3 сентября 1943 г. войска союзников начали форсировать Мессинский пролив, чтобы перенести военные действия на территорию Южной Италии. В этот же день в Кассибиле (Сицилия) между представителями правительства Бадольо и Объединенных Наций были подписаны так называемые краткие условия перемирия. Италия капитулировала перед Объединенными Нациями.
Вечером 8 сентября по лондонскому радио было объявлено о перемирии с Италией. Вслед за тем Бадольо также выступил по радио, зачитав текст перемирия, и отдал приказ итальянским войскам прекратить военные действия. Армия была дезориентирована. Военное командование Турина, Рима и других городов отказалось вопреки требованиям КПИ и других антифашистских партий вооружить народ и капитулировало перед немцами. Правительство Бадольо и король, оставив столицу, бежали на Юг, в Пескару, под защиту войск союзников. В течение двух дней немецкие войска оккупировали всю Северную и Центральную Италию и вошли в Рим.
Страна оказалась расколотой по меридиану Неаполя. На Юге был сохранен военно-монархический режим правительства Бадольо, опиравшийся на англо-американские войска. В Северной и Центральной Италии на штыках немецких войск и при прямом участии Гитлера был создан марионеточный неофашистский режим, так называемая Итальянская социальная республика.
Ее провозглашению предшествовала эпопея «похищения» Муссолини, находившегося под арестом в горах Г ран Сассо (Абруццы). Операция была разработана в Берлине и поручена группе эсэсовцев под командованием капитана Отто Скорцени. 10 сентября группа, переброшенная на самолете в Гран Сассо, «освободила» дуче без единого выстрела. Не исключено, что стража была «подготовлена» и потому не оказала сопротивления. На том же самолете дуче был доставлен в Вену, а оттуда — в ставку Гитлера в Восточной Пруссии. После бесед с фюрером и с министрами своего бывшего кабинета, бежавшими в Германию, Муссолини сформулировал программу создания нового «республиканского» фашистского государства. Эту программу он изложил в серии выступлений по германскому радио и по радио Монако 15–18 сентября. Муссолини заявил, что Италия отныне является «республикой», и провозгласил создание Фашистской республиканской партии. Дуче отдал приказ новой партии оказывать эффективную поддержку германским войскам. В сентябре Паволини, секретарь новой фашистской партии, прибыл в Рим, где попытался вербовать добровольцев в ее ряды. Однако фашистская партия так и не стала многочисленной[322].
23 сентября было объявлено о создании правительства «Итальянской социальной республики» во главе с Муссолини. В ноябре 1943 г. на конгрессе фашистской партии в Вероне была принята демагогическая программа: итальянцам было обещано, что будет созвано «народное» учредительное собрание, которое провозгласит Италию «социальной республикой», будет демократизирована избирательная система, введено «справедливое распределение доходов» и т. д.[323] Конгресс в Вероне был первой и последней ассамблеей фашистской партии, а его программа никогда не осуществилась.
Одобренная 13 января 1944 г. советом министров программа, возвестившая о начале «социализации промышленности и новой структуре итальянской экономики», сводилась к идее создания на фабриках рабочих советов управления. Но она также оказалась демагогической. Во-первых, ⅘ промышленных предприятий «Социальной республики» (получившей название Республика Сало) находились полностью под контролем немцев. Во-вторых, эта социальная демагогия встретила сопротивление со стороны рабочих — они отказывались принимать участие в выборах фашистских советов.
Фронт против армий антигитлеровской коалиции в Италии удерживали главным образом немецкие войска. Они же обеспечивали общественный порядок в «Социальной республике». Уже в сентябре 1943 г. созданный в Италии германский административный аппарат взял под контроль все главные промышленные центры Северной Италии[324]. Германскому контролю был подчинен и правительственный аппарат Муссолини.
«Социальная республика» стала не только марионеткой Берлина, но и сырьевым придатком фашистской Германии. В «республике» был издан закон об обязательной трудовой повинности всех граждан. Из Италии вывозились в принудительном порядке рабочие и инженеры для работы на оборонных заводах рейха.
Муссолини стремился укрепить свой режим с помощью насилия и репрессий. В сотрудничестве с немецкой администрацией фашисты возобновили репрессии против евреев. Широкий характер приняли процессы против всех недовольных режимом. В этих целях был создан чрезвычайный трибунал и итальянские отряды эсэсовцев.
8 января в Вероне открылся суд над группой бывших фашистских лидеров, которые на заседании Большого фашистского совета 25 июня 1943 г. добились решения об отставке Муссолини. Перед судом предстали бывший министр иностранных дел Чиано, маршал Де Боно, бывший секретарь фашистских профсоюзов Готтарди и др. Некоторых судили заочно. Пятеро, в том числе Чиано, были приговорены к смертной казни. Утром 11 января у старого форта Вероны приговор был приведен в исполнение[325].
Если 8 сентября 1943 г., с одной стороны, продемонстрировало крах старых правящих классов Италии и их политических партий, то, с другой стороны, этот день стал началом возрождения нации, началом вооруженной борьбы итальянского народа против гитлеровской оккупации и фашистской тирании. В этот день немецкие войска столкнулись со стихийным сопротивлением вооруженных отрядов итальянских добровольцев в Турине и Милане. Дивизия итальянской армии «Кремона» начала борьбу против немцев в районе Флоренции[326]. 10 сентября в течение нескольких часов антифашисты Рима оказывали сопротивление немцам на баррикадах у ворот Сан-Паоло[327]. Но судьба Рима была предрешена. Военное командование итальянской армии капитулировало и столица была объявлена «открытым городом».
9 сентября в Риме был создан Центральный комитет национального освобождения (КНО), который объединил все антифашистские партии, провозгласил себя органом политического руководства Сопротивления и призвал народ к оружию против наци-фашизма[328].
Инициатором и вдохновителем Сопротивления выступила Итальянская компартия, которая обратилась с призывом создать широкую сеть местных комитетов национального освобождения в целях организации всенародной борьбы против наци-фашизма[329]. В воззвании к народу, опубликованном 17 сентября 1943 г. в подпольной газете «Унита», компартия четко изложила свою позицию. Главная задача партии и итальянского народа — это борьба против фашизма и гитлеризма в едином строю с Объединенными Нациями[330]. Компартия потребовала от правительства Бадольо разрыва с гитлеровской Германией и призвала к созданию вооруженных партизанских отрядов на территории, оккупированной немцами. Участие в вооруженной борьбе против гитлеровцев она считала главной задачей всех антифашистов.
Важным условием гегемонии пролетариата в борьбе за независимость и свободу КПИ считала политическое единство рабочего класса. Эта необходимость признавалась и в новом пакте, заключенном коммунистами и социалистами 28 сентября 1943 г.[331] В целях координации борьбы рабочего класса был создан Постоянный комитет единства действий коммунистов и социалистов. На местах начали создаваться комитеты национального освобождения из представителей всех антифашистских партий.
Особый характер носило Сопротивление в Южной Италии. Борьба против немецких оккупантов ограничилась здесь отдельными стихийными вспышками — это были зарницы надвигавшейся грозы народного гнева. Наиболее ярким эпизодом Сопротивления на Юге стали «четыре дня» Неаполя (27–30 сентября). В неаполитанском восстании участвовали самые различные слои населения: бывшие военные, рабочие, служащие, студенты. Они вооружались, чем могли: охотничьими ружьями, карабинами, старыми гарибальдийскими саблями. Со дна залива доставали винтовки, брошенные в момент развала армии. Некоторые отряды повстанцев были вооружены пулеметами. В городе шли ожесточенные баррикадные бои. Борьбой руководили выдвинувшиеся в ходе боев «народные вожаки»[332]. В некоторых кварталах — это были коммунисты.
30 сентября немецкие войска капитулировали и оставили город. При этом они разрушили Неаполь артиллерийским обстрелом. Зловещей местью городу было сожжение немцами исторического архива Неаполя.
В октябре, после того как англо-американские войска заняли Корсику и Сардинию, фронт на всю зиму установился по «линии Густава», проходившей между Неаполем и Римом. Советские военные историки, вскрывая истинные причины затянувшихся военных действий в Италии, отмечают, что при подготовке операций на Апеннинах, англо-американское командование допустило нерешительность и ряд просчетов. Союзники не высадили (как это предполагалось по плану) крупного морского десанта еще до объявления капитуляции Италии и таким образом не оказали помощи итальянской армии в разоружении немцев на территории всей страны.
Наоборот, объявив раньше времени о перемирии с Италией и высадив десанты лишь в самых южных районах страны, союзники способствовали разоружению немцами итальянской армии, захвату ими аэродромов и организации немецкой обороны в горах Апеннинского полуострова[333].
В Северной и Центральной Италии, оккупированной гитлеровцами, Сопротивление постепенно начало приобретать организованный характер. Уже в октябре 1943 г. коммунисты приступили к созданию ударных бригад имени Гарибальди. Многие партизанские командиры и политкомиссары прошли через антифашистское подполье, тюрьмы и ссылки, приобрели военный опыт в Испании. Командующим ударных гарибальдийских бригад был член руководства КПИ Луиджи Лонго. Рядом с ним в главном штабе гарибальдийцев в создании партизанской армии с самого начала принимали участие коммунисты П. Секкья, У. Массола, Дж. К. Пайетта и др.
Партизанские отряды создали и другие партии. На втором месте по численности после гарибальдийских были отряды Партии действия «Справедливость и свобода». Ими руководил Ферруччо Парри. Борьба партизанских отрядов координировалась Комитетом национального освобождения Северной Италии (КНОСИ), который был создан вскоре после 8 сентября 1943 г. В его состав входили на паритетных началах представители пяти партий антифашистской коалиции, в том числе, от КПИ — Дж. Ли Каузи и Дж. Доцца, от ИСППЕ — Р. Вератти и Д. Виото, от Партии действия — Ф. Парри и В. А. Скросати, от ХДП — А. Казо и Дж. Фальк, от либералов — Дж. Арпезани, Казагранде и др.[334]
Итальянское сопротивление в отличие от французского не имело своего заграничного центра. Штаб движения — КНОСИ — находился в Милане, в сердце оккупированной немцами Северной Италии. Это обеспечило итальянскому Сопротивлению известную самостоятельность по отношению к союзникам. Однако руководство партизанского движения вынуждено было добиваться сотрудничества и с англо-американскими военными силами в Италии.
Первые контакты член КНОСИ Ф. Парри установил с представителями союзников в Швейцарии еще в сентябре 1943 г. Однако союзники, идя на эти контакты и создавая свои военные миссии в районе действия партизан, ориентировали их главным образом на саботаж и диверсионные акты, а не на создание вооруженных боевых отрядов[335]. Эти различные тенденции нашли свое отражение и в разногласиях между различными партиями внутри КНО. Христианские демократы и либералы стремились ограничить задачи партизанских отрядов разведкой и диверсиями под контролем англичан и американцев. Левые партии — КПИ, ИСППЕ и Партия действия, — напротив, стремились к развитию массовой партизанской борьбы.
