История Ирана с древнейших времен до конца XVIII века

§ 1. Общая характеристика периода

В экономике Ирана с начала XVII в. до 90-х годов заметен определенный подъем как в земледелии, так и в городской жизни: значительно выросло товарное производство, товарно-денежные отношения, торговля, в частности внешняя торговля, усилилась роль города, как центра торговли и ремесленного производства, расширился внутренний рынок. Оборотной стороной развития товарного производства и роста денежных отношений в условиях господства феодализма был рост размеров феодальной ренты и налогов, развитие ростовщичества, обнищание крестьянства. Этому процессу способствовали те черты отставания, которые наметились в сельском хозяйстве Ирана еще с XIII в. Все это вместе привело к концу XVII в. к победе реакционной тенденции развития, и феодальное общество Ирана с конца XVII в. вступило в полосу загнивания и упадка.

С XVII в. история стран Востока определялась не только внутренними факторами, но и в некоторой мере влиянием европейских стран, особенно тех, в которых уже произошли буржуазные революции (Англия и Голландия), или тех, в которых в феодальном обществе сложился капиталистический уклад (Франция и др.). Начиная с XVII в., страны Востока становятся источником первоначального накопления для европейских стран. И хотя ни в XVII в., ни в XVIII в. Иран еще не превратился в зависимую страну или полуколонию, однако отставание Ирана от европейских стран в социально-экономическом отношении становилось все более и более заметным.

§ 2. Основные источники по истории периода

Исторических сочинений на персидском языке по истории Ирана XVII в. имеется много (свыше 25, не считая трудов по истории отдельных областей и сочинений типа «всеобщей истории», в которых истории Ирана уделялось лишь одно из мест, наряду с историей других мусульманских стран). Большая часть этих трудов не издана, не переведена и мало исследована. В данной главе отмечены лишь наиболее важные источники.

Самым замечательным из историков данного времени был Искендер-бек Туркеман, по прозванию Мунши (секретарь), родом из азербайджанского кочевого племени туркеман. Он родился в 1560 г., умер после 1633 г., служил сперва в гвардии, потом в центральном аппарате правительства шаха Аббаса I. Пользуясь доступом к государственным архивам и являясь очевидцем и участником ряда политических событий, Искендер Мунши в 1629 г. составил историю правления шаха Аббаса, под заглавием «Тарих и алем арай и Аббаои» («Мироукрашающая история Аббасова»). Этот огромный труд состоит из: а) введения (мукад-дамэ), в котором компилятивно, на основании первоисточников XVI в. (Хасана Румлу и др.) изложена история Ирана при первых Сефевидах до 1571 г. н. э.; б) отдела (сахифэ) первого, где подробно, изложена история Ирана от 1571 до 1587 г., т. е. от рождения Аббаса I до вступления его на престол; в) отдела второго, состоящего из двух частей (максад), первая из которых описывает события первых тридцати лет правления шаха Аббаса I (1587–1616 гг.), а вторая — события периода с 1616 до начала 1629 гг., т. е. до смерти шаха Аббаса I.

Кроме введения, весь труд является источником первоклассной ценности для истории Ирана последней трети XVI в. и первой трети XVII в. Труд сохранился в большом количестве рукописей[232]. Имеется тегеранское литографированное издание[233]. Научно-критическое издание текста вышло в Тегеране в 1956 г. Переводов персидского текста нет. Литература об этом труде не велика, и он все еще мало использован исследователями.

По традиции, в труде Искендера Мунши первое место занимает военная история. Но много места уделено внутреннему управлению, финансам и налоговым мероприятиям. В разных местах труда содержится много сведений о категориях земельной собственности, о кочевых племенах и их эмирах, о феодальной раздробленности и о местных феодальных владетелях и т. д. В труде отведено много места местной истории отдельных областей и народным движениям, к которым автор проявляет классово враждебное отношение.

Труд Искендера Мунши получил общее признание еще при жизни автора, и он получил официальное предложение написать продолжение «Тарих и алем арай». Начав этот труд, Искендер Мунши довел изложение до 1633/4 г. н. э.; дальнейшая работа была прервана его смертью. Этот неоконченный труд — «Зейл и тарих и алем арай и Аббаси» имеется в критическом издании персидского ученого Сухейли Хансари[234].

Из других трудов по истории Ирана времени правления шаха Аббаса I имеют большое значение: труд мунаджжима (астролога) Джелал-ад-Дина Мухаммеда Йезди «Тарих и Аббаси» («Аббасова история»), охватывающий время с 1571 до 1611 г. н. э.,[235] и труд Мирза-бека Джунабади «Раузат ас-Сефевийэ» («Сад Сефевидов») — история Ирана от начала правления Сефевидов до смерти шаха Аббаса I.[236] Оба труда не изданы.

Мухаммед Ма'сум ибн Ходжаги Исфахани составил историю правления шаха Сефи (1629–1642 гг.). Известны всего две рукописи этого труда[237]. Они не изданы.

Мухаммед Тахир Вахид, придворный историограф шаха Аббаса II, составил хронику его царствования, доведенную до 1656 г. под заглавием «Тарих и шах Аббас и Сани» («История шаха Аббаса Второго»)[238]. Труд написан цветистым языком; изложение очень подробное. Главное внимание автора направлено на описание придворной жизни, сражений и т. д., но в разных местах труда разбросано много интересного материала относительно земельных пожалований, налоговой политики и т. д., а также по локальной истории отдельных областей. Труд этот приобрел известность в Иране, сохранился в значительном числе рукописей,[239] не издан.

Мухаммед Юсуф Казвини Валих, брат предыдущего, составитель шахской корреспонденции, был автором громадного труда по «всеобщей истории» — «Хульд и барин» («Рай»). Труд состоит из восьми томов («роузэ» — «сад»), из которых последний содержит историю Ирана при Сефевидах. Труд доведен до 1667/8 г. н. э. Рукописей этого труда в СССР нет. Нет и полного издания текста, лишь в 1938 г. персидский историк Сухейли Хансари опубликовал часть шестую тома VIII труда Мухаммеда Юсуфа[240], содержащую окончание истории правления шаха Сефи (с 1634 до 1642 г. н. э.).

Шейх Хусейн ибн шейх Абдал Захиди, потомок суфийско-дервишсского шейха Захида Гиляни (умер в 1300 г.), учителя шейха Сефи-ад-Дина, предка династии Сефевидов, составил уже к старости, в правление шаха Сулеймана (1666–1694 гг.), биографию шейха Сефи-ад-Дина и генеалогию Сефевидов, под арабским заглавием «Сильсилат аи-насаб и Сефевийэ» («Родословная фамилии Сефевидов»). Биографические данные о шейхе Сефи-ад-Дине взяты из жития этого шейха «Сафват ас-сефа» («Чистота чистоты»), составленного дервишем Ибн Баззазом[241] во второй половине XIV в., и из прочих источников. Главная ценность «Сильсилат ан-насаб» заключается в приведенных там копиях жалованных грамот 1488–1600 гг. н. э., относящихся к земельной собственности и налоговой системе, а также к хозяйственной деятельности отца автора, шейха Абдала Захиди, бывшего в начале XVII в. мутаваллием (попечителем) вакфных имений ардебильской мечети Сефевидов. Труд этот известен в немногих рукописях[242]. Есть критическое издание персидского текста[243].

Для второй половины XVII в. — начала XVIII в. важен большой труд Мухаммеда Мухсина «Зубдат-ат-таварих» («Сливки летописей»), доныне не изданный. В хранилищах СССР рукописей этого труда не имеется. Труд этот служил главным источником для известной «Истерии Персии» английского историка начала XIX в. Малькольма.

Все перечисленные авторы придерживались просефевидской политической ориентации и, в большей или меньшей мере, официальной шиитской идеологии.

Из сочинений XVII в. по истории отдельных областей наибольшую ценность представляет труд Абд-ал-Фаттаха Фумени, состоявшего на шахской службе в Гиляне и составившего «Тарих и Гиляи» — труд по истории Гиляна с 1517 до 1629 г. Труд этот содержит много подробностей по местной истории Гиляна, в частности по феодальным отношениям. Очень интересны сообщения Фумени о положении крестьян на землях шахской фамилии и о народных движениях. Особенно важен подробный экскурс о народном восстании, в Гиляне в 1629 г. Автор — сторонник Сефевидов о народных движениях говорит в крайне враждебном тоне, но приводит много интересного фактического материала о них. Персидский текст труда Фумени издан акад. Б. Дорном[244].

В недавние годы в круг научного исследования вошел недоступный ранее персидский источник с арабским заглавием «Тазкират ал-мулук» («Памятная записка для царей»). Это — общий обзор сефевидской администрации, составленный неизвестным автором из высших гражданских сановников Ирана. Хотя этот труд написан в 1725 г., он является источником по внутренней истории Ирана плавным образом XVII в. Единственная рукопись этого труда, хранившаяся в султанской библиотеке в Стамбуле, была после первой мировой войны изъята английскими оккупационными властями, как трофей и передана в Британский Музей[245].

«Тазкират-ал-мулук» состоит из пяти глав: 1) о духовных сановниках, 2) об эмирах (о военной знати), 3) о мукаррабах (придворных сановниках), 4) о финансовых чиновниках, с экскурсами о придворных ведомствах и дворцовых ремесленных мастерских и о штате ведомства великого везира, 5) об администрации столичного парода Исфахана. Кроме того, в Заключении приведены сведения о жаловании н доходах с земель сановников центральной администрации, о доходах и контингентах феодальных ополчений наместников (беглербегов) областей и местных феодальных владетелей, о приходном и расходном бюджете Сефевидского государства. Ценность этого источника в том, что он дает достаточно цельное представление о государственном аппарате и отдельных его звеньях, а также о финансах державы Сефевидов. Приведен обильный цифровой материал. Труд составлен на основании официальных документов и архивов и по личным воспоминаниям автора.

Помимо нарративных (повествовательных) источников, по истории Ирана XVII; а также XVIII вв., сохранилось немало и документальных источников (архивные материалы, шахские фирманы и другие официальные документы).

Из отдельных сборников официальных документов XVII в. отметим сборник «Маджма-ал инша» («Собрание писем»),[246] составленный при шахе Аббасе II Хейдер-беком Ивоглы, церемониймейстером (эшык-агасы) двора шаха Аббаса I. Сборник состоит из двух томов (джуз): первый содержит письма, жалованные грамоты и прочие документы государей XI–XVI вв. н. э., второй — такие же документы времени первых семи Сефевидов. Сборник не издан, сохранился в немногих рукописях. В хранилищах СССР рукописей этого сборника нет.

Богатые коллекции персоязычных сефевидских официальных документов (шахских ферманов, жалованных грамот, купчих, прошений на имя шаха и т. д.) находятся в Государственном хранилище Армянской ССР «Матенадаран» в г. Ереване и в Государственном музее Грузинской ССР в г. Тбилиси[247]. Отдельные персоязычные официальные документы находятся в архивохранилищах Ташкента, Баку, Тбилиси и других городов СССР.

Для истории Сефевидского государства и Ирана XVII в. имеют значение также армянские нарративные (повествовательные) источники. Из них особенно ценен обширный труд эчмиадзинского ученого монаха Аракела Тебризского (Даврэжаци) «Гирк патмутянц» («Книги историй»), законченный в 1662 г. В основном труд посвящен истории армянского народа под владычеством Сефевидов с 1601 до 1662 г., с обширными экскурсами по истории сопредельных стран, в частности Азербайджана и Ирака Персидского. Автор сообщает много фактов социально-экономического порядка, а также даяных о налоговой системе как сефевидской, так и османо-турецкой. В этом, а также в независимости изложения от официальной сефевидской точки зрения на события и заключается ценность данного источника. Следует отметить точность сведений Аракела Тебризского; в ряде случаев известия Аракела вполне совпадают с известиями Искендера Мунши, хотя оба автора не знали друг друга. О многом Аракел пишет как очевидец, а к известиям, слышанным от других лиц, он относится осторожно и критически.

Благодаря широким связям армянского Эчмиадзинского монастыря с европейскими армянскими колониями, труд Аракела Тебризского уже в 1669 г. был напечатан по-армянски в Амстердаме. Есть также французский перевод акад. М. Броссе[248].

В связи с расширением дипломатических и торговых связей Ирана с европейскими странами от XVII в. сохранилось очень много записок европейских путешественников, купцов, дипломатов и христианских (католических) миссионеров, побывавших в Иране и сопредельных странах. Эти записки дают в общем обширный материал, касающийся состояния земледелия, аграрных отношений, феодальных повинностей крестьян, особенно описания городов, товарного производства я торговли, а также сефевидской администрации, наконец религии, быта и обычаев населения Ирана. Наиболее содержательные записки составили: итальянец Пьетро делла Валле (1617–1627 гг.),[249] англичанин сэр Томас Херберт (1627–1629), немцы Адам Олеарий (1636–1638 гг.)[250] и Энгельберт Кемпфер (1684 и след, гг.),[251] французы — купец Тавернье (J. В. Tavernier, 40-е — 60-е гг. XVII в.), купец Жан Шарден (J. Chardin, 1664–1670 и 1671–1677 гг.),[252] католические монахи — миссионеры Рафаэль дю Ман (Raphael du Mans, пробыл в Иране свыше 50 лет, 1645–1696 гг.) и П. Сансон (Р. Sanson, 1683–1691 гг.). Из русских путешественников наибольшее значение имеет записка купца А. Ф. Котова «О ходу в Персидское царство» (1623 г.), а также донесения русских дипломатов XVII в. Все эти записки изданы.

