языком и изложением. Большой труд Садры «Ал-ас-фар ал-арба'а» («Четыре книги») написан по-арабски. Он оказал впоследствии влияние на учение ранних бабидов. Ученик Садры Абд-ар-реззак Лахиджи популяризовал взгляды своего учителя, стараясь, однако, внешне примирить их с шиитским исламом, дабы избегнуть преследований.
В течение XVIII в. Иран пережил огромный экономический упадок, от которого лишь отчасти, оправился при Керим-хане Зенде. В XVIII в. ясно определились отставание и упадок позднефеодального общества в Иране, с сохранившимся патриархально-феодальным укладом среди кочевников. Ясно определилась невозможность дальнейшего прогрессивного развития страны в рамках старых производственных отношений к при режиме военно-феодальной деспотии. Иран из некогда экономически и культурно высокоразвитой страны, стоявшей в IX–XII вв. намного выше европейских стран, к концу XVIII в. превратился в отсталую страну и уже ни в каком отношении не маг сравниться с европейскими. государствами, в которых капиталистические отношения либо уже победили (Англия, Голландия, Франция), либо развивались как уклад (Россия). Эта слабость Ирана привела к тому, что с конца XVIII в, Иран стал подвергаться экономическому и политическому воздействию европейских государств, особенно Англии, страны промышленного капитализма. Таким образом, на историю Ирана стал оказывать влияние, новый фактор, и поэтому конец XVIII в. можно рассматривать как начало новой истории Ирана. В течение XIX в. Иран постепенно стал зависимой страной, а затем и полуколонией европейских капиталистических государств[327].