Осенью 1943 г. в Северной Италии развернулись первые партизанские бои. Начали диверсионные операции подпольные группы патриотического действия (ГАП). В конце сентября на линии Флоренция — Болонья гаписты подорвали немецкий военный состав, в окрестностях Ареццо — подожгли железнодорожный состав с бензином, в Милане — взорвали зенитную батарею.
В историю Сопротивления Рима вошла самая смелая и значительная операция гапистов, совершенная 23 марта 1944 г. на улице Разелла. Она была приурочена к годовщине основания фашистского движения и осуществлена в самом центре столицы, недалеко от палаццо Титтони, в котором в первые годы диктатуры жил Муссолини. Утром в назначенный день группа патриотов — Карло Салинари, Карло Каппони, Франко Каламандрей, Франко Ферри и Розарио Бентивенья совершила смелое нападение на колонну эсэсовцев. 32 нациста было убито и 38 ранено[336].
Однако эта операция имела жестокие последствия. По приказу главнокомандующего немецкими войсками в Италии генерала Кессельринга в Риме была расстреляна большая группа заложников-антифашистов — всего 335 человек[337]. Массовая казнь была совершена на окраине столицы в Ардеатинских каменоломнях. Впоследствии, когда в 1949 г. Кессельринга судили в Венеции как военного преступника, он заявил: «Мы боялись, что покушение на улице Разелла будет прелюдией ко всеобщему восстанию, приуроченному к наступлению союзников»[338].
Кровавая расправа гитлеровцев нанесла сильный удар по римскому Сопротивлению. И все же оно не было уничтожено. В конце марта командование групп патриотического действия заявило, что, несмотря на репрессии, партизанская война в Риме и других городах будет продолжена вплоть до национального восстания и полного изгнания наци-фашистов[339].
Одной из форм всенародного движения Сопротивления стала забастовочная борьба трудящихся на оккупированной немцами территории[340]. С ноября 1943 г. забастовки проводятся в крупнейших городах Севера: Турине, Милане, Генуе. Их инициаторами были коммунисты[341]. Непосредственно руководили стачками Комитеты действия и профсоюзные комитеты. В авангарде забастовочной борьбы и на этот раз был рабочий класс Турина. Здесь волна забастовок, начавшаяся в середине ноября 1943 г., почти не прекращалась на протяжении всей последующей оккупации. Это нанесло серьезный ущерб экономическому потенциалу наци-фашистского режима в Северной Италии.
В ходе забастовочного движения, носившего сначала экономический характер, в конце 1943 — начале 1944 г. стала вызревать идея массовой политической забастовки, перерастающей в национальное восстание[342]. В январе 1944 г. орган КПИ газета «Ностра лотта» писала: «Всеобщая политическая забастовка, национальное восстание — вот цели, к которым должны быть устремлены все наши организационные усилия, вся наша политическая деятельность»[343].
В течение января — февраля следующего года коммунистами была проделана огромная работа в целях подготовки ко всеобщей политической забастовке: проведены подпольные собрания и конференции членов партии, развернута агитация, отпечатаны листовки, создан объединенный подпольный комитет действия трех областей (Пьемонта, Ломбардии, Лигурии). Делегаты компартии в КНОСИ добивались, чтобы забастовка была поддержана всеми антифашистскими партиями, и это им удалось. Было выпущено совместно воззвание о всеобщей забастовке коммунистов и социалистов[344], а затем и аналогичное воззвание КНОСИ[345]. Это было важным успехом коммунистов в борьбе против политики выжидания правого крыла Сопротивления.
Забастовка, начавшаяся 1 марта, охватила почти все основные центры Северной и Центральной Италии. В ней приняли участие свыше 1 млн. человек[346]. Забастовщики выдвинули не только экономические требования — повышение зарплаты, — но и требования политические. Они выступили против принудительной отправки рабочих на заводы Германии, против военной мобилизации.
Рабочих поддержали средние слои города и деревни: торговцы, ремесленники, студенты, крестьяне. Гарибальдийские отряды и группы патриотического действия активизировали свою борьбу в центрах забастовки. Они выводили из строя коммуникации, устраивали нападение на немецкие казармы, карали предателей и провокаторов. Во Флоренции патриоты взрывом бомбы убили начальника фашистской милиции. В Болонье было взорвано здание фашистского штаба. Иногда партизаны даже занимали населенные пункты[347]. Забастовка стихийно начала перерастать в вооруженную борьбу. Этому способствовала и предшествующая агитация компартии[348]. Некоторые коммунисты на местах прямо ориентировали забастовку на вооруженное восстание[349]. Однако время для восстания еще не наступило. Наци-фашисты вскоре перешли в контрнаступление. Против бастующих были использованы пулеметы, танки, бронемашины.
8 марта подпольный комитет действия вынужден был прекратить забастовку, не добившись принятия требований рабочих[350]. И все же забастовка имела важное политическое значение. Она продемонстрировала сплоченность антифашистских сил и подвела массы к осознанию необходимости народного восстания. Оценивая итоги забастовки, орган компартии газета «Ностра лотта» писала, что мирной забастовки уже недостаточно, что «необходимо переходить к высшим формам борьбы; к вооруженной борьбе, к повстанческой забастовке, к решительному штурму крепости наци-фашизма, реакции и порабощения»[351]. Наконец, мартовская забастовка оказала огромное влияние на соотношение сил в Южной Италии и явилась одним из тех факторов, которые способствовали созданию на Юге коалиционного демократического правительства при участии всех антифашистских партий, в том числе коммунистов и социалистов. Созданию коалиционного правительства предшествовала сложная политическая борьба в Южной Италии, которая тесно переплеталась с международными событиями.
В Южной Италии англо-американское командование поддерживало правительство Бадольо и короля. Англия и США стремились отложить решение вопроса о государственном устройстве Италии до окончания войны. Эту программу Рузвельт впервые сформулировал, выступая на пресс-конференции в июне 1943 г.[352] Она была энергично поддержана в письме Черчилля к Сталину от 21 сентября 1943 г. «Теперь, когда Муссолини поставлен немцами в качестве главы так называемого республиканского фашистского правительства, — писал Черчилль, — важно парировать этот шаг, сделав все, что мы сможем, для усиления власти короля и Бадольо, которые подписали с нами перемирие и с тех пор, насколько они это могли, верно выполняли его»[353].
В интересах достижения главной цели антигитлеровской коалиции — разгрома фашизма — Сталин поддержал предложение западных союзников отложить решение вопроса о государственном устройстве Италии до окончания войны[354]. Вместе с тем Советский Союз направил главные дипломатические усилия на то, чтобы ускорить создание в Италии антифашистского коалиционного правительства на широкой основе.
Достижение общей линии союзников в итальянском вопросе привело к подписанию 29 сентября 1943 г. «исчерпывающих условий» капитуляции Италии, которые были заключены с правительством Бадольо. В соответствии с главным условием этого соглашения 13 октября 1943 г. правительство Бадольо объявило войну гитлеровской Германии[355]. Одновременно была обнародована декларация СССР, США и Великобритании о признании Италии совместно воюющей державой. Союзники выступили гарантами будущего демократического развития Италии, заявив, что «ничто не может ущемить абсолютного и неотъемлемого права народа Италии принять конституционными средствами решение о демократической форме правительства, которую он в конечном счете будет иметь»[356]. В декларации был также пункт, дававший возможность Италии поставить в будущем вопрос о пересмотре условий перемирия с учетом той помощи, которую итальянское правительство сможет оказать борьбе Объединенных Наций.
Итальянский вопрос обсуждался на конференции трех министров иностранных дел: США, Англии и СССР — в октябре 1943 г. в Москве. В «Декларации об Италии», принятой на этой конференции, вновь подтверждалось, что фашизм должен быть искоренен и что «итальянскому народу должна быть предоставлена полная, возможность установить правительственные и другие учреждения, основанные на принципах демократизации»[357]. Союзники договорились также, что необходимо в ближайшее время демократизировать состав итальянского правительства, включив в него представителей «тех слоев итальянского народа, которые всегда выступали против фашизма», гарантировать в стране демократические свободы, упразднить фашистские институты, провести чистку административного аппарата от фашистских элементов, наказать преступников[358]. Отклики в Италии на решения Московской конференции были весьма положительными. Комитет национального освобождения Южной Италии приветствовал их[359]. Председатель КНО И. Бономи писал в дневнике: «Для нашего Комитета освобождения благоприятно намерение Объединенных Наций дать Италии более демократическое правительство и торжественное подтверждение права итальянского народа избрать для себя такие формы и органы государственного правления, какие он сам считает нужным. На этой базе возможно будет упрочить политическое положение»[360].
По решению Московской конференции был создан Консультативный совет по вопросам Италии, в котором были представлены СССР, Англия, США, КНО Франции, Югославия и Греция. На первом же заседании Консультативного совета 30 ноября 1943 г. был поставлен вопрос о расширении состава итальянского правительства. На других заседаниях по инициативе СССР обсуждались вопросы о положении левых партий и организаций, о свободе демократической печати, о дефашизации итальянского государственного аппарата и армии.
Работа Консультативного совета способствовала нормализации политического положения в Южной Италии. Вся ее территория была передана под управление итальянского правительства. Были изданы декреты о дефашизации (29 декабря 1944 г.) и отмене расовых законов (20 января 1945 г.).
Более трудным оказалось формирование коалиционного правительства. Чтобы оттянуть решение этого вопроса, представители правящих кругов Англии и США стремились разжечь противоречия внутри итальянского национального фронта. Распускавшиеся слухи об угрозе «большевизации» Италии преследовали цель изолировать компартию и тем самым ослабить национально-освободительное движение. В этой ситуации в январе 1944 г. Комитет национального освобождения Северной Италии опубликовал заявление, в котором говорилось, что в будущем демократическом правительстве представители трудящихся классов — рабочих, крестьян, ремесленников — должны играть ведущую роль и что партии, отражающие интересы трудящихся, в том числе и коммунисты, должны быть достойно представлены в правительстве[361].