Ценность сообщений европейских путешественников не одинакова — различие культурного уровня и интересов путешественников отражалось на их описаниях. Образованные европейцы-путешественники нередко применяли мерки и трафареты европейских общественных отношений и европейской культуры к Ирану. Записки миссионеров, да и не одних только миссионеров, не свободны от тенденциозно-пренебрежительного отношения к учреждениям, культуре и быту Ирана. Одни из путешественников довольно хорошо владели персидским языком (например, Кемпфер, Рафаэль дю Ман), другие даже пользовались персидскими письменными источниками (Шарден). Их записки приводят подробные данные об экономике и общественном строе Ирана XVII в. и наиболее ценны для нас. Важные сведения дает Олеарий.

Некоторые описания Ирана XVII в. представляют компиляции из записок разных авторов и путешественников. Такое описание «Персидского царства» составил голландец де Лет (de Laet)[253]. Особое место занимает описание Ирана, составленное по испански дон Хуаном Персидским. Так прозвали азербайджанца Урудж-бека, из кызылбашского племени байят, прибывшего в Испанию в 1599 г. в качестве секретаря иранского (сефевидского) посольства. Он принял христианство и пожелал навсегда остаться в Испании. Составив свое описание Ирана для европейских читателей, дон Хуан Персидский использовал не только свои собственные знания и записи, но и европейские источники (записки дипломатов и путешественников)[254].

§ 3. Состояние Ирана в начале правления шаха Аббаса I

В начале правления шаха Аббаса I (правил в 1587–1629 гг.), внутреннее положение Ирана, как и внешнеполитическая обстановка, были исключительно тяжелыми. Войска узбекского государства Мавераннахра овладели всем Хорасаном, с городами Мервом, Хератом, Мешхедом и Нишапуром (1587–1588 гг.). Восточная Армения, Азербайджан и западная окраина Ирана были заняты турецкими (османскими) войсками. Население было разорено войнами и массами угонялось османами в рабство. Религиозный фанатизм давал оправдание грабительским приемам войск турецкого султана: хотя шариатом обращение мусульман в рабство, даже и во время войны, строго запрещалось, турецкое суннитское духовенство объявило дозволенным обращать в рабство и продавать «нечестивых» шиитов. Потому-то при взятии турками Тебриза даже местные сейиды были угнаны в рабство и проданы «франкским» и еврейским купцам в Стамбуле.

Внутри страны происходили междоусобная борьба феодальных клик и народные восстания. Как сказано в предыдущей главе, шаха Аббаса I возвела на престол одна из клик кызылбашской военно-кочевой знати во главе с Муршид-кулн-ханом, главою племени устаджлу, и Али-кули-ханом, главою племени шамлу. Оба хана рассчитывали сделать юного шаха (ему было только 17 лет) орудием достижения своих целей. Затем между прежними союзниками началась борьба за власть. Муршид-кули-хан одолел. Но вскоре шах Аббас отделался от стеснительной опеки Муршид-кули-хана путем убийства. Тогда же шах Аббас стал опираться на ту группировку класса феодалов, которая одна лишь была заинтересована в существовании сильной центральной власти — на гражданских чиновников (бюрократию), почти сплошь персов. Опираясь на них, шах отдавал предпочтение иранскому оседлому элементу перед азербайджанским кочевым элементом.

Правительство шаха Аббаса I предложило правительству России начать совместные военные действия против Турции, дабы вырвать из ее рук недавно захваченное ею кавказское побережье Каспийского моря и богатый шелководческий Ширван. За военную помощь Сефевидскому государству против Турции посол шаха Аббаса I Хади-бек[255] обещал уступить России города Дербенд и Баку с их районами. Правительство царя Федора Ивановича добивалось формального подтверждения этой уступки. Посол шаха Аббаса долго уклонялся от этого, ограничиваясь устными обещаниями, наконец, получил от шаха полномочия дать письменное обязательство. Но Россия, ослабленная долгой ливонской войной и находясь под угрозой войны со Швецией, Польшей и крымским ханом, не могла развернуть большую войну против столь сильной военной державы, какой была тогда Османская империя, и вынуждена была ограничиться военными действиями местного значения у рубежей Дагестана.

В 1590 г. Сефевидское государство вынуждено было заключить тяжелый для него мир с османской Турцией, уступив ей Восточную Грузию, Восточную Армению, Курдистан, весь Северный и Южный Азербайджан (кроме Ардебиля и Тальгша) и часть Луристана.

Еще раньше в ряде областей вспыхнули восстания местных феодальных владетелей, которые иногда были поддержаны и народными массами, страдавшими от тяжести налогов, установленных центральным правительством в 70–80-х годах XVI в.: по свидетельству Искендера Мунши, размеры некоторых налогов возросли в пять раз.

В 1588 г. восстал Шах-верди-хан, владетель Луристана, в 1589 г. в Хорасане возмутился и пытался овладеть Систаном родственник шаха царевич Рустам-мирза. В Фарсе восстало кызылбашское кочевое племя зулькадар, в Кермане — кызылбашское племя афшар. Эти восстания были подавлены. В Исфахане поднял восстание местный правитель Юли-бек; шаху не удалось взять цитадель и пришлось пойти на соглашение с Юли-беком (1590 г.).

В Гиляне Хан-Ахмед-хан лахиджанский, бывший владетель Гиляна Бийэ-пиш, восстановленный в своих владениях шахом Мухаммедом Худабендэ, вступил в переговоры с Турцией, а затем и открыто отложился от Сефевидов (1590 г.). Он был разбит шахскими войсками и бежал (1592 г.). Шах обратил Гилян в свой собственный домен (хассэ). Связанное с этим повышение налогов вызвало восстание «гилянской черни», т. е. народных масс, которое шахские войска подавили с большим трудом (1593 г.).

В том же году были подавлены народные восстания в Талыше и Луристане, в 1596 г. восстание сейида Мубарека в Арабистане. После того шах Аббас предпринял поход в Мазендерая и, низложив четыре династии местных владетелей, обратил эту область в свой собственный домен (1596 г.). Подавление восстаний производилось Аббасом I с большой жестокостью: в Гиляне, например, было вырезано поголовно племя джик, позднее такая же участь постигла курдское племя мукри, кызылбашское племя текелю.

§ 4. Реформы шаха Аббаса I

Правительство шаха Аббаса I использовало мир с Турцией как необходимую передышку для борьбы с узбеками и проведения некоторых реформ. Войско Аббаса I одержало успехи в войне с узбеками Мавераннахра, отвоевав у них весь Хорасан с гг. Нишапуром, Мешхедом, Хератом и Мерном (1597 г.).

Правительство шаха Аббаса, опиравшееся, как сказано, на гражданскую бюрократию, понимало, что причины успехов турецких войск коренились отчасти в превосходстве их военной организации и в отсталости войсковой организации Сефевидской державы. Турция, наряду с феодальным ополчением, имела и постоянное войско, в частности, прекрасную артиллерию и янычарскую пехоту; войско Сефевидов, кроме гвардейского корпуса конных лучников (курчиее), составлялось из конных ополчений кочевников, сохранявших свою племенную организацию и нередко выступавших;в поход с семьями и стадами, и отчасти из ополчений местных феодалов. Как курчии (6 тыс. человек), так и воины феодального ополчения (мулазимы) в большинстве своем были кочевники-кызылбаши[256]. Все кызылбашские племена (в конце XVI в. их было 15) насчитывали до 200 тыс. военнообязанных, но в войске больше 60 тыс. кызылбашей никогда не было. На это количество государство и отпускало жалованье. Вдобавок кызылбашские племенные ополчения часто оказывались непокорными.

Шахское правительство предприняло реорганизацию войска, поручив ее знаменитому впоследствии полководцу Аллах-верди-хану и предприимчивым английским авантюристам братьям Антонию и Роберту Шерли, прибывшим в Казвин в 1598 г. и поступившим на службу к шаху. Английские буржуазные исследователи, основываясь на сообщениях самих братьев Шерли, преувеличивают их роль в военной реформе шаха Аббаса. Судя по персидским источникам, братья Шерли играли здесь очень скромную, чисто техническую роль. Было создано постоянное войско, в составе которого были двенадцатитысячный корпус мушкетеров (туфенгчиев) и десятитысячный конный корпус гулямов; гулямов в подражание янычарам Турции вербовали впоследствии из грузинских и армянских юношей, воспитанных в Иране и принудительно обращенных в ислам; были заведены артиллерийский парк (тонханэ) и артиллерийские части (топчии-пушкари). Туфемгчии и толчии вербовались из персов по специальным наборам.

Благодаря английскому буржуазному историку Малькольму, который пользовался сообщением источника первой половины XVIII в. — «Зубдат-ат-таварих» Мухаммеда Мухсина, в исторической литературе надолго утвердилось мнение, будто шах Аббас I официально уничтожил организацию кызылбашских племен, а вместо нее создал новую военную организацию — шахсевенов («любящих шаха»), в которую могли вступать выходцы из разных кочевых племен. Сейчас можно считать установленным, что это сообщение — легенда, созданная позднее. Источники времени шаха Аббаса I (Искандер Мунши и др.) ничего не говорят о подобных мероприятиях шаха Аббаса. Напротив, из сообщений Искендера Мунши и других авторов видно, что объединение кызылбашских племен продолжало существовать[257]. Только одно из кызылбашских племен — племя текелю, часто поднимавшее мятежи, было почти поголовно вырезано, согласно указу шаха (1596 г.), и перестало существовать. Но число мулазимов из кызылбашских племен, получавших жалованье из казны, было сокращено до 30 тыс. Всего при шахе Аббасе I в войске числилось до 120 тыс. человек: 44 тыс. человек постоянного войска (курчии, туфенгчии, толчии и гулямы; при преемниках шаха Аббаса I число постоянного войска было сильно сокращено) и 75 тыс. феодального ополчения (30 тыс. кызылбашей, остальное — ополчение туркменских, курдских, лурских и других кочевых племен и оседлых иранских феодальных владетелей).

Согласно источникам, шахсевеном при шахе Аббасе I называли всякого, кто добровольно поступал на службу к шаху. Только позднее, во второй половине XVII в., шахсевенами стали называть привилегированную корпорацию, составленную из частей тех же кызылбашских племен.

Военная реформа шаха Аббаса I имела не только организационно-техническое, но и политическое значение. Мощь и влияние кочевых кызылбашских племен, доставлявших своими притязаниями и междоусобиями столько затруднений шахской власти, была если и не уничтожена, то основательно подорвана. Создание кадров постоянного войска: уменьшило значение феодальных ополчений и ослабило политическую роль военной знати кочевых феодалов кызылбашских и иных тюркских, племен.

Вместе с тем при шахе Аббасе I была укреплена центральная» власть и усилилась роль гражданской бюрократии, кадры которой составлялись в основном не из тюрков, а из иранцев. Вообще, со времени шаха Аббаса I иранский элемент начинает играть гораздо более важную роль в управлении государством, хотя и роль тюркскою кочевого элемента все еще оставалась значительной, особенно в войске. Языком: войска и двора остался тюркский (азербайджанский) язык; названия военных и придворных чинов также остались тюркские. В лице гвардейцев-гулямов усилилась роль также грузинского элемента. Шах Аббас I перенес столицу в г. Исфахан в центральном Иране (1598 г.) что также способствовало усилению хозяйственного и политического значения иранских областей в системе государства Сефевидов. Центральной областью Сефевидского государства был теперь уже не Азербайджан, а внутренний Иран.

§ 5. Внешняя политика Сефевидского государства при Аббасе I

Готовясь к новой войне с Турцией, шах Аббас I позаботился об установлении политических связей с европейскими государствами, враждебными Турции. Еще в 1602 г. в Иран прибыли послы германского императора Рудольфа II (Какаш и Тектандер) и посол короля Испании и Португалии Филиппа III (Гувеа). Аббас I отправил Антония Шерли и Хусейн-Али-бека послами в Европу, поручив им посетить дворы московский (русский), германский императорский, римский папский, и испанский.

В 1603 г. Аббас I начал войну с Турцией; в этой войне впервые за целое столетие государство Сефевидов наступало, а Турция оборонялась. В 1603 г. был взят Тебриз. Особенно успешным был период между 1603 и 1607 г., когда Луристан и часть Курдистана, Азербайджан, Восточная Армения и Восточная Грузия были вновь завоеваны иранскими войсками. Особенно отличились в эту кампанию войска Аллах-верди-хана. Победа Сефевидского государства была следствием не только военной реформы Аббаса I, но и тяжелого внутриполитического состояния Турецкого государства. Его мощь была подорвана хозяйственным упадком, военными неудачами в Европе, феодальными междоусобиями и большим восстанием так называемых джелалиев в Малой Азии, в котором приняла участие крестьянская масса. Турецкое войско было настолько деморализовано, что отдельные части его переходили на службу к шаху Аббасу. По миру в Стамбуле 1612 г. Сефевидское государство сохранило свои завоевания, но шах обязывался посылать ежегодно по 200 харваров (59 тыс. кг) шелка-сырца турецкому султану как бы в виде компенсации за утрату Турцией шелководческих районов.

В 1616 г. сефевидско-османская война возобновилась, но Турция не добилась успеха, и в 1618 г. был заключен мир в Сараве (в Южном Азербайджане), подтвердивший условия стамбульского мира, только размер ежегодного взноса шелком турецкому султану был понижен до 100 харваров (29 тыс. кг). В 1623 г. война возобновилась. Шах Аббас I, воспользовавшись мятежом Бекира-субашы в Багдаде против турецкого султана Мустафы I, осадил и взял Багдад и занял весь Ирак Арабский (1623–1624 тт.). При этом были присоединены гг. Мосул и Басра и священные для шиитов места Неджеф и Кербела с гробницами имамов Али и Хусейна.

