История панамской "революции"

ДОГОВОР ХЭЯ—ЭРРАНА

С 29 ноября 1902 г. во главе колумбийской миссии в Вашингтоне стал первый секретарь миссии Томас Эрран. По мнению большинства американских авторов (Майнер, Джонсон, Герстл Мак и др.), Эрран был крупным государственным деятелем и выдающимся дипломатом. К сожалению, Эрран проявил себя лишь как мелкий чиновник и ловец легкой наживы.

После отъезда Кончи американская печать стала кричать о том, что приемлемый срок для подписания договора с Колумбией, предусмотренный актом Спунера, уже истек и что надо либо немедленно подписать договор с Колумбией, либо строить канал через Никарагуа.

Эрран стал частым гостем госдепартамента. С удовлетворением Майнер констатирует: «Между 1 и 19 декабря он (Эрран. — С. Г.) пять раз встречался с государственным секретарем, более чем Конча за все девять месяцев своего пребывания на этом посту»[107].

Переговоры между Хэем и Эрраном свелись теперь лишь к вопросу о единовременном возмещении.

Дополнительные инструкции, полученные Эрраном от своего правительства 12 декабря, предлагали ему настаивать на 10 млн. долл, возмещения с ежегодной рентой в 600 тыс. долл. На сумму возмещения Хэй соглашался, но ренту предлагал лишь в 100 тыс. долл. Хэй начал убеждать Эррана, что если 10 млн. долл, положить в банк, то из расчета получения 5 % дохода это даст 500 тыс. в год плюс 100 тыс. долл., которые будут платить США. Это и составит просимые Колумбией 600 тыс. долл. Затем Хэй [108] пообещал, что если позволит обстановка, то после открытия канала можно будет обсудить вопрос о ежегодной ренте.

Президент Колумбии Маррокин послал Эррану 10 января следующую инструкцию: «Добивайтесь получения больших материальных выгод и сокращения срока, с которого начнется выплата ежегодной ренты. Если это будет невозможно и из-за задержки возникнет угроза потерять все — подписывайте договор»[109]. Это была полная капитуляция. Если раньше президента и рьяного министра иностранных дел сдерживал Конча, то теперь колумбийскую миссию возглавлял человек, заинтересованный в подписании договора с американцами на любых условиях.

Министр иностранных дел Колумбии Пауль, отправив инструкцию Эррану, в тот же день сообщил ее содержание американскому посланнику. Поэтому в дальнейших беседах с Эрраном Хэй снисходительно выслушивал его робкие претензии, зная, что ему даны указания подписывать любой договор.

16 января Эрран получил, наконец, инструкции своего правительства и уполномочил Кромвеля сообщить госдепартаменту о том, что он готов подписать договор, если вопрос о возмещении будет передан в Гаагский трибунал.

21 января Эрран получил ультиматум Хэя: «Президент приказал мне информировать Вас, что необходимое время, предусмотренное статутом для окончания переговоров с Колумбией о постройке канала через перешеек, истекло, и что он уполномочил меня подписать договор, проект которого я имею честь представить Вам с тем изменением, что сумма в 100 000 долл., предназначенная в качестве ежегодной платы, будет увеличена до 250000 долл. Я не уполномочен рассматривать или обсуждать какие-либо другие изменения»[110].

22 января 1903 г. Эрран в присутствии Кромвеля подписал договор. В тот же день Эрран послал своему правительству следующую телеграмму: «Договор подписан сегодня. Я принял ультиматум о 10 млн. долл, и 250 000 долл. ежегодной ренты»[111],

По новому договору, Колумбия разрешала Новой компании Панамского канала продать и передать США свои права на концессию. США получали концессию в свое исключительное пользование на 100 лет и могли беспрепятственно продлевать срок аренды. Колумбия предоставляла США зону для сооружения канала шириной в 10 км, включая острова Перико, Наос, Кулебра и Фламенко. Города Панама и Колон не входили в зону канала. Колумбия уполномочивала США строить на обоих концах канала порты. США должны были защищать и обеспечивать безопасность канала. Колумбия и США имели право создавать в зоне канала свои суды. Судам США подсудны были все граждане, кроме колумбийских. Кроме того, США и Колумбия должны были создать смешанные трибуналы, круг деятельности которых должен был быть уточнен позднее. Колумбия предоставляла США право свободно пользоваться всеми портами Республики. Канал должен оставаться постоянно нейтральным. Колумбия имела право совершенно свободно, без уплаты каких-либо налогов, проводить через канал свои суда, перевозить войска и снаряжение. Если когда-либо в зоне канала потребовалось бы применение вооруженной силы, то Колумбия могла послать свои войска, но если Колумбия не сможет сама справиться с восстановлением порядка, то по ее просьбе США высадят свои войска, которые будут эвакуированы сразу же после окончания инцидента. В особых случаях США могут высадить свои войска без предварительного разрешения Колумбии. Но как только к месту действия прибудут войска Колумбии, части США оставят занятую ими территорию.

Правительство США брало обязательство построить канал как можно скорее и приступить к строительным работам не позднее чем через два года после обмена ратификационными грамотами. Через 12 лет после этого канал должен быть сдан в эксплуатацию. В случае непредвиденных затруднений Колумбия может продлить период сооружения канала еще на 12 лет.

За предоставление концессии и за то, что Колумбия теряет ренту (250 тыс. долл.), которую она ранее получила от Панамской железной дороги, США выплачивают Колумбии 10 млн. долл, сразу же после обмена ратификационными грамотами и затем через 9 лет после вступления договора в силу — ежегодную ренту в 250 тыс. долл.

Никакое изменение правительства или законов Колумбии не может изменить настоящий договор без согласия США. Даже в случае, если Колумбия войдет в состав другого государства, настоящий договор не может быть изменен.

24 января 1903 г., то есть через два дня после подписания договора, но еще не зная об этом, президент и министр иностранных дел Колумбии послали следующую телеграмму Эррану: «Не подписывайте договора о канале до получения инструкций, отправленных сегодня почтой»[112].

В этих инструкциях указывалось, что договор подписывать не следует, так как резко изменилась обстановка. Окончились внутренние беспорядки, укрепился авторитет правительства. В инструкциях указывалось далее, что общее мнение таково, что договор едва ли будет одобрен конгрессом [113].

Получив телеграмму президента, запрещавшую подписание договора, Эрран спокойно положил ее в архив. Несомненно, колумбийское правительство вело себя непоследовательно, но, если бы Эррану были дороги интересы родины, он мог заявить об этом правительству США и отказаться от подписанного договора, приняв всю ответственность на себя. Но этого не случилось. Эрран слишком дорожил расположением госдепартамента, чтобы пойти на такой шаг.