В начале 1944 г. политическая борьба по вопросу о создании антифашистского правительства приняла особенно острый характер в Южной Италии. Здесь к этому времени сложились два блока: правительство Бадольо и король, поддерживаемые в их антигитлеровской борьбе Объединенными Нациями, и с другой стороны — Комитет национального освобождения, требовавший немедленной ликвидации монархии, отставки правительства Бадольо и создания демократического правительства из представителей всех антифашистских партий. Правящие круги Англии и США, играя на разногласиях между этими двумя блоками, стремились оттянуть создание антифашистского правительства Италии и решительно заявили, что вопрос о монархии может быть решен только после окончания войны. В этой ситуации либералы во главе с Б. Кроче решили отказаться от открытой борьбы и оказывать «моральное давление» на Виктора Эммануила. Социалисты и Партия действия, напротив, настаивали на разрыве правительства Бадольо с монархией и немедленном отречении короля. Южный центр компартии в Неаполе, который возглавлял В. Спано, поддержал предложения двух левых партий[362]. Впоследствии В. Спано писал, что коммунисты Юга были вынуждены занять эту линию, считаясь с местными условиями. «Руководящая группа коммунистов на Юге, посланная сюда ЦК КПИ, — вспоминает В. Спано, — была небольшой и малоавторитетной», она была вынуждена считаться с настроениями в партии, состоявшей здесь в значительной мере из коммунистов, которые в течение долгих лет подполья были оторваны от центра партии, мало знали об опыте антифашистского фронта и стояли на сектантских и экстремистских позициях. Значительная часть коммунистов Юга, вспоминает Спано, «выдвигала тогда лозунг советов, и для нас установление линии на национальное единство было уже большой победой»[363]. Выступив за отставку правительства Бадольо во имя сохранения союза с левым крылом КНО, коммунисты Юга в итоге «не смогли последовательно проводить политику национального единства, которую они сами же предлагали»[364].
Противоречия внутри антифашистской коалиции достигли апогея во время I конгресса комитетов национального освобождения, который состоялся 28–29 января 1944 г. в Бари. 120 делегатов конгресса представляли местные организации всех антифашистских партий Северной и Южной Италии. Среди них были Б. Кроче (либерал), К. Сфорца, А. Омодео (Партия действия), Дж. Родино, А. Сеньи (христианские демократы), О. Лиццадри, Л. Каччаторе (социалисты), В. Спано, А. Пезенти, Ф. Гулло (коммунисты). Большинство делегатов — 70 человек — принадлежало к левому крылу Сопротивления: коммунисты (21), социалисты (23), представители Партии действия (26)[365].
Большинство делегатов, вспоминает В. Спано, делая вид, что они не замечают английских солдат, заняли «крайне революционную позицию» и считали себя «третьим сословием, собравшимся в зале для игры в мяч»[366]. Делегаты Партии действия потребовали, чтобы конгресс объявил себя Представительным собранием, чтобы было создано чрезвычайное правительство, которое противопоставило бы себя правительству Бадольо[367]. Этой линии противостояла консервативная позиция либералов и христианских демократов.
Однако после двух дней бурной дискуссии конгресс принял компромиссную резолюцию. В ней признавалась возможность участия представителей антифашистских партий в правительстве Бадольо при условии «немедленного отречения короля». Кроме того, была создана так называемая Постоянная исполнительная джунта из представителей пяти партий антифашистской коалиции, но ее характер и функции не были четко определены[368].
Компромиссная резолюция конгресса не открыла пути к решению вопроса о правительстве. Джунта проявила полную неспособность к действию. Союзники настаивали, чтобы вопрос о судьбе монархии был решен лишь после освобождения страны. Более того, Черчилль, выступив 22 февраля в палате общин, заявил, что до освобождения Рима вообще преждевременно ставить вопрос о расширении правительства Бадольо[369]. Левые партии Юга в свою очередь попытались организовать давление снизу и решили провести 10-минутную забастовку. Это немедленно вызвало репрессии со стороны союзнических военных властей. На фабрики были направлены военные силы и полиция, в типографиях был наложен секвестр на пропагандистские материалы, а глава англо-американской администрации в Италии генерал Мак Фарлан пригрозил организаторам забастовки арестами и судом.
По предложению коммунистов руководители трех левых партий вынуждены были пойти на переговоры с Союзной контрольной комиссией и заменили забастовку митингами[370]. На одном из этих митингов, состоявшемся в Неаполе 12 марта 1944 г., коммунисты и социалисты протестовали против заявления Черчилля, поддерживавшего правительство Бадольо, а глава Неаполитанского центра ИКП В. Спано заявил, что коммунисты намерены провести референдум против короля и Бадольо[371]. Было очевидно, что сектантская линия левых антифашистских партий могла привести к столкновению с политикой западных союзников.
Советское правительство видело выход из сложившегося тупика в том, чтобы срочно улучшить состав правительства Бадольо, введя в него представителей всех антифашистских сил, в том числе коммунистов и социалистов, а не откладывать это до освобождения Рима, как предложил в конце февраля Черчилль. Вместе с тем по просьбе Бадольо Советское правительство установило 11 марта 1944 г. непосредственные отношения с итальянским правительством[372]. П. Бадольо обратился к главе Советского правительства со специальным посланием, в котором говорилось: «В момент, когда обе наши страны решили обменяться официальными представителями, считаю своим долгом заявить Вам, что весь итальянский народ осознает величие и победоносность советских военных усилий, более чем когда-либо убежден в необходимости вернуть итало-русские отношения в ту плоскость плодотворного и дружественного сотрудничества, которая была временно и трагически прервана тем режимом, против которого мы вместе боремся»[373].
Это послание Бадольо было тогда же опубликовано в итальянском официозе «Политика эстера». В официальном коммюнике итальянского правительства, принятом в те дни, давалась весьма высокая оценка дипломатической акции Советского Союза. «Возобновление отношений между Италией и Союзом Советских Социалистических Республик закрывает одну главу и открывает новую фазу международной жизни Италии. Поэтому оно является событием очевидной для всех важности и будет без сомнения оценено во всем значении своем и объеме итальянским общественным мнением по эту и по ту сторону линии боев»[374].
Установление непосредственных отношений между Италией и СССР вызвало тревогу у правящих кругов Англии и США. Глава англо-американской администрации в Италии генерал Мак Фарлан, как пишет в мемуарах Бадольо, выразил даже ему протест по поводу решения установить с Советским Союзом непосредственные отношения и вручил Бадольо письменное распоряжение, в котором заявлялось следующее: «По приказу Союзного верховного главнокомандующего итальянское правительство не может входить в сношения ни с какой союзной или нейтральной державой непосредственно, а должно действовать только через Союзную контрольную комиссию, поскольку это требуется соображениями охраны безопасности военных операций»[375]. На это предписание Бадольо ответил резким протестом по поводу того, что его правительство низведено до «простого орудия» союзников. «Никакое правительство, — писал он, — не может долгое время оставаться у власти при подобных постоянных ограничениях, унижающих достоинство, и главное — бесполезных»[376].
Некоторые органы английской и американской печати делали попытки изобразить дипломатический шаг СССР как поддержку недемократических элементов Италии. Это вызвало сначала у итальянской общественности опасение, что признание Советским Союзом правительства Бадольо может привести к стабилизации его режима. Поэтому в «Бюллетене ИКП», выпущенном в марте 1944 г., разъяснялось, что шаг Советского правительства еще не означает полного признания существующего правительства Бадольо и короля, а, напротив, «укрепит позиции левых сил Италии»[377]. Уверенность именно в такой перспективе развития оказалась вполне обоснованной, ибо Советский Союз, устанавливая непосредственные отношения с правительством Бадольо[378], стремился ускорить его демократизацию.
В марте 1944 г. Советское правительство сделало соответствующее представление правительствам Англии и США. 30 марта 1944 г. в газете «Известия» была опубликована редакционная статья, озаглавленная «Итальянский вопрос», в которой излагались указанные выше предложения Советского правительства в отношении Италии. Статья заострила внимание на явном противоречии между задачей объединения всех национальных сил Италии для борьбы за ее освобождение и разгром гитлеризма, с одной стороны, и сложившимся в Италии внутриполитическим положением — с другой. «Правительство Бадольо и Постоянная исполнительная джунта, — говорилось в ней, — до сих пор не только не объединены, но наоборот, они бесполезно истощаются в борьбе друг с другом». В действительности, писала далее газета, главная задача состоит не в решении вопроса о монархии (его можно отложить), а в том, чтобы немедленно «улучшить состав правительства Бадольо, расширить его базу в направлении его демократизации»[379]. На очередном заседании Консультативного совета по вопросам Италии предложения СССР были приняты. В резолюции Консультативного совета говорилось, что он приветствовал бы немедленное сформирование маршалом Бадольо правительства, представляющего все партии[380].
Согласование линии союзников создало благоприятные внешнеполитические условия для создания коалиционного правительства Италии. Поэтому итальянские коммунисты высоко оценили роль СССР в момент, определивший последующие судьбы Италии. Газета «Ностра лотта» писала в связи с 38-й годовщиной Октябрьской революции, что «Советский Союз внес решающий вклад как военный, экономический, так и дипломатический в общую борьбу за освобождение Италии»[381].
Вторым необходимым условием для создания коалиционного правительства Бадольо было достижение единства в этом вопросе итальянских антифашистских сил. В данном случае большую роль сыграла ИКП и лично П. Тольятти[382], который, выступая 31 марта на Национальном совете итальянской компартии в Неаполе, предложил создать новое авторитетное правительство при поддержке всех антифашистских партий и отложить вопросы государственного устройства на послевоенный период, решив их путем созыва Учредительного собрания. Эта линия была принята Национальным советом и закреплена в его резолюции[383].
«Неаполитанский поворот» компартии оказал решающее влияние на позицию других антифашистских партий[384]. В результате переговоров между ними было достигнуто следующее компромиссное соглашение. Вопрос о конституционном устройстве страны был отложен до окончания войны. В свою очередь Виктор Эммануил согласился после освобождения Рима передать престол принцу Умберту в качестве королевского наместника. 15 апреля Постоянная исполнительная джунта в особой резолюции заявила, что не существует отныне никаких препятствий для вступления антифашистских партий в правительство и это должно быть осуществлено еще до освобождения Рима.
Новое коалиционное правительство Бадольо было создано в Салерно 21 апреля. В его состав вошли П. Тольятти, А. Пезенти, Ф. Гулло (от ИКП), К. Сфорца, А. Омодео, А. Таркиани (от Партии действия), П. Манчини (от ИСППЕ), Дж. ди Родино (от ХДП), Б. Кроче (от либералов) и др.
Это правительство, бесспорно, носило компромиссный характер. Да и сама фигура Бадольо, связанного с прошлым режимом, не внушала особого доверия и рассматривалась антифашистскими силами как временная. И все же создание правительства Бадольо явилось важным шагом на пути демократизации режима в Южной Италии. По инициативе коммунистов этим правительством были приняты декреты о наказании фашистских преступников, о проведении чистки государственного аппарата от фашистских элементов и первый декрет министра-коммуниста Ф. Гулло о продлении сроков сельскохозяйственных договоров, облегчивший положение тысячи мелких арендаторов и испольщиков. Наконец, правительство Бадольо распустило королевские вооруженные силы и приступило к созданию национальной армии.
