История Малороссии

* * *

Братства. В 1669 г. в Литву явились иезуиты и совершенно открыто и с великим натиском стали давить и вытеснять православие. Во главе дела стоял Поссевин, а одним из деятельнейших пропагандистов католичества был Петр Скарга. Главным центром иезуитизма была Вильна. Прежде всего, желая сгладить рознь в праздновании народных праздников по различным календарям и тем самым незаметно сблизить две церкви, иезуиты насильно ввели григорианский календарь. Разумеется на этом дело не остановилось. Очень многие русские православные магнаты, в виду допускаемых им преимуществ, переходили в католичество и становились католиками еще более рьяными, чем настоящие католики. Далее. Королевская власть пользовалась правами «подавания» епископий, причем вместе с кафедрами в ведение и ведение вступали и огромные усадьбы. В силу этого возникло искание епископий, склонения их (продажа за деньги) и назначение людей недостойных и невежественных, «епископы — шляхтичи», которые не только были полными рабами власти, но и не способными оказать противодействие иезуитским представителям.

Из верных православию магнатов в это время выдаются князь Курбский, противник Иоанна Грозного, и князь Острожский. Оба они и лично защищали всеми способами православие и образование и поддерживали возможно энергично образование и православное направление в среднем и низшем русском народе. Кн. Курбский работал в Ковеле, — кн. Острожский — в Остроге, где у него жил и действовал первый русский печатник Федоров и др.

Нужно сказать, что средний класс в эту пору и не окатоличился еще и был достаточно образован. Стараниями указанных князей и книгопечатание и книгораспространение велись очень усердно и очень широко. Много этому делу православного просвещения помогали образовавшияся в XVI в. Западно-русския просветительные братства, а из них более других Виленское и Львовское. Особенно важное значение они возымели с того времени, когда православной церкви изменили даже её иерархи, как напр. епископы Луцкий, Львовский, Пинский и Холмский. Но, по мере усиления унии, возрастали и братства меньшего порядка, как: в Львове, Бресте, Минске, Люблине и проч. Это укрепление православия в свою очередь вызвало усиление гнета католиков. Так, Скарга требовал особого покровительства и споспешествования унии от короля, высшего духовенства, магнатов и православных иерархов.

В 1595 г. митрополит и епископы выразили свое согласие на принятие унии, причем относительно братств было высказано мнение о сохранении их, если только братства примут унию. Особенно усердствовали в пользу унии, митрополит Рагоза и епископы Поцей и Терлецкий. Мало того, Поцей и Терлецкий отправились в Рим с выражением со стороны епископов согласия на воссоединение православной церкви с католической.

Такое стремление к унии нашло себе твердых противников в низшем духовенстве и народе, причем во главе движения стал учитель братской школы в Вильне Стефан Зизаний.

В наказание за это сопротивление, митрополит Рагоза, униат, закрыл церкви на шесть недель, а Зизания публично осудил.

Приняты были меры и против самозванных послов в Рим. Несмотря на то, что уния была утверждена папой, — защитники православия осудили Поцея и Терлецкого, как заявивших о согласии на унию без разрешения патриархов. Мало того, некоторые епископы, выразившие свое согласие на унию, как напр. Гедеон Балабан, теперь отказались от унии.