О подписании договора Хэя—Эррана правительство Колумбии узнало 24 января 1903 г. Боясь ответственности за свои действия, министр иностранных дел Колумбии Пауль в тот же день ушел в отставку. Вместо него был назначен близкий друг Маррокина, бывший посланник в Венесуэле Луис Карлос Рико.

Маррокин и его правительство боялись народного возмущения и потому всячески тормозили опубликование договора в печати. Лишь 13 мая в правительственном вестнике был опубликован подлинный текст договора. Началось возбужденное обсуждение договора в печати.

Если во время пребывания Кончи в Вашингтоне колумбийская пресса обсуждала договор в историческом аспекте, то после его отъезда она заняла резко антиамериканскую позицию, ибо стало очевидным, что США будут настаивать на полной юрисдикции над зоной канала. Начиная с этого момента, вопрос о колумбийском суверенитете стал главной темой, обсуждавшейся в колумбийской печати.

В феврале газета «Эль порвенир» сообщала: «Мы полагаем, что если миссия доктора Кончи не была успешной в Вашингтоне, то это нужно объяснять тем, что наш посланник не захотел согласиться на условия, наносящие ущерб основным интересам Колумбии. И это был его долг. Наличие господства янки над перешейком, вечное владение или неограниченный контроль над ним несовместимы с суверенитетом нашей родины, это будет равнозначно превращению сильного государства в слабое, и даже самый непосвященный читатель понимает, какова в таком случае будет судьба нашего народа.

Колумбия не должна ввязываться в авантюру такого сорта. Мы скорее с радостью откажемся от чести иметь канал через Панаму, чем согласимся на такой договор… Ни атома нашего суверенитета, ни пяди нашей территории»[114]. Основные возражения против договора сводились к следующему: 1. Потеря суверенитета. 2. Неконституционность предоставления суверенных прав иностранной державе. 3. Недостаточность финансовой компенсации. 4. Опасность дальнейшего наступления американского империализма.

Самым важным был вопрос о суверенитете.

24 марта газета «Эль коломбиано» в передовой статье писала: «Известие о договоре, подписанном в Вашингтоне в январе месяце между колумбийским поверенным в делах и государственным секретарем Хэем, не только не рассеяло инстинктивные опасения, которые вызывал этот документ, когда его содержание было известно частично, но совершенно оправдало эти опасения, обнаруживая план фактической ликвидации суверенитета Колумбии над значительной частью перешейка, если не над всеми перешейками.

Тот факт, что различные статьи договора с большим или меньшим эффектом повторяют то, что колумбийский [115] суверенитет остается во всей своей силе и что Соединенные Штаты могут, как и раньше, гарантировать суверенитет Панаме, ничего не означает, так как фактически условия договора приводят к другим выводам. Суверенитет является синонимом господства, владения и верховной власти над указанной территорией.

С того момента, когда законы страны и ее суды ограничены в своих правах законами иностранной державы, когда страна теряет власть над людьми, населяющими ее территорию, — с момента, когда она не может устанавливать на этой территории налоги, когда проникновение в определенный район страны с целью преследования преступников требует разрешения иностранной державы, — с этого момента ее власть должна именоваться чем-то меньшим, чем суверенитет, и эта часть территории должна называться именем, отличным от имени родины.

Мы не знаем, по какому праву представитель Колумбии смог подписать пакт, открыто, противоречащий не по одному, а по многим пунктам основному закону, исполнять который он давал присягу… Мы хотим лишь верить, что пункты договора не были тщательно изучены и что составленные американскими чиновниками, мало знакомыми с нашими законами, они были приняты без такого обсуждения, которого они заслуживают».

Статья заканчивалась следующими заявлениями:

«В истории своего бурного и несчастного существования Колумбия еще не переживала более трудного момента, чем принятие договора, написанного в Вашингтоне… Нет, мы не должны опасаться или даже подозревать, что после героической и жестокой борьбы, в которой было принесено более пятидесяти тысяч жертв во имя установления национальных границ, в борьбе против вмешательства иностранных держав в нашу политику в целях неоспоримого утверждения автономии Республики, — и чтобы после всего этого Колумбия, разбитая и униженная, пала к ногам иностранной державы, чтобы мы продали наших братьев за тридцать серебреников…»[116].

В тот период пресса Колумбии помещала массу статей, предлагавших различные формы урегулирования вопроса о канале.

13 марта 1903 г. правительственная газета «Эль коррео насиональ» опубликовала вопросник относительно дискуссии о договоре. Вопросник был направлен 28 выдающимся политическим деятелям различных политических группировок.

В анкету входили следующие вопросы: 1. Должна ли быть ратифицирована конгрессом пролонгация концессии, предоставленная Новой компании правительством Санклементе. 2. Возможно ли сформировать новую компанию для строительства канала, или Соединенные Штаты являются единственным возможным агентом. 3. В случае, если будет достигнуто соглашение с США, на какой базе должна быть дана им концессия. 4. Должна ли быть предоставлена американскому правительству юрисдикция в зоне работ. 5. Если юрисдикция будет предоставлена, то может ли быть спасен суверенитет Колумбии в зоне. 6. Какое возмещение должно быть потребовано и в какой форме. 7. На каких условиях должна Колумбия позволить Новой компании Панамского канала передать свои права американскому правительству.

Анализ ответов, представленных колумбийскими деятелями, совершенно ясно показывает, что подавляющее большинство не одобряло договора Хэя—Эррана.

В своем сообщении Хэю от 15 апреля посланник США в Колумбии Бопре[117] следующим образом характеризует отношение колумбийской прессы к договору: «Газеты полны резких статей, осуждающих договор… который они представляют как попытку сильной державы воспользоваться неблагоприятной обстановкой кризиса, переживаемого Колумбией, и за ничтожную сумму лишить ее одного из самых ценных источников богатства, имеющегося в мире»[118].

Между тем американская пресса всячески восхваляла договор Хэя—Эррана, изображая колумбийского президента Маррокина полновластным диктатором, полностью контролирующим положение в стране.

Выражалось мнение, что если колумбийский конгресс и будет критиковать договор, то только так, как это позволит Маррокин, что ратификация договора колумбийским сенатом — простая формальность, на которую потребуется немного времени.

24 января президент Рузвельт направил договор Хэя—Эррана на утверждение в сенат. 17 марта 1903 г. он был ратифицирован без поправок. 73 сенатора голосовали за ратификацию и только 5 — против.

В связи с ратификацией договора нью-йоркская газета «Сан» 19 марта 1903 г. писала в передовой статье, что «победа Панамы была одержана благодаря ее собственным достоинствам».