Участие коммунистов в буржуазном по своему характеру правительстве было новым историческим опытом итальянского пролетариата. И хотя руководящая роль в самом правительстве не принадлежала партиям рабочего класса, коммунисты и социалисты, опираясь на массовое антифашистское движение, оказывали влияние на политику правительства в целях демократизации режима на Юге и развития национально-освободительной борьбы на Севере. Вместе с тем, как соотношение сил в правительстве, так и наличие в стране англо-американских войск не позволили тогда коммунистам и социалистам энергично и широко поставить вопросы социального и политического переустройства страны. Комитет национального освобождения Северной Италии заявил о полном сотрудничестве с коалиционным правительством. Таким образом, «поворот в Салерно» способствовал сплочению антифашистских сил в национальном масштабе.
12 мая на итальянском фронте началось наступление войск союзников. 4 июня англо-американские войска вошли в Рим и начали быстро продвигаться, освобождая города Тосканы, Умбрии, Марке. Национально-освободительная война вступила в новую фазу. Летом 1944 г. действия партизанских отрядов приняли характер массовых партизанских боев. Благодаря постоянным усилиям компартии крепло единство рядов антифашистского фронта.
Вдохновляющим примером для дальнейшего развития Сопротивления явилось освобождение Рима. Вместе с тем особенности ситуации, при которой наци-фашисты оставили столицу, определили и слабости последующего развития демократического движения на освобожденной территории. Дело в том, что поднять восстание в Риме не удалось. Организация римского Сопротивления, особенно ее левое крыло, была ослаблена после массовых репрессий наци-фашистов в марте 1944 г.
В Комитете национального освобождения Рима были сильны позиции правых партий, которые предпочитали, чтобы столицу освободили союзные войска, а не повстанцы. Ватикан в свою очередь начал переговоры с немцами, и гитлеровцы согласились мирно эвакуировать город.
После освобождения Рима в соответствии с достигнутым ранее соглашением принц Умберто был провозглашен наместником короля. Новое коалиционное правительство, также составленное из представителей всех антифашистских партий, возглавил Иваноэ Бономи. Союзники были сначала встревожены изменениями в правительстве, которые произошли без их санкции. Но затем, когда Бономи подтвердил, что признает условия перемирия, заключенного его предшественником с союзниками, новое правительство было признано правительствами СССР, США и Великобритании[385].
Создание правительства Бономи было шагом вперед по сравнению с предшествующим ему правительством Бадольо, поскольку в него не вошли открыто реакционные силы, связанные с генералитетом. Кабинет, казалось, принял более отчетливо выраженный демократический характер и опирался на центральный КНО. Однако были и отрицательные моменты, означавшие регресс. Если правое крыло правительства Бадольо имело своей социальной опорой главным образом аграриев и помещиков Юга, то после освобождения Рима консервативные силы правительства Бономи нашли в столице поддержку также со стороны крупных промышленников, банкиров, чиновников государственного аппарата. Это и определило борьбу внутри кабинета по всем основным вопросам. Правые силы настаивали на издании более компромиссного закона о чистке государственного аппарата от фашистских элементов. Серьезную дискуссию вызвал и вопрос о земле. По настоянию коммунистов были приняты декреты министра-коммуниста Ф. Гулло о передаче пустующих земель в пользование крестьянским кооперативам и об увеличении доли крестьян-испольщиков при разделе урожая[386]. Но лишь начало стихийного движения крестьян за занятие пустующих земель осенью 1944 г. заставило местные власти начать проводить эти декреты в жизнь.
Сопротивление консервативных сил делало особенно необходимым сплочение массовых организаций трудящихся. Огромной победой в этом направлении явилось создание единых профсоюзов. В начале июня 1944 года в Риме представители трех массовых партий (ИКП, ИСППЕ и ХДП) приняли так называемый Римский пакт, который определил основы будущей единой организации профсоюзов. В документе говорилось о независимости профсоюзов от государства и партий и определялись задачи профсоюзов в борьбе за демократизацию Италии[387]. В результате этого соглашения в июне 1944 г. была создана Всеобщая Итальянская конфедерация труда (ВИКТ), объединившая основные профсоюзные течения: коммунистов, социалистов и христианских демократов[388]. Политика единства итальянских профсоюзов была поддержана ВЦСПС. В сентябре 1944 г. делегация советских профсоюзов по приглашению ВИКТ прибыла в Италию. В течение полутора месяцев пребывания в Италии советские посланцы установили контакты с широкими кругами итальянских трудящихся. Они участвовали в 22 собраниях профсоюзных активов, в 76 митингах в ряде городов освобожденной Италии (Риме, Неаполе, Бари, Таранто), а также в городах Сицилии и Сардинии[389].
Особенностью экономической политики ВИКТ в годы войны было то, что она боролась за улучшение условий жизни рабочего класса на освобожденной территории не путем организации забастовок, а опираясь на представителей рабочего класса в правительстве. Осенью 1944 г. в результате переговоров ВИКТ с правительством совет министров принял ряд мер по улучшению условий труда рабочих и служащих; заработная плата была повышена.
Добиваясь профсоюзного единства трудящихся, коммунисты вместе с тем выдвинули задачу выработки единой политической платформы трех массовых партий. 8 августа 1944 г. коммунисты и социалисты заключили новый пакт единства действий, в котором заявили, что решение социально-политических вопросов должно быть отложено до освобождения страны и что обе партии выступают за установление демократической республики путем созыва Учредительного собрания. Документ содержал общую конкретную программу борьбы против фашизма[390]. Для ее осуществления была создана совместная комиссия в составе: Тольятти, Ди Витторио, Ненни, Лиццадри и др. 4 сентября 1944 г. национальный съезд ИСППЕ, собравшийся в Неаполе, одобрил это соглашение.
Вовлечение крестьян в антифашистское движение позволило партии рабочего класса по новому поставить вопрос о взаимоотношениях с христианско-демократической партией, массовую базу которой составляли преимущественно трудящиеся деревни. 9 июля 1944 г. Тольятти, выступая на народном собрании в зале Бранкаччио в Риме, предложил заключить пакт единства действий между коммунистами, связанными братскими узами с социалистами, и христианскими демократами. Эта линия учитывала уже достигнутые успехи в области профсоюзного единства трех течений, а также наметившуюся в рядах ХДП тенденцию к союзу с левыми партиями в целях проведения в будущем социальных реформ.
В августе ИКП и ИСППЕ выступили с совместным заявлением, предложив ХДП заключить пакт о единстве действий на основе следующей программы-минимум: доведение войны до конца, обновление государственного аппарата, повышение зарплаты и создание советов управления трудящихся на предприятиях[391]. В сентябре Тольятти снова выдвинул идею блока трех партий (ИКП, ИСППЕ, ХДП), заявив, что их общей политической платформой могла бы быть программа борьбы за прогрессивную демократию[392]. Однако наметившееся было сближение рабочих партий с ХДП не удалось закрепить вследствие возобладавших в ней консервативных и антикоммунистических тенденций[393].
В июне 1944 г. была создана единая партизанская армия — Корпус добровольцев свободы — с единым командованием. Инициаторами объединения партизанских отрядов были коммунисты. Главное командование партизанской армии в первых же принятых им директивах подчеркивало, что оно будет выполнять свои функции по поручению КНОСИ и действовать координированно с союзническими властями и итальянским правительством[394].
Корпус добровольцев свободы объединил все партизанские отряды, созданные различными политическими партиями. В каждом районе в зоне действия партизан было назначено соответствующее командование, подчиненное центру, и кроме того, — подпольное командование в оккупированных немцами городах. Партизанские отряды были объединены в бригады и дивизии. Наиболее опытной была партизанская армия в Пьемонте и в Эмилии. Ее общая численность к осени 1944 г. достигла 90 тыс. человек[395]. Отряды сохранили, однако, свою политическую окраску. Почти половина Корпуса добровольцев свободы была сформирована из гарибальдийских отрядов[396]. Значительны были и отряды Партии действия (31 %)[397]. Эти два типа отрядов сохраняли в рамках Корпуса добровольцев свободы свою параллельную сеть командования. Коммунисты боролись за развитие и укрепление своих партийных ячеек в других партизанских отрядах, за согласованную линию в них бойцов — коммунистов, социалистов и членов Партии действия[398]. Ведущая роль коммунистов в вооруженной борьбе и проводимая ими политика единства левых политических сил позволила коммунистам получить важные командные посты в партизанской армии. Большинство ее политических комиссаров разделяли убеждения коммунистов[399].
Однако по настоянию союзников и правительства Бономи главнокомандующим Корпусом добровольцев свободы был назначен либерал Р. Кадорна. Л. Лонго и Ф. Парри были его заместителями, но в действительности именно им принадлежала ведущая роль в руководстве партизанским движением. В мемуарах Кадорна пишет, что в главном командовании корпусом «подавляющим влиянием пользовались Лонго и Парри. Это господствующее влияние коммунистической партии и Партии действия соответствовало реальному соотношению сил в партизанской армии»[400].
После освобождения Рима «Социальная республика» Муссолини вступила в полосу острого кризиса. Столица марионеточного государства была перенесена к швейцарской границе, в маленький курортный городок Сало на озере Гарда. Сам Муссолини под охраной итальянских и немецких эсэсовских отрядов поселился в местечке Гарньяно. Во время встречи с Гитлером 20 июля 1944 г. Муссолини, не скрыв от фюрера плачевного состояния режима, потребовал серьезной военной помощи. В Италию были направлены четыре немецкие дивизии. Кроме того, из числа итальянских военнопленных, привезенных в Италию, были созданы отряды Тодт для строительства оборонительных укреплений.
Летом 1944 г. антифашистская вооруженная борьба вступила в новую фазу развития и приобрела характер широкой народной войны. Партизанские отряды сковывали 10 и более немецких и итальянских дивизий. Генерал Кессельринг признавал впоследствии, что «партизанская война стала для немецкого командования реальной опасностью»[401].
Летом же в Северной Италии начался новый подъем стачечной борьбы. В конце июня и в июле прошли крупные забастовки в промышленных центрах Лигурии, Пьемонта, Ломбардии. В июле компартия бросила лозунг: «Перенести восстание в деревню!» В движение пришло крестьянство Эмилии и Романьи. В сельской местности возникли Отряды патриотического действия. Они помогали крестьянам спасать урожай от фашистских реквизиций и переправляли продовольствие партизанам. В антифашистской вооруженной борьбе в Северной и Центральной Италии закладывались основы союза рабочего класса и крестьянства.
В период весенне-летних боев в Италии особенно остро встал вопрос о координации действий между партизанской армией и союзниками. Партизаны испытывали острую нужду в оружии. В свою очередь и союзники стремились более широко использовать борьбу патриотов против немцев, чтобы облегчить свое продвижение в Италии. В обращении главнокомандующего союзническими войсками в Италии генерала Александера к патриотам оккупированной Италии, сделанном в день освобождения Рима, 6 июня 1944 г., говорилось: «Столь долгожданный для вас день настал. Я призываю всех патриотов Италии единодушно восстать против общего врага»[402].