Шах Аббас I не раз требовал через своих послов от «великого могола» Индии Джехангира возвращения занятого его войсками важного г. Кандахара, но не добился ничего. Саранский мир с Турцией и укрепление мирных отношений с узбекскими ханами Мавераннахра (Бухары) позволило Аббасу предпринять поход на восток и завоевать Кандахар (1622 г.).

Шах Аббас вел войну также с португальцами. На голом островке Ормуз (правильнее Хормуз) в Персидском заливе, против иранского порта Гомбруна, находилась знаменитая гавань, служившая в начале XIV в. складочным местом и биржей транзитной караванно-морской торговли с Индией, отчасти с Китаем, Аравией и странами Европы. Еще в 1507 г. португальцы, открывшие незадолго до того морской путь в Индию вокруг Африки, завладели Ормузом и отклонили требование шаха Исмаила I об уплате ему дани, но затем потеряли остров. В 1515 г. адмирал Альфонсо д'Альбукерке, известный мореплаватель и вице-король португальских владений в Индии (Гоа и др.), вновь завладел Ормузом, истребил здесь сторонников кызылбашей вместе с раисом, но оставил местного владетеля Тураншаха на правах вассала-данника Португалии. Португальцы сильно укрепили Ормуз, поместили там свой гарнизон, позже завели там инквизицию. В течение XVI в. в Ормузе сложилась важная португальская торговая фактория, и он еще более разбогател.

Ормузский порт был важен для шаха Аббаса в связи с вопросом о вывозе иранского шелка в Европу, бывшем монополией шахской казны. Шах был заинтересован в том, чтобы шелк вывозился в Европу не караванным путем через враждебную Ирану Турцию, взимавшую высокие пошлины за провоз, а морским путем через Ормуз вокруг Африки; провоз шелка по этому пути стоил бы дешевле, нежели через Турцию или по Волго-Каспийскому пути, и доставил бы шаху более высокую прибыль.

Переговоры шаха о вывозе шелка через Ормуз с Филиппом III, королем Испании и Португалии,[258] при посредстве Роберта Шерли, не дали благоприятных результатов. В то же время с португальцами стали успешно соперничать другие колонизаторы — англичане. В 1600 г. была основана английская купеческая корпорация — Ост индская компания. Она стремилась вытеснить португальцев с их баз в Индии. Интересы шахского правительства в то время отчасти совпали с интересами английской Ост индской купеческой компании: покупка иранского шелка непосредственно в Иране обходилась английским купцам на 50 %: дешевле покупки того же иранского шелка в сирийском городе Алеппо, главном шелковом рынке Турции. Уже в 1614 г. шах издал ферман, благоприятный для торговых судов Ост индской компании, а в дальнейшем еще больше сблизился с нею. Испано-португальское посольство 1618 г. было принято Аббасом благосклонно, но не добилось от него гарантий безопасности для Ормуза.

В 1620 г. военные суда Ост индской английской компании одержали победу над португальским флотом у Джаска в Персидском заливе.

В 1623 г. Ост индская компания предоставила свой флот шаху Аббасу для завоевания Ормуза. Имам-кули-хан, сын Аллах-верди-хана, правитель Фарса, командовал шахским войском, перевезенным к Ормузу на английских судах. Совместными усилиями сефевидских войск и англичан Ормуз был взят, португальцы изгнаны.

Не располагая флотом для защиты острова Ормуза шах Аббас велел разрушить его укрепления, а торговый порт перенес на материк, в Гомбрун, переименованный в Бендер Аббас («гавань Аббаса»). Английские союзники шаха были вознаграждены привилегиями, в частности правом беспошлинной торговли, правом на получение доли из доходов таможни в Бендер Аббасе, а также разрешением основать английскую торговую факторию в Бендер Аббасе. Но англичане рассчитывали на гораздо большее, — на право экстерриториальности для английских подданных в Иране (такое право было предоставлено венецианцам, французам, англичанам в Турции) и на получение монопольного вывоза шелка из Ирана в Европу. Не получив всего этого, они были недовольны шахским правительством, тем более, что вскоре в Бендер Аббасе появилась и голландская торговая фактория, получившая от шаха такие же привилегии и соперничавшая с английской факторией.

Шах Аббас не раз обменивался посольствами также с Россией, Голландией, Францией, Испанией, германским императором, римским папой. Купцы ряда европейских стран также получили привилегии в Иране. Однако эти привилегии предоставлялись европейским купцам взамен тех выгод — политических и экономических, — какие шахское правительство извлекало из договоров с европейскими государствами. Ни при шахе Аббасе I, ни при его преемниках Иран не стал зависимой от европейских государств страной.

§ 6. Внутренняя политика шаха Аббаса I

Сефевидское государство при шахе Аббасе стало относительно более централизованным государством, нежели при первых Сефевидах. При шахе Аббасе I были увеличены фонды земель государственных (дивани) и личных шахских (хассэ). Шаху Аббасу удалось уничтожить некоторые непокорные ханства и меликства, но далеко не все. Вполне преодолеть феодальную раздробленность центральное правительство ни при Аббасе I, ни при его преемниках было не в состоянии.

Во внутренней политике Аббаса I заметно стремление развить производительные силы центральных областей Ирана и обогатить их за счет ограбления и усиленной эксплуатации завоеванных стран. Например, после завоевания Ширвана (1607 г.) шах пытался собрать с этой разоренной турецкими захватчиками страны огромную сумму в 50 тысяч туманов (500 млн. динаров), но больше 30 тыс. туманов собрать не смог, с «Нуристана было собрано 10 тыс. туманов и т. д. В то же время, вернувшись после заключения мира с Турцией 1612 г. в Исфахан, шах освободил население его на три года от уплаты податей на сумму 15 тыс. туманов. В Ираке Персидском, т. е. в центральной области Ирана, был отменен налог на скот («чобан-беги»), ложившийся тяжелым бременем на райятов. Увеличенные в 70–80-х годах XVI в. налоговые ставки были снижены до прежнего уровня. Эти меры должны были стимулировать известный подъем экономики Центрального Ирана. Напротив, с окраинных областей центральная казна усиленно выкачивала средства в виде налоговых сборов, и экономика их приходила в упадок. Войны и ограбление завоеванных стран обогащали не только шахскую казну, но и феодальную знать. Курчи-башы (начальник корпуса курчиев) Аллах-кули-бек Каджар из военной добычи составил себе крупное состояние в 20 тыс. туманов (200 млн. динаров).

Правительство шаха Аббаса I покровительствовало развитию торговли и ремесла. Путем беспощадной борьбы с разбойниками оно обеспечило безопасность торговых путей, строило караван-сараи, прокладывало новые дороги; среди новых дорог была широкая шоссейная дорога, выложенная каменными плитами, вдоль Каспийского побережья в Мазендеране, протяжением до 270 км. Дошедшие до нас ферманы Аббаса I показывают, что он предоставлял некоторым городам права налогового иммунитета (му'афи), освобождая горожан от всех видов податей.

Политика шаха Аббаса, направленная к усилению хозяйственного значения центральных областей Ирана, объяснялась переходом руководящей политической роли от азербайджанских кочевых феодалов к иранской гражданской бюрократии, тесно связанной с государственным землевладением, с внешней торговлей и с верхами иранского купечества. Эта политика ярко проявилась в разрушении армянского г. Джульфы (Джулах) на р. Араксе и в принудительном переселении джульфинцев в Исфахан, что имело целью перенести центр международной торговли шелком, какой была Джульфа, в Иран и проложить пути караванной шелковой торговли через Исфахан и Бендер Аббас к Персидскому заливу. Для джульфинских армян шах Аббас построил около Исфахана пригород Новую Джульфу, предоставив ей самоуправление и свободу от податей. При переселении армян из старой Джульфы в Исфахан из 15 тыс. семейств до Исфахана добралось всего 3 тыс. Остальные погибли в пути от голода, эпидемий и нападений кочевников. Джульфинские крупные коммерсанты — армяне, которые были контрагентами шаха в экспортной торговле шелком и в сношениях с европейскими странами, получили ряд привилегий. Шелк (сырец и ткани) оставался главным предметом вывоза из Ирана.

Лично равнодушный к религии, шах Аббас I из политических соображений продолжал старую традицию Сефевидов, поддерживая шиитство и преследуя суннитов, в которых он видел сторонников Турции или узбекских ханств. Зато он дал ряд привилегий христианскому духовенству — армянским епископам и монастырям, как и европейским католическим монахам, поселившимся в Иране (Исфахане и др.); в тех и других шах видел полезных для себя агентов для укрепления экономических и политических связей с европейскими государствами.

Желая увеличить население Ирана, шах Аббас переселял сюда ремесленников и земледельцев из Азербайджана, Армении, Грузии. Эта мера имела целью также подавить сопротивление в неиранских областях государства Сефевидов и ослабить эти области. В 1605 г. из Нахичеванского края было выселено до 70 тыс. армян и азербайджанцев. Большинство их погибло по дороге в Иран. Это был так называемый «великий сургун» (тюрк., «великая выгонка»). Предприняв кровавую карательную экспедицию в Восточную Грузию (Картлию и Кахетию), шах Аббас из одной только Кахетии вывел и переселил в Иран до 100 тыс. жителей. Массовое переселение повторилось и после подавления шахскими войсками народного восстания под предводительством Георгия Саакадзе в восточной Грузии (1623–1624 гг.). В 1618 г. из Азербайджана и Армении было выселено 50 тыс. человек. Каменщики были направлены в Исфахан на строительные работы, а земледельцев выселили в «раю подобный» Мазендеран, где переселенцы тысячами гибли от голода, малярии и непривычного для них влажного субтропического климата.

Строительная деятельность при шахе Аббасе I достигла местами грандиозных размеров. Столица Исфахан была перестроена Аббасом; она к середине XVII в. превратилась в огромный город, до 38 км в окружности, с 600 тыс. жителей (в конце XVI в. было всего 80 тыс.). К большому «Царскому майдану» (Мейдан и шах) длиною свыше 500 м, с ристалищем для игры в поло, примыкали высокохудожественные архитектурные ансамбли: с юга «Царская мечеть» (Масджид-и шах) с мощными арками порталов и куполом, выложенными блестящей цветной глазурью, — один из наиболее ярких образцов иранской архитектуры; с юго-запада — шахский дворец с замечательным портиком А'ла-капу и павильоном «Чихиль сутун» («Сорок колонн») со стенной росписью, с парками Чарбаг и Хашт-бехишт. Через р. Зиндэ-руд был построен прекрасный мост Аллах-верди-хана, соединявший город с предместьем — Новой Джульфой. Для себя шахом были построены дворцы в Ферахаба-де и Ашрафе, в Мазендеране и в других местах. Проводились и значительные оросительные работы.

При шахе Аббасе была сделана попытка введения единой монетной системы в государстве. Монетная единица нового чекана называлась «аббаси», она должна была содержать 1 мискаль (4,6 г.) серебра и равнялась 200 динарам; I. туман = 10 тыс. динаров или 50 аббаси[259]. Если вспомнить, что при Газан-хане в начале XIV в. 1 динар[260] содержал около 3 мискалей серебра, а в XVII в. 3 аббаси, т. е. 600 динаров, также содержали 3 мискаля серебра, то станет ясно, что за 300 с лишним лет ценность динара упала в шестьсот раз. Установить хождение единой монеты на всей территории государства не удалось. В XVII в. в Иране, наравне с аббаси, продолжали ходить монеты разной чеканки и ценности, включая турецкие и европейские монеты; курс их в разных областях был не одинаков.

Ни до, ни после шаха Аббаса I Сефевидское государство не достигало такой политической мощи, какой достигло при нем. Персидские историки XVII в. идеализировали личность шаха Аббаса I. Несомненно, он отличался энергией, смелостью, настойчивостью в проведении намеченной политической линии, лично был чужд религиозного фанатизма, проявлял большой интерес к технике и материальной культуре европейских стран. Но было бы неправильно переоценивать значение его личности в истории Ирана. Политическая линия его правительства была следствием влияния иранской гражданской бюрократии. Военные успехи в его правление в большей мере объяснялись ослаблением противников Сефевидского государства и действиями даровитых полководцев — знаменитого Аллах-верди-хана, армянина по происхождению, и Карчигай-Мухаммед-хана. Шах Аббас I был капризным, мнительным и жестоким деспотом. Он велел убить своего старшего сына Сефи-мирзу, способного юношу, испугавшись его популярности, позднее ослепил двух сыновей, четвертый же сын вовремя умер. Лишившись всех сыновей, шах передал престол малолетнему внуку, неспособному Сефи I. С тех пор у Сефевидов установился обычай воспитывать юношей из своей семьи в гареме взаперти, дабы растить их изнеженными, безвольными и безопасными для царствующего шаха, при малейшем же подозрении их ослепляли. Аббас I умер в январе 1629 г. от дизентерии.

§ 7. Феодальные отношения в Иране в XVII в.