Теперь защитниками и поборниками православия является Виленское братство. Братство устроило свою церковь и в 1598 г. намеревалось начать служение на Пасху. И вот католики не постеснялись прибегнуть к скандалу. Вечером в Великую субботу, толпа студентов иезуитской академии бесчинно ворвалась в церковь и алтарь и с престола сбросила крест и евангелие. Из алтаря чрез царския двери выступила на середину храма, где стояла плащаница, схватили ее и с насмешками и бранными словами бросали из стороны в сторону, а когда церковные слуги, убиравшие церковь к празднику, стали уговаривать бесчинствующих, то подверглись от них брани и даже побоям. В самый праздник Воскресения Христова, когда началась литургия, студенты снова явились толпою в братскую церковь и с большою наглостью, втиснувшись между богомолами, начали их толкать, а женщин кололи шпильками и булавками. Затем выдвинувшись вперед к алтарю и выстроившись в шеренгу, они не пропускали никого к Св. Причастию. Еще более дерзости и наглости позволили себе буйные иезуитские студенты в тот же день на вечерне в братской церкви, куда они пришли теперь уже вооруженными. Они разместились кучками: одни стали у церковных дверей, другие — в притворе, третьи — посреди церкви, четвертые — пробрались к певчим на клирос. И вся эта буйная толпа толкала людей, колола их, а женщин терли руками по лицу, произнося при этом бесстыдные слова (А. А. Папков). При этом священнослужителям были нанесены оскорбления действием. Вышедши из храма, «вся эта громадная толпа, вооруженная ружьями, луками, камнями, топорами, начала штурмовать братское училище, типографию и братский дом… Эти разбойники выломали бревнами ворота и железные решетки, повыбили окна, повредили стены зданий и, стреляя из лука и рушниц, поранили школьную и церковную прислугу. На другой день утром, во время литургии, те же студенты с оружием в руках, разделились на три группы, напали слова на братские дома, также на училище и проникли на церковное кладбище; везде они преследовали и били православных, шедших в церковь»… (А. А. Папков).

Вот показатель отношений господствовавших католиков и униатов к подавленным русским. Православные остались целыми, только благодаря своему смирению, настойчиво проводимому братским содружеством. Старосты Виленского братства нанесли жалобу на бесчинства, издевательства и кощунство и, разумеется, жалоба осталась без последствий. Ведь это бесчинствовали наши братья — поляки…

Между тем униаты, получивши обнадеживание на Брестском соборе и ободряемые королем, все наглее и наглее поступали с православными. В этом отношении на первый план выступает Игнатий Поцей. Он рассеял членов Брестского братства, отнял у них с одобрения короля школу, учителем назначив ярого противника православия.

Несмотря на претерпеваемые гонения, братство стойко защищало себя и в более видных местах заставляло считаться с собою даже короля, принуждая его утверждать новые братства и при них церковно-просветительные школы. Эти школы с особенною любовию и настойчивостью созидались, удерживались и лелеялись братчиками, ибо образование в них, отвечая самым насущным потребностям православных, стояло в строжайшем единении и зависимости от православной церкви и ставило задачею выработку доброй воли и твердого характера у детей, согласно учению христианской веры. Все преподавание в школах шло на русском языке.

Лучшия школы в то время были во Львове и Вильне. Братства занимались также изданиями нравственно-просветительных сочинений. Из этих сочинений мы усматриваем, что самая энергичная борьба православных не всегда спасала их от насилий и разграбления, ибо даже жиды успели совокупными силами отстоять свою школу, а у русских православных берут не божницу, а насилуют их христианскую набожность и свободу.

— Слыше небо и внуши земле, щож терпим зле во Львове! — восклицает братство.

Гонения, притеснения и издевательства униатов с 1599 г. усилились. Митрополитом стал заклятый враг, Игнатий Поцей.

Пожар борьбы разгорался. Центром борьбы стала Вильна. В православии стало усиливаться монашество. Отрекшись от всего мирского, им свободнее было вести борьбу и с католиками, и с униатами, и с магнатами, и с епископами-симонистами. Горе в том, что многие из этих епископов купили свои епископии не для служения Христу, а для личного использования монастырских и церковных имуществ. И вот монашествующая братия выступает против всех злых начал, причисляя туда и епископов. Так инок Иоанн бросает этим симонитам, что они окружили себя неслыханной роскошью, закутали свои грешные тела, как каких-то идолов, в дорогие меха, атласы и шелка, устроили себе пышные жилища, экипажи, наполнили свои дома праздной дворней и многочисленными слугами, проводили с гостями веселую и разгульную жизнь в пьянстве, играх, потехах и пирах, а для накопления богатства не останавливались даже пред совершением преступлений. Проповедник требовал от них — очистить церковный строй от всяких новшеств, суеверных обычаев и полуязыческих празднеств, славословить Бога простыми русскими песнопениями, восстановить древние благочестивые обычаи и порядки, как напр.: снабжать свои жилища св. иконами, осенять себя крестным знамением и произносить молитвы при трапезах, читать в церквах Евангелие и апостол по славянски, а затем толковать св. Писание простым людям на народном языке, печатать книги и церковные уставы на славянском «плодоноснейшем из всех языков», избирать в священники людей достойных и восстановить древнее уважение к иноческим подвигам, которыми и весь строй мира сего держится.