И далее:

«Получению этого счастливого результата способствовало много влиятельных лиц. Если бы нас попросили составить список основных факторов, то мы бы немедленно ответили: президент Рузвельт, государственный секретарь Хэй, почтенный М. А. Ханна, умение сенатора Спунера действовать верно и в подходящий момент, извержение Момотомбо и, наконец, последнее, но не менее важное, это участие бывшего главного инженера французской компании на перешейке г-на Филиппа Бюно-Варильи, который в течение всех переговоров проявил здравый смысл и был искренним представителем французских интересов, который в своем лице так блестяще продемонстрировал неиссякаемую энергию, которую некоторые лица привыкли считать исключительно американской»[119].

Между тем американский посланник в Боготе Бопре в своей телеграмме Хэю от 30 марта сообщил: «Несомненно, общественное мнение Колумбии настроено решительно против ратификации (договора. — С. Л), но, конечно, оно не является основным фактором, который бы влиял на законодательный орган… Французская компания Панамского канала решительно заинтересована в обеспечении ратификации конвенции, и ее влияние в этом направлении будет иметь большое значение»[120].

Бопре был прав, когда указывал на враждебность колумбийского общественного мнения, но он глубоко заблуждался, предполагая, что его можно игнорировать. Конец телеграммы показывает, что в этот период французская компания Панамского канала уже целиком стала на сторону США.

15 апреля Бопре информировал госдепартамент об усилении возмущения колумбийской общественности договором Хэя—Эррана. Посланник объяснял это тем, что в Колумбии была отменена цензура печати. Но в этом же сообщении он вынужден признать:

«Очевидным фактором является то, что если бы предлагаемая конвенция была представлена на свободное обсуждение народа, то она не была бы принята. При избрании конгресса, который вскоре соберется, несомненно, была использована система местных политических интриг. И тем не менее, если конгрессу в его нынешнем составе позволили бы свободно изъявить свою волю, я убежден, что конвенция не была бы ратифицирована».

Но посланника не смущает такое положение вещей. Бопре заканчивает телеграмму следующим: «Невозможно предсказать, что случится, но мне кажется определенным то, что если правительство (имеется в виду правительство США. — С. Г.) желает ратификации конвенции, то это будет сделано»[121]. То есть Бопре предлагает Соединенным Штатам оказать необходимое давление на Колумбию.

28 апреля 1903 г. Хэй послал своему посланнику в Боготе подробные инструкции, содержание которых состояло в следующем: не допускать переговоров между правительством Колумбии и компанией Панамского канала. Существующий договор между Колумбией и железнодорожной компанией Панамского канала не может помешать тому, чтобы последняя передала свои акции США. Колумбия неоднократно заявляла о своем согласии на продажу собственности и прав французской компании Панамского канала Соединенным Штатам. Вопрос о продаже является соглашением между двумя странами, и потому незачем вести переговоры с частными лицами ^[122].

Заранее договорившись обо всем с французской компанией, США требовали теперь, чтобы Колумбия не вступала в переговоры с ней. Колумбия была поставлена перед фактором: между США и французской компанией была заключена закулисная сделка. А инструкция Хэя означала по существу, что США уже взяли на себя защиту интересов французской компании Панамского канала.

Небезынтересно отметить, что инструкция, подписанная Хэем, была полностью составлена юрисконсультом французской компании Кромвелем. Последний впоследствии признавался: «Мы написали, по просьбе государственного секретаря, подробную ноту, в которой изложена вся история переговоров и аргументация, защищающая позицию Соединенных Штатов. Эту ноту государственный секретарь использовал как базу для своих официальных инструкций американскому посланнику (в Боготе. — С. Г.). Мы послали копию этих инструкций компании, которая выразила свое согласие с ними»[123].

Это признание Кромвеля очень важно, оно показывает методы американских дипломатов. В инструкции Хэя от 28 апреля говорилось, что Колумбия не должна вступать в переговоры с французской компанией, так как это — частная компания и нельзя допустить, чтобы она вмешивалась в переговоры между двумя странами. И именно эти инструкции посылаются французской компании на одобрение! Кроме того, признание Кромвеля показывает, что Хэй действовал по указке Уолл-стрита. Именно представитель крупнейших финансовых кругов Нью-Йорка, проводивших совместные операции с французской компанией, Кромвель составил эти инструкции, имевшие целью защитить интересы финансового капитала. Биограф Хэя Деннет, как и некоторые другие авторы, признает, что государственный секретарь находился в момент подписания под сильным влиянием Кромвеля ^[124].

В Боготе были уверены в том, что французская компания должна предварительно договориться с Колумбией о передаче своих прав США. Вскоре, когда стало очевидно, что США не позволят ведение таких переговоров, это усилило возмущение в стране против американских империалистов, стремившихся навязать грабительский договор. Теперь уже не было сомнений в том, что французская компания Панамского канала действовала в полном контакте и по указке из Вашингтона. На все запросы колумбийского правительства она отвечала молчанием. Представитель компании в Боготе уклонялся от ответа, ссылаясь на отсутствие инструкций. Из донесений Бопре в госдепартамент совершенно ясно, что этот представитель компании — Манчини был на службе у американцев в качестве осведомителя[125]. Кроме того, различные представители французской компании при посредничестве американцев вступили в контакт с панамскими сепаратистами.

В Колумбии все сильнее росла оппозиция договору Хэя—Эррана. 4 мая 1903 г. Бопре сообщал Хэю: «Оппозиция ратификации конвенции о канале усиливается… Пресса заполнена статьями, враждебными предлагаемому договору, а общественное мнение резко критически относится к его авторам, особенно к г-ну Эррану»[126].

7 мая в Боготе был издан указ о созыве колумбийского конгресса на 20 июня 1903 г. В тот же день Бопре телеграфировал Хэю, что он беседовал с «одним из самых способных и выдающихся колумбийцев»,[127] который сообщил ему, что договор будет ратифицирован, но после большой дискуссии. Через четыре дня Бопре вновь встретился с этим же человеком, который просил его информировать госдепартамент о том, что договор будет ратифицирован, если США заплатят больше денег. Но, хотя этот информатор американского представительства и занимал действительно видное положение в политической жизни Колумбии, однако на этот раз он не разобрался в обстановке.

Более точно отражал общественное мнение вновь избранный сенатор от департамента Панамы Хуан Перес-и-Сото, который в газете «Эль коррео насиональ» 11 мая 1903 г. писал: «Договор Эррана будет отвергнут, и отвергнут единодушно обеими палатами. Таково мое мнение, так как не может быть ни одного представителя народа, который поверит продавшимся людям, людям, осмелившимся нагло рекомендовать этот постыдный акт. Позор, нанесенный Эрраном имени Колумбии, никогда не будет смыт. Виселица была бы слабым наказанием для такого преступника»[128].

После появления статьи Переса-и-Сото Кромвель организовал широкую пропагандистскую компанию против Колумбии.