Уже в июле — августе 1944 г. стало очевидно, что союзники рассчитывали с помощью генерала Кадорны контролировать партизанскую армию и использовать ее исключительно в своих военных целях. Однако добиться такого подчинения союзники не сумели. Партизанское командование проявило готовность сражаться вместе с союзными армиями против фашизма и не раз заявляло об этом. Вместе с тем оно стремилось сохранять самостоятельность действий. Союзники в свою очередь по-прежнему ориентировали партизан преимущественно на диверсии и саботаж. Такие директивы содержались, например, в инструкции, направленной союзным командованием 11 августа 1944 г. генералу Кадорне. В этом же документе наряду с обещанием и впредь снабжать партизан оружием без обиняков говорилось, что там, где «политические цели (партизан — авт.) будут противоречить осуществлению военных планов союзников по продвижению в Италии, там помощь со стороны генштаба оказана не будет»[403]. Такого рода столкновения между политическими целями партизан, говорилось в документе, и «чисто военными планами» союзников весьма часто имели место в Центральной Италии в области Марке[404].
Красноречив и другой документ — письмо английского резидента в Швейцарии Маккеффери председателю Комитета национального освобождения Северной Италии Ф. Парри. Маккеффери напоминал, что уже давно он советовал направить усилия партизан на организацию саботажа и диверсий. «Но вы Создали армию. Кто Вас просил об этом? Конечно не мы. Вы сделали это по политическим соображениям…» А теперь, язвительно спрашивал английский резидент, «не добиваетесь ли Вы права на руководство военными операциями вместо Эйзенхауэра или Александера?»[405].
Противоречия между партизанами и союзниками отчетливо проявились во время борьбы за освобождение Флоренции в августе 1944 г. Более 30 тыс. партизан заняли кольцо гор вокруг Флоренции и вели здесь упорные и длительные бои с немцами, продолжавшиеся до 2 сентября. Действия партизан были поддержаны забастовками городских рабочих, которые 11 августа переросли в восстание под руководством штаба командования во Флоренции. Англо-американские войска оказывали повстанцам весьма незначительную помощь. Более того, по свидетельству Л. Лонго, генерал Александер призывал итальянских партизан не вступать в город, а вести бои на его подступах и направить главный удар в спину отступающему из города противнику[406].
Политические цели этих рекомендаций вполне очевидны. И все же Флоренция была освобождена за шесть дней до прихода союзной армии. Власть в освобожденном городе взял в свои руки Комитет национального освобождения, и союзники не могли не посчитаться с этим[407].
Опасаясь размаха партизанского движения и не будучи в силах подчинить его своему контролю, союзники стали распускать партизанские отряды, как только та или иная территория освобождалась от немцев. В связи с этим генеральное командование Корпусом добровольцев свободы, опираясь на пожелание премьер-министра Бономи, обратилось 17 августа к командованию итальянской армии (Итальянского корпуса освобождения) и командованию союзников с просьбой, чтобы на освобожденных территориях партизанские соединения вливались в ряды итальянской национальной армии и получили бы таким образом возможность «сражаться плечом к плечу с союзниками до окончательной победы над наци-фашизмом»[408]. Однако эта просьба осталась без ответа со стороны союзников, и решить этот вопрос, несмотря на неоднократные усилия КНОСИ, не удавалось в течение почти полугода.
В результате летне-осеннего наступления союзников и партизанских боев были освобождены Тоскана и Марке. Кроме того, был освобожден целый ряд населенных пунктов и районов в Пьемонте, Лигурии, Эмилии, Романье, Венето. В тылу у врага по указанию КНОСИ были созданы освобожденные зоны — так называемые партизанские республики. Они возникли преимущественно в сельских районах. Наиболее крупными были Республика Торрилья (между Генуей и Пьяченцей), Республика Монтефьорино (к югу от Пармы) и Республика Оссола (в Ломбардии, между грядой гор Монте Роза и озером Лаго Маджоре).
Итальянская компартия и гарибальдийское руководство отнюдь не стремились к установлению в освобожденных районах военной диктатуры партизан. Например, еще в конце августа 1944 г. федеральный комитет компартии Генуи направил послание командованию гарибальдийской дивизии Чикеро. В нем говорилось: «В занятой вами зоне еще не начато решение гражданских проблем, возникших с упразднением старой администрации. Задача, которую мы выдвигаем, заключается не в том, чтобы ликвидируемую власть заменить властью партизан или коммунистов, но в том, чтобы само население создавало органы, которые взяли бы на себя решение этих проблем. Мы должны помогать, побуждать, советовать, но вместе с тем нужно среди самого местного населения находить людей, которые будут ответственными руководителями новой демократической администрации»[409].
Во главе освобожденных зон стали центральные джунты, где были представлены деятели различных политических течений. Например, в центральную джунту Республики Оссола вошли социалисты (профессор Э. Тиббальди и Э. Вигорелли), которым принадлежало в ней руководство, коммунисты (член ЦК ИКП У. Террачини и Джизелла Флореанини), христианские демократы (П. Мальвестити и Л. Мари).
Джунты энергично проводили дефашизацию на местах. Народные трибуналы вершили суд над фашистскими преступниками. Взимался прогрессивный налог на имущество и вводился контроль над ценами. Излишки продовольствия распределялись среди нуждающихся. Джунты оказывали также помощь партизанам, а иногда и рабочим оккупированных городов, посылая им продукты. В свою очередь партизаны помогали крестьянам в сельскохозяйственных работах[410].
Восстанавливалось железнодорожное сообщение и средства связи. Республика Оссола имела постоянную радиосвязь с Римом и непосредственные контакты с Швейцарией. Швейцарский красный крест оказывал ей помощь продуктами и согласился приютить около 2 тыс. детей республики.
Партизанские республики становились зародышами новой демократии, за которую сражались борцы Сопротивления.
По мере развития итальянское Сопротивление, как видно, все больше приобретало характер не только национально-освободительной борьбы, но и характер антифашистской демократической революции. Левое крыло Сопротивления — коммунисты, социалисты и Партия действия — хотели, чтобы свержение фашизма в Италии привело к созданию на его развалинах нового социального строя. Наиболее последовательным сторонником единства антифашистских сил была компартия. Она считала, что речь шла не о том, чтобы осуществить социалистические преобразования в ходе самого движения Сопротивления, а о его социалистической перспективе. Коммунистическая партия не выдвигала поэтому, как в 20-е годы, лозунга «Сделать как в России!» Главной задачей Сопротивления, помимо национального освобождения, являлась ликвидация фашизма и его социальных корней. Поэтому коммунисты боролись за сохранение единства антифашистских сил и рассматривали Сопротивление как великую демократическую революцию[411], которая должна привести после освобождения страны к установлению режима новой или, как чаще говорили коммунисты, прогрессивной демократии[412].
Политика ИКП учитывала сложившееся соотношение сил на международной арене и исходила из этой реальности. Политика Национального фронта, соответствовавшая линии Объединенных Наций, вместе с тем совпадала и с национальными интересами страны. Она соответствовала и революционным интересам итальянского пролетариата. Возможность установления в Италии прогрессивной демократии, развивающейся в направлении социализма, компартия связывала с тем новым соотношением сил, которое складывалось на международной арене благодаря победам в войне Советского Союза. «Мир, в устройстве которого будет участвовать СССР, создаст условия для демократического и прогрессивного развития Италии»[413], — писала в ноябре 1944 г. газета «Ностра лотта».
Эту стратегическую линию в целом разделяло и руководство ИСППЕ. В пакте единства действий двух партий (от 28 сентября 1943 г.) говорилось, что они ставят своей общей задачей создание «народной демократии», которая будет развиваться в направлении к социализму»[414].
Однако и внутри левого лагеря Сопротивления единство достигалось в сложной идеологической и политической борьбе. В ноябре 1944 г. в Северной Италии в глубоком подполье проходила коммунистическая конференция триумвиратов (так назывались тройки по подготовке восстания). Некоторые ее участники считали, что компартия должна взять курс на непосредственную пролетарскую революцию и установление в Италии власти Советов. Большинство участников конференции поддержало, однако, линию руководства — курс на прогрессивную демократию[415].
Компартии приходилось давать отпор сектантским настроениям не только в своих рядах, но в еще большей мере — ультрареволюционным лозунгам, выдвигавшимся время от времени Партией действия и социалистами. Острую полемику ИКП вела с группой социалистов Милана, руководимой Л. Бассо, которая выступила против Национального фронта и выдвинула лозунги пролетарской революции и установления социалистической республики[416], не отвечавшие тогда ни международным условиям, ни соотношению сил в самой стране.
Особое значение для социалистических сил Италии приобрела 27-я годовщина Октябрьской революции, исполнившаяся в ноябре 1944 г. Рабочие Турина и других городов отметили годовщину Октября частичными забастовками. Коммунистическая и социалистическая партии обратились в связи с юбилеем со специальным воззванием к итальянскому народу, в котором говорилось: «Никогда в такой мере, как сейчас, трудящиеся всех стран не испытывали воздействия русской революции и симпатии к Советскому Союзу. Вокруг СССР, совершившего революцию и являющегося оплотом нового бесклассового общества и движущей силой социализма, революционеры всего мира сплачивают пролетарские ряды в едином строю. Славный опыт русской революции вдохновляет трудящихся на борьбу до победного конца, вселяет в них уверенность в достижении свободы и гражданского прогресса»[417].
Вместе с тем, стремясь рассеять настроения части коммунистов, связывавших надежды на будущее Италии непосредственно с приходом советских войск, а с другой стороны, опровергая буржуазные домыслы о возможности «экспорта» революции из СССР, компартия подчеркивала, что новый строй, который возникнет в Италии после освобождения явится результатом внутренней борьбы итальянского народа, а не будет привнесен извне. В ноябре 1944 г. подпольная газета компартии «Ностра лотта» в статье, озаглавленной «СССР и Италия», писала, что Советский Союз не собирается навязывать Италии какой-то определенный строй, что выбор политического устройства страны является делом самого итальянского народа. «Таков принцип СССР, — заключала газета, — и его ленинской политики»[418].
Осенью 1944 г. противоречия между партизанским движением и союзниками приняли особенно острый характер. Неожиданные изменения военных планов союзников в Италии повлекли за собой тяжелые потери партизан. В начале сентября командование союзников сообщило КНОСИ: «Стратегическая обстановка допускает возможность, что в ближайшее время противник оставит Северную Италию прежде, чем туда войдут войска союзников»[419]. Опираясь на эту информацию, КНОСИ 20 сентября обратился к народу с призывом о подготовке национального восстания[420]. Компартия в свою очередь опубликовала воззвание, в котором она призывала «расширять, усиливать партизанскую борьбу до ее перерастания во всеобщую политическую забастовку, в национальное восстание»[421]. Однако планы союзников неожиданно изменились. Стратегическое наступление в Северной Италии было отложено в соответствии с решениями 2-й конференции в Квебеке. Этот неожиданный поворот поставил партизанское движение в чрезвычайно трудные условия. Первой испытала на себе последствия этого поворота Болонья. Восстание в Болонье, начавшееся в начале октября, не получило поддержки союзников и было жестоко подавлено немцами[422].