Класс феодалов по-прежнему состоял из четырех основных групп: военной знати, мусульманского (шиитского) духовенства, гражданской бюрократии и местной провинциальной знати. Но военная знать теперь состояла не только из кочевых феодалов, как в XVI в.; появились новые кадры военной знати из выслужившихся шахских гулямов (грузин и армян), которых шах старался противопоставить старой военно-кочевой знати. Ослабление влияния последней, особенно знати кызылбашских племен ясно видно из сравнения двух списков эмиров (ханов и султанов, т. е. верхушки военной знати) 1576 г. и 1628 г., приведенных у Искендера Мунши. В первом списке приведены имена 114 эмиров; все они были кочевыми феодалами и почти все из кызылбашских племен. По списку 1628 г. было всего 90 эмиров, из них только 35 кызылбашей, 34 эмира было из кочевых, но не кызылбашских, племен (большей частью иранских — курдских и лурских), и 21 эмир — из шахских гулямов, «отличенных из среды себе равных», наделенных, как и все прочие эмиры, земельными пожалованиями (элке, азерб., в перс. произношении улька) и имевших, как и все эмиры, свои феодальные ополчения (кошун, монг.). Руководящая политическая роль в XVII в., как сказано, принадлежала иранской гражданской бюрократии.

В XVII в. в Иране продолжали существовать те же категории феодальной собственности на землю и воду, что и раньше[261]. Но после реформ, проведенных при шахе Аббасе I, соотношение между категориями земель изменилось. Прежде всего, очень вырос фонд государственных или диванских земель. Управление этим фондом и составляло основу могущества гражданской бюрократии. Необычайно сильно увеличился также фонд собственных доменов шахской фамилии (хассэ, хассэй-и шерифэй и падишахи, халисэ). Эта категория земель в Иране существовала издавна, со времен Сасанидов (земли хассэ, инджу при монгольских ханах). Но никогда фонд земель хассэ не был так велик, как в;XVII в.: теперь в фонд этих земель включались не только округа (Исфахан, а также наследственный домен фамилии Сефевидов Ардебиль), но и целые области (оба Гиляна — Бийэ-пиш и Бийэ-пас).

Рафаэль дю Ман (1660 г.) говорит, что в Сефевидской державе государственных земель было много, а мульковых мало. Но надо иметь в виду, что в XVII в. ливанскими землями считались и те, что были переданы на(разных основаниях (на правах тиула и т. д.) в кормление представителям гражданской и военной знати; сильно расширились территории (юрты), отданные в кормление кочевым племенам и находившиеся фактически в распоряжении наследственных племенных глав (мир-и иль) племенной знати, эксплуатировавших как кочевников (илятов) своего племени, так и — в гораздо большей степени — живших на этих территориях оседлых крестьян (райятов).

Вырос в XVII в. и фонд земель религиозных учреждений (вакф). Так, в вакф большой мечети Сефевидов в Ар дебиле входило в начале XVII в. 650 плужных участков (джуфт-и 'авамиль), обрабатываемых издольщиками (4–5 тыс. га орошенной и обработанной земли). В 1671 г. среди вакфных имуществ той же мечети числилось 40 селений в одном только» южном Азербайджане, не считая других областей; в г. Ардебиле — 200 домов, 9 бань, 8 караван-сараев, вся базарная площадь — мейдан, большой крытый рынок оптовой торговли (кайсерийэ), 100 других лавок и право на пошлину (бадж) со всех торговцев; в т. Тебризе — 100 домов и 100 лавок; в г. Казвине — несколько караван-сараев и бань; земли и доходные статьи на Мугани, в Гиляне и Гургане.

Из условных форм феодальной собственности (обусловленных службою государству) — союргала и тиула (или тийюля)[262] и в XVII в. шахское правительство предпочитало жаловать тиулы, ибо они не были наследственными и давали меньше прав их владельцам, служилым людям, нежели союргалы; следовательно, пожалование тиулов меньше ослабляло центральную власть, нежели пожалование союргалов. Согласно «Тазкират ал-мулук», общий падвой доход владельцев союргалов всего Сефевидского государства составлял 367 778 800 динаров, а общий годовой доход владельцев тиулов (тиулдаров) — 3 753 663 000 динаров,[263] т. е. в десять раз больше. Это указывает на то, что тиулов было гораздо больше, нежели союргалов. В теории и тиулы, и союргальг причислялись К государственным землям, но это была фикция.

Как и в XVI в., пожалования тиулов были двух видов: а) персональные, пожизненные; б) закрепленные за определенной должностью», дававшиеся лишь на время исполнения этой должности. Высшим сановникам передавались в тиул целые округа. ак, согласно «Тазкират-ал-мулук», за должностью курчи-башы (начальника курчиев — в то время начальника феодального ополчения кызылбашских племен) был закреплен, на правах тиул а, округ Казерун с годовым доходом в 13 917 200 динаров; за должностью туфенгчи-башы (начальника корпуса туфенгчиев-мушкетеров) — округ Аберкух с доходом 7 115 300 динаров; за должностью куллар-агасы (начальника гвардейского корпуса гулямов» преимущественно грузин) — округ Гульпайган,[264] с нефиксированным доходом; за должностью топчи-башы (начальника артиллерии) — округ Шифт с доходом в 5 млн. динаров и т. д. Львиная доля тиульных пожалований доставалась эмирам (т. е. военной знати) и высшим гражданским и духовным сановникам. Годовой доход с тиулов этих категорий феодалов, согласно «Тазкират-ал-мулук», составлял 3 495 004 300 динаров из общей суммы доходов всех тиулов 3 753 663 тыс. динаров[265]. Позднее (в XVIII в.) тиулы фактически превратились в такие же наследственные лены, как и союргалы.

Низшим служилым людям давали либо мелкие тиулы с малым доходом, либо «хамэ салэ». Так называлось пожалование, в награду за службу, определенной суммы ренты-налога (деньгами или натурой), с определенной территории, но без права управления ею. Суммы хамэ салэ получались служилыми людьми по ассигновкам (хавалэ, берат)». выписанным на казначейство данного округа, по предъявлении удостоверения о том, что они в том году действительно находились на службе.

В разных источниках XVII в. упомянуты 35 названий податей и повинностей, лежавших на райятах. Но не все эти подати и повинности существовали одновременно и во всем государстве; некоторые из них существовали только в отдельных областях, некоторые были введены лишь в конце XVII в.

При шахе Аббасе I, как сказано, размеры ряда податей были снижены и были отменены надбавки на эти подати, введенные в, 70–80-х годах XVI в., а некоторые подати, особенно в центральных областях Ирана, были отменены. Но при преемниках шаха Аббаса I размеры податей снова стали постепенно повышаться, а в самом конце XVII в. (1698 г.) размеры податей резко увеличились и были введены новые виды налогового обложения[266]. Это объясняется несколькими причинами. Во-первых, в связи с ростом товарно-денежных отношений, государство и феодалы нуждались в средствах и стремились увеличить свои доходы; с другой стороны, около 1640 г. прекратились войны с Турцией и с узбекскими ханствами, приносившие в течение всего XVI в. и первых четырех десятилетий XVII в. постоянную военную добычу.

Главной податью, как и раньше, была поземельная подать — харадж (чаще называемый теперь «мал-у-джихат» или «маллият», взимавшийся чаще всего натурой в виде доли урожая от 15 до 20 % его). В некоторых местностях вместо доли урожая взимался постоянный сбор с плужного участка (джуфта) в деньгах. Налог с садов составлял 10 % урожая, с шелковичных садов и с хлопковых посевов 30 %. Скотоводы (кроме живших в Ираке Персидском) платили подать «чобан-беги»: 1/7 со стрижки шерсти и с приплода овец, а с жеребят и ослят 1/3 их стоимости. За орошение полей и садов взимался особый сбор. На содержание разных сановников (великого везира и др.) взимались сборы, известные под общим названием «ихраджат». Весьма часто с райятов взимали чрезвычайные сборы (авариз). Тяжелы для крестьян были поставки фуража и провианта (алафэ ва улуфэ) на содержание войска (феодального ополчения), почтовая повинность (улаг), постойная повинность (коналга), повинности работой (строительная, по очистке каналов и каризов и т. д.) в пользу государства или феодалов (бигар). С немусульман (христиан, иудеев, зороастрийцев) взималась джизья — в среднем с каждого взрослого мужчины от 20 до 50 лет по 1 мискалю (4,6 г) золотом в год. Кроме того, все райяты обязаны были ежегодно подносить в строго установленных размерах «подарки» (пишкеш), «поздравительные» (саламанэ) и «праздничные» (иди) властям и своему землевладельцу, натурой или деньгами.

Для разных категорий земельной собственности существовали в основном одни и те же подати; в зависимости от категории земли эти податные сборы поступали либо целикам в пользу государства (с ливанских земель), либо целиком в пользу землевладельцев (с земель союргальных, вакфных и юртов кочевых племен), либо делились между государством и землевладельцами в известной пропорции (с мульковых земель). Если землевладелец получал от государства право налогового иммунитета (му'афи), право взимания всех податей переходило к землевладельцу. Таким образом, одни и те же податные поступления, в зависимости от категории земли, могли быть и налогом, и рентой.

Преобладающей формой феодальной эксплуатации, как и в прежние века, была издольщина (вид продуктовой ренты). За держание земли (обычно наследственное) крестьянин платил собственнику земли «господскую долю» (бахрэй и маликанэ); на землях ливанских, шахских (хассэ), вакфных, союргальных в эту долю включались и все вообще подати. Господская доля за держание земли и за пользование водою чаще всего устанавливалась в 1/5–1/3 урожая, с пахотных земель, с фруктовых деревьев в 1/2–2/3. Доля повышалась, если крестьянин получал от собственника земли, кроме земельного участка и орошения, еще рабочий скот (волов) и семена. В таких случаях она могла подниматься до 80 %, даже до 90,%: урожая (включая все подати).

По рассказу Кемпфера, в Исфаханском оазисе, где преобладали товарно-денежные отношения, рента с крестьян часто взималась в деньгах по 6 600 динаров (33 аббаси) с 1 джериба пахотной земли. На шахских же землях в Исфаханском оазисе применялись следующие нормы эксплуатации крестьян издольщиков. Если шах, как собственник земли, предоставлял крестьянину землю, воду (орошение) и семена, а быки (волы) принадлежали крестьянину, то последний отдавал шаху 2/3 урожая, а из оставшейся ему доли платил подати в диван; кроме того, он обязан был отбывать принудительные работы (бигар). В том случае, когда шах предоставлял крестьянину издольщику также волов, орудия пахоты и освобождал его от податей в диван, доля крестьянина падала до 1/4 урожая; 3/4 получал шах, как собственник земли. Если же, сверх всего этого, шах освобождал крестьянина от принудительных работ, то доля крестьянина падала до 1/8 урожая, а 7/8 получал шах.

Шарден говорит, что в богатом Исфаханском оазисе персидские крестьяне были более зажиточны, нежели крестьяне во Франции, но так было далеко не во всем Иране, а главным образом в пригородных районах. Зато, по словам Шардена, крестьяне Ирана жили в условиях полного бесправия и произвола: шахские служилые люди и чиновники их избивали, если не получали того, что требовали; заставляли их работать бесплатно, брали подводы и лошадей для себя даром, останавливались в домах крестьян на столько дней, сколько хотели, кормились за их счет, а иногда еще требовали с них серебро.

Роль кочевников в социально-экономической жизни страны была почти так же значительна, как и тремя-четырьмя столетиями раньше. Статистических данных о численности кочевого населения в XVII в. в Иране у нас нет, но если даже в конце XIX в. в Иране до 30 % всего населения составляли кочевники, то в XVII в. их должно было быть еще больше. Кочевники переходили к земледелию и оседлости только в незначительном числе и то лишь самые бедные, притом всегда поневоле, ибо для них это было невыгодно: положение оседлого крестьянина — райята, бесправного и задавленного налогами и рентой, было не в пример хуже и тяжелее положения кочевника илята: племенная организация давала ему известную защиту; патриархальная оболочка, в какую были облечены феодальные повинности, ставила пределы росту этих последних; иляты, как несшие службу в феодальном ополчении, получали долю военной добычи, и они были вооружены, тогда как райяты были безоружны и не были защищены от насилий со стороны самых мелких чиновников, воинов и даже челяди крупных феодалов.

В Иране сохранялось рабство и работорговля, но рабов использовали теперь главным образом, как домашнюю челядь и гаремных наложниц. Среди рабов различались пленники (асир), купленные на деньги (зархарид) и рожденные в доме (ханэ задэ);[267] положение последних было лучше — установился обычай (но не закон) — не продавать рабов, рожденных в доме. Рабов доставляли, главным образом, с Кавказа; их продавали в другие страны, большею частью в Турцию, Индию и арабские страны. Но применение труда рабов в производстве — в земледелии, ремесле и кочевом скотоводстве сократилось до незначительных размеров. Если в 30-х годах XVI в. в шахских шелкоткацких мастерских работали рабыни, то в XVII в. там работали уже исключительно свободные ремесленники, по найму, на определенном жалованье. Таким образом, сохранявшийся столь долго в феодальном обществе Ирана рабовладельческий уклад в XVII в. почти исчез.

§ 8. Состояние земледелия в Иране в XVII в.

Переход руководящей политической роли в государстве из рук тюркских кочевых феодалов в руки иранских оседлых феодалов (гражданской бюрократии) к началу XVII в., реформы времени шаха Аббаса I и, в частности, облегчение податного бремени при этом шахе, рост товарно-денежных отношений, наконец, прекращение опустошительных войн с Турцией и узбекскими ханствами и длительный мирный период (1640–1722 гг.) стимулировали довольно значительный подъем производительных сил в Иране, в частности в земледелии (хотя и теперь экономика Ирана не достигла того уровня, на каком она находилась в начале XIII в., перед монгольским завоеванием). Подъем этот продолжался до последней четверти XVII в.