В начале июня муниципальный совет Панамы принял решение, требовавшее, чтобы национальный конгресс утвердил договор Хэя—Эррана. Любопытно, что совет состоял всего из 13 членов. Причем в него входили сын и зять Аранго, агента железнодорожной компании США. Председателем совета был Деметрио Брид, сотрудник газеты «Ля эстрелья де Панама», принадлежавшей США. Таким образом, обращение этого «совета» было продиктовано Вашингтоном.

И, несмотря на это, оппозиция американцам в Панаме со стороны честных патриотов все же была достаточно сильной.

9 июня 1903 г. Хэй прислал Бопре следующие инструкции, являющиеся ультиматумом для Колумбии:

«Колумбийское правительство, очевидно, не понимает всей серьезности обстановки. Переговоры о канале были начаты Колумбией, которая в течение нескольких лет торопила наше правительство с разрешением этого вопроса. Предложения Колумбии были, наконец, приняты нами с небольшими изменениями. В связи с этим соглашением наш конгресс пересмотрел свое прежнее решение и постановил принять панамское направление. Если Колумбия откажется сейчас от договора или затянет его ратификацию, то дружеское взаимопонимание между двумя странами будет настолько серьезно скомпрометировано, что в следующую зиму конгресс может принять такие шаги, о которых будет жалеть всякий друг Колумбии»[129].

Эти инструкции красноречиво подтверждают методы американской дипломатии. Они очень показательны по количеству ложных утверждений, содержащихся в них. Во-первых, переговоры были начаты не Колумбией, а Новой компанией Панамского канала, через Бюно-Варилью и Кромвеля, то есть инспирированы Соединенными Штатами. Во-вторых, если поправки к договору были лишь «незначительными изменениями», то почему же США так настаивали на их принятии? В-третьих, панамское направление было одобрено конгрессом потому, что оно было дешевле и более приемлемо в стратегическом и техническом отношениях.

Историк Майнер пишет по этому поводу: «…Заявление Хэя о том, что переговоры о канале «энергично навязывались американскому правительству в течение ряда лет», является не только не точным, но и совершенно противоречит фактам. Именно государственный департамент, подгоняемый Кромвелем, оказывал давление, в то время как Колумбия увертывалась и отчаянно искала всякие предлоги для затяжки»[130].

13 июня 1903 г. Бопре посетил министра иностранных дел Колумбии Рико и вручил ему заявление Хэя. На вопрос Рико, означало ли это заявление угрозу строить канал через Никарагуа или же применение США силы против Колумбии, Бопре ответил, что ему нечего добавить к сказанному[131].

Итак, перед открытием колумбийского конгресса Соединенные Штаты сделали все возможное, чтобы заставить колумбийских законодателей ратифицировать договор. Главным средством нажима была телеграмма Хэя от 9 июня. 13 июня Бюно-Варилья телеграфировал президенту Колумбии Маррокину, что если договор не будет ратифицирован, то Колумбия потеряет Панаму, так как последняя может стать независимой. Бюно угрожал Маррокину, что любое изменение договора будет равносильно отказу от него [132].

Другой агент госдепартамента и представитель американских банкиров Кромвель в тот же день (13 июня) совещался с Рузвельтом. После этого совещания Кромвель послал своего агента по печати Роджера Фариха-ма в редакцию газеты «Нью-Йорк уорлд» со статьей без подписи. Эта статья была опубликована «Нью-Йорк уорлд» 14 июня. В ней сообщалось: «Президент Рузвельт намерен строить канал через Панаму. Он не собирается вести переговоров о никарагуанском маршруте. Президент считает, что, так как Соединенные Штаты потратили миллионы долларов на выяснение более практического направления, поскольку три различных колумбийских посланника заявили о том, что их правительство готово пойти на любые уступки с целью сооружения канала, и были подписаны два договора, предоставляющие право пути через Панамский перешеек, то было бы несправедливо по отношению к Соединенным Штатам, если бы не был выбран самый лучший маршрут. Сообщения, получаемые ежедневно, указывают, что в Боготе наблюдается сильная оппозиция договору о канале. Провал договора возможен по двум причинам:

1. Из-за жадности колумбийского правительства, которое настаивает на значительном увеличении платы за собственность и концессию.

2. Из-за того, что некоторые группы дошли до сумасшествия по поводу мнимой потери суверенитета на земли, необходимые для постройки канала.

У нас имеется также информация о том, что департамент Панама готов отделиться от Колумбии и заключить договор о канале с Соединенными Штатами.

Департамент Панама отделится, если колумбийский конгресс откажется ратифицировать договор о канале… Говорят, что этот план легко осуществить, так как в департаменте Панама находится не более 100 колумбийских солдат.

После отделения граждане Панамы собираются заключить договор с Соединенными Штатами, предоставляя им абсолютный суверенитет над зоной канала… Цена и ежегодная рента увеличены не будут.

Говорят, что если договор не будет ратифицирован, президент Рузвельт решительно выступает за этот план. Договор 1846 года, которым Соединенные Штаты гарантировали суверенитет Колумбии над Панамским перешейком, рассматривается сейчас лишь как относящийся к иностранному вмешательству, а не к выступлениям жителей Панамы. Однако рассматривается вопрос о формальной денонсации договора 1846 года.

Известно, что, если необходимо будет получить территорию для канала, правительство поддержит мнение президента о признании Панамской республики. Президент консультировался лично и по телеграфу с сенаторами и получил от них единодушную поддержку…

Предполагается в течение разумного срока подождать действия со стороны колумбийского конгресса, который соберется 20 июня, и затем, если ничего не будет предпринято, — привести вышеизложенный план в действие.

Вильям Нельсон Кромвель… сегодня имел продолжительную беседу с президентом. По информации, которой располагает Кромвель, растет сильная оппозиция договору, но он все еще надеется, что договор будет ратифицирован»[133].

Эта статья является примером самого наглого политического шантажа. Она также ясно свидетельствует о том, что уже к началу июня правительство США разработало план «революции» в Панаме.

В день выхода в свет статьи ее автор писал государственному секретарю США, что «правительство Маррокина непопулярно и совершенно не пользуется доверием, что оно стало зависеть от конгресса, потеряло свою наступательность и боится свержения»[134]. Кромвель писал также, что Маррокин боится занять позицию, которую может не поддержать конгресс. Поэтому, если на правительство Маррокина не оказать давления, оно лишь направит договор в конгресс, но не одобрит и не рекомендует его, как оно собиралось это сделать раньше.

20 июня, в час дня, при большом количестве народа и в присутствии дипломатического корпуса открылся конгресс Колумбии, которому предстояло решить судьбу договора Хэя—Эррана. В своем послании конгрессу президент Маррокин заявлял, что он стоит перед дилеммой: либо пойти на ущемление суверенных прав страны и отказаться от определенных материальных выгод, либо твердо сохранять суверенитет и настаивать на необходимом возмещении. Решение этого вопроса Маррокин предоставлял конгрессу. Как видно из этого послания, президент начал отступать. Если 24 января 1903 г. в письме к Эррану он указывал, что подписание договора означает уже полдела, то теперь он возлагал всю ответственность на конгресс.