Назначение Игнатия Поцея митрополитом Виленское братство опротестовало, как человека недостойного и враждебно относящагося к православию.

Ну и Поцей отплатил братству. Он отнял у братства Троицкий монастырь, сменил бывших там иереев и сделал этот, монастырь центром унии. Напрасно братчики жаловались королю и в суд. Король приказал суду на Поцея жалоб не принимать. Поцей не стесняясь давил православие и выдвигал своих единомышленников. В 1608 г. он назначил своим наместником Кунцевича, иезуита-фанатика.

Православные страшно страдали от притеснений. В 1609 г. Козменич, заменивший Гедеона Балабана на патриаршем экзархате, призывал окружным посланием православных действовать совокупно против притеснителей и главного губителя, Поцея. В войне гражданской православные были побеждаемы, ибо король с явною и преступною несправедливостью обижал православных, — за то в войне литературной униаты терпели явное поражение и страшно злились. Особенно удачно описал и поставил униатов в весьма незавидное положение Мелетий Смотрицкий. Униаты надеялись на короля и в 1610 г. Сигизмунд издал приказ, чтобы никто не смел покупать и читать изданий Виленского братства под опасением штрафа в 5000 червонных злотых, — а типография братства была разрушена. Несмотря, однако, на все стеснения, братства росли и росли. Ибо русский народ только в них видел свое спасение. Сестра — северо-восточная Россия — сама страдала. Там было смутное время.

Рядом с Виленским и Львовским братствами крепко стоял несокрушимым и Киев. Там защитником православной веры был князь Острожский.

Игнатий Поцей умер, его заместителем стал Иосиф Рутский. Это был человек далеко низшего калибра, а потому не мог вредить так жестоко, как Поцей. Но за то с этого времени стал возвышаться новый ренегат, едва ли не худший Поцея, — это Полоцко-униатский епископ Иосафат Кунцевич. Дело дошло до того, что в Могилеве верующие силою не пустили Кунцевича в город, за что, с соизволения круля, лишились монастыря, церквей и имуществ. Нашлись, однако, добрые люди, которые достали средства и дали возможность братчикам вести издательскую и просветительную деятельность.

Между тем для православных явилась новая беда. Их епископы одни умирали, другие переходили в униатство. Кафедры не замещались православными епископами. Являлась угроза остаться православным без епископов. На счастье, в 1620 г. через Киев проезжал Иерусалимский патриарх Феофан. По просьбе гетмана Сагайдачного, патриарх прогостил подольше и поставил православных епископов повсюду, где церковь вдовствовала. Киевским митрополитом был назначен Иов Борецкий, а Виленским архиепископом Мелетий Смотрицкий.

Разумеется, католики и униаты не обрадовались. Тронуть Киев они, однако, не смели. Там были козаки. Иное дело — Вильна. Начались самые дикия, жестокия и гнусные гонения. Православных арестовывали, заключали в тюрьму и пытали.

Особенно яркия преследования наступили в страстную неделю 1621 г. «С великого понедельника начали хватать самых знатных православных купцов, тащили их в ратушу и здесь допрашивали, подвергали пыткам и одних заключали под стражу в ратуше, а других сажали в подземную темницу под ратушей, даже членов магистрата, которые были подозреваемы в приверженности к православию, отстраняли от должности и иных подвергали аресту при ратуше. У православных ремесленников отбирали ключи от общих касс, где хранились также разные их документы и привилегии, а тех, которые не хотели отдать общественное имущество, принуждали к тому пытками и, как изменников, исключали из церкви. Все эти преследования продолжались всю страстную неделю. В здание Свято-Духовского монастыря бросали камни из пращей — обожженные поленья… В скорби и слезах встретили и провели православные великий праздник Пасхи…» (А. А. Панков).