Путешественники XVII в. отмечают большие оросительные работы в Иране — строительство новых и восстановление старых каризов и каналов. Они отмечают наличие в Иране XVII в. тех же четырех видоэ ирригации, которые существовали и в раннем средневековье: горные ручьи, речные каналы, каризы, колодцы. «Нет, конечно, народности в мире, — говорит Шарден, — которая умела бы так хорошо вести подкопы и проводить подземные протоки, как персы». Шарден видел каризы длиною от 32 до 40 км и даже еще длиннее, проведенные от подошвы тор (где накапливаются обычно грунтовые воды) к низменным местностям, со смотровыми колодцами (служившими для спуска людей в каризы для очистки их) на расстоянии каждых 8 м; большинство каризов пролегало на глубине 10–15 м, но некоторые были гораздо глубже.

Колодцы, по рассказу Шардена, приводились в движение животной силой (волами); вода поднималась наверх на веревках в больших бурдюках, вмещавших 200–250 фунтов воды; при помощи блока вода из бурдюков опрокидывалась в бассейн, откуда по канавам шла на поля и в сады.

Каризное и колодезное орошение было бесплатным, за орошение полей и садов водой ручьев и речных каналов с каждого джериба взимался сбор в размере 20 су (немного больше 1 аббаси) в год (Шарден). Согласно Шардену, главный мираб (начальник оросительной сети) Исфаханского оазиса получал от этих сборов 4 тыс. туманов (40 млн. динаров) в год, не считая того, что его помощники собирали для себя.

Путешественники XVII в. отмечают экономический рост отдельных сельскохозяйственных районов, особенно пригородных, где были достаточно развиты товарно-денежные отношения и где сельскохозяйственная продукция шла на городской рынок или на вывоз. По рассказам Кемпфера и Шардена, Исфаханский оазис был густо заселен и обработай. Если по описанию 1329 г. в Исфаханском оазисе, на площади приблизительно в 4500 кв. км числилось до 800 больших и малых селений, то в 70-х годах XVII в. здесь находилось до 1500 селений.

Пшеница и ячмень сеялись повсюду в Иране. По словам Шардена, в Персии было много пшеничного хлеба, и его можно было найти везде по дешевой цене; хлеба здесь было гораздо больше, нежели в Индии. Рис также сеялся в большом количестве. Культура хлопка, которая еще в XIV в. сосредоточивалась в отдельных районах, в XVII в. распространилась по всему Ирану, почти вытеснив культуру льна, и хлопковые поля можно было видеть повсюду. Очень расширилось возделывание растений красильных (марена, хенна, шафран), лекарственных и пряных, как и овощеводство, которое в раннем средневековье было сравнительно мало развито. Культура опийного мака, которая хотя и проникла в Иран в XII в., но была мало развита, в XVII в. распространилась во многих районах. Лучший опийный мак разводили в Ленджане, в Исфаханском оазисе; поля здесь были сплошь покрыты им. Новой культурой для Ирана был табак, который здесь стали разводить на рубеже XVI и XVII вв. В 70-х годах XVII в. табак разводили уже по всему Ирану; лучшие сорта разводились в Хузистане, Хамадане, Кермане и Хорасане.

Плодоводство и виноградарство, после периода упадка, вновь пережило в XVII в. большой подъем. Плодовые деревья (особенно абрикосы, персики, груши, айва, миндаль, гранаты и винные ягоды), виноград и дыни разводились повсюду. По славам Шардена, в течение 4 месяцев-сезона дынь, их доставляли в Исфахан в таком громадном количестве, что за один день их там съедали больше, чем за один месяц во всей Франции. Культура финиковой пальмы была очень развита в Хузистане, низменных местностях Фарса, Систане, но особенно в Кермане. В XVII в., как и раньше, персидские финики по качеству считались лучше иракских и аравийских; лучшие финики шли из Джахруна. Персидские финики в большом количестве вывозились в Индию и в другие страны, засахаренными, в гроздьях и оторванными, часто в сосудах или в больших тыквах, весом в 15–20 фунтов, засахаренными в их собстаенном соку. За границу вывозились финики из Кермана, гранаты из Йезда иг Шираза, апельсины — из Мазендерана, крупный и сладкий лук — из Хорасана. Апельсины были очень распространены в прикаспийских областях. Оливку (маслину) разводили в Хузистане и в Мазендеране, но оливковое масло было низкого качества. Цветоводство, по словам Шардена, в Иране было более развито, нежели в Европе. Изготовлением розового масла и эссенций из махровой розы по-прежнему славился Фарс. Виноделие было распространено повсюду; им занимались христиане (армяне и европейцы), евреи и зороастрийцы. Лучшие вина изготовлялись в Грузии, Армении, Гиляне, Ширазе и йезде.

Путешественники отмечают дешевизну предметов продовольствия в Иране[268]. В Хузистане в 70-х годах XVII в. на один аббаси можно было-купить 144 фунта ячменя или 54 пшеничных хлеба, или 18 баранов.

В XVII в. шелководство (культура шелковичного червя на тутовых деревьях) в Иране достигла такого высокого уровня, какого оно никогда не достигало ни раньше, ни позднее. По словам Олеария, в государстве Сефевидов ежегодно производилось 20 тыс. тюков шелка-сырца; по словам Шардена, — 22 тыс. тюков весом по 276 фунтов каждый. По Шардену, Гилян давал 10 тыс. тюков шелка-сырца, Мазендеран — 2 тыс., Хорасан — 3 тыс., Мидия (Южный Азербайджан) –3 тыс., Карабаг (в Северном Азербайджане) — 2 тыс., Грузия — 2 тыс. Из этого количества не более тысячи тюков оставалось в Иране, весь остальной шелк-сырец вывозился в Индию и Европу. Одни только пошлины с вывоза-шелка-сырца достигали 4 тыс. туманов (40 млн. динаров) в год. Лучший шелк-сырец получали в Ширване и Гиляне (лахиджанский сорт).

В связи с развитием товарно-денежных отношений, крестьяне! Ирана в XVII в. во множестве занимались сборам и сбытом на рынок продукции дикорастущих деревьев — чернильного ореха (особенно в Хузистане), мастики, камеди, смолы ладанного дерева (особенно в Кермане), ассафетиды и т. д.

Судя по рассказам путешественников, скотоводство в Иране, как кочевое (особенно в горных районах), так и оседлое, переживало в XVII в. подъем. Олеарий говорит об огромном количестве овец, в частности курдючных, породы которых были лучше европейских. Спутники Олеария вывезли к себе в Голштинию несколько овец лучших пород. Шерсть высшего качества давали овцы бухарской породы. Козьих стад также было множество, многие из них давали по 25 фунтов сала. Молочных продуктов было изобилие: они составляли, вместе с хлебными лепешками, плодами и овощами, основное питание трудового населения Ирана. Верблюдов в Иране также было очень много, как одногорбых, так и двугорбых. При развитом караванном транспорте, хозяйственное значение верблюда было очень велико. Путешественники говорят о «великом множестве» лошадей в Иране в то время; возможно, их тогда там было больше, чем в наши дни. Упоминаются многие породы верховых лошадей — арабские, туркменские и др. По сообщениям Олеария и «Тазкират ал-мулук», у шаха были большие собственные конские заводы в местностях, где находились лучшие пастбища — зимние на равнинах и летние в горах. Олеарий говорит о «множестве мулов» и «неисчислимом множестве» ослов в Иране.

Таким образом, есть все основания говорить о подъеме сельского хозяйства в Иране в XVII в. Однако, сравнивая данные источников XVII в. с данными источников IX — начала XIII вв., можно видеть, что даже в XVII в. сельское хозяйство (за исключением одной отрасли его — шелководства и кроме хозяйства некоторых районов, например Исфахана) не достигло того уровня, на каком оно находилось до монгольского завоевания.

Развитие товарно-денежных отношений в XVII в. побуждало феодалов и феодальное государство увеличивать размеры ренты и налогов. Рост феодальной эксплуатации обгонял рост производительных сил в сельском хозяйстве. Это гибельно отразилось на положении деревни. В условиях позднефеодального общества господство кочевой знати, жестокая эксплуатация крестьян, закрепощение и крайнее их бесправие оказывали пагубное влияние на сельскохозяйственную экономику. Старые производственные отношения становились явным тормозом для развития производительных сил в деревне.

Развитие товарно-денежных отношений вело в несравненно больших размерах, нежели раньше, к процветанию ростовщичества, разорявшего деревню. К. Маркс указывает: «При азиатских формах ростовщичество может существовать очень долго, не вызывая ничего иного, кроме экономического упадка и политической коррупции»,[269] ростовщичество «консервативно и только доводит существующий способ производства до более жалкого состояния».[270]

Упадок в сельском хозяйстве стал явным на рубеже XVII–XVIII вв., но первые признаки были заметны уже в 70-е годы XVII в., если не раньше. Вдумчивый наблюдатель — Шарден отметил, что число действующих оросительных сооружений, особенно каризов, в Иране уменьшилось. Всюду, писал Шарден, где находят воду и есть подземные каналы (каризы), земля очень плодородна. Но для того чтобы находить и выводить из земли на поверхность воду в достаточном количестве, не хватало рабочих рук. Недостаток людей в Персии — не от бесплодия страны, а напротив, как и в Османской империи, бесплодие страны — от недостатка людей. Причиной уменьшения населения Шарден верно считал дурное управление (жестокую эксплуатацию) и произвол завоевателей (тюркской и монгольской военно-кочевой знати) за последние столетия. Крестьяне массами эмигрировали, особенно с юга Персии, в Индию, где крестьянам жилось легче. Из-за уменьшения населения плодороднейшие земли оставались неорошенными и необработанными. Даже 1/12 часть территории страны, — отмечал Шарден, — не была заселена и обработана. Часто, отъехав каких-нибудь 2 льё (8 км) от большого города, путешественник затем мог проехать 20 льё (80 км), не видя никаких признаков поселений.

§ 9. Город, ремесло и торговля в XVII в.

Общий экономический подъем, о котором говорилось выше, наступивший в начале XVII в., после длительной полосы упадка, отразился в на развитии городов. Не случайно то, что источники XVII в. упоминают о ремесленных цехах (синф, мн. ч. аснаф, арабск.) гораздо чаще, нежели источники предшествовавших веков. Цехи играли теперь большую роль, чем прежде. Цех утверждал квалификацию мастера (устад). Существовали степени ученика (шагирд), подмастерья (халифэ) и мастера; существовал и обряд посвящения в степень мастера. Цехи имели своих выборных старшин, признанных в этом звании городскими властями. «Таз-кират ал-мулук» сообщает: «Люди каждого квартала, каждого селения и каждого ремесленного цеха (синф) назначают из них самих человека, которого они считают надежным и достойным доверия, составляют дли него свидетельство и определяют жалованье для него. Этот документ, заверенный печатью накиба, они приносят к калантару[271] и получают от него удостоверение (та'ликэ) и почетную одежду для их избранника, который после того начинает заниматься их делами». Без разрешения цехового старшины никто не мог открыть ремесленную мастерскую[272]. У цеховых мастеров бывали свои собрания. В первые три месяца каждого года калантар города созывал у себя в доме собрание всех цеховых старшин и вместе с ними устанавливал разверстку между отдельными цехами сумм налога на ремесло (буничэ). Этот порядок указывает на рост значения цехов в жизни города. По сообщениям источников времени сельджуков и ильханов, в те времена финансовые чиновники облагали ремесленников налогом по своему усмотрению, не совещаясь с цехами и не считаясь с ними. В XVII в. одни цехи поставляли в казну в натуре определенное число изделий своего ремесла, другие вместо того уплачивали налог деньгами, согласно Шардену, от 10 до 20 су (в год) с каждой лавки (ремесленной мастерской), т. е. немногим более 1/2 или аббаси[273]. Цехи были тесно связаны с дервишескими орденами хейдериев и ниметуллахиев, пользовавшихся в XVI–XVIII вв. большим влиянием в городах Ирана.

Привилегированными ремесленниками были мастера дворцовых мастерских. Как оказано выше, в дворцовых мастерских XVII в. работали уже не ремесленники-рабы, как раньше (даже еще в первой половине XVI в.), а свободные ремесленники по найму. «Тазкират ал-мулук» сообщает, что так как назначение работников (амалэ) дворцовых мастерских (буютат) — дело, недостойное представления государю, то назначение этих работников производилось по приказу великого везира, после предварительного представления начальника этих мастерских (назир и буютат), и — главного казначея империи (мустоуфи ал-мамалик). Мастера дворцовых мастерских получали жалованье и, в конце года, установленные подарки. Оценка изделий дворцовых мастерских производилась назиром совместно с цеховыми старшинами.

Общегородского самоуправления в городах Ирана в XVII в., как правило, не было, как не было его и прежде. Во главе города стоял калантар — городской старшина, назначавшийся шахским правительством из местной знати — крупных феодалов данного округа, связанных с оптовой торговлей, реже из верхушки купечества. Права и обязанности калантара подробно, описаны Кемпфером: калантар должен был защищать права и интересы горожан в суде, следить, чтобы губернатор (даруга) не притеснял горожан, чтобы налоги взимались с них правильно, производить разверстку повинностей в пользу государства и податных сумм между кварталами и цехами. Таким образом, формально калантар считался представителем и защитником горожан. На самом деле он был представителем интересов городской верхушки — местных землевладельцев, духовенства и крупных купцов. Жители Новой Джульфы — армянского купеческого пригорода Исфахана — пользовались правом самим избирать калантара из своей среды, именно из среды крупных купцов.

Существовало самоуправление внутри корпораций купеческих и духовных (общины сейидов, медресэ), ремесленных цехов (аснаф) и городских кварталов (махаллэ); все они пользовались правом избирать своих старшин, утверждавшихся калантаром.