Воспользовавшись остановкой союзников, немцы обрушили все силы на партизанское движение. В этих целях были созданы специальные карательные отряды. По приказу Кессельринга гитлеровцы начали репрессии против гражданского населения, оказывавшего содействие партизанам. Особенно чудовищной расправе подверглось население Марцаботто (провинция Болонья). Более половины его жителей — 2 тыс. человек — погибли[423].
В истории итальянского Сопротивления осень — зима 1944 г. были наиболее драматичным периодом. Союзники почти прекратили помощь партизанам оружием и продовольствием. В результате большинство партизанских республик было вновь оккупировано немецкими войсками. Некоторые итальянские историки-марксисты приходят к выводу, что англичане и американцы «сознательно поставили под удар»[424] итальянское движение Сопротивления, развитие которого вызывало у них серьезные опасения политического характера.
Наконец, союзники предприняли маневр с целью демобилизации партизанской армии. 10 ноября главнокомандующий союзными войсками в Италии Александер обратился к партизанам с инструкцией, в которой им предлагалось в связи с задержкой наступления союзников «прекратить активные действия, начатые ранее, чтобы подготовиться к новой фазе борьбы и встретить нового врага — надвигающуюся зиму»[425]. В обращении говорилось также, что возможности снабжения партизан союзниками с самолетов в ближайший период будут ограничены. Действительный смысл этого обращения Александера к партизанам заключался в том, чтобы нанести последний удар с целью удушения итальянского Сопротивления.
Командование Корпуса добровольцев свободы решило дать воззванию Александера свою интерпретацию. Оно разослало всем партизанским отрядам инструкцию, написанную Л. Лонго. В ней говорилось, что «борьба продолжается и должна продолжаться» и что ссылки на директивы Александера в целях оправдания предложений о демобилизации партизан и «свертывании» партизанской борьбы на зимний период абсолютно не оправданы. Напротив, говорилось в документе, «мы должны предвидеть на ближайшие недели и на ближайшие месяцы не свертывание, не ослабление партизанской борьбы, но усиление ее, расширение вооруженных отрядов»[426]. Благодаря твердой позиции коммунистов и поддержке населения армия Сопротивления была сохранена.
Во второй половине ноября 1944 г., по предварительной договоренности с союзниками, КНОСИ направил делегацию для переговоров в Рим. Делегацию возглавляли Ф. Парри и Дж. К. Пайетта. В ее задачи входило добиться официального признания КНОСИ со стороны итальянского правительства и союзников в качестве представителя итальянского правительства в Северной Италии, а также признания Корпуса добровольцев свободы как части регулярного войска с последующим его включением в итальянскую национальную армию.
Путь делегации из Милана был сложен — через Швейцарию, Южную Францию в Южную Италию, а затем в Рим. Переговоры делегации КНОСИ с союзниками привели к подписанию 7 декабря так называемых Римских протоколов[427]. Союзники обещали увеличить поставки партизанам продовольствия и оружия. Однако дальнейшие переговоры по двум основным пунктам — о признании политических функций КНОСИ и о признании Корпуса добровольцев свободы — наткнулись на серьезное сопротивление. Положение осложнилось в связи с правительственным кризисом, вызванным обострением противоречий между антифашистскими партиями.
26 ноября Бономи подал в отставку. В этот критический момент компартия выступила против абсолютно нереального в тех условиях предложения социалистов и Партии действия о создании правительства из представителей одних левых партий. Коммунисты в отличие от ИСППЕ и Партии действия считали необходимым сохранение национального фронта и согласились войти в состав второго правительства Бономи, сформированного 12 декабря 1944 г.
В результате было создано так называемое министерство по делам оккупированной Италии, решен вопрос о финансировании союзниками движения Сопротивления при посредничестве итальянского правительства.
Руководство ИКП на заседании, состоявшемся в конце декабря 1944 г., одобрило линию партии в период правительственного кризиса и подтвердило верность политике национального единства.
В принятой резолюции говорилось, что ответственность коммунистов в новом правительстве значительно возрастает, поскольку в него не вошли представители других левых партий. В связи с этим ИКП считала необходимым довести до сведения всей страны те цели, которые коммунисты ставили перед собой в правительстве: мобилизация всех сил для борьбы против наци-фашизма, скорейшая демократизация политической жизни страны, защита неотложных нужд трудящихся, восстановление экономики страны в соответствии с ее национальными интересами. В резолюции подчеркивалось, что участие коммунистов в правительстве как никогда требует расширения связей коммунистов с массами и активизации деятельности массовых организаций трудящихся[428].
Особое значение компартия придавала в этот период упрочению комитетов национального освобождения. В середине декабря ИКП вслед за Партией действия направила открытое письмо всем антифашистским партиям и массовым организациям, в котором она предлагала превратить комитеты национального освобождения в подлинное «тайное правительство» на оккупированной немцами территории Италии. В этих целях обе партии считали необходимым создать широкую сеть КНО на местах и предприятиях, укрепить их связи с массовыми организациями трудящихся. КНО, по мнению коммунистов, должны были мобилизовать все национальные силы для участия в восстании, вести борьбу против голода и холода, оказывать помощь бастующим рабочим, карать наци-фашистов и коллаборационистов[429].
В конце декабря 1944 г. правительство Бономи, а вслед за ним и союзники заявили об официальном признании КНОСИ. Однако это признание было скорее формальным. Делегация КНОСИ добивалась признания его как органа политической и административной власти на оккупированной немцами территории вплоть до прихода союзников. Последние же были против такой формулы. В двустороннем соглашении, подписанном в конце декабря Бономи и Пайеттой, говорилось, что «итальянское правительство признает Комитет национального освобождения Северной Италии (КНОСИ) в качестве органа антифашистских партий на территории, оккупированной врагом», а также «уполномочивает КНОСИ представлять его (правительство) в борьбе, которую патриоты ведут против немцев и фашистов на еще не освобожденной территории Италии»[430]. Что касается союзников, то сначала они разделяли эту форму признания, но затем пересмотрели свою позицию. Уже 30 декабря Бономи сделал заявление, что военная союзническая администрация не согласна с какой-либо формой политического признания КНОСИ, но готова признать за ним право на участие в войне против немцев, которую они ведут по ту сторону линии фронта[431]. Союзники настаивали на том, чтобы итальянское правительство также отказалось рассматривать КНОСИ в качестве политического органа шести партий[432]. Поэтому даже та ограниченная формула его признания, которую удалось согласовать с правительством, была важным успехом, — и это после долгих дебатов констатировал на своем заседании Комитет национального освобождения Северной Италии[433].
Не меньшие усилия прилагали союзники и к тому, чтобы ослабить партизанскую армию и заранее принять необходимые меры для ее роспуска после окончания войны. Расформирование отдельных партизанских отрядов на территории, освобожденной от немцев, союзники, как говорилось, практиковали уже во время наступательных боев летом — осенью 1944 г. Они выдвигали также свои планы реорганизации партизанской армии с целью ее подчинения контролю союзного командования[434]. В этой ситуации Комитет национального освобождения Северной Италии поставил перед союзниками и итальянским правительством вопрос о необходимости включить партизанские отряды (по мере освобождения тех или иных территорий от немцев) в состав регулярной итальянской армии. Это предложение обсуждалось во время первой миссии делегации КНОСИ на Юг, но безрезультатно. Лишь после длительной борьбы (не обошлось при этом без острых противоречий и между партиями) 18 января 1945 г. совет министров Италии официально признал Корпус добровольцев свободы[435]. Тогда же по случаю «Дня партизан» в Риме состоялась торжественная манифестация, в которой принял участие Бономи. К знамени Корпуса добровольцев свободы была приколота высшая военная награда Италии — Золотая медаль.
В целях единства партизанского движения коммунисты давно уже ставили вопрос о реорганизации Корпуса добровольцев свободы. В январе 1945 г. они выдвинули следующий проект: объединить по зонам партизанские отряды, имевшие различную политическую ориентацию, ввести обязательную систему подчинения отрядов единому районному и центральному командованию. При этом коммунисты полагали, что Корпус добровольцев свободы должен сохранить характер военно-политической организации и стать единой национально-патриотической армией КНОСИ[436]. Партия действия и социалисты, разделяя проект, разработанный коммунистами, вместе с тем более энергично подчеркивали необходимость сохранения политического характера партизанской армии как армии демократической революции[437].
Такая реорганизация противоречила целям союзников и консервативных сил Сопротивления. Поэтому при обсуждении этого вопроса главнокомандующий Корпусом добровольцев свободы генерал Кадорна исключал возможность признания каких-либо политических целей партизанской армии, сводя ее задачи лишь к военной борьбе против немцев, исключал вообще возможность свободы политической пропаганды и распространения партийной печати в рядах единой партизанской армии[438]. Наконец, Кадорна понимал, что в силу сложившегося соотношения сил в Сопротивлении гегемония в руководстве партизанскими отрядами фактически принадлежала коммунистам (об этом Кадорна писал в донесениях итальянскому правительству)[439]. Стремясь подорвать гегемонию коммунистов в партизанской армии, Кадорна предложил, чтобы в штабе командования армии после ее реорганизации были представлены все пять антифашистских партий, независимо от их фактической силы внутри партизанского движения[440]. Однако в конце концов он вынужден был признать проект коммунистов наиболее реалистичным[441]. В конце февраля вопрос о реорганизации партизанской армии был окончательно согласован с командованием Корпуса добровольцев свободы, а в конце марта официально одобрен КНОСИ. Полностью осуществить реорганизацию армии в сроки, оставшиеся до национального восстания, не удалось. Однако, по свидетельству Л. Лонго, принятие согласованных решений «способствовало созданию в отношениях между всеми вооруженными соединениями и всеми политическими течениями атмосферы большего доверия, понимания и стремления к сотрудничеству»[442].
Идя навстречу национальному восстанию, левые партии уточняли свои непосредственные цели и перспективы. В апреле 1945 г. состоялось второе заседание Национального совета компартии. Коммунисты подтвердили верность политике национального единства. Чтобы предотвратить опасность (после освобождения Северной Италии) разрыва между революционным Севером и консервативным Югом, компартия предложила незамедлительно осуществить демократизацию политического режима Юга путем расширения связей КНО с массами и усиления их политической роли[443]. Было решено также, как можно скорее после освобождения провести выборы в местные органы власти, искоренив остатки фашизма[444]. Компартия еще раз заявила о необходимости тесного союза с социалистами и заключения политического пакта с ХДП.
Тольятти вновь подтвердил на конференции выдвинутый им в 1944 г. лозунг создания «новой партии». Имелось в виду порвать с традициями 20-х годов и периода подполья (когда неизбежна была узкая кадровая организация) и придать партии широкий массовый характер. Лозунг новой партии связывался также с задачами борьбы за прогрессивную демократию.