Особенно лютовал в Витебске Кунцевич, который довел несчастных жителей до того, что в 1623 г. был убит. Разумеется, после этого последовали страшные казни, по требованию папы Урбана VIII. Вся подъяремная Русь застонала еще сильнее. Только Киев был более покоен. Там были козаки. А козаки нужны были полякам против турок. Кроме того козаки вписались в Киевское Богоявленское братство и теперь явились активными и формальными защитниками православия. Гетман Сагайдачный не щадил средств для поддержания братства и школы при нем.

С сороковых годов XVII в. православным югозападной Руси стало житься несколько легче. Главный враг и гонитель православия король Сигизмунд скончался. В Малороссии наступила Хмельнитчина. Россия стала на ноги и открыла собирательное наступление для объединения России. Польша окончательно рушилась в своем внутреннем ничтожестве. Во главе Польши становился Владислав, человек, хотя и бессильный, но в душе вполне сочувствующий угнетаемым и угнетенным.

Наступил избирательный сейм. На него в должном числе явились представители православного духовенства, представители братств, а, главное, представители козаков и запорожцев, которые теперь вошли в братства. Во главе русских стоял Петр Могила, архимандрит Киево-Печерского монастыря, человек высокого образования, великого ума и несокрушимой энергии.

Битва была жестокая. Но русские были сила, поляки — ничтожество. Поэтому русские на время восстановили часть своих прав. Петр Могила был избран митрополитом с правами, равными униатским митрополитам. Это была уже великая победа. Все церковные братства, каковые доселе были и какия впоследствии будут учреждены, могут оставаться в спокойном и беспрепятственном заведывании православных, которым также возвращены некоторые церкви, монастыри и принадлежащия им имущества, по разным областям и городам короны и княжества, — наконец, установлено право вольного перехода из унии в православие и обратно…

Кажется, чего бы лучше… Но нужно помнить, что то была Польша, которой никогда и ни в чем нельзя верить, — что есть и ныне…

Митрополит Петр Могила прекрасно видел, что образование — величайшее благо и серьезнейшая сила и потому всеми силами старался поставить школы на должную высоту, чтобы подготовить не только преданных родине, но и высокообразованных людей. И он этого достиг вполне. Киевская семинария в его время занимала первое место по высоте образования нетолько в подъяремной, но и в свободной Руси. Киев по справедливости был центром русского просвещения и сама Москва так смотрела на него.

Видели это и иезуиты и униаты, — видели и приняли свои меры. Они оказали должное давление на короля и в 1633 г. он издал указ, по которому «в школах Киевских и Виленских дозволяли учить не-униатов по гречески и по латыни, однако, так, чтобы свободным наукам обучали не далее диалектики и логики…» Начались ограничения и урезывания прав. Но не таков был Петр Могила, чтобы скоро мог сдаться. Помимо крепко отстаиваемых просветительных прав, он сумел сорганизовать самих студентов в братства так, что они сами по себе составляли великую силу, — а выходя в свет умели возбуждать и поддерживать ее и в других.

Материальные средства братства увеличивались, а это давало-возможность расширять деятельность издательскую и просветительную.

Кажется, дела православных налаживались. Но это только кажется. Ненависть католиков к православию, а шляхты к быдлу только разгоралась. Кажущияся уступки только распаляли их гнев и ярость, — а власть круля была для них нуль. Поэтому они преспокойно производили открытые нападения на русских и делали всевозможные препятствия и самовольные нарушения в проведении как бы дарованных привилегий. И после этого удивляются гайдаматчине… И после этого считают разбойниками Железляка и Гонту… А кто же они, цивилизованнейшие и христианнейшие Поцеи, Терлецкие, Кунцевичи и проч?..

Католицизм и уния свое брали. Опять начались запрещения в некоторых городах иметь православным свои церкви. Переходящим в унию прощались преступления не только мелкия, но даже умышленное убийство. Гнет на православных проявлялся не только в деле веры, но и в общественных делах. Так, цех сапожников римско-католиков и униатов постановил, чтобы никто из сапожников греческого обряда, вопреки привилегиям, листам и приказаниям королевским, упорно до сих пор пребывающих в схизме (значит в православии), не смел исполнять в схизматической церкви церковных таинств и обрядов, как-то: присутствовать при богослужении, крестить детей, исповедываться и приобщаться св. Тайн, совершать браки, отпевать умерших и т. п., а для исполнения всех своих религиозных потребностей и обрядов избирали свою Троицкую церковь, пребывающую в унии с римскими костелами. За неисполнение этого постановления платился штраф в пользу униатской церкви.