Среди ремесел ведущее место занимало текстильное производство. После периода упадка оно заметно выросло в правление шаха Аббаса I. Появилось много больших мастерских, производивших шелковые ткани, парчу и бархат в Исфахане, Кашане, Йезде, Кермане, Ширазе, Мешхеде, Тебризе и Других городах. По словам Олеария, большинство персидских ремесленников составляли ткачи и красильщики. Шелкоткацкая ремесленная промышленность обслуживала потребности знати и крупного купечества и работала на внешний рынок. Изготовляли шелковые ткани одноцветные (кимха) и многоцветные (кассаб), простые и с золотым И серебряным шитьем, парчу (зарбафт), бархат (махмаль) множества сортов. По словам Шардена, одной только парчи было до ста сортов; среди них выделялась двойная парча, не имевшая изнанки. Один из сортов этой парчи, по словам Шардена, стоил 50 туманов (2500 аббаси) за 1 гез (русский аршин); это была самая дорогая ткань в мире. Пять или шесть человек, писал Шарден, одновременно заняты в ремесле, изготовляющем эту дорогую ткань; для ее изготовления нужно от 24 до 30 ткацких челноков, тогда как для обычной ткани нужно не больше двух. Несмотря на невероятную цену этой драгоценной парчи, работники, которые трудятся над ней, зарабатывали не больше 15–16 су в день (т. е. меньше 1 аббаси). Шарден хвалил также персидские золотистые бархаты, особенно ворсистые, которые постоянно сохраняли свой цвет и блеск и никогда не изнашивались. Лучший бархат производили в Кашане, Йезде и Исфахане.

В Иране изготовлялись ткани из верблюжьей шерсти (лучшие в Йезде, Кермане и Казвине), ткани из овечьей шерсти (больше всего в Мазендеране, а самые тонкие и лучшие в Доураке на берегу Персидского залива). Изготовлялись войлоки, очень тонкие и легкие. Хлопчатобумажных тканей, большею частью грубых (кербас), для потребностей широких народных масс, изготовлялось множество. Славились также персидские цыновки; самые тонкие и лучшие в мире, по словам Шардена, производились в Систане, из камыша.

Ковроткачество в Иране в XVII в. достигло высокого художественного мастерства. Иранские ковры во множестве вывозились в Западную Европу, через Багдад и Турцию, почему их в Европе ошибочно называли турецкими. В XVII в. в коврах Ирана преобладали растительные орнаменты; очень нередки были изображения цветущего сада, с водными бассейнами и протоками. Столь частые на коврах прежних веков сцены из быта феодалов, сцены конной охоты и звериных гонов теперь постепенно исчезают. В коврах XVII в. больше свободы композиции, заметны черты народного творчества. Первое место среди ковров Ирана занимали великолепные керманские ковры, из овечьей или козьей шерсти, с тонким растительным орнаментом, с преобладанием зеленого и оранжевого тонов. Славились еще кашинские ковры, шерстяные и шелковые, также с растительным орнаментом, с преобладанием красных, бирюзовых, белых, кремовых тонов. Ширазские ковры, с геометризованным растительным орнаментом, отличались преобладанием светлых оттенков зеленого, красного и синего цветов. Пользовались известностью также ковры хамаданские, фераханокие, хорасанские. Все эти ковры отличались техническими и стилистическими особенностями. Довольно резко отличались по стилю от собственно иранских ковров ковры Южного Азербайджана (тебризские и ардебильские) и иранского Курдистана (из г. Сеннэ). Путешественники XVII в. хвалят преимущественно керманские ковры.

Заслуженной славой пользовался персидский фарфор, полуфаянс и фаянс. После долгого периода снижения производства, в XVII в. персидская керамика снова пережила расцвет. Возродилась, одно время почти исчезнувшая, роспись люстром, ангобом (Керман), раскраска кобальтом, покрытие бирюзовой и зеленой глазурью и т. д. Город Керман прославился на весь мир своими изделиями, сплошь покрытыми бирюзовой глазурью. Персидская художественная керамика XVII в. обнаруживала явное стремление к подражанию китайским образцам. Меньше всего китайское влияние заметно на сосудах, производившихся в Кермане. В Гомбруне, на берегу Персидского залива, изготовлялись красивые фаянсы, с росписью темносиней краской, в стенах которых до обжига делались дырочки, заполнявшиеся затем глазурью и остававшиеся прозрачными. Славились также покрытые глазурью разных цветов изразцы для облицовки куполов) и фасадов зданий. Лучшие изделия персидской художественной керамики XVII в. изготовлялись в Кермане, Ширазе, Мешхеде, Йезде, Кашане, Наине, Исфахане. Изделия этих городов существенно разнились между собою в стиле, тонах и рисунках. Шарден признавал первенство за фаянсами Шираза.

Из других изделий ремесла славились персидские изделия из кожи, особенно шагреневой (Казвин) и из сафьяна всех сортов и цветов (Тебриз и др.). Путешественники считали персидские луки и сабли лучшими в мире. По словам Олеария, лучшая сталь производилась на берегах озера Нейриз, а лучшие клинки в г. Куме, близ Казвина, и стоили от 4 до 20 рейхсталеров (16–80 аббаси). В русских описаниях вооружения XVII в. упоминается «сабля кызылбашская булатна, от черена по обе стороны до елмана золотом наведена, верхней дол с перерывом, места золотом наведены». Высоким мастерством техники отличались также золотые, серебряные и бронзовые изделия, особенно филигранные изделия из серебра, а также изделия из слоновой кости.

Очень развито было производство красок: из ляпис-лазури (синяя), бразильского и японского дерева, из марены (красная), шафрана (желтая), индиго (синяя), граната, лимонного сока и т. д. Ляпис-лазурь привозилась из «страны узбеков», индиго и японское дерево — из Индии, бразильское дерево — из стран Европы.

По словам Шардена, производство стекла широко распространилось по Ирану на рубеже XVI и XVII вв. Но стекло чаще всего было невысокого качества, сероватое и пузырчатое; лучшее стекло производилось в Ширазе. Писчебумажное производство также было распространено по всему Ирану, но бумага была хуже не только европейской, но и среднеазиатской; последняя во множестве ввозилась в Иран. Было развито производство мыла; его изготовляли из бараньего сала и золы пахучих трав. Мыло это было дешево и служило для массового потребления. Знать же пользовалась лучшим мылом, привезенным из Алеппо (Халеб, в Сирии).

Путешественники, особенно Шарден, описывают приемы иранской торговли. Обменная оптовая торговля, существовавшая в раннем средневековье, была забыта в XVII в. Теперь торговля производилась только на наличные деньги, в серебряной монете, как сефевидской, так и иностранной. При крупных оптовых торговых сделках расчет производился мешками, содержавшими по 2 500 аббаси (50 туманов) каждый, содержание их проверялось по точному весу; Шарден уверял, что при этом обман был невозможен. Все крупные купцы имели разъездных приказчиков. По словам Шардена, в Иране были купцы, имевшие своих доверенных агентов (приказчиков) даже в таких отдаленных странах, как Швеция и Китай. Благодаря покровительству крупному купечеству со стороны господствовавшей в XVII в. группы класса феодалов — гражданской бюрократии, положение крупного оптового купца в Иране было весьма почетным. Внешняя торговля находилась в руках не персов, а христианских купцов (армян, в меньшей степени — голландцев, англичан и французов), торговавших с Россией и со странами Западной Европы, и индусов, торговавших с Индией и странами Дальнего Востока, подобно тому, как в Турции в то же самое время внешняя торговля находилась в руках христиан (греков, армян и европейцев) и евреев. Внутренняя же торговля в большей своей части находилась в руках мусульманских (персидских) купцов.

Среди армянских купцов из Новой Джульфы были богачи, обладавшие состоянием в 60–200 тыс. туманов. Компания крупных армянских купцов из Новой Джульфы пользовалась монополией на вывоз шелка из Ирана. Шах давал этим армянам дипломатические поручения в христианские государства, а также использовал их как своих контрагентов, — сбывая при их посредстве в Европе шелковые ткани, парчу, бархат и другие изделия дворцовых мастерских. Армяне Новой Джульфы платили в казну податей на 580 туманов в год.

Кроме армянских купцов, только английская и голландская фактории имели право вывоза шелка-сырца. Голландцы очень успешно соперничали с англичанами. Во время английской буржуазной революции голландцы добились от шаха Аббаса II (в 1645 г.) исключительных прав для себя в вывозной торговле с Ираном. Любопытно, что как шахское правительство, так и московское царское правительство мотивировали конфликт с англичанами одинаково, именно тем, что англичане дерзнули казнить «своего законного короля Карла». После реставрации монархии в Англии (1660 г.) англичане в Иране могли занять в торговле шелком только второе место после голландцев. В 70-х годах XVII в. голландцы вывозили в Европу шелка-сырца на сумму от 500 до 600 тысяч ливров в год (приблизительно от 11 до 13 тысяч туманов).

Кроме шелка-сырца и шелковых тканей, из Ирана вывозили в страны Западной Европы сафьян, шагреневую кожу, верблюжью и овечью шерсть, ковры, фаянсовую посуду, золотые и серебряные изделия, драгоценные камни, в частности бирюзу.

В Россию из Ирана вывозили, прежде всего, всевозможные шелковые ткани. В описаниях русской утвари XVII в. перечисляются: атласы кызылбашские[274]; бархаты кызылбашские; дороги (даругаи — шелковая ткань с золотым или серебряным шитьем) гилянские, кашанские, кызылбашские; зуфь (суф — шерстяная ткань), изорбаф (зарбафт — парча), камка (кимха) есская (йездская), камка кызылбашская; кутня (кутни — полушелковая полосатая ткань) кызылбашская; объярь (абйяр — плотная шелковая волнистая ткань с золотыми и серебряными струями), фата (шелковый платок) кызылбашская и т. д. Вот примеры этих описаний: «бархат кызылбашской рытой, по серебряной земле травы и листьё, шолк алый да вишневый», «бархат кызылбашской, по серебряной земле люди сидячие и барсы и звери, шолки разные»; «камка кызылбашская полосата, по ней полосы алые, сизые, в полосах люди и птицы золотые да серебряные, меж их каёмки жолтые», «дороги зеленые гилянские»; «дороги кызылбашские алые, по ней травки мелкие золотные и серебряные»; «дороги кызылбашские, по брусничной земле, по ней деревца золотные с шолками» и т. д. Кроме того, из Ирана в Россию вывозили шелк-сырец, миткаль (плотная хлопчатобумажная ткань), бараньи шубы, оружие — сабли кызылбашские, стрелы кызылбашские, луки кызылбашские, луки мешхедские, седла кызылбашские, жемчуг гурмыцкий (Ормузский), бирюзу, краски, сушеные фрукты. Размеры торговли Ирана в Азербайджана с Россией в XVII в. очень сильно выросли. В Исфахане, Казвине и других городах Северного Ирана появились русские купцы, а в Шемахе постоянно проживало много русских купцов, имевших там свое подворье и церковь. Через Россию вывозились шелк и другие иранские товары в Польшу (Ляхистан), Германию и Англию.

В Турцию (через Багдад)из Ирана в XVII в. вывозили табак, чернильный орех, грубые ткани из овечьей шерсти, разные шелковые ткани, ковры, множество сафьяна, циновки, разную посуду, сталь, железо в брусках и обработанное, камыш, изделия из самшита; вывоз железа в любом виде из Ирана в Турцию был запрещен, тем не менее никогда не прекращался.

В Индию из Ирана вывозили в большом количестве лошадей, табак, фрукты всех сортов — сушеные, замаринованные, засахаренные, особенно финики и изюм, — мармелад из айвы, вина, фруктовые и цветочные эссенции, фаянсовые изделия, перья, сафьян всех сортов, рабов.

Из Индии в Иран ввозили тонкие хлопчатобумажные ткани, шелковые ткани, металлические изделия, слоновую кость, краски, пряности ароматные и лекарственные изделия, индиго, рабов, предметы транзита из стран Дальнего Востока. Опасным явлением для экономики Ирана, отмеченным путешественниками, было то, что в течение XVII в. баланс торговли Ирана с Индией становился все более и более пассивным; заметна была значительная утечка сефевидской серебряной монеты, а также золотых и серебряных предметов в Индию. При этом торговля с Индией и со странами Дальнего Востока перешла в руки индийских купцов. Во всех почти городах Сефевидского государства, даже в далеких Баку и Шемахе, в XVII в. появились поселения купцов-индусов, которых раньше не было или было очень мало; в Исфахане в последней четверти XVII в. проживало не менее 20 тыс. индусов.

Из России в Иран вывозили по волго-каспийскому пути, через Шемаху или Гилян всевозможные меха, кожевенное сырье, ситец (чит), сукна, полотна, железо, медь, металлические изделия, стекло и стеклянные изделия, шубы, писчую бумагу, сахар, мед, воск, водку, икру, рыбу, огнестрельное оружие; вывоз последнего без специального разрешения был запрещен, но производился нелегальным путем. Русские льняные полотна («кетан и руси») упоминаются в персидских источниках, как имевшие хождение в Иране, еще в XIV в., но в XVII в. ввоз их намного увеличился. Купцы московские, казанские и «франкские» в портах Гиляна упоминаются около 1629 г.