Курс ИКП в партийном строительстве дал вскоре первые результаты. Если в конце 1943 г. на оккупированной немцами территории Северной Италии насчитывалось 6 тыс. коммунистов, то в октябре 1944 г. их было уже 70 тыс., а в апреле 1945 г. — 90 тыс. человек. В крупнейших городах Севера: Турине, Милане, Генуе, Болонье в течение зимы 1944/45 г. число коммунистов удвоилось[445]. По всей стране к моменту освобождения компартия насчитывала 400 тыс. членов[446]. В последние месяцы Сопротивления политическое единство рабочего класса значительно окрепло[447]. В феврале 1945 г. ИСППЕ так же, как и компартия взяла курс на всеобщую забастовку и национальное восстание. Тогда же две партии рабочего класса приняли совместную резолюцию о развитии партизанской войны.
ИКП вновь начала переговоры о единстве действия с ХДП. Тольятти заявил, что коммунисты рассматривают союз с католиками не как маневр, а как постоянную линию[448]. На местах (в Турине, Кремоне) стали устанавливаться пакты о единстве действий между ИКП, ИСППЕ и ХДП[449].
В январе 1945 г. с началом широкого советского наступления на Восточном фронте вооруженная борьба партизан активизировалась. Сопротивление вступило в свою заключительную фазу.
Первого февраля миланское командование Корпуса добровольцев свободы в циркуляре, обращенном к партизанам, писало: «Славная Советская армия устремилась к Берлину — и ничто и никто не остановит ее триумфального марша. Все к оружию! Решительно пойдем навстречу Национальному восстанию, которое освободит родину от ненавистных интервентов и фашистского рабства!»[450]
В марте партизанским командованием был выработан план национального восстания. Решающую роль в его подготовке и проведении сыграли коммунисты. Вопрос о подготовке восстания обсуждался на специальном совещании руководства компартии Северной Италии, состоявшемся в оккупированном Милане 11–12 марта. Л. Лонго и П. Секкья поддержали на совещании необходимость обеспечить национальный всенародный характер восстания[451]. В воззвании, принятом на этом совещании, от имени ИКП говорилось: «Общенациональное восстание должно стать делом всего народа»[452].
Весной 1945 г. все штабы партизанского командования уточняли планы восстания, детально разработанные еще летом прошлого года. Были составлены планы восстания Турина, Милана, Генуи, Болоньи и других городов.
«Республика Сало» доживала свои последние месяцы. Муссолини лихорадочно искал выход. В марте 1944 г. он попытался установить контакты с союзниками, чтобы договориться о перемирии. 13 марта сын Муссолини Витторио вручил миланскому кардиналу Шустеру для передачи союзникам следующие предложения о перемирии. Вооруженные силы фашистской армии должны быть сохранены после перемирия и использованы союзниками в целях совместного подавления партизанских отрядов и коммунистов, для разгона митингов и забастовок. Только после того как на Севере порядок будет полностью восстановлен, союзники разрешат войти на территорию Северной Италии вооруженным силам правительства Бономи. Лишь затем фашистская партия будет распущена, все граждане получат равные права, будет создано правительство, отражающее все политические тенденции и созвано Учредительное собрание[453].
Но переговоры с союзниками не получили развития, ибо Муссолини был для них уже политическим трупом. Союзники предпочитали иметь дело с немецким командованием. В тайне от СССР они начали переговоры в Швейцарии с представителями Германии относительно прекращения военных действий в Северной Италии. Советская сторона решительно выступила против маневра западных союзников, после чего они вынуждены были отказаться от сепаратных переговоров. 9 апреля 1945 г. англо-американские войска возобновили военные действия в Италии[454].
Союзники стремились использовать задержку наступления, для того чтобы усилить контроль над партизанским движением. Еще в конце февраля Маккеффери пригласил делегацию КНОСИ для переговоров в Берн. Здесь в беседах с Кадорной и Вальяни был согласован вопрос о более тесной координации действий союзников и партизан в связи с предстоящим решающим наступлением. Затем в Лионе состоялась встреча делегатов КНОСИ с представителями высшего средиземноморского командования, во время которой союзники, по словам Кадорны, хотели выяснить силы итальянских партизан и особенно позиции коммунистов[455]. Союзники не выступили против идеи национального восстания итальянских патриотов, так как понимали, что оно соответствует целям скорейшего завершения войны в Италии[456]. Однако они всячески подчеркивали, что главной задачей повстанцев и партизан должно быть не создание партизанских районов и освобождение городов, а спасение промышленных предприятий от разрушений врага, саботаж, выведение из строя коммуникаций и удары по отступающему противнику. Так, 25 марта 1945 г. генштаб союзников направил циркуляр Пьемонтскому областному комитету КНО, в котором говорилось, чтобы партизаны после освобождения оставались в пределах своих зон и что они «не должны спускаться с гор и концентрироваться в городах» без приказов союзников[457]. Три дня спустя генерал Кларк в послании итальянским партизанам рекомендовал им не создавать новых партизанских отрядов и не вербовать людей в свои ряды[458]. Генштаб союзников разработал также план разоружения и роспуска партизанских отрядов сразу после освобождения. Только часть их предлагалось включить в итальянскую регулярную армию. Об этом было сообщено представителям КНОСИ — Парри и Кадорне — во время их «второй миссии на Юг», в начале апреля 1945 г. Направляя Комитету национального освобождения Северной Италии доклад об итогах этой миссии, Парри писал, что, согласно договоренности, достигнутой с союзниками и итальянским правительством, только часть партизан будет включена в итальянскую регулярную армию, остальные разойдутся по домам, получив амуницию и пособие за счет итальянского правительства[459].
Во время этих переговоров представители союзников потребовали от КНОСИ обязательства, чтобы после прихода в освобожденные районы союзнических войск КНО передали власть комиссариатам Союзнического военного управления на оккупированной территории (АМГОТ). Со своей стороны они обещали по вопросам административной деятельности в Италии советоваться с КНО. Аналогичные требования выдвинуло и итальянское правительство, направив в конце марта на Север своего представителя для переговоров с КНОСИ[460]. В итоге этих переговоров КНОСИ 29 марта единодушно принял следующее решение. В момент национального восстания КНО должны взять на себя местное управление, а после прибытия представителей военной союзнической администрации по их требованию передать власть органам АМГОТ и признать все постановления союзников[461].
Руководство Сопротивления вынуждено было принять эти решения, так как оно уже давно пришло к выводу, что движение должно избежать вооруженного столкновения с союзниками. Это была единственно реалистическая перспектива в тех условиях. Уступка, сделанная движением Сопротивления союзникам, не остановила подготовки национального восстания. На другой же день после возобновления наступления союзников в Италии, 10 апреля 1945 г., итальянская компартия разослала всем гарибальдийским отрядам и своим организациям «директиву № 16 о восстании». Этот важнейший документ Сопротивления начинался словами: «Час решительного штурма пробил. Немецкие войска разгромлены и беспорядочно бегут на всех фронтах. Новые крупные военные события ускорили неизбежный крах нацизма и фашизма: советское наступление на Одере и англо-американское наступление в Италии будут завершающими актами победоносной битвы»[462].
Десять дней спустя руководство компартии разослало коммунистам разъяснительный документ, в котором подтверждалось, что восстание должно принять широкий национальный характер, что народ, «создав демократические институты (народные джунты, КНО и т. д.), которые возьмут власть и управление в свои руки, должен свободно решать свою судьбу»[463].
Компартия выпустила также обращение к народу, в котором она призывала всех итальянцев сплотиться вокруг комитетов национального освобождения и поднять трехцветное знамя национального восстания за свободу, демократию и прогрессивную Италию[464].
Несмотря на рекомендации союзников, численность партизанских отрядов в эти последние месяцы быстро росла. За десять дней до общенационального восстания Корпус добровольцев свободы насчитывал уже 130 тыс. человек, а в момент восстания, по данным Л. Лонго, его численность достигла 250 тыс.[465]
Фашистский режим в Северной Италии агонизировал. 4 апреля директория фашистской республиканской партии объявила всеобщую мобилизацию, чтобы оказать «сопротивление до конца». Но в Милане собрались лишь деморализованные группы фашистов, отступавших из Эмилии и Венето. Однако Муссолини еще надеялся, что выход будет найден и уповал на раскол антигитлеровской коалиции. 16 апреля в Гарньяно Муссолини собрал последнее заседание своего кабинета и объявил о перенесении резиденции «республики Сало» в Милан. Он надеялся развязать себе руки по отношению к немцам и перекинуть спасительный «мост» между Севером и Югом. В тот же день Муссолини со своими министрами прибыл в Милан. Однако здесь иллюзорность его надежд стала очевидной. 23 апреля, собрав своих приверженцев, дуче предложил им «уйти в горы», выдержать там последнюю оборону и «умереть с улыбкой на лице и со взглядом, устремленным к горным вершинам»[466].
Между тем национальное восстание в Северной Италии уже началось — почти на неделю раньше сигнала, данного партизанам генштабом союзников. Вдохновляющим примером для итальянских патриотов служило наступление Советской Армии на Берлин. С 16 апреля 1945 г. Турин был охвачен всеобщей забастовкой. 19 апреля, когда союзные войска подошли к Болонье, в городе по сигналу объединенного военного командования партизан началось восстание. Штурм был стремительным. Он длился лишь несколько часов. Повстанцы захватили свыше тысячи пленных.
В течение недели в Пьемонте были освобождены все крупные горные селения. Ширилось восстание в Ломбардии и Венето. В ночь с 23 на 24 апреля восстала Генуя. Генуэзское восстание, по мнению историка Батталья, было образцом военного искусства, хотя и стоило больших жертв. В восстании участвовало больше 20 тыс. патриотов, в том числе 3 тыс. заранее подготовленных бойцов. Когда был дан сигнал к штурму, повстанцы стремительно заняли все общественные здания: от муниципалитета до полицейского управления. Открылись ворота тюрем, и вышли на свободу политические заключенные. Немецкие гарнизоны были лишены телефонной связи, остались без электрического света и воды. Железные дороги вышли из строя. Командование партизан отказалось выпустить немецкий гарнизон и после двухдневных ожесточенных боев на улицах города вечером 25 апреля он был вынужден капитулировать. Повстанцы взяли в плен 15 тыс. немцев[467].