В день открытия конгресса американский посланник информировал свое правительство: «Как я и предсказывал, в обеих палатах конгресса имеется подавляющее большинство друзей правительства, и всякий законодательный акт может быть принят, если этого серьезно захочет правительство»[135].

Но Бопре ошибся. Возможности правительства были кажущимися. На первых же выборах руководства сената президентом его на месячный срок был избран генерал Хоакин Велес — ярый противник договора Хэя—Эррана. Уже 22 июня противники договора в конгрессе потребовали публикации договора и всех важных документов, касающихся переговоров. Правительство заявило, что оно не готово к публикации материалов Маррокин не представлял договора конгрессу, выжидая, по словам Бопре, когда съедутся все его сторонники, для того, чтобы действовать наверняка[136].

В секретном сообщении Хэю от 27 июня Бопре снова настаивает на том, что если Маррокин захочет, то договор будет ратифицирован [137]. Но и на этот раз посланник заблуждался.

30 июня состоялось закрытое заседание сената, на котором министр иностранных дел Рико зачитал ноту Хэя от 9 июня, вызвавшую бурю негодования. Сенаторы расценили ноту как угрозу колумбийскому суверенитету над Панамой.

Президент Маррокин, видя враждебное отношение конгресса к договору Хэя—Эррана, собрал во дворце совещание ведущих членов конгресса и долгое время уговаривал их ратифицировать договор. Однако он убедился, что даже среди его сторонников нет единодушия и что в конгрессе предстоит большая борьба вокруг договора.

В объяснительной записке к договору Рико указывал, что необходимость сооружения канала очевидна и колумбийское правительство решило добиться, чтобы канал проходил через его территорию. С этой целью в Вашингтон была послана специальная комиссия. Рико далее утверждал, что этот шаг колумбийское правительство сделало очень своевременно: США-де уже склонялись строить канал через Никарагуа, но колумбийский посланник изменил мнение правительства США и влиятельных кругов в пользу постройки канала через Панаму.

Не выражая мнения правительства, министр просил конгресс внимательно изучить этот вопрос с политической и экономической стороны. Он напомнил, что 25 апреля 1900 г. правительство дало Новой компании Панамского канала отсрочку на концессию до 31 октября 1910 г.

Такова была формальная позиция колумбийского правительства к моменту начала обсуждения договора в конгрессе.

Когда договор поступил в сенат, то выяснилось, что он подписан лишь Эрраном и не апробирован ни президентом, ни министром иностранных дел. Этот факт вызвал бурю возмущения. Две недели были целиком посвящены установлению, является ли такое поведение президента конституционным или нет.

Борьбу против правительства возглавил сенатор Каро, бывший президент Республики, выдвинувший в 1898 году Маррокина на пост вице-президента Колумбии. В блестящей, уничтожающей речи Каро назвал договор «ребенком без отца». Он считал, что президент должен был либо подписать договор, либо от него отказаться. Несмотря на резкую критику и требования сената о том, чтобы Маррокин высказал свое окончательное мнение о договоре, последний отказался это сделать. Вместо себя он направил в сенат Урибе.

2 июля группа сенаторов предложила следующую резолюцию: «Сенат воздерживается от обсуждения договора Хэя—Эррана, так как он не одобрен правительством. Решение сената базируется на следующих мотивах:

1) Обычной практикой правительства было одобрение конвенций и договоров перед тем, как они направлялись в конгресс. 2) Такая практика совершенно необходима, так как договоры являются актами правительства, а не его второстепенных агентов. 3) Правительство, с которым заключен этот договор, может усомниться в доброй воле Колумбии, отказавшейся подтвердить то, что ее правительство уполномочило сделать раньше в соответствии со своими инструкциями»[138].

Естественно, что это решение сената было вполне законным, так как ему нужно было окончательно выяснить мнение правительства и затем принимать решение, имеющее исключительное значение для будущего Колумбии.

10 июля Антонио Урибе выступил с пространной речью в защиту правительства. Он настаивал на том, что дискуссия идет не о содержании договора, но лишь о его форме, что США требуют не утверждения договора Маррокином, но ратификации конгрессом. Он утверждал, что апробация договора президентом фактически является формальностью. Закончил он свою речь заявлением, что если сенат будет заниматься обсуждением формы, то Колумбия будет выглядеть перед всем миром страной, управляемой не государственными деятелями, а кляузниками и крючкотворами[139].

Правительство учитывало оппозицию в конгрессе, но оно было уверено, что, в конце концов, договор будет принят.

9 июля Бопре передавал Хэю:

«NN (как позднее выяснилось, речь шла о генерале Рейесе, будущем президенте Колумбии. — С. Г.) просил меня передать Вам, что, по его. мнению, договор не может быть ратифицирован без двух поправок: к статье 1 надо добавить выплату десяти миллионов панамской компанией за право передачи и к статье 25 добавить увеличение суммы до пятнадцати миллионов. Он говорил, что с такими поправками договор будет ратифицирован немедленно. Конфиденциально просит узнать ваше мнение» [140].

Двумя днями позже Бопре доносил своему правительству: «Опасность состоит в затяжке, к которой стремится оппозиция. Я думаю, что решительное указание с Вашей стороны через колумбийского посланника или нашу миссию о том, что нужно избегать ненужной затяжки, окажется эффективным. В противном случае дебаты могут протянуться до сентября…»[141].

С 15 июля 1903 г. была прервана телеграфная связь Колумбии с США и Европой. Телеграфная связь осуществлялась через американскую компанию «Сентрал энд саус америкен телеграф компани», имевшую основную точку в тихоокеанском порту Колумбии Буэнавентуре. Мотивируя тем, что условия нового контракта с правительством Колумбии неудовлетворительны, компания закрыла свою контору в Буэнавентуре и тем самым прервала телеграфную связь. Однако срок старого контракта компании с Колумбией был установлен до 1904 года, и она не имела права прекращать свою работу. Следовательно, можно с уверенностью предположить, что телеграфная связь была прекращена по указанию госдепартамента в расчете на полную изоляцию Колумбии.

Через прессу, сенаторов и депутатов США делали все возможное для создания положительного отношения к договору. Об этом откровенно говорится в письме Бопре Хэю от 21 июля: «Я пытался не только быть в курсе всех событий, но и организовать благоприятное отношение к договору» [142].

31 июля сенатский комитет закончил изучение договора и 4 августа представил свой доклад и «проект закона о принятии договора с поправками к договору между Республикой Колумбией и Соединенными Штатами Америки для сооружения канала между Атлантическим и Тихим океанами». В нем содержалось 9 поправок к договору:

1) Из преамбулы договора нужно выкинуть ссылки на билль Спунера как не соответствующие пакту между двумя суверенными государствами.