Из стран Западной Европы в XVII в. вывозили в большом количестве: сукна и вообще текстильные изделия, из Англии, Голландии, Франции, Италии; стекла зеркальные и оконные из Венеции; металлические изделия; предметы роскоши; вина французские, итальянские и другие, сахар, лампы, бумагу писчую и оконную. Особым спросом пользовались английские сукна, так называемые «лондра»[275], т. е. «лондонские». Среди самих персов появились специальные торговцы этими сукнами — «лондра форуш». В конце XVII в. в трех караван-сараях Исфахана торговали эти «лондра форуши». Таким образом, уже в XVII в. ввоз западноевропейских товаров, главным образом текстильных, был значителен, но еще не настолько, чтобы создать серьезную конкуренцию для иранской ремесленной промышленности. В Иране имели сбыт преимущественно те западноевропейские и русские товары, которые не производились в Иране, как, например, сукна.

Торжество реакционной тенденции в экономике Ирана к концу XVII в., о чем говорилось выше, и, в связи с этим, обнищание деревни и сужение внутреннего рынка, крайне тяжело отразились, на состоянии ремесла и торговли в Иране. Рост налогов и торговых пошлин, тяжелый гнет феодального государства, особенно гибельный для непривилегированных средних и мелких купцов и для ремесленников, произвол и господство феодалов в городах душили здесь те прогрессивные тенденции, какие появились в начале XVII в. Вот почему в городах Ирана не могло завершиться сложение единого рынка и зачатки нового капиталистического производства не стали господствующей формой производства. Энгельс писал: «..турецкое, как и всякое другое восточное владычество несовместимо с капиталистическим строем; извлеченная прибавочная стоимость ничем не обеспечена от хищных рук сатрапов и пашей; нет налицо первого основного условия буржуазного приобретения — обеспеченности личности купца и его собственности»[276].

Следует отметить еще как характерную черту экономического развития Ирана XVII в. то, что хозяйственный подъем наблюдался преимущественно в городах Центрального и Западного Ирана (Исфахан, Шираз, Казвин, Хамадаи, Керман, Решт, Фумен, Лахиджан и др.) и Южного Азербайджана (Тебриз, Ардебиль). Напротив, города Хорасана, за исключением Мешхеда и Кандахара, обнаруживают в этот период черты застоя, что объясняется, главным образом, сильным сокращением экономических связей со Средней Азией.

§ 10. Государственный строй Сефевидской державы в XVII в.

Государственный аппарат, заложенный при первых Сефевидах и реформированный при шахе Аббасе I, окончательно сложился при шахе Султан Хусейне (правил в 1694–1722 гг.) Значительное разбухание центрального государственного аппарата (особенно финансового ведомства) было общей особенностью феодализма в Иране и во многих других странах Востока. В течение всего средневековья в этих странах шла борьба сторонников централизованного феодального государства и сторонников феодальной раздробленности — гражданской бюрократии и духовенства, с одной стороны, и местной провинциальной оседлой знати — с другой, опиравшихся на разные категории феодальной земельной собственности (первые на земли государственные, вторые на земли мульковые и ленные разных типов).

Как было сказано выше, на рубеже XVI и XVII вв. политическое руководство в Сефевидском государстве от военно-кочевой (кызылбашской) знати перешло к персидской гражданской бюрократии, опиравшейся на духовенство и крупное купечество. Причины этого переворота пока еще не вскрыты исследователями, что объясняется слабой изученностью истории экономики Ирана. Следствием же этого переворота, как сказано выше, было расширение фонда земель ливанских, хассэ и вакфных и усиление централистской тенденции во внутренней политике. Эта централистская тенденция, однако, не могла быть вполне последовательной и не могла привести к полной ликвидации феодальной раздробленности, потому что не находила достаточной опоры в экономическом развитии страны и потому что военно-кочевая и провинциальная знать все еще сохраняли известное влияние и в центре, и на местах и имели достаточно сил для сопротивления.

Можно сказать с уверенностью, что никогда в Иране государственный бюрократический аппарат не был таким громоздким, разбухшим, разветвленным и сложным, как в XVII в. Он подробно описан в «Тазкират ал-мулук». Значительные разъяснения относительно отдельных должностей и ведомств даны персидскими историками, каковы Искендер Мунши, Мухаммед Тахир Вахид и др., и европейскими путешественниками, особенно Шарденом, Кемпфером и Рафаэлем дю Ман. И все-таки остается еще немало неясного, — настолько сложен был этот бюрократический аппарат.

Власть шаха (или, точнее, шаханшаха), разумеется, считалась неограниченной. Совещательные права имел высочайший меджлис (меджлис и а'ла), оказывавший большое влияние на дела государства. При шахе Аббасе I в состав высочайшего меджлиса входило семь «столпов державы» (аркан и доулет): великий везир, меджлис-невис, диван-беги, курчи-башы, куллар-агасы, туфенгчи-агасы и эшык-агасы-башы. Главнокомандующий войсками всего Ирана (сипахсалар и кулл и Иран) приглашался в высочайший меджлис только при обсуждении дел, касавшихся войска, охраны границ или угрозы войны. В конце XVII в. в состав высочайшего меджлиса были введены еще три сановника: мустоуфи ал-мамалик, назир и буютат и мир-шикар-башы.

Великий везир, иначе везир высокого дивана (везир и диван и али) пли везир дивана империи (везир и диван-ал-мамалик), именовался также «доверие державы» (и'тимад-ад-доулэ) и «правым везиром» (везир и раст). Он был первым лицом после шаха, главою гражданской администрации и хранителем большой царской печати, называемой «мухр и михр асар» («отмеченная милостью печать»). Без утверждения великого везира не мог иметь силы ни один акт, касавшийся податей, дворцовых ведомств, назначения высших и средних чиновников, пожалований тиулов, союргалов и т. д.; он же контролировал исполнение бюджета и ведал внешними сношениями. В отличие от Турции, где великий везир был одновременно и главнокомандующим, в Сефевидском государстве должность великого везира была чисто гражданской. Как ни велика была власть великого везира, его, как и остальных сановников, в любой момент мог сместить и казнить шах.

Меджлис-невис (иначе ваки'э невис) был помощником великого везира, а в случае его отсутствия — его заместителем в верховном меджлисе. Он именовался еще «левым везиром» (везир-и чеп). Он вел также протоколы верховного совета, заведывал государственным архивом и был придворным историографом.

Диван-беги был верховным гражданским судьей. Со времен монгольского владычества в Иране суд уже не целиком находился в руках духовенства. В XVII в. диван-беги, вместе с великим садром — главою духовенства, выносил приговоры по политическим преступлениям (заговоры против шаха, государственная измена и т. д.), а также по уголовным преступлениям четырех категорий: убийство, изнасилование, членовредительство и ослепление. Кроме того, диван-беги два дня в неделю посвящал разбору дел на основании урфа (иначе адат — «обычай», законодательство, выходившее за пределы мусульманского права, в частности обычное право кочевников). Диван-беги также контролировал исполнение решений мусульманских духовных (шариатских) судов (ведавших делами гражданскими и остальными уголовными) и духовных судов иноверцев (судов христианских епископов и еврейских раввинов). Наконец, диван-беги был высшей апелляционной инстанцией.

Мустоуфи ал-мамалик («казначей империи») был заместителем великого везира по дивану ал-мамалик. В его ведении находились весь налоговый аппарат, составление приходной и расходной частей бюджета, утверждение податных списков.

Курчи-башы был начальником гвардейского корпуса курчиев и феодального ополчения кызылбашей. Куллар-агасы (азерб.; букв, «начальник рабов»), почти всегда грузин, был начальником гвардейского конного корпуса гулямов, состоявшего в большинстве своем из грузин, юридически считавшихся личными рабами шаха[277]. Туфенгчи-агасы был начальником гвардейского корпуса туфенгчиев.

Сипахсалар-и кулл-и Иран был главнокомандующим всех видов войск. То обстоятельство, что он заседал в верховном совете только при обсуждении военных вопросов, было одним из последствий перехода руководящей роли к гражданской бюрократии.

Эшык-агасы-башы (азерб.; букв, «голова начальников порога дворца») был главным церемониймейстером шахского двора. Назир-и буютат был начальником всех хозяйственных учреждений шахского двора, в том числе и придворных ремесленных мастерских. Мир-шикар-башы был начальником шахской охоты; в его ведении находились ловчие, сокольничьи и др. Его значение определялось тем, что большие облавные охоты, в которых участвовали, помимо шаха и двора, десятки тысяч воинов, ополченцев и крестьян-загонщиков зверей, охватывавшие большое пространство, играли роль военных маневров и заменяли последние.

Из множества других должностей центрального аппарата следует выделить, по их значению, следующие: топчи-башы — начальник артиллеристов; даруга-и дафтар-ханэй и хумаюн — начальник шахской канцелярии; мустоуфий и диван и хассэ — главный казначей (или начальник) дивана собственных доменов шаха; мустоуфи-й и моукуфат — главный казначей вакфных имуществ.

Во главе мусульманского шиитского духовенства, точнее сословия богословов, стояли два великих садра (или садра садров — «садр-ас-судур»), один для областей дивана, другой для областей хассэ (см. ниже). В ведении великих садров находились духовные суды и вакфные имущества; им подчинялись богословы высшие (муджтехиды) и низшие (улема), а также областные шейх-ал исламы и садры (заведывавшке вакфами областей) и местные казии (духовные судьи). В конце XVII в. была учреждена, специально для влиятельного муджтехида Мухаммед-Бакира Меджлиси, известного фанатика и реакционера, должность мулла-башы — верховного главы всего шиитского духовенства. Обычно шах, перед изданием указа, запрашивал муджтехидов относительно законности данного акта с точки зрения мусульманского права. Муджтехиды составляли краткое богословско-юридическое заключение (фетву), на котором затем и основался шахский указ.

Огромен был штат шахского двора. Кроме упомянутых уже назир и буютат, эшык-агасы-башы и мир-шикар-башы отметим следующие придворные должности: михмандар-башы, заведывавший приемом послов и знатных гостей; два мир-ахур-башы, т. е. начальника конюших, из которых один, «передний», заведовал придворными конюшнями, а другой, «степной», — шахскими конскими заводами; кушчи-агасы — начальник сокольничьих; суфраджы-башы — начальник стольников; халваджы-башы — начальник придворных кондитеров; шарабджы-башы — начальник виночерпиев; мунаджжим-башы — начальник придворных астрологов; амбардар-башы — начальник дворцовых складов, хаджэй-и сарай — главный евнух шахского гарема и др. Многие из этих должностей были только почетными синекурами.

У каждого из названных гражданских, военных, духовных и придворных сановников были свои канцелярии и штаты чиновников. Вознаграждение сановников складывалось из доходов от союргальных и титульных земель, из «жалованья» (маваджиб) и из процентных отчислений от множества «подарков» (пишкеш), поступавших к шаху от вассалов и изо всех областей в обязательном порядке, в деньгах и натурой.

Вся территория государства делилась на две неравных части — области дивана и области хассэ[278]. В областях дивана преобладали государственные (ливанские) земли,[279] и там не было вовсе собственных имений шаха. В области хассэ, напротив, преобладали земли шахской фамилии и не было государственных земель; мульковые и вакфные земли могли быть в областях обеих категорий. Области дивана находились в ведении упомянутого уже дивана ал-мамалик, области хассэ — в ведении особого диван и хассэ. Эти диваны соответственно взимали подати (ренту-налог и налоги) с земель всех категорий (кроме земель, имевших право налогового иммунитета, каковы союргалы, вакфы и т. д.), находившихся в областях дивана или хассэ.

Из податных поступлений, обязательных «подарков», ввозных, вывозных и транзитных пошлин и добычи рудников складывались доходы обоих диванов, иначе говоря, приходная часть бюджета государства. Ежегодный приход Сефевидского государства Олеарий (1639 г.) определяет в 8 млн. рейхсталеров, т. е. 640 тыс. туманов (6 400 млн. динаров), Шарден (1677 г.) в 32 млн. дивров или 700 тыс. туманов (7 млрд, динаров), «Тазкират ал-мулук» (1725 г.) указывает цифру 7 856 235 808 динаров (т. е. свыше 785 623 туманов); последняя сумма складывалась из поступлений с областей дивана — 6 086 523 403 динаров и из поступлений с областей хассэ — 1 769 712 405 динаров. Таким образом, на протяжении приблизительно 85 лет (1638–1725 гг.) ежегодный доход Сефевидского государства колебался между 640 тыс. и 785 тыс. туманов. Последняя и вместе с тем наибольшая из приведенных цифр была в 10 раз меньше ежегодного дохода Франции и в 2½ раза меньше ежегодного дохода Англии на рубеже XVII и XVIII в., несмотря на то, что Сефевидское государство и по территории и, вероятно, по количеству населения, было больше Франции, не говоря уже об Англии. Это сопоставление показывает, насколько Иран в XVII в. в экономическом развитии отставал от Франции и Англии.

Во главе управления областей дивана (преимущественно это были пограничные области) стояли беглербеги, соединявшие в своих руках власть административную и военную — командование местными феодальными ополчениями. Областей, управляемых беглербегами, к концу XVII в. было тринадцать: Ширван, Карабаг и Ганджа, Азербайджан (Южный, т. е. Иранский), Чухур Са'д (область Еревана, т. е. Восточная Армения), Казвин, Каламров (Хамадан), Кух Гилуйэ (Фарс), Керман, Гурган и Астерабад, Мешхед, Херат, Мерв и Шахджан, Кандахар.

В XVI в. беглербегства наследственно принадлежали главам кызылбашских кочевых племен: Карабаг и Астерабад принадлежали глазам двух колен племени каджар, Фарс — главе племени зулкадар, Керман — главе племени афшар и т. д. В XVII шахское правительство пыталось ликвидировать наследственность в управлении беглербегствами, но это удалось только отчасти, в некоторых областях. В XVI в. власть беглербегов была очень сильна, и иногда они мало считались с центральной властью в лице шаха. Чтобы ограничить власть беглербегов, центральная власть при шахе Аббасе I окружила беглербегов чиновниками, назначенными из центра и подчиненными центру. При каждом беглербеге находились джанишин — заместитель беглербега, следивший за его действиями и доносивший о них в центральный диван, областной везир, ведавший местными финансами, и др.