Восстание в Генуе послужило сигналом для решающего штурма. 24 апреля компартия разослала своим секциям документ, в котором говорилось, что «восстание идет к своему победоносному завершению». Партия призывала коммунистов следить за развитием событий на местах и не упустить момента, не допустить саботажа восстания со стороны других партий, встать во главе национального восстания и провести его под трехцветным знаменем. Партия призывала максимально развить инициативу масс и немедленно в ходе восстания создать народные органы власти. «Мы не можем допустить повторения 25 июля, — говорилось в этом документе. — Национальное восстание всего народа должно стать решающим условием краха фашидма, а не его последствием»[468]. Главное внимание компартия считала необходимым обратить на проведение восстания в крупнейших промышленных центрах. Утром 24 апреля Повстанческий комитет Милана, в состав которого входили коммунисты Л. Лонго и Э. Серени, социалист С. Пертини и представитель Партии действия Л. Вальяни, приняли решение о восстании. Оно началось на следующий день. Вечером 24 апреля комитет национального освобождения Турина разослал партизанским отрядам зоны приказ о начале восстания в ночь на 26 апреля. Таким образом, восстание на Севере уже давно началось и было готово к последнему штурму, когда 25 апреля генштаб союзников направил, наконец, КНОСИ и главному командованию Корпуса добровольцев свободы приказ о развертывании партизанских действий. В этом приказе говорилось, что партизаны должны атаковать отступающие немецкие части, мешать их отступлению, но не занимать стабильных позиций[469].
Утром 25 апреля Комитет национального освобождения Северной Италии, находившийся в Милане, санкционировал всеобщее национальное восстание. В тот же день рабочие Милана прекратили работу и заняли фабрики и заводы, превратившиеся в опорные пункты борьбы. На заводе «Пирелли» рабочие захватили в плен немецкий гарнизон и в течение трех часов выдерживали неравный бой против врага, который пытался проложить себе путь орудийными залпами. Еще более трудную оборону выдержали рабочие завода «Бреда». Повстанцы, переходя к уличным боям, заняли префектуру и радиостанцию. Отряды «Маттеотти» атаковали парк немецких танков. Пламя восстания быстро распространилось на всю провинцию.
В тот же день, 25 апреля, Муссолини предпринял свою последнюю попытку найти «конец без конца». При посредничестве миланского кардинала дуче встретился с делегацией КНОСИ в надежде заключить перемирие с партизанами. Но делегация КНОСИ потребовала безоговорочной капитуляции. Прервав переговоры и пообещав дать ответ позднее, Муссолини с группой сторонников бежал из Милана и направился в сторону швейцарской границы. По свидетельству личного врача Муссолини, он производил впечатление «тяжело больного человека, подавленного отчаянием»[470].
Глава союзнической миссии в Пьемонте полковник Стивенс стремился всеми средствами помешать восстанию в Милане и Турине. Р. Батталья прямо пишет, что «если в других местах восстание было осуществлено без англо-американских директив, в Турине — не будет преувеличением утверждать это — оно было осуществлено вопреки этим директивам»[471].
В ночь с 25 на 26 апреля рабочие Турина заняли все крупнейшие предприятия, превратив их в крепости. Над заводскими трубами взвились трехцветные флаги национального восстания. Завод «Ланча» стал штабом военного командования Турина.
На следующий день повстанцам пришлось выдержать тяжелые бои, так как вступление в город партизанских отрядов запоздало. Вражеские танки попытались штурмом взять рабочие крепости. На заводе «Ланча» атаки немецких «тигров» были отражены огнем пулеметов. На заводах ФИАТ и «Феррьере пьемонтези» гаписты забрасывали танки бутылками с горючей смесью. Отразив штурм противника, рабочие и гаписты покидали предприятия и развертывали ожесточенные уличные бои. Повстанцам удалось захватить все мосты и помешать противнику изолировать часть города.
Во второй половине дня 26 апреля в Турин ворвались партизанские отряды. Ожесточенные бои в центре города продолжались еще два дня[472].
26 апреля КНОСИ выпустил воззвание, в котором говорилось, что в соответствии с полномочиями, данными ему итальянским правительством, комитет от имени народа и добровольцев свободы «берет на себя полноту административной и правительственной власти»[473] на Севере страны. На основе декрета КНОСИ от 25 апреля рабочие на занятых фабриках начали создавать советы управления.
27 апреля руководители компартии Северной Италии: Л. Лонго, П. Секкья, Дж. Амендола и другие — телеграфировали из Милана в Рим П. Тольятти о полной победе восстания. В телеграмме сообщалось: «Северная Италия освобождена всеобщим народным восстанием. Все наши товарищи и организации в полном единстве с антифашистскими силами были во главе борьбы. Повсюду власть находится в руках народа, руководимого комитетами национального освобождения»[474].
В тот же день, 27 апреля, около местечка Донго передовой пост 52-й гарибальдийской бригады остановил автоколонну наци-фашистов, которые пробирались к швейцарской границе. При проверке документов среди беглецов был обнаружен Муссолини, переодетый в шинель немецкого солдата; не сопротивляясь, он сдался партизанам. Получив известие о его поимке, генштаб союзнической армии запросил КНОСИ о местонахождении Муссолини и просил «немедленно передать его в распоряжение союзников»[475].
Однако итальянский народ сам свершил свой правый суд над бывшим диктатором. В ночь на 28 апреля по приговору партизанского командования полковник Валерио (партизанская кличка коммуниста Вальтера Аудизио) расстрелял Муссолини в окрестностях Донго. Тогда же на муниципальной площади Донго были расстреляны 16 приспешников Муссолини, среди них и несколько бывших министров «Республики Сало». Поздно ночью останки фашистских преступников были привезены в Милан на площадь Лорето. «Выбор места, — вспоминает Валерио, — не был импровизацией той ночи. Я хорошо помнил угол этой площади вечером 14 августа 1944 г., когда на ней лежали трупы 15 замученных партизан и вокруг них стояли чернорубашечники. Эта площадь была символом для всего народа, памятью о 76 тыс. патриотах, павших в войне за освобождение»[476].
Утром 29 апреля трупы Муссолини и еще нескольких фашистских преступников были подвешены вниз головой к стропилам бензозаправочной колонки.
Весь день площадь была заполнена толпами народа, выражавшего свою ненависть и презрение к виновникам пережитой им трагедии[477].
В коммюнике Комитета национального освобождения Северной Италии о казни Муссолини и его сановников говорилось: «Итальянский народ не смог бы начать свободной и нормальной жизни, в которой фашизм отказывал ему 20 лет, если бы Комитет национального освобождения своевременно не продемонстрировал свою железную волю привести в исполнение приговор, уже вынесенный историей»[478].
Героическая эпопея борьбы итальянского народа за освобождение от наци-фашизма была закончена. В Сопротивлении участвовало около 224 тыс. партизан — из них 142 тыс. принадлежали гарибальдийским отрядам, руководимым коммунистами. Кроме того, в борьбе принимали участие 112 тыс. патриотов из других антифашистских организаций. За свободу Родины погибло 62 тыс. партизан, из них 42 тыс. — гарибальдийцев. Кроме того, погибло еще 14 тыс. патриотов, главным образом коммунистов[479].
В предсмертных письмах борцы-антифашисты писали, что умирают во имя торжества революционных идеалов[480]. Юноша Роберто Рикотти, расстрелянный 14 января 1945 г. в концлагере Чивриати, на маленьком обрывке бумаги успел написать лишь несколько слов: «Дорогие родители, мужайтесь! Я умираю за великую идею справедливости: за коммунизм»[481]. Эти предсмертные строки Роберто Рикотти могли бы стать эпитафией многим сотням коммунистов, отдавших жизнь за свободу Италии.
387 участников Сопротивления (многие посмертно) были награждены Золотой медалью «За воинскую доблесть» — среди них имена 93 коммунистов[482].
В итальянском партизанском движении принимали участие антифашисты различных национальностей: русские, чехи, поляки, англичане. Они влились в итальянское Сопротивление, бежав из гитлеровских тюрем и лагерей. По данным, установленным сейчас Итальянской ассоциацией партизан (АНПИ), в рядах итальянского Сопротивления сражались около 5 тыс. советских граждан[483]. Среди них были Ф. Полетаев, А. Тарасов, В. Переладов и многие другие[484], о боевых делах которых с признательностью говорит Италия. Не всегда известны подлинные имена героев[485], ибо бойцы часто знали друг друга по партизанским кличкам. Лишь через 17 лет советскому писателю С. С. Смирнову удалось установить действительную фамилию Федора Поэтана — национального героя Италии, награжденного посмертно итальянским правительством Золотой медалью. Им оказался советский гвардеец-артиллерист, бывший кузнец из колхоза Рязанской области Федор Андрианович Полетаев.
В 1962 г. Советское правительство присвоило ему звание Героя Советского Союза[486].
Огромный вклад в освобождение Италии от наци-фашистского ига внесли итальянские коммунисты. В ходе Сопротивления Итальянская коммунистическая партия завоевала руководящие позиции в рядах рабочего класса. Преодолевая сектантские настроения и разногласия в рабочем движении, коммунисты добились эффективного сотрудничества с социалистами, организационного единства профсоюзного движения, принятия общей программы левых сил Сопротивления относительно будущего переустройства страны.
Единство рабочего класса позволило ему стать национальной силой и возглавить освободительную борьбу итальянского народа, завершившуюся блестящей победой. Вместе с тем движение Сопротивления не ограничивалось задачами национального освобождения. Оно было также демократической революцией[487], которая ставила своей целью сломать политическую надстройку фашизма, ликвидировать его социальные корни — крупное помещичье землевладение и крупные промышленные монополии. Выступая на IX съезде итальянской компартии, П. Тольятти дал следующую оценку Сопротивлению.
«В наиболее общем виде можно утверждать, что в Италии почти через сто лет после завершения национального объединения произошла великая демократическая революция, какой она не знала никогда ранее. Этой демократической революцией явилось движение Сопротивления. Движение Сопротивления подорвало фашизм и смело его остатки, оно провело и выиграло трудную освободительную войну и заложило основы нового государства…»[488].
Демократическая революция в Италии завершилась крахом фашистского режима и рождением впоследствии Итальянской Республики (1946 г.).
Своим высшим законом новое государство признало прогрессивную демократическую конституцию (1947 г.), которая отразила социально-политические идеалы большинства антифашистов — борцов Сопротивления.
Демократическая революция в Италии привела к глубокому изменению в расстановке классовых и политических сил в стране, признанию рабочего класса национальной силой, входившей в 1944–1947 гг. в состав правительств, к превращению компартии в наиболее массовую политическую партию страны. Однако оккупация Италии англо-американскими войсками, а также наличие внутренних противоречий антифашистской коалиции Сопротивления помешали завершению демократической революции, которая, по выражению Тольятти, «была прервана в момент, когда она должна была приступить к созидательной деятельности, к реформам экономической структуры и укреплению нового руководящего политического класса»[489]. Указанные выше факторы обусловили впоследствии победу консервативных сил и установление в Италии христианско-демократического режима. Однако наиболее существенные завоевания Сопротивления (республика, конституция, мощный фронт демократических сил во главе с рабочим классом и компартией) не были утрачены. Они остаются тем прочным фундаментом, на основе которого передовые силы страны уже четверть века ведут борьбу за полное осуществление принципов, провозглашенных в конституции, за ограничение власти монополий, за создание новой демократической Италии, в политическом руководстве которой принял бы участие рабочий класс и его авангард — коммунистическая партия.