Величайшая заслуга митрополита Петра была в том, что он основал и устроил высшую школу в Киеве. Таковой высшей школы, коллегии, не было во всей Руси. Там преподавались: грамматика, риторика, диалектика, арифметика, музыка, геометрия, астрономия и главное — теология или богословие. Тут сосредоточивались лучшие русские ученые того времени, из которых многие получили свое образование за границей, на счет Петра Могилы. Высокое значение коллегии и вообще братских школ признавалось и отмечалось даже врагами церкви того времени. В этих школах получали образование дети и аристократов, и духовенства, и войсковой старшины и мирян. Такое соединение очень много способствовало единению жизни, единению понятий на интересы родины и народа. Это был тот камень, та скала, о которую разбивались все натиски католиков и униатов.

«Особенного внимания заслуживают старания Петра Могилы перед царем о том, чтобы в Москве был заведен особый монастырь, в котором могли бы жить старцы и братья общественного Киевского братского монастыря и обучать детей боярских и простого народа грамоте греческой и славянской, и обещал прислать старцев с учителями. Эти старания Могилы о насаждении просвещения в Московском государстве увенчались успехом уже после его смерти. По начинанию патриарха Никона и боярина Ртищева, в 1648 г. было устроено в Москве учебное братство и в него, под главенством Епифания Славинецкого, вступили ученые иноки Киевских и других малороссийских монастырей и много потрудились на пользу русской церкви и просвещения» (А. А. Папков).

Петр Могила умер в 1647 г. Всю свою жизнь и все свое достояние он отдал православной церкви и русскому народу. И его любили и братцы и народ. Имя митрополита Петра Могилы велико не только для южной Руси, но и для всего русского народа.

С этого момента жестокия притеснения православных начинаются с новой силой. «Отдача народа в кабалу евреям, повальное ограбление имущества, необузданное своеволие шляхтичей, делавших с шайкою голодных людей дикие наезды на заселенные слободы, преследовавших народ мучениями и побоями и не останавливавшихся пред убийством даже детей, — все эти смертельные обиды вопияли к небу о мщении» (А. А. Папков).

Вот что пишет о нравах того времени Коялович[25].

«Вот приближается торжественный день для христиан, день Пасхи Христовой. Народ, угнетенный, убитый, следовательно, особенно настроенный к благочестию, собирается из различных мест к православной церкви, может быть, единственной в далеком расстоянии. Прежде всего он не может войти в церковь до заката солнца. Ключи от церкви у жида, а у него еще шабаш. Затем торг с ним о плате за предстоящую службу, за церковную утварь. Но вот торг кончился, церковь отперта и началось величайшее христианское торжество. Однако, не пришел еще конец унижений несчастного народа. Едва успел он помолиться в церкви, едва услышал радостное „Христос Воскресе“, как его благочестивое настроение омрачилось новою гнусною сценою. Еврей тут же в церкви торгуется и собирает плату за освящение пасхи. Кто в состоянии изобразить, что происходило тогда в душе этого народа, которому приходилось видеть такое странное сопоставление жидов его времени с жидами времен Спасителя…»

Положение русских православных в Малороссии ухудшилось особенно со времени присоединения левосторонней Украины и Запорожья к России. Поляки как бы мстили за то, что часть быдла ускользнула из их рук. Особенно тяжело было положение галичан. Так в 1700 г. Львовский епископ Шумильский дал присягу на присоединение к Риму за себя и за свою паству, — после чего начали насильственно отбирать церкви у православных, принуждая их к принятию унии. Тоже было в Виннице и других местах. В 1717 г. дела пошло дальше. Высказано было предположение об уничтожении не только православия, но и унии, дабы все подданные польской короны были единой католической веры — нравственное издевательство дошло до того, что высказан был план канонизировать живодера Иосафата Кунцевича. Русским оставалось одно — предложить канонизировать Мелхиседека, Значко-Яворского, Железняка и Гонту, на что последние имели гораздо больше прав, чем Кунцевич, ибо последний был насильник, а Железняк и Гонта защитники…

Вскоре и Белоруссия подверглась тому же гнету, что и Малороссия. В 1760-х годах в Белоруссию пущен был целый отряд доминиканцев под предводительством иезуита Зарембы и фанатика Осмочинского.