От беглербегов зависели хакимы округов области, это чаще всего были местные наследственные феодальные владетели из кочевой или оседлой знати. Из их феодальных ополчений составлялось феодальное ополчение области. Ополчения всех беглербегских областей, согласно «Тазкират ал-мулук», насчитывали 51 379 воинов. Беглербеги и хакимы имели свои местные бюджеты. Часть местных податных поступлений беглербеш и хакимы присваивали себе. Их лихоимство и произвол вошли в поговорку. По словам Рафаэля дю Ман, персы, говоря о беглербегах и хакимах, не спрашивали, кто управляет такой-то областью, а спрашивали, кто объедает такую-то область.

Области хассэ, располагавшиеся преимущественно внутри государства (как, например, Ардебиль, Гилян, Мазендеран, Исфахан) управлялись особыми везирами и амилями с чисто гражданской властью, назначенными шахским правительством. По отношению к райятам их управление было не лучше! управления беглербегов. Доходы с областей хассэ шли на содержание шахского двора, его штата и его ведомств.

Выше беглербегов по положению стояли валии. Так шахское правительство именовало своих самых сильных вассалов, наследственных государей стран и областей, лежавших на окраинах Сефевидской державы. По достоинству валии (их было пять) располагались в таком порядке: валяй Арабистана,[280] валий Луристана, валий (царь) Картлии, валий (царь) Кахетии,[281] валий Курдистана (Иранского). Валии имели свои собственные органы управления, своих вассалов, свои бюджеты, свое законодательство, свою особую податную систему, свои феодальные ополчения. Шахское правительство мало вмешивалось во внутренние дела их территорий. Их зависимость от шахского правительства выражалась, главным образом, в том, что они посылали к шахскому двору, вместо дани, «шахские караваны» с обязательными «подарками» (цари Картлии и Кахетии — вино и рабов обоего пола, валий Курдистана — масло и прочую продукцию скотоводства) и, в случае войны, поставляли в феодальное ополчение центрального правительства определенное число воинов (валий Курдистана — 1 400 воинов). Наследственные владетели Систана и области бахтияров (иранское кочевое племя), хотя и не имели титула валиев, но, по сути дела, имели одинаковые с валиями права.

Что касается религиозной политики Сефевидов, то в течение всего XVI в. (кроме краткого правления шаха Исмаила II с 1576 по 1577 гг.) я в XVII в. при шахе Аббасе I шахское правительство преследовало мусульман — суннитов (их было много в Ширване, Курдистане, Афганистане, среди туркмен в Гургане и т. д.) и навязывало им шиитское исповедание (имамитский толк). Эти гонения вызывались, главным образом, политическими соображениями: суннитов подозревали в сочувствии узбекским ханствам или Турции. Когда войны с этим суннитским государством прекратились (с 1639 г.), прекратились и гонения на суннитов. К иноверцам (христианам, иудеям, зороастрийцам, индусам) шахское правительство и в XVI и в XVII в. относилось с большей терпимостью, нежели к суннитам и другим мусульманским «еретикам».

Путешественники отмечали, что в 40–90-х годах все религиозные культы в стране были терпимы. Следует помнить, что в то же самое время в большинстве стран Западной Европы не было даже относительной свободы культов, и разрешалось исповедание одного только государственного культа[282]. Не удивительно, что француз Шарден, представитель протестантов-гугенотов, которых во Франции при Людовике XIV жестоко преследовали, удивлялся сравнительно широкой веротерпимости в Иране. Шарден писал: «Если исключить духовных лиц, которые здесь таковы же, как и в других странах, быть может и еще более нетерпимы., то вы найдете персов очень гуманными и очень справедливыми; относительно религии, вплоть до того, что они позволяют людям, принявшим их религию, покидать ее и снова принимать свою прежнюю религию».

В самом конце XVII в., когда при шахе Султан-Хусейне усилилось влияние фанатического шиитского духовенства, в частности упомянутого уже мракобеса Мухаммед-Бакира Меджлиси, шахское правительство дернулось к политике гонений на суннитов и стало притеснять христиан, иудеев и зороастрийцев.

§ 11. Народное восстание в Гиляне

Укрепление центральной власти дало возможность шаху Аббасу I подавить с большой жестокостью все восстания на местах. Но немедленно после его смерти народные восстания стали вновь угрожать державе Сефевидов. Эти восстания до сих пор почти не изучены.

Одним из самых мощных народных восстаний XVII в. было восстание в Гиляне в 1629 г., вызванное тяжестью налогов[283]. Оно хорошо описано в источниках — автором «Истории Гиляна» Фумени, Искендером Мунши (в его продолжении «Тарих-и алем арай и Аббаси»), а также Олеарием. Сперва восстали (в апреле 1629 г.) немногие мелкие феодальные владетели Гиляна, которые увидели в смерти Аббаса I удобный случай для того, чтобы отложиться от Ирана и восстановить старинную независимость Гиляна. Они разыскали сына Джемшид-хана-рештского, из низложенной Аббасом I династии ханов Гиляна Бийэ пас, Калинджар-султана, которого из страха перед шахом Аббасом воспитывали «в одежде бедности и бренности, в неизвестности и горести», в. апреле 1629 г. провозгласили его государем (султаном), дав ему имя: Адиль-шаха («справедливый царь»)[284]. Восставшая знать задумала использовать в своих целях недовольство крестьянских масс (гилянских и талышских) высокими налогами, введенными шахским правительством после превращения Гиляна в область личных доменов шаха — хассэ в 1592 г.

Знамя Калинджар-султана объединило «сборище обездоленных и толпу людей бее имени и отличия». Общее число восставших доходило до 30 тыс. человек. Вскоре восставшие крестьяне стали действовать самостоятельно, мало считаясь с Калинджар-султаном и его эмирами. Восставшие феодалы перестали играть активную роль в движении. Шахский везир Гиляна Бийэ пас с частью местной знати, оставшейся верной шаху Сефи I, «вознамерился встретить битвой злополучное войско черни» на берегу реки Сийях-рудбар, но был разбит наголову. После этого везир, калантары городов и большая часть землевладельцев (арбаб) и знати (айян) бежали. Тогда «войско черни» заняло Решт, Фумен, Лахиджан и другие города, вся область оказалась в руках восставших.

В Реште восставшие разгромили казенные амбары, взяв оттуда 200 харваров (59 тыс. кг) шелка-сырца, собранного шахскими чиновниками в виде подати с крестьян, «раздарили его черни (аразиль) и подонкам (оубаш)», т. е. бедноте. Некоторые «из уважаемой и именитой части простонародья» (т. е. из среднего слоя горожан), пришли к Калинджар-султану и просили его принять меры к охране складов, говоря: «Ведь этот шелк идет для тебя». Эпизод этот указывает на противоречие интересов в рядах восставших. В Реште и Лахиджане были забраны также товары «купцов московских и франкских» (европейских), хранившиеся в казенных амбарах. В Фумене восставшие хотели предать огню дома калантара и знатных людей, но Калинджар-султану и верхушке восставших удалось отговорить их от этого. Действия крестьян и городской бедноты были лишь проявлением негодования, определенной программы и плана действий у них не было.

Правительство шаха Сефи I поручило подавление восстания Сару-хану талышскому, прислав ему ферман и почетный халат. Собрав ополчение соседних ханов и гилянской знати, оставшейся верной шаху, Сару-хан умело использовал неорганизованность и стихийность действий восставших и разбил их по частям. Из-за предательства сына одного из присоединившихся к восстанию феодалов, планы восставших стали известны Сару-хану. Благодаря этому в битве близ Кучисфахана (17 июня 1629 г.) войско восставших было разбито ополчением ханов; восставшие потеряли убитыми 7 870 человек. Остановившись в мятежном округе Лештэ-Ниша, «великие ханы» с войском захватили жен и дочерей жителей, как пленниц и рабынь, а «всякого из мятежников, кого схватывали и приводили, убивали, не щадя». Калинджар-султан был взят в плен и замучен. Восстание было подавлено, но отдельные отряды восставших укрылись в густых гилянских лесах и чащах и вели партизанскую войну. Напуганное настроением населения шахское правительство предписало Сару-хану освободить мирных жителей, захваченных в рабство, и «победоносные воины, — как писал Фумени, — освободили всю толпу пленников, дабы они, отправившись в свои жилища, усердствовали в молитвах об устойчивости близкой к вечности державы шахской». Убытки шахской казны и знати исчислялись в 300 тыс. туманов. Шахские чиновники потом старались покрыть эти убытки, вымогая пытками деньги у людей, подозреваемых в участии в разгроме складов.

Гилянское восстание 1629 г. было ярким проявлением обострения классовых противоречий, характерного для периода позднего феодализма.

§ 12. Иран при преемниках Аббаса I

Шах Сефи I (правил в 1629–1642 гг), изнеженный и болезненно жестокий юноша, оттолкнул от себя всех наиболее способных сотрудников Аббаса I. Он по пустому подозрению казнил самого даровитого из них Имам-Кули-хана, завоевателя Ормуза. Внешнеполитическое положение Ирана при нем поколебалось. Натиск узбекских ханов на Хорасан удалось, правда, отразить, но Кандахар был захвачен великим моголом Шах-Джеханом. Турция, испытав ряд неудач в войнах в Европе, при султане Мураде IV (правил в 1623–1640 гг.) стремилась снова к завоеваниям на востоке. Войско Мурада IV напало на Армению и Азербайджан. Война с Турцией возобновилась. В этой войне Сефевидское государство вынуждено было ограничиться обороной. Турецкие войска разрушили г. Хамадан, вырезав население) его, заняли на время Ереван, сожгли Нахчеван и Тебриз, наконец, взяли Багдад (1638 г.). По миру 1639 г. граница между Сефевидской державой и Турцией в странах Закавказья осталась прежней, но Ирак Арабский с Багдадом так и остались в руках Турции.

В 1637 г. Иран посетил Бругман, посол Гольштинии, мануфактуры которой перерабатывали персидский шелк. Прибыв на обратном пути в Москву, Бругман представил московскому правительству план оккупации военными силами России прикаспийских областей, где находились главные шелководческие районы, с тем, чтобы Россия предоставила гольштинским купцам ряд привилегий по вывозу шелка. Московское правительство посмотрело тогда на этот план, как на авантюру, но впоследствии он был частично реализован Петром I. Сефи I наследовал сын его Аббас II (правил в 1642–1666 гг.), пьяница, чувственный и слабовольный юноша, подчинившийся влиянию придворной камарильи. При нем был отвоеван обратно Кандахар (1649 г.). Иран все еще переживал период хозяйственного подъема, и европейские путешественники, посетившие Иран, говорят о процветании страны.

При Аббасе II заметно укрепились торговые связи Ирана с Россией. Тогда же возник первый серьезный конфликт между Ираном и Россией. Ограбление каравана ширванских купцов, в котором шахское правительство обвиняло гребенских казаков (1650 г.), вызвало поход ополчений шахских беглербегов стран Закавказья на русскую крепость Сунженский городок (1653 г.). Русские купцы, находившиеся в Иране, были задержаны здесь, так же, как и иранские купцы в России. Конфликт был ликвидирован только в 1662 г. В 1667 г. прикаспийские области подверглись нападению казаков Степана Разина, вызвавшему серьезное беспокойство шахского правительства, предписавшего феодальным владетелям (ханам) каспийского побережья от Астерабада до Дербенда привести в готовность все свои боевые силы. В то же время, по рассказу хрониста Мухаммеда Тахир Вахида, иранское правительство прекрасно понимало, что поход «казаков-кафиров» Разина не был организован Московским государством и был предпринят ими без согласия «высокодостойного падишаха урусов», царя Алексея, у которого в то время были хорошие отношения с Ираном. Есть основания думать, что шахское правительство опасалось, что казаки могут найти союзников среди населения каспийского побережья.

При Аббасе II до семи тысяч кочевых узбеков со своими эмирами и с одним из царевичей, вследствие междоусобий в Мавераннахре, искали убежища в Иране; они были приняты на шахскую службу; в странах Закавказья было принудительно набрано семь тысяч девушек, которых роздали этим узбекам в жены. Отношения Сефевидской державы с Турцией оставались мирными до 20-х годов XVIII в. Между обоими государствами установилось известное равновесие сил, и возобновление военных действий казалось обоим правительствам бесперспективным.

При Сефи I и Аббасе II усилилась роль европейских купцов в Иране. Сефи I заключил соглашение с английской Ост индской компанией, обязавшейся ежегодно вносить шаху в виде «подарка» 1500 фунтов стерлингов и покупать шелка ежегодно на 60 тыс. фунтов стерлингов. Однако с половины 40-х годов XVII в. первое место в торговле с Ираном заняли соперники англичан голландцы, также получившие право беспошлинного вывоза шелка из Ирана. При Аббасе II привилегии даны были также французским купцам, фактории которых появились в Исфахане и Бендер Аббасе.

При шахе Сулеймане (иначе Сефи II; правил в 1666–1694 гг.), бывшем ничтожным орудием в руках придворной камарильи и евнухов, «тали заметны уже первые признаки хозяйственного и политического упадка Ирана. Возобновились вторжения узбекских ханов в Хорасан, а голландцы завладели островом Кишм в Персидском заливе.