2) Статья 1 договора должна ясно оговорить необходимость для компании по строительству канала и железнодорожной компании предварительной договоренности с Колумбией. Кроме того, все земли, находившиеся в аренде у компании по строительству канала, должны быть возвращены Колумбии.

3) Статьи 2 и 3 договора должны быть изменены таким образом, чтобы было совершенно ясно, что права, получаемые США в зоне канала, являются правами аренды, а не собственности.

4) Право, предоставленное США, использовать реки и озера, необходимые для снабжения канала, не должно быть исключительным.

5) Должна быть уточнена статья 7 о праве Колумбии взимать налоги в городах Панаме и Колоне.

6) Статья 13, предусматривающая создание судебных органов и действие законов США в зоне канала, должна быть исключена как противоречащая статье 10 колумбийской конституции.

7) Определение ущерба, нанесенного США частным лицам в связи с экспроприацией их земель для нужд канала, должно проводиться смешанной комиссией.

8) Должна быть введена статья, предусматривающая переход Колумбии всей собственности, если США не закончат постройку канала в установленный срок.

9) Следует точно указать, какой трибунал будет разбирать разногласия между США и Колумбией, которые могут возникнуть в связи с интерпретацией договора[143].

Поправки, представлявшие мнение большинства членов комиссии, были компромиссными и отражали стремление конгресса мирно разрешить вопрос о канале. Во всех отношениях они были законными и умеренными.

Американский посланник, испугавшись, что сенат может утвердить предложения комитета о поправках, 5 августа, не дожидаясь инструкций от госдепартамента, вручил министру иностранных дел Рико резкую ноту: «Мне кажется, что комитет либо недостаточно информирован о содержании моих нот от 24 апреля и 10 июля 1903 г., либо он не захотел придать этим заявлениям того значения, которое они заслуживают как определенное выражение мнения и намерений со стороны моего правительства.

Из них ясно, что одно лишь предложение комитета изменить статью 1 равносильно абсолютному отказу от договора. Я считаю своим долгом повторить мнение, которое я уже излагал ранее Вашему превосходительству, что мое правительство вообще не будет рассматривать или обсуждать такую поправку».

И далее:

«Я пользуюсь настоящим случаем, чтобы почтительно повторить то, что я ранее говорил Вашему превосходительству, что если Колумбия действительно желает сохранить нынешние дружественные отношения, существующие между двумя странами, и в то же время обеспечить себе исключительные выгоды, которые, несомненно, принесет сооружение канала на ее территории… то договор должен быть ратифицирован точно, в его нынешней форме, без каких бы то ни было изменений»[144].

В тот же день Бопре получил инструкции Хэя, датированные 31 июля. Они являлись полным подтверждением «метода действий» посланника. Отвергнув все возможные предложения, Хэй угрожал: «Колумбийское правительство и конгресс должны понять серьезную опасность отклонения договора»[145].

Получив телеграмму Хэя, посланник в тот же день, 5 августа, направил министру иностранных дел Колумбии вторую ноту, в которой заявил: «На основании документов, находящихся в руках моего правительства, я могу утверждать, что обстоятельства, при которых происходили переговоры о канале, таковы, что полностью дают США право рассматривать любое изменение статей договора как нарушение конвенции, — нарушение, которое вызовет исключительно большие затруднения в дружественных отношениях, существующих в настоящее время между двумя странами» [146].

Ноты США вызвали чувство недовольства в Колумбии и справедливо расценивались как угроза суверенитету, достоинству и независимости Республики.

Американский историк Майнер с горечью замечает: «Нет никакого оправдания неуклюжей и ложной тактике Бопре»¹. Это замечание Майнера очень показательно: многие американские историки лишь сожалеют по поводу грубой тактики, но в принципе не выступают против политики диктата.

После решений комитета стало совершенно очевидно, что без поправок договор Хэя—Эррана принят не будет.

12 августа состоялось заседание сената. Зал был переполнен. Около здания конгресса собралось много народа. После доклада комиссии разгорелись острые и продолжительные дебаты.

Глава оппозиции Каро внес проект закона об отказе от ратификации договора Хэя—Эррана:

«Учитывая:

1) что дипломатические переговоры, приведшие к заключению договора Хэя—Эррана, были начаты и проводились колумбийским правительством в обстановке гражданской войны в Колумбии, что договор был подписан указанным уполномоченным на основании приказа свыше, когда еще не закончилась война;

2) что, поскольку договор Хэя—Эррана касается выполнения строительных работ в больших размерах и постоянной оккупации части территории Колумбии концессионерами и так как последний не является юридическим лицом, чьи действия могут регулироваться гражданским правом и колумбийскими законами, а является суверенным политическим органом, то если бы конвенция была осуществлена, тогда образовались бы две власти: одна — национальная, другая — иностранная, что систематически приводило бы к коллизиям и насильно ограничило бы юрисдикцию колумбийской нации на ее собственной территории, — положение, несовместимое с конституционными законами и традиционной организацией Республики. И учитывая, что только конституционный орган… может одобрить международный договор,

постановляет:

Статья 1. Не утверждать представленный договор.

Статья 2. Настоящая декларация конгресса не означает какого-либо выпада против правительства Соединенных Штатов; наоборот, настоящим законом конгресс торжественно подтверждает чувства американского братства, вдохновляющие колумбийский народ, и уверенность в том, что дружественные и никогда не прерывавшиеся отношения, счастливо существующие между Колумбией и Соединенными Штатами Америки, будут неизменно существовать во все времена»[147].

Прения по проекту закона об отказе ратифицировать договор с США вылились в резкую и справедливую критику колумбийского правительства. Критика была единодушной.

Сенатор генерал Педро дель Оспина обвинил правительство и министра иностранных дел в том, что своими неправильными действиями они дали возможность США требовать безоговорочного принятия договора без поправок.

В 6 часов 30 минут вечера колумбийский сенат отверг договор Хэя—Эррана. Из 27 присутствующих сенаторов 24 голосовали против договора, 2 сенатора воздержались от голосования и 1 (Обальдия — сторонник сговора с США) отсутствовал.

Американский посланник в тот же день телеграфировал своему шефу, что отказ сената не окончательный.

В 9 часов вечера того же дня генерал Рейес посетил американского посланника и заявил ему, что голосование сената «было проведено в соответствии с планами правительства. Влиятельные сенаторы и граждане считают, что договор не может быть принят без поправок, но что в течение очень короткого срока в общественном мнении можно будет вызвать такую реакцию, которая позволит президенту вновь представить договор сенату и добиться его принятия без поправок» [148].

В этой же беседе Рейес просил Бопре предоставить ему две недели отсрочки для осуществления плана правительства. Таким образом правительство Колумбии собиралось обмануть свой народ в угоду американским империалистам. Но это оказалось невыполнимым делом.

Первые дни после решения сената не ратифицировать договор в некоторых кругах правительства Колумбии наблюдались смятение и растерянность. Этого, очевидно, было достаточно, чтобы Бопре сообщил 15 августа Хэю, что в связи с отрицательным решением сената наблюдается «обстановка почти истерической тревоги и неопределенности в Боготе относительно будущих шагов Соединенных Штатов»[149]. Между прочим, эта тревога объяснялась в основном тем, что американское представительство распускало провокационные слухи о том, что американские войска уже высадились в Панаме. Это вызвало беспокойство. Однако все передовые элементы горячо поддерживали решение сената. Печать Колумбии почти единодушно одобрила отказ сената принять ультиматум США.

Даже Бопре вынужден был сделать следующее признание: «На самом деле, договор как таковой не имеет активных сторонников или приверженцев, и если он вообще будет ратифицирован, то только благодаря сильной позиции, занятой США, и постоянным повторениям заявления о том, что от него зависит дружественное понимание между двумя странами»[150].

2 сентября новый сенатский комитет представил проект закона, по которому одобрялось решение сената и предоставлялось право президенту вести переговоры о новой конвенции на основе ряда условий: компания Панамской железной дороги может самостоятельно перепродать свою концессию при условии, что покупатель будет продолжать платить Колумбии ежегодную ренту в 250 тыс. долл., а с 1967 года передает Колумбии имущество компании. Новая компания Панамского канала также получала право продать свою концессию иностранному государству, но при этом она должна заплатить Колумбии 40 млн. долл.

При выполнении вышеуказанных условий президент Колумбии мог вступить в переговоры с США и предоставить в аренду зону шириной в 10 миль без городов Панамы и Колона. За эту концессию Колумбия должна получить 20 млн. долл, и до 1967 года ежегодную ренту в размере 150 тыс. долл., а с 1967 года — 400 тыс. долл. При каждом возобновлении договора ежегодная рента должна увеличиваться на 25 %. Договор должен обеспечить гарантию суверенитета Колумбии над зоной канала и всей Панамой, а также нейтрализацию канала.

Спорные вопросы между странами должны разрешаться третьей стороной.

Обсуждение этого закона сенатом задержалось в связи с серьезными внутриполитическими событиями.

30 августа Маррокин сменил губернаторов департаментов Боливара, Магдалены и Панамы. Губернатором Панамы был назначен личный друг президента и сторонник США Обальдия. Это вызвало протест в сенате. Некоторые сенаторы заявляли, что назначение Обальдии есть подготовка к отделению Панамы, так как, по свидетельству Бопре, он заявил, что если конгресс не утвердит договор с США, то Панама будет вправе объявить себя независимой. Возмущение было таким, что на сессии 10 сентября 1903 г. сенатор Перес-и-Сото предложил следующую резолюцию по поводу назначения Обальдии:

«Сенат Республики не может равнодушно относиться к назначению на пост губернатора департамента Панамы, которое он считает угрожающим безопасности Республики».[151]

Эта резолюция с небольшой поправкой была принята единогласно.

В соответствии с колумбийской конституцией всякий договор должен быть трижды обсужден конгрессом. Только после этого он считается одобренным. Поэтому 14 сентября проект договора с США, предложенный сенатским комитетом, 2 сентября был подвергнут первому обсуждению и одобрен. После этого был создан комитет для дополнительного изучения проекта и представления его для вторичного обсуждения.

Несмотря на все усилия американского посланника ускорить обсуждение договора, сенат начал изучать доклад комитета Кальдерона лишь 14 октября.

Небезынтересно отметить, что большинство сенаторов избегало встречи с Бопре, так как это компрометировало их в глазах колумбийского народа.

Бопре вынужден был признать: «Неоспоримым фактом является то, что большинство известных сенаторов избегали меня, боясь обвинений, связанных с тем, что Соединенные Штаты прибегают к подкупам… Г-н Энрике Кортес был одним из лиц, защищавших договор в газетных статьях. Только потому, что меня видели наносящим ему визит в его резиденции, на следующий же день его открыто обвинили в том, что он получает деньги от посланника Соединенных Штатов. Поэтому через моего зятя он передал мне, что он не сможет встречаться со мной и моей семьей так часто, как он хотел бы»[152].

14 октября в сенате был зачитан доклад сенатского комитета, возглавляемого Кальдероном, в котором излагалось мнение о том, что договор Хэя—Эррана фактически перестал существовать потому, что он был отвергнут решением сената от 12 августа, а также потому, что 22 сентября истек срок, предусмотренный в договоре для обмена ратификационными грамотами. Комитет отмечал, что в будущем всякий новый проект договора о канале должен быть ратифицирован несколькими конгрессами Колумбии.

В заключение комитет предлагал «отложить на неопределенное время обсуждение проекта закона, утверждающего отказ от договора. Правительству предоставляется право вести переговоры о сооружении межокеанского канала через Панамский перешеек»[153].

27 октября сенат начал обсуждать доклад комитета и 30 октября единодушно утвердил его предложение.

31 октября 1903 г. закончилась работа конгресса. Таким образом, осталось в силе решение конгресса от 12 августа об отказе ратифицировать договор Хэя—Эррана.

На следующий же день после окончания работы конгресса президент Колумбии обратился с воззванием к народу. Этот манифест был опубликован во всех газетах и расклеен по городу. В нем говорилось об усилиях правительства покончить с беспорядками в стране, о деятельности конгресса и необходимости сооружения канала через Панаму. В воззвании говорилось, что правительство решило возобновить переговоры с США и поручило своему поверенному в делах в Вашингтоне информировать об этом правительство США. Президент выражал надежду, что новый конгресс Колумбии утвердит будущий договор с США [154].

Большинство буржуазных историков утверждают, что договор сорвал президент Колумбии Маррокин: если бы он захотел, то добился бы желаемого. Такой точки зрения придерживался и Т. Рузвельт и его окружение. Рузвельт в своей автобиографии писал: «Президент Маррокин через своего посланника согласился в январе 1903 года на заключение договора Хэя—Эррана. Он располагал абсолютной властью неконституционного диктатора, чтобы быть в состоянии выполнить свое обещание или нарушить его. Он решил нарушить его. Чтобы найти себе оправдание за нарушение договора, он выработал план созыва конгресса специально для того, чтобы тот отказался ратифицировать договор о канале, что конгресс, состоявший из марионеток, и сделал, без единого голоса «за». Марионетки разъехались, не приняв решений по каким-либо другим вопросам»¹.

В 1904 году сенатор Депью (от штата Нью-Йорк) заявил о Маррокине: «Он… приказал провести выборы и созвал конгресс. Он располагал армией и абсолютной властью… Каждый здравомыслящий гражданин Колумбии знал, что Маррокину стоило лишь пошевелить пальцем и голосование за принятие договора было бы единодушным» ^[155].

И все же поведение Маррокина и его правительства в течение 1900–1903 годов свидетельствует о том, что они стремились заключить договор с США и делали все возможное, чтобы добиться его ратификации. И если им это не удалось, то только благодаря глубокому возмущению колумбийского народа, не желавшего торговать своей страной. Конгресс Колумбии, несмотря на то, что ряд сенаторов был тесно связан, с одной стороны, с правительством Колумбии, а с другой — с миссией США,, не мог не считаться с общественным мнением страны, которое решительно требовало отказа от позорного договора.

Рузвельт и многие американские историки пытались даже утверждать, что конгресс Колумбии не имел права отказаться ратифицировать договор, заключенный правительством.

В то же время сам Рузвельт в письме к Артуру Ли писал, что «ни один договор не является договором до тех пор, пока он не утвержден сенатом… Неважно, добрые ли намерения или злая воля влияют на утверждение или отказ от договора… По моему мнению, страна, несомненно, имеет право отказаться от договора торжественным и официальным образом на основании того, что она считает достаточным основанием, точно так же как она имеет право объявить войну другой стране…»[156].

Так, в 1901 году Рузвельт оправдывал решение американского конгресса, отказавшегося ратифицировать договор с великой державой — Англией, а в 1903 году он уже осуждал решение конгресса латиноамериканского государства. Как справедливо замечает биограф Рузвельта Прингл, «у Рузвельта было одно. правило при переговорах с первоклассными державами и другое — при переговорах со странами Латинской Америки»[157].

Буржуазная литература почти единодушна в утверждении, что Колумбия отказалась ратифицировать договор, надеясь выпросить у США большее денежное возмещение. Но ни в одном из выступлений в конгрессе или в опубликованных официальных документах колумбийского правительства нет даже и речи о «денежном давлении» на США.

Разумеется, Колумбия была заинтересована в получении от США более справедливого возмещения. Однако есть все основания утверждать, что желание получить большее возмещение от США не играло при обсуждении договора той основной роли, какую этому придают США.

Очень многие авторы заявляют, что Колумбия тянула с ратификацией договора, рассчитывая захватить имущество французской Панамской компании. Как известно, 31 октября 1904 г. срок концессии кончался. 23 апреля 1900 г. правительство Маррокина, искавшее денег для борьбы со своими противниками, без санкции конгресса продлило срок концессии еще на 6 лет (до 1910 года), получив за это 5 млн. фр. Общественное мнение Колумбии считало эту пролонгацию неконституционной.

Однако ни правительство, ни конгресс Колумбии не ставили по существу вопрос об отмене пролонгации концессии на сооружение канала. Но, если бы даже Колумбия отказалась от пролонгации концессии, тогда в руках Панамской компании остались бы почти все акции Панамской железной дороги и компания могла бы запретить постройку канала вблизи железной дороги. Кроме того, и это главное, компания потребовала бы у правительства Колумбии немедленного возвращения 5 млн. фр., уплаченных ею за пролонгацию договора. Финансовое положение Колумбии в этот период было тяжелым, она не могла и думать о возврате такой суммы.

Таким образом, и эта мотивировка отказа Колумбии от договора Хэя—Эррана является несостоятельной.

Распространенной точкой зрения о причине отказа Колумбии ратифицировать договор является также версия о давлении Германии, которая будто бы убедила Колумбию отказаться от договора. Однако нет ни одного факта, который бы позволил придти к выводу о том, что немцы действительно оказывали давление на Колумбию или поддерживали ее.

12 января 1903 г., то есть за 10 дней до подписания договора с Колумбией, Хэй поручил послу США в Берлине Тауэру «неофициально» выяснить, имеются ли основания верить слухам о том, что Новая компания Панамского канала получила предложение Германии о покупке ею права на канал за 40 млн. долл, и что германское правительство готово купить акции Колумбии в этом предприятии.

После тщательного выяснения вопроса Тауэр сообщил, что в этот период Германия на занималась вопросом о Панамском канале.

Далее. Выполняя указание госдепартамента, американский посланник в Колумбии на месте проводил тщательное выяснение вопроса о влиянии Германии.

Из частных источников Бопре узнал, что член сенатской комиссии по изучению договора Урикоеча обращался к германскому поверенному в делах в Боготе Грюнау с целью узнать, какова будет позиция берлинского правительства в случае осложнения вопроса о канале и, если договор Хэя—Эррана будет отвергнут, не захочет ли Германия помочь Колумбии в сооружении канала. Грюнау ответил, что у него нет инструкций по этому вопросу, но что ввиду желания его правительства сохранить дружеские отношения с США, по его мнению, Германия не будет принимать каких-либо мер в вопросе о канале.

После выяснения Бопре сообщал Хэю в июле 1903 года: «Иногда, на основании бесед с противниками, мне казалось, что действуют какие-то иностранные враждебные влияния, но я никогда не был уверен в этом. Если оппозиция идет из этого источника, то она слишком секретна, чтобы ее обнаружить, и потому не может быть слишком эффективной. В общем я считаю, что здесь не оказывается прямое враждебное влияние…»[158].

К вопросу о выяснении причин отказа Колумбии от договора неоднократно обращались исследователи, но никто из них не смог привести хотя бы незначительных доказательств влияния Германии.

Ряд современных американских авторов также признает, что предположение о наличии влияния Германии в Колумбии в период 1902–1903 годов не имеет под собой основания[159].

Истинные причины отказа Колумбии ратифицировать договор Хэя—Эррана были другие:

1) Договор фактически нарушал суверенитет Колумбии над Панамским перешейком и, таким образом, противоречил конституции.

Даже такой апологет Рузвельта, как его биограф Прингл, вынужден признать, что «договор внешне устанавливал суверенитет Колумбии над территорией канала, но в нем были такие условия, которые не могли быть охотно приняты ни одним свободным народом» [160].

Народ и передовые политические деятели страны требовали прекращения переговоров. С этим не могли не считаться правительство и конгресс Колумбии.

2) Вызывающее поведение американской дипломатии, непрерывные угрозы, нажим и подкуп — все это усиливало ненависть колумбийского народа к иноземным захватчикам.

Американские ноты свидетельствуют, во-первых, о полном игнорировании воли колумбийского народа или его представителей. Переписка показывает, во-вторых, твердое решение добиться ратификации договора «точно в той форме, в какой он находится, без каких-либо изменений»[161].

Возмущение приемами американской дипломатии оказало немаловажное влияние на решение колумбийского конгресса.

3) Наконец, неудовлетворительная денежная компенсация. Сумма, предложенная американцами (10 млн. долл.), была совершенно ничтожной. Что это именно так, видно из того простого факта, что уже первые десять лет эксплуатации Панамского канала принесли США более 100 млн. долл, дохода.