К счастью пришел конец Польше. Она была разделена.

В деле спасения русской нации под игом польско-жидовским, братства сыграли весьма важную роль. Прежде всего они важны были в религиозном отношении. Братства почти всегда стояли в связи с епископией, монастырями и церковью.

Братства объединяли верующих во единое целое и таким образом составляли объединенную силу, сломить и преодолеть которую не могли ни короли, ни правительство, ни господствующий народ, несмотря на самые грубые, жестокия и бесчеловечные насильственные меры. Братства следили и блюли за чистотою веры православной и ограждали церковь от лукавого иезуитского засилия путем хитрых, как бы невинных новшеств. Братства заботились о состоянии монастырей, благолепии храмов Божиих, церковной утвари и богослужебных книгах. Братства являлись защитниками веры православной против гонителей, как мерами юридическими, так и мерами военной силы, — особенно с тех пор как в братства вошли козаки и запорожцы.

Братства являлись очагом благочиния и просвещения. Они держали коллегиум, семинарии и всевозможные училища. Они держали типографии, переводили и составляли книги, печатали и распространяли книги. Братства давали учителей, проповедников и ревнителей просвещения.

Несмотря на необыкновенно тяжелое подъяремное состояние, просвещение на Украйне стояло несравненно выше, чем в Московской Руси.

Братства являлись центром хозяйственным. Сюда стекались пожертвования имущественные и денежные. Здесь велись хозяйственные дела. Отсюда шли различные денежные пособия бедным, сирым, убогим, несчастным, темным, больным, заключенным, плененным и находящимся в бегах. Несмотря на непрерывные, беспощадные и бесстыдные грабежи и правительства, и шляхты и униатского духовенства, братства везде находили поддержку у своих братчиков и в большинстве не оскудевали в своих добрых делах.

Братства нередко служили пристанищем для людей бежавших от ига, ярма и тяжкой жестокой неволи и не чуждались поддержки людей, идущих на месть общему врагу.

В братствах братчики находили себе правильный суд и поддержку при судьбище с исконными своими врагами.

Братства были — душа русской нации. Это поистине была древняя Христова Церковь, восстановить которую ныне было бы величайшим благом для нашей свободной России, при нынешней ожесточенной борьбе её с озверевшими и онаглевшими инородцами[26].

Польша, решившая господствовать и властвовать над Малороссией, Белоруссией и Литвой, имевшая у себя белых негров в виде рабов и ленившаяся даже управлять этими рабами лично, а пригласившая для сего жидов, — Польша гибла сама в себе. Это был гроб позапленный. Это было дерево с гнилою сердцевиною. Сама по себе, как государство, она не могла существовать и потому соседния государства решили разделить ее на части и каждому из соседей взять ближайшую часть. Таких разделов совершилось три: первый раздел вь 1772 г., — второй раздел в 1793 г. и третий — в 1795 г.

По первому разделу Россия присоединяла воеводства Лифляндское, Полоцкое, за исключением небольшой части его на берегу Двины, Витебское без Оршанского повета, Мстиславское и часть Минского.

Россия ничего не взяла себе от Польши, или только ничтожную часть. К России были присоединены те части, которые были искони русскими и в этом смысле они воссоединены с своею матерью. Так присоединена была часть Малороссии, Белоруссия и Литва. Мало того. Даже Малороссия не вся была воссоединена. Только в 1815 г. Холмщина вновь стала родною русскою. А Галичина и Угорщина и до ныне вне России и плачутся под польским, жидовским и мазепинским игами…

Замечательно. Ныне Галичина и Угорщина плачутся под игом, между прочим, своих братьев мазепинцев. Что такое мазепинцы? Русские, малороссы, исповедующие основные начала гетмана Мазепы. Какое основное начало было у гетмана Мазепы? Измена родине, — измена России. Мазепинцы — изменники России, изменники всему родному, рабы и прислужники поляков и жидов… Пусть же они и остаются такими. Обойдемся